Один шаг в Зазеркалье. Мистический андеграунд (сборник) Серебров Константин

– С большим удовольствием посижу, – ответил он.

Послышался характерный звон выгружаемых бутылок, глухой стук жестянок консервов; на кухне появился «шпион», достал из ящика стола штопор и, подмигнув мне, скрылся в комнате.

Я сообразил, что эта кухня ему хорошо знакома. Я механически продолжил было мытье риса, но потом мне пришло в голову, что глупо отсиживаться здесь, если Джи уже участвует в ситуации. К тому же я беспокоился о том, что мой дорогой коньяк довольно скоро может исчезнуть.

Поставив рис вариться, я вошел в комнату. Стол был уже уставлен бутылками портвейна. Возле Джи пустовал один стул, а Маргарита сидела между Борей и Мещером. Я сел рядом с Джи, стараясь не показать, что пришедшая компания мне совсем не нравится. Джи выглядел довольным ходом событий.

Весь коньяк был уже разлит по большим стаканам – передо мной тоже стоял наполненный. Разговор не шел: они словно ждали кого-то. А стаканы быстро пустели и так же быстро, в молчании, наполнялись. Я не отставал и только посматривал на Маргариту, спрашивая взглядом, скоро ли уберутся эти незваные пришельцы? Но Маргарита пила наравне со всеми и смотрела на меня равнодушными глазами, в которых я ничего не мог прочитать. Скоро я захмелел и забыл о своих планах.

Вдруг горячая рука легла на мое плечо, и я услышал шепот:

– Подойди незаметно к ванной, мне надо с тобой поговорить.

Я с трудом обернулся: это была Маргарита.

– Ванна? Почему ванна?

– Тише, – драматически прошипела она, – это единственное место, которое пока еще свободно. А мне нужно сказать тебе что-то очень важное.

Она ушла, а я, посидев с минуту, встал и, придерживаясь за мебель, пошел к ванной. Квартира была полна людей. Маргарита, слегка приоткрыв дверь ванной, впустила меня и закрыла на задвижку. Когда она повернулась ко мне, в ее глазах стояли слезы.

– Ты кажешься мне единственным человеком, – сказала она, – с которым можно поговорить. Если бы ты знал, как невыносимы для меня все эти люди. Я так устала от них. Они приходят каждый день, и каждый день повторяется одно и то же.

– Почему же тогда ты не прогонишь их? – спросил я, с трудом собирая разбегающиеся мысли.

– Я одинока, – ответила она, – и у меня нет сил, нет и повода, чтобы как-то изменить все это… Но работа с тобой, как мне показалось, может что-то исправить. Но, конечно, только если ты сам этого хочешь…

– Чего именно? – спросил я, не понимая, к чему она клонит.

– Как-то избавиться от всех этих людей, – ответила она, – сделать так, чтобы они ушли.

Глядя в ее полные слез глаза, я почувствовал, что ради нее стоит рискнуть.

– Я постараюсь что-нибудь сделать.

Выйдя из ванной и увидев всех этих людей, я, хоть и был совсем пьян, заколебался. Я подошел к комнате, где за столом сидел Джи, и вспомнил, что он говорил об обучающих ситуациях. «Может быть, – подумал я, – это тоже обучающая ситуация?» – и, подойдя к Джи, сказал шепотом, что хочу поговорить с ним о важном деле.

– В ванной, – добавил я, вспомнив об этом секретном месте.

Джи насмешливо посмотрел на меня и ответил:

– Иди туда, я скоро подойду.

Ванная комната была пуста; Джи вошел, присел на край ванны и спросил:

– О чем же ты хотел мне рассказать?

– Дело в том, – сказал я, стараясь отчетливо выговаривать слова, – что Маргарита хочет начать новую жизнь. Она говорит, что это под влиянием встречи со мной.

– Ну что же, – сказал Джи, – это хорошо. Ты считаешь это известие достаточно важным, чтобы сообщить мне?

– Не только, – сказал я, стараясь говорить короче. – У нее проблема: все эти люди вокруг мешают ей жить по-новому.

– Ты имеешь в виду сегодняшних гостей? – спросил Джи.

– Ну да, – сказал я, – и я решил попросить их убраться. Но мне для этого нужно ваше благословение.

– Ты осознаешь, – спросил Джи, – что твое состояние, мягко говоря, необычно приподнятое? – я кивнул. – И ты хорошо продумал все последствия?

Его глаза светились необыкновенной чистотой. Я вспомнил Дон-Кихота и опустился на колени.

– Прошу вас благословить меня на это деяние, – добавил я патетически.

Джи положил мне руку на голову и сказал: «Благословляю».

На душе стало легко, и, поднявшись, я вошел в комнату. Подойдя к высокому крепкому парню, с которым уже познакомился, выпивая, я решительно произнес:

– Андрей, у меня к вам просьба.

– Что у тебя за дело? – спросил он, добродушно улыбаясь.

Я приободрился и продолжал:

– Маргарита должна завтра начать работать, и поэтому я прошу всех уйти.

Он был, казалось, удивлен, но затем просто отвернулся от меня. Тут мне пришла в голову здравая мысль, что формально я свое обещание выполнил и лучше на этом остановиться. Но для верности строго произнес еще раз:

– Андрей, я прошу всех закончить вечер и удалиться.

Он обернулся и, схватив меня за грудки, повел к окну. Я неловко сопротивлялся, опешив от неожиданности. Он, удерживая меня одной рукой, другой открыл окно.

– Ты, по-моему, в первый раз здесь – может быть, с тебя и начнем?

Я мгновенно протрезвел от морозного воздуха, ворвавшегося в комнату. Скамейки во дворе казались совсем небольшими с высоты четвертого этажа. Я увидел пьяно-веселые глаза Андрея и понял, что могу потерять жизнь из-за одного лишь неосторожного слова.

– Не стоит, – сказал я. – Это просто недоразумение. Я ничего серьезного не имел в виду.

– Это хорошо. Тогда иди, гуляй дальше.

Он отпустил меня и как будто мгновенно забыл о том, что произошло. Все еще растерянный, я поискал взглядом Маргариту и увидел, что она весело смеется, сидя на диване рядом с Борей. Во мне вспыхнули ревность и ненависть.

«Может быть, – подумал я, – вызвать ее в ванную и уличить в предательстве?» Но мысль эта показалась мне нелепой. Я налил себе портвейна и залпом выпил. В этот момент ко мне подошел Джи.

– Ну как, – спросил он, – удалось тебе кого-нибудь уговорить?

– Я чуть было не погиб, – мрачно ответил я.

Джи рассмеялся:

– Этого можно было ожидать. А что ты намерен делать сейчас? Я собираюсь к Фее, на Авиамоторную, ты можешь поехать со мной.

Здравый смысл подсказывал мне, что нужно уезжать вместе с Джи. Но затем я подумал, что, может быть, гости разойдутся сами по себе под утро и у меня будет шанс остаться с Маргаритой наедине.

– Я останусь, а на Авиамоторную приеду завтра.

Джи улыбнулся:

– Ну что же, желаю тебе вовремя проснуться.

Я понял, что Джи увидел мой скрытый план, и напряженно ждал каких-нибудь острых замечаний, но он больше ничего не сказал и, быстро одевшись, ушел.

Я присел рядом с компанией, в которой была Маргарита, но после ухода Джи атмосфера резко изменилась, и я ощутил надвигающуюся угрозу. Я то и дело ловил на себе косые взгляды окружающих и стал уже жалеть, что не ушел вместе с Джи.

Внезапно в дверь начали звонить. Раздался громкий голос:

– Откройте, милиция. Проверка документов!

Все притихли, а затем один из гостей сказал:

– Мне прямо с утра завтра на службу. Я псаломщик. Если патруль меня здесь поймает, то уж точно трое суток продержат.

– А я на птичьих правах в Москве, – заявил я, – мне тоже надо спрятаться.

– Если у вас нервы крепкие, – ответила Маргарита, – то можете постоять за балконом, там вас не заметят.

Мы мгновенно кинулись к балкону и, перебравшись через ограждение, спрятались за пристроенными боковыми стенками. Я клял себя за то, что впопыхах не взял перчатки, потому что руки быстро замерзли. Рядом было слышно напряженное дыхание моего компаньона по бегству.

Казалось, прошло не меньше часа, когда дверь на балкон открылась. Я хотел было подозвать вышедшего на помощь, но через щель в досках заметил строгий профиль милиционера, который, похоже, искал спрятавшихся. Я затаил дыхание и мысленно клялся всегда уходить из ситуации вместе с Джи. Милиционер закурил и вернулся в комнату.

Я выждал еще минуту и аккуратно перебрался на балкон, столкнувшись со своим товарищем. Осторожно заглядывая в просвет между занавесками, мы увидели, что там патруль из трех человек и один из них рассматривает паспорта. Не найдя ничего достойного их внимания, они ушли.

Я постучал в стекло, и Маргарита открыла дверь.

– Давайте, бедненькие, выпейте чего-нибудь, чтобы согреться, а то заболеете.

– Часто у вас такое бывает? – спросил я, стараясь казаться невозмутимым.

– Да нет, – ответила она. – Кто-то им сообщил, что подозрительная компания дебоширит после двенадцати.

Я выпил полный стакан водки и решил выспаться, устроившись на своей куртке под растущим в кадке большим фикусом.

Проснулся я, разбуженный сильным толчком. Это была Маргарита. Она стояла на коленях, упираясь руками мне в плечо. Ее волосы свисали прядями на лицо, а глаза как будто ничего не видели, и все лицо было в красных пятнах.

– Вставай, – сказал она, – ты мне нужен.

Я молча смотрел на нее, не понимая, где я нахожусь.

– Вставай, – повторила Маргарита, – водка кончилась; пойдем сейчас на одну квартиру – они продают ночью.

Я побоялся отказаться и, одевшись, ждал ее в прихожей. Маргарита надела длинную песцовую шубу и черную вязаную шапочку и сказала коротко:

– Что же ты стоишь? Идем.

Компания продолжала гулять, а на нас никто не обращал внимания. Стенные часы пробили два часа ночи. Мы вышли на морозную улицу, которую освещали редкие фонари; окна квартир многоэтажных домов были темны, и я сообразил, что мы легко можем попасть в какие-нибудь неприятности. Через десять минут мы резко остановились у одного из высотных домов.

– Это здесь, – сказала Маргарита, и мы вошли в подъезд.

– По-моему, – добавила она, вспоминая, – это пятнадцатая квартира.

У меня похолодело в груди от мысли, что мы будем сейчас звонить и требовать водку совсем не у тех людей.

– А вдруг это не та квартира, – спросил я осторожно, – и они вызовут милицию?

– Трус! – хлестко сказала Маргарита. – И такой человек собирается работать со мной?!

Она резко повернулась и стала подниматься по лестнице. Я неохотно пошел за ней. Квартира оказалась на четвертом этаже, и под взглядом Маргариты я нехотя и боязливо нажал на кнопку звонка. Через несколько минут за дверью послышалось шарканье, и сиплый мужской голос спросил:

– Кто там?

– Коля? – спросила Маргарита. – Это я. Водка у тебя еще осталась?

– Какая водка? Какой Коля? – загремел голос. – Сейчас вот милицию вызову, если не уберешься.

Послышался скрежет открываемого замка, и мы быстро сбежали вниз по лестнице.

– Не страшно, – сказала Маргарита, – я знаю еще одну квартиру неподалеку.

Я умоляюще заглянул ей в глаза, но она была непреклонна и, резко повернувшись, зашагала по тротуару. Я поплелся следом.

– Я не люблю трусов, – строго отчитывала меня Маргарита. – Мужчина, который хочет работать со мной, не должен бояться рисковать.

Я пробурчал что-то утвердительное, решив со всем на словах соглашаться, чтобы не остаться на улице в мороз. Мы скоро оказались у двери, обитой старым дерматином. Звонок болтался на одном-единственном проводе, и я, под давлением взгляда Маргариты, постучал по косяку. Прошла минута, но за дверью никого не было слышно. Я повернулся к Маргарите:

– Никого нет, может быть, пойдем отсюда?

– Стучи сильнее, – ответила она.

За дверью послышались осторожные шаги и испуганный женский голос:

– Чего там?

Маргарита начала:

– Мне говорили, что у вас можно водки купить…

– Нет у нас никакой водки, чего ты по ночам бродишь, шла бы домой спать…

– Как это нет?! – крикнула Маргарита. – Я точно знаю, что есть!

За дверью вдруг послышалось рычание огромной собаки.

– Я вот сейчас дверь приоткрою и своего пса на вас выпущу, а он у меня обученный…

Мы снова быстро сбежали вниз по лестнице, спасаясь от неприятностей. Я с надеждой думал, что сейчас-то мы уже вернемся домой.

– Есть еще одно место, но там они не должны видеть меня. Ты должен сам подняться и купить водки, – и Маргарита вложила мне в руку два измятых червонца.

У меня снова похолодело в груди от мысли, что я должен покупать водку в какой-то квартире, глубокой ночью, в незнакомом городе, да еще и в таком месте, где не очень, по-видимому, жаловали Маргариту. Я ощутил острое желание вернуть ей деньги и убежать. Но бежать было некуда, и моя сумка все еще лежала в квартире Маргариты.

Я шел за ней, кляня себя за то, что польстился на ее многообещающий взгляд. Довольно скоро Маргарита остановилась у невзрачной пятиэтажки, затерявшейся среди высотных домов, и подтолкнула меня.

– Зайдешь в крайний подъезд, на третий этаж, первая квартира слева, – номер не помню – и купишь две бутылки.

Я, сжимая деньги в кулаке и слегка дрожа от холода и страха, поднялся и позвонил в нужную дверь. Атмосфера была мрачной и угрожающей. Дверь открылась быстро, без вопросов, и я понял, что сюда заходят ночью довольно часто. На пороге стоял высокий мужчина, лысый, в белой майке, небрежно заправленной в спортивные штаны.

– Сколько тебе? – спросил он.

– Две, – ответил я торопливо.

– Давай деньги, – сказал он и, взяв мои червонцы, скрылся за дверью.

Замок защелкнулся. Я занервничал, не зная, получу ли водку. Но минут через пять дверь открылась, и мужчина вручил мне пакет с двумя бутылками, завернутыми в газету.

Я вышел на улицу: Маргарита стояла в тени у подъезда.

– Ну, как? – спросила она.

Я показал ей пакет; равнодушно повернувшись, она пошла к тротуару. Я быстро зашагал за ней. Я не чувствовал никакого удовлетворения, только сильную усталость и опустошенность.

«Нелегко обучаться на Корабле Аргонавтов», – подумал я.

Когда мы вернулись в ее квартирку, я взял свою сумку, небрежно брошенную кем-то в прихожей, и, забившись под фикус, лег на свою куртку. Сумку я положил под голову. Я был рад, что компания не обращала на меня ни малейшего внимания, и быстро уснул.

Проснувшись ранним утром, я увидел, быстро оглядев комнату, что три человека спали на разложенном диване, двое – на полу, а один уснул сидя за столом, свесив голову на грудь.

Маргарита была, как я заключил, в своей спальне, и я вдруг вспомнил шутку Джи насчет царицы Тамары и ее любовников, которым отрубали голову поутру.

Я поспешно оделся и осторожно выскользнул из квартиры. С трудом найдя автобусную остановку, я, после полуторачасового путешествия на автобусе и метро, снова оказался на Авиамоторной.

Когда я увидел Фею и Джи, мирно завтракающих в своей маленькой комнате, мое сердце забилось от радости.

– Мне опять не повезло, – сообщил я, жуя бутерброд с докторской колбасой.

– Ты опять упустил шанс чему-либо научиться, – заговорил Джи, задержав на мне свой пристальный взгляд, – и к тому же успел навлечь на себя гнев свиты, ведя себя очень нагло. Слава Богу, что остался жив.

– Разве у этих непрезентабельных людей я смогу научиться тому, как попасть к небожителям?

– Прежде чем попасть на небеса, тебе необходимо трансмутировать темную часть своей души, пройдя ряд алхимических ситуаций, – ответил Джи. – Но помни, что за каждой дамой на тонком плане тянется длинный шлейф ее кавалеров. И этот шлейф может любого неофита заземлить и лишить правильной ориентации. С другой стороны, если не давать тебе свободно проявляться, ты потеряешь интерес к обучению и личную инициативу. Будучи на Корабле, ты имеешь свободу выбора, а я – свободу коррекции.

– Что же произойдет, если неофит потеряет правильную ориентацию? – спросил я.

– Он теряет тогда интерес к Школе, к обучающим ситуациям, воспринимает их очень плоско – только с точки зрения личной корысти. Тогда его корректирует сама жизнь, и он быстро оказывается в том месте, которое соответствует его уровню бытия. Для тебя это – Кишинев, и это единственное место, где ты можешь жить.

– Мне меньше всего хочется думать о Кишиневе, – сказал я. – Московская жизнь настолько интересна, что я буду изо всех сил держаться за место оруженосца. Я только не представляю себе, как можно ориентироваться в ситуациях московского андеграунда.

– Тебе следует научиться чувствовать атмосферу «саки», – ответил Джи, – атмосферу грозящей опасности.

– Как же этому научиться?

– На собственной шкуре, – усмехнулся Джи. – А сегодня я предлагаю тебе поработать над дневником и описать прошедшие события. Дневник является астральным желудком ученика, который переваривает полученные впечатления. Если ты не будешь описывать их, то очень скоро забудешь про обучение и отвергнешь любую коррекцию. Поезжай на почтамт и там поработай с дневником. Фее надо побыть в одиночестве.

– Вы меня отправляете писать этот несчастный дневник на почтамт, как бездомного бродяжку, – обиделся я.

– Если бы у тебя было бытие, ты бы мог отправиться на уютную квартирку Александра или Маргариты, – холодно ответил Джи.

– Нет уж, спасибо, я лучше посижу на Главпочтамте.

Взяв сумку, я вышел на улицу. «Если бы не мое желание попасть в миры вечного счастья, я бы никогда не стал писать этот ненавистный дневник», – с сожалением думал я.

Мне удалось пристроиться у старого конторского стола, где заполняли бланки, и я потратил несколько часов на переваривание последних событий. Как ни странно, эта работа дала мне ощущение легкости, словно я сбросил на бумагу не меньше десяти килограммов психической тяжести, и я ощутил, что силы вернулись ко мне.

Когда мы встретились с Джи вечером, он сказал:

– Сегодня я поведу тебя в мистический салон. Там отмечают день рождения человека, на которого тебе нужно обратить особое внимание. Его зовут Кукуша. Возможно, когда-нибудь тебе придется сыграть при нем роль старого слуги Савельича при молодом барине Гриневе. Если ты еще не раздумал попасть на небеса, то тебе надо постараться подружиться с хозяевами салона и пройти у них обучение.

– Я все сделаю ради вас, – заявил я.

– Ради себя, – поправил Джи.

Поднявшись на седьмой этаж двенадцатиэтажного дома, он позвонил в массивную дверь. На пороге появилась симпатичная дама средних лет, с таким выражением лица, как будто все происходящее было для нее лишь развлекательной пьесой.

– Здравствуй, Розалита, – приветствовал ее Джи.

– Входите, входите, – сказала она. – Ты, как всегда, приходишь с новым оруженосцем, но вот из этого вряд ли получится что-либо стоящее.

– Напрасно вы судите по моей внешности, – отпарировал я. – При малом росте я обладаю многими достоинствами.

– Надеюсь, я их замечу, – усмехнулась она и прошла в комнату.

Я тоже прошел в комнату и издали любовался, как Розалита, в элегантной черной юбке до колен и белой шелковой блузе, переходит от одного гостя к другому. Кисть ее руки охватывал тонкий серебряный браслет в виде двух переплетающихся змеек с изумрудными глазами. Такого же глубокого зеленого цвета были и глаза Розалиты. Я решил приступить к выполнению задания Джи и, подойдя к ней, смущаясь, произнес:

– Хоть я и вижу вас впервые, но уже захотел стать вашим послушным пажом.

– И вам хватает наглости высказывать такие желания? – надменно улыбнулась Розалита, но я заметил, что она была польщена.

Она несколько пренебрежительно повела плечами, как бы потеряв ко мне интерес, и подвела меня к высокому молодому человеку с длинными волосами, узким лицом и остроконечной бородкой, в круглых очках.

– Познакомься, Чера, с этим прытким молодым провинциалом, – сказала она насмешливо. – Это новый подлещик, и он уже успел попроситься ко мне в пажи.

– Он как раз может заменить тебе пуделя, – холодно улыбнулся Чера.

Я подавил в себе негодование и, следуя наказу Джи, стал думать, с какой же стороны подойти к этому щеголю, одетому в вельветовые брюки бутылочного цвета, тонкий бежевый свитер и дорогие туфли с фирменными ярлыками в виде саламандры. От Розалиты излучалась атмосфера прохладной элегантности и исключительности, и я сразу захотел стать таким же. Когда она упорхнула к другим гостям, я обратился к Чере:

– Я – новый оруженосец Джи. Он говорил, что если я пройду у вас обучение, то овладею скрытым знанием.

– Прямо так и сказал? – насмешливо ответил он и отвернулся.

«Жаль, что не удалось войти в доверие к этому напыщенному москвичу», – думал я, куря одну сигарету за другой. Я успокоился и, выпив рюмку коньяка, подошел к Джи, который беседовал с восточным человеком в строгом сером костюме, с черными блестящими волосами, гладко зачесанными на пробор.

– Заман, что ты скажешь о моем новом ученике? – неожиданно спросил его Джи.

Взгляд Замана, напоминавший взгляд коршуна, быстро пробежался по мне.

– Хотя в нем и сквозит нечеловеческая хитрость, я мог бы обучить его проникать в миры Зазеркалья.

– Если хочешь – поезжай в Азербайджан с суфийским шейхом, – предложил Джи. – Он берет тебя в ученики. Твоего «да» будет достаточно.

– Можно мне подумать до конца вечера? – попросил я.

– Напрасно отказываешься, – улыбнулся Заман.

«Что я, дурак, – уезжать из столицы в какую-то провинцию», – подумал я и подошел к Чере, который элегантно держал в левой руке рюмку с коньяком, а правой едва касался красивой брюнетки в малиновом платье, плотно облегавшем ее привлекательную фигуру.

– Воин не насильствен, потому что тонок и точен, – говорил он. – Поиск состояния воина – это поиск не кайфового состояния, а правильного намерения для конкретного действия. Нравится, не нравится – это дело десятое; важно, что ты добилась результата. Состояние само по себе не столь важно, и поиск его ради удовольствия – опустошает. Если бы ты привыкла делать, ты бы не задавала вопросов и достигала бы всего вообще без всякого знания. Знание – это потакание ума самому себе, а ум является очень маленькой частью человека. Но ум делает все, чтобы наша сущность не просыпалась. Чтобы перехватить управление сущностью, нужно как можно больше пустоты и чистоты. Нужно остановиться, или, в других терминах, остановить мир…

– Как же сделать это? – спросила девушка.

– Это может быть темой следующей нашей беседы, – ответил Чера.

В этот момент в дверях появился высокий подросток в серых мешковатых брюках и клетчатой фланелевой рубашке, висевшей на худых плечах. Он молча прошел через толпу гостей и, сев за старое черное пианино, неуклюже сыграл рэгтайм. Джи обнял его за плечо со словами: «Здравствуй, Кукуша», – и, указывая на меня, добавил: «А вот и твой будущий Савельич. Подучи его пока играть в „риск“, а то он любит подстелить себе соломку».

Я нетерпеливо отмахнулся от Кукуши и спросил Джи:

– Не могли бы вы сказать, действительно ли Заман является суфийским шейхом?

– Ну, если это тебя так занимает… – ответил Джи. – До двадцати пяти лет Заман был простым трактористом. Однажды, работая в поле, он услышал в своем сердце зов свыше. Он бросил трактор и тут же уехал в Баку. Ведомый некой силой, он направился к зороастрийскому храму. Войдя смиренно в храм, он обратил внимание на одинокого старца в черном халате, держащего в руке изумрудные четки. Старец назвал его по имени и пригласил следовать за собой, сказав: «Я – шейх суфийского Ордена. Великий Аллах решил призвать меня к себе и указал на тебя как на моего преемника. Впоследствии тебе предстоит провозгласить суфийские идеи в академической среде». Через некоторое время Заман поступил в Московский университет на исторический факультет и за два года окончил его. За свои необычные таланты он был принят преподавателем в Бакинский университет на кафедру истории религии. Он стал включать в свой курс описание суфийских идей, и на его лекции приходили сотни людей: они чувствовали, как через него передается духовная барака. Он сделал необычайно быструю карьеру в социуме, но я призываю его к осторожности и к тому, чтобы он не очень увлекался социальным успехом. Надеюсь, он прислушается к моим словам…

В этот момент Чера, не обращая внимания на меня, позвал Джи, и тот, извинившись, отошел в сторону.

Когда мы возвращались на Авиамоторную на последнем поезде метро, Джи спросил:

– Удалось ли тебе наладить контакт с Розалитой?

– Она не воспринимает меня всерьез, – сказал я, – и к тому же в ней нет ничего мистического.

– Жаль, что ты ничего не заметил. Она могла бы избавить тебя от провинциального жирка, научить тонкости и куртуазности. Ты настолько погряз в грубых схемах общения на уровне инстинктов, что не можешь притянуть к себе ни одну тонкую сущность.

Фея встретила Джи нахмурившись. Она сидела на диване, излучая потусторонний холод, от которого леденела душа. Я робко поздоровался и, отговорившись усталостью, быстро лег спать. Засыпая, я непрестанно думал о Розалите.

Во сне я встретил девушку лет четырнадцати с торчащими в стороны косичками. Ее глаза и черты лица были мне до странности знакомы. Она приблизилась ко мне и смущенно произнесла: «Я когда-то хотела стать принципом Шакти, вдохновлять и поддерживать на Пути…», – от громкого телефонного звонка я неожиданно проснулся.

Джи пригласил меня на прогулку – закупить продуктов и зайти в одно интересное место. Фея расстроилась, оттого что Джи снова уходит, но старалась не подавать виду.

Мы шли по тротуарам, покрытым свежим снегом, и я невольно думал о том, что уже скоро мне придется возвращаться в хмурый сырой Кишинев. Снег создавал ощущение чистоты и легкости, и я грустил о предстоящем расставании. Джи сказал, чтобы я собрался: предстоит встреча с высоко развитой сущностью.

Вскоре мы вошли в сиротливо выглядевший Дворец культуры, успешно миновали заслон недовольной женщины в униформе, и Джи постучал в дверь с табличкой «Костюмерная». Раздался мелодичный голос: «Войдите».

В комнате у конторского стола сидела красивая брюнетка лет тридцати, с легкой проседью в волосах. У нее были большие темные глаза с рассеянным взглядом и тонкий нос с легкой горбинкой; губы ярко-вишневого цвета, полные, но изящно обрисованные. На коленях лежало нечто вроде рубашки-туники, в руке – иголка с ниткой. На пустом столе лежала подушечка, в которую было воткнуто с десяток иголок с нитками разных цветов. При виде Джи легкая улыбка заиграла на ее ярких губах, но глаза сохраняли прежнее выражение.

– Володечка, – протяжно сказала она, – вас-то я и ждала. А что это за отрок с вами? На вид – сущий поводырь, но да внешность-то обманчива – ему бы самому за кем-нибудь плестись.

Я обмер от странного ужаса, который она пробудила во мне этими словами. Они звучали как легкая издевка, и я подумал, сам не зная почему, что эта женщина может быть опасна. Я невольно сделал шаг назад и встал за Джи, выглядывая из-за него, как из-за угла большого надежного дома.

– Вы садитесь, – продолжала она нарочито певучим голосом, – вот и стулья там стоят.

Джи снял свою шинель и, повесив ее на вешалку, сел на один из жестких деревянных стульев; я сел немного позади Джи, чтобы оставаться в укрытии.

– Как дела у тебя, Гиацинта? – спросил он. – Встречаешься ли с кем-нибудь из наших?

– Давно уже никого не видела, – ответила женщина, положив вышивание на край стола, – поэтому и решила всех сразу увидеть, заручившись вашей поддержкой.

– Каким же образом я могу тебя поддержать?

– Я решила сегодня отметить ваш юбилей, – сказала Гиацинта, – ваше грядущее пятидесятилетие у себя, на Белорусской. Уже приглашены Евгений, Эльдар, Лора. И еще человек двадцать помельче.

Джи, потянувшись, достал из кармана пальто фляжку и, повертев ее в руках, спросил:

– Не найдется ли у тебя пары рюмок?

Она поднялась и грациозной походкой подошла к большому платяному шкафу. Открыв его, она вытащила снизу, из-под сложенных одежд, три небольших стакана и плавным жестом поставила их перед нами. Джи налил в них из блестящей фляжки и сказал загадочно, поднимая свой стакан:

– За так неожиданно наступившее пятидесятилетие.

Я недоумевал: «Что за странность скрывается в праздновании этой даты?» – и осушил стакан одним глотком.

Пока Джи беседовал с Гиацинтой, я думал о том, почему эта роскошная женщина наводит на меня такой панический ужас.

– Когда ожидать вас? – вдруг спросила Гиацинта, снова берясь за шитье.

– Мы с Гурием придем часам к семи, – ответил Джи и поднялся.

– До свидания, приятно было познакомиться, – запинаясь произнес я и, взяв свою куртку, мигом оказался в коридоре. Вскоре вышел Джи, застегивая пальто, и посмотрел на меня с легким удивлением.

– Что это с тобой? – спросил он, когда мы вышли из Дворца культуры.

– Эта женщина пугает меня.

– Да? – сказал Джи иронически. – А мне показалось, что ты глаз с нее не сводил.