Там, где нас нет Успенский Михаил
– А как же у тебя получается? – пристал он к Бедйому Монаху.
– Если ежедневно заниматься в течение двухсот лет, – осклабился Лю Седьмой, – то непременно достигнешь желаемого.
– Двести лет… Тебе-то хорошо… – сказал Жихарь и задумался.
– Может быть, мы напрасно не попросили у этого незнакомца вечной молодости?
– спросил Яр-Тур.
– Не следует принимать ничего из черных рук, – посоветовал Бедный Монах.
– Теперь я все понял! – заорал Жихарь, да так громко, что Будимир всполошился, а Принц и чайнец вздрогнули. – Мы же не первый раз идем и, может, не последний! Все равно дойдем куда надо!
Бедный Монах благосклонно кивнул.
– Много, много раз подлинный мастер кладет клинок на наковальню, покуда не выйдет меч, достойный непобедимого полководца…
– Вот и я о том! Все на свете ходит по кругу, так? И сколько раз этот круг обернулся – неведомо, а надо полагать – бессчетно. И каждый из нас прожил столько жизней, сколько оборотов сделало время. Но есть люди… – Жихарь замялся, подыскивая нужное слово.
– Люди, менее подверженные этой силе, – подсказал Принц.
– Мудрец – тот, кто достиг центральной точки Колеса и остается привязанным к «Неизменному Среднему», пребывая в неразрывном единении с Истоком, участвуя в его неподвижности и подражая его бездействующему действию, – уточнил Лю Седьмой.
Жихарь ничего не понял, и вообще у них в дружине за такие слова били морду, невзирая на возраст, но подтвердил:
– Точно! И старый Беломор среди этих людей, и мы с вами… Остальные-то живут по привычке, из раза в раз одно и то же делают, а есть дурачки, которым больше всех надо… Но теперь мне волшебная дудка помогла все вспомнить. В первый раз меня ведьма еще маленьким зажарила и съела – я тогда не догадался попросить, чтобы она показала, как в печку лезут. Во второй раз погиб я в схватке с царевичем Билятом за золотую ложку. В третий – помер на кольях в Бессудной Яме. В четвертый – одолели меня Гога и Магога. В пятый – прости, брат, убил я тебя при первой встрече, но и сам истек кровью. В шестой – сгорели мы все в коварной бане. В седьмой – заковали нас поганые менты и отправили на каторгу, а при побеге прикончили из громовых самострелов. В восьмой – растоптала нас конями Чих-орда…
Потом раздавил варкалап… Потом колдуны замучили… Это я еще не все перечисляю, а через два раза на третий! Но с каждым разом мы хоть на шаг да ближе были к цели! Значит, если не сейчас, так на следующем обороте непременно доберемся и до Полуденной Росы…
– Лучше бы сейчас, – вздохнул Яр-Тур. Бедный Монах глазел на Жихаря с веселым сожалением.
– В следующий раз, – сказал Жихарь, – я нипочем не стану связываться с Дикой Охотой.
– Сомневаюсь, сэр Джихар. Натура ваша вряд ли изменится…
– Это так, – затосковал Жихарь. – Но ведь не обойти нам Стоячего Моря, все равно догонят…
– Простите, уважаемые, – вмешался Лю Седьмой, – но у нас в Поднебесной никого не возмущает круговое движение нефритового диска Пи, каковое движение вы, как я понимаю, собираетесь нарушить. Чем плох существующий порядок и как вы узнаете, что он изменился?
У богатыря снова не нашлось нужных слов, и он выжидательно поглядел на ученого Принца.
– Мои рассуждения могут показаться высокомудрому сэру Лю детским лепетом, – сказал Яр-Тур. – Но с каждым оборотом прошлое и будущее все чаще и чаще соприкасаются между собой. В конце концов из радужных струй образуется единый серый поток Акаши, и всякое движение прекратится вовсе. День рождения человека и день его смерти станут одним и тем же днем…
Тень меча на песке стала еще длиннее.
– Брат мой объяснил все как есть, – сказал Жихарь. – Дальше я сам скажу.
Все верно: если ничего не делать, то будет не время, а каша. Зато, когда Змей увидит Полуденную Росу, он так удивится, что разинет пасть. Хвост и выскочит. Потом он его, конечно, снова заглотит, но будет поздно – успеет взойти звезда.
– Вы ничего не говорили мне о звезде, сэр брат! – осуждающе сказал Яр-Тур.
– Не положено, вот и не говорил, – огрызнулся Жихарь. – А когда взойдет звезда, наша работа кончена: хоть пляши, хоть народ смеши, хоть ложись помирать. Дальше люди сами за все ответчики, хотя никогда так не бывает…
– Звезды загораются и гаснут согласно установленному порядку, – сказал Лю Седьмой.
– Эта без всякого порядка загорится. Мало того, она еще начнет двигаться по небу, – похвалился Жихарь деяниями будущей звезды. – И в том месте, где она остановится…
– Сэр Джихар, никто не тянет вас за язык! – Яр-Тур предостерегающе вскинул руку.
– Тебе не угодишь! Да и потом – все равно же помирать всем, – сказал богатырь, понимая, что сболтнул лишку.
– Может быть, нам все-таки удастся одолеть Дикую Охоту! – вскричал Принц. – Должно же у нее быть слабое место!
– Будь мы в Поднебесной, я бы попытался остановить дерзких демонов особым императорским указом, – вздохнул Бедный Монах. – Но, боюсь, они не разберут знаков, начертанных красной и черной тушью,
– Будимир, – сказал Жихарь и опустился на колени, обняв ладонями рукоять меча. – Они же все холодные – и Дикий Охотник, и баба его, и холуи, – может, ты их растопишь, поднатужишься?
Будимир важно подошел к хозяину, задрал голову и запел, растопырив крылья.
На песок упал пушистый зеленый шар.
– Что это? – с тревогой спросил Принц. – Где камнеед Шамир, которого нам столь неосмотрительно вручил сэр Соломон? Как мы теперь перед ним отчитаемся за волшебного червя?
– Ох, никак не отчитаемся, – сказал Жихарь. – Червяку пришла пора окуклиться. Что-то из него выйдет? Мы, поди, не дождемся. Василиск? Да на что нам василиск, и без него тошно…
Лю Седьмой склонился в три погибели и внимательно осмотрел кокон.
– Как верно сказал Вэнь Чань перед тем, как палач распилил его на две части: «Куколка предшествует цикаде. Изменяются очертания – и возникает цикада…»
– Цикада нам тоже ни к чему. Уж лучше тогда василиск. Поглядим ему в глазыньки, окаменеем – пусть тогда Дикая Охота побесится!
– Сэр Будимир никогда и ни при каких обстоятельствах не делает ничего просто так, – объявил Принц.
– Смеркается, – сказал Бедный Монах. – Я бы посоветовал уважаемому Жи Хану воспользоваться жезлом Жуй – сколько-то силы он успел набрать.
Жихарь послушно достал золотую ложку, но сначала по привычке положил ее на песок – определить дальнейший путь.
Ложка сперва металась туда-сюда, а потом неожиданно встала на стебель и так застыла.
– Значит, нам что – яму копать? – упавшим голосом сказал богатырь. – А чем?
И когда? Времени-то почти не осталось…
– Пусть благородный Яр-Тур перестанет ковырять песок обломком меча, – сказал Бедный Монах. – Сейчас я учиню соответствующий обряд и попробую.
Но Будимир не дал попробовать. Он клювом выдернул из песка ложку и очень ловко подхватил в нее зеленый шар. Шар сам собой начал бегать по краям ложки, сделал девяносто девять оборотов, потом сам же соскочил на землю и распался на две половинки.
Глазам явилось крохотное белое существо с тоненьким хвостиком и странно устроенной головой.
– Закройте его от света! – закричал Жихарь и сам распахнул над малюткой свой плащ. – Это не василиск и не цикада – это же у нас Индрик-зверь народился! Теперь будем живы!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Сведения о местах рачьих зимовок, по суеверным понятиям, очевидно, предполагаются исключительными, не каждому доступными, но лишь избранным.
Сергей Максимов
«Какая же земля внутри толстая!» – удивлялся Жихарь, потому что спуск в Адские Вертепы оказался куда дольше, чем думалось вначале.
Хотя, честно сказать, вначале ничего не думалось: стояли вокруг насыщающегося песком Индрика и хором упрашивали его набирать тело как можно быстрее. Индрик торопился и еще до того, как спрятаться солнцу за Стоячее Море, достиг размеров хорошего быка. Побратимы и Лю Седьмой, державший на руках полюбившегося ему Будимира, встали на Индриков зад, и землеройный зверь, вытянув хвостик трубой, чтобы не оттоптали, начал неспешно погружаться в земные глубины.
– Сейчас мы подобны рудокопам, спускающимся за зеленым камнем в свои подземелья, – сказал Лю Седьмой. – Во владениях юнаньского вана есть медные рудники, и рабов туда отправляют при помощи особого устройства, именуемого клетью. Не будет ли нескромным сказать, что именно я, несовершенный, придумал это устройство?
– Вот уж, поди, рабы тебе благодарны, – проворчал Жихарь куда-то в сторону.
Дырявый зонтик Бедного Монаха пригодился еще раз, покуда сверху сыпался песок. Потом пошла обычная слежавшаяся земля.
Будимир потихоньку подсвечивал, и Жихарь по любопытству своему разглядывал стенки образующегося колодца. Земля становилась все плотнее, Индрик шел тяжело.
Когда-то, видно, на этом месте стоял город, потому что из стены то и дело выглядывали всякие осколки и обломки, срезы бревенчатой либо каменной кладки. Были и другие рукотворные вещи, но угадать их значение представлялось делом весьма затруднительным.
А до города, сообразил Жихарь, здесь было море: вон в буром окаменевшем иле видны ракушки и рыбьи кости.
И чем дольше изучал он землю, тем больше убеждался, что старый Беломор прав, а значит, и его, Жихаря, дело правое.
Ненажора Индрик рос и ширился, шире становился и колодец. Наконец лохматая площадка с хвостиком стала столь просторна, что все с удовольствием уселись, вытянув затекшие ноги.
– Наше счастье, что Индрик устроен не как прочие звери и особенно люди, – сказал Жихарь и в доказательство ткнул пальцем Индрику под хвост. Там и впрямь ничего полагающегося не было. – А то бы мы с вами уделались по самые уши.
– Куда же, в таком случае, девается поглощаемая им земля? – спросил Принц.
– Осмелюсь предположить, что в иную Вселенную, – ответил Лю Седьмой. – Животное, подобное нашему спасителю, подробно описано в трактате под названием…
– Еще неизвестно, спасены ли мы, – мрачно сказал Яр-Тур. – Полагаю, что Дикая Охота вначале по глупости будет метаться вдоль Стоячего Моря, но в конце концов они обнаружат дыру в земле, и кто помешает снежному вихрю устремиться в нее? Да и до каких пор намерен терпеть непрошенных седоков мужающий на глазах Индрик?
– Большая Земляная Мышь безмерно благодарна владельцу жезла Жуй, – сказал Бедный Монах. – Если бы не он, куколка могла пролежать в бездействии еще многие тысячи лет и стала бы легкой добычей первого же голодного хищника.
Рождение такого животного – чрезвычайная редкость…
– Вот и ладно, что редкость, – сказал богатырь. – Если бы Индрики плодились, как кошки, они источили бы всю землю, мы бы уже давно все провалились куда следует и не мучились…
– Жаль, что здесь не установлены изображения Проппа, – вздохнул Принц. – Удача нам бы не помешала…
– Не беда, – сказал Жихарь. – Если он вправду всемогущ, то и отсюда услышит наши сказки да байки, а если он просто бревно…
– Мы же не раз убеждались в обратном, – сказал Яр-Тур. – Думается мне, что наш новый товарищ, умудренный годами и опытом, знает великое множество новелл и устарелл…
– Не принято в Поднебесной тешить высшие силы россказнями о делах земных, – отозвался Лю Седьмой. – Но, коль скоро здесь такие порядки, я готов поведать о войне трех царств.
Как богатырь и опасался, это оказалась волына в особо крупных размерах.
Поначалу все было интересно и увлекательно, потому что незнакомо, только скоро Жихарь запутался в чужих именах и сложных родственных связях.
Тот, кто сложил эту волыну, хотел, видно, упомянуть в ней поименно всех жителей Чайной Страны, чтобы кого-нибудь не обидеть, а их вон ведь сколько!
Жихарь задремал, время от времени приходя в себя на самых жутких местах повествования.
– …Сяхоу Дунь преследовал врага по пятам, но тут в глаз ему попала вражеская стрела. Сяхоу Дунь взвыл от боли и выдернул стрелу вместе с глазом. «Отцовская плоть, материнская кровь – бросить нельзя», – подумал он и съел свой глаз…
– Прости, Бедный Монах, – не выдержал Жихарь. – Только как бы Пропп вместо помощи не прогневался за такие сказки да не наплевал нам в глазки…
– Умолкаю, устыдившись своей бестактности, – поклонился Лю Седьмой. – Да и потом у нас принято рассказывать эту повесть не спеша, в течение нескольких недель…
– Да ты не обижайся, спасибо тебе, Пропп учтет, за ним ничего не пропадает…
– Могу еще поведать о подвигах чудеснорожденного героя А-Ка Сорок Седьмого, владевшего искусством метко плеваться во врага свинцовыми шариками…
– Да спасибо, отдохни, почтенный. Все никак не привыкну – то ли ты молодой удалец, то ли преклонный старец, уж не прогневайся.
Настал черед Принца. Яр-Тур поднялся на ноги, хотя никакой нужды в том не было, и начал рассказывать свою устареллу. Сложена она была вроде песни – одно слово цеплялось за другое, перекликалось одно с другим, отзывалось одно в другом, так что даже напев получался. Яр-Тур при этом то прижимал руку к сердцу, то простирал эту же руку вдаль. Да только никакой дали в углубляющемся колодце не бывает, есть одна высь.
Печальная устарелла его была про мужика-бобыля, как сидит он за пустым столом и тоскует по любимой, которой уже и на свете нет. И влетает к нему в избу ворон – здоровенный, глаза горят, перья все врастопырку – и садится на полати. Бобыль знает, что птица-то вещая, и давай его пытать: встречу я еще свою милую или нет? А ворон ему: «Никогда!» Бобыль опять спрашивает: а душа-то моя успокоится? Ворон свое: «Никогда!» Тогда лети отсюда по-хорошему, советует бобыль, а поганая птица снова-здорово: «Никогда!»
Понравилось, видно, в избе-то. Ну, бобыль огорчился и запил горькую.
На языке Принца слово «никогда» звучало куда страшнее, чем на Жихаревом.
Богатырь подумал, что надо было бобылю задать совсем простой вопрос, например: «Сколько на руке пальцев?» Ворон снова каркнул бы: «Никогда!», поскольку других слов он наверняка не знает, опозорился бы в звании вещего и улетел, теряя перья от заслуженного стыда.
«Всем все объяснять надо, недогадливый какой народ пошел!» – сокрушался Жихарь.
Сам он собрался поведать устареллу про доброго молодца, что из-за бедности и гордости бесстрашно зарубил топором ветхую старушку, но тут Индрик поворотил куда-то в сторону, так что спутникам пришлось ухватиться друг за дружку, да еще и за хвостик.
Индрику такое обхождение не понравилось, он пошел задним ходом, а потом вернулся на прежний отвесный путь. В стене же колодца образовалась дыра, и туда потянулся воздух.
Хвост Индрика согнулся и указал в сторону дыры – дескать, слезай, приехали.
Дыра получилась небольшая, но человеку пролезть впору, даже и богатырю.
– Постой, – сказал Жихарь и добавил с упреком: – Такой здоровый, а уже утомился! Может, нам туда и не надобно.
Он достал ваджру, выбрал на зверином заду место поровнее и проверил. Все правильно – черенок показывал на дыру.
К счастью, первым ринулся в дыру не глупый человек, а умудренный петух.
Будимир, не найдя опоры под ногами, вострепетал крыльями и завис в воздухе, добавив жару в перья.
Жихарь сунул голову в дыру. Сколько петушиного света хватало, простиралась черная бездна, только прямо под носом тянулся по стене открывшейся громадной пещеры неширокий приступочек – в две ступни, не более.
Делать нечего, пришлось лезть, помогая друг другу. Когда все трое оказались на карнизе, Жихарь опять сунулся в дыру, только с другой стороны.
– Прощай, Индрик-зверь, в расчете я с вашим родом: одного загубил, зато другого, можно сказать, самолично взлелеял!
Индрик ласково шлепнул его по щеке кисточкой хвоста и пошел прежним путем вниз, к неведомой цели.
– Заделать бы эту дыру, пока Дикая Охота не примчалась, – сказал Жихарь. – Но тут не до хорошего, лишь бы удержаться. Будимир, лети ко мне, ты небось устал…
Потом еще раз пришлось свериться по ложке, в какую сторону идти, да и способ передвижения вызвал споры: лицом к скале ходить или спиной? Решили спиной.
– Вот, значит, каковы Адские Вертепы, куда не ступала нога живого человека!
– торжественно провозгласил Принц, боком переступая по узенькой полке.
– Подземное царство Диюй состоит из десяти судилищ, каждое из которых имеет шестнадцать залов для наказаний. В первом судилище располагается камера восполнения священных текстов…
Жихарь подумал и решил, что разговоры Бедного Монаха будут хотя бы отвлекать от того, что внизу. «Только бы не усыпил он меня опять…»
– Во втором судилище душу встречают мохнатая собака Чжэн-нин и Красноголовый Чи-фа. Сюда отправляются души мужчин и женщин, вступавших в недозволенную связь, души воров, дурных лекарей и обманщиков…
«Вот куда меня и законопатят, – прикинул Жихарь. – Это надо же – на земле тюрьма, под землей тюрьма… Небось эти сволочи и на небесах тюрьму изладят, и тогда вовсе некуда будет податься…»
– В залах третьего судилища, именуемого Хэй-шен – черная веревка, грешникам перевязывают веревкой горло, руки и ноги, клещами сжимают печень, строгают сердце… В это судилище попадают те, кто думал, что император не заботится о подданных…
«Смотри-ка, и здесь мне местечко уготовано, – отметил Жихарь. – Я ведь всегда всякое начальство сволочил. Так что же теперь – разорваться мне, что ли?»
Свет от Будимира шел уже не золотой, а вполнакала, красный. В его лучах и самих странников можно было принять за уроженцев Адских Вертепов.
– В четвертое судилище направляются неплательщики налогов, те, кто крадет камни из мостовой и масло из фонарей…
«Масла не крал, а налогов сроду не платил. Хотя ведь и мостовую случалось разворошить, так не зря же говорится, что булыжник – оружие богатыря-то…»
– Стой, – сказал Жихарь. – Довольно народ расстраивать.
– …те, кто писал дурные книги и рисовал неприличные картины, – произнес Лю Седьмой и замолк.
– Слышите, внизу что-то шуршит? Внизу не только шуршало, но и скрипело, скрежетало, даже чавкало внизу.
– Найдется, чем покормить Будимира? У Бедного Монаха в рукаве да не нашлось бы! Красный Петух охотно защелкал сухим горохом. Снизу доносился похожий щелк.
– Наелась, пташка? Тогда полетай да посвети нам как следует. Кто там водится?
Будимир сильно оттолкнулся от Жихаревой руки, взмахнул крыльями и осветил бездну маленьким солнышком.
Не больно глубокой предстала бездна. Все дно ее шевелилось, вспучивалось и опускалось, как живое.
– Будимир, кто это? – прошептал Жихарь.
Петух бесстрашным соколом ринулся вниз, кого-то там ухватил и вернулся к хозяину.
Богатырь взял добычу и рассмотрел как следует.
– Ага! – воскликнул он. – Так вот где они зимуют! А я-то голову ломаю!
Летом, бывало, наловишь их полную рубаху, потом сваришь и отправляешься в дозор. Щелкаешь их всю ночь, чтобы не заснуть…
– Да кто же это, сэр Джихар? – не выдержал Принц.
– Это вот кто: сапожник не сапожник, портной не портной, держит во рту щетину, в руках ножницы.
Грядущий король глубоко задумался.
– Если он не сапожник и не портной, сэр Джихар, то он, без сомнения, либо коновал, либо скупщик краденого.
– Думай лучше, простота: идет в баню черен, а выходит – красен…
– Ха-ха, да тут и ребенок догадается! Это арап, которого до крови исхлестали вениками!
– Сам ты арап, братка. Держи! С этими словами Жихарь сунул под нос побратиму небольшого рака.
– Значит, где-то тут и вода быть должна. Идем дальше.
Шли еще довольно долго. Лю Седьмой рассуждал:
– Видимо, у Небесной Канцелярии возникла необходимость учредить еще одно, одиннадцатое судилище. Сюда, вне всякого сомнения, попадают те, кто при жизни сгущал краски, распространял заведомо ложные…
Рак тем временем изловчился и клешней ухватил Яр-Тура за королевский нос.
Принц охнул, а Жихарь от неожиданности уронил пленника.
– Не хотелось бы мне последовать за ним. – Принц озабоченно щупал нос.
– Ну, не отстриг же он его тебе напрочь, не убивайся. Вот и тропа книзу пошла…
Скальная полочка действительно пошла книзу и в конце концов привела на ровное место. Раки сюда выползали редко, держались кучей, грели друг друга.
– Привал! – распорядился Жихарь. Он вытащил из общей кучи нескольких усатых бедолаг и предложил Будимиру приготовить какую-никакую закуску. Скоро все трое со вкусом и удовольствием обсасывали скорлупки.
– Это сколько же пива понадобится! – возмечтал Жихарь, поглядев на несметную силу раков. Потом приложился к жбану, хотя рисовое вино, конечно, не пиво.
– Эти удивительные черные крабы хотя и значительно исхудали, но все же радуют желудок, – сказал Лю Седьмой. – Но, даже будучи сытыми, как мы проникнем за эти ворота? К тому же они наверняка заперты изнутри.
– Какие ворота? – Жихарь чуть не подавился клешней и вдруг увидел – какие.
Ворота уходили вверх на добрый десяток человеческих ростов, каждая створка казалась цельной железной плитой, а щель между створками едва обозначалась.
– Слышите? – вскочил Принц. – Погоня приближается!
По рачьей зимовке понесло холодом.
– Может быть, сила сэра Святогора… – начал Яр-Тур.
Жихарь нетерпеливо махнул рукой и перебрал в уме все свои возможности.
– Бедный Монах, – сказал он, – ты умеешь быстро заживлять раны? Лю Седьмой кивнул.
– Когда палач распилил Вэнь Чаня на две половинки, мне, несовершенному, удалось воссоединить их…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В задачи рыцарей входило завершение солнечного круга, помощь слабому полу, наказание тиранов, освобождение заколдованных, обман великанов, уничтожение злых людей и вредных животных.
Словарь символов
Всякому вору ведомо: если нанести себе рану на правой ладони, да вложить туда стебелек разрыв-травы, да подождать, пока зарастет, – тогда можно смело гулять по чужим кладовым или даже наведаться в царскую казну. Отныне ни один замок, ни один засов не выдержат прикосновения воровской руки.
Лю Седьмой и тут оказался мастером: на Жихаревой ладони остался лишь тонкий рубец.
Не дожидаясь, пока и он исчезнет, богатырь бросился к воротам и ударил завороженным кулаком точно между створок.
– Быстрее, быстрее, – поторапливал он товарищей, едва лишь открылась щель настолько, чтобы пролезть петуху.
– Остановитесь, обманщики! – Визгливый голос Дикой Охотницы заметался под сводами рачьей пещеры.
– Хороша баба, да уж больно холодна, – вздохнул Жихарь, последним протискиваясь в щель. Створки были толстенные, рассчитанные, видать, на вечность.
Он еще раз вздохнул, когда после повторного удара ворота вернулись в прежнее положение. Каждый, кто использует разрыв-траву, должен помнить, что бить рукой следует лишь единожды: ударишь в другой раз – все восстановится и срастется. На этом уже не один богатырь погорел, не говоря о ворах.
Толстые были ворота, но все равно из-за них доносились грозные голоса ледяных великанов. Дикая Охота проклинала, умоляла, твердила колдовские слова, грозила, колотила в глухое железо, но потом, прислушавшись, Жихарь стал различать крики боли, испуганное ржание коней, визг собак.
– Ай да раки! – воскликнул богатырь. – Они теперь и без нас разберутся. Не зря, получается, грозят показать их зимовку.
– Дикая Охота нам уже не страшна, сэр брат. Гораздо страшнее место, в котором мы оказались.
– Подумаешь, – протянул Жихарь, оглянулся и осмотрелся как следует.
За воротами располагалась целая земля, и даже, пожалуй, побольше той, что осталась наверху.
Здесь и солнце свое имелось. На красном небосводе висел черный круг, обрамленный по краям языками багрового пламени.
Пламя освещало равнину, покрытую как бы мелкой угольной пылью. Из пыли поднимались, тянулись к черному солнцу невысокие корявые деревца, оснащенные мелкими блескучими листиками. Листики трепетали, не нуждаясь в ветре.
Не хотелось ни странствовать в этих краях, ни тем более жить.
Но и помирать никакого желания не было.
– Ну, в которую сторону пойдем? – обратился Жихарь скорее к ложке, нежели к спутникам.
– Я нашел тропу, уважаемый Жи Хан, но она мне очень не нравится, – сказал Лю Седьмой.
– Чего она тебе не поглянулась? – удивился богатырь и подошел к Бедному Монаху. Потом оглядел то, что выдавало себя за тропу. – Чудак! Нам даже идти не придется!
Тропа была не тропа, а полоса из какой-то темной и прочной на вид кожи. Она мягко пружинила под ногами, а главное – двигалась, текла тускло поблескивающим ручьем.
– Не прикасайтесь к ней правой рукой, сэр Джихар, иначе она порвется или остановится!
Жихарь поглядел на десницу, как на чужого человека.
– В самом деле, не натворить бы чего. Ну, поехали?
Сам он уже укатил на приличное расстояние.
– Догоняйте! – крикнул он. Первым догнал его Будимир. Птица вела себя спокойно.
– По сторонам не глядите – затоскуете!
Ехали вначале стоя, потом присели.
– Как хорошо, опять ноги не трудим! – радовался Жихарь.
– Не спешите радоваться, сэр брат. Вдруг это язык огромной ящерицы и она втягивает нас прямиком в свою пасть?
– Таких больших ящериц не бывает, – неуверенно сказал Жихарь и подумал, что вот здесь-то как раз таким большим ящерицам самое место.
Они уезжали все дальше и дальше от ворот, говорили сперва вполголоса, а потом и вовсе беседовать расхотелось.
Жихарь еще раз убедился, что жбан Лю Седьмого с рисовым вином неубывающий, и замычал песню. Сперва просто мычал, потом, к своему удивлению, стал вычленять и слова:
- Я один, как погляжу,
- На дорогу выхожу.
- Путь ведет в туман.
- Ночь-то вроде и тиха,
- Да судьбинушка лиха,
- Не избыть ее.
- Никоторого числа
- День был вовсе без числа,
- Да зачем оно?
- Никоторого числа
- В мире много стало зла –
- Больше ста пудов.
- Было, правда, и добро,
- Да недавно померло,
- Не убереглось.
- Утром было много визгу.
- Прибежали дети в избу
- И отца зовут:
- "Тятя, тятя, наши сети
- Притащили на рассвете,
- Угадай, кого?
- Угадай, отец, кого,
- Да притом не одного –
- Больше тридцати.
- Тридцать три богатыря
- Утопили упыря.
- Это дядя наш!
- Дядя самых честных правил
- Нам наследства не оставил –
- Лишь одни долги.
- Нам наследства не оставил,
- Уважать себя заставил
- Силой, не добром".
- Матом кроет свата сват,
- Коpни строит брату брат,
- Про иных молчу.
- Кто начальство, кто народ –
- Ничего не разберет
- Никакой мудрец.
- Под горой собака воет,
- На горе могилу роют,
- Падает листва.
- Путь теряется во мгле,
- Суть скрывается в числе
- Девяносто два.
– Что это вы такое поете, сэр Джихар?! – возмутился Принц. – Когда это я строил противу вас козни? И вообще – о чем эта песня? В чем ее смысл?
– Меньше смысла – больше душевности, – объяснил Жихарь. – Это у вас там все наперед расчисляют, а у нас поют, как сердце подскажет. Вот в заклинаниях много ли смыслу, зато как помогают!
– Где уважаемый Жи Хан обучался стихосложению? – вмешался Лю Седьмой.
– Да нигде не обучался – разве этому обучишься?
– Однако ваша песня необоснованно печальна, сэр брат!
– А какой же ей быть, если впереди сплошная смерть?
– Вы так уверены в этом?
– Ну, к новой жизни по такой дорожке не повезут, сами понимаете. Мы и так вон как далеко на этот раз добрались, а в следующий еще дальше попадем!
Жихарь зевнул и заснул, оставив порядок на Будимира.
Снилось ему, что он лежит на самобеглой дорожке, вокруг черная пыль, над головой алое небо. Радости-то от такого сна!
– Я знаю, зачем такая дорога! – осенило богатыря спросонья.
– Зачем? – хором спросили недогадливые Принц и Лю.
– Чтобы никто не мог назад повернуть…