Рождественский подарок О'Райли Кэйтлин

II

– Как это произошло? – с дрожью в голосе спросила Мира. Ее черные глаза превратились в два огромных, пугающих омута; волосы цвета воронова крыла рассыпались по плечам. Она шагнула мне навстречу, не скрывая терзающего ее волнения.

– Как? Почему? – на ломаном русском спросил брахман. Его ученик-брахмачарин Агастья выглядывал у него из-за спины.

Оба чувствовали, что над их головами нависла какая-то опасность.

– Ничего себе Рождество! – воскликнул поляк Гродецкий.

Я заметил, что Мери-Энн подняла глаза, как только Станислав это сказал. Как ни абсурдно это выглядело, но мне почему-то навязчиво казалось, что этих двоих что-то обязательно связывает. Но что именно, я пока точно определить не мог.

– Это очень неприятная история, – пришлось мне ответить.

– Похоже на какое-то жертвоприношение… – нехотя выговорил я. У меня не было особого желания говорить об этом, но я прекрасно понимал, что рано или поздно все так или иначе проведают обо всем, в том числе и о леденящих душу подробностях.

– Жертвоприношение?! – княгиня наконец отошла от обморока.

– О чем вы говорите, Яков Андреевич? – восклицала она. – Я брежу? – Ольга Павловна часто-часто заморгала своими заплаканными глазами. – Я не верю своим ушам! – запричитала она. – Я же говорила Николаю Николаевичу, – как только княгиня Титова произнесла имя мужа, то сразу же вновь залилась слезами, – чтобы он не приглашал этих варваров в дом! – Ольга Павловна указала своим пухлым пальцем на Мадхаву с Агастьей, которые съежились под ее обличающим взглядом.

Взоры гостей сразу обратились в их сторону.

– Надо вызвать полицию! – передернул плечами Гродецкий.

– Что же будет с детьми? – ужаснулась мисс Браун. – Здесь опасно оставаться! – простонала она.

– Но мы здесь ни при чем! – ткнул себя в грудь Мадхава. – Почему вы так на нас смотрите?

– Убийцы! – воскликнула Ольга Павловна.

– Господа, – обратился я к присутствующим, – я попросил бы вас сохранять спокойствие! – обратился я ко всем присутствующим.

– А кто вас на это уполномочил? – усмехнулся Гродецкий.

– Но, господа, – я развел руками. – Не лучше ли все-таки сохранять трезвую голову и здравый рассудок?

– Но если эти варвары причастны к убийству… – угрожающе проговорил Иван Парфенович.

– Я думаю, нам в этом еще предстоит разобраться, – ответил я.

– А я думаю, – высокомерно вмешался Гродецкий, – нам следует вызвать полицию!

– Вполне с вами согласен, – ответил я. – Как только метель утихнет…

Станислав взглянул в окно. Метель вовсе не собиралась стихать, а только усиливалась. Влажные хлопья снега облепили стекло.

– I am so afraiding! – всхлипывая, сказала англичанка.

– Господи! – всплеснула руками Грушенька. – А убийца-то среди нас!

В гостиную вошли запыхавшийся Никита Дмитриевич Сысоев и вспотевший Лаврентий Филиппович Медведев. На обоих лица не было. У квартального шея побагровела от натуги.

– Где мой муж? – воскликнула Ольга Павловна.

– Внизу, – ответил Никита Дмитриевич, – в одной из комнат, которая тоже была предназначена для гостей. Я отдал распоряжение, чтобы его тело начали приводить в порядок, – добавил он. – И послал в нашу часовню за священником.

Примите мои соболезнования, княгиня, – скорбно склонился управляющий.

– Я иду к нему, – воскликнула Ольга Павловна и направилась к выходу, путаясь в своем чайного цвета салопе, длинной широкой накидке на вате с прорезями для рук. Грушенька бережно поддерживала барыню под руку.

– Я немедленно уезжаю отсюда, – холодно заявил Гродецкий.

– Ну уж нет, – Лаврентий Филиппович поднял вверх указательный палец и отечески им погрозил. – Я представляю здесь на данный момент органы сыска, и никто не уедет отсюда до прибытия полицейских или пока мною не будет схвачен убийца! Или убийцы… – он покосился в сторону окаменевших индусов.

– Да и выезды из имения все снегом занесло, – сказал Сысоев.

– Так, значит, мы в западне! – воскликнула англичанка.

– Получается так, – согласился Никита Дмитриевич.

– И до каких же пор? – осведомился Иван Парфенович Колганов.

– Ну, – пожал плечами управляющий, – полагаю, что как только метель закончится, через несколько дней дороги будут расчищены.

– А это уже радует, – с иронией заметил поляк.

– Что ж, господа, – проговорил Медведев, потирая вспотевшие руки, – пока вы свободны. До моего особого распоряжения, – добавил он.

Тогда гости медленно и понуро стали разбредаться по своим комнатам.

– Лаврений Филиппович! – позвал я Медведева. – Не соблаговолите ли вы отдать мне индийского божка, хотя бы во временное пользование?

– Это еще зачем? – насупился квартальный.

– Я хотел бы показать его Мире, – ответил я, – так как она разбирается в индийской религии гораздо лучше нас с вами!

– Ну-ну, – пробормотал Лаврентий Филиппович, – я бы не сказал, чтобы это сейчас пошло ей на пользу!

– Что вы имеете в виду? – насторожился я, догадываясь к чему он клонит.

– А то, – грозно ответил Лаврентий Филиппович, – что ваша индианка тоже может быть в этом замешана.

– Я полагаю, вы это не всерьез? – поинтересовался я.

– Не знаю, не знаю, – развел руками Медведев. Однако он все же передал мне золотую статуэтку Индры!

Я постучался в комнату Миры.

– Войдите! – позволила мне она.

– Мне надо с тобой поговорить, – сказал я, едва переступив через порог.

Спальня индианки вся была обставлена мелкой мебелью: шифоньерками, шкафчиками, столиками… За ширмами, обитыми китайским изумрудно-зеленым шелком с разводами, белели покрывала пуховой кровати.

В комнате терпко пахло какими-то травами и цветами.

– О чем? – спросила Мира, убирая со столика орехового дерева свой погребец – миниатюрный дорожный сундучок.

Она поправила прическу, заглянув в венецианское зеркало. Я невольно залюбовался ею и поэтому сразу не заметил Кинрю, который сидел, утопая в глубоком сафьяновом кресле.

– Юкио! Ты тоже здесь? – удивился я.

– Разумеется, – ответил японец. – Разве вы не понимаете, Яков Андреевич, что Мире теперь угрожает опасность? – осведомился он.

– Ну… – замялся я, – мне бы не хотелось утверждать так категорично.

– Яков Андреевич, – обратилась Мира ко мне, – не надо меня щадить! Я прекрасно понимаю, что и на меня теперь падают подозрения! Но вы бы не могли рассказать, что же там все-таки произошло?!

Я вздохнул:

– За этим-то я и пришел! – и достал из-за спины индийскую статуэтку.

– Что это?! – всплеснула руками Мира.

– Я думал, тебе это известно, – ответил я.

– Нет-нет, – замахала руками Мира, – я знаю, что это Индра – один из верховных богов нашего пантеона! Но откуда эта статуэтка взялась у вас?!

– Я обнаружил ее на месте преступления, – ответил я.

– Неужели? – индианка в ужасе прижала ладонь к губам. – Так, значит, убийство князя в самом деле имеет отношение к какому-то ведическому ритуалу?

– Это возможно? – спросил я Миру.

– Не знаю, – пожала плечами моя протеже. – Человеческие жертвоприношения ушли в глубокое прошлое, – сказала она.

– Но как это было? – полюбопытствовал я.

– Вы и впрямь желаете это знать? – засомневалась индианка.

– Да еще как! – признался я.

– Но я вам, Яков Андреевич, кое что уже рассказывала об этом, – произнесла Мира загадочно.

– Я бы хотел узнать об этом подробнее, – продолжал я настаивать.

– Ну что же, – Мира наконец-то сдалась. – Раньше люди верили в то, что пролитие крови необходимо для продления жизни, – начала она свой рассказ. – Жертвоприношение должно было умилостивить божество и упрочить его могущество, в тоже время оно противодействовало силам разрушения и увеличивало жизнеспособность человека, принимающего участие в обряде…

– А ты бы не могла конкретнее рассказать мне о последовательности заклания жертв? – попросил я мою индианку.

– Яков Андреевич, а с каких это пор вы стали так кровожадны? – сострил Кинрю.

– С тех самых, как ты стал злоупотреблять сарказмом, – ответил я ему в тон.

– Пожалуйста, – согласилась Мира. – Обычно дело ограничивалось пятью жертвами, – сказала она.

– Какими именно? – осведомился я.

– Бараном, козлом, быком, конем, ну и… – индианка замялась, – человеком, – наконец, выговорила она.

– Это ужасно, – произнес я в ответ, усаживаясь на маленький диванчик.

– Что? – спросила Мира.

– Вы слышали, что говорила Грушенька? – поинтересовался я.

– О чем? – осведомилась индианка. – Она много что говорила.

– О баране, – напомнил я.

– Да, припоминаю, – произнесла Мира задумчиво.

– Кучер сказал мне, – продолжил я, – что точно так же совсем недавно в их деревне неизвестные забили быка и козла.

– Но это еще ни о чем не говорит! – горячилась индианка.

– Возле трупов животных были обнаружены следы кострищ.

– Но…

– А в конюшне мы нашли зарезанного коня, неподалеку от столба, к которому было привязано тело князя Николая Николаевича, – перебил я ее.

– Какой кошмар! – вскричала Мира. – Но этого не может быть!

– Все сходится, – подвел черту обычно молчаливый японец.

– Я боюсь, – ответил я, – что кто-то просто хочет свалить вину на брахманов!

– Но кто? – воскликнула Мира. – Мне это дело кажется слишком запутанным! – добавила она, глядя мне прямо в глаза. – Ведь вы здесь неслучайно! – высказала индианка свое предположение вслух. – Могу поспорить, – промолвила она, – что к этому всему приложил свою руку Иван Сергеевич!

– Да, – подтвердил я устало, – Кутузов и в самом деле в курсе событий, – добавил я. – Но мастер не сказал мне ничего определенного, – развел я руками. – И пригласил меня погостить в это имение, – подчеркнул я, – именно Николай Николаевич Титов.

– Вы видели, Яков Андреевич, какими глазами смотрела на меня его вдова Ольга Павловна? – Мира сглотнула ком в горле. – По-моему, она уже приговорила меня!

– Я выступлю твоим защитником! – поспешил я ее успокоить.

– Пока я жив, – напыщенно произнес мой Золотой дракон, – никто не станет трогать тебя!

– Спасибо, – улыбнулась индианка с особенной нежностью.

Я вернулся к себе в комнату, чтобы обдумать в спокойной обстановке все, что случилось. К тому же я должен был решить с какого конца взяться за это дело.

На маленьком прикроватном столике лежала раскрытая книга немца Эккартсгаузена «Ключ к таинствам натуры», которую я накануне собрался изучить. Однако продолжить мое самообразование мне помешало убийство на княжеской конюшне.

И надо же убийце или убийцам было выбрать такое время, как рождественскую ночь!

Я все больше склонялся к мысли, что убийца был не один. По моему мнению чересчур сложно было организовать ведическое жертвоприношение в одиночестве.

Я спрятал книгу и извлек из дорожного рундука свой дневник.

Чернильница и перо уже ждали меня на круглом письменном столике. Не успел я раскрыть тетрадь в бархатной лиловой обложке, как раздался стук в мою дверь.

Странно, – подумал я, – кого это принесла нелегкая?

Однако я тут же убрал тетрадь и крикнул:

– Войдите!

Дверь скрипнула, и на пороге возник Никита Дмитриевич Сысоев.

– Яков Андреевич, – обратился он ко мне, – мне хотелось бы с вами поговорить.

– Что же, – развел я руками, – я к вашим услугам.

Сысоев прошел вглубь комнаты и присел на стуле, на который я ему указал.

– Итак, – начал я, – что вы имеете мне сообщить?

Управляющий задумался, словно бы собираясь с мыслями.

Сначала он взглянул на меня, потом отвел глаза, но через несколько мгновений все же решился и заговорил:

– Мне стало известно от покойного Николая Николаевича, что вы состоите в неком масонском ордене, – Никита Дмитриевич испытующе посмотрел на меня.

– И что же? – не стал я отказываться. Однако меня удивило, что князь посвящал своего управляющего в такие подробности.

Хотя, – я одернул себя, – Мира с Кинрю тоже почти что всегда были в курсе всех моих дел!

– Мне известно также, что вы занимаетесь расследованием преступлений, – вкрадчиво продолжил Сысоев.

– Так, значит, – заключил я, – Николай Николаевич не напрасно вызвал меня сюда?!

– Я не знаю, – замялся Никита Дмитриевич. – По-моему, он о чем-то догадывался и чего-то боялся, – продолжил он. – Чего именно я не знаю, но… – Сысоев пожал плечами. – Он собирался мне рассказать, – добавил он, – но так и не успел!

– Я признателен вам, – поблагодарил я Никиту Дмитриевича, – что вы мне сказали об этом.

– Ну что вы, – отмахнулся он. – Это был мой долг, по отношению к покойному. Но я хотел вас спросить…

– О чем же? – поинтересовался я.

– Что вы собираетесь делать?

– Разумеется, заняться расследованием этого дела, – ответил я.

– Понимаю, – сказал Сысоев. – И гарантирую вам всяческую поддержку со своей стороны!

Утром все собрались в столовой за завтраком. Вид у гостей был несчастный и заспанный. Один только Станислав Гродецкий держался по-прежнему щеголем! Во время еды все сохраняли гробовое молчание, словно отдавая дань почившему князю.

К завтраку подали соте с мадерой – тонкие ломтики говядины, обжаренные в масле. Слышно было только, как позвякивало столовое серебро.

Княгиня к завтраку опоздала, к гостям она вышла в глубоком трауре с окаменевшем лицом, почти не поднимая заплаканных, карих глаз.

– Со мною приключилось еще одно несчастье, – печально промолвила она, – рождественский подарок мужа украли…

– Что? Что? – Лаврентий Филиппович встал в стойку, словно борзая. – Какой такой подарок? – осведомился он. Его маленькие голубоватые глазки хитро забегали.

– Жемчужина, – проговорила княгиня. – Николай Николаевич преподнес мне жемчужину к Рождеству, – всхлипнула она.

– Какую жемчужину? – поинтересовался в свою очередь я, отрываясь от своего соте, которое и впрямь оказалось на вкус изумительным.

– Князь сказал мне, – Ольга Павловна утерла припухшие глаза батистовым платком, – что привез ее из Индии около года назад.

Я едва не поперхнулся мадерой. Упоминание Индии уже начинало меня раздражать.

– Ну-ка, расскажите подробнее, – попросил Медведев хозяйку.

– Я не знаю, что рассказывать! – рассердилась она. – Большая жемчужина, белая, – пожала плечами княгиня Титова.

– Ее украли вместе с коробочкой, – заплакала она.

– Как выглядела эта коробочка? – спросил ее Медведев.

– Коробочка как коробочка, – ответила Ольга Павловна, продолговатое лицо ее приняло задумчивое выражение. – Черная, бархатная, – добавила она.

Я заметил, что Мира нахмурилась, и решил дознаться сразу же после завтрака, что встревожило мою индианку.

– Определенно все это очень странно, – проговорила англичанка, отпивая глоток мадеры. Она сообщила княгине, что дети позавтракали под присмотром Грушеньки. Мери-Энн вытерла губы салфеткой и вышла из-за стола. Она извинилась перед гостями и сказала, что ей надо идти к Саше и Насте.

Удерживать гувернантку никто не стал.

– Вы опрашивали горничных? – спросил Медведев. – В конце-концов, ведь кто-то и из них мог под шумок… – заметил он многозначительно.

– Не до того мне, – ответила опечаленная княгиня. – Не до того, – приглушенным эхом повторила она.

– Тогда велите сейчас же созвать всю прислугу! – потребовал он.

– Я опрашивал горничных, – раздался голос Сысоева. – Но так ничего и не выяснил, – добавил он. – Ни одна из них не могла этим утром находиться в спальне княгини в ее отсутствие. К тому же сегодня спальню никто и не убирал.

А к Ольге Павловне намедни только Грушенька и заходила…

– Чудес, как известно, не бывает, – заметил Лаврентий Филиппович.

– Рождество, как никак! – усмехнулся Гродецкий.

Княгиня Титова первой вышла из-за стола. Она покинула мраморную залу в мертвенной тишине.

Тогда я отправился вслед за ней, так как Мира все еще продолжала завтракать, и я счел, что успею расспросить ее после разговора с Ольгой Павловной.

Лакей рассказал мне, как пройти в ее комнату, которая располагалась на втором этаже. Я прошел через анфилады комнат, миновав княжескую оранжерею, и свернул в коридор, заставленный рядами мраморных статуй в нишах. Наконец, я постучал в дверь, которая, как я полагал и была будуаром княгини.

– Кто там? – спросил уже известный мне женский голос.

– Кольцов, – выкрикнул я в ответ.

– Сейчас, Яков Андреевич, – отозвалась она. – Подождите секундочку!

Минуты через две княгиня Ольга Павловна позволила мне войти к ней в покои.

– Что вы хотели? – спросила она, укладывая ноги на маленькую подушечку на табурете. – Я так устала сегодня, – печально произнесла вдова.

– Я хотел бы задать вам несколько вопросов, – ответил я, чувствуя, что становлюсь навязчивым. Но у меня не оставалось иного выхода, должен же был я как-то выяснить, что происходит в имении на самом деле.

– Спрашивайте, – позволила она, пожимая плечами. Княгиня никак не могла понять причины моего интереса. Я же не мог объяснить ей, что любопытство мое совсем непраздное.

Я сел в кресло, лицом к вдове, напротив образов, перед которыми горели две маленькие лампадки.

– У вашего мужа были враги? – прервал я недолгое молчание.

– Какие еще враги? – седые брови княгини сдвинулись к переносице. – Он же не на войне, – глубокомысленно заключила она, утирая глаза скомканным, мокрым насквозь платочком. – Николай Николаевич такой доброй души человек был, – всхлипывала она.

– И все-таки, – продолжал настаивать я, – возможно, чтобы у вашего мужа были недоброжелатели? – я чувствовал, что княгиня борится с желанием выставить меня за дверь своей комнаты и сдерживается только из вежливости.

– Не знаю, – Ольга Павловна пожала плечами, чинно сложив руки у себя на груди. – Если и были, то мне уж, mon cher, не было об этом известно! – категорично заключила она.

– Но, может быть, на службе или при дворе… – не отставал я от нее.

Княгиня бросила на меня грозный взгляд и отрезала:

– В свои служебные дела Николай Николаевич меня не посвящал! Да и карьера у князя была блестящая!

– Тогда у него могли быть завистники! – осмелился я предположить.

– Могли, наверное, – сдалась, наконец, княгиня. – Но мне-то об этом откуда знать? – жалобно спросила она. – К тому же я слышала, что речь идет о каком-то языческом культе, жертвой которого он стал, – Ольга Павловна повернулась к образам и перекрестилась. – Вот нехристи, – простонала она. – И мы еще дали им приют в нашем доме! – воскликнула Ольга Павловна негодующе. – Я надеюсь, Лаврентий Филиппович их уже изолировал?!

– Мне об этом неизвестно, – пожал я плечами.

– Если бы вы только знали, Яков Андреевич, чего мне стоило сидеть с ними за одним столом! – воскликнула княгиня Титова.

– Воображаю, – поддакнул я, и мне снова стало безумно жаль несчастных индусов, которым самим в скором будущем предстояло стать настоящими жертвенными козлами. Поэтому я решил вмешаться в эту историю как можно активнее, тем более что покойный князь принадлежал к масонскому братству, и его убийство являлось преступлением перед Орденом.

– Больше у вас нет вопросов? – спросила княгиня, откровенно давая понять вашему покорному слуге, что разговор закончен.

– К сожалению, есть, – ответил я.

– И что же вас еще интересует, Яков Андреевич? – изумленно спросила она.

– Где ваш супруг познакомился с брахманами? – поинтересовался я.

– Ой! – Ольга Павловна махнула рукой. – Откуда мне знать?

Я вообще была против этой затеи! – воскликнула она с горечью. – Знаю только, что в Петербурге! И откуда их только нечистый принес на нашу голову? – княгиня снова заплакала.

Я вернулся в столовую, но Мира к моему разочарованию к этому времени уже закончила трапезу и ушла в свою комнату. Зато я во всей красе застал Лаврентия Филипповича Медведева, который в это мгновение переживал свой поистине звездный час.

Он встал из-за стола и попросил у всех присутствующих минутку внимания. Лаврентий Филиппович намеревался произнести важную речь.

Взоры гостей и управляющего имением обратились к нему.

– Я сожалею, что дамы уже покинули наше общество, – начал он, – потому что мне предстоит сообщить вам нечто важное.

Во-первых, – он обвел всех грозным взглядом бледно-голубых, маленьких глаз, – я хочу объявить вам, что все вы, – Лаврентий Филиппович сделал многозначительную, театральную паузу, крякнул и снова заговорил, – находитесь под подозрением!

Я невольно закашлялся в ответ на его слова.

– Не исключая и дам, – добавил квартальный надзиратель, удовлетворенно потирая ладони. – При этом я оставляю за собой право подвергнуть вас всех особо тщательному допросу…

– Но… – воскликнул было Колганов.

– Никаких «но»! – прервал его Лаврентий Филиппович.