Кибершторм Мэзер Мэтью

День 22 — 13 января

Я надел цифровые очки и заморгал, глядя в темноту перед собой. Без очков ночного видения я не видел ничего, не раздавалось ни звука. Я словно утратил связь с реальностью и смотрел в одиночестве в бездну — крохотная песчинка, плавающая в безжизненной вселенной. Сперва разум отшатнулся из страха, но затем успокоился.

Может, такова сама смерть? Мирно паришь где-то в пустоте, один, никакого страха…

Мысль о Люке и Лорен привела меня в сознание. Я надел очки ночного видения и увидел в воздухе зелёные хлопья снега.

Этим утром голод сводил с ума от боли, я уже готов был выйти днём на улицу за едой. Чак остановил меня, попытался успокоить. Я спорил с ним: «Это не для меня, а для Люка, для Лорен, для Элларозы», — для меня годился любой повод, чтобы получить дозу.

Я усмехнулся. Я подсел на еду.

Падающие хлопья гипнотизировали. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Где реальность? И что такое реальность?

Может, у меня уже начались галлюцинации? Разум то и дело соскальзывал куда-то, теряя контакт с миром. Соберись, Майк. Люк рассчитывает на тебя. Лорен рассчитывает на тебя. И твой будущий ребёнок на тебя рассчитывает.

Я открыл глаза, сосредоточился на происходящем и коснулся экрана телефона. Очки дополненной реальности включились, передо мной вдалеке повисли красные точки Я сделал глубокий вдох и заставил себя идти вперёд, к Шестой авеню, тщательно выбирая, куда поставить ногу на покрытой снегом Двадцать четвёртой.

Забывшись из-за энтузиазма во время первых вылазок, я не подумал, что стоит отмечать, какие места я уже посетил. На карте всего было сорок шесть отметок, и за четыре раза я обошёл четырнадцать из них.

Четыре уже были пусты. Возможно, кто-то видел, как я спрятал пакеты, или снег растаял, а может, я проходил их по второму разу. Я больше не мог трезво мыслить.

Так или иначе, четверть тайников могли оказаться пустыми. Я проверил четырнадцать, значит, должно было остаться ещё двадцать с продуктами. Я находил по три-четыре пакета в одном тайнике, и если в каждом пакете было где-то по две тысячи калорий, каждая такая находка означала ещё один день для всей нашей группы — на минимальном пайке, разумеется.

В голове лихорадочно носились числа. Лорен нужно две тысячи калорий, столько же — детям.

Но мне нужно ещё больше.

У меня весь день кружилась голова, я едва стоял на ногах. Кого я смогу защитить, если изведу себя голодом? Минимального пайка мне будет недостаточно, тем более на таком холоде. Я ограничивал себя до нескольких сотен калорий в день, но я читал как-то, что исследователи в Арктике потребляли их за день на холоде до шести тысяч.

А на улице было холодно. И дул ветер, да так, что мне казалось, меня сдует одним порывом, как листик. Я поднял взгляд и прищурился, пытаясь разглядеть знак. «Восьмая Авеню».

За этим знаком злой насмешкой высилась вывеска «Burger King». Я представил себе большой, сочный гамбургер, со всеми ингредиентами, майонезом и кетчупом — иначе я бы тут же побежал ко входу и прокопался через гору снега, наполовину засыпавшего вестибюль. Может, кто-нибудь не заметил там гамбургер? Может, в гриле остался пропан?

Я отодвинул в сторону мысли о бургерах и пошёл дальше. В сугробах на Шестой авеню я закопал пакеты в восьми местах, и я двигался в сторону этой золотой жилы. В голове снова заработал калькулятор: если найти все двадцать тайников, у нас будет двенадцать дней, прежде чем мы станем такими же, как они.

Как они.

Остальные на нашем этаже.

Центры помощи закрыли пять дней назад, и этот скудный, но постоянный источник калорий для наших соседей канул в лету. И я полагал, за эти дни мало кто вообще ел.

Большинство просто спали.

Утром я проведал мать с детьми. Когда я стянул одеяла, меня встретили пустые глаза детей.

Губы у них потрескались и припухли, их покрывало красное раздражение.

Обезвоживание было ещё опасней голода.

Мы с Винсом почти весь день собирали на улице снег и поднимали его на верёвке наверх. Чак попытался нам помочь, но он до сих пор не оправился, как следует, от удара, и его распухшая левая рука до сих пор бесполезно висела у груди. Сьюзи делилась со всеми водой и теми крохами, что ей удавалось приберечь, пытаясь помочь всем, чем могла.

Коридор пропах человеческими экскрементами.

Несмотря на ужасающие условия, в которых мы оказались, я по-прежнему видел проявления человечности и доброты. Винс отдал своё одеяло, которое отстирывал целый день, матери с детьми.

И поделился с ними едой. За весь день, правда, я ни разу не видел, чтобы открывалась дверь в квартиру Ричарда. Мы стучались, чтобы узнать, в порядке ли они, но он велел нам уйти.

Я дошёл до Седьмой авеню и посмотрел в обе стороны. Из-за снега было видно всего на пять метров вперёд. Я коснулся экрана, и на очках дополненной реальности появилась карта Нью-Йорка.

Я могу пойти по Седьмой, и спуститься на Шестую по Двадцать третьей улице.

Я осторожно направился к центру улицы, где были вытоптаны широкие тропы, и у меня перед глазами невольно встали картины трупов на втором этаже.

В течение дня на радио транслировали отрывок из репортажа CNN — что рассказывало телевидение людям в остальном мире. Ситуация в Нью-Йорке описывалась как сложная, но стабильная, припасы своевременно доставляются, распространение болезней удаётся сдерживать.

Полная противоположность нашей реальности. Ложь правительства породила очередную волну спекуляций о том, что оно что-то скрывает. Как можно не видеть происходящего у них под носом?

Меня уже не волновали эти домыслы.

Моя жизнь сводилась к заботе о Лорен и Люке, и после них — о Сьюзи, Элларозе и Чаке.

Лишения заставили меня посмотреть на жизнь новыми глазами, я отбросил в сторону все условности, ненужные мелочи, которые считал раньше необходимыми.

Когда я сидел в коридоре, меня посетило острое чувство дежавю — я лично никогда не оказывался в подобной ситуации, но сейчас неожиданно обнаружил себя в центре истории Ирины, истории об осаде Ленинграда семьдесят лет тому назад.

Казалось, что кибервойны — удел будущего, но оказалось, что напротив, они были порождением прошлого, и человечество, словно червь, прогрызало путь сквозь пласты времени к извечному стремлению чинить вред и страдания себе подобным.

Хотите увидеть будущее? Оглянитесь в прошлое.

На перекрёстке Шестой и Двадцать третьей я наткнулся на обломки ящика с припасами. Мы выходили наружу после каждого объявления о сбросе контейнеров, но за каждый велась яростная борьба. Рори серьёзно пострадал, добыв взамен ничтожную малость, и как оказалось, половина того, что сбрасывали, была бесполезным хламом — как, например, сетки от комаров.

Большой красный круг горел на земле под углом контейнера. Я коснулся экрана, чтобы увидеть фотографию. Я обошёл контейнер, нашёл, где сделал снимок, и опустился на колени. Через десять минут раскопок я нашёл клад. Картошка. И кешью.

Пакеты, которые мы хватали с полок в каком-то другом мире.

Рот заполнила слюна, стоило мне подумать об орешках — я съём всего парочку, никто и не заметит — но я решительно сунул всё в рюкзак и пошёл к следующему кругу на Шестой авеню.

Через час я собрал все пакеты, закопанные в этом районе. Я отдохнул и позволил себе пару орешков из пакета арахиса и запил водой из бутылки, которую для меня собрала Лорен.

Затем я пошёл дальше.

Следующий красный круг светился под строительными лесами около сгоревшего дотла здания. Почувствовав резкий запах горелого дерева и пластика, я достал платок и повязал на лицо.

Через несколько минут я нашёл настоящее сокровище — пакеты с курицей. Я вспомнил — это из мясного магазинчика на Двадцать третьей.

Спина болела, рюкзак весил уже, наверное, больше двадцати килограммов. Пора домой, на завтрак ждёт курица.

— Кто здесь?

Я повернулся с рюкзаком на одном плече и попытался нашарить свой пистолет.

Из темноты в инфракрасном свете очков ночного видения появились призрачные зелёные лица с вытянутыми пальцами. Я второпях почти не смотрел по сторонам и оказался посреди лагеря, устроенного среди горелых развалин.

— Мы слышали, как ты копал. Что ты нашёл?

Я попятился и наткнулся спиной на фанерный щит строительных лесов.

— Это наше, отдай нам! — прошипел другой голос.

Меня окружал десяток лиц. Они не видели меня в темноте, но слышали, чувствовали моё присутствие. Их руки тянулись ко мне. Неужели придётся кого-то пристрелить?

Я бросил рюкзак на землю и начал копаться в нём. Чьи-то руки уже были в метре от меня.

— Назад! У меня пистолет!

Они замерли, но не остановились.

Я схватил пакет с кешью и бросил в того, кто был ближе всех ко мне. Глаза на его истощённом лице глубоко запали, а на руках не было перчаток. В мягком зелёном свете я увидел, что на почерневшей коже выступила кровь.

Пакетик кешью отскочил, упав где-то позади, и он повернулся и бросился за ним, столкнувшись с другими двумя. Я швырнул, не глядя, ещё пару пакетиков, и обо мне напрочь забыли.

Я побежал, держа рюкзак за одну лямку.

Через несколько секунд я уже был на середине улицы, за завесой падающего снега. Сердце гулко стучало, я отдышался и побрёл домой. Когда я оглянулся, убегая, они дрались между собой, словно голодные псы за жалкие крохи еды.

У меня неожиданно потекли слёзы.

Я плакал, всхлипывая, пытаясь сдержаться, чтобы никто меня не услышал, и медленно двигался в темноте сквозь снег. Один — в окружении миллионов.

День 23 — 14 января

— Управление Нью-Йорка по энергетике обещает, что питание будет восстановлено в большинстве районов Манхэттена в течение недели, — произнёс радиоведущий и продолжил, — но мы уже не первый раз это слышим. Оставайтесь в тепле и безопасности…

— Хотите ещё чаю? — спросила Лорен.

Пэм кивнула, и Лорен с большим чайником в руках подошла к ней и подлила кипятка.

— Ещё кто-нибудь?

Мне чая хватало, а вот от лишнего печенья я бы не отказался.

Мы сидели на диванах в нашем конце коридора, и я предавался фантазиям о печенье. Бабушка всегда привозила нам на праздники печенье с шоколадной глазурью.

— Да, ещё чаю, пожалуйста, — попросил молодой китаец в другом конце коридора. Лорен улыбнулась и направилась к нему, осторожно ступая между ног и одеял на полу.

Её животик был заметен даже под свитером — для меня, по крайней мере. Пятнадцать недель.

Я же уже затягивал ремень на четыре дырочки туже; таким худым я был только в студенческие годы.

Мой живот исчезал, её — рос.

На телефон пришло сообщение из Сети, и я достал его из кармана. На перекрёстке Шестой и Тридцать пятой была назначена встреча для обмена лекарствами. Надеюсь, они позаботятся о защите — многие бы с радостью наложили руки на их запасы.

Собираться вместе в полдень на чай предложила Сьюзи. Кипячение убивало микробы в воде, а девочкам предоставлялась возможность хоть раз в день поговорить с каждым, что они считали крайне важным. Коридор превратился в приют для голодающих, из-под грязных одеял выглядывали измождённые лица. В чае плавал какой-то мелкий мусор, но всем была нужна вода, и кружка чая согревала тело, и как надеялась Сьюзи, и душу.

Чак также подметил, что если все будут собираться в одном помещении, это поможет бороться с холодом. Каждое тело, как объяснил он, выдаёт столько же тепла, сколько стоваттная лампочка.

Значит, двадцать семь тел равно двадцати семи сотням ватт энергии — половина мощности нашего генератора.

Мы не обсуждали, откуда берётся столько энергии. «Если двигаться как можно меньше, расходуется меньше энергии, но в холоде, — шёпотом сказал мне тогда Чак, — ее тратится гораздо больше».

А было холодно.

За три недели, как бы мы ни экономили, но запасы керосина Чака подошли к концу, а скоро закончится и дизель. Бак в подвале на семьсот пятьдесят литров практически опустел — всё это время у нас работали два небольших генератора, обогреватели, горелки, и, вдобавок, не обошлось без помощи грабителей.

Теперь мы обходились без генератора: в коридоре горели наши самодельные лампы с маслом из котла отопления. Оно больше ни на что и не годилось, потому что было слишком вязким, чтобы залить его в генератор. Можно было залить дизель в керосиновый обогреватель, но кроме тепла дизель создавал невыносимый запах, поэтому приходилось открывать окна. Что сводило на нет все усилия.

— В течение нескольких минут мы дадим новые подробности в расследовании кибератаки…

Сьюзи подошла, чтобы забрать пустой чайник, и выключила радио.

— Думаю, с нас уже хватит этого трёпа.

— Мне нет, — возразила Лорен. Она сидела рядом со мной.

Мы разобрали баррикаду наполовину, оставив перевёрнутый кофейный столик и с полдесятка коробок — они отмечали границу, за которую другим нельзя было заходить. Лорен изо всех сил старалась поддерживать наш уголок в чистоте и замачивала в отбеливателе одеяла и одежду. От едкого запаха слезились глаза.

Лорен села прямо.

— Я хочу понять вот что: почему Интернет не был как следует защищён?

Этот вопрос всё чаще поднимался в mesh-сети, каждый раз с всё нарастающим гневом.

Обвинения сыпались в адрес некомпетентного правительства, которое не смогло никого защитить.

— Я скажу почему, — из центра коридора послышался приглушённый одеялом голос Рори. — Можете сколько угодно искать виновных, но на самом деле Интернет не защищён, потому что мы этого не хотим.

Чак, услышав Рори, вклинился в разговор:

— Кто это «мы»? Я полностью за безопасный Интернет.

Рори сел на диване.

— Это сейчас ты так говоришь, но поверь, тебе нисколько не понравится. Это и есть одна из причин. Потому что идеально охраняемый Интернет не будет служить ни интересам общества, ни интересам производителей ПО.

— Отчего же клиенты будут против безопасного Интернета?

— Потому что, будь он абсолютно безопасен, мы оказались бы ограничены в собственных правах.

— Я бы сейчас не был против, — тихо сказал Тони. Он лежал на соседнем от нас диване, а на нём спал Люк.

— Сейчас, да, но в целом, всё возвращается к нашему прошлому разговору, о том, что неприкосновенность частной жизни лежит в основе свободы. Наша жизнь всё больше и больше переходит в киберпространство, и нам нужно защитить то, что остаётся в реальном мире.

Абсолютная безопасность в Интернете означает, что к тебе постоянно будет вести ниточка информации, за каждым твоим действием будут следить.

Об этом я не думал. Пользоваться таким Интернетом — всё равно, что жить в мире, где камеры висят на каждом углу и в каждом доме, записывая каждое движение, но в Интернете это вторжение будет ещё более глубоким. Запись каждого действия открыла бы доступ в наши мысли.

— Я бы согласился отдать свою анонимность в Интернете ради того, чтобы избежать этой заварухи, — негромко фыркнул Тони. Люк пошевелился, и Тони шёпотом извинился перед ним.

— Погоди, но ты же вроде говорил о том, что Интернет нужно сделать более защищённым?

— Проблема в том, что мы пытаемся использовать одну и ту же технологию — Интернет — для соцсетей и ядерных станций. Это две абсолютно разные задачи. И нужно добиться безопасности, не давая кому-то права всем распоряжаться, — устало отвечал Рори. — И нужно нам достичь некоего компромисса, чтобы в будущем кибермире существовала неприкосновенность прав — каждого человека. Даже с этим, — Рори с трудом помахал руками над свечой, — уж не знаю, чем именно, но рано или поздно разберутся.

Судя по Рори, он бы и встать не смог, но говорил с завидной уверенностью.

Надежда таяла на глазах. «Нам о чём-то не договаривают. Не могли нас бросить умирать таким образом», — звучал чей-то шёпот в Сети. Не знаю, что именно он вкладывал в эти слова — «таким образом».

— Как бы тяжело ни было, это не может оправдать добровольный отказ от права на личную жизнь, на независимость. Не имеет значения, сколько человек умрёт, неизмеримо больше погибло в прошлом от рук диктаторов и тайной полиции. Человеческая природа не меняется, нам нужно защищать свободу, права и учиться на уроках прошлого. Право на личную жизнь нужно защищать так же, как и право на ношение оружия и по тем же самым причинам.

Все притихли.

В словах Рори была логика, но голод и страх легко брали верх над разумом.

— Возможно, ты прав, но это философский вопрос, — первым нарушил тишину Винс. Он как обычно сидел перед ноутбуком, лицо сияло в голубом свечении экрана. Ноутбук работал в экономном режиме, и Винс подзаряжал его ночью, когда мы запускали генератор. — Более серьёзная проблема в том, что производители ПО не хотят заботиться о безопасности клиентов.

— То есть, Интернет уязвим, потому что этого хотят корпорации? — недоверчиво спросил я.

— Они хотят, чтобы он был защищён от хакеров, — пояснил Винс, — но не от них самих. Им нужен доступ к клиентам. Поэтому они оставляют в коде бэкдоры, через которые могут обновлять и изменять программы — серьёзный риск, но его, тем не менее, намеренно допускают. Кибероружие «Stuxnet» и использовало подобные уязвимости.

— Естественно, зачем им защищать клиентов от себя, — усмехнулся Рори. — Вот и задаривают нас бесплатными приложениями, чтобы можно было следить и продавать собранную информацию.

Винс рассеянно смотрел в экран.

— Если не платишь за продукт, значит, ты сам — продукт.

— И что с того, что кто-то увидит список моих покупок? — недоумённо спросила Сьюзи.

Винс отвлечённо пожал плечами.

— Все эти лазейки и щёлочки, оставленные производителями, используют в своих целях хакеры.

— Ты-то наверняка об этом в курсе? — проворчал Ричард с того конца коридора.

Ему никто не ответил.

Вчера мы узнали, что это он поменялся с соседями на втором этаже керосиновым обогревателем в обмен на их генератор, который поставил в своей спальне. Он уверял, что сказал им проветривать комнату, но для человека, на руках которого было девять жизней, он не проявлял особого раскаяния.

Винс поднял палец вверх.

— Разработчики никогда не принимали на себя ответственность за продукты — в отличие от компаний в других сферах промышленности. Если ты попал в аварию из-за того, что отказали тормоза, можешь подать в суд на производителя, но если тебя взломали из-за уязвимости в программе? И не мечтай. У них нет желания заботиться о защите, потому что нет и наказания. А в результате — куча багов и дыр в безопасности.

— А правительство? Разве они не должны были подумать о защите? — спросила Лорен. — Одно дело взломанный счёт в банке, другое — то, что сейчас творится в мире.

— А что именно они должны были защищать? — спросил Рори.

— Электростанции, водохранилища — это для начала.

— Правительство ими уже не владеет. И не отвечает за них.

— Разве не должны военные нас защищать?

— В теории — да: армия должна защищать граждан и промышленность страны от других наций — провёл границу и обороняй её — но на практике такой подход устарел. В киберпространстве нет границ.

Рори глубоко вздохнул.

— Если раньше завод от нападения другой страны охраняли государство и армия, то теперь эта ответственность легла на плечи частных компаний — и опять же, всё через Интернет.

Он пожал плечами.

— Но кто будет им платить? И сможет ли частная компания защитить себя от нападения?

Способны ли граждане заменить армию? И что нас ждёт, когда корпорации обретут такую же власть, как государства?

— Вопросов на целый экзамен хватит, — рассмеялся Тони. — Я, конечно, не специалист, но по миру поездил, и одно могу сказать наверняка: оборона страны — штука неприглядная.

Рори тоже засмеялся.

— Оборона в Америке — главная статья расходов. А действия, направленные против других стран, напротив, — источник доходов. Больше девяноста пяти процентов бюджета АНБ выделено именно под эти нужды — и интересней, и выгодней.

— Выгодней, — тихо повторил Чак, растягивая слово.

Рори кивнул.

— И нам, строго говоря, нечем оправдаться. Мы жалуемся на китайцев и иранцев, но сами же первыми испытали на них кибероружие — «Stuxnet» и «Flame». И беда в том, что все эти наши шпионские программы в итоге используют против нас.

Мне на ум пришло близкое к теме изречение.

— Если используешь в битве огонь, сначала защити от него собственную армию.

— Сунь-цзы? — спросил Рори.

Я кивнул и подумал: «Всё новое — хорошо забытое старое».

— Ну что ж, — слабо рассмеялся Рори, — значит, нам следовало быть осторожней — в Интернете достаточно одной искры, чтобы спалить Америку дотла.

Никто не оценил его остроумие.

День 24 — 15 января

— У тебя есть что-нибудь поесть?

Я испугался и едва не уронил ведро со снегом, который тянул наверх. Я узнал голос — это жена Ричарда, Сара — но обернувшись, я снова вздрогнул в испуге. Голос был Сары, но женщина, стоявшая передо мной…

В полумраке лестничной клетке на меня в отчаянии смотрели глубоко запавшие глаза. Она наклонилась и поправила грязное вытертое одеяло на плечах, и я увидел редкие седые корни волос, среди которых было множество яиц вшей.

Она бросила затравленный взгляд назад, повернулась ко мне и попыталась изогнуть потрескавшиеся губы в улыбке. Пожелтевшие зубы покрывал чёрный налёт. Тонкой рукой, которая могла бы принадлежать скелету, она коснулась красного раздражения на лице. Её кожа была тонкой, словно пергамент, и, наверное, сходила слоями каждый раз, когда она тёрла щёку.

— Пожалуйста, Майкл, — прошептала она.

— Да не вопрос, — в ужасе пробормотал я и привязал верёвку к перилам. У меня в кармане лежал кусочек сыра для Люка, но я отдал его Саре, и она с жадностью сунула его в рот, кивнула и поблагодарила меня.

— САРА!

Она сжалась, словно паршивый пёс. В дверях появился Ричард, и она отшатнулась от него, прижавшись к перилам.

— Идём, Сара, ты же знаешь, ты плохо себя чувствуешь, — приказал он ей и, не обращая на меня внимания, попытался взять её за руку.

Она отдёрнула худую трясущуюся руку, которую покрывали тёмные синяки.

— Я не хочу.

Ричард отвёл от неё взгляд и повернулся ко мне с белоснежной улыбкой на лице. На нём был тёплый шерстяной свитер и мешковатые штаны. Гладко выбритое лицо светилось здоровьем.

— Всё никак не поправится, — объяснил он, пожимая плечами.

Он снова потянулся к ней и схватил за одеяло. Она захныкала, но он обхватил её руками и поднял. Затем опять повернулся ко мне.

— Может, занесёшь немного воды в наш конец, когда здесь закончишь?