Ночи Виллджамура Ньютон Марк
Казалось, что он всегда стоит и ходит, чуть согнув колени, – наверное, потому, что вокруг не было никого одного роста с ним и ему не с кем было поговорить. Его глаза напоминали черные мячи, посаженные на узкую, очертаниями напоминающую козью голову, из пасти торчали клыки в локоть длиной.
– Как поживаешь, Джарро? – спросил Бринд. – Мне передали, что ты хотел меня видеть.
Невозможно большой ладонью даунир показал на стул. Три стены его пещеры от пола до потолка занимали полки с книгами; еще больше книг было навалено вокруг каждого предмета простой деревянной мебели. Среди них часто попадались очень красивые, хотя и потускневшие от времени переплеты.
На столе в дальнем конце комнаты лежал труп овцы, от которого в помещении дурно пахло.
– Не мешало бы покурить тут благовониями, – проворчал Бринд.
Джарро нахмурился, подумал с минуту, потом сказал:
– А, это шутка. Очень хорошо, Бринд Латрея, очень хорошо. «Ирония» – кажется, так это у вас называется?
Откинувшись на спинку стула, Бринд подобрал с пола книгу, но обнаружил, что она написана на незнакомом ему языке. Судя по шрифту, она могла быть откуда-нибудь с Болла, Тинеаг’ла или другого дальнего аванпоста империи.
– Это об истории танца на Фолке, – пояснил Джарро.
– Что-то не похоже на фолкский.
– Ты прав, Бринд Латрея. Но этот труд написан больше тысячи лет назад, а языки меняются.
Бринд поджал губы и отложил фолиант.
– Я обратился к ней из-за Снежного бала, который устраивают высокородные люди и румели. Надеюсь, я тоже смогу его посетить.
– Почему бы и нет, – сказал Бринд. – Ты ведь не пленник.
– В самом деле, не пленник, хотя иногда у меня такое чувство, будто я в плену. Никто не заходит ко мне просто так, только когда хотят получить от меня помощь в решении их мелких проблем. А ведь я не оракул. И не владею магией. И кроме того, я ведь не знаю…
Даунир отошел к полке поставить книгу на место:
– Как идут занятия?
– Ничего нового. Никаких открытий. Хотя истории Бореальского архипелага довольно занимательны. В текстах много несовпадений, и это наводит меня на мысль о том, что реальная жизнь была куда богаче, чем история, написанная о ней, а история короче, чем жизнь. К тому же у меня… очень много времени. Поэтому я не тороплюсь. Книги, которые я прочел в предыдущие Оледенения, были очень интересны. Похоже, что луны погубили немало цивилизаций до нас, и каких цивилизаций! Так что у нашего Совета есть все причины для волнения.
Джарро подтолкнул вперед огромный стул из кованого железа, с толстой подушкой на сиденье. Испустив вздох, громкий, как дальний раскат грома, даунир сел и откинулся на спинку стула. В руке он держал книгу, том в кожаном переплете, размером с крышку небольшого стола.
– Это «Книга чудес земли и неба», и речь в ней идет о веках столь далеких, что нам они кажутся легендарными. Сегодня я прочел здесь, что некогда наши леса были уничтожены полностью. И мы зовем наши сегодняшние деревья именами тех семян, в виде которых они были схоронены тогда в земле. А еще я прочел, что солнце когда-то было намного желтее нынешнего. Если это правда, то наше светило постепенно теряет силу, а значит, умирает. Но и на этих страницах – возможно, предсказуемо – нет ничего о моем происхождении. Я по-прежнему полон печали.
Бринд не раз уже выслушивал философские рассуждения Джарро. Говорили, будто он провел в стенах города больше тысячи лет, почти столько, сколько эта груда камней зовется Виллджамуром. То же говорит и сам Джарро. Его нашли, когда он в полном беспамятстве бродил по обледеневшему северному побережью Джокулла. Он прожил такую долгую жизнь, что теперь его считали бессмертным, но Бринд мрачно думал, как жить, когда не знаешь своих корней. В этом отношении у них с дауниром было кое-что общее. Богатые родители усыновили Бринда в раннем детстве, и он понятия не имел о своем истинном происхождении. Хотя кому интересно, откуда мог взяться альбинос?
– А как у тебя со здоровьем? Хорошо себя чувствуешь? – спросил Бринд.
– Нет, мало двигаюсь. Завидую тебе, ты всегда спешишь то с одним поручением, то с другим.
Одной фразой Джарро умудрился обесценить всю карьеру Бринда.
– Ты должен как-нибудь взять меня с собой, потому что мне хотелось бы увидеть архипелаг своими глазами. Может быть, это подтолкнет мою память, – возможно, я узнаю что-нибудь из того, что видел в прошлом. Было бы забавно.
– Почему бы и нет, если это поможет? Но судя по всему, ты еще ничего не слышал о нашем последнем задании.
И Бринд в подробностях изложил дауниру все, что приключилось с ним за последние дни.
– В самом деле ситуация сложная, – согласился Джарро. – Что ж, как говорится, я приложу для тебя к земле мое ухо.
– Спасибо, – сказал Бринд. – Слышал об императоре?
– Да. И снова любопытно. Но он ведь был не в своем уме, так?
– Теперь я еду за его старшей дочерью, она будет нашей императрицей.
– Джамур Рика? Конечно. А разве она не ребенок?
– Нет, ей уже двадцать.
– Как быстро растете вы, люди! – Собственная проницательность, похоже, привела даунира в восторг.
Они обсудили последние городские новости, события в лагере беженцев за его стенами. Потом Джарро принялся что-то бормотать о диких цветах Джокулла и Маоура. Бринд послушал-послушал и мягко прервал его излияния:
– Джарро, а ты, случайно, не слышал ничего об убийствах на Тинеаг’ле, а?
– Убийствах? – Джарро задумчиво сложил домиком могучие ладони.
– Не думаю, чтобы это была межплеменная рознь. Может, какая-то неизвестная тварь или еще что?
– Я ничего об этом не знаю, но, признаюсь, хотел бы узнать больше. Согласно тому, что я читал, на архипелаге уже много тысяч лет не водилось существ, способных на убийства в больших масштабах. Их окаменевшие останки сохранились, конечно, на Й’ирене. Попытаюсь узнать.
– Спасибо, – сказал Бринд. – Мне пора. Вернусь, зайду к тебе снова.
– До свидания, Бринд Латрея, – рассеянно отозвался даунир.
– Знаешь, в чем твоя беда?
Они стояли у стойки в «Кресте и полумесяце». Время было ближе к полуночи, трактир почти опустел. Ветеран Девятого драгунского полка спал в углу, не выпуская из рук крэжки и все еще в форме, которая ему больше не понадобится. Рядом сидели двое пожилых румелей и дружески молчали. Неподалеку уютно потрескивало пламя в очаге, клинк-клинк-клинк – перезванивались стаканы на подносе у официантки, которая несла их в кухню. Трактир был из тех, где обращали внимание на декор: зеркала в резных рамах, привозное черное дерево, освещение достаточно яркое для того, чтобы женщины, которые заходили сюда выпить, чувствовали себя спокойно.
– Так в чем же? – переспросил Бринд. Апий уже не в первый раз объяснял ему суть его проблемы. И разумеется, не в последний.
Бринд сделал глоток пива.
– Ты слабак, – продолжал Апий. – Вот кто ты есть, слабак. Принимаешь все слишком близко к своей жопе и никогда не жалуешься. Служишь этим советникам.
– Правда? Спасибо за поддержку.
– Да скажи ты им «нет» хоть раз в жизни! Я бы на твоем месте давно уже надрал им задницы!
– Дипломатическое решение проблем не по тебе?
– Дипломаты еще никогда не выигрывали войну за солдата.
Бринд задумался над мудростью слов капитана:
– Может быть, ты и прав. – Тут он заметил, что вниманием товарища всецело завладела официантка, протиравшая столы. – Эй, ты еще со мной?
– Душой я с ней, – признался Апий. – С тех самых пор, как она вошла сюда.
Бринд уставился на него:
– Прекрати. У тебя что, совсем стыда нету?
– Нет, стыд меня не защищает, – сказал Апий. –Может быть, именно поэтому мои чувства так остры.
Бринд рассмеялся, покачал головой, затем снова задумчиво уставился на бар.
Веселились они на верхнем уровне города, и до казарм Балмакары было рукой подать. Бринд считал такое привилегированное расположение своих солдат напрасной тратой ресурсов, ведь они редко бывали в городе. Лучше бы отдали места беженцам. Но нет, помещение, занимаемое ими, было врезано в склон горы к северу от покоев последнего императора, и обычно минимум двое гвардейцев несли там вахту на случай, если вдруг понадобятся его величеству. На памяти Бринда такого, правда, еще не случалось, но осторожность не помешает.
Квартира самого Бринда как командира гвардейцев была довольно экстравагантна и отделена от остальных. Ему нравилось ее внутреннее убранство: сплошь полированный мрамор вперемешку со сланцем, пурпурные драпировки на каждой стене. За ними скрывались карты дальних территорий империи, чтобы всегда были под рукой, если он вдруг захочет изучить их на досуге. Это занятие нередко помогало ему скоротать бессонную ночь. Укрепляло его чувство долга. С зеркала на туалетном столике свисали военные медальоны.
Потом он заметил письмо, оставленное для него на столике. Он зажег лампу, открыл конверт и нашел в нем написанные рукой канцлера Уртики подробные координаты поселка Хайюк на Южных Фьордах, где жила леди Рика. Кроме того, в письме канцлер выражал желание побеседовать с Бриндом до его отъезда о трагическом происшествии у мыса Далук.
Бринду не хотелось прямо сейчас думать о погибших сослуживцах и искать в себе силы справиться с известием о том, кто оказался предателем. Хуже нет для солдата, чем такие затишья, когда гибель товарищей, которой он стал свидетелем, вспоминается снова и снова. Надо будет распорядиться, чтобы написали письма соболезнования и отправили семьям погибших. Столько дел еще не сделано, а завтра уже уезжать. Бринд сел за письменный стол и решил пару часов поработать.
Сделав паузу, Бринд поднял голову и посмотрел на часы. Не прошло еще и часу, да и особенно уставшим он себя не чувствовал, но все же решил, что письма подождут. Хотелось глотнуть немного свежего воздуха, расслабиться. Может быть, Апий прав: Бринд воспринимает жизнь слишком серьезно. Начинало сказываться напряжение.
Он снял форму, надел неприметную коричневую тунику, набросил плащ с капюшоном и торопливо шагнул в холодную ночь.
Бринд постучал в дверь. Кругом стояла удушливая тьма, в ночи вроде этой всегда кажется, будто кто-то следит за каждым твоим шагом.
Тогда тайна Бринда выплывет на поверхность.
И его казнят на городской стене.
Он стоял перед непримечательной дверью у Гата-Гуля, недалеко от тех мест, где на пересечении Гата-Картану и Гата-Сентиментал веселились в бистро компании художников и поэтов. Поблизости на голой улице стоял плохой отель, откуда всегда доносился какой-нибудь шум: резкий смех, поспешные шаги, звяканье посуды или лязг металла. В зависимости от настроения города эти звуки могли означать как драку, так и любовь, а то и убийство. А еще каждый был волен интерпретировать их в зависимости от степени своей одержимости: Виллджамур – один из тех городов, которые обретают реальность только в сознании человека.
Дверь открылась, на пороге стоял стройный молодой человек в тонком халате на голое тело. Высокие скулы, тонкие губы, порочная усмешка, которая так манила Бринда. Юноша пальцами расчесывал гладкие черные волосы.
– Ба, да это, никак, мой большой героический воин? Давненько тебя не было видно.
– Неделя выдалась тяжелая, – выдохнул Бринд, опуская взгляд в землю. Не в последнюю очередь потому, что ему не хотелось видеть свое отражение в глазах Кима.
– Судя по всему, так и было, – сказал Ким. – Видок у тебя тот еще. Да и пришел ты не в форме. Ну, чистый бродяга, да и только. Но это я переживу.
– Если нас застукают вместе, когда я в форме, обоих повесят. И представь, что будут думать мои люди, когда узнают обо мне правду. Они и так уже что-то подозревают.
Отсутствие жены вызывало подозрения, Бринду еще повезло, что он был альбиносом, – хоть какая-то отговорка.
– Ты просто психуешь из-за цвета твоей кожи, дорогуша, – заметил Ким. – Хватит, расслабься. Людям на тебя покласть, уж поверь.
– Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться.
– Ну, если так, заходи.
Все еще мешкая, Бринд спросил:
– А ты… один? У тебя никого больше нет?
– Конечно нет, а то я тебе сказал бы.
Бринд последовал за ним внутрь, внимательно оглядевшись, прежде чем закрыть дверь. Ким всегда проявлял такую беспечность, и в этой его легкости было что-то ужасно привлекательное. А может быть, это не легкость, а бесшабашность? Многие видели в этом признак силы. Женщин особенно привлекала к нему его глубокая уверенность в себе, порождавшая и его сарказм, и чувство юмора, и сверхъестественную мудрость. Им всегда хотелось, чтобы он обратил на них внимание, но он неизменно возвращался к Бринду.
– Что это у тебя, порез? – спросил его Бринд, разглядев при свете тонкую линию под глазом Кима.
– Да, стал жертвой грубости, ну, ты знаешь, как это бывает. Хотя нет, ты-то как раз не знаешь, ты ведь военный. Пристал тут один тип, обзывался, грозил донести инквизиции. А парень, с которым я тогда встречался, был здоровый и мускулистый. Ну, он и сломал тому ублюдку челюсть. Теперь он сам есть не может. – Лицо Кима осветилось нежнейшей из его улыбок.
– Вот как. – Бринд не знал, сердиться ему или ревновать. Ни на то ни на другое он не имел права. – Ну как у тебя дела? Вижу, ты снова сделал ремонт.
Бринд кивнул на стулья с металлическим каркасом, непонятные фрески на стенах, стильные новые фонари, которые лили вокруг мягкий голубовато-зеленый свет. Его всегда впечатляла эта способность Кима из года в год вносить что-то новое в убранство своего жилища.
Когда они познакомились, Бринд был всего лишь капитаном Второго драгунского полка. Его репутация была не настольно безупречной, чтобы беспокоиться о ней, поэтому бывали хорошие дни, относительно безмятежные, когда он мог проводить вечера, занимаясь любовью и непринужденно общаясь. Вдвоем они ходили по галереям и даже поднимались на мосты в теплые вечера, чтобы быть ближе к звездам. Но и тогда тень палача незримо следовала за ними по пятам, а все из-за двух строчек в древнем джорсалирском тексте. Но все равно в те дни люди еще не помышляли об Оледенении, а ему не принадлежала ключевая роль в обороне и развитии империи, так что он меньше дрожал за свою репутацию.
В те сравнительно беззаботные молодые дни он ходил по городу и клеил мужика за мужиком. В Виллджамуре всегда полно было подходящих мест, закрытых клубов, таких темных, что там даже женатые мужчины могли позволить себе быть лицемерами. Осознание того, что его могут казнить просто за то, какой он есть, приятно щекотало нервы. И сосать чужой член, думая об этом, было просто здорово. Теперь Бринд остепенился и хранил верность одному мужчине – до того не похожему на него самого, что он и сам не хотел думать о причинах их союза. Может, как раз потому, что Ким был начисто лишен мачизма – качества, которое прямо-таки насаждалось в армии.
– Я продал картину за приличные деньги… – Ким помолчал, следя за взглядом, которым Бринд обводил комнату. – Не то чтобы она была очень хороша, но вкус – это дело вкуса. – Он рассмеялся над собственной шуткой – еще одна черта, которая так нравилась в нем Бринду. – Вот я и решил обновить тут все. Тебе бы обновление не помешало.
Ким шагнул к Бринду, и они на мгновение застыли в объятии, а в выражениях их лиц появилось что-то примитивное. Бринд глубоко дышал, выжидая момента, знака, который подаст Ким, потом их лица сблизились, рты нашли друг друга, сцепились в мягкой агрессии, и время исчезло.
Наконец Бринд со вздохом отпрянул.
– Терпеть не могу, когда ты вот так врываешься и разрушаешь мои вечера. – Пальцы Кима пробежали по плечу Бринда, задержавшись на бугре трицепса. – Терпеть не могу и обожаю. Надолго останешься?
– На одну ночь, уйду очень рано утром. Завтра я опять покидаю город.
– Знать ничего н хочу. – Ким приложил палец к губам Бринда, тот закрыл глаза и лизнул его.
Бринд распахнул на Киме халат и протянул руки, чтобы ощутить тепло его тела, – скорее по привычке, чем намеренно. Очень медленно он провел ладонями по торсу любовника вниз.
Ким вздрогнул:
– Астрид, лед, а не руки.
Бринд улыбнулся:
– Прости. – И продолжал гладить, пока Ким не стал готов, а тогда поцеловал его в живот. – У меня есть и кое-что тепленькое.
Бринд встал на колени и припал к Киму ртом.
Бринд всегда особенно любил путь по лестнице вверх, так как он продлевал предвкушение и обострял желание. Эти редкие моменты, когда он мог забыть о тяготах своего сложного и опасного существования, служили ему утешением. Вот и еще одна особая ночь из тех, которые он проводил только с Кимом, была впереди.
Солдат, герой многих сражений, он никогда не подвергался опасности большей, чем в такие моменты.
Глава восьмая
Бринд встал вместе с солнцем, точнее, с тем, что проглядывало сквозь плотную пелену облаков. Когда часы на башне пробили пять, он уже сидел, погрузившись в изучение карт Бореальского архипелага, выбросив из головы всякое воспоминание о Киме.
Затем, оставив свою квартиру, он встретился с канцлером Уртикой, и они вместе позавтракали в одном из обеденных залов Балмакары. Кроме них, там никого не было, но огонь в камине уже зажгли, и в помещении было тепло. Со стен свисали полотнища имперских штандартов, все в разной стадии разложения. Иным из них было больше тысячи лет – тронутые тлением символы потускневшей славы.
– Пожалуйста, командующий, – после второй ложки начал разговор канцлер, – расскажите мне подробнее о том, что случилось у Далука.
По крайней мере, ему хотя бы не все равно. Бринд подробно пересказал то, что случилось, и показал стрелу. Он сделал акцент на том, что не столько важно узнать, кто именно на него напал, сколько понять, почему о его экспедиции вообще стало известно.
– Вы подозреваете, что среди нас есть шпион? – прямо спросил Уртика.
– Я сказал бы, это не исключено, канцлер. В Балмакаре есть люди, чья лояльность – вопрос сложный. Советники располагают внешними связями, о которых император Джохинн мог и не знать. У людей бывают друзья в отдаленных местах. Если связи такого рода считать шпионажем, то не я первый их так назвал.
– Из вас еще может получиться неплохой политик, мой друг.
Вместо ответа, Бринд отправил себе в рот еще ложку еды.
Уртика снова взял стрелу в руки:
– Думаете, Варлтунг?
– Возможно, если судить по рунам на древке, а также по тому, как выкованы наконечники. Явно не имперская работа. Думаю, вам стоит показать ее кому-нибудь из экспертов в арсенале.
– Так я и сделаю. – Уртика перевел взгляд со стрелы на Бринда, потом обратно. – Конечно, если за этой атакой стоит Варлтунг, то, когда мороз возьмет нас за горло, придется нам готовиться кое к чему посерьезнее.
– Думаете?
– Желание Варлтунга захватить наши территории может быть опасно, – сказал Уртика.
– Вы имеете в виду ближние острова?
– Да, мы должны быть готовы к их защите. Мы всегда держали немногочисленные гарнизоны на островах крайнего севера и востока, ведь оттуда нам редко кто угрожал. Но, подозреваю, настало время готовиться к контрудару. Погибли лучшие наши люди, командующий. Нельзя оставлять такое безнаказанным.
– Вряд ли кампания против Варлтунга необходима – и вряд ли она к чему-нибудь приведет. Мы ведь уже пытались несколько лет назад. Точнее, десятилетий. И потом, как же Оледенение? Вы хотите послать на войну столько людей, когда целая толпа беженцев спит и видит, как бы ворваться в город?
– Именно так, – подтвердил Уртика. – Мы должны ударить быстро и сильно, нанеся противнику ущерб, чтобы обезопасить себя от попыток ответного удара в обозримом будущем.
– Разве наступление Оледенения не лишает все это смысла?
– Вовсе нет. Именно из-за Оледенения и из-за предстоящих нам долгих лет в изоляции мы обязаны сохранить эти острова для будущих поколений.
– А вы уверены, что кто-нибудь из нас доживет до будущего?
– Нас ждут тяжелые времена, командующий, и, конечно, не все смогут их пережить. Нам даже неизвестна потенциальная толщина ледяного покрова. Но возможно, кто-то все-таки будет жить в то время, когда лед растает, и, сохранив для них острова, мы обеспечим им лучшие шансы.
Канцлер Уртика дал им с собой немало предметов роскоши и значительную сумму денег – десять джамуров, правда мелкой монетой: сота, лордилами, дракарами. Бринд против воли почувствовал некоторое подозрение, но принял эти дары с благосклонностью.
Может, он просто хочет облегчить мне боль от потери товарищей.
Холодным серым утром они выступали в путь.
Две птеродетты кружили в небе, пронзительными криками нарушая тишину города. Позади оставались колокола, зовущие к молитве, и запах еды, доносящийся из всевозможных закусочных.
У ворот Балмакары его ждали четверо воинов, которых он отобрал для этой поездки. Их безукоризненно вычищенные лошади ждали так же терпеливо, как они. Глядя в небо, сидел верхом на черном мерине Апий, а рядом с ним сверкал экипаж, в котором поедет назад императрица. Еще трое ночных гвардейцев, из тех, что не были с ними при мысе Далук, тихонько переговаривались немного поодаль: молодые, подтянутые, лучше для такой экспедиции не найти. Два блондина, Сен и Люпус, двадцати шести и двадцати двух лет соответственно. Оба высокие, поджарые, похожие словно братья. Оба с пронзительно-синими глазами. Немного смахивают на волков. Оба сделали в армии молниеносную карьеру, все благодаря собственным талантам, и уважали Бринда превыше всех прочих командиров. Самому Бринду был особенно симпатичен Сен, такого способного мечника ему, пожалуй, еще никогда не доводилось тренировать. Сен постоянно совершенствовал свои навыки, так что через год-другой сам Бринд поставил бы на него любую сумму денег как на лучшего бойца в империи.
Нелум Валор, брюнет крепкого сложения, был чуть старше. Ему прочили блестящую академическую карьеру, но прозябанию в душных библиотечных залах он предпочел жизнь на свежем воздухе. По его словам, все, что можно узнать из книг, с тем же успехом можно узнать из самой жизни. Бринд восхищался этим и сделал Валора одним из самых молодых лейтенантов, служивших когда-либо в Ночной Гвардии. А еще тот редко говорил о своих джорсалирских верованиях, и Бринд не знал, что думать о его преданности богам, которых нельзя увидеть.
Эти четверо были лучшими в его полку. В полной форме, черное на черном, с семиконечными звездами, сверкающими на груди, они вытянулись по стойке смирно, приложив к животу ладонь.
– Селе Джамура, – приветствовал их Бринд. – Все готовы ехать?
– Так точно, сэр, – ответил за всех Сен. – Оружие закреплено под днищем экипажа, рацион внутри. Люпус договорился, чтобы за ночь карету как следует почистили, так что теперь она годится для кого угодно. – Последняя фраза повисла в воздухе, явно взывая к ответу.
Бринд заглянул под экипаж и убедился, что четыре самострела и четыре копья действительно надежно прикреплены к раме между колесами. Были там и топоры с короткими рукоятками, причем все это вооружение, составлявшее солидное дополнение к мечам и лукам, бывшим при каждом воине, оставалось невидимым с дороги. Люпус, чьи молодые глаза отличались завидной остротой, был очень искусным стрелком, в то время как Апий и Нелум вкладывали зрелую силу в работу топорами, хотя при надобности могли взяться и за меч.
– Хорошо. Я попросил, чтобы с нами послали гаруду, – пусть полетает над нами, разведает местность впереди и вокруг, чтобы нас снова не застали врасплох. Вам я заранее скажу, что сразу после нашего отъезда Совет объявит о внезапной кончине императора Джохинна и о том, что ему наследует старшая дочь, императрица Рика. Виллджамур будет находиться в состоянии официального траура до нашего возвращения.
– С новой императрицей, как я понимаю? – Нелум хлопнул ладонью по стенке кареты.
Бринд кивнул:
– Да, мы забираем ее с Южных Фьордов. Оа знает, что мы приедем за ней, но не знает, что ее отца больше нет.
– Кто должен объявить ей эту новость? – спросил Сен.
– Похоже, что эта честь принадлежит мне, – мрачно отвечал Бринд.
– Я слышал, она его все равно не любила, – заметил Нелум.
– А пока… – Бринд оглядел своих людей всех по очереди, – никакого флирта, никаких улыбочек и никаких разговоров с ней без моего приказа. Помните одно: она – наша новая императрица. Служить ей верой и правдой – вот наше дело. Мы – ее Гвардия.
Они кивнули в знак того, что поняли.
– Едем только мы пятеро? – уточнил Нелум.
– Незачем привлекать внимание к нашему отъезду. Слишком многие смекнут, что здесь не все чисто. Дорога на Южные Фьорды безопасна, так что больше людей нам не нужно. Ночных гвардейцев и так осталось мало. По возвращении мне придется рекрутировать новых.
Они недолгим молчанием почтили память погибших товарищей.
– Ладно, – продолжал Бринд, – в Гише нас ждет корабль, туда мы и поедем сначала. Дорога займет почти два дня, так что в путь.
И все сели на лошадей.
– Что-то ты сегодня больно тихий, – обратился Бринд к Апию.
Рыжеволосый капитан держался рукой за живот:
– Ага. Похоже, пиво уже не держится во мне, как прежде.
В центре Атриума лицом к Совету стоял Уртика. Театрально отбросив полы серого плаща, он с делано-серьезным выражением оглядел собравшихся. Когда хочешь развязать войну, надо быть особенно убедительным и использовать весь свой шарм. Остальные члены Совета реагировали угрюмо.
– Уважаемые коллеги, – начал канцлер, – не далее как сегодня утром я имел частную беседу с командующим Бриндом Латреей. Он поделился со мной своими подозрениями о том, что засаду на его отряд устроили дикари Варлтунга.
Вынув стрелу, полученную утром от Бринда, он отдал ее ближайшему советнику, чтобы тот пустил ее по кругу.
– Эти жалкие людишки как-то проведали о запланированной нами тайной экспедиции за огненным зерном и теперь надеются, что мы падем еще до того, как морозы ударят по-настоящему.
По залу прокатился ропот.
– А вы уверены, что это из Варлтунга? – спросил кто-то.
– Конечно, сначала надо отнести стрелу в оружейные мастерские, пусть там посмотрят, но мы почти уверены, что это Варлтунг. Варвары явно знали о наших планах и уничтожили часть нашего лучшего полка.
– Но ведь они всего лишь варвары, – запротестовал советник Мевун. – Как они могли это сделать?
Уртика повысил голос, прибегнув к своей любимой, хорошо отрепетированной уловке. Ему всегда хотелось вдохнуть в эти сборища больше жизни.
– Настоятельно рекомендую отреагировать на это вопиющее нахальство немедленно. Нам следует послать на остров военно-морскую экспедицию, захватить его целиком, обезвредить жителей и завладеть ресурсами. Кто знает, на что они могут оказаться способными потом, когда закроются ворота нашего города?
– Разве не новая императрица должна принимать такое решение?
Уртика не видел, кто это сказал.
Тишина несколько мгновений.
– По прибытии ее ожидает множество других забот, к тому же не думаю, что она уже способна проводить военную кампанию.
– Вряд ли нам следует идти на войну, не имея более веских доказательств. Разве можно нападать на кого-то, опираясь на одни догадки? – Это сказала советница Йиак, коренастая женщина, которую Уртика всегда недолюбливал.
– Доказательства у нас есть, – возразил Уртика. – Просто вам, как я вижу, нужен предлог, чтобы решиться. Речь идет о защите рубежей нашей империи, о том, чтобы уберечь ее от преступлений, подобных тому, которое было совершено против нее на мысе Далук. Полагаю, уже сегодня вечером нам следует созвать новое собрание и обсудить эту проблему еще раз, сразу после колокола на вечернюю молитву.
Уртика был в восторге, дело пошло хорошо.
За ним поднялся советник Болл, такой худой и мелкий, что его едва было видно. Держался он нервно, говорил неуверенно:
– Гм… я хочу сделать короткое заявление о том, что мы по-лучили запрос инквизиции касательно убийства нашего покойного коллеги Деламонда Рубуса Гхуды. Служащие инквизиции хотят прийти в Атриум, чтобы провести здесь расследование по этому делу.
– Вот как, – сказал Уртика. – Я посоветовал бы им не приходить во время заседания, а поговорить с нами по одному в наших личных покоях.
Все с ним согласились: Гхуда был популярен, его многим будет не хватать, и вообще, чем скорее удастся расследовать и закрыть это дело, тем лучше для всех. Никто не хотел этого сильнее, чем Уртика. Он и покойный советник разделяли идею о том, что город следует очистить от беженцев, этого источника заразы и недовольства властями. Уртика готов был пожертвовать чем угодно, лишь бы найти того, кто так не вовремя лишил его столь ценного союзника.
В нескольких часах пути от Виллджамура, по дороге в Гиш, Бринд заметил лошадь в необычном убранстве, кто-то ехал верхом впереди по просеке в березовой роще. Проезжую дорогу они покинули уже давно, избрав вместо нее небольшой тракт, идущий вдоль берега. Это позволило им не заезжать в деревни Еелу, Фуе и Гоуле. Бринд решил, что чем меньше людей догадается об их маршруте, тем лучше.
Он сразу понял, что лошадь имеет отношение к одному из знаменитых объединений лошадников, только не знал, к какому именно. Он всегда находил их сборища необыкновенно привлекательным зрелищем, вот и теперь сделал своим людям знак помедлить: ему было любопытно взглянуть, кто ездит сегодня.
– В чем дело? – спросил Апий, проследив за его взглядом, направленным к деревьям.
– Да так, лошадник впереди, – ответил Бринд. – Просто хочу взглянуть. Давайте постоим здесь четверть часа.
В просвет между лиственницами виднелась открытая тундра, где уже собирались две группы лошадников. Основными наездниками были мужчины, девушки выступали только как любительницы, а их кони были убраны в цвета той группы, которой они оказывали предпочтение. Многие были в коже, даже с кинжалами, юнцы вырядились, демонстрируя тем самым свою мужественность, ведь больше-то ее показать было негде. Группы молодых людей собирались на открытых пространствах тундры, чтобы погонять на лошадях да и просто выпить подальше от родительского надзора и от глаз городской стражи, а по ночам лечь, кому с кем вздумается. Во время скачек деньги переходили из рук в руки: зрители делали ставки, и лошадям привязывали к ногам и хвостам тряпки разного цвета – это был код, которого Бринд не понимал. С уздечек свисали разные племенные жетоны – попытка идентифицировать лошадь, подобно тому как это делалось в имперской армии.
За спиной соперничающих группировок лежала под моросящим дождем плоская темная равнина, с юга, от моря, тянуло запахами леса и соли. Пусть недолго, но они будут здесь счастливы, позабыв о грядущих бедах и переменах. Тем временем двое юношей уже поставили своих скакунов у черты, выждали мгновение и понеслись за горизонт, подбадриваемые ожесточенными криками остальных.
При виде такого беззаботного энтузиазма Бринд почувствовал, что стареет. Когда-то и у него были юношеские мечты, которые со временем уходили все дальше и дальше. Быть может, ему стоит остаться вне стен Виллджамура, когда закроются ворота…
Вдруг рядом с ним опустился гаруда. Бринд и глазом не моргнул. Он всего несколько секунд назад заметил, как тот кружит в небе.
Светлолицый гаруда, чья кожа казалась особенно бледной по контрасту с золотистым оперением, стоял, заложив крылья за спину. Почти шести футов ростом, он был в черных штанах и с голым торсом, на котором под пушистыми грудными перьями бугрились могучие мышцы. На поясе гаруды, на ремне, висели два зачехленных кинжала. Удивительные все-таки существа эти гаруды. В настоящее время они обитали в колонии Фугул на скалистых утесах острова Куллрун, который специально ради них объявили запретной военной зоной. Там они жили в пещерах, всего около тысячи особей. Уже много веков без них не обходилась ни одна армия империи. Хотя друг с другом они всегда общались пронзительными птичьими криками, с людьми и румелями они говорили на языке жестов. С каких пор и откуда это повеось, никто уже не помнил, но без языка ведение совместных военных кампаний было бы невозможно.
– Селе Джамура, крылатый командир, – сказал Бринд.
Птицечеловек, крылатый командир Виш, вскинул руки, чтобы спросить: «Почему вы остановились?»
– Просто стоим, чтобы дать отдых лошадям. А вы заметили что-нибудь на пути сюда?
«Еще беженцы идут по Санктуари-роуд. Вокруг города их, должно быть, уже не меньше тысячи».
– Так много. – Бринд покачал головой. – А что вы будете делать во время Оледенения?
Крылатый командир взглянул на него без всякого выражения, вздохнул и спросил: «Что вы имеете в виду?»
– Я имею в виду, когда льда станет столько, что люди уже не смогут выйти из города. А это будет скоро. Останетесь в Виллджамуре? Что вы будете там делать?
«Если ворота будут закрыты, это еще не значит, что я не смогу летать. Буду, как и сейчас, военным, буду служить империи. У вас сегодня философское настроение, командир».
– Полагаю, со смертью императора многое в городе изменится. Может, мне и самому стоит подумать о переменах.
«Наверное, вы просто никогда не чувствовали себя на своем месте в Виллджамуре. Мне всегда казалось, что вы слишком переживаете из-за цвета вашей кожи».
Бринд отвел взгляд, словно желая, чтобы гаруда замолчал.
– Ну, если так, то я выбрал не ту карьеру. – Он и понятия не имел, что гаруды так восприимчивы. – Старею, – хохотнул Бринд. – Вот и стал слишком часто задумываться о будущем.
«Значит, вы такой же, как все люди».
– Ладно. Давайте-ка перекусим.
Канцлер Уртика шагал по оружейной мастерской, как по собственным покоям, хотя поначалу резкий перепад температуры едва не сбил его с ног. У верстаков трудились голые по пояс люди, их торсы блестели от пота. Когда рабочие поднимали голову, чтобы взглянуть на проходящего, белки их глаз странно выделялись на фоне черных от копоти лиц. В глубине мастерской пылал огромный горн, распространяя вокруг одуряющий запах. Отовсюду доносился звон молотков, бьющих по железу с целью придать ему форму.
– Чем могу помочь, канцлер? – спросил невысокий коренастый человек, светловолосый, в черной тунике с короткими рукавами и в черных штанах. Его блестящие от пота руки были гладкими, как у младенца, поскольку постоянная близость к открытому огню уничтожила на них все волосы. Это был начальник обороны Виллджамура – в прошлом и сам солдат, до сих пор надзирающий за выполнением военных заказов.
– Вас-то я и ищу, мой дорогой Фентук, – отвечал Уртика, одаряя улыбками остальных рабочих, которые угрюмо смотрели на него в ответ. – Пожалуйста, давайте выйдем, чтобы нас не услышали.
– Видать, что-то важное, – кивнул Фентук.
Уртика вывел начальника обороны из здания и повел его на ближайший мост, откуда открывался вид на крыши Виллджамура.
Близились сумерки, небо было цвета сердолика. Город со своей россыпью огней напоминал зеркало, подставленное звездному небу. Две луны, Астрид и Бор, поднимаясь с разных концов небосвода, лили серебристый свет на мосты и шпили, превращая их в призраки. Где-то внизу, под ними, по улице вели лошадь, ее подковы звонко цокали по мостовой. Сверкнула магическая вспышка. Отворилась и затворилась дверь, на мгновение дав услышать болтовню женщин в ближайшем трактире, переборы лютни, безголосого певца, вторившего фальшивой мелодии.