«Возвращение чудотворной» и другие рассказы Евфимия Монахиня
– Да, ты угадала. Я работаю в церкви. Вернее, несу послушание иподьякона в соборе. Хочешь пойти туда со мной?
Разумеется, она захотела. Не потому, что ее тянуло в храм. А просто из любопытства. Вдобавок, ей хотелось выяснить, какую выгоду можно извлечь из того, что Михаил связал свою судьбу с Церковью. Ведь не зря же говорят: с черной овцы – хоть шерсти клок. Наверняка церковные люди куда богаче пресловутых церковных мышей…
В ближайший выходной они с Михаилом спозаранку отправились в собор. Надо сказать, что Ольга чувствовала себя разведчицей, идущей на задание. Ведь, по настоянию мужа, ей пришлось вместо привычных джинсов надеть длинную юбку и спрятать волосы под темный платок. В итоге, взглянув в зеркало, она не узнала себя. Что ж, это лишний раз свидетельствовало – конспирация удалась. Кто теперь, взглянув на нее, догадается, что она идет в церковь в первый раз?
Несмотря на то, что уже через пятнадцать минут от начала службы у Ольги с непривычки заболели ноги, она мужественно выстояла всю воскресную Литургию, а также последовавшие за ней молебны и панихиду. За это время она бдительным оком медсестры успела заметить немало интересного и наводящего на размышления. Прежде всего – то, что собор был переполнен людьми. Они стояли так тесно друг к другу, что между ними, как говорится, некуда было яблоку упасть. Неудивительно, что к свечному ящику тянулась целая очередь, и свечи, иконки и крестики шли нарасхват. Но, самым главным из увиденного Ольгой были бородатые люди в длинных черных одеждах и с крестами на груди, которых прихожане называли батюшками и выказывали им величайшее почтение. Им низко кланялись, целовали руки, совали шоколадки, баночки с вареньями и соленьями, а иногда и купюры. И Ольга поняла: Церковь – это весьма доходное место. Вдобавок, гораздо более перспективное, чем институт, в котором когда-то работал ее муж. Вон, сколько церквей сейчас открывают по стране! А для того, чтобы в них служить, нужны священники… Не со стороны же их будут брать! Михаил работает в соборе. Значит, он имеет все шансы стать батюшкой. Точнее сказать, он должен стать им.
По дороге домой Михаил спросил Ольгу, понравилось ли ей в соборе. Разумеется, она сказала ему правду. Вернее, лишь ту ее частицу, которой она сочла возможным поделиться с мужем. Зачем посвящать его в свои планы? Еще, чего доброго, заартачится. Гораздо разумнее осуществить их исподволь, зато наверняка. Да, ей понравилось в храме. И она хочет побывать там еще раз. Мало того – креститься. Причем как можно скорее. А потом – и венчаться с Михаилом.
Эти слова привели ее мужа в восторг. Как же он рад, что теперь они будут не только супругами, но и единоверцами! Не иначе, как Господь внушил ей желание креститься, как в свое время – святой княгине Ольге, чье имя она носит!
Он радовался этому, как ребенок. Что до Ольги, то она всего лишь приступила к осуществлению плана, задуманного ею в то самое время, когда она стояла на той, судьбоносной для нее, Литургии.
Разумеется, первым делом она крестилась. Ведь это открывало ей путь в Церковь. Между прочим, Михаил позаботился о том, чтобы обставить ее крещение самым торжественным образом. Ее, жену соборного иподьякона, крестили не так, как прочих людей, скопом, собрав в притворе толпу народа разного пола и возраста: от истошно орущих младенцев до втихомолку ворчащих взрослых. Нет, ее крестили отдельно, в комнате наверху, где обычно происходили спевки церковного хора. Мало того, Михаил купил ей для этой цели специальную рубашку, а также маленький золотой крестик. И Таинство Крещения над Ольгой совершил сам настоятель собора, протоиерей Тихон, бездетный старик-вдовец, по-отечески, или скорее, по-дедовски благоволивший к молодому иподьякону, которого он называл не иначе, как Мишенькой. Так Ольга стала православной.
С тех пор она каждый выходной посещала собор. И даже прочла кое-какие из мужниных церковных книжек. Ведь если вера – дело выгодное, то отчего бы не уверовать? Постепенно она стала в храме своей, перезнакомившись со всеми матушками-попадьями и матушками-дьяконицами, с певчими, свечницами и даже с некоторыми из прихожанок. Общение с ними подтвердило ее догадку: к ней, жене иподьякона, относятся, как к будущей матушке. Оставалось лишь желать, чтобы это произошло поскорее. Что ж, Ольга всегда умела добиваться своего. Не проходило и дня, чтобы она не напоминала Михаилу: он должен подать епископу прошение о своем рукоположении в священный сан. Почему он медлит сделать это? Чего он ждет? Он что, хуже других? Или он намерен весь век проходить в служках? В то время, как другие, более практичные люди, поступают гораздо умнее и не упускают представившегося шанса… Капля камень долбит – в конце концов Михаил не выдержал, махнул рукой, написал требуемое прошение и снес его в епархиальное управление. На все воля Божия – лишь бы только жена оставила его в покое.
Новодевичий монастырь. Башни. 1926 г. Худ. Аполлинарий Васнецов
Однако тогдашний епископ Михайловский Паисий, будучи человеком старой закваски, вдобавок, духовно многоопытным архипастырем, придерживался мнения святого Апостола Павла о том, что иерей «…не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом» (1 Тим. 3,6). А Михаил крестился всего лишь полтора года тому назад… Поэтому мудрый Владыка положил его прошение под сукно, решив на некое время отложить рассмотрение оного. А там и вовсе забыл о нем.
Неизвестно, сколько еще пришлось бы Михаилу ходить в иподьяконах, а Ольге – донимать его требованиями напомнить епископу о поданном прошении. Но тут в дело вмешалось то ли Провидение, то ли просто случай. Владыка Паисий, возглавлявший Михайловскую кафедру вот уже одиннадцатый год, был перемещен с повышением в одну из южных епархий. А на смену ему в Михайловск приехал молодой, только что хиротонисанный епископ Максим, в недавнем прошлом – отец-эконом одной из известных и крупных мужских обителей.
Будучи человеком деловым, Владыка Максим сразу же по прибытии в свою епархию заявил, что намерен в самом скором времени возродить в ней Православие. И принялся за это благое дело самым энергичным образом. Первым делом он отправил за штат престарелого соборного настоятеля, протоиерея Тихона, который имел неосторожность в кругу своих посетовать: «зачем он в город наш приехал, зачем нарушил наш покой?», заменив его приехавшим вместе с ним иеромонахом Антонием. После этого Владыка Максим объехал вверенную ему епархию, ознакомившись с состоянием и жизнью всех тамошних приходов, и нашел их неудовлетворительными. За исключением лишь одного отдаленного прихода в захолустном городке Н-ске, где имелся даже не храм, а молитвенный дом, перестроенный из обычного одноэтажного деревянного дома и освященный в честь Праздника Покрова Пресвятой Богородицы. Тамошний настоятель, игумен Гермоген, к приезду высокого гостя успел обить его новой вагонкой и выкрасить в радующий глаз светло-зеленый цвет. В придачу же – разбить у входа несколько клумб и посадить там бархатцы, которые, по слухам, очень любил новый Владыка, а между клумбами поставить удобные скамеечки с резными спинками. В итоге церковный дворик приобрел очень нарядный вид, а предприимчивый священноинок удостоился архипастырской похвалы.
– Добре, пастырю благий и верный, вмале был еси верен, над многими тя поставлю, – пообещал довольный Владыка, покидая приход отца Гермогена. И действительно, в ту же неделю вызвал отца игумена в Михайловск и поставил настоятелем только что возвращенного Церкви пригородного Успенского монастыря, тем самым положив начало возрождению иноческой жизни во вверенной ему епархии.
Однако вскоре после этого в областной газете «Северная Звезда», а именно в недавно появившемся в ней разделе «Клир и мир», была опубликована статья под заглавием «Зарастает дорога к храму». В ней некий С. А. Громов горько сетовал на произвол церковников в лице епископа Максима, который лишил верующих города Н-ска их любимого отца Гермогена, сослав его в Успенский монастырь. И вот теперь дорога к местному храму обречена зарасти травой забвения, поскольку архиерей явно не собирается внять гласу безутешных прихожан, и вернуть им пастыря.
Ознакомившись с этой заметкой, Владыка Максим погрузился в раздумья. В самом деле, переводя отца Гермогена в Михайловск, он забыл назначить ему преемника. Чем не преминули воспользоваться враги Церкви в лице С. А. Громова, истолковав благое деяние епископа с точностью до наоборот. Требовалось срочно раз и навсегда заградить бездверные уста подобных борзописцев. Разумеется, не возвратив отца Гермогена в Н-ск, а прислав на его место нового батюшку. Вот только – где его взять?
Тут-то епископ и вспомнил об обнаруженном им среди бумаг Владыки Паисия прошении соборного иподьякона Михаила об его рукоположении в священный сан. В итоге уже на другой день тот сидел в кабинете архиерея.
Ввиду крайней занятости епископа, его беседа со ставленником была весьма краткой:
– Здоровы? Женаты? Венчаны? Тогда зайдите в канцелярию, возьмите допрос и присягу и отнесите духовнику. А сами готовьтесь. В это воскресенье я вас рукоположу.
Действительно, в воскресенье церковный хор уже пел Михаилу «аксиос». Так он стал диаконом, отцом Михаилом. А Ольга – матушкой-дьяконицей. Как же она радовалась своей победе! Не зная, сколько горькое разочарование ожидает ее в ближайшем будущем.
Дьяконское служение отца Михаила было недолгим. Спустя две недели епископ рукоположил его во иерея. Что до Ольги, то она теперь стояла в храме не среди простых прихожан и прихожанок, а, как жена священника, занимала почетное место на левом клиросе рядом с другими матушками. И вместе с ними во время Богослужений шепотом обсуждала обновки, покупки и всевозможные сплетни, на которые, как это известно всем, женский язык особенно горазд и падок. Разумеется, предметом сих сплетен была жизнь Михайловской епархии, иначе говоря: батюшек, матушек и даже самого епископа Максима. За этим увлекательным занятием они и коротали службу за службой… пока не грянул гром.
Едва новопоставленный иерей Михаил успел отслужить положенные сорок Литургий, как Владыка Максим снова призвал его к себе.
– Вот что, отче, – без обиняков заявил епископ. – Пришла пора тебе послужить Святой Матери-Церкви. Я подготовил указ о назначении тебя настоятелем в один из лучших храмов епархии.
И выдержав паузу, добавил:
– В Покровский храм города Н-ска.
Отец Михаил выслушал эту новость с покорностью агнца, ведомого на заклание. Надо сказать, что его куда больше страшила не перспектива ехать за тридевять земель в забытый Богом городишко, а бурная семейная сцена, которую ему устроит матушка Ольга, узнав о подобной «ссылке с повышением». Однако, какие бы громы и молнии ни обрушивала разъяренная попадья на голову своего безответного супруга, даже ей пришлось подчиниться владычней воле и отправиться вслед за мужем на его новое место служения, утешая себя мыслью – лучше быть супругой настоятеля в Н-ске, чем женой рядового священника в Михайловске…
И вот теперь они уже почти месяц жили… нет, прозябали в этом убогом городке, похожем скорее на деревню, чем на город. Поначалу отец Михаил радовался красоте окрестностей, экзотичности местного быта, незаменимыми атрибутами которого были русская печь, дрова, колодец со скрипучим воротом. Умиляло его и трогательное убожество Покровского храма, заставлявшее вспомнить о тех деревянных церковках, что в былые времена своими руками строили по Святой Руси удалившиеся от суетного мира искатели пустынного жития. Однако спустя неделю его восторги сменилась подавленным молчанием, а еще через неделю – горькими сетованиями.
– Представляешь, какое искушение! – жаловался вечерами отец Михаил своей хмурой супруге. – Вчера в храме мышь видели… Полы-то насквозь прогнили, вот она и вылезла… А если, не дай Бог, она на Престол заберется? Или Агнец[28] погрызет? Ума не приложу, что делать… А хор…ну, да ты сама слышала: тянут кто во что, невпопад. Аж слушать тошно! Разве от такого пения на молитву настроишься? А тут у нас что? Печи дымят, вода – в колодце, все удобства на дворе! Понятно, отец Гермоген – аскет, ему все это и ни к чему было…а нам-то за что такая кара! Да ведь еще налог епископу нужно заплатить! Знаешь, сколько? А вот сколько! Представляешь! А откуда взять такие деньги, если прихожан: раз-два и обчелся? И храм – не храм, а гнилая развалюха. Проще сломать да новый построить. Вот только где деньги взять?
– А зачем новый строить? – утешила его Ольга, успевшая за время пребывания в Н-ске обозреть его немногочисленные достопримечательности. – Проще старый вернуть, закрытый, который в центре города стоит. Вернули же Успенский монастырь… да разве только его! Вот и мы потребуем, чтобы нам это здание вернули. Место там бойкое: слева – администрация, справа – универмаг. Вернем его, отремонтируем – народ к нам валом повалит. Ну, а тебя за это епископ в город переведет. Мало ли там стариков-настоятелей? Засиделись… пора молодым место уступить.
– А-а что в том храме…ну, то есть в том здании сейчас находится? – поинтересовался отец Михаил.
– Да кто его знает? – ответила Ольга. – Не догадалась сразу посмотреть. Какие-то организации… Да ладно! Завтра схожу и выясню. Как говорится – утро вечера мудренее.
– Дай-то Бог! – воскликнул заметно воспрянувший духом отец Михаил.
Наутро Ольга отправилась на разведку. Спустя минут десять она уже стояла перед обшарпанным каменным зданием без крестов и куполов, с висящими у входа табличками: «Редакция газеты «Н-ский лесоруб», «Типография». «Н-ская городская библиотека». Так вот что за птицы обосновались под сводами поруганного храма!
Ольга распахнула недовольно скрипнувшую дверь. За ней обнаружился широкий коридор. А справа от него – лестница, ведущая куда-то наверх. Немного подумав, она решила начать осмотр здания с первого этажа. И медленно пошла вдоль по коридору, пока не остановилась перед белой дверью с табличкой «Библиотека». Немного постояв перед ней, она решительно, по-хозяйски взялась за дверную ручку и вошла внутрь.
Первое, что увидела Ольга, переступив порог библиотеки, был стеллаж прямо напротив входа. На нем красовалась броская надпись: «Наука и религия». А ниже, на стеллаже располагались книги и брошюры с говорящими сами за себя названиями: «Библия для верующих и неверующих», «Забавное Евангелие», «Катихизис без прикрас», «Как душу в плен берут», «Конец тихой обители». Подобное кощунство в стенах бывшего храма до глубины души возмутило Ольгу. Разве могла она, жена священника, оставить его безнаказанным?
– А что это тут у вас сплошное безбожие? – спросила она пожилую сухощавую библиотекаршу с гладко зачесанными и собранными сзади в пучок редкими седыми волосами, которая сидела за столом, уткнувшись в какую-то книжку.
– По-вашему, мракобесие лучше? – парировала та, строго взглянув на Ольгу сквозь круглые очки в металлической оправе.
– Вы должны уважать права и чувства верующих, – не сдавалась матушка, окончательно вошедшая в роль защитницы Православия. – Немедленно уберите это кощунство.
– Все останется так, как есть, – невозмутимо ответила седовласая дама. – Собственно, кто вы такая, чтобы мне указывать?
– К вашему сведению, я – матушка, – с торжеством объявила Ольга. – Жена отца Михаила.
– Ну, тогда и идите в свою церковь. Там и командуйте, – изрекла библиотекарша тоном директрисы школы, отчитывающей провинившуюся первоклашку. – А здесь директор – я. И пока я тут сижу, все будет по-моему.
– Так недолго вам здесь сидеть осталось! – выкрикнула Ольга, взбешенная столь неуважительным отношением к своей персоне. – Скоро вас всех отсюда выгонят! Храм должен быть домом молитвы! – весьма кстати вспомнились ей слова из Евангелия. – А вы сделали его вертепом разбойников!
И она выскочила из библиотеки, громко хлопнув дверью. Все-таки последнее слово в их споре осталось за ней!
Она не знала, что ее разговор с библиотекаршей происходил отнюдь не тет-а-тет, а при свидетелях. Вернее, при одном свидетеле. Им был высокий худощавый мужчина лет тридцати, который, сидя за уединенным журнальным столиком, полускрытым книжными полками, с нескрываемым интересом слушал словесную перепалку матушки-попадьи и старой коммунистки-библиотекарши. А по окончании ее криво усмехнулся и поспешил к своим, дабы сообщить им пренеприятное известие, суть коего выражалась грозным обещанием матушки Ольги: «скоро вас всех отсюда выгонят»! Ибо он был сотрудником местной газеты «Н-ский лесоруб» Сергеем Анатольевичем Громовым. Человеком, уже успевшим стяжать некоторую известность в церковных кругах Михайловской епархии…
…В помещении редакции «Н-ского лесоруба» царило необычайное оживление. Еще бы! Ведь в тихом Н-ске давно уже не происходило никаких событий. А тут, шутка ли, самый настоящий скандал!
– Что ты говоришь? Нет, что ты говоришь? – бурно жестикулируя, вопрошал редактор, Соломон Яковлевич Миркин, низкорослый, лысый, чрезвычайно живой, несмотря на свой почтенный возраст, старичок. – Так прямо и сказала: вас скоро всех отсюда выгонят? Вот ведь дела-то! Как говорится, не было печали… Значит, так и сказала? Ай-ай-ай…
– Да, именно так и сказала, – подтвердил Сергей Громов, чрезвычайно довольный тем, что оказался в центре всеобщего внимания. – Да еще и добавила: мол, превратили дом молитвы в разбойничий вертеп…
– Ишь ты! – восхитился Соломон Яковлевич, довольно потирая ручки. – Ишь ты! Вот это да! Библию цитирует… Это же надо же, а? Выходит, у нас завелся опасный идейный противник! «И что ж нам делать, как нам быть, как нам горю пособить?»
– А вот вы и придумайте, Соломон Яковлевич, – ответствовал корректор Николай Иванович, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть. Ведь он, как и прочие сотрудники редакции, прекрасно знал характер своего шефа. И хорошо понимал, что сейчас старый хитрец, притворно сетуя и вздыхая, продумывает в уме некую искусную комбинацию, способную свести на нет угрозы новоявленной противницы. – Чай, вы у нас… Соломон. Как говорится, имя обязывает…
– Что ж, будь по-вашему, – лукаво улыбнулся тезка и соплеменник премудрого царя. – Значит, она Библию вспомнила? Что ж, в таком случае будем бить врагов их же оружием. Вооружимся, так сказать, змеиной мудростью… Ну-ка, Сергей Анатольевич, ты у нас по части религии самый подкованный, тебе и вопрос. Скажи-ка мне: кого в раю змий искусил?
– Адама… – медленно произнес Громов, пытаясь разгадать тонкий намек коварного старика. И вдруг расхохотался. – А сначала – его жену Еву.
– То-то и оно, что сперва – Еву, – ответствовал главный редактор, явно довольный проницательностью младшего коллеги. – Эх, будь я лет на пять моложе, сам бы рискнул! Ан не судьба! Вдобавок, и внешность у меня… м-м-м… не славянская. А льва узнают по когтям… Так что тебе все карты в руки! Действуй… змий-искуситель!
…К полудню дождь наконец-то кончился. Правда, отец Михаил, отслужив Литургию, тут же уехал в дальнее село то ли крестить, то ли отпевать кого-то. Что до Ольги, то она решила сходить в магазин. Не столько за покупками, сколько просто чтобы скоротать время до приезда мужа.
Возвращаясь оттуда, она еще издали заметила незнакомца, неспешно и задумчиво прогуливающегося по тропинке возле храма. Кто он? И что ему тут нужно? Почему-то Ольге показалось, что она уже где-то видела этого человека… Причем совсем недавно. Хотя где именно? Нет, исключено. Этого не может быть. Она видит его впервые.
Как ни странно, незнакомец не обращал на нее внимания, словно был всецело погружен в собственные думы. И это позволило Ольге рассмотреть его получше. Статная фигура, черные волосы с легкой проседью, высокий лоб, нос с горбинкой. Интеллигентное лицо. Мало того – куда более красивое, чем у ее мужа. Но все-таки: кто он такой и что здесь делает? Впрочем, последнее можно угадать без труда: он пришел к ее мужу-священнику. Не к ней же…кому здесь есть дело до нее? Даже ее собственный супруг с утра до вечера то служит в храме, то мотается с требами по соседним селам, явно не торопясь домой. Так что она вынуждена коротать дни в одиночестве… хотя это куда лучше, чем точить лясы с прихожанками. Что общего у нее, матушки, жены настоятеля, с этими недалекими старухами, которых не интересует ничего, кроме сплетен?
Но тут незнакомец поднял голову. Глаза их встретились…
– Вы к отцу Михаилу? – спросила Ольга, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно строже. Какой у него странный взгляд! Проницательный и одновременно… ласковый. Когда-то ее муж тоже смотрел на нее так. Увы, это было слишком давно…
– Не совсем… – мягким баритоном произнес незнакомец.
– Тогда к кому же? – на сей раз в голосе Ольги слышалось откровенное любопытство.
– А разве душе, ищущей Бога, нужны посредники? – вопросом на вопрос ответил незнакомец. – Разве Господь не везде? И только книжники и фарисеи пытаются заменить живую веру мертвой буквой. В то время, как Христос учил совсем иначе. И за это они распяли Его. Как и поныне продолжают преследовать носителей живой веры и живой мысли… Всех тех, кто не таков, как они. Тех, кто чище, умнее, лучше их…
Ольга слушала его…и ей все больше казалось, что он говорит правду. В самом деле, почему епископ Максим послал их в это захолустье? Не потому ли, что они лучше, чище, умнее всех батюшек и матушек в Михайловской епархии? И именно поэтому оказались гонимы…
– Может, зайдем в дом? – предложила Ольга незнакомцу. В конце концов, что плохого в том, если они немного побеседуют вдвоем? Пока-то еще вернется ее муж! А ей так хочется излить кому-нибудь свою душу! За чаем их беседа приняла еще более задушевный характер:
– Я не понимаю, дорогая Ольга Алексеевна, как вы, такая молодая, красивая, образованная женщина, можете прозябать в этой жалкой глуши? – с искренним недоумением вопрошал гость. – Ведь вы же губите себя, моя милая, вы просто губите себя… Ольга с трудом сдерживала слезы. Разумеется, она все понимает… Но разве она оказалась здесь по своей воле?
– Видите ли, – промолвила она, украдкой смахивая слезу. – нас сюда направил епископ… Раньше мой муж был инженером, а потом захотел стать священником…
– О, как же я понимаю вас обоих! – сочувственно произнес незнакомец. – Духовно одаренные люди всегда вызывали неприязнь у погрязшей в консерватизме церковной иерархии. Лев Толстой, Коперник, Джордано Бруно…сколько великих умов прошлого и настоящего стали ее жертвами! Вот и вы тоже…
И тут Ольга не выдержала и, захлебываясь словами и слезами, принялась рассказывать участливому незнакомцу про то, как они с мужем (между прочим, в свое время он был многообещающим ученым!), страдают тут по вине епископа Максима. Им приходится колоть дрова, топить печи и ходить по воду на колодец. А в каком храме служит ее муж! Полы там гнилые, так что в алтарь забегают мыши. Хор поет настолько фальшиво, что просто уши вянут. Но этого мало! Они еще обязаны заплатить в епархиальное управление налог. А сумма его, между прочим, составляет… Где они возьмут такие большие деньги?
Незнакомец ласково коснулся рукой ее плеча:
– Понимаю, милая, понимаю. Я сразу почуял в вас родственную душу… Послушайте! Мы могли бы быть счастливы вместе. Если бы вы только согласились… Впрочем, не смею настаивать. Подумайте. И, если решитесь, найдите меня.
– Хорошо, я подумаю, – медленно ответила Ольга, несколько смущенная подобным предложением. – А-а…где вы живете? И, кстати, как вас зовут?
– «Что в имени тебе моем?..» – процитировал незнакомец. – Что ж, если вам угодно его знать, меня зовут Сергеем. Но лучше зовите меня просто Сережей. Кстати, отчего бы нам не перейти на «ты»? Не возражаете? Так вот, милая Оленька, я живу недалеко от магазина. Помните, там рядом стоит двухэтажный серый дом? Он еще немного покосился… Вот там, в третьей квартире, я и живу. Надумаете – приходите. А пока – позвольте откланяться. Но помните – я жду вас… До свидания!
После ухода Сергея Ольга еще долго не могла успокоиться. Как же он умен! Как красноречив! Как внимателен! Разве ее муж-тихоня способен сравниться с этим обаятельным красавцем? Разве он когда-нибудь говорил ей: «я почуял в вас родственную душу»?..
Увы, Ольга не догадывалась, что они с Сергеем и впрямь были весьма родственными душами…
Сергей Громов с детских лет усвоил: творцом своей судьбы является сам человек. И он привык оценивать все с позиций собственной выгоды. В конце концов, так поступают все люди. Правда, далеко не всем из них везет. Вот и ему, талантливому молодому журналисту, который год приходится торчать в этом убогом Н-ске, кропая статейки для захудалой газетенки. Видите ли, в редакции областной газеты находится место для всяких бездарей и недоучек, но не для него! Правда, в последнее время, после серии антиклерикальных статей, получивших широкий резонанс среди общественности Михайловской области, ему дали понять: еще один подобный материал, и он получит место в редакции «Северной Звезды». Однако легко сказать, да трудно сделать. Как говорится, нужны факты, причем как можно более скандальные. А где их взять в таком тихом омуте, как отдаленный тихий Н-ск?
И тут сама судьба послала ему эту дурынду-попадью. Ишь, как она разрюмилась, стоило ему изобразить из себя ее восторженного поклонника! Что ж, ему не впервой очаровывать глупых бабенок! Впрочем, эта являет собой весьма неприглядное сочетание редкостной дуры с редкостной стервой. Бр-р-р… Зато теперь у него в руках такие факты, что можно загодя собирать чемоданы: место в редакции областной газеты ему обеспечено. Остается лишь придумать, как назвать статью. «Откровения попадьи». Или «Тайны Михайловской епархии»? В любом случае скандал на всю область обеспечен. Как, впрочем, и место в «Северной Звезде». Что ж, он явится в Михайловск победителем. А там… со временем он найдет способ перебраться и в столицу. Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше… Чем он хуже других?
Три дня Ольга до головной боли раздумывала над предложением Сергея. И наконец, решилась. Он прав – оставаться в Н-ске значит губить себя. В конце концов, она оказалась здесь по вине мужа. Ведь не ее же сюда направил епископ. Михаил сам хотел стать священником… Что ж, в таком случае пусть он и остается здесь. Как говорится, за что боролся, на то и напоролся… А она не намерена преждевременно состариться в этом захолустье. Она вернется в Михайловск…вместе с Сергеем. Медсестры востребованы всегда, так что проблем с работой у нее не будет. Что до Сергея… Кстати, она совсем забыла поинтересоваться его профессией… Впрочем, разве это так важно? Главное – они с ним – родственные души. И он ждет, когда она подтвердит это, придя к нему.
Ее раздумья прервали шаги за окном. Это почтальон принес свежую газету. Сразу же по прибытии сюда отец Михаил выписал «Северную Звезду». Потому что так захотела Ольга. Это давало ей возможность узнавать областные новости. По этой причине она всегда начинала просматривать газету с последней страницы, где они обычно публиковались.
Но что это? Почти половину ее любимой страницы занимала статья, озаглавленная «Лицемеры в рясах». Внизу стояла подпись автора: С. А. Громов. Ольга недовольно поморщилась: опять какой-то продажный писака поливает грязью Церковь. Причем наверняка не просто лжет, но лжет нелепо, как это делают недалекие атеисты, путающие дьяка с дьяконом, а кадило – с паникадилом.
Однако, пробежав глазами статью, Ольга убедилась: С.А. Громов был на редкость хорошо осведомлен в церковных сплетнях, которыми еще месяц назад она сама обменивалась с матушками-попадьями и матушками-дьяконицами, стоя на левом клиросе собора. Он знал и о легендарных кутежах соборного протодьякона отца Павла в ресторане «Сполохи». И о таинственном исчезновении из кладбищенского Ильинского храма нескольких икон, подаренных туда прихожанами, которые вскоре с великим удивлением узрели свои пропавшие дары на полках антикварного магазина, куда их, по слухам, сдал сам отец настоятель. И о бурных сценах, которые устраивает соборному священнику отцу Николаю его ревнивая матушка, так что он уже собирается с горя податься в монахи … Досталось и прежнему епископу, Владыке Паисию, слывшему столь страстным любителем кошек, что, как поговаривали злые языки, он даже посетителей принимал, держа на коленях любимого персидского кота Барсика, и приставил к его персоне одного из своих иподьяконов. Однако все это было мелочью по сравнению с теми громами и молниями, которые автор статьи обрушивал на нового епископа, Владыку Максима:
«Этот служитель культа, из молодых, да ранних, отличается редкостным лицемерием, – писал С.А. Громов. – Едва прибыв во вверенную ему епархию, он во всеуслышание заявил, что намерен возродить в ней духовность. Вероятно, именно с этой целью он произвел рокировку среди местного духовенства, отправив в захолустье молодого соборного священника, отца Михаила Т., в прошлом известного ученого, и приблизив к себе недалеких личностей вроде игумена Гермогена, печально известного тем, что он привел вверенный ему храм в городе Н-ске в столь плачевное состояние, что там по алтарю прямо во время Богослужений разгуливают крысы. Между прочим, этот пастырь не имеет никакого духовного образования, и еще в недавнем прошлом работал комбайнером. Вероятно, именно поэтому он и угодил в фавор у епископа Максима. Ведь и сам Владыка горазд собирать урожай с приходов, облагая их непосильным налогом. Так, для Покровского храма города Н-ска эта сумма составляет… р. Или, по мнению епископа Максима, возрождение духовности состоит в собственном обогащении? В таком случае, ему стоит вспомнить слова Христа: „не можете служить Богу и маммоне“ (Мф. 6, 24)».
Ольга похолодела от ужаса. Потому что таинственный С.А. Громов знал на редкость много для атеиста. Более того – даже для церковного человека. Откуда он мог знать о прежней профессии ее мужа? А также о плачевном состоянии Покровского храма. Похоже, этого врага Церкви информировал кто-то «из своих». Но, самое главное – откуда он узнал точную сумму злополучного налога? Ведь это было известно лишь отцу Михаилу. И ей…
Она еще раз пробежала глазами фамилию и инициалы автора статьи. И содрогнулась от страшной догадки. «С.» наверняка значит «Сергей». Так вот, кем был ее участливый, сладкоречивый гость! Выходит, он лгал ей, называя милой Оленькой и предлагая руку и сердце! А она, как последняя дура, поверила ему. И разболтала то, о чем ей случайно проговорился муж. Он доверял ей. А она… выходит, она предала его! Впрочем, разве она сделала это только один раз?
Но наверняка все еще можно исправить. Разумеется, прежде всего она спрячет газету. Отец Михаил вернется с треб только под вечер. Значит, у нее есть время. Сейчас она пойдет к этому лживому писаке! Как-никак он сам разболтал ей, где живет. Что ж, сейчас выскажет этому обманщику в лицо все, что о нем думает! И заставит его написать в газету опровержение… Иначе! Иначе…
Он горько пожалеет о своем обмане!
Ольга вбежала в подъезд покосившегося серого домика. Вот она, квартира номер три. Она постучала. И, не услышав за дверью ни звука, изо всех сил забарабанила по ней кулаком. Никто не откликнулся. Тогда она принялась яростно колотить по содрогающейся двери обоими кулаками, пинать ее ногами… Он что, решил поиграть с нею в прятки? Не на ту напал! Пусть даже ей придется выломать дверь – она все равно доберется до этого подлеца!
Но тут за спиной Ольги раздался недовольный женский голос:
– Ты чего тут расшумелась? Тебе кого нужно?
Ольга обернулась и увидела неряшливо одетую мужеподобную женщину средних лет, от которой густо разило перегаром. Похоже, та была настроена весьма решительно в отношении незваной гостьи, посмевшей нарушить ее покой.
– Так кого тебе нужно-то? – переспросила та, с угрожающим видом перешагивая через порог.
– А-а… где Сережа? – испуганно пролепетала Ольга, пятясь к лестнице. – Ну, то есть Сергей…
– А ты кто ему будешь? – с нескрываемым презрением поинтересовалась женщина. – Очередная подружка, что ли? Если хочешь знать, дружок твой в Михайловск укатил. Что смотришь-то? Не сказал? Так я тебе это скажу. Я-то, в отличие от него, всегда правду говорю… Вчера собрал манатки и укатил. Еще похвастался, будто его там в какую-то газету работать взяли. Так что опоздала, детка! Раньше надо было думать-то…
Ольга не помнила, как дошла домой. Господи, что же ей теперь делать? Рассказать обо всем мужу? Но как она решится сделать это? Нет, лучше молчать. Может быть, все еще обойдется. В конце концов, никто не докажет, что именно она выболтала ушлому журналисту все известные ей церковные тайны. Ведь они беседовали наедине. Хотя… этот Сергей Громов из тех, кто ради красного словца не пожалеет и отца. Так что, если его призовут к ответу, он не пощадит ее. Собственно, он уже это сделал…
Ее размышления прервал телефонный звонок. Наверняка им звонят по поводу злополучной статьи… Но кто именно? И что ей делать? Снять трубку? Или пусть люди на другом конце провода сочтут, что их с мужем нет дома? По крайней мере, это на некоторое время отдалит развязку… А там она наверняка что-нибудь придумает. Ведь не зря же говорят: безвыходных положений не бывает. Вот и тут наверняка найдется какой-нибудь выход…
Прозвонив с полминуты, телефон наконец-то смолк. Однако на дворе послышались чьи-то шаги. Ольга метнулась к окну и облегченно вздохнула. Это вернулся домой отец Михаил. Ольга давно не видала своего мужа таким радостным. Впрочем, она сразу заметила, что ее супруг немного навеселе. После переезда в Н-ск такое с ним случалось все чаще и чаще: отец Михаил явно начинал спиваться…
– Ну, Оленька! – произнес он, едва переступив порог. – Кажется, Господь нас услышал. Освящал я сегодня дом у одного местного бизнесмена. У него под Н-ском свой лесопильный завод. А он за это пообещал, что когда нам старый храм вернут, поможет с ремонтом. Так что «с нами Бог, разумейте языцы и покоряйтеся: яко с нами Бог!» – пропел он, размахивая рукой на манер регента.
Увы, Ольга была не в силах разделить его радость. Пожалуй, впервые за полтора года, прошедшие со времени ее крещения, она искренне молилась Богу: «заступи, спаси, помилуй»! И в этот миг телефон зазвонил снова. Отец Михаил подошел к нему и снял трубку.
Ольга смотрела, как его лицо становится все более серьезным. Кажется, он что-то произнес… повесил трубку. Неужели это конец?
Отец Михаил резко обернулся к ней:
– Это звонил отец секретарь. Меня вызывает епископ. Срочно. Ума не приложу, что могло случиться… Завтра после Литургии я поеду к нему. Пожалуйста, погладь мой парадный подрясник. Оля, Оля, ты меня слышишь? Что с тобой, Оля?!
Перед рассветом
тец Андрей медленно шел по безлюдному двору Н-ского женского монастыря и вслушивался в царящую вокруг тишину. Хотя это была отнюдь не полная тишина. Ее нарушали щебетание ранних птиц и шум деревьев, что росли возле храмов и монастырских корпусов. А вот в пруду, который он только что миновал, вдруг плеснула вода… Наверное, это рыба, которой наскучило шумное общество ей подобных, решила хоть миг, да побыть в одиночестве, глотнуть еще по-ночному прохладного воздуха, посмотреть на небо и тоже послушать тишину…
Впрочем, отец Андрей вовремя пресек полет своей разыгравшейся фантазии. В самом деле – что за нелепость: разве какая-то там рыба может страдать от невозможности побыть одной? Это удел лишь людей. Пусть другие твердят о пресловутой «роскоши человеческого общения». А ему сия роскошь опостылела. Потому-то он так рад сейчас идти по двору еще погруженной в сон обители. Можно было уехать отсюда еще вчера вечером. Ведь монастырский священник, отец Стефан, попросивший отца Андрея заменить его на день, уже вернулся из города, куда ездил по каким-то неотложным делам. И сегодняшнюю Литургию он будет служить сам. Так что отца Андрея ничто тут не задерживало. Но все-таки он решил повременить с возвращением домой и остался в монастыре на ночь. Именно ради возможности насладиться предрассветной тишиной и одиночеством. Такого счастья ему не выпадало давным-давно…
Новодевичий монастырь. 1890 г. Худ. Алексей Саврасов
Отец Андрей служил священником уже почти четверть века. Он пришел в Церковь в тот переломный 1988 год, когда казалось, будто вернулись времена князя Владимира Святого, тысячу лет тому назад крестившего Русь. Тогда многие люди, отродясь не слышавшие ни о Боге, ни о вере, вдруг с изумлением узнали, что рядом с ними существует целый мир, о существовании которого они даже не подозревали – мир Православия. И, что таить, многие из нас в те годы впервые ступили на пресловутую дорогу к храму просто из желания поглядеть – каков он, этот загадочный мир? Именно так и произошло с врачом Андреем С-вым, ныне – иереем Андреем. Впервые придя в церковь из любопытства, он остался в Церкви навсегда.
Надо сказать, что в тогда в провинциальных храмах было еще не так много молодежи. Поэтому в Христорождественском соборе, куда повадился ходить Андрей, его появление не прошло незамеченным. Вдобавок настоятель, отец Максим, сразу узнал в юном прихожанине врача из того самого терапевтического отделения, где он два раза в год, а в последнее время и чаще, лечил свою стенокардию. Кто из пациентов не любил интеллигентного, участливого молодого доктора, лишь год назад окончившего мединститут и еще не успевшего озлобиться и заменить служение больным на обслуживание оных? Но отец Максим не зря слыл человеком дальновидным. И орлиным оком умудренного житейским и духовным опытом протоиерея он прозревал за шумихой юбилейных торжеств по случаю 1000-летия Крещения Руси открытие новых приходов, возвращение когда-то отнятых храмов и постройку новых… иначе говоря, то обилие жатвы при малочисленности делателей, о котором некогда говорил Своим ученикам Спаситель (Мф. 9, 37)… Неудивительно, что приложил все усилия, дабы убедить врача Андрея Ивановича С-ва стать из врача телесного – врачом духовным. То есть священником.
Отец Максим добился своего. Спустя три года после прихода Андрея в Христорождественский собор тамошний хор пропел ему аксиос. Возможно, его рукоположили бы и раньше. Если бы не проблема выбора спутницы жизни, которая встает перед многими будущими батюшками. Ведь не зря говорится: жениться – раз, а после плакаться – век… Увы, скромность Андрея сыграла с ним дурную шутку: за два с лишним года пребывания в Церкви он так и не успел приглядеть себе невесту среди молоденьких прихожанок. Но в то же время наотрез отказывался от монашеского пострига и заманчивой перспективы отправиться возрождать недавно открытый в двух днях езды от города мужской монастырь, а впоследствии – и возглавить его. Оставался еще целибат… Однако отец Максим при одном упоминании о нем презрительно фыркал и ехидно шипел: «целибат – цель на баб»[29]… В итоге старому протоиерею пришлось не только воцерковлять, но еще и женить свое по-интеллигентски робкое и нерешительное духовное чадо. После долгих поисков на соседних приходах он нашел Андрею невесту: набожную, хозяйственную девицу, которая просто горела желанием выйти замуж за будущего батюшку.
А затем сам обвенчал их. Потом Андрея рукоположили: сперва во диакона, а через три месяца – во иерея. И оставили служить в городе, в кладбищенском Ильинском храме, где как раз в это время освободилось место второго священника.
Вскоре прихожане полюбили отца Андрея так же, как когда-то пациенты. Тем более, что, надев вместо белого халата черную рясу и сменив больницу на «духовную врачебницу» – Церковь, в душе он оставался все тем же добрым, участливым доктором Андреем С-вым. Цветы тянутся к солнцу, а люди – друг к другу. Вот и к отцу Андрею за советом, за беседой, да и просто за добрым словом, потянулись, пошли, повалили прихожане, а особенно – прихожанки Ильинского храма: от старушек до юных девушек. А со временем по всему городу прошла молва об обходительном, участливом батюшке… мог ли он знать, какой бедой все это кончится для него? Однако именно так и случилось.
Сперва отца Андрея вдруг возненавидел настоятель Ильинской церкви, отец Петр. Не проходило и дня, чтобы он чем-нибудь не обидел молодого священника. Он изводил его выговорами и оскорблениями. Причем делал это не с глазу на глаз, а прилюдно. Казалось, ему доставляло особое удовольствие распекать своего младшего собрата по сану именно при свидетелях. Конечно, отец Андрей хорошо знал – его настоятель слывет человеком «нравным». И ему не раз доводилось утешать прихожанок, которые плакались на суровость, а подчас даже грубость отца Петра. Но одно дело – слышать о чьих-то грубых выходках. И совсем другое – терпеть их самому… Разумеется, он помнил заповедь Спасителя: «любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих и гонящих вас…» (Мф. 5, 44). Вдобавок знал многочисленные примеры из патериков и житий святых, когда подобное поведение смягчало сердца даже самых жестоких людей. Но, чем больше добра он старался делать отцу Петру, тем сильнее ярился настоятель. И отец Андрей никак не мог понять – почему?
А потом в епархиальное управление поступил донос на него. После чего – еще и еще один… Затем матушка начала устраивать ему скандалы, обвиняя в том, что он будто бы тайно изменяет ей с молодыми прихожанками, да только шила в мешке не утаишь, люди-то все примечают и потом ей рассказывают… Отцу Андрею приходилось оправдываться и объясняться перед супругой и перед епископом, и ломать голову над тем, кому и зачем вздумалось клеветать на него. Как же тяжело было ему тогда! Каким одиноким и беспомощным он чувствовал себя в ту пору! Тем более, что именно в это время внезапно умер его духовный отец, старый мудрый протоиерей Максим. И теперь некому было поддержать и утешить несчастного и осиротевшего отца Андрея… Разумеется, он молился Господу о помощи и укреплении. Но его молитвы отчего-то оставались неуслышанными. Так что ему не раз казалось – Бог оставил его.
И у него просто не было, не оставалось иного выхода…
Отец Андрей мотнул седеющей головой, словно силясь отогнать от себя горькие воспоминания. Пожалуй, ему все-таки пора возвращаться в город. Сейчас он подойдет к дверям монастырского храма, помолится и поедет домой. Ведь там, как говорится, и стены греют. Только эта поговорка сложена не про его дом… Потому что все двадцать пять лет, что он прожил со своей матушкой Ольгой, между ними не было ни любви, ни согласия. Впрочем, разве их соединила любовь? Ему перед рукоположением требовалось жениться. А ей хотелось непременно стать женой батюшки. Стерпится – слюбится – убеждал его отец Максим перед венчанием. Да, со временем они с матушкой и впрямь притерпелись друг к другу. Но все же так и не смогли друг друга полюбить. А что может быть горше и постылее жизни без любви? Почему-то отцу Андрею пришли на ум читанные где-то строки: «…горше смерть лишь мало»[30]. Увы, это было правдой…
…Подходя к храму, отец Андрей увидел, как навстречу ему от келейного корпуса идет какая-то женщина в черном платке и выцветшем подряснике с надетой поверх него серой стеганой безрукавкой. Судя по всему, то была одна из здешних послушниц. В руке у нее позвякивала связка ключей. Поравнявшись с отцом Андреем, послушница низко поклонилась священнику:
– Благословите, батюшка! – смиренно произнесла она.
– Бог благословит, – безучастным тоном ответствовал отец Андрей.
Женщина вздрогнула и подняла на него глаза…
– Ой, батюшка, неужели это вы?! – в ее голосе слышалась нескрываемая радость. – Вы меня помните, батюшка?
Отец Андрей с недоумением смотрел на послушницу. Она была ему совершенно незнакома. Впрочем, даже если они и впрямь где-то и встречались, с какой стати он должен ее помнить? Как говорится, всех не упомнишь… Тогда почему же она запомнила его? Хотя не все ли равно? Это всего лишь случайная, ничего не значащая встреча. По крайней мере – для него.
Однако послушница, похоже, считала иначе.
– Вот ведь чудо-то! – ликовала она. – Сподобил Господь с вами встретиться! Ведь я так вас хотела видеть, батюшка, так хотела! Я же вам так благодарна!
– Простите, матушка, – оборвал ее священник, которого начинала раздражать навязчивость послушницы. – Но вы, наверное, принимаете меня за кого-то другого. Я вас впервые вижу.
– Так я ж у вас, батюшка, всего один раз и была! – согласилась та. – Да только вы мне такой совет дали… такой совет… спаси вас Господь!
– Какой такой совет? – удивился отец Андрей. Ибо он уже почти четверть века не давал никому советов. По крайней мере, таких, за которые его стоило бы благодарить. Или эта женщина знала его в ту невозвратную пору, когда он был еще молодым, участливым священником, искренне болевшим душой за своих духовных чад? Но ведь это было так давно, так давно…
– Да разве вы не помните, батюшка? – удивилась послушница. – Я еще тогда к вам пришла… муж у меня попивать начал. Вот я и надумала спросить у вас совета, что мне делать. А вы и говорите, мол, терпи и молись. Вот я все и терпела, и молилась… спаси вас Господь, батюшка!
Лишь теперь отец Андрей понял, откуда эта женщина знает его, и кто она сама. Судя по всему, то была одна из тех бесчисленных прихожанок и «захожанок», что ходят из храма в храм не столько ради того, чтобы помолиться, сколько для того, чтобы поплакаться очередному батюшке на свои семейные проблемы, в которых по большей части виноваты они сами. И чают получить от него такой совет, от которого их жизнь, словно по волшебству, сразу изменится к лучшему. Так что их мужья с сыновьями сразу же бросят пить, невестки станут ласковыми и почтительными, дочери не будут чураться матери, а все они вместе начнут жить в любви и счастье, во благочестии и чистоте… Когда-то отец Андрей и впрямь пытался разобраться в этих запутанных житейских историях. Но потом махнул рукой на чужие проблемы. Не до них – решить бы свои! Его стало раздражать нытье женщин, никак не желающих понять: веди они себя хоть немного добрее и смиреннее по отношению своим домашним, в их семьях давно бы царили мир и согласие. И, стремясь отвадить от себя всех этих плакальщиц и жалобщиц, он, не вдаваясь в лишние разговоры и рассуждения, давал всем им один и тот же совет: «терпи и молись». Впрочем, это было как раз то, что им требовалось: терпеть и молиться, молиться и терпеливо нести дальше крест семейной жизни. А там – как Господь даст…
– Да, батюшка, я все так и сделала, как вы мне посоветовали, – продолжала рассказывать послушница. – Как пришла из церкви, первым делом лампадку зажгла и давай молиться. А тут и муж с работы приходит, опять навеселе, и спрашивает меня: «ты это тут такое затеяла?» Я ему и говорю: за тебя, пьяницу, молюсь, как мне батюшка велел. Тут он как закричит: «какой я тебе пьяница? Мало ли что там твои попы говорят! Небось сами, так пьют, а мне, значит, и выпить нельзя?» Вот ведь, батюшка, как враг-то молитве противится! С тех пор и пошло: как увидит, что я молюсь, так сразу давай браниться! Ты, мол, дура богомольная, все шастаешь по своим церквям, а дома дел невпроворот… хоть бы рубашку мне зашила, который день с дыркой на рукаве хожу! А я ему: ты бы не о рубашке рваной, а о своей душе подумал! Душа-то у тебя вся в грехах, как свинья в грязи. Сходил бы в храм, исповедался, причастился, с батюшкой побеседовал, глядишь, и стал бы человеком. Да только он ни в какую.
Едва заговорю о Боге да о душе – он только что с кулаками на меня не кидается. А пить еще больше стал. Долго я его терпела…да все-таки не стерпела – подала на развод. И вот уже третий год, как тут живу. А здесь так хорошо, так спокойно, так душеспасительно – прямо как в раю!
– А с мужем вашим что стало? – отец Андрей и сам не понимал, отчего ему вдруг вздумалось задать этот вопрос.
– Да кто его знает! – ответила женщина. – Я о нем и вспоминать не хочу. Спился, наверное. Что ж, сам и виноват. Не зря говорят: грехи любезны доводят до бездны… Туда ему и дорога, безбожнику! Да какой он мне муж? Мы же с ним не венчаны были, а только в ЗАГСе расписывались. Разве ж это брак был? Грех один…
– А как звали вашего мужа? – поинтересовался отец Андрей.
– Ванькой… – неохотно произнесла послушница. – Ох, простите, батюшка, мне в храм пора. А то скоро служба начнется, а ничего еще не готово. Помолитесь за грешную инокиню Елизавету. Это меня теперь так зовут. Спаси вас Господь, батюшка!
Она открыла дверь храма и скрылась внутри. После чего вокруг снова воцарились тишина и спокойствие. Неспокойно было лишь на душе у отца Андрея. Он чувствовал себя виноватым: перед этой женщиной, перед ее мужем, перед Богом.
Господь не только призвал его к Себе. Но и поставил пастырем Своего словесного стада, наделив великой властью связывать и разрешать (Мф. 16, 19). Но одновременно – и великой ответственностью за души своих духовных детей. Увы, затравленный доносами, уставший от скандалов матушки и грубых выходок настоятеля, отец Андрей забыл об этом. Ему хотелось лишь одного – чтобы ЕГО оставили в покое. Ради этого он из доброго, участливого пастыря превратился в равнодушного требоисполнителя. После чего доносы вдруг словно сами собой прекратились, матушка угомонилась, а отец Петр, мало того, что перестал бранить его, но иногда даже похваливал. Он наслаждался обретенным покоем, не задумываясь, какой ценой заплатил за него. Лишь сейчас, в свете занимающейся зари, ему открылась страшная правда… «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром» (Рим. 12, 21) – заповедал некогда Святой Апостол Павел. Но он смалодушествовал, позволив злу победить себя… И из созидателя и устроителя людских душ и судеб стал их разрушителем. Что же теперь ему делать? Как жить дальше? Как исправить совершенное им зло?
Впрочем…стоит ли это делать? Ведь он уже немолод. В его годы поздно начинать жизнь сначала. Вдобавок он слишком дорожит своим выстраданным покоем, чтобы по доброй воле расстаться с ним. Да и ради кого? Ради глупых баб, которые, сколько ни учатся благочестию, тем не менее никак не способны «дойти до познания истины» (2 Тим. 3,7)? Разве они достойны такой жертвы?.. Опять же – Господь Сердцеведец приемлет не только благие дела, но даже благие намерения…
Отец Андрей еще немного постоял на пороге храма, словно раздумывая, не войти ли внутрь. А потом торопливо перекрестился и быстро зашагал, почти побежал к монастырским воротам, словно надеясь убежать от себя самого…
Мы выбираем, нас выбирают…
Человек ходит, а Бог его водит.
Пословица
Рассказ священника
Не раз спрашивали меня духовные дети: – А правда ли, отец Иоанн, что прежде вы были военным?
– Правда, – отвечаю. Хотя, по правде говоря, не по нраву мне их любопытство. Да, был я прежде военным… уволен в запас в звании полковника войск ПВО. А теперь несу я иную службу – у алтаря Господня. С прежней же жизнью расстался навеки, когда монашеский постриг принял. Стоит ли былое вспоминать? Былое быльем поросло…
Однако они, похоже, на этот счет иное мнение имеют:
– Тогда как же, – любопытствуют, – вы потом батюшкой стали?
Да, чада мои духовные, и задали же вы мне вопрос – сразу не ответишь… Ведь, по правде говоря, скажи мне кто-нибудь еще лет десять назад – мол, быть вам, товарищ полковник, иеромонахом – я бы счел это за шутку. А именно так и случилось. Так что, пожалуй, все-таки стоит мне вам рассказать о том, как я стал священником… а уж выводы делайте сами.
Надо вам сказать, что о Боге я впервые услышал куда позднее, чем вы – уже будучи взрослым, пожалуй даже немолодым человеком. Да и откуда мне было о Нем узнать? Ведь родился я в середине теперь уже прошлого, двадцатого века. А тогда ни дома, ни в школе людям о вере ничего не рассказывали. Если же и говорили, так только то, будто религию выдумали всякие жрецы и эксплуататоры, чтобы обманом держать людей в подчинении и в страхе. А наука, мол, доказывает, что никакого Бога на самом деле нет. И потому верить в Него могут только дикари да неграмотные старухи. А современный образованный человек верит в науку, в победу коммунизма, в светлое будущее… короче, во что угодно, кроме Бога. Вот и мой покойный отец тоже верил… верил в то, что его дети должны жить лучше, чем он сам. И самым лучшим будущим для меня, своего единственного сына, считал военную карьеру. Тем более, что и сам он в молодости служил в войсках противовоздушной обороны. А его старший брат занимал в Москве, в генштабе, весьма важный пост, и мог составить мне протекцию. В итоге по настоянию отца поступил я в Ленинградское военное училище, а по окончании его, с помощью своего высокопоставленного дяди, получил у себя на родине, в городе Михайловске, место при тамошнем штабе войск ПВО. С женитьбой не спешил… когда же холостяцкая офицерская жизнь мне наскучила, нашел я себе невесту, первую городскую красавицу (звали ее Инной), и вскоре уже вел ее в ЗАГС. А через год после этого родился у нас сынишка. Я его в честь дяди Михаилом назвал. На редкость смышленый уродился парнишка, и такой непоседа… весь в меня. Как же я его любил, своего Мишку-сынишку! Только он мне однажды так подкузьмил, так подкузьмил… что вся моя штабная карьера оборвалась в одночасье.
Как-то ночью просыпаюсь я от стука в дверь. Что такое? Кому еще там не спится? Кто там по ночам колобродит, людям спать не дает? Может, это опять сосед спьяну дверь перепутал? Встать, что ли, да сказать ему, что не в ту квартиру ломится? Или сам как-нибудь разберется? Лежу, прислушиваюсь. А стук все сильней и сильней – того и гляди, жена с Мишкой проснутся… Встал я, прошлепал к двери.
– Кто там? – спрашиваю. – Сдурели вы, что ли? Ночь на дворе. А ну, уходите отсюда…
А мне из-за двери в ответ:
– Игорь Сергеевич, собирайтесь! Вас в штаб вызывают! Срочно!
Да что же у них там случилось? К чему такая спешка? Собрался я, выбегаю из подъезда, а внизу меня уже служебный УАЗик ждет. Так что уже через пять минут, ровно в час ночи, был я в штабе…и получал нагоняй от своего начальника, генерала Бурмагина.
Христос. 1884 г. Худ. Илья Репин
Поскольку, сам того не ведая, сорвал проверку оперативности реагирования офицерского состава местных войск ПВО. Проще говоря, показательные учения, которые устроили специально приехавшие для этого проверяющие из Москвы.
Здесь придется объяснить вам, что у каждого из нас, штабных офицеров, дома имелось специальное вызывное устройство. С виду оно похоже на обычный радиоприемник, вроде тех, что стоят у кое-кого из вас на кухнях: пластмассовое, спереди белое, а сзади розовое. Только, в отличие от радиоприемника, который включается в розетку, это устройство работает на батарейках. В случае тревоги оно издает особый сигнал, и тогда мы должны немедленно прибыть в штаб. И в ту злополучную ночь, когда у нас проводились учения, все мои сослуживцы по вот такому сигналу собрались в штабе. Кроме меня. Мое вызывное устройство почему-то не сработало. Но почему? Что с ним могло случиться?
Ответ на этот вопрос я получил спустя несколько часов, когда притащил его в штаб для проверки, в полной уверенности, что оно просто-напросто сломалось. И это снимет с меня вину перед начальством и приезжими москвичами. В самом деле, кто виноват в том, что мое вызывное устройство внезапно вышло из строя? Уж во всяком случае, не я.
Однако не зря сказано: наперед не узнаешь, что найдешь, что потеряешь…
– Да у вас тут все в исправности, – сказал техник, осмотрев мое вызывное устройство. – А вот батарейки полностью разряжены. Сколько дней вы его не проверяли? Похоже, очень долго…
Долго! Да я его проверял за полдня до этих злосчастных учений! Тогда что же произошло? Уж не подменил ли кто-нибудь батарейки? Специально, чтобы сорвать наши учения. Например, какой-нибудь там американский агент 007, мистер Джеймс Бонд… Или, как в кино про старые времена кто-то говорил: бес попутал? Бред какой-то… вот только, выходит, виноват все-таки я. Хотя и без вины. Ведь мало того, что я вызывное устройство регулярно проверял… я же в него только позавчера новые батарейки поставил. Мы в тот день с Инной и Мишкой по магазинам ходили: сперва в Универмаг, потом в «Хозтовары». Надумали кое-чего в новую квартиру прикупить… правда, с телефонным аппаратом решили повременить до тех пор, когда нам телефон проведут. Вот тогда-то и купил я в «Хозтоварах» новые батарейки. А напоследок заглянули мы в «Детский мир». И приобрел я там Мишке танк на батарейках. Он с ним весь день проиграл, пока батарейки не сели. Стоп! Ведь Мишка опять вчера весь вечер свой танк по квартире гонял… Тогда где же он мог раздобыть для него новые батарейки?
Тут-то я и понял, откуда он их взял…
Мишка и не думал отпираться – да, это он позаимствовал у меня батарейки. Всего на один вечер, а утром назад поставить собирался. Но больше он никогда ничего не будет у меня брать без спросу…
Хотел я его отодрать хорошенько… да только кому от этого легче бы стало? Эх, Мишка, Мишка-сынишка… экую же медвежью услугу ты своему отцу оказал! Строг был наш начальник штаба генерал Бурмагин и своим подчиненным оплошностей по службе не прощал. В итоге через неделю после той злополучной проверки я получил приказ о моем переводе в воинскую часть, находившуюся на одном из островов посреди Белого моря. Я назначался ее командиром. Разумеется, это была «ссылка с повышением». Прости-прощай, городское житье! Прости-прощай, работа в штабе! Да если бы только это… Как услышала Инна о том, что меня переводят и куда именно, так сразу заявила:
– Я с тобой в эту глухомань не поеду. Я же там с тоски помру. А тут у меня работа, квартира, подруги… Опять же, Мишке скоро учиться идти. А там, может, вообще школы нет. Зато здесь есть специальная школа, где английский язык со второго класса изучают. И мне один знакомый обещал пристроить туда Мишку. Со знанием языка он потом везде устроиться сможет. Не о себе – о нас подумай…
Подумал я – а ведь она права. Сам я эту кашу заварил, мне ее и расхлебывать. Пусть остаются в Михайловске, я в часть один поеду. А там… авось, со временем все как-нибудь образуется. И вернут меня назад. Как в той старой байке про цыгана: «не плачь, жена: зима-лето, зима-лето – тут я к тебе и приеду».
Только, как говорится, человек только предполагает. А располагает Кто-то Другой…
Прослужил я в той части командиром около полугода. Конечно, поначалу очень тосковал по Инне, по Мишке, по прежней штабной жизни. С горя даже попивать было стал… однако как раз в это время завезли к нам новое оборудование – не до выпивки стало. Только его установили, как начались учения. Потом – другие. Так что не было у меня времени себя жалеть, целыми днями крутился, как белка в колесе. Недосуг бывало и с сослуживцами лишним словом перемолвиться – успеть бы все дела переделать. Раз, в самую горячую пору, сунулся ко мне наш замполит… то ли сектант какой-то у нас в части объявился, то ли какую-то книжку религиозную в казарме нашли… так я и его налево кругом отправил:
– Некогда мне с этим разбираться! За идеологию в части вы отвечаете! А мне новые радиолокаторы ставить нужно. Вы, что ли, их за меня поставите?! Вот и занимайтесь своим делом, а мне работать не мешайте!
Однако вскоре после этого разговора вызвали меня телефонограммой в Михайловск к генералу Бурмагину. Что такое? – думаю. – Явно не к добру… Видно, вправду говорят: лиха беда не приходит одна. Только что же на сей раз могло случиться?
Неприветливо встретил меня генерал Бурмагин. И, по обыкновению, с порога устроил мне очередной нагоняй:
– Ты это что, – спрашивает, – в своей части за бардак устроил? У тебя там религиозная пропаганда махровым цветом цветет, а тебе и дела нет!
Я только руками развел: какая такая пропаганда? Ничего не знаю, первый раз слышу, никто не докладывал! И тут подает он мне рапорт от нашего замполита, а в нем черным по белом написано, что, мол, один из наших солдат, баптист, читает своим сослуживцам религиозные книжки, после чего они вместе обсуждают прочитанное. И, хотя замполит неоднократно докладывал об этом командиру части (то есть мне), он проигнорировал его слова и не принял никаких мер, чтобы пресечь религиозную пропаганду, чем способствует ее дальнейшему распространению.
– Ну, что ты на это скажешь? – вопрошает генерал. – Опять в немогузнайку играть будешь?
А что я могу сказать: виноват, проглядел, незамедлительно приму меры…
Надо вам сказать, что генерал Бурмагин был человеком резким и вспыльчивым, но отходчивым. Вдобавок, доносчиков не жаловал. Может, поэтому на сей раз не стал он меня наказывать. А вместо этого дал совет:
– Вот что. Мы тут с недавних пор с обществом «Знание» стали сотрудничать. Есть у них там разные специалисты… о чем хочешь лекцию прочтут. Вот, как вернешься ты в часть, пошли сюда рапорт с просьбой прислать к вам специалиста по антирелигиозной работе. Прочитает он у вас лекцию – и сектант этот угомонится, и замполит уймется, и лектору этому для отчета палочка, и тебе – галочка. Понял?
С тем я и ушел. Правда, перед отъездом забежал в гости к Инне. Только странное дело – похоже, жена моему приезду была не рада. Видно, отвыкла от меня – шутка ли, полгода мужа не видела… Оставил я ей кое-какие гостинцы и денег – и улетел восвояси. А как добрался до своей части, сразу же телефонограммой послал в штаб рапорт с просьбой прислать к нам лектора-антирелигиозника. Честно говоря, ко всем этим лекторам я тогда относился весьма скептически. Знаем мы таких докладчиков… вроде того, что в фильме «Карнавальная ночь», выйдя из избушки, по пьяни вместо лекции про жизнь на Марсе лезгинку на сцене сплясал. Хотя и любопытно послушать, что там этот лектор городить будет. Наверняка, какую-нибудь заумную ерунду.
Мог ли я знать, что именно от этого человека впервые услышу о том, что с тех пор станет смыслом всей моей жизни?! О Боге и о вере…
Спустя три дня после того, как я послал в штаб свой рапорт, военный самолет доставил к нам пресловутого лектора-антирелигиозника. Надо сказать, что с виду он и впрямь смахивал на докладчика из «Карнавальной ночи». Или, скорее, на священника, переодетого в светский костюм, однако всем своим видом подтверждающего поговорку «попа и в рогожке узнают». Неудивительно, что мне сразу стало любопытно – что это за птицу прислали к нам в часть?
Забегая вперед, скажу, что этот человек и впрямь когда-то был священником и богословом. Мало того – доцентом одной из тогдашних духовных семинарий. Однако лет за пять-шесть до нашей встречи он публично отрекся от Бога, порвал с Церковью и подался к воинствующим атеистам. Разумеется, те встретили его с распростертыми объятиями… и не выпустили из своих лап до самой его смерти. Хотя, как слышал я, перед смертью он хотел покаяться да только слишком поздно спохватился – не успел. Впрочем, тогда этот ренегат был одержим духом богоборчества и колесил по всей стране с атеистическими лекциями. Не зря же говорят – предать Бога – предать и совесть… Приехал он и к нам в Михайловск. Тут-то ему и предложили прочесть лекцию в нашей части, на что он охотно согласился. Вот так мы с ним и встретились.
…А я-то прежде думал, что все священники глупые, вроде того попа из сказки Пушкина: «жил-был поп, толоконный лоб». Только, как слушал того бывшего священника – заслушался. Неужели, думаю, все попы такие же умные? Так, еще толком не зная священников, и зауважал я их. И потому решил побеседовать с этим человеком, как говорится, с глазу на глаз. Ведь всегда приятно поговорить с тем, кто тебя умней.
После лекции зазвал я его к себе в кабинет, выставил на стол закуску: семужку, балычок, икорку. Все свое, здесь добытое… А в довершение всего достал заветную колбу с чистейшим спиртом. Нам его для протирки оптики давали. Ну, мы и протирали… даже не разбавляя. К чему ценный продукт портить?
Надо сказать, что я не столько пил, сколько ему подливал. Не дурак выпить оказался этот бывший батюшка. Ну, а собутыльник быстро становится задушевным собеседником. Вот мы с ним и сидели так душевно, и говорили за жизнь. Сперва о житейском, а потом незаметно и о духовных предметах речь повели. Тут я и надумал задать ему один вопрос… Ведь кому, как не ему, бывшему священнику, это должно быть доподлинно известно? Наверняка их в семинариях этому учат…
Вот осушил он очередную стопку, за семгой потянулся. Выбрал самый жирный кусочек и отправил себе в рот. Тут я и полюбопытствовал:
– А скажите, уважаемый Александр
Александрович, есть все-таки Бог или нет? Усмехнулся он и сам меня спрашивает:
– А вы как думаете?
– Не знаю, – признался я. – Это вам видней. Вас же, наверное, этому учили… А он мне в ответ:
– «Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». Много чему людей учат… А вы-то что услышать желаете? Хотите, докажу вам, что Бога нет. А могу и обратное доказать. Чего вы хотите?
– Хочу знать правду, – отвечаю я.
Тут он опять усмехнулся и потянулся рукой к колбе со спиртом… едва не опрокинул… сильно уже был пьян. А потом посмотрел на меня сквозь очки, как учитель на первоклассника, и говорит:
– Полноте! Кому она нужна, эта правда? Я по молодости тоже правду искал… потому что глуп был. Вот и верил всяким фанатикам и обманщикам… и сам был таким же, тоже людей обманывал. Да вовремя прозрел… раскрыл мне глаза атеизм, внес в мою жизнь свет и радость. Мой вам совет – не забивайте себе голову ненужными вопросами. Не то еще, пожалуй, в религию ударитесь. Вон, в Библии написано, что есть Бог и что душа человека бессмертна. И в Церкви так говорят, и учат людей в это верить… они и верят. А наука доказала, что после смерти нет ни рая, ни ада, одним словом ни-че-го! Просто химическое и физическое разложение человеческого организма. Умрем – и нас не будет. Так что живите и радуйтесь жизни, пока живы. Что нам еще остается? А после нас – хоть потоп. Это я вам как атеист и ваш друг говорю. Давайте-ка, выпьем за радость жизни!
Не по себе мне стало от его слов. Выходит, нет у меня будущего…да и у кого оно есть, если все кончается смертью? И как же мне радоваться жизни, зная, что в конце-концов она оборвется, а дальше…дальше (как там он сказал?) наступит химическое и физическое разложение. Ничего себе радость! Нет, это не по мне. Да и непохоже, чтобы этот бывший поп, отрекшись от Бога, чувствовал себя счастливым. Это он только говорит так, чтобы других убедить, а заодно – и самого себя. Потому что не дает ему покоя больная совесть, как ни заливает он ее спиртным, как ни кричит с трибуны, что Бога нет…можно отречься от Истины, но сокрушить ее – невозможно.
Вот так этот богоотступник, сам того не желая, показал мне, что жизнь без Бога – это путь в никуда.
Неудивительно, что после разговора с ним я захотел узнать о Боге. И тогда уже, взвесив все «за» и «против», решить – поверить мне в Него или нет. Собственно, я уже сделал свой выбор, хотя и не догадывался об этом. Ибо захотел УЗНАТЬ О БОГЕ. Только как мне было это сделать? Не замполита же о Нем расспрашивать… Вот и надумал я: как окажусь в Михайловске, пойду в областную библиотеку и возьму там книгу, о которой упоминал тот бывший священник. Книгу, где написано о Боге. Название ее я хорошо запомнил – Библия. Тем более, что слова «Библия» и «библиотека» звучат похоже – как тут было не запомнить?
Вам непонятно, с чего это я улыбаюсь? А улыбаюсь я потому, что был тогда на дворе 1984-й год. И что из этого? Да откуда вам знать… к счастью, сейчас иные времена! Ладно, лучше послушайте, как я в библиотеку за Библией ходил.
Явился я туда и спрашиваю библиотекаршу:
– Есть у вас Библия? Я бы хотел ее почитать.
Посмотрела она на меня как-то странно, словно я у нее белого слона попросил. А потом пошла куда-то в фонды. И принесла мне оттуда не одну Библию, а целых две: «Библию для верующих и неверующих» какого-то Емельяна Ярославского и «Забавную Библию» Таксиля, а к ней в придачу – еще и «Забавное Евангелие» того же автора. Обрадовался я – нашлась-таки Библия! И говорю библиотекарше:
– Пожалуй, этого мало будет. Дайте мне еще что-нибудь про религию. Я хочу про нее как можно больше узнать. Опять библиотекарша в фонды пошла. И принесла мне оттуда целую стопу книг:
– Вот, держите. Прочтете их – как раз всю правду о религии и узнаете.
Вы спросите, почему это она так расстаралась? А потому, что приняла меня за верующего. Вот и решила разубедить. И для этого дала мне атеистические книги. О чем я, разумеется, догадался лишь позднее. Хотя, по правде сказать, в те времена многие люди, вроде меня, желая хоть что-то узнать о вере, читали для этого атеистические книги. Понятно, это было все равно, что искать ложку меда в бочке дегтя. Однако мы и этим крупицам знаний радовались. Ведь откуда нам, тогда еще далеким от Православия людям, было церковные книги раздобыть? Их в ту пору, как говорится, днем с огнем искать приходилось. Слава Богу, что прошли те времена, и дай Боже, чтобы они не повторились никогда.
Вернулся я в часть, засел за чтение. Не одну ночь за книгами просидел…в том числе и за книгами того бывшего священника, который к нам в часть с атеистической лекцией приезжал. Только, чем больше читал, тем больше уверялся, что Бог существует. Ведь, если бы Его не было, тогда зачем было бы всем этим богоборцам из кожи вон лезть, чтобы это доказать? Зачем доказывать то, чего нет? Значит, Бог есть.
Итак, я поверил в существование Бога. И (к чему лукавить?) очень гордился тем, что дошел до этой истины. Тем самым оказавшись умнее других людей (да-да, я рассуждал совсем как тот Евангельский фарисей: «Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди…»). В итоге я остановился на признании того, что Бог есть, не сделав ни одного шага навстречу Ему. Впрочем, разве именно так не поступают многие люди, считающие своей величайшей заслугой то, что они поверили в существование Всевышнего? И убежденные – за это Он обязан осыпать их всевозможными земными благами Увы, мало верить, что Бог есть – надо еще и жить по вере в Него. Но это я понял позднее…
Тем временем меня в очередной раз вызвали в Михайловск к генералу Бурмагину. Как я решил, для очередного нагоняя. Увы, обжегшись на молоке, дуют и на воду. Беда поджидала меня совсем не там, откуда я ее ожидал…