Кладбище домашних животных Кинг Стивен

Глава 52

В час ночи у Джада Крандолла зазвонил телефон. Он пронзительно зазвенел в пустом доме и разбудил Джада. Старик дремал и видел сон, а во сне ему было двадцать три и он сидел под навесом с Джорджем Чапином и Рене Мичаудом – все трое склонились над бутылочкой виски. Вставала луна – определенный штамп.., тем временем снаружи донесся безумный крик, крик, разрушивший этот мир, тишину, разметавший в стороны призрачный поезд, как раз подъехавший к станции… Они сидели неподалеку от старого Девианта, который следил, как мерцают угли за темным, слюдяным окошечком буржуйки. Пламя, словно искрящийся драгоценный камень, отбрасывало в разные стороны огненные тени. Приятели рассказывали друг другу истории, которые люди собирают годами, чтобы потом рассказать своим приятелям, перед тем, как отправиться по домам; истории как раз для такого вечера как этот. Словно огонек Девианта, это были мрачные истории; маленький красный огонек мерцал в сердце каждой из них. Тогда Джаду было двадцать три, и Норма была жива, хоть она уже давно легла спать, Джад в этом не сомневался. Норма знала, что он вернется домой поздно ночью. А Рене Мичауд рассказывал историю о еврейском коммерсанте из Бакс-порта, который…

Телефон зазвонил и Джад дернулся в кресле, повел окаменевшей шеей… «Вот так, – подумал он, – все эти годы между двадцатью тремя и восемьюдесятью тремя – целых шестьдесят лет пролетели одним мигом». А напоследок он подумал: «Ты же уснул, мальчик. Тебе не сбежать с той железной дороги.., по крайней мере, не в эту ночь».

Он поднялся, стараясь держаться прямо, несмотря на то, что все его тело одеревенело, и направился к телефону.

Звонила Речел.

– Джад? Он вернулся?

– Нет, – ответил Джад. – Речел, где вы? Такое впечатление, что вы неподалеку.

– Да, – ответила Речел. И несмотря на то, что голос ее звучал четко, в трубке послышалось какое-то гудение. Может, это был шум ветра? К полуночи ветер усилился. В вое ветра Джаду всегда слышались голоса мертвых, вздыхающих хором, поющих где-то далеко-далеко песню Смерти. – Я неподалеку от Биддлефорда, на пункте оплаты при в езде в Мэйн.

– Биддлефорд!

– Я не могла оставаться в Чикаго. Что-то гнало меня.., то, что чувствовала Элли… Я тоже это чувствовала. И вы чувствовали это. У вас голос дрожит.

– Да, – он достал сигарету Честерфильд из пачки. Чиркнув спичкой, он некоторое время смотрел, как мерцает огонек пламени в его дрожащих пальцах. Но его руки не дрожали до того, как все это началось… Джад слышал, как снаружи начинает выть ветер. Ветер словно бы обхватил дом могучими руками, встряхнул его.

«Сила растет, я чувствую это».

Словно где-то разбилось зеркало – великолепное, прочное и старинное зеркало.

– Джад, скажите, пожалуйста, что мне делать?

Старик был уверен, что она и так все знает.., должна знать. Он был уверен, что, если она чего-то и не знает, он ей все потом расскажет. Может, даже он расскажет ей всю историю. Он покажет ей всю цепочку, которая была выкована звено за звеном: "Сердечный приступ у Нормы; смерть кота; вопрос

Луиса: «хоронили ли там людей?»; смерть Гаджа.., и один Бог знает, какое звено может выковать Луис прямо сейчас. Если все сложится, он ей все расскажет. Но не по телефону".

– Речел, как вы попали туда?

Она рассказала, как опоздала на самолет.

– ..Я взяла машину в фирме «Авис», но все оказалось намного сложнее. Проехав Логан я немного заблудилась и сейчас только на границе Мэйна. Я не думаю, что успею приехать до рассвета. Но Джад.., пожалуйста.., пожалуйста, скажите мне, что происходит. Я так боюсь, и даже не понимаю, почему.

– Послушайте меня, Речел, – сказал Джад. – Поезжайте в Портленд и оставайтесь там. Возьмите номер в мотеле и не делайте ничего…

– Джад, я не понима…

– И ложитесь спать. Не беспокойтесь, Речел. Кое-что может случиться тут этой ночью, а может и не случиться. Если же это случится.., то, что я имею в виду.., вам не стоит тут находиться. Думаю, я сам обо всем позабочусь. Я смогу лучше позаботиться об этом, потому что все это случилось по моей вине. Если же ничего не случится, вы приедете днем, и все будет в порядке. Думаю, Луис по-настоящему обрадуется, увидев вас.

– Я не смогу уснуть, Джад.

– Да, – ответил он, размышляя над тем, что сам уже верит в то, что неминуемо произойдет… Черт побери! Петр, наверное, тоже верил в это, когда Иисус воскресил Лазаря. И, наверное, он тоже уснул на часах. – Да, вы можете и дальше оставаться за рулем и приедете сюда. Но чем вы сможете помочь Луису.., и Элли, если случайно разобьетесь?

– Скажите мне, что происходит! Если вы скажете мне, Джад, что происходит, я, может и соглашусь послушаться вас. Но я должна знать!

– Когда вы доберетесь до Ладлоу, я хочу, чтоб сперва вы зашли ко мне. Я расскажу вам, что знаю сам, Речел. А пока я присмотрю за Луисом.

– Скажите мне, – попросила она.

– Нет. Не по телефону. Я не смогу, Речел, я не смогу. Поезжайте дальше. Доезжайте до Портленда и отдохните там.

Наступила тишина. Долгая пауза.

– Ладно, – наконец проговорила Речел. – Может быть, вы правы, Джад, но скажите мне только одно. Скажите мне, насколько это плохо?

– Не могу объяснить, – печально проговорил Джад. – То, что может произойти, может оказаться, в сущности, не так уж и плохо.

Снаружи вспыхнули фары. Их свет медленно приближался.

Заметив их, Джад привстал, потом снова сел, когда, прибавив скорость, машина проехала мимо дома Кридов и исчезла из поля зрения.

– Хорошо, – проговорила Речел. – Я немного успокоилась. Словно камень упал с груди.

– Не волнуйтесь, милая, – продолжал Джад. – Пожалуйста… Приезжайте завтра!

– Вы обещаете, что завтра расскажете мне всю историю?

– Да. Мы возьмем пива, и я вам все расскажу.

– Тогда до свидания, – сказала Речел.

– До свидания, – согласился Джад. – Я буду ждать вас завтра, Речел.

И прежде, чем она смогла еще что-нибудь сказать, Джад повесил телефонную трубку.

Джад считал, что в аптечке у него есть таблетки кофеина, но найти их не смог. Оставшиеся банки с пивом вернулись обратно в холодильник.., не без сожаления, конечно… А потом Джад сварил себе кофе. Вернувшись к окну, он снова сел и стал потягивать кофе мелкими глотками.

Кофе.., и разговор с Речел.., разбудили его минут на сорок, но потом он снова начал клевать носом.

«Не спи на посту, старик! Не дай сну овладеть тобой. Ты сделал что-то и теперь должен платить. Не спи на посту!»

Он зажег новую сигарету, вдохнул поглубже и закашлялся стариковским кашлем. Положив сигарету на край пепельницы, он потер глаза обеими руками. По шоссе проехал грузовик, высвечивая фарами ветреную ненастную ночь.

Поймав себя на том, что снова дремлет, Джад, чтобы отогнать сон, начал хлопать себя по лицу, щипать за мочки ушей. А потом в его сердце родился страх – опасный гость, пробравшийся в тайное место.

«Это Хладбище заставляет меня заснуть.., гипнотизирует меня… Оно хочет, чтобъя спал. Значит, скоро должен приехать Луис. Оно пытается убрать меня с дороги».

– Нет, – сумрачно запротестовал Джад. – Не пущу. Слышите меня? Я должен остановить это. Дело зашло слишком далеко!

Под крышей свистел ветер, и деревья на другой стороне дороги покачивали листвой – гипнотический шорох. Мысленно Джад вернулся на товарную станцию к друзьям под навес, который давно снесли. Теперь там устроили Мебельный Рынок Эварта. Они болтали всю ночь: он, Джордж и Рене Мичауд, а теперь остался он один… Рене раздавило, когда он оказался между двумя контейнерами, как-то ночью во время бури в 1939 году, а Джордж Чаплин умер от сердечного приступа в прошлом году. Из многих-многих Джад остался один и превратился в глупца. Иногда глупость превращается в детство, а иногда она маскируется под гордость.., и тогда нужно рассказывать старинные секреты, выбалтывать все подряд, а потом идти дальше.., разбивать зеркала…

– Так вот, еврейский коммивояжер пришел и сказал: "Я не стану утверждать, что видел вас раньше. Но вот эти картинки с дамочками в купальных костюмах.., когда они намокают…

Джад кивал. Его подбородок опускался все ниже и ниже.

– ..становятся такими же голыми, как в тот день, когда родились! А когда они высыхают, одежда снова появляется. И это далеко не все, что есть у меня с собой…"

Рене рассказывал свою историю, сидя под навесом, наклонившись вперед. Он улыбался, а Джад держал в руках бутылку…он чувствовал, что держит в руках бутылку, а на самом деле сжимал в руках пустой воздух.

Сигарета в пепельнице полностью догорела. Наконец, качнувшись вперед, она упала в пепельницу, разлетевшись.

А Джад крепко спал.

И когда через сорок минут засверкали габаритные огни и Луис завел «Хонду Цивик» в гараж, Джад ничего не видел. Задвигавшись, словно почуяв что-то недоброе, он так и не сумел проснуться, точно так же, как Петр, когда римские солдаты арестовали бродягу Иисуса.

Глава 53

Луис нашел новую катушку со скочем в одном из выдвижных ящиков кухонного стола, а в углу гаража с прошлой зимы лежала бухта тонкого троса, которую Луис возил с собой зимой на тот случай, если автомобиль попадет в снежный занос. Скочем Луис связал воедино лопату и кирку и с помощью троса приделал к ним лямки.

«Инструменты повесить за спину, Гаджа взять на руки».

Повесив инструменты за спину так, чтоб не мешали, Луис открыл дверцу «Цивика» со стороны пассажира и вытащил сверток. Гадж был намного тяжелее Черча. Луис должен был дотащить малыша до земли, в которой хоронили Микмаки.., и еще ему нужно было выкопать могилу, пробить путь через каменную, грубую твердь…

Ладно. Как-нибудь справимся…

Луис Крид вышел из гаража, остановился и, нажав лбом, выключил свет в гараже. Мгновение он постоял на месте, на том месте, где кончался асфальт и начиналась трава. Впереди он видел начало тропинки, ведущей на Хладбище Домашних Любимцев. Хорошо различимая даже ночью тропинка поросла короткой травой, которая вроде бы даже немного светилась во тьме.

Налетевший ветер запустил пальцы в волосы Луиса, и в одно мгновение к Луису вернулся старый детский страх перед темнотой. Луис почувствовал себя слабым, маленьким и испуганным. Неужели он в самом деле пойдет в лес, потащит туда труп своего сына, пройдет среди деревьев, где гуляет ветер, мчится из тьмы во тьму? Один в такое время?

«Не думай об этом. Ты должен это сделать».

Луис отправился в путь.

Он добрался до Хладбища Домашних Любимцев через двадцать минут, его руки и ноги дрожали от изнеможения, и он, задыхаясь, рухнул, переложив брезентовый сверток себе на колени. Луис отдыхал минут двадцать, может, тридцать… Больше он не боялся. Его страх истощился.

Наконец, он снова встал на ноги, по-настоящему не веря, что сможет забраться на бурелом, зная только, что обязательно должен попытаться. Сверток теперь, казалось, весил не два десятка футов, а все сорок.

Но это произошло до того, как Луис отправился дальше. Неожиданно он совершенно отчетливо вспомнил свой сон. Нет, не вспомнил, заново его пережил И, когда он поставил ногу на нижнее бревно бурелома, у него возникло странное ощущение. Луис возликовал, тяжесть ноши не исчезла, но стала терпимой.., не имеющей значения, в конце концов.

«Следуй за мной и не смотри вниз. Нельзя колебаться и смотреть вниз. Я знаю дорогу, но идти нужно быстро и уверенно».

Быстро и уверенно. Да, так же, как Джад вырвал тогда пчелиное жало.

«Я знаю, как перелезать через бурелом».

«К тому месту, где хоронили Микмаки, ведет одна тропа, – так думал Луис. – Но ведь кто-то должен был первым показать дорогу.., или нет?» Однажды Луис просто так попытался забраться на бурелом и не смог. В этот раз он уверенно начал подниматься, так же, как в ту ночь, когда Джад показывал дорогу.

Выше и выше, не смотреть вниз! У него в руках сверток с телом сына! Выше, до тех пор, пока ветер не станет снова играть у него в волосах, нестись, завывая, по бескрайним просторам!

Мгновение Луис простоял на вершине, а потом стал быстро спускаться, так, словно шел по лестнице. Кирка и лопата звенели, иногда больно били его по спине. Прошло не больше минуты, а Луис уже стоял на тропинке, заново по-весеннему посыпанной хвойными иглами. Сзади возвышался бурелом. Он был выше, чем кладбищенская ограда.

Луис пошел дальше по тропинке, вслушиваясь в завывания ветра среди деревьев. Теперь этот звук не пугал его. То, что нужно было сотворить в эту ночь, было уже почти сделано.

Глава 54

Речел Крид миновала дорожный знак с надписью: «Поворот 8. Западная граница Портленда» и направила «Чеветту», взятую напрокат в фирме «Авис», к повороту. Речел уже видела зеленое здание гостиницы на фоне ночного неба. Постель. Сон. Конец этого постоянного, равномерного движения. Конец.., небольшой перерыв в конце концов… Отдохнуть от беспрерывного страдания по ребенку, которого уже не вернешь. Это горе, как поняла Речел только теперь, напоминало боль от вырванного зуба. Сильная вначале, боль прячется, словно пес, поджав хвост. Боль ждет своего часа. А вот когда кончается действие новокаина, разве можно с уверенностью сказать, что больше болеть не будет?

«Пасков сказал Элли, что хочет предупредить.., но не может вмешиваться. Он сказал, что будет рядом с „папочкой“, потому что „папочка“ был рядом, когда отлетела его душа… Джад что-то знает, но не хочет говорить. Что-то там происходит. Что-то… Но что?.. Луис хочет совершить самоубийство? Нет. Только не Луис. Я не верю в это. Но Джад о чем-то недоговаривал. И взгляд Луиса был лживым… О, черт побери, выглядел он так, словно лгал… увидела и попыталась остановить… потому что часть его словно… покончила с собой… Покончить с собой? Луис никогда не совершит самоубийства!»

Неожиданно Речел резко повернула руль влево, и машина резко дернулась. Взвыли тормоза. На мгновение Речел подумала, что ее заносит. Но нет, она снова ехала на север, и гостиница осталась у нее за спиной. Следующий знак показался в поле зрения, отсвечивая сверхъестественно и жутко: "12 шоссе, Кемберленд. Центр Кемберленд. Жребий Иерусалима. Поворот на Фалмаут2. «Жребий Иерусалима, – подумала Речел, – какое странное названий. Неприятное название, но непонятно почему… Поехать в Иерусалим и выспаться…»

Нет, не суждено ей было уснуть в эту ночь. Совет Джада не был выполнен. Теперь она хотела только одного: доехать как можно быстрее до дома. Джад знал, что происходит, и пообещал ей все рассказать. Он сам хотел попробовать остановить это, но ведь ему за восемьдесят. Всего три месяца назад он похоронил жену. Речел никогда не позволила бы Луису таким образом выставить ее из дома, но ее расслабила смерть Гаджа; Элли со своей фотографией (ее заплаканное личико – личико ребенка, неожиданно пережившего торнадо или взрыв бомбы средь ясного неба). Когда началась собачья вахта, Речел уже почти возненавидела Луиса за то, что он привел ее в такое смятение, не создал ей условия для комфортабельного отдыха, в котором она так нуждалась (не дал ей самой позаботиться о себе). Она же любила Луиса так сильно, а лицо его при расставании было таким бледным… таким настороженным…

Стрелка спидометра «Чеветти» перескочила на одно деление, отметку шестьдесят миль в час. Миля в минуту. Два с половиной часа и будет Ладлоу. Может, она даже успеет до рассвета.

Речел покрутила настройку радиоприемника, поймала станцию, передающую рок-н-ролл из Портленда. Сделав звук как можно громче, она попыталась заставить себя не засыпать. Через полчаса станция замолчала. Тогда Речел настроила приемник на станцию «Аугуста», открыла окно, позволив ночному воздуху обдувать ей лицо.

Речел удивлялась: кончится ли когда-нибудь эта ночь?

Глава 55

Луис заново пережил свой сон. Оказался в его тисках. Каждые несколько мгновений он смотрел вниз, под ноги, чтобы уверить себя, что мертвое тело Гаджа не превратилось в зеленое чудовище. Он помнил, как проснулся утром, после того как Джад впервые привел его сюда… В то утро он едва смог вспомнить, где они были накануне и что делали. Но сейчас он живо вспомнил все – все те ощущения. Словно все его чувства ожили, выпорхнули из клетки, когда он вошел в лес, где, как казалось, каждое дерево обладало собственным разумом и находилось в постоянном телепатическом контакте с остальными.

Шагая по тропинке дальше и дальше, Луис заново открывал для себя эти места, места, где тропинка казалась такой же широкой, как 15 шоссе, места, где она сужалась. Там ему приходилось поворачиваться боком, чтобы протиснуться, раздвинуть ветви подлеска, не поцарапавшись; места, где тропинка шла между высокими, кафедральными деревьями. Луис чувствовал чистый, свежий запах хвойных иголок, слышал, как шуршат иголки под ногами… но ощущения были намного реальнее, чем звук.

Наконец, тропинка круто пошла вниз. Скоро ноги его зашлепали по воде, начали увязать в грязи… трясине, если верить Джаду. Луис посмотрел под ноги и увидел, что стоит в воде между травяными кочками и низкими, уродливыми кустами, которые распушились так, словно растут в тропиках. Он решил, что сейчас светлее, чем в другие ночи. Больше электричества в воздухе.

«Следующий участок пути похож на бурелом… Ты должен идти легко и быстро. Следуй за мной, но не смотри под ноги…» Да, ладно… Так и будет. А раньше ты видел где-нибудь в Мэйне такие кусты? В Мэйне или еще где-нибудь? Как же, черт возьми, они называются.., не думай, Луис. Только.., иди".

Он пошел дальше, глядя на влажные, болотные растения – слишком высокие для травы. Теперь Луис глядел только вперед. Его ноги сами несли его с одной кочки на другую… «Мы принимали нашу веру, как постулат, вроде силы тяжести», – подумал он. В колледже на теологическом и философском курсах об этом не было ни слова, но однажды в университете его преподаватель физики, где-то к концу семестра… этого Луис никогда не забудет…

Луис допускал, что земля, где хоронили Микмаки, может оживлять мертвых, и шел по Маленькому Болоту Бога со своим сыном на руках, не глядя ни вниз, ни назад. Болото булькало так, как бывает в конце осени. Из камышей доносилось чириканье: хор стрижей звучал неприятно. Густой туман заставил по особому вибрировать какие-то струны в их горлышках. Раз двадцать Луис замечал нечто напоминающее самолет-снаряд, проносившееся по воздуху… может, летучие мыши?

Постепенно его ботинки испачкались в грязи. Потом он измазался до колен… а вскоре и вовсе превратился в шар – черные от грязи ноги исчезли, растворившись на фоне черной грязи. Луису показалось, что свет стал ярче. Свет шел отовсюду и пульсировал, словно его испускало некое гигантское сердце. Никогда раньше Луис не чувствовал, что природные силы, окружающие его, так могучи, реальны – имеют собственные органы осязания. Болото было живым. Если спросить точнее, Луис не смог бы сформулировать, в чем же заключалось то «живое». Он лишь понимал, что болото многое может и обладает силой. А сам Луис чувствовал себя очень маленьким, смертным существом.

Потом раздался звук. Луис хорошо запомнил его. Высокий, жадный смех, перешедший в рыдания. На мгновение наступила тишина, потом смех послышался снова и раздался безумный крик, от которого у Луиса кровь застыла в жилах. Туман продолжал сонно обволакивать его. Смех стих, оставив лишь гудение ветра, хотя у земли никакого ветра и в помине не было. Все просто: это геологические каверны в земле. Если ветер ударил бы сюда, он бы разнес туман в клочья… а Луис не был уверен, что хочет видеть то, что его окружало сейчас.

«Ты можешь услышать звуки, похожие на голоса, но это кричат гагары к югу от тропы. Эти голоса влекут к себе… Забавно».

– Гагары, – сказал Луис и почувствовал, как его голос сломался. Что-то призрачное появилось в его собственном голосе. Звучал он забавно: «Бог мне поможет!» – подумал Луис. Вот насколько забавно он звучал!

На мгновение Луис заколебался, а потом отправился дальше. Словно наказывая его за остановку, болото едва не отобрало у него ботинок, когда он шагнул на следующую кочку. Трясина, скрывающаяся под тонким слоем мха, едва не заглотила его башмак!

Голос (если это был, конечно, голос) послышался снова, этот раз слева. Через мгновение он стал доноситься справа… потом сзади, из-за спины. Казалось, если Луис обернется, то нос к носу столкнется с жаждущей крови тварью: обнаженные клыки и сверкающие глаза… но Луис не стал ждать. Глядя только вперед, он пошел дальше. Неожиданно туман сгустился, и Луису показалось, что впереди в тумане он видит чье-то лицо: злобное на вид и бормочущее; глаза имели раскосый восточный разрез – яркие, желтовато-серые, утонувшие в глазницах, сверкающие; не рот – дыра; вытянувшиеся губы прикрывали ее, кривые зубы с темно-коричневыми пятнами. Но поразили Луиса уши, которые были вовсе не ушами, а закрученными рогами… не дьявольскими рожками, а бараньими рогами…

Ужасная, плавающая в воздухе голова говорила… смеялась. Ее рот двигался, губы сжимались и растягивались до своего настоящего размера. Ноздри раздувались, словно существо дышало, жило.

Когда Луис подошел ближе, плавающая в воздухе голова высунула язык. Он оказался длинным, тонким и совсем желтым, покрытым шерстью и чешуей. И потом Луис увидел выползающего изо рта, словно скалолаз, белого червя. Кончик языка извернулся в воздухе и щелчком сбил червя назад, откуда тот выполз… Тварь смеялась…

Луис крепче прижал к себе Гаджа, обнял его так, словно это могло защитить его и, споткнувшись, соскользнул с кочки.

«Ты можешь увидеть Огни Святого Эльма… которые моряки называют дурацкими огоньками. Порой они тут принимают очень странные формы, но это ничего. Если увидишь какие-нибудь тени, и они заинтересуют тебя, постарайся все же смотреть в другую сторону».

Голос Джада заставил Луиса принять окончательное решение. Луис пошел вперед, сперва еще чувствуя страх, а потом все более уверенно, не глядя по сторонам, даже на то лицо он не глядел… если, конечно, это было лицо, а не туман, облекшийся в некую странную форму в его мозгу… Казалось, кто-то все время идет на некотором расстоянии от него. А через несколько секунд или минут этот кто-то растворился в тумане.

«И никаких Огней Святого Эльма!»

Конечно, их тут и быть не могло. Место казалось переполнено духами, а не статическим электричеством. А если оглядеться по сторонам, можно было и с ума сойти. Но Луис об этом не думал. Не нужно ему было об этом думать. Не нужно…

Что-то приближалось.

Луис остановился, прислушиваясь к звуку… непреклонно приближающемуся звуку. Рот Луиса открылся, удерживающие нижнюю челюсть мускулы просто расслабились.

Подобного звука Луис раньше никогда не слышал… звук издавало какое-то живое существо. Громкий звук. Где-то неподалеку, все ближе и ближе, трещали ветви. Ветви трещали так, словно их давили ноги невообразимо громадного зверя. Желеобразная земля – плоть болота сотрясалась под ногами Луиса.

Только тут Луис понял, что и сам он тихо постанывает в такт приближающимся шагам…

(О, мой Бог! Мой милый Бог! Кто же там бродит в тумане?)…снова, еще крепче прижал Луис труп Гаджа к груди. И только тут Луис заметил, что птицы-соглядайки и лягушки давно замолчали. Во влажном, болотном воздухе Луис почувствовал какой-то древний, кисловатый запах.

Впереди было что-то. Что-то огромное.

Луис уже не мог удивляться. Его перекошенное от страха лицо поднялось к небесам. Шаги твари неотвратимо приближались. Слышен был треск деревьев. Не ветвей, а стволов, падающих где-то поблизости.

Потом Луис кое-что увидел.

В тумане появилось серое, как сланец, пятно. Постепенно оно становилось все больше и больше. Оно появилось в шестидесяти футах над землей. Оно не имело определенной формы, но в то же время казалось реальным. Луис почувствовал движение в воздухе при приближении твари, слышал грохот ее шагов. Словно ноги мамонта ступали по земле.

На мгновение Луису показалось, что где-то над головой он видит желто-оранжевые огоньки. Огоньки, похожие на глаза.

Потом звуки начали удаляться, стихать. Словно тварь, оглядев его, уступила дорогу. Потом она позвала кого-то еще. Кто-то ответил. К их разговору присоединился третий, четвертый. Потом взревели пятый и шестой. Гагары… ага? Голоса стали удаляться (медленно, степенно) на север. Но хуже всего было то, что вокруг в тумане Луис почувствовал какое-то движение. Тише… тише… и все, наконец, смолкло.

Луис мог идти дальше. Его плечи и спину свело от напряжения – все это время он стоял неподвижно, изо всех сил прижимая к себе труп Гаджа, словно боялся, что неведомые существа отберут то, что по праву принадлежало ему. От пота его нижнее белье промокло насквозь. Первые в этом году москиты, только народившиеся и голодные, обнаружили его и облюбовали, признав в Луисе легкую добычу.

«Вакиньян… Боже правый, это был Вакиньян… это существо, которое бродит по северным лесам, существо, которое, коснувшись, может превратить вас в каннибала. Вот так. Вакиньян прошел в каких-нибудь шестидесяти ярдах от меня».

Сказав это себе, Луис отнюдь не нашел это забавным. Как в свое время не вызвали у него смеха странные идеи Джада насчет того, что можно увидеть и услышать на этом странном болоте, по ту сторону Хладбища Домашних Любимцев… тут были гагары, Огни Святого Эльма… а сам он скоро окажется в Нью-Йорке в камере предварительного заключения, с обвинением по делу о разграблении могил. Пусть все, что угодно, только не те существа, которые прыгают, ползают, скользят и тащатся, волоча ноги между мирами живых и мертвых. Пусть придет Бог, наступит утро, рассеется туман. Наступит воскресное утро, заулыбается епископ… только не надо темных, подкрадывающихся в ночи страхов.

Луис пошел дальше, и скоро земля у него под ногами стала тверже. Через несколько мгновений он подошел к упавшему дереву, крона которого терялась в тумане и казалась огромной тряпкой, которую уронила гигантская домохозяйка. Дерево оказалось… расколотым… сломанным, и его желто-белая сердцевина истекала соком. Когда Луис коснулся места разлома, кровь дерева показалась ему теплой… а с другой стороны дерева оказалась яма. Дальше начинались приземистые кусты можжевельника, словно втоптанные в землю. Луис не мог заставить себя поверить, что это всего лишь следы ног. Конечно, он мог оглянуться и попытаться определить их форму, но вместо этого он пошел дальше, полез вверх. Он шел дальше. Ему было холодно. Во рту пересохло и хотелось пить. Сердце едва не выскакивало из груди.

Скоро грязь перестала хлюпать и под ногами снова зашуршали сосновые иголки. Потом появились первые камни. Луис почти добрался до цели.

Тропинка быстро пошла наверх. Луис больно ободрался о камень. Но это была не просто скала. Неуклюже вытянув руку, он дотронулся до скалы.

«Вот и ступеньки, вырезанные в скале. Надо идти дальше. Скоро-скоро доберемся мы до вершины. Мы будем там!»

Когда Луис начал подъем, усталость вернулась. Особенно сильно болела спина… но осталось совсем немного. Мысленно отсчитывая ступени, Луис поднимался все выше и выше, дрожа от холода, словно боролся с могучим воздушным течением, которое постепенно становилось все сильнее, рвало с него одежду, дергало края брезента, в который был завернут Гадж, отчего брезент хлопал, словно выстрелы из пистолета, так порой хлопают приспущенные, но не зарифленные паруса.

Оглянувшись, Луис увидел до безумия ярко горящие звезды. В небе не было созвездий, которые он мог бы узнать, и он снова оглянулся, забеспокоившись. Рядом была отвесная скала, но не гладкая, а расколотая, в выбоинах, раскрошившаяся; тут напоминающая лодку, там барсука, тут лицо человека, набросившего капюшон и нахмурившегося. Только ступени были гладкими.

Поднявшись на вершину, Луис остановился, опустив голову, качнулся, восстанавливая дыхание. Луис чувствовал болезненные уколы в легких – словно щепка впивалась ему в бок.

Ветер ерошил ему волосы и ревел в ушах, словно дракон.

Ночь выдалась светлой. Разве в тот, первый раз было облачно, или это ему только сейчас казалось? Теперь не важно. Но Луис хорошо видел индейское кладбище, и от этого зрелища холодок пополз у него по спине вдоль позвоночника.

Как тут все было похоже на Хладбище Домашних Любимцев!

«Конечно, ты же знал это, – мысленно прошептал он так, когда увидел, что пирамидки камней располагаются спиралью. – Ты знал это.., или должен был знать это.., не концентрические круги, а спираль…»

Да. Здесь на краю каменного стола, повернувшегося к холодному звездному свету, к черному пространству между звезд, была выложена огромная спираль. Но это же не настоящие пирамидки! Только теперь Луис увидел и понял это. Это не те пирамидки, под которыми лежали вернувшиеся к жизни существа. Те пирамидки рассыпались от ударов изнутри… из-под земли… когда те, кто был похоронен, вылезали на свет божий. А обломки скал и камни из рассыпанных бывшими покойниками пирамидок сами по себе падали так, что сложились в спираль.

«Интересно, кто-нибудь до меня видел это пятно в воздухе?» – подумал Луис, а потом он подумал о той пропасти, что разделяет различные племена индейцев. «Видел ли это кто-нибудь из индейцев? А если они видели, интересно, как они это объясняли?»

Преклонив колено, Луис опустил тело Гаджа на землю со вздохом облегчения.

Наконец, он начал приходить в себя. С помощью карманного перочинного ножа, он срезал ленту, удерживающую кирку и лопату у него за спиной. Зазвенев, они упали на землю. Луис повернулся и на мгновение прилег, словно орел, разбросав крылья. Луис слепо уставился на звезды.

«А что же было там, на болоте? Луис, Луис, неужели ты на самом деле думаешь, что вздремнуть в таком месте хорошая мысль? Можно ведь и не проснуться».

Поздно было поворачивать назад, пора было браться за дело.

«Ладно, – сказал Луис сам себе. – Все может получиться как надо. Ни одно дело не выходит, если не рисковать. А риска нет без любви. Сюда бы мой саквояж! Не тот, что внизу, а тот, что наверху, в ванной, на верхней полке; тот, за которым я послал Джада, когда у Нормы случился сердечный приступ. Шприцы на тот случай, если что-нибудь пойдет не так… что-нибудь плохое случится… Ведь никто точно ничего наперед не знает…»

Потом мысли Луиса стали совершенно путаными. Монотонно бормоча что-то себе под нос, Луис взялся за кирку. Стоя на коленях, он принялся рыть землю. Каждый раз вытаскивая кирку из земли, он наваливался на рукоять, как старый римлянин наваливается на рукоять меча, высвобождая его из живота варвара. Медленно-медленно яма приобретала форму, становилась все глубже и глубже. Луис выкатывал комья земли, камни; большую часть камней просто отшвыривал в сторону, а часть откладывал…

…для пирамидки.

Глава 56

Речел хлопала себя по щекам, пока лицо не начало зудеть, но ей удалось отогнать сон, во всяком случае, на какое-то время она проснулась. Сейчас она была уже в Питтсфельде. Все пункты оплаты проезда остались позади. Ей до смерти надоели внимательные контролеры, чьи глаза сверкали холодным, голодным пламенем. Но теперь все они остались позади вместе с многочисленными пунктами оплаты проезда. «Чеветта» катила все дальше и дальше.

Речел, снова почувствовав, что задремала, резко крутанула рулевое колесо влево. Тормоза опять взвыли, и Речел показалось, что она услышала слабый «щелк!», словно бампер ее машины стукнулся об один из шлагбаумов пункта оплаты. Сердце Речел забилось учащенно, метнулось в груди так, словно готово было выскочить наружу. Перед глазами у нее все завертелось. В глазах то темнело, то светлело, в такт ударам сердца. Через мгновение разозлившись на близкую опасность, которую едва удалось избежать, на свой внезапный испуг и Роберта Гордона, недостаточно вдохновенно распевающего «Красную жару» по радио, Речел снова стала дремать.

Потом в ее сонном мозгу родилась безумная, параноидальная мысль.

– Я сошла с ума, – прошептала Речел в такт завываниям рок-н-ролла. – Все правильно.

Она попыталась засмеяться, но не смогла. Не сумела. Потому что мысли ее замерзли, словно замороженные, а глаза невидящим взором устремились в ночь. Было в этой ночи что-то волшебное, привиденческое. Речел чувствовала себя, словно мультипликационная фигурка – абстрактное существо, которое мчится по резинке гигантской рогатки. А кто-то натягивал резинку все сильнее и сильнее, но ведь потом потенциальная энергия высвободится, превратится в кинетическую энергию движения… движения… движения по инерции… что?.. элементарная физика… что-то словно пыталось… заставляло ее откинуться назад… оставайся там, где ты есть… и тело хотело отдыха, хотело, чтоб неуемный разум оставил его в покое… как тело Гаджа… больше никакого движения.

В этот раз визг тормозов был протяжнее, опасность столкновения намного больше, с воющим, скрипящим звуком «Чеветта» промчалась, сдирая краску с борта о паребрик дорожного ограждения. Мгновение рулевое колесо не слушалось Речел. А потом машина Речел остановилась. Речел сидела за рулем и всхлипывала… плакала. Она могла уснуть намного крепче, а не слегка задремать. Уснуть и видеть сны. А машина неслась бы по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час! Если бы не ограждение… если бы вдоль шоссе стояли отдельные столбики.

Речел, нажав на газ, проехала чуть дальше и там припарковала машину, а потом, закрыв лицо руками, заплакала навзрыд.

«Что-то пытается не пустить меня к Луису».

Когда она снова почувствовала, что снова может контролировать себя, успокоилась и поехала дальше. Система управления автомобиля ничуть не пострадала, но Речел полагала, что в компании «Авис» ей пред явят солидный счет, когда завтра вечером она вернет им машину на пункте проката неподалеку от Ладлоу. «Не думать ни о чем. Только о дороге. Эй, выпить бы немножко кофе. Да! Это первое, что нужно сделать».

На повороте на Питтсфелд Речел свернула с шоссе. Проехав еще с милю, она увидела ярко светящуюся арку и услышала громкое рычание дизелей. Она прибыла сюда, чтобы заправить «Чеветту».

– Кто-то пропахал ей бока с обеих сторон, – сказал рабочий заправочной станции восхищенно.

А потом Речел заглянула в закусочную, где пахло салом, вареными яйцами… и, без сомнения, крепким кофе.

Одну за другой, как лекарство, Речел выпила три чашки кофе… черного, сладкого кофе. Несколько водителей грузовиков сидели за стойкой или за столиками, обманутые официантками, которые каким-то образом ухитрялись выглядеть словно нянечки, получившие плохие новости. А все из-за флюоресцентного света рекламы, горевшей на улице, зазывавшей одиноких путников ночи.

Заплатив по счету, Речел направилась к припаркованной «Чеветте», но машина отказалась заводиться. Ключ повернулся, раздался глухой щелчок… и все.

Речел сильно, но без особой злости ударила кулаком по рулевому колесу. Что-то пыталось остановить ее. Дело было не в машине, новенькой с иголочки, накатавшей не более пяти тысяч миль и позорно, вот так, закончившей свой путь… Видимо, все-таки Речел придется тут застрять. В каких-то пятидесяти милях от дома.

Речел прислушалась, как гудят моторы больших грузовиков, и неожиданно у нее возникло ощущение, что среди этих грузовиков «Оринго» есть тот, который раскатал по шоссе ее сына… И мотор этого грузовика не бормочет, а хихикает!

Тогда Речел опустила голову и зарыдала.

Глава 57

Луис стукнулся обо что-то и упал, растянувшись на земле. На мгновение ему показалось, что подняться он уже не сможет… у него просто не хватит сил… Он просто лежал, прислушиваясь к хору птиц Маленького Болота Бога, оставшегося где-то там, позади. Он чувствовал, как ноет и болит все его тело, и мог лежать тут, пока не уснул бы. Или пока не умер. Скорее последнее… он столкнул брезентовый сверток с Гаджем в яму, которую вырыл, а потом голыми руками засыпал яму землей. И он помнил, что должен собрать камни, потом сложить широкое основание…

С того момента, как он начал собирать камни, он помнил очень мало. Очевидно, спустившись вниз по ступенькам, он перешел болото… И все же, где он? Оглядевшись, Луис увидел, узнал высокие сосны, которые росли рядом с буреломом. Значит, он перешел через Маленькое Болото Бога, даже не понимая, что делает. Луис был в этом уверен. На все сто.

«Но я еще достаточно далеко от дома. Может, мне стоит поспать тут?»

Но эта мысль оказалась такой фальшивой, что Луис заставил себя встать на ноги и отправиться дальше. Ведь если он останется здесь, та тварь с раздвоенным языком может найти его… тварь, которая прячется на болоте, а может, и в лесу… может, даже сейчас она следит за ним.

Луис поднес руки к лицу. Увидел кровь. Удивился… Потом высморкался.

– Где же я так руки разодрал? – хрипло прошептал он и стал озираться, а потом заметил кирку с лопатой…

Через десять минут впереди показался бурелом. Луис перелез через него, спотыкаясь, но так и не упав. Когда он посмотрел себе под ноги, ветвь тут же затрещала («не смотри вниз», – так говорил Джад). Задрожала соседняя ветвь. Луис упал в грязь, рядом с могилами Кладбища Домашних Любимцев. Ударил порыв ветра.

«Будь я проклят, если это не третье кладбище, на котором я валяюсь за одну ночь… и будь я проклят, если я не наелся этим…»

Луис снова нащупал кирку и лопату, подобрал их. На мгновение он оглянулся, разглядывая все, что можно увидеть при свете звезд. Рядом с ним была могила Смаки. «Он был послушным», – с трудом вспомнил Луис. А вот «Трикси, убитый на шоссе». Ветер стал сильнее, и Луис слышал слабые «тинк-тинк-тинк» кусочков металла. Может, это были банки «Дел Монте», трудолюбиво разрезанные теми, чьи Домашние Любимцы ныне покоились здесь; жестяные пластинки, прибитые к длинным палкам… и тут страх снова вернулся к Луису. Луис чувствовал, как некое тошнотворное настроение овладевает им. Оно постепенно усиливалось и усиливалось, превратившись, наконец, в спазмы желудка. Луиса вырвало. Эти «тинк-тинк-тинк», доносящиеся из темноты, звали его домой.

Луис пересек Хладбище Домашних Любимцев, оставив позади могилку «Марты, нашей любимицы-крольчихи, умершей 1 марта 1965 года» и могильный холмик Генерала Паттона. Он перешагнул неровный кусок доски, которая отмечала конец кладбища – «Полинезия». Металл стал звенеть громче, и Луис остановился. Здесь, к краю тонкой доски, надгробием врытой в землю, был прибит жестяной прямоугольник. Луис прочитал: «Ринго – наш хомяк. 1964 – 1965 годы». Он и издавал тот самый, звенящий на все Хладбище металлический звук. Луис с остервенением отодрал кусок жести от палки-надгробия… и тут волосы у него встали дыбом.

Позади бурелома что-то двигалось. Что-то было там!

То, что услышал Луис – какие-то потаенные звуки… как потрескивание хвойных иголок. Вот сухо треснула ветка, зашуршала трава. Ветер, завывающий в вышине, почти заглушал эти звуки.

– Гадж? – хрипло позвал Луис.

Он сам отлично понимал, что делает… стоит в темноте и зовет своего мертвого сына. От осознания того, что происходит, у Луиса по спине поползли мурашки. Волосы его встали дыбом. Потом он сильно задрожал от беспомощности, объятый тошнотворным, убийственным страхом.

– Гадж?

Звуки стихли.

«Нет, конечно. Если бы Гадж появился сейчас, все получилось бы чересчур легко. Не спрашивайте меня, откуда я знаю, что это не он. Это не Гадж. Это… кто-то другой».

Неожиданно, так показалось Луису, он словно бы услышал голос Элли. Он вспомнил, как дочь как-то сказала ему: «И воскликнул во весь голос: „Лазарь, выйди оттуда!..“ Потому что если бы Господь не назвал его имени, то все мертвецы из могил поднялись бы…»

С другой стороны бурелома снова послышались звуки. Слышал ли Луис что– то на самом деле… или ему только казалось?.. Все заглушал ветер. А по ту сторону бурелома, повинуясь каким-то своим, древним инстинктам, бродила ужасная тварь. Лихорадочно возбужденный мозг Луиса нарисовал ужасную, тошнотворную картину: огромная моль – гигантская летучая мышь, скорее бегущая по земле, чем летящая по небу…

Луис пересек кладбище, больше поворачиваясь к бурелому, выглядевшему призрачным образованием, иссеченным шрамами темноты… Луис отправился назад по тропинке, потом он заторопился и, наверное, четверть мили бежал, до того места, где тропинка вынырнула из леса на поле за домом. Дальше бежать у него не было сил.

Равнодушно швырнув кирку и лопату в гараж, Луис замер на мгновение у в езда на асфальтовую дорожку, посмотрел назад на дорожку, которой он пришел, а потом заглянул в гараж. Было уже четыре пятнадцать, и Луис был уверен: скоро заря. Но пока тут, в Ладлоу, царствовала ночь. Ветер стал сильнее.

Луис зашел в дом, пересек гараж, предварительно заперев заднюю дверь. Он прошел через кухню, не включая света, и зашел в маленькую ванную, между кухней и столовой. Здесь он включил свет. В первую очередь он увидел Черча, свернувшегося на крышке унитаза. Кот уставился на хозяина мутными желто-зелеными глазами.

– Черч, – сказал Луис. – Думаю, что кто-то сейчас снимет тебя оттуда.

Черч по-прежнему смотрел на Луиса с крышки унитаза. Да, кто-то должен согнать Черча с крышки унитаза, и Луис сделает это сам! Он помнил, что когда рабочий стеклил окошко в подвале, Луис сказал сам себе, что с котом все в порядке. Разве это не ребячество? Но… Когда Черч хотел пробраться в дом, ему это всегда удавалось… И еще, дело в том, что Черч после Воскрешения сильно изменился.

Не слишком заметно, но сильно. Изменились его поступки.., ничего материального. Но у кота появилось что-то чуждое человеку, что-то от покачивающихся, шаркающих ногами зомби Джорджа Ромеро; что-то от героя поэмы Элиота об опустошенном человеке.

– Ничего, я еще живой! – заявил Луис хриплым голосом, расстегивая рубашку. – Я к тебе обращаюсь, Черч. Тебе лучше поверить в это.

Хорошенький синяк появился у Луиса на левом боку, точно посреди грудной клетки. А когда он снял свои штаны, то увидел, что колено, которое ударил о надгробие на кладбище «Плеасантвиев», раздуло. Колено стало пурпурно-черным. Луис решил пока ногу не сгибать, потому что, когда он попытался ее согнуть, стало очень больно, словно ногу пронзили тысячи игл. А выглядела она так, словно и не собиралась сгибаться до конца жизни Луиса.

Потянувшись, Луис схватил Черча, пытавшегося сделать так, чтобы его не заметили. Луис не хотел обижать кота, но кот рвался назад на облюбованную им крышку унитаза, выкручиваясь в руках Луиса самым сверхъестественным способом. Луис пересадил кота в другое место. Выходя из ванной комнаты, кот даже не удостоил Луиса взглядом.

Луис опустился на стульчик, посидел, ощупывая и растирая разбитое колено. Потом он стал растирать себе поясницу.

Покинув туалет, он отправился в гостиную, включил свет и какое-то время простоял у подножия лестницы, ведущей наверх. Как странно! Тут он стоял в Рождество, когда подарил Речел ту драгоценную цепочку. Коробочка с цепочкой долго лежала в кармане его халата. Вон там стоял стул, когда он рассказывал Элли о Смерти, после того как у Нормы Крандолл случился сердечный приступ… события, которые показались Луису теперь и вовсе не существенными… не существовавшими. А Рождественская елка стояла там. А там – индейка, сделанная Элли из бумаги. Эта индейка напоминала Луису что-то из искусства футуристов… шотландские занавески на окнах, а много раньше – тут просто была пустая комната, в центре которой сгрудились коробки Объединенной Воздушной Авиалинии, наполненные всяким барахлом, через всю страну доставленные сюда, на Запад. Подумав, Луис решил, что их вещи тогда выглядели и вовсе ненужными. Сложенные в коробки, они напоминали маленький бастион, которым Криды отгородились от внешнего мира; мира, в котором их имена, их привычки никого не интересовали.

Как это все странно! Как хотел бы Луис никогда не слышать об университете в Мэйне, о Ладлоу, Джаде и Норме Крандоллах. Не слышать во веки веков! Он поднялся по лестнице и отправился в ванную комнату второго этажа. Встав на унитаз, он достал маленький черный саквояж, заменяющий ему домашний медицинский кабинет. Он отнес саквояж в спальню и, сев на кровать, начал в нем рыться. Да, тут были шприцы и те внутривенные лекарства, которые могли понадобиться… и бинты – несколько пакетов первой помощи, хирургический скальпель и завернутая в бумагу ампула со смертоносной жидкостью.

Если, конечно, в этой ампуле возникнет необходимость. Защелкнув саквояж, Луис поставил его на кровать. Включив верхний свет, он лег, заложив руки за голову. Лежать на спине, отдыхая, было прелестно. Мысленно он вернулся в Диснейленд. Он увидел себя во всем белом; увидел, как он ведет грузовик, к которому прицеплены огромные мышиные уши. Ничто не указывало на то, что снаружи что-то происходит, ничто не пугало посетителей Диснейленда.

Рядом с ним сидел Гадж. Кожа у него была сильно загорелой, а белки глаз сверкали. Тут, прямо… нет, чуть левее, стоял Гуфи. Он тряс руку маленькому мальчику. Ребенок был потрясен. Герой мультфильма оказался перед ним в плоти и крови! Винни Пух передразнивал двух смеющихся бабушек в брючных костюмах, а маленькая девочка, видимо, одевшая на прогулку свое лучшее платье, кричала:

– Я люблю тебя, Тигра! Я люблю тебя, Тигра!