Знамение Леонов Николай
По ногам ощутимой струйкой потек холод. «Этак мы замерзнем к утру» – подумал Найл, мысленно вызвал Дравига и попросил затянуть вход паутиной. Смертоносец прислал двух молодых пауков, которые быстро отрезали путников от невзгод внешнего мира.
«Пожалуй, на сегодня это все», – решил правитель, отступил вглубь убежища и вытянулся вдоль стены, потеснив какую-то девушку. Ноздрей коснулся легкий аромат можжевельника. Неужели Мерлью? Словно бы во сне, случайно, Найл обнял ее за талию, уткнулся носом в шею и позволил глазам слипнуться до утра.
– Найл, вставай!
Правитель открыл глаза, увидел склонившуюся над собой принцессу и рывком сел.
– Что случилось?
– Тихо, – шепнула она. Людей разбудишь. Пусть спят. Пойдем.
Девушка отодвинула разрезанный с одной стороны паутинный полог и выскользнула наружу. Правитель поторопился следом. Принцесса Мерлью сторонилась его с того самого дня, точнее – ночи, когда они посетили солеварню, и теперь Найл лихорадочно пытался угадать, что же могло случиться такого, чтобы Мерлью вдруг изменила свое отношение.
А на улице рождалось утро: солнце еще не появилось, но небо уже налилось яркой голубизной, сверкали изумрудными переливами далекие горные вершины, расползались по ущельям и расселинам хлопья тумана. Давно забытый легкий утренний морозец бодрил, как первый глоток росы из чашки уару.
Принцесса почти бегом обогнула дом – Найл с удивлением обнаружил, что с обратной стороны в нем не четыре, а только два этажа – вошла в распахнутую дверь, сбежала вниз по ступенькам короткой лестницы, повернула и толкнула створку еще одной, внутренней двери.
– Смотри!
Мерлью вошла внутрь и отступила, пропуская правителя. Найл шагнул следом и изумленно охнул:
– Не может быть!
Они оказались в прошлом. В далеком, легендарном прошлом – словно и не миновали в окружающем мире сотни лет, словно и не возрождались, и не рушились вновь цивилизации, словно не росли в различных уголках планеты могучие Богини, словно под солнцем так и не сменили животных непобедимые насекомые, а Земля и уцелевшие на ее просторах люди не попали под власть расчетливых и хладнокровных разумных пауков.
Широкая гостиная. Пол от стены до стены застелен толстым паласом, тонкие светлые занавески закрывали окна, стены отделаны были дубовыми панелями. Роскошная пятирожковая люстра под потолком. Еще в зале стояли несколько стульев и три стола – на каждом вазочка, а в вазочке – небольшой букетик полевых цветов. И наконец – два зеркальных шкафа, за стеклянными створками которых сверкали гранями хрустальные рюмки, графины, фужеры. Все было покрыто толстым слоем коричневой пыли, но впечатление от этого не становилось слабее.
Чудо – судьба явила пред путниками чудо!
Теперь стало ясно, почему принцесса нарушила обет враждебности – она хотела разделить свой восторг с кем-нибудь еще. Но с кем? Ведь не с детишками же – маленькими дикарями, которых жизнь научила ценить лишь еду, одежду и оружие. И не со слугами пауков, которые ценят то же самое, плюс преданность хозяевам. Только Найл мог понять ее чувства. Причем сам-то он видел похожие комнаты в Белой Башне, а вот Мерлью могла только прочитать о подобном в книгах – и вдруг увидела воочию.
– Как все это могло сохраниться, Найл?
– Очень даже просто, – пожал плечами правитель. Хозяева узнали о приближении Кометы, собрались, уехали в космопорт и улетели на другие звезды.
– И все бросили?
– А зачем им это все? – опять пожал плечами Найл. – Мы тоже ничего отсюда не возьмем. Эти бокалы красивые, но очень хрупкие, надолго их не хватит. Занавески? Так ведь у нас нет окон. Стул ты с собой тоже не понесешь, тяжеловат, а пользы особой нет. Стол – тем более. Все, что здесь сохранилось, нужно только здесь и нигде больше.
Мерлью подошла к столу, взяла букетик, тихонько подула, очищая от пыли.
– Какие красивые. Как настоящие. И она оглянулась на правителя. Ведь почти тысяча лет прошла! А все осталось нетронутым.
– С тех пор здесь никого не было, – Найл приблизился к окну, коснулся тонкого белого кружева. Здесь нет жизни. Ничего не растет, воды нет, холодно. Откуда взяться гостям?
– Но ведь люди здесь жили!
– Они привозили воду, еду и тепло с собой. Боюсь, мы не скоро сможем повторить это.
– Я хочу остаться здесь, – прошептала принцесса. Я хочу сидеть на этих стульях, пить из этих бокалов.
– Пойдем, посмотрим еще, – Найл взял ее за руку и потянул дальше, в отделанный орехом коридор.
Витиевато петляющие древесные волокна сплетали замысловатые светло-коричневые кружева. Правитель провел по ним рукой, и тут же пожалел – от прикосновения тончайшая отделка поползла со стены, как сползает слой грязи с влажного камня. Принцесса за спиной жалобно охнула.
– Извини, я не хотел.
Он толкнул встречную дверь, и они вошли в небольшую комнату с кроватью у стены и столом у окна. Кровать с двумя высокими черными спинками казалась неправдоподобно большой, она так и пребывала застеленной – зеленое одеяло, белый пододеяльник, высокая подушка.
– Найл, я лягу, ладно? Хоть почувствовать, как это было.
Мерлью шагнула к постели, но нечаянно задела спинку – послышался громкий щелчок, черное покрытие в долю мгновения свернулось в рулон, из спинки на пол посыпался крупнозернистый порошок, уже через минуту кровать покосилась, со стуком упала на пол, взметнулось облако пыли. Молодые люди закашлялись и поспешили в коридор.
– Боюсь, не поспать нам на местных постелях, – поморщился правитель.
Принцесса ничего не ответила, двигаясь дальше по коридору. Толкнула следующую дверь, и оба снова ахнули:
– Библиотека!
Стеллажи книг под самый потолок, десятки стеллажей! После минутной радости Найл с тоской сообразил, что всего этого сокровища им отсюда тоже не унести, и улыбка его потухла – все знания, которые скрываются под толстыми корешками, так и останутся в горах, нетронутые, бесполезные.
Коридор уперся в лестницу, они поднялись этажом выше и оказались на площадке с двумя комнатами – здесь двери не уцелели. В той, что побольше, стояли широкая постель, шкаф, стол. А на столе – компьютер. Точно такой же, какой стоял на столе Торвальда Стиига, в Нью-Йорке. Казалось, достаточно щелкнуть тумблером выключателя – и засветится монитор, заговорят динамики, и мудрое изобретение человечества начнет отвечать на трудные вопросы и давать правильные советы. Найл даже руку протянул – и тут же отдернул. Не хотелось бы, чтобы и разумный агрегат рассыпался в пыль веков. Пусть лучше стоит.
В другой комнате пол и три стены были выложены маленькими каменными квадратиками, а вот четвертая казалась сделанной из единого огромного зеркала. Принцесса стерла пыль на уровне лица, надолго вгляделась в свое отражение, потом попросила:
– Найл, выйди, пожалуйста, на несколько минут.
Когда он вернулся, туника принцессы валялась на полу, а девушка, несмотря на холод, стояла перед протертым зеркалом в одном лишь подаренном Райей розовом платье из тончайшего паучьего шелка – рубиновые серьги и заколку в расчет можно не брать. Сквозь ткань хорошо просматривались съежившиеся в розовые кнопочки соски, глубокая тень между плотных, словно набухших от молока грудей, ямка пупка на втянутом животе и большой кровоподтек на боку – похоже, принцесса где-то здорово ушиблась.
– Замерзнешь, Мерлью, – окликнул ее правитель.
Девушка повернулась. В глазах ее сверкали крупные слезы.
– Мерлью, – испугался Найл, – ты чего?
– Ну почему, почему я родилась сейчас, а не тогда?
Правитель привлек ее к себе и крепко обнял.
Когда они вернулись, в первом зале толпились Дравиг, Шабр, Симеон и хмурая Нефтис.
– Извини, Посланник, – Дравиг изобразил легкий ритуальный поклон. Ваши мысли звучали столь громко, что нам тоже захотелось посмотреть, как жили люди до нашего появления. Твоя стражница сильно обеспокоилась твоим отсутствием, и я решил взять ее с собой.
– Благодарю тебя, Дравиг, – тоже поклонился Найл. Витиеватая речь смертоносца означала лишь то, что он не очень уверен в правильности своего поступка.
– Ребята! – вмешался Симеон. Я из Провинции унес немного вина. Давайте выпьем хоть раз в настоящем человеческом доме, за настоящим столом, из настоящих бокалов!
– Да! – вскинулась Мерлью. – Я тоже хочу! Она быстро подошла к шкафчику, неумело заскреблась в стекло.
– Подожди. – Найл вынул нож, почистил паз, сдвинул стекло.
Принцесса достала три бокала, поставила на стол. Симеон выудил из-за пазухи бурдючок. Налил. Бодро начал:
– Вот вы знаете…
– Замолчи, – попросила принцесса. Дай мне вообразить, что я вернулась назад, в далекое прошлое. В двадцать первый, а может и вообще в двадцатый век. Дай мне побыть немного там.
Найл тоже попытался вообразить себя в прошлом. Тысячу лет назад, в этих самых стенах, под этой самой люстрой, на этих самых стульях точно так же сидели люди. Наливали в эти бокалы точно такое же красное вино и пили его маленькими глотками. Вели беседы, строили планы на будущее. Вот только не было, наверное, рядом с ними пауков в рост человека, да не охраняла вход могучая стражница в короткой тунике и с длинным охотничьим копьем.
– Вот, значит, как жили наши предки, – причмокивая губами, улыбнулся Симеон. Может быть, тут и останемся?
– Без воды и еды? – хмыкнула принцесса. Через неделю лапки протянем. Нужно идти в город Диру и обосновываться там. Я думаю, у нас вполне хватит сил выгнать оттуда захватчиков и отбиться от любого нападения.
– Извини, Мерлью, – Найл накрыл своей ладонью ее руку. Я понимаю, тебе хочется домой, туда, где ты родилась и выросла. Но пойми, мир пустыни изменился. Теперь твоя родина больше не тайник от смертоносцев, теперь это «почтовая станция» пришельцев.
– Какая еще «почтовая станция»? – заинтересовался медик.
– Когда я был в плену у захватчиков, – неторопливо объяснил правитель, – то Тройлек, личный переводчик князя, их предводителя, рассказал, каким образом в их стране организовано общение между различными провинциями. На всех дорогах, через равные промежутки, стоят специальные дома, в которых живут почтовые пауки и поддерживают постоянный телепатический контакт с ближайшими такими же «почтальонами». Когда правителю, скажем, захваченного города, нужно послать сообщение верховному правителю, он передает его своему «почтальону», тот посылает мысленный импульс с посланием на ближайшую «почтовую станцию» в нужном направлении. Тамошний «почтальон» передает его дальше, следующий – еще дальше и так до тех пор, пока послание не достигает адресата. От границы до границы их страны весть проходит за час, не больше. В городе Смертоносца-Повелителя первая такая «станция» сделана, наверное, где-то на границе крестьянских полей. Следующая может быть только в Дире, больше просто негде.
– А теперь представь, Мерлью, – повернулся Найл к девушке, – что мы захватили твой пещерный город. Мы потеряем несколько. – правитель пару мгновений лихорадочно подбирал нужное слово, одинаково относящееся и к двуногим, и к восьмилапым – соратников. Уничтожим пришельцев. Связь оборвется. Захватчики пошлют воинов выяснить, в чем дело. Мы их победим, хотя и с потерями. Они пошлют новый отряд: Их много, нас мало, и каждый из нас на счету. Рано или поздно мы погибнем все, или будем вынуждены опять отступить в горы, но уже куда меньшим числом. Кто тогда возродит нашу цивилизацию? Кто вернет наш город?
Правитель ощутил молчаливое беспокойство Дравига, вопросительно повернул к нему голову.
– Наша память, замурованная под Черной Башней, – напомнил старый смертоносец, – способна прожить только два, два с половиной года. Парализованная пища не выживет больше полутора лет. Еще год хранители смогут прожить без еды. Мы обязаны победить до этого срока, Посланник.
– Мы победим! – уверенно пообещал Найл.
– Как?! – громко расхохоталась принцесса. Как сможешь ты захватить огромный город, столицу целой страны, если боишься тронуть даже маленький порубежный городок?
– Мы подрастем, – и Найл наконец решился вслух произнести то, о чем думал последние дни: – Мы вернемся в Дельту, родим там новое поколение, уйдем, чтобы его воспитать, снова родим, и снова воспитаем. Вспомните, мы ушли из города всего полгода назад, а рядом с нами уже вполне взрослые дети!
– А что. – Симеон отставил бокал и принялся лихорадочно грызть ногти. У нас пятнадцать девочек-детей и тридцать бывших горожанок. Ну, «бывшие» здоровых родят от силы половину. Но все равно. Тридцать детей через полгода, сорок пять еще через полгода, почти семьдесят потом, сотня в конце второго года! Нас будет только людей не меньше трехсот!
– Шабр, – окликнул правитель ученого смертоносца, – А ты что думаешь?
– Возвращаться в Дельту рано, – охладил паук восторг медика. Прежде дети должны закончить период созревания, разбиться на стабильные пары, произвести оплодотворение. Думаю, это займет не меньше полугода. Если уважаемый Посланник и Симеон несколько раз произведут вязку со своими женщинами открыто, это вызовет в детях любопытство, возбудит у них подражательный рефлекс. Тогда понадобится где-то месяца два-три.
– Но тогда мы обернемся только два раза, – растерянно шепнул медик, схватился за свой бокал и опрокинул его содержимое себе в рот.
– Насколько я помню, – вклинилась в разговор принцесса Мерлью, – каждому ребенку, рожденному в Дельте, необходимо по четыре кормилицы. Младенцы слишком прожорливы при таких темпах роста.
– Было бы кого кормить, – вздохнул Симеон, – чего-нибудь придумаем.
– Если я правильно тебя понял, Шабр, – повернул голову Найл, – мы должны найти спокойное, безопасное место, где можно провести два-три месяца до полного взросления детей?
– Они уже взрослые, – поправил смертоносец, – но подростки должны психологически подготовиться к размножению.
Правитель поморщился и кивнул.
– И вы с Симеоном должны открыто продемонстрировать правильный межполовой контакт, – настойчиво повторил ученый паук.
Найл покосился на Мерлью. Принцесса презрительно скривилась:
– Что поделать, Найл. Так нужно.
– Тогда ты правильно понял меня, Посланник, – подвел итог смертоносец.
– А еще, – у девушки желваки ходуном ходили, но говорила она тихим, почти ласковым тоном, – нужно найти в этих каменных джунглях оазис, способный прокормить весь отряд необходимые три месяца.
– Ну, – усмехнулся Найл, – как раз это проще всего. Дравиг, ты мне поможешь?
– Да, Посланник.
С точки зрения человека, пауки не способны думать. Они просто воспринимают окружающий мир, анализируют, оценивают, решают возникающие вопросы исходя из предыдущего опыта – иногда в одиночку, иногда объединяя в единое целое сразу несколько разумов. Они обладают великолепной памятью и всегда готовы к восприятию внешних вибраций. Люди же гордятся своей способностью к мышлению. Трудно сказать, какое преимущество дает двуногим процесс многократного пережевывания абстрактных мыслей, но то, что постоянное мельтешение посторонних образов, воображаемых событий, мечтаний и горестей отгораживает сознание от истинного мира – это совершенно точно.
Для понимания происходящего вокруг и единения с общим сознанием смертоносцев Найлу требовалось избавиться от мыслей. Правитель делал подобное неоднократно: мысленно отступал вдаль от роящегося в сознании хаоса и ждал. Просто ожидал, созерцая со стороны, как брошенный за ненадобностью бедлам постепенно рассасывается, успокаивается, оседает, точно поднятая в озере муть. Проходит несколько минут, иногда полчаса. Изредка – час. И вот «озерная вода» становится чистой и прозрачной, и готовой отразить в себе всю вселенную, как отражает озерная гладь бесконечное небо, и порою невозможно отличить, где кончается истинный мир, а где начинается его внутренний образ.
Пожалуй, сегодня впервые Найл подумал о том, что нет необходимости наблюдать бесконечный караван мыслей, очищая сознание. Кто мешает отрешиться от внутренней суеты, созерцая внешний объект? Например, великолепную принцессу Мерлью.
Они в походе уже полгода, а от нее, как всегда, веет легким ароматом можжевельника, медно-золотистые волосы кокетливо, словно для парадного визита зачесаны набок, обнажая розовое ушко, в котором красуется золотая сережка – несколько украшенных бриллиантами лепестков, к которым подвешена рубиновая граненая капелька. Густые ровные брови, длинные черные ресницы – никогда и ни у кого из женщин в своей жизни Найл не видел таких черных ресниц.
Да и у принцессы, помнится, прежде они были заметно светлее. Голубые глаза. Не просто голубые – это тот яркий и чистый голубой цвет, что наполняет жарким полднем озеро Дира, рядом с которым девушка родилась; а в центре – черные бездонные зрачки, словно мрак подземного города, в котором ей довелось вырасти.
– Что ты так на меня смотришь? – Девушка откинула голову назад, встряхнула послушными волосами – вроде небрежно отброшенные, они опять легли набок – и взглянула на правителя сквозь бокал с вином.
Откуда-то из глубин подсознания, мимо расслабленного разума просочился прямо к губам искренний ответ, и губы шелохнулись, беззвучно произнеся всего лишь одно слово.
Черты принцессы дрогнули, словно растворяясь в прохладном воздухе, но удержались, хотя лицо ее и потемнело, а взгляд стал тяжелым и усталым.
– Великие боги, – произнесла она низким бархатным голосом, – как я любила тебя. Как я любила тебя, Найл. За что это мне? Почему?
Она качнулась вперед и неожиданно впилась ему в губы жадным поцелуем.
Найл так и не успел понять, испугаться ему этой внезапной страсти, обрадоваться ей или просто вежливо ответить на поцелуй – как ноги внезапно скрутило резкой судорогой. Правитель рухнул со стула, вскрикнув от внезапной боли, но все же смог осознать, что это был удар – жестокий и ничем не спровоцированный волевой удар Дравига.
Найл резко откатился в сторону, концентрируя все силы и волю в единый, прочный, монолитный шар, готовя его к броску.
– Прошу простить меня, Посланник, – склонился Дравиг в ритуальном приветствии. Я хотел защитить тебя от опасности.
– Какой? – заорал Найл. – Кто на меня напал? – И только тут он обратил внимание на ошалело оглядывающуюся принцессу.
– Скажи, Найл, – едва ли не заискивающе попросила она. Это ведь сделал ты?..
– Что, Мерлью?
– Ты выдавил меня из моего тела, а потом Это – принцесса неуверенно коснулась кончиками пальцев собственных губ.
– Да нет, никогда! – испугался Найл. – Я же тебе обещал!
– Извините, – принцесса вскинула руки к вискам. Кажется, мне нужно выйти.
Девушка поднялась, неуверенной походкой добрела до двери, немного постояла, опершись рукой на плечо Нефтис, а потом вышла наружу.
– Кто-нибудь объяснит, что здесь случилось? – спросил правитель, обращаясь, впрочем, конкретно к Дравигу.
Старый смертоносец ответил ярким воспоминанием минутной давности. Найл опять, только уже с другого места, увидел принцессу, смотрящую сквозь бокал с вином, потом увидел, как она встает, тянется к нему. Но в тот самый миг, когда Мерлью отставила бокал, у нее внезапно пропал запах. Полностью. Исчезло тепло, излучаемое ее телом. Пропал разум – те самые тонкие ментальные вибрации, что распространяет вокруг себя каждый человек. К Найлу протянулось нечто непонятное, холодное и непостижимое, впилось в губы. Тут Дравиг не выдержал и нанес волевой удар, отбрасывая правителя от возможной опасности.
– Великая Богиня! Что же это было?
– Скажи, Найл, – растерянно почесал затылок Симеон. Принцесса Мерлью была сейчас в плаще или без?
Правитель оставил вопрос без ответа. Слишком уж нехорошие подозрения навело на него короткое происшествие, случившееся с принцессой. И совершенно незваной явилась из глубин памяти темная улица города, залитая желтоватым светом Луны, и неуклюже бредущее вдоль домов мертвое тело, несущее под мышкой чужую голову.
Найл встряхнулся, решительно изгоняя из сознания ненужный образ, очищая разум от набившейся скверны, закрыл глаза и откинулся на спинку стула, расслабляясь и успокаиваясь. И созерцая. Все тепло и спокойно. Как песок между пальцев, осыпаются мысли о наполняющих старый дом вещах, о еде, что скоро понадобится его отряду, и принцессе Мерлью, которая наконец-то стала отходить от обиды за его ночь с надсмотрщицей солеварни.
Все преходяще, и эти проблемы разрешатся, уступив место другим, и те тоже разрешатся, и это будет происходить бесконечно, и нечего останавливаться ни на одной из них, а надо просто смотреть, как сыплется песок, и уходят беды и радости, волнения и усталость, а остается прекрасный солнечный мир на склоне горы, где в мертвом, уже утерявшем малейшие следы былых обитателей доме опять засветилась аура жизни. Аура светлая и здоровая, с чуть голубоватым отливом.
Знакомо екнуло в груди, возникло ощущение падения, и мир рывком раздался в стороны – это вошел в контакт единый разум смертоносцев. Первую минуту почти ничего добиться не удалось – радиус «видимости» составлял от силы один дневной переход. За спиной правитель едва ощущал ленивое тепло Провинции, а по бокам и перед лицом – ничего. Безжизненные скалы оставались таковыми и в ментальном пространстве.
Найл подтянул к себе границы видимости сзади и с боков, вытягивая за счет этого неширокий луч впереди себя, ощутил холодное прикосновение бездны – словно там, далеко впереди, царит вечная мерзлота – торопливо отклонил «взгляд» левее и, наконец, заметил на границе видимости неясные огоньки.
– Извини, Посланник, – мысль Дравига содержала просьбу извинить и сожаление одновременно. Нас осталось слишком мало. Наш единый разум слаб для достаточно далекого взгляда.
Да, когда изгнанники вступали в Дельту, единое сознание смертоносцев позволяло осмотреться на десятки дневных переходов в любом направлении, подробно разглядеть каждую травинку, каждый листик на деревьях, не говоря уж про реки и леса. Посланник мог заметить яркие пятна энергии, излучаемые животными, на расстояниях в сотни километров. А теперь: серое марево гор и неразборчивые огоньки на грани восприятия.
– Ничего страшного, Дравиг, – кивнул правитель. Главное, мы заметили живых существ. Значит, где-то там есть пища и вода. Как считаешь, сколько нам до них идти?
– Не больше двух дней, Посланник.
– Тогда нужно поскорее выходить, – решил правитель. Привал окончен.
Найл специально пропустил всех вперед себя, потом оглянулся на комнату. Палас, стулья, занавески. Сдвинуто стекло одного из зеркальных шкафчиков, три хрустальных бокала сверкают на столе витиеватыми гранями рисунка. На сколько еще веков сохранится здесь эта картина?
Он вышел и плотно затворил за собою дверь.
Спускаться от высокогорного домика оказалось столь же просто, сколь и подниматься к нему: длинный пологий склон тянулся вниз без обрывов, трещин или еще каких ловушек для неосторожного путника. Можно идти и идти, даже не глядя под ноги.
«Снегом бы его засыпать, – подумал Найл, – да за пять минут вниз на лыжах проскочить».
Стигмастер ни разу не подкидывал ему в виде загадки горнолыжные курорты, но правитель все равно имел представление о том, как это должно выглядеть: искусственный снег от подножия до вершины, подвесная дорога, трассы для начинающих, трассы для опытных, и огромное пространство безопасного склона для всех остальных. Прилавки с запасами горячей воды и пищи, уголки для отдыха, медицинские посты. Кто знает, может, именно так и выглядела эта гора до прилета Кометы?
Спуск удалось закончить задолго до вечера. Удобный ровный склон уперся в отвесную базальтовую стену не меньше полукилометра высотой. Больше всего стена напоминала слипшиеся в монолит и выцветшие на солнце пальмовые стволы: кое-где эти «стволы» выпирали наружу, где-то частично осыпались, но рисунок был везде примерно одинаков – рельефные полосы метров тридцать высотой, потом словно процарапанная гигантскими граблями поперечная прослойка, густо поросшая кустами креозота, и снова полосатая стена, и опять прослойка, и так до бесконечности.
– Вот тебе и два перехода, – пробормотал Найл. – Да тут только вверх вскарабкаться целый день уйдет!
– Что вы сказали, мой господин? – переспросила Нефтис.
– Я скомандовал привал, – тяжело вздохнул правитель, приблизился к обрыву и постучал ладонью по одному из базальтовых «стволов». – Не стоит на ночь глядя подъем затевать.
Под ногами захрустело – правитель и стражница стояли на сплошном ковре из хитиновых панцирей. Похоже, над их головами, в ветвях кустарника, кипела напряженная жизнь. Правитель ковырнул землю ногой. Вывернулся полосатый панцирь ойойки – небольшого безобидного жучка, внешне неотличимого от маленького смертоносца. Вот только лап у него шесть, а не восемь, да разума не больше, чем у мухи. Однако при неожиданной встрече один вид ойойки выбьет холодный пот у самого опытного охотника. Далее обнажилась сморщенная и высохшая шкурка игольчатки – медлительной гусеницы, покрытой, словно кочками, наростами ядовитых иголок. От нападения хищников они помогают, но далеко не всегда. Вот еще несколько бледных покровов афид, разломанная грудка клопа. По счастью, ни клешней скорпиона, ни характерного для тарантула черного меха на глаза не попалось. Это вселяло некоторое успокоение.
– До темноты еще много времени, – всплыл в сознании вкрадчивый голос Шабра. Прекрасный случай стимулировать детей к более близким контактам.
Правитель вздохнул и покосился на Нефтис. Значит, смертоносец хочет, чтобы он вот так, запросто, уложил ее у всех на глазах и занялся тем, чем люди обычно занимаются наедине?
– Но ведь ты же сам согласился с такой необходимостью, Посланник! – возмутился ученый паук.
– В другой раз, – отрезал Найл. – Я устал.
– Ложитесь, мой господин, – тут же предложила начальница стражи. Я постелю у стены. К сожалению, еды больше нет, кончилась.
– Простите, Посланник, – скромно потупив взор, подошла Завитра, – я принесла подстилки и одеяла. Где вам постелить?
– У стены! – повысила голос Нефтис. Мысли стражницы лежали на поверхности: «Только от Джариты избавилась, так теперь эта к господину липнет».
Завитра, даром, что сохраняла внешнюю скромность, тоже горела возмущением: ведь ясно же, что правитель предпочитает ее! Так чего эта боевая баба вечно между ними втиснуться норовит! Однако ученица медика проглотила обидный тон Нефтис и принялась стелить постель там, где было указано.
Путники неторопливо устраивались на ночлег: взрослые смертоносцы ровными рядами замерли на склоне, люди стелили свои подстилки под базальтовой стеной, а детишки устраивались отдельно, вперемешку. Правитель с удивлением заметил среди них Риона и подошел ближе.
Парень стоял на коленях перед одной из девочек, что-то делал с ее сандалиями и громко объяснял:
– Не скручивайте ремень, расправляйте по сторонам между пальцев, и укладывайте накрест. Ремни должны удерживать сандалию целиком, а не только узлом.
– Что случилось, Рион?
– Да вот, – он поднялся. Весь день под уклон шли, так дочка ногу стерла. Неправильно сандалии подвязывают.
– Значит, это твоя дочка?
– Да, ее зовут Юлук. Вылитая Юккула, правда?
Девочка гордо расправила плечи. Впрочем, какая девочка? На голову выше Найла, длинные рыжие волосы – правда, изрядно перепутанные – крупная грудь, сильные руки. Захочет – папу как тростинку переломит! Но при первом же прикосновении к мыслям девушки, стало ясно, что желания такого у Юлук возникнуть не может. Она гордилась отцом, он казался ей кладезем мудрости, он учил и тому, как правильно надеть сандалии, и тому, как наточить нож, и как отличить сухой хворост от еще живого кустарника, как развести огонь, как отличить питьевую воду от плохой и еще преогромному количеству необходимых для жизни мелочей.
– А волосы расчесывать ты ее не учил? – повернулся Найл к Риону.
– Юккула пыталась научить, – улыбнулся парень. Только дети не понимают, зачем это нужно.
– Будем надеяться, что в ближайшие месяцы поймут.
– Классическая у них самка получилась, правда? – вклинился в разговор Шабр. – Это я его есть запретил, между прочим. Сразу породистую кровь почувствовал, с первого взгляда.
Паук гордо высветил тот миг, когда встретил в коридоре дворца Смертоносца-Повелителя уже вымытого, раздетого паренька, которого охранница вела для поедания.
– Молодец, – признал правитель.
– У меня появилась хорошая идея, – быстро завершил экскурс в прошлое смертоносец и перешел к главной теме разговора. – Если ты стесняешься вступать в вязку на глазах у всех, то может быть, ты сделаешь это тайно? – предложил Шабр. – А уж я организую так, чтобы это увидели все!
Правитель не утерпел и громко расхохотался, вызвав полное смятение в мыслях восьмилапого ученого. Какая все-таки несправедливость, что у смертоносцев нет чувства юмора!
Нефтис и Завитра лежали у стены, повернувшись спиной друг другу и каждая напряженно ждала, что правитель опустится именно рядом с ней.
– Нефтис, – окликнул Найл. – Кажется, твоего сына зовут Нуфтус? Где он?
– Наверное, среди остальных детей, мой господин, – не очень уверенно предположила стражница.
– Завитра, а как зовут твоего сына?
– Кажется, Завлок, Посланник. – ответила ученица медика.
– Когда ты видела его в последний раз? Девушка не ответила.
– Неужели тебе не интересно, как он выглядит, на кого похож?
– Интересно, – пожала плечами ученица медика. Завитра искренне не могла понять, чего добивается правитель. Ведь воспитание детей – это дело смертоносцев.
Найл не стал говорить о том, что с того дня, как люди получили свободу, пауки решили скинуть с себя эту ношу.
Посланник Богини внезапно подумал о том, что, может быть, как раз очень хорошо, если подрастающих детей не воспитывают ни бывшие рабы, ни бывшие рабовладельцы. Может быть, в этом и состоит тот самый шанс на возрождение цивилизации, который он, правитель, никак не может найти.
Найл лег между женщинами примерно посередине, уткнулся носом в подстилку и быстро уснул.
Утро началось на голодный желудок – забылось как-то это ощущение за проведенные в Провинции сытные денечки. Взятые с собой фрукты кончились еще в доме на горе, а смертоносцы, которые фруктами не питаются, оставались без еды уже третий день. Это означало одно – на своих спинах восьмилапые людей поднимать не станут, силы будут беречь. Забираться придется самим.
Поначалу Найла подмывало отправить пауков на обрыв поохотится, а потом воспользоваться их помощью для подъема, но после недолгого размышления правитель от этой идеи отказался. Добычи тут явно немного, а что еще в пути случится – неизвестно. Лучше не рисковать.
Ночь в закрытом от ветра закутке выдалась теплая, поэтому отогреваться смертоносцам не понадобилось. Они просто дождались рассвета, а потом дружно рванули вверх по склону.
– От стены! От стены все отойдите, – предупредил правитель стоявших внизу людей. Еще свалится кто на голову.
Не свалился никто.
Добычу свою смертоносцы не упустили ни разу, унесли наверх, а сами чувствовали себя на обрыве достаточно уверенно.
Примерно через час десяток восьмилапых детишек опустились вниз на сверкающих паутинках, после чего бодро убежали обратно, оставив еще по одной ниточке.
Люди к этому времени успели забросить копья за спину и прочно привязать их к себе поясами и ремнями пустых заплечных мешков.
– Ну, – подошел Найл к одной из паутинок, взялся за нее и пару раз дернул, как бы проверяя на прочность. Пошли.
Поначалу то, что ладони крепко прилипали, здорово мешало, потом правитель приспособился – отпуская паутину, отводил руку не в сторону, а вниз с рывком. Стало проще. Неровности на стене позволяли время от времени найти опору для ступней, перенести вес на ноги и чуть-чуть отдохнуть. Руки устали уже после первых ста метров, и опять, как вчера, Найл возблагодарил мешавшую поначалу липучесть паучьей веревки – с нее не сорвешься, даже если разжать пальцы. Чтобы разбиться, нужно еще и силу немалую приложить.
Поначалу перед лицом маячили ровные «пальмовые стволы» без единой зацепки, потом их пересекла узкая полоска кустарника со множеством глубоких выбоин. Найл выбрал одну поглубже, поставил в нее обе ступни, минутку отдохнул и полез дальше: руки повыше, ноги рывком вниз – если просто подтянуть их к себе, то тяжелая прилипшая паутина потянется вместе с ними. Когда ступни «отлипнут», согнуть колени, опять прижать их к липкой паучьей нити, приподняться немного выше, отодрать прилипшие ладони, перекинуть их дальше, и снова начинать отрывать ноги – и так фут за футом, дюйм за дюймом.
Добравшись до второго участка с поперечными зарослями кустов, правитель обнаружил рядом с паутиной большой можжевеловый куст, забросил на колкие ветви ноги и расслабился в полулежачей, полусидячей позе, переводя дух. Вот уж не ожидал, что будет так трудно!
Минут через десять соседний куст зашуршал, и из ветвей высунулись короткие – с указательный палец, – круто изогнутые челюсти, потом показалась маленькая черная голова, следом – передняя часть туловища. Клоп-лупоглаз! Кличку свою он получил не за глаза, а за два больших желтых пятна на спине, на глаза очень похожие. Насекомое трусливое, но нападать на спящих у него мужества хватает. Через челюсти с каналами внутри крупный глазастик за пару минут способен высосать человека досуха! Поначалу его добыча спит, а потом уже теряет сознание от потери крови.
– А ну, брысь! – Найл топнул по склону ногой. В воздух взвилась белая пыль, а клоп моментально юркнул обратно в куст. Тем не менее правителю стало неуютно, и он двинулся выше.
«Ствол» напротив паутины на этот раз оказался весь растрескавшийся, с глубокими выбоинами, и последующие тридцать метров Посланник поднимался как па лестнице, упираясь в выемки ногами, а за паутину придерживаясь больше для подстраховки. Вскоре Найл вломился в очередной куст и тут же уткнулся лицом в крупную полупрозрачную афиду, исходящую липким сладким потом.
Интересно, как это пауки охотятся, если живность чуть не на каждом кусте осталась?!
Останавливаться правитель не стал – рядом с афидой только задержись, сразу весь в сиропе окажешься – и продолжил подъем. Движение замедлилось – обрыв гладкий, а руки уже устали. Тем не менее Найл постепенно отыгрывал у высоты сантиметр за сантиметром. Отчаянно хотелось прилепиться к паутине всем телом и расслабиться, но он знал, что потом ни за что не отклеишься – отдых будет вечным.
– Ничего, – прошептал правитель, – доберусь до следующих кустов и тогда устрою большой привал.
На глаза ему попалась черная овальная дыра. Найл сделал усилие, поднялся на полтора метра, поставил в нее ногу и перевел дух. Из дыры высунулись суставчатые усики, деловито ощупали сандалию и пропали в глубине.
– Что, не понравился? – через силу усмехнулся Найл.
Усики появились снова, следом за ними – крупные черные жвалы. Продолжения правитель ждать не стал – подпрыгнул, подтянулся, поднялся еще на полметра. Чуть отдохнул, потом собрался силами, на одном дыхании преодолел еще метров пять и перевалился всем телом на высохший, но тем не менее вонючий куст креозота.
Он даже не заметил, как заснул и очнулся оттого, что Нефтис приложила ухо к его груди. Стражница хотела что-то спросить, но у нее не хватило дыхания.
– Отдохни, – сказал ей Найл, – а я дальше полез.
Короткий сон дал ему силы взобраться до следующих кустов. Откинувшись спиной на ветки, правитель увидел, как на расстоянии вытянутой руки неторопливо шествует мимо жирная, отъевшаяся, зеленая с фиолетовым ободком возле головы игольчатка.
«Ну вот, обед уходит», – подумал Найл, но ни малейшего желания переть вверх на себе еще и гусеницу у него не появилось. Он проводил «дичь» взглядом и полез дальше.
Добраться до следующих поперечных полос стоило больше часа времени. Из мелких выбоин кое-где выпирали чахлые веточки, не сулящие ничего, кроме запаха. Отдыхать было негде.
– Хоть бы нора чья попалась, ногу поставить, – пробормотал Найл, – а там пусть хоть всю отожрут.
Норы не нашлось, но удалось углядеть небольшую выбоину. Правитель воспользовался ею на полную катушку, долго простояв в ней на одной ноге, пока не решил, что сил на очередной рывок ему хватит.
Не хватило.
Найл повис, откинув назад голову, видя верхний край обрыва, до которого оставалось всего-то метров десять, но не мог больше подняться ни на дюйм.
«Вот и все», – понял он и испытал огромное облегчение. Теперь больше никогда ему не придется выжимать из себя все силы до последней капли и срываться в пропасть почти рядом с целью, больше никогда не придется испытывать такой невероятной усталости. Все позади. Пальцы его разжались, и вес тела удерживала только липучесть паутины.
Потом прямо на голову свалился Шабр, сграбастал своими огромными лапами затянул наверх и уложил на землю.
Полчаса полностью вымотанный Найл просто лежал на угловатых холодных камнях, радуясь покою и безопасности. Потом сел.
Впереди лежало плоскогорье. Не совсем плоское – дальний край забирался заметно выше, но без крутых подъемов. Больше всего это плато напоминало развалины густо застроенного квартала: серо-голубые узкие выступы торчали из тела горы, как полуразрушенные, но еще достаточно высокие остатки фундаментов – где-то отдельный куб, где-то длинная извилистая стена, где-то череда разновысоких опорных столбов. Лабиринт, но не очень запутанный. Это хорошо – через препятствия карабкаться не придется. После сегодняшнего приключения руки у людей неделю болеть будут.
Найл оглянулся. Смертоносцы стояли вдоль обрыва и время от времени падали вниз, чтобы подхватить и вытащить наверх еще одного выдохшегося человека.
Рациональные пауки не тратили энергию на тех, кто еще способен подниматься самостоятельно, но и не доводили людей до той опасной грани, когда усталость побеждает страх смерти; когда хочется закрыть глаза, разжать пальцы и с облегчением ждать прихода короткой вспышки боли, после которой наступит покой.
Из-за края обрыва появился Шабр, бережно опустил Нефтис рядом с правителем. Никому не доверил, сам поднял! Найл послал ему импульс благодарности. Смертоносец ответил мыслью, означающей примерно то же, что и пожатие плечами у людей – он еще помнил, как Посланник и его стражница вытащили его из метро, спасая от безумия и неминуемой смерти, и по сей день не считал, что отплатил им за это сполна.
– Вы здесь, мой господин, – с облегчением схватила Найла за руку Нефтис.
– Да, конечно, – кивнул правитель. Не беспокойся.