Детская книга Акунин Борис
Исследовательская экспедиция проследовала по коридору на кухню.
– Вон в том углу, – показал Ластик, но профессор закрыл глаза и даже отвернулся.
– Нет-нет, не подсказывайте. Мой прибор не только регистрирует отверстия во времени, но и умеет их обнаруживать. – Профессор нажал кнопку, и карта Москвы исчезла с дисплея. Вместо нее в центре экрана возникла зеленая точка, от которой протянулась линия и медленно поползла по окружности. Внезапно она остановилась, точно указывая на тот самый угол, и из зеленой сделалась бледно-розовой. – Так и есть. Хронодырка, но совсем малюсенькая. Видите, луч едва окрашен? Ну-ка, что там у нас? – Ван Дорн нажал другую кнопку, и прочел. – 31 марта 1968 года. Диаметр 4 миллиметра. Ничего интересного. Сюда разве что таракан пролезет.
– Так вот откуда они берутся! – ахнул Ластик. Мама вела затяжную войну против этих настырных тварей. Перепробовала все средства, даже вызывала бригаду спецобработки – ничто не помогало. Еще бы! Тараканы, оказывается, лезут из времени, когда мамы еще и на свете не было.
– Однако хватит о пустяках. Пора перейти к делу. Возвращаемся в комнату! – объявил Ван Дорн.
Они сели за стол, лицом к лицу. Профессор положил перед собой большую кожаную папку, но открывать ее не спешил. Ластик же сосредоточенно наморщил лоб, сложил перед собой руки – в общем, приготовился внимательно слушать.
– Москва представляет для меня интерес двумя хронодырами. – Голос профессора стал деловитым. – В дневнике ливонского посланника от 23 марта 1565 года содержится упоминание о некоем «алмазном яблоке», которое он видел во время аудиенции у царя Иоанна. Имеет смысл разведать – вдруг это наше Райское Яблоко? Я установил, что через одну могилу на Старом Донском кладбище можно попасть в 12 декабря 1564 года. Рановато, конечно. Придется три с лишним месяца продержаться в Москве времен Ивана Грозного, а это не очень приятно…
– Я не хочу к Ивану Грозному! – не выдержал Ластик. Если царь и в самом деле похож на директора Ивана Львовича… – И через могилу тоже не хочу! – добавил он, вспомнив страшную ночь на деревенском кладбище.
– Понадобится – полезете и через могилу, иначе вы не тот Дорн, который мне нужен, – сурово произнес профессор, но тут же улыбнулся. – Однако, надеюсь, что мы обойдемся без средневековья. Вторая из московских хронодыр, связанных с Райским Яблоком, гораздо удобней и безопасней. Во-первых, как я вам уже говорил, она расположена в подвале этого дома. Ну не чудо ли? А еще чудесней то, что ведет она почти в точности туда, куда нужно: в 5 июня 1914 года. Это по старому стилю, вы ведь знаете, что до революции Россия существовала по юлианскому календарю, отстававшему от общемирового. Всего десять дней спустя, то есть 15 июня 1914 года, Камень был в Москве. У меня есть точное тому подтверждение. – Мистер Ван Дорн похлопал по кожаной папке. – В тот же самый день, 15 июня, в Сараево убили наследника австрийского престола, из-за чего разразилась Первая мировая война. Погибли миллионы людей, и больше всего русских. Полагаю, причиной этой катастрофы стало то, что кто-то опять попытался физически или химически воздействовать на Камень. Всякий раз, когда очередной невежа пилит Яблоко, пытается его огранить, или раскалить, или растворить в едком растворе, происходит какая-нибудь ужасная трагедия. Один я знаю, что именно нужно сделать с Камнем, чтобы он перестал губить мир!
Профессор наконец открыл свою папку и с торжественным видом выложил на стол цветную схему какого-то мудреного устройства. Ластик рассмотрел картинку и решил, что это скорее всего мощный телескоп.
Но догадка не подтвердилась.
– Это трансмутационная пушка. Я работал над ней тридцать лет. В абсолютной секретности. Моя пушка может преобразовывать атомарную структуру обрабатываемого вещества. Средневековые алхимики называли подобный процесс Трансмутацией или Великим Превращением, а агент (то есть посредник), способный выполнить эту операцию, Магистериумом или Философским Камнем. Но попытки средневековых ученых создать Философский Камень ни к чему не привели. Без современных технологий и материалов, без сверхвысоких температур это совершенно невозможно. Я так и назвал свой агрегат: «Магистериум». С его помощью можно сделать то, о чем мечтали алхимики – превращать один металл в другой, например, свинец в золото. Но это неэкономично, процесс обойдется во много раз дороже полученной прибыли. И потом, меня не интересует золото. Меня интересует лишь одна трансмутация: Камня Зла в Камень Добра. Мой Магистериум совершит это! Надо только, чтобы Райское Яблоко попало ко мне в руки. Вы представляете, что будет, если Добра на свете станет на 64 карата больше, чем Зла? Люди перестанут беспричинно ненавидеть себе подобных, начнут слышать не только себя, но и окружающих, разучатся обижать слабых и обездоленных! Ни войн, ни преступности, ни жестокосердия! Ах, каким славным местом станет наш мир!
Увлекшись, мистер Ван Дорн так размахался руками, что сшиб со стола папину любимую настольную лампу – старинную, в виде крылатой богини, держащей в руке факел. Лампа грохнулась на пол. Мало того, что лопнула лампочка и треснул стеклянный абажур, но у богини еще и отломилось крыло.
Спасители человечества мельком посмотрели на засыпанный осколками паркет и тут же забыли об этом несущественном происшествии.
– Короче говоря, – профессор перешел с возвышенного тона на энергичную скороговорку, – вы должны наведаться в Москву 1914 года и принести мне оттуда Райское Яблоко. Только и всего.
– Только и всего? – покачал головой Ластик. – Но если мне удастся это сделать и ваш Магистериум трамс… транс-му-тирует Яблоко, история последних ста лет сложится по-другому. Ничего этого не будет! – Он обвел рукой вокруг себя. – И меня тоже не будет! И вас!
Ван Дорн снисходительно улыбнулся:
– Да будем мы, никуда не денемся. Подумайте хорошенько. Ведь трансмутация произойдет не в 1914 году, а сегодня. Прошлое изменить нельзя. Что было, то было. Но можно изменить будущее. И сделаем это мы, вы и я. Двое Дорнов. Если, конечно, вы согласны совершить этот подвиг во имя грядущего.
С одной стороны, Ластик, конечно, был согласен. Но с другой, ему сделалось страшно. Нет, не опасностей он испугался, а ответственности. Ничего себе – отвечать за будущее планеты!
– А вдруг я не справлюсь? – спросил он слабым голосом.
– Справитесь. Вы храбры, сообразительны, великодушны и удачливы. Опять же, не забывайте, что вы – фон Дорн, – гордо поднял седую бровь профессор. Потом неспешно, обстоятельно высморкался в платок с вышитыми буковками VD и совсем иным, будничным тоном прибавил. – К тому же никаких особенных подвигов от вас и не потребуется. Нужно всего лишь пролезть в дыру и наведаться в Сверчков переулок. Это ведь не так далеко отсюда?
– Минут десять пешком. Самое большее пятнадцать. Там рядом клуб «ОГИ», нас с Гелькой мама туда водила на детские утренники. А что я там должен сделать?
– Найти одного человека, передать ему от меня письмо и ответить на вопросы, если они возникнут. Этот человек добудет Райское Яблоко, передаст вам, вы вернетесь на Солянку, пролезете через хронодыру обратно и отдадите Камень мне. Только и всего. Разве трудно?
– Вообще-то не очень, – признал Ластик. – А этот человек точно сумеет достать Яблоко? Он кто?
– Ваш прадедушка, Эраст Петрович Фандорин. В 1914 году он снимал квартиру в Сверчковом переулке, в доме купчихи второй гильдии Матильды Коальсен.
В подвале
И сразу перестало быть страшно. Наоборот, сделалось легко и радостно. Неужто он встретится с самим Эрастом Петровичем, которого папа называет «русским принцем Флоризелем»? С таким человеком нечего бояться. Он был сыщик от Бога – хладнокровный, решительный, не останавливающийся ни перед какими препятствиями. Можно не сомневаться, что, поняв важность задачи, Эраст Петрович сделает все как надо. Ластику достанется всего лишь роль рассыльного: передать письмо да доставить Камень обратно в 21 век.
Ах, о скольком надо будет расспросить великого прадеда! Его биография полна темных пятен, бедный папа бьется над некоторыми из них всю жизнь. В первую очередь нужно будет выяснить про подводные экспедиции Эраста Петровича, потом про его жизнь в Японии, и, конечно, про знаменитые нефритовые четки. А еще…
– Половина двенадцатого, – перебил понесшиеся вскачь мысли шестиклассника мистер Ван
Дорн. – Пора. Мы потратили уже час. Я позвоню вашему отцу и скажу, что мы решили еще и заглянуть в Третьяковскую галерею. Но в любом случае мы должны будем вернуться не позже шести. У вас еле-еле хватает времени, чтобы дойти до Сверчкова переулка, поговорить с прадедушкой и дождаться его возвращения с Камнем. Будем надеяться, что нескольких часов Эрасту Петровичу хватит. Хотя, если моя гипотеза верна… – Он забормотал себе под нос что-то неразборчивое. Потом тряхнул головой. Поднялся. – Там видно будет. Вперед!
Профессор взял саквояж, надел плащ и шляпу, обмотал горло шарфом.
– В погребах холодно, а мне придется вас долго ждать. Если только… – и снова не договорил.
Ластик надел ботинки, натянул свою спортивную куртку замечательно переливчатого красного цвета с надписью Chelsea, нахлобучил бейсболку, и заговорщики спустились во двор, стараясь держаться поближе к стене дома – не дай Бог, еще папина секретарша случайно увидит из окна.
Подождали, пока к подворотне проковыляет бабушка из соседнего подъезда.
– Вперед! – подал команду Ван Дорн. – Следите за окнами. Если кто-то смотрит, дайте знать.
Ластик задрал голову и пробежал взглядом по этажам. Вроде никого.
Лязгнул замок, скрипнула решетка.
– Есть, – залихватски объявил профессор. – Быстро вниз!
Проскользнув в щель, Ластик сбежал по наклонному спуску в темное жерло подвала. Ван Дорн прикрыл дверь и последовал за своим юным сообщником.
Мощный луч фонаря осветил широкий захламленный проход, уводивший вперед, в черноту.
Ничего особенно таинственного в вожделенном погребе Ластик не обнаружил. Вдоль стен валялись лопнувшие покрышки и проржавевшие обода колес, уже знакомый кузов грузовика, кучи щебня, ржавый ковш растворомешалки.
– Поразительно, как этой недвижимости до сих пор не нашли полезного применения, – заметил мистер Ван Дорн.
– Папа говорит, что пробовали, но никак не разберутся, какая организация владеет подвалом. И потом, очень много денег нужно. Знаете, какая тут площадь? Чуть ли не…
– Я знаю, какая тут площадь, – сухо перебил профессор. – Я про эти подвалы знаю всё. Вы бы, Фандорин, лучше под ноги смотрели. Нам прямо и направо, в бывший склад мануфактурных товаров.
Шаги гулко отдавались под высокими сводами. Где-то размеренно капала вода. В темноте прошуршал кто-то юркий, проворный.
Но с мистером Ван Дорном шестикласснику было совсем не страшно. Один раз показалось, что сзади донесся шорох. Ластик обернулся, прислушался – нет, вроде бы тихо.
Они прошли галереей, повернули направо и вскоре оказались в большом зале – свет фонаря не доставал до противоположной стены.
Первое, что заметил Ластик, – яркий и тонкий луч, вертикально пронзающий тьму и заканчивающийся на полу золотым кружком.
Профессор объявил:
– Смотрите! Это и есть лаз в 8 часов 35 минут утра 5 июня 1914 года!
Ластик кинулся вперед, поближе к лучу. Поднял голову. Рассмотрел на потолке освещенный квадратик стекла и чуть не взвыл от разочарования:
– Да нет же, нет! Профессор, вы ошибаетесь! Я знаю, что это такое, папа рассказывал! В центральном дворе доходного дома раньше был прозрачный пол, весь из плиток толстого стекла. Специально – чтобы внизу, на складе, было светло! Электричество сто лет назад стоило слишком дорого. Потом двор покрыли асфальтом, но в одном месте покрытие прохудилось, и видно стекло. Мы с ребятами в него сколько раз сверху заглядывали, фонариком светили. Темно, и ничего не видно. Неужто ваш хроноскоп ошибся?
Ван Дорн сосредоточенно рылся в саквояже.
– Мои приборы никогда не ошибаются. Скажите-ка мне, юный фон Дорн, какая сегодня погода? Пасмурная. Почему же тогда через стекло просачивается солнце? Я вам объясню. Согласно газетам, 5 июня 1914 года утро было жаркое и ясное. Это светит солнце 1914 года. И, пожалуйста, не отвлекайте меня. Я что-то не могу обнаружить лестницу. Ага, вот она!
Он достал плоский ящик, совершенно не похожий на лестницу. Щелкнул чем-то, и ящик сделался вчетверо длинней и вдвое шире.
– Вставайте сверху, – велел профессор, держа саквояж подмышкой. – Это одно из моих давних изобретений. Компактная самораздвигающаяся лестница. Обхватите меня за пояс, а то можете упасть.
У Ван Дорна в руке пискнул маленький пульт, и пол вдруг пополз вниз – Ластик от неожиданности ойкнул.
Нет, это не пол пополз – это стала подниматься крышка ящика.
– Ух ты, здорово!
– Там телескопический штатив из сверхпрочного и сверхлегкого полимерного материала, – рассеянно пояснил профессор, глядя вверх, на медленно приближающийся свод с ослепительно ярким квадратом. – Не вертитесь. Тут высота пять метров, а платформа не рассчитана на двоих. Знаете что? Давайте-ка лучше сядем. Сначала я.
Он осторожно сел, свесил ноги. Помог Ластику сделать то же самое.
Внизу была кромешная тьма, и казалось, будто чудо-лестница двигается из ниоткуда в никуда. В луче поблескивали пылинки.
– Приехали, – просипел профессор севшим от волнения голосом.
Снова пискнул пульт. Лестница остановилась До стеклянного квадрата можно было достать рукой.
Ластик так и сделал – провел пальцем по толстому слою пыли. Свет стал еще ярче, но разглядеть что-либо все равно было невозможно.
– Сейчас, сейчас…
Мистер Ван Дорн протер стекло носовым платком, и стало видно синее, безоблачное небо. Неужели это и вправду небо 1914 года?
– Господи, как же я волнуюсь. Мне надо принять таблетку, – прошептал профессор. – Слушайте внимательно. Сначала вы совершите пробную вылазку. Ровно одна минута. Шестьдесят секунд. Ясно? У вас часы есть?
– Еще какие, – показал Ластик. – Мама на день рождения подарила. Можно на 50 метров под воду нырять, и компас, и секундомер.
– Секундомер – это замечательно. Следите по нему: ровно одна минута, не больше и не меньше. Приготовьтесь! Сейчас я выну стекло.
Ван Дорн достал из саквояжа самую обыкновенную стамеску. Провел ею по краям стеклянного квадрата. Постучал в одном углу, в другом. Надавил, приподнял. Сверху дохнуло теплым летним воздухом.
– Кажется, никого. Как бы я хотел заглянуть туда! Но у меня слишком большая голова, не пролезет. – Профессор подождал еще с пол-минуты, прислушиваясь. – Да, похоже, что пусто.
Он просунул руку в отверстие, осторожно вынув и отложив стеклянную плитку в сторону. Уставился на собственную ладонь.
– Моя рука побывала в прошлом, – растерянно пробормотал профессор. – Какое неповторимое ощущение.
Встряхнулся, приходя в себя. Шепнул Ластику на ухо:
– С Богом! Включите секундомер. Помните: ровно одна минута!
Первый блин комом
Жмурясь от солнца, Ластик вылез из дыры и для начала поскорей поставил плитку на место. Выпрямился, быстро огляделся по сторонам.
Сначала ему показалось, что он не попал ни в какое прошлое, а просто оказался в центральном дворе собственного дома: те же серые стены, водосточные трубы, занавески на окнах.
Но сразу вслед за тем увидел, что двор тот, да не тот.
Подъездные двери сияют новенькими медными ручками, стены свежевыкрашены, а в подворотне, что ведет на улицу Забелина, лежат кругляши конского навоза.
Вокруг ни души, только где-то неподалеку скребет метла.
Под ногами не асфальт – сплошь стеклянные квадраты, от стены до стены. Внизу смутно проглядывают штабеля ящиков, бочек, каких-то тюков. Только одна плитка, та самая, через которую вылез Ластик, мутная и непрозрачная, будто матовая.
Посматривая на часы, пришелец из 21 века, осторожно сделал несколько шагов. Все-таки поразительно, как мало тут все изменилось за Девяносто лет. Разве что нет спутниковых тарелок на окнах, да с шестого этажа не грохочет магнитофон растамана Фили.
В этот момент Филино окно распахнулось, и механический голос пропел, ненатурально выговаривая слова: «Ты па-азабыл – и нэт тэбе прошчэнья», и потом что-то про расставание.
Наверно, проигрыватель, догадался Ластик. Такой смешной, с большой трубой. Граммофон – вот как они назывались.
Он втянул носом воздух, пытаясь определить, чем это пахнет – кисловатый, приятный, смутно знакомый запах.
Лошадьми, вот чем! Когда ходили с папой на ипподром, там пахло точно так же.
Папа говорил, что вдоль стены Ивановского монастыря раньше были конюшни.
Сбегать, что ли, посмотреть?
Оставалось еще целых полминуты. Если быстро – вполне можно успеть, хотя бы одним глазком.
Ластик мигом долетел до подворотни.
Точно! Из хозяйственных сарайчиков, куда дворники зимой запирают метлы, а летом лопаты для снега, торчали конские головы. Сладко пахло сеном.
Он подошел к большой, мохнатой лошади рыже-каштанового цвета. Она сочно хрупала чем-то (наверно, овсом) в привешенном к морде мешке. Покосилась на Ластика круглым глазом, тряхнула гривой, сгоняя большую золотисто-зеленую муху. На лбу у лошади была белая звездочка.
– Красивая какая, – прошептал Ластик. – И большущая. Тебя как звать?
Он осторожно дотронулся до гривы, погладил. Лошадь не возражала. Вдруг сзади раздался злой, визгливый крик:
– А, шайтан жиганский! Сбруя тырить хочешь? Уздечка воровать?
И на спину Ластика обрушился удар метлой.
Это был дворник – в фартуке с бляхой, в черной плоской шапочке. Скуластое лицо, понизу обросшее клочковатой бородой побагровело от ярости.
– Вы что?! – отскочил ученик лицея с естественно-математическим уклоном. – Я же только посмотреть!
Дворник размахнулся еще раз, и если б Ластик вовремя не пригнулся, то точно получил бы метлой по физиономии, а так только бейсболка слетела.
– У, шайтан, красный рубаха! – орал сумасшедший дворник, опять занося свое орудие.
И стало ясно, что с этим дореволюционным обитателем не договоришься, надо уносить ноги.
Плохо только, что проклятый псих отрезал путь назад в подворотню. Ну да можно обежать вокруг дома и нырнуть в центральный двор через арку, тут же прикинул Ластик. Так и сделал – припустил вдоль конюшен.
Дворник за ним. Не отстает, ругается по-русски и по-татарски, а потом как дунет в свисток.
В окнах появилось несколько голов.
Какая-то тетка, высунувшись, крикнула:
– Цыганенок? Так его, Рашидка! Держи его, кудлатого! Лупцуй его, краснорубашечного! Пущай барынину шаль отдаст!
Дикие какие-то они все тут, в 1914 году. С чего они взяли, что он вор? И почему называют цыганенком? Из-за кудрявых волос, что ли?
Вести с этой публикой цивилизованные переговоры было бессмысленно.
Ластик повернул за угол. Отсюда был виден выход на Солянку, где нынче утром (то есть, через девяносто лет) была (то есть будет) привязана злая собака. Оттуда навстречу бежал человек в белой фуражке, с саблей на боку.
– Чего свистишь, Рашидка? – кричал человек. – А, цыганок! Тот самый! Ништо, теперь под землю не провалится! Попался!
И растопырил руки, готовясь ловить беглеца, чтоб не проскользнул на улицу.
А Ластику и не надо было на улицу.
Он рванул направо, в арку, за которой находился центральный двор.
В секунду долетел до матовой плитки. Скорей, пока те двое не увидели, подцепил ее пальцами. Обдирая бока о тесные края, протиснулся вниз, бухнулся на что-то мягкое и задвинул квадрат на место.
Оказалось, «что-то мягкое» – это колени мистера Ван Дорна.
– Дай! – Рванул тот Ластика за руку и остановил секундомер. Взглянул на циферблат, прошептал. – Феноменально!
– Я все испортил! – задыхаясь, принялся каяться Ластик. – Хотел только на лошадь посмотреть, а тут эти как налетят!
– Какие эти? – спросил профессор, сосредоточенно хлопая глазами и явно думая о чем-то другом.
Ластик рассказал, как на него накинулись двое ненормальных – один дворник, второй вообще с саблей.
– Вероятно, городовой, – кивнул Ван Дорн. – Так раньше называли милиционеров.
– Всё. Теперь мне обратно дороги нет. – Ластик повесил голову. – Они будут меня стеречь… Но я честное слово ничего такого не делал! Всё пропало, да?
Его глаза понемногу привыкли к полумраку, и Ластик увидел, что профессор вовсе не выглядит расстроенным. Совсем напротив – необычайно довольным.
– Ничего, мой юный друг. Как говорят русские, первый блин комом. Дворник – это чепуха. И никто вас наверху стеречь не будет. Вы ведь снова попадете туда ровно в 8 часов 35 минут. Во дворе будет пусто, вам не из-за чего расстраиваться. Зато есть причина радоваться. Знаете, сколько времени вы отсутствовали?
– Минуты две. Ну, может, три. Мне пришлось через другой двор бежать.
– Больше. Судя по вашим часам, экскурсия в 1914 год продолжалась 386 секунд. Должно быть, вы слишком засмотрелись на эту вашу лошадь. Отсюда же это выглядело так: вы вылезли в дыру, задвинули плитку, и сразу же после этого прыгнули обратно, прямо мне на колени. У меня прошло… – Ван Дорн взглянул на свои замысловатые, с несколькими циферблатами часы. – Всего одна целая пятьдесят шесть тысячных секунды.
– Что это значит? – заморгал Ластик. – Я не понимаю.
– Это значит, что моя гипотеза подтвердилась! Время в настоящем и время в прошлом движутся с разной скоростью! Коэффициент составляет, с поправкой на физикодинамическую некорректность… – Он потыкал кнопочки на часах. – … Примерно 365, 25. Хм, это количество оборотов, которые Земля совершает вокруг собственной оси в течение года. Очень интересно! Это надо обдумать!
Он прищурился, немедленно погрузившись в какие-то, вне всякого сомнения глубоко ученые мысли. Ластика же поразило другое.
– Послушайте! Но ведь это здорово! – закричал он. – Значит, у меня в прошлом будет целая уйма времени! Я успею спокойно отыскать Эраста Петровича. Если надо, смогу его ждать – хоть день, хоть два, хоть целую неделю. Неделя 1914 года – это сколько по-нашему?
– Браво. Вы настоящий Дорн – сразу ухватили самое существенное. Ваша неделя для меня будет длиться всего двадцать семь с половиной минут, – посчитал на часах-калькуляторе профессор. – А я могу вас спокойно ждать и много дольше, часов пять. Вы правы, это открытие очень облегчает вашу задачу. Верней, задачу Эраста Петровича. Кроме того, это значит, что мы с вами можем без спешки заняться инструктажем и экипировкой.
Инструктаж и экипировка
Лестница поползла вниз, и минуту спустя они уже стояли на полу. Мистер Ван Дорн поставил фонарь, поколдовал над ним, и луч стал менее ярким, но более рассеянным, так что всё пространство вокруг осветилось.
Ученый окинул своего ассистента придирчивым взглядом.
– С брэкетами не очень удачно – сто лет назад таких, с замочками, еще не делали. Поменьше разевайте рот и не скальтесь. Брюки, пожалуй, сойдут. Ботинки тоже. Особенно приглядываться к вам никто не станет. А вот эту ужасную красную куртку придется снять.
Он достал из саквояжа аккуратно сложенную гимнастерку, фуражку с гербом, ремень.
– Надевайте.
Ластик застегнул металлические пуговицы и принялся разглядывать пряжку на ремне.
– Это я кто? Гимназист?
– Реалист. То есть ученик реального училища. В гимназии делался упор на изучение древних языков и гуманитарных дисциплин. А реалистам в основном преподавали естественные науки.
– Так это как мой лицей! – обрадовался Ластик. – У нас тоже естественные науки.
Ван Дорн, поморщившись, потрогал вьющися волосы новоиспеченного реалиста.
– Прическа нехороша. Приличные мальчики начала 20 века с таким вороньим гнездом на голове не разгуливали. Неудивительно, что вас приняли за цыганенка. Ничего, я это предусмотрел.
Из бездонного саквояжа была извлечена какая-то баночка. Профессор смазал Ластику волосы чем-то жидким, и те моментально утратили всю непокорность, стали гладкими, прилизанными. Расческой Ван Дорн сделал реалисту пробор ровно посередине макушки. Посмотрел и так и этак, остался доволен.
– С внешним видом всё. Теперь позвольте представить вашего главного помощника. Он выручит вас почти в любой ситуации.
В руках у профессора появилась старинная книжка в коричневом переплете. На обложке золотыми буквами было написано: «ЭЛЕМЕНТАРНАЯ ГЕОМЕТРIЯ».
– Это унибук, то есть универсальный компьютер-ноутбук, замаскированный под гимназический учебник геометрии Киселева. Изготовлен моей лабораторией в единственном экземпляре, так что смотрите не потеряйте. Ронять можете сколько угодно – хоть в воду. Не разобьется и не отсыреет.
Ластик с любопытством открыл якобы-книжку. Внутри она выглядела, как самый обыкновенный учебник: задачки, чертежи, теоремы. Потрогал страницу – бумага как бумага.
– А вы попробуйте, разорвите, – улыбнулся ученый.
Сколько Ластик ни дергал, страница не рвалась и даже не мялась.
– Это особый материал. Огнеупорный, водонепроницаемый, прочный. Запомните: вам нужна 78 страница, для удобства там закладка.
Профессор перелистнул унибук, сказал:
– Старт.
Напечатанный текст исчез, лист сделался совершенно белым.
– Это дисплей. Теперь вы можете дать унибуку задание и немедленно получите справку или ответ.
– Здорово! А где клавиатура?
– У этого устройства голосовое управление.
– И о чем же его можно спросить?
– Ну, предположим, вы заблудились. Говорите: «Карта Москвы 1914 года».
На странице немедленно появилась схема.
– Крупнее, – сказал профессор. – Южнее. Теперь западнее. Если вы видите табличку с названием улицы, но не знаете, где это – прочтите название вслух. Карта тут же укажет местоположение улицы. Но это еще что! Вам может попасться какой-то предмет, назначение которого вам непонятно. Или вышедшее из употребления слово. Реалии, идиома – что угодно. Спрашивайте унибук – он поможет.
– «Реалии», «идиома», – шепнул в сгиб учебника Ластик.
Экран снова побелел, и вместо карты на нем возник текст:
РЕАЛИИ – предметы или обстоятельства, характерные для данной эпохи, местности, уклада жизни.
ИДИОМА – устоявшийся оборот речи, значение которого не совпадает со значением входящих в него слов; например, «остаться с носом» или «несолоно хлебавши».
Ага, понятно.
– Если вы произнесете слово «хроноскоп», унибук перейдет в соответствующий режим – покажет все расположенные поблизости хроно-дыры. Помните: чем больше диаметр дыры, тем интенсивнее красный цвет луча. Впрочем, для вашей прогулки в Сверчков переулок эта функция не понадобится.
Ластик не сводил глаз с чудо-компьютера.
– А что он еще умеет?
– Многое, очень многое. Долго перечислять. Ну, например, в него встроен синхронный переводчик со всех языков и диалектов, как живых, так и мертвых. Вы просто поворачиваете книгу обложкой к говорящему, полминуты или минуту синхронист распознает лингвокод и настраивается на голос, а потом вы просто читаете на дисплее перевод.
– Вот это да! А если взять унибук в школу, на урок алгебры или…
– Не отвлекайтесь! – прикрикнул на размечтавшегося родственника мистер Ван Дорн. – Мы еще не закончили. Вот вам кошелек. Там несколько купюр, серебряная мелочь и полуимпериал – его спрячьте отдельно, на случай экстренных расходов.
– «Полуимпериал», – шепнул в книжку Ластик, пряча деньги в карман.
Унибук моментально выдал справку, да еще с картинкой:
ПОЛУИМПЕРИАЛ – русская золотая монета в 5 рублей (ок. 6 граммов чистого золота)
– Ну, а теперь самое главное.
Мистер Ван Дорн отобрал «Элементарную геометрiю» и захлопнул ее.
– Вот письмо, которое вы передадите Эрасту Петровичу Фандорину. Здесь вся информация, которая ему может понадобиться. Краткая история Райского Яблока, мое пояснение, перечень войн и катастроф 20 века. Ксерокопия вырезки из газеты «Московский наблюдатель» от 16 июня 1914 года. Прочтите-ка.
Сощурив глаза (свет фонаря все-таки был слабоват), Ластик стал читать.
Вот это фокусъ!
Вчера въ домъ почтеннаго генерала Н., ветерана китайской и японской кампашй, произошла дерзкая кража. По случаю дня рожденiя своей 11-лътней дочери хозяинъ пригласилъ ея маленькихъ друзей и устроилъ представленiе. Передъ дътьми и ихъ родителями выступалъ фокусникъ синьоръ Дьяболо Дьяболини, хорошо извъстный московской публикъ. По увърешямъ очевидцевъ, зрълище было настолько захватывающимъ, что никто не замътилъ, когда именно свершилось злодъянiе. Нашему корреспонденту удалось выяснить, что изъ шкатулки съ драгоцънностями похищенъзнаменитый Радужный Алмазъ въсомъ въ 64 карата, пекинскi трофей его превосходительства. Магъ и его ассистентъ итальянскiй мальчикъ Пьетро съ мъста происшествiя таинственнымъ образомъ исчезли. Полищя ведетъ разслъдованiе.
– Камень украл этот, как его, синьор Дьяболини, да? – взглянул на ученого Ластик.
– Вне всякого сомнения. Я вложил в конверт свой комментарий. Там имя генерала, его адрес, а также описание последующего хода событий. Фокусника и его ассистента полиция так и не нашла. Алмаз, разумеется, тоже. Да и не до того было. Вскоре разразилась всемирная война. И газеты, и полиция попросту забыли об этом мелком преступлении. Мелком, – горько усмехнулся Ван Дорн. – Знали бы они… Вы обратили внимание: из шкатулки похищен лишь Радужный Алмаз? Значит, других драгоценностей вор не взял. О, это не обычная кража! Вор охотился именно за Райским Яблоком. И как вам нравится имечко «Дьяболо Дьяболини»? Что за насмешка, что за издевательство! Будто сам дьявол задумал выпустить из ларца злую силу, которая обрушится на двадцатый век ураганом войн и катастроф!
Профессор схватился за сердце – вот как разволновался. Немного отдышавшись, строго сказал:
– Скажите Эрасту Петровичу: он должен во что бы то ни стало опередить мага. Забрать Яблоко раньше.
– Забрать? В смысле украсть?! – Ластик покачал головой. – Мой прадедушка не станет воровать, ни за что на свете.
– Молодой человек! – вскричал Ван Дорн оскорбленно. – Я убежденный сторонник принципа частной собственности! Никогда, вы слышите, ни-ко-гда я не брал чужого и не стал бы никого к этому склонять! Но Райское Яблоко – не частная собственность. У этого предмета нет и не может быть владельца. Вернее, оно принадлежит всем людям, и мы, Дорны, вернем его человечеству!
– А как же генерал Н.? – все еще колебался Ластик.
– Вот он-то как раз и украл Яблоко! Я установил, что до разграбления Пекина европейско-американско-японскими войсками в августе 1900 года Камень принадлежал мандарину Ли Синю…
– Как это «принадлежал мандарину»? – не понял Ластик, но профессор отмахнулся, так что пришлось обратиться за помощью к унибуку. Тот не подвел.
–
МАНДАРИН – съедобный плод цитрусового дерева.
От португ. mandarim – советник. Так европейцы называли представителей чиновничества в императорском Китае. Чиновники подразделялись на 9 классов, в каждом из которых была младшая и старшая степень.
А Ван Дорн тем временем рассказывал дальше:
– Но и семейству Ли чудесный алмаз достался скверным путем. Дед Ли Синя, губернатор провинции Гуандун, отобрал Камень у капитана Бартоломью Дредда, торговца опиумом. Ну, а Дредд и вовсе был пират. Одному Богу известно, кого он убил или ограбил, чтоб завладеть Яблоком. Так что о моральной и юридической стороне дела, мой благородный друг, вы можете не беспокоиться. Равно как и ваш достойный прадед, в письме к которому все эти факты изложены. Держите. – И профессор сунул Ластику письмо за пазуху. – Затяните ремень потуже, чтоб не выпало. Золотую монету спрячьте за пряжку, это будет ваш неприкосновенный запас. Вот так. Ну, – он вздохнул, сдерживая волнение, – инструктаж и экипировка окончены. Пора. Сразу же ступайте в Сверчков переулок, ни на что не отвлекайтесь.
– Только бейсболку подберу, мне ее папа подарил. Она около конюшни валяется.
– Не тратьте время попусту. Вашей шапки там нет.
– А где же она?
– В Несбывшемся. Что туда попадает, назад не вернуть. Но про Несбывшееся я вам как-нибудь потом расскажу. Надо спешить. Это в прошлом время тянется медленно. А у нас уже почти половина первого.
Читать бесплатно другие книги:
