Двадцать лет спустя Дюма Александр
Портос и не подумал дать более точные указания. В своей надменности он думал, что весь свет должен знать замок, которому он дал свое имя.
– Проклятый хвастун! – воскликнул д’Артаньян. – Он нисколько не переменился! А мне именно с него-то и следовало бы начать ввиду того, что он, унаследовав от Кокнара восемьсот тысяч ливров, не нуждается в деньгах. Эх, самого-то лучшего у меня и не будет! Атос так пил, что, наверное, совсем отупел. Что касается Арамиса, то он, конечно, погружен в свое благочестие.
Д’Артаньян еще раз взглянул на письмо. В нем была приписка, в которой значилось следующее:
«С этой же почтой пишу нашему достойному другу Арамису в его монастырь».
– В его монастырь? Отлично. Но какой монастырь? Их двести в одном Париже. И три тысячи во Франции. К тому же он, может быть, поступая в монастырь, в третий раз изменил свое имя? Ах, если бы я был силен в богословии, если б я мог только вспомнить предмет его тезисов, которые он так рьяно обсуждал в Кревкере с кюре из Мондидье и настоятелем иезуитского монастыря, я бы уже смекнул, какой доктрине он отдает предпочтение, и вывел бы отсюда, какому святому он мог себя посвятить. А не пойти ли мне к кардиналу и не спросить ли у него пропуск во всевозможные монастыри, даже женские? Это действительно мысль, и, может быть, туда-то он и удалился, как Ахиллес. Да, но это значит с самого начала признаться в своем бессилии и с первого шага уронить себя во мнении кардинала. Сановники бывают довольны только тогда, когда ради них делают невозможное. «Будь это вещь возможная, – говорят они нам, – я бы и сам это сделал». И сановники правы. Но не будем торопиться и разберемся толком. От него я тоже получил письмо, от милого друга, и он даже просил меня оказать ему какую-то услугу, что я и выполнил. Да. Но куда же я девал это письмо?
Подумав немного, д’Артаньян подошел к вешалке, где висело его старое платье, и стал искать свой камзол 1648 года, а так как наш д’Артаньян был парень аккуратный, то камзол оказался на крючке. Порывшись в карманах, он вытащил бумажку: это было письмо Арамиса.
«Господин д’Артаньян, – писал Арамис, – извещаю вас, что я поссорился с одним дворянином, который назначил поединок сегодня вечером на Королевской площади; так как я – духовное лицо и это дело может повредить мне, если я сообщу о нем кому-нибудь другому, а не такому верному другу, как вы, то я прошу вас быть моим секундантом.
Войдите на площадь с новой улицы Святой Екатерины и под вторым фонарем вы встретите вашего противника. Я с моим буду под третьим.
Ваш Арамис».
На этот раз даже не было прибавлено: «до свидания».
Д’Артаньян пытался припомнить события: он отправился на поединок, встретил там указанного противника, имени которого он так и не узнал, ловко проткнул ему шпагой руку и подошел к Арамису, который, окончив уже свое дело, вышел к нему навстречу из-под третьего фонаря.
– Готово, – сказал Арамис. – Кажется, я убил наглеца. Ну, милый друг, если вам встретится надобность во мне, вы знаете – я вам всецело предан.
И, пожав ему руку, Арамис исчез под аркой.
Выходило, что д’Артаньян знал о местопребывании Арамиса столько же, сколько и о местопребывании Атоса и Портоса, и дело начинало казаться ему очень затруднительным, как вдруг ему послышалось, будто в его комнате разбили стекло.
Он сейчас же вспомнил о своем мешке и бросился к шкафчику. Он не ошибся: в ту минуту, как он входил в комнату, какой-то человек влезал в окно.
– А, негодяй! – закричал д’Артаньян, приняв его за вора и хватаясь за шпагу.
– Сударь! – взмолился этот человек. – Ради бога, вложите шпагу в ножны и не убивайте меня, не выслушав. Я не вор, вовсе нет! Я честный и зажиточный буржуа, у меня собственный дом. Меня зовут… Ай! Может ли быть? Нет, я не ошибаюсь, вы господин д’Артаньян.
– Это ты, Планше? – вскричал лейтенант.
– К вашим услугам, – ответил Планше, сияя, – если только я еще гожусь.
– Может быть, – сказал д’Артаньян. – Но какого черта ты лазишь в семь часов утра по крышам, да еще в январе месяце?
– Сударь, – сказал Планше, – надо вам знать… хотя, в сущности, вам, пожалуй, этого и знать не надо.
– Что такое? – переспросил д’Артаньян. – Но сперва прикрой окно полотенцем и задерни занавеску.
Планше повиновался.
– Ну, говори же! – сказал д’Артаньян, когда тот исполнил приказание.
– Сударь, скажите прежде всего, – спросил осторожно Планше, – в каких вы отношениях с господином де Рошфором?
– В превосходных! Еще бы! Он теперь один из моих лучших друзей!
– А! Ну тем лучше!
– Но что общего имеет Рошфор с подобным способом входить в комнату?
– Видите ли, сударь… Прежде всего нужно вам сказать, что господин де Рошфор в…
Планше замялся.
– Черт возьми, – сказал д’Артаньян. – Я отлично знаю, что он в Бастилии.
– То есть он был там, – ответил Планше.
– Как так был? – вскричал д’Артаньян. – Неужели ему посчастливилось бежать?
– Ах, сударь, – вскричал, в свою очередь, Планше, – если это, по-вашему, счастье, то все обстоит благополучно! В таком случае нужно вам сказать, что вчера, по-видимому, за господином де Рошфором присылали в Бастилию…
– Черт! Я это отлично знаю, потому что сам ездил за ним.
– Но, на его счастье, не вы отвозили его обратно; потому что, если бы я узнал вас среди конвойных, то поверьте, сударь, что я слишком уважаю вас, чтобы…
– Да кончай же, скотина! Что такое случилось?
– А вот что. Случилось, что на Скобяной улице, когда карета господина де Рошфора пробиралась сквозь толпу народа и конвойные разгоняли граждан, поднялся ропот, арестант подумал, что настал удобный момент, сказал свое имя и стал звать на помощь. Я был тут же, услышал имя графа де Рошфора, вспомнил, что он сделал меня сержантом Пьемонтского полка, и закричал, что этот узник – друг герцога Бофора. Тут все сбежались, остановили лошадей, оттеснили конвой. Я успел отворить дверцу, Рошфор выскочил из кареты и скрылся в толпе. К несчастью, в эту минуту проходил патруль, присоединился к конвойным, и они бросились на нас. Я отступил к Тиктонской улице, они за мной, я вбежал в соседний дом, его оцепили, обыскали, но напрасно – я нашел в пятом этаже одну сочувствующую нам особу, которая спрятала меня под двумя матрацами. Я всю ночь или около того оставался в своем тайнике и, подумав, что вечером могут возобновить поиски, на рассвете спустился по водосточной трубе, чтобы отыскать сначала вход, а потом и выход в каком-нибудь доме, который бы не был оцеплен. Вот моя история, и, честное слово, сударь, я буду в отчаянии, если она вам не по вкусу.
– Нет, напротив, – сказал д’Артаньян, – право же, я очень рад, что Рошфор на свободе. Но ты понимаешь, что, попадись ты теперь в руки королевских солдат, тебя без пощады повесят?
– Как не понимать? Черт возьми! – воскликнул Планше. – Именно это меня и беспокоит, и вот почему я так обрадовался, что нашел вас; ведь если вы захотите меня спрятать, то никто этого не сделает лучше вашего.
– Да, – сказал д’Артаньян. – Я, пожалуй, не против, хоть и рискую ни много ни мало, как моим чином, если только дознаются, что я укрываю мятежника.
– Ах, сударь, вы же знаете, что я рискнул бы для вас жизнью.
– Ты можешь даже прибавить, что не раз рисковал ею, Планше. Я забываю только то, что хочу забыть. Ну а об этом я хочу помнить. Садись же и ешь спокойно: я вижу, ты весьма выразительно поглядываешь на остатки моего ужина.
– Да, сударь, потому что буфет соседки оказался небогат сытными вещами, и я с полудня съел всего лишь кусок хлеба с вареньем. Хоть я и не презираю сладостей, когда они подаются вовремя и к месту, ужин показался мне все же чересчур легким.
– Бедняга! – сказал д’Артаньян. – Ну, ешь, ешь!
– Ах, сударь, вы мне вторично спасаете жизнь.
Планше уселся за стол и принялся уписывать за обе щеки, как в доброе старое время, на улице Могильщиков.
Д’Артаньян прохаживался взад и вперед по комнате, придумывая, какую бы пользу можно было извлечь из Планше в данных обстоятельствах. Тем временем Планше добросовестно трудился, чтобы наверстать упущенное время.
Наконец он испустил тот удовлетворенный вздох голодного человека, который свидетельствует, что, заложив прочный фундамент, он собирается сделать маленькую передышку.
– Ну, – сказал д’Артаньян, полагавший, что настало время приступить к допросу, – начнем по порядку: известно ли тебе, где Атос?
– Нет, сударь, – ответил Планше.
– Черт! Известно ли тебе, где Портос?
– Тоже нет.
– Черт! Черт! А Арамис?
– Ни малейшего понятия.
– Черт! Черт! Черт!
– Но, – сказал Планше лукаво, – мне известно, где находится Базен.
– Как! Ты знаешь, где Базен?
– Да, сударь.
– Где же он?
– В соборе Богоматери.
– А что он делает в соборе Богоматери?
– Он там причетник.
– Базен причетник в соборе Богоматери! Ты в этом уверен?
– Вполне уверен. Я его сам видел и говорил с ним.
– Он, наверное, знает, где его господин!
– Разумеется.
Д’Артаньян подумал, потом взял плащ и шпагу и направился к двери.
– Сударь, – жалобно сказал Планше. – Неужели вы меня покинете? Подумайте, мне ведь больше не на кого надеяться.
– Но здесь не станут тебя искать, – сказал д’Артаньян.
– А если сюда кто войдет? – сказал осторожный Планше. – Никто не видел, как я вошел, и ваши домашние примут меня за вора.
– Это правда, – сказал д’Артаньян. – Слушай, знаешь ты какое-нибудь провинциальное наречие?
– Лучше того, сударь, я знаю целый язык, – сказал Планше, – я говорю по-фламандски.
– Где ты, черт возьми, выучился ему?
– В Артуа, где я сражался два года. Слушайте: «Goeden morgen, myn heer! Ik ben begeeray te weeten the ge sond hects omstand».
– Что это значит?
– «Добрый день, сударь, позвольте осведомиться о состоянии вашего здоровья».
– И это называется язык! – сказал д’Артаньян. – Но все равно, это очень кстати.
Он подошел к двери, кликнул слугу и приказал позвать прекрасную Мадлен.
– Что вы делаете, сударь, – вскричал Планше, – вы хотите доверить тайну женщине!
– Будь покоен, она не проговорится.
В эту минуту явилась хозяйка. Она вбежала с радостным лицом, надеясь застать д’Артаньяна одного, но, заметив Планше, с удивлением отступила.
– Милая хозяюшка, – сказал д’Артаньян, – рекомендую вам вашего брата, только что приехавшего из Фландрии: я его беру к себе на несколько дней на службу.
– Моего брата! – сказала ошеломленная хозяйка.
– Поздоровайтесь же со своей сестрой, master Петер.
– Wilkom, zuster! – сказал Планше.
– Goeden day, hrer![5] – ответила удивленная хозяйка.
– Вот в чем дело, – сказал д’Артаньян, – этот человек ваш брат, которого вы, может быть, и не знаете, но зато знаю я; он приехал из Амстердама; я сейчас уйду, а вы должны его одеть; когда я вернусь, примерно через час, вы мне его представите, и по вашей рекомендации, хотя он не знает ни слова по-французски, я возьму его к себе в услужение, так как ни в чем не могу вам отказать. Понимаете?
– Вернее, я догадываюсь, чего вы желаете, и этого с меня достаточно, – сказала Мадлен.
– Вы чудная женщина, хозяюшка, и я полагаюсь на вас.
Сказав это, д’Артаньян подмигнул Планше и отправился в собор Богоматери.
Глава VIII/p>
О различном действии, какое полупистоль может иметь на причетника и на служку
Д’Артаньян шел по Новому мосту, радуясь, что снова обрел Планше. Ведь как ни был он полезен доброму малому, но Планше был ему самому гораздо полезнее. В самом деле, ничто не могло быть ему приятнее в эту минуту, как иметь в своем распоряжении храброго и сметливого лакея. Правда, по всей вероятности, Планше недолго будет служить ему; но, возвратясь к своему делу на улице Менял, Планше будет считать себя обязанным д’Артаньяну за то, что тот, скрыв его у себя, спас ему жизнь, а д’Артаньяну было очень на руку иметь связи в среде горожан в то время, когда они собирались начать войну с двором. У него будет свой человек во вражеском лагере, а такой умница, как д’Артаньян, умел всякую мелочь обратить себе во благо.
В таком настроении, весьма довольный судьбой и самим собой, д’Артаньян подошел к собору Богоматери.
Он поднялся на паперть, вошел в храм и спросил у ключаря, подметавшего часовню, не знает ли он г-на Базена.
– Господина Базена, причетника? – спросил ключарь.
– Его самого.
– Вот он прислуживает за обедней, в приделе Богородицы.
Д’Артаньян вздрогнул от радости. Несмотря на слова Планше, ему не верилось, что он найдет Базена; но теперь, поймав один конец нити, он мог ручаться, что доберется и до другого.
Он опустился на колени, лицом к этому приделу, чтобы не терять Базена из виду. По счастью, служилась краткая обедня, она должна была скоро кончиться. Д’Артаньян, перезабывший все молитвы и не позаботившийся захватить с собой молитвенник, стал на досуге наблюдать Базена.
Вид Базена в новой одежде был, можно сказать, столь же величественный, сколь и блаженный. Сразу видно было, что он достиг или почти достиг предела своих желаний и что палочка для зажигания свеч, оправленная в серебро, которую он держал в руке, казалась ему столь же почетной, как маршальский жезл, который Конде бросил, а может быть, и не бросал, в неприятельские ряды во время битвы под Фрейбургом.
Даже физически он преобразился, если можно так выразиться, совершенно под стать одежде. Все его тело округлилось и приобрело нечто поповское. Все угловатости на его лице как будто сгладились. Нос у него был все тот же, но он тонул в круглых щеках; подбородок незаметно переходил в шею; глаза заплыли, не то что от жира, а от какой-то одутловатости; волосы, подстриженные по-церковному, под скобку, закрывали лоб до самых бровей. Заметим кстати, что лоб Базена, даже совсем открытый, никогда не превышал полутора дюймов в вышину.
В ту минуту как д’Артаньян кончил свой осмотр, кончилась и обедня. Священник произнес «аминь» и удалился, благословив молящихся, которые, к удивлению д’Артаньяна, все преклонили колена. Он перестал удивляться, узнав в священнослужителе самого коадъютора, знаменитого Жана-Франсуа де Гонди, который уже в это время, предчувствуя свою будущую роль, создавал себе популярность щедрой раздачей милостыни. Для того чтобы увеличить эту популярность, он и служил иногда ранние обедни, на которые обычно приходит только простой люд.
Д’Артаньян, как и все, опустился на колени, принял причитающееся на его долю благословение, перекрестился, но в ту минуту, когда мимо него, с возведенными к небу очами, проходил Базен, скромно замыкавший шествие, д’Артаньян схватил его за полу; Базен опустил глаза и отскочил назад, словно увидел змею.
– Господин д’Артаньян! – воскликнул он. – Vadе retro, Satanas![6]
– Отлично, милый Базен, – ответил, смеясь, офицер, – вот как вы встречаете старого друга.
– Сударь, – ответил Базен, – истинные друзья христианина те, кто споспешествует спасению, а не те, кто отвращает от него.
– Я вас не понимаю, Базен, – сказал д’Артаньян, – я не вижу, как я могу служить камнем преткновения на вашем пути к спасению.
– Вы забываете, – ответил Базен, – что пытались навсегда закрыть к нему путь для моего бедного господина; из-за вас он губил свою душу, служа в мушкетерах, хотя чувствовал пламенное призвание к церкви.
– Мой милый Базен, – возразил д’Артаньян, – вы должны были бы понять уже по месту, где меня видите, что я очень переменился: с годами становишься разумнее. И так как я не сомневаюсь, что ваш господин спасает свою душу, то я хочу узнать от вас, где он находится, чтобы он своими советами помог и моему спасению.
– Скажите лучше – чтобы вновь увлечь его в мир? По счастью, я не знаю, где он, так как, находясь в святом месте, я никогда не решился бы солгать.
– Как! – воскликнул д’Артаньян, совершенно разочарованный. – Вы не знаете, где Арамис?
– Прежде всего, – сказал Базен, – Арамис – это имя погибели. Если прочесть Арамис навыворот, получится Симара, имя одного из злых духов, и, по счастию, мой господин навсегда бросил это имя.
– Хорошо, – сказал д’Артаньян, решившись перетерпеть все, – я ищу не Арамиса, а аббата д’Эрбле. Ну же, мой милый Базен, скажите мне, где он.
– Разве вы не слыхали, господин д’Артаньян, как я ответил вам, что не знаю этого?
– Слышал, конечно; но я отвечу вам, что это невозможно.
– Тем не менее это правда, сударь, чистая правда, как перед богом…
Д’Артаньян хорошо видел, что ничего не вытянет из Базена; ясно было – Базен лжет, но по тому, с каким жаром и упорством он лгал, можно было легко предвидеть, что он от своего не отступится.
– Хорошо, – сказал д’Артаньян. – Так как вы не знаете, где живет ваш барин, не будем больше говорить о нем и расстанемся друзьями; вот вам полпистоля, выпейте за мое здоровье.
– Я не пью, сударь, – сказал Базен, величественно отводя руку офицера. – Это подобает только мирянам.
– Неподкупный! – проворчал д’Артаньян. – Ну и не везет же мне!
И так как д’Артаньян, отвлеченный своими размышлениями, выпустил из рук полу Базена, тот поспешил воспользоваться свободой для отступления и быстро удалился в ризницу; он и там не считал себя вне опасности, пока не запер за собой дверь.
Д’Артаньян, задумавшись, не двигался с места и глядел в упор на дверь, положившую преграду между ним и Базеном; вдруг он почувствовал, что кто-то тихонько коснулся его плеча.
Он обернулся и едва не вскрикнул от удивления, но тот, кто до него дотронулся пальцем, приложил этот палец к губам в знак молчания.
– Вы здесь, мой дорогой Рошфор? – сказал д’Артаньян вполголоса.
– Ш-ш… – произнес Рошфор. – Знали вы, что я освободился?
– Я узнал это из первых рук.
– От кого же?
– От Планше.
– Как, от Планше?
– Конечно. Ведь это он вас спас.
– Планше? Мне действительно показалось, что это он. Вот доказательство, мой друг, что благодеяние никогда не пропадает даром.
– А что вы здесь делаете?
– Пришел возблагодарить господа за свое счастливое освобождение, – сказал Рошфор.
– А еще зачем? Мне кажется, не только за этим.
– А еще за распоряжениями к коадъютору; хочу попробовать, нельзя ли чем насолить Мазарини.
– Безумец! Вас опять упрячут в Бастилию!
– Ну нет! Об этом я позабочусь, ручаюсь вам. Уж очень хорошо на свежем воздухе, – продолжал Рошфор, вздыхая полной грудью, – я поеду в деревню, буду путешествовать по провинции.
– Вот как? Я еду тоже! – сказал д’Артаньян.
– А не будет нескромностью спросить куда?
– На розыски моих друзей.
– Каких друзей?
– Тех самых, о которых вы меня вчера спрашивали.
– Атоса, Портоса и Арамиса? Вы их разыскиваете?
– Да.
– Честное слово?
– Что же тут удивительного?
– Ничего! Забавно! А по чьему поручению вы их разыскиваете?
– Вы не догадываетесь?
– Догадываюсь.
– К несчастью, я не знаю, где они.
– И у вас нет возможности узнать? Подождите неделю, я вам добуду сведения, – сказал Рошфор.
– Неделя – это слишком долго, я должен их найти в три дня.
– Три дня мало, – сказал Рошфор, – Франция велика.
– Не беда. Знаете, что значит слово «надо»? С этим словом можно многое сделать.
– А когда вы начнете поиски?
– Уже начал.
– В добрый час!
– А вам – счастливого пути!
– Быть может, мы встретимся в дороге?
– Едва ли.
– Как знать. У судьбы много причуд.
– Прощайте.
– До свидания. Кстати, если Мазарини вспомнит обо мне, скажите, что я просил вас довести до его сведения, что он скоро увидит, так ли я стар для дела, как он думает.
И Рошфор удалился с той дьявольской улыбкой на губах, которая прежде заставляла д’Артаньяна содрогаться; но на этот раз д’Артаньян не испытал страха и сам улыбнулся с грустью, которую могло вызвать на его лице только одно-единственное воспоминание. «Ступай, демон, – подумал он, – и делай что хочешь. Теперь мне все равно: нет второй Констанции в мире».
Оглянувшись, он увидел Базена, уже снявшего с себя облачение и разговаривавшего с тем ключарем, к которому д’Артаньян обратился, входя в церковь. Базен был, по-видимому, очень возбужден и быстро размахивал своими толстыми короткими ручками. Д’Артаньян понял, что Базен, вероятно, внушал ключарю остерегаться его как только возможно.
Д’Артаньян воспользовался озабоченностью обоих служителей, незаметно улизнул из собора и притаился за углом улицы Пивных Бутылок. Базен не мог пройти так, чтобы д’Артаньян не увидел его из своего тайника.
Через пять минут после того, как д’Артаньян занял свой пост, Базен вышел на паперть, озираясь по сторонам, не следит ли кто-нибудь за ним. Но он имел неосторожность не заметить нашего офицера в пятидесяти шагах от себя, за углом дома, откуда высовывалась только его голова. Видимо успокоенный, Базен пошел по улице Богоматери. Д’Артаньян выскочил из своей засады как раз вовремя, чтобы увидеть, как он повернул в Еврейскую улицу, затем в улицу Лощильщиков и вошел в приличный по внешности дом. И офицер наш не усомнился, что достойный причетник обитает именно в этом доме.
Д’Артаньян поостерегся идти туда за справками, так как привратник, если только таковой имелся, был, вероятно, предупрежден, а если привратника не было, то не к кому было и обращаться.
Поэтому он вошел в кабачок на углу улицы Святого Элигия и улицы Лощильщиков и спросил глинтвейну. На приготовление этого напитка требовалось добрых полчаса, и д’Артаньян мог следить за Базеном, не возбуждая ни в ком подозрения. Вдруг он заметил шустрого мальчугана лет двенадцати – пятнадцати, очень веселого с виду, в котором он признал мальчишку, виденного им минут двадцать назад в облачении церковного служки. Он заговорил с ним, и так как будущий дьячок не имел оснований скрытничать, то д’Артаньян узнал, что тот от шести до девяти часов утра исполняет обязанности певчего, а с девяти до полуночи служит подручным в кабачке.
Пока они разговаривали, к дому Базена подвели лошадь. Она была оседлана и взнуздана. Минуту спустя вышел и сам Базен.
– Ишь ты! – сказал мальчик. – Наш причетник собирается в путь-дорогу.
– Куда это он собрался? – спросил д’Артаньян.
– А я почем знаю!
– Дам полпистоля, если сумеешь узнать, – сказал д’Артаньян.
– Полпистоля, – переспросил мальчик, у которого и глаза разгорелись, – если узнаю, куда едет Базен? Это нетрудно. А вы не шутите?
– Нет, слово офицера. На, смотри, вот полпистоля. – И он показал ему соблазнительную монету, не давая ее, однако, в руки.
– Я спрошу у него.
– Этак ты как раз ничего не узнаешь, – сказал д’Артаньян. – Подожди, пока он уедет, а потом уж, черт возьми, спрашивай, выпытывай, разузнавай. Это твое дело: полпистоля тут.
И он положил монету обратно в карман.
– Понимаю, – сказал мальчишка, лукаво улыбаясь, как умеют улыбаться только парижские сорванцы. – Ладно! Подождем!
Ждать пришлось недолго. Пять минут спустя Базен тронулся рысцой, подбодряя лошадь ударами зонтика.
Базен всегда имел привычку брать с собой зонтик вместо хлыста.
Едва он повернул за угол Еврейской улицы, мальчик, как гончая, пустился по следу.
Д’Артаньян снова занял прежнее место за столом в полной уверенности, что не пройдет и десяти минут, как он узнает все, что нужно.
И действительно, мальчишка вернулся даже раньше этого срока.
– Ну? – спросил д’Артаньян.
– Готово, – сказал мальчуган, – я все знаю.
– Куда же он поехал?
– А про полпистоля вы не забыли?
– Конечно, нет. Говори скорей.
– Я хочу видеть монету. Покажите-ка, она не фальшивая?
– Вот.
– Хозяин, – сказал мальчишка, – барин просит разменять деньги.
Хозяин сидел за конторкой. Он дал мелочь и принял полпистоля.
Мальчишка сунул монеты в карман.
– Ну а теперь говори, куда он поехал? – спросил д’Артаньян, весело наблюдавший его проделку.
– В Нуази.
– Откуда ты знаешь?
– Не велика хитрость. Я узнал лошадь мясника, которую Базен иногда у него нанимает. Вот я и подумал: не даст же мясник свою лошадь так себе, не спросив, куда на ней поедут, – хотя господин Базен вряд ли способен загнать лошадь.
– А он ответил тебе, что господин Базен…
Читать бесплатно другие книги:
