Профессионалы Незнанский Фридрих

40. ВАГОНЕТКИ

Демоны и приведения сгинули без следа. Безголовая лошадь и похожий на динозавра монстр убрались туда, откуда пришли. Передняя часть трамвая расплавилась. Задняя тоже. В относительной целости сохранился лишь тот кусок вагона, где находился Акира. От испуга оба выживших биомеха-компостера прикусили языки – по бордовым тельцам-корпусам струится кровь.

Акира валяется на полу и как-то чересчур отстранёно размышляет о том, хватит ли ему сил, чтобы самостоятельно исцелить рану в животе – для регенерации обычно нужно много энергии. О-оч-чень много. Вернуть кишки и желудок это не мизинчик заново нарастить. Последняя доза «бодрости-ф/4» всасывается в кровь.

Особыми знаниями и умениями врачевания Акира не обладает – не его это талант, не его специализация. Но и врачей вокруг как бы тоже не наблюдается, и если лейтенант Ода желает выжить, то надо оказать первую помощь – себе оказать, кому ж ещё. Искусственное дыхание рот в рот? – не наш случай. Прямой массаж сердца? – Будда избавь! Считать удары пульса необходимости тоже нет.

Ветер.

Вечер.

Прохладно.

В воздухе – комары и тагирчики. Вьются над Акирой, но присесть не решаются – феникс ещё не остыл, ещё слишком горячий.

Надо исцелить рану. Как-нибудь. Слава Будде, у Акиры всё в порядке с воображением. Он запросто может представить аккуратную такую энергетическую иголочку с протянутой в искрящееся от жара ушко силовой ниткой. Иголка та совершенно безболезненно прокалывает обугленную кожу и стежками штопает дыру в выжженном животе феникса. Хуже – когда надо представить внутренности и прочий ливер. От виртуального вида собственных воображаемых кишок Акиру начинает тошнить, хотя тошнить-то ему и нечем – вообразить отсутствующий желудок он ещё и не пытался.

Татуировки профессионала светятся белым и голубым цветами созидания. Это не алые предвестники скорой трансформации, это…

…желудок! Акире удалось представить собственный желудок!!

Победа!

Виктори!

Получилось! Среди цветов – вишня, среди людей – самурай! Эх, сейчас бы танец с веерами сбацать! Феникс доволен, феникс рад – он завалил банду бакэмоно и спасся и из серьёзной передряги, он…

– Акира-сан?

Голос. Знакомый голос…

– Кто?! Кто здесь?!

Уже стемнело, и лейтенант Ода, даже активировав «кошачьи глаза», вряд ли увидит намного больше, чем при свете луны.

– Это мы, Акира-сан.

Привычный зуд татуировок. Из темноты появляются два фигуры. Стажёры, м-мать их! – слегка женственный Хисока Исузу и высокий мощный Масами Арисава. Недавние дуэлянты, чуть не угробившие себя и секундантов посредством чёрной магии, с помощью… – с помощью демонов-они и приведений-юрэй!!

– Вы?! Оба?! Здесь?!

– Да, Акира-сан, мы! – смеётся Хисока.

– Мы за вами, Акира-сан! – хохочет Масами. – Мы соскучились!

– Парни, я что-то…

Стажёры расправляют руки, выставив их перпендикулярно закутанным в пончо телам, и взлетают над землёй, над обломками прошлого – медленно и величественно парят будущие фениксы над дорогой, заросшей сурепкой и лианами. Парнишки неспешно планируют над прохудившимся щебнем и крысиными норами асфальтом. Да уж, ребятки умеют красиво держаться в восходящих потоках очень тёплого воздуха, это они умеют, молодцы-бойцы. И помирились – тоже молодцы.

Стажёры приземляются на куске металла, что остался от крыши трамвая – два глухих удара над головой Акиры, две пары нижних конечностей состыковались с покорёженной поверхностью.

Сверху:

– Как Ваше самочувствие? – Не голоса, а змеиный шелест; какой-то странно протяжный, но всё-таки змеиный. – С-с-с-саммма-а-а-ачччувввсс-с-сствиййййеэ-эээ-э-э?!

– Спасибо. Отлично.

У Акиры нет сил сопротивляться стажёрам. Он позволяет связать себя и вытащить из разгромленного трамвая, и сознание гаснет задутой свечой.

…визг вагонеток, спешащих опрокинуться в топку. Подшипники давно пора заменить, или же – хотя бы! – создать видимость ремонта: смазать. Даже трупы гримируют, чем вагонетки хуже? Да видно, местным рабочим звуковые спецэффекты без разницы: как говорится, если за ребёнка отвечают семь самураев, быть им ронинами, а великому роду без наследниками. А, может, здесь, в этой отдельно взятой котельной, полная автоматизация? – и лопаты, вспоровшие штыками кучу угля в загаженном ветошью углу, это всего лишь напоминание о кошмарном индустриальном прошлом, не окультуренном нанотехнологиями?

Сомнительно, очень сомнительно.

Ангар. Точнее котельная. Кто бы мог подумать, что в Инкубаторах есть котельные?!..

Рядом с Акирой – Дзиро Пузырь.

– Привет, Дзиро. Как дела, дружище?

– Здравствуй, феникс, здравствуй. – Дзиро Пузырь обнажён по пояс. Дзиро Пузырь поворачивается к Акире спиной. На спине Дзиро – сточасовая татуировка якудзы: переплетения драконов, буйство красок.

Арисава и Масами держат связанного Акиру – силой своей молодой крепко прихватили, не отпускают. И лейтенант Ода ничего не может поделать: все его попытки пережечь верёвки и трансформироваться в огонь ни к чему не приводят – если одному фениксу, пусть даже и пятой категории, противодействуют двое молодых и перспективных профессионалов, то, похоже, сила упирается в силу, активация одних татуировок гасится зудом других.

Да, не зря Дзиро Токусацу, лучший друг Акиры, привёл с собой этих ублюдков-коллаборационистов. Интересно, чем Пузырь прельстил мальчишек? Лицензией на поджог спальных гетто в обновлённом Вавилоне? Безнаказанностью огненных завтраков в притонах зооморфов? Аппетитными жертвами в родильных домах? Обещаниями процента от доходов якудзы? Ведь Дзиро, оказывается, якудза.

– Держите?! – каркает-рычит Пузырь, наливаясь мертвенной синевой, как было перед тем, как он надулся в шар в баре «Олимп» и перепугал пышнотелую Афродиту. Потревоженные колибри вьются над головой Дзиро.

– Да! – Синхронно отвечают молодые фениксы, вытягиваясь по стойке смирно.

Магия.

Злая.

Чёрная.

Акира дрожит, его обволакивают красные нити чужой, противоестественной силы. И почему он раньше не чувствовал магии Пузыря?!

…два пива, «Даосское светлое», пожалуйста. Феникс платит. Во-от тот молодой человек, профессионал который. Пожарный. Симпатичный парень, да? неженатый, кстати…

…давай жахнем… поддержать друга в трудную минуту, тем более на халяву – святое!..

…мгновенно догнавшись до кондиции «я тебя уважаю», продолжил банкет…

…перегаром в губы и прямым массажем молочных желез…

…долго обнимались и уверяли друг друга в верности до гроба, или хотя бы до следующего воскрешения…

Круговорот жидкостей в природе. Бытовой алкоголизм, которым грешат все профессионалы. Так получилось, что Акира ни разу не встречался с Дзиро в трезвом виде, а после изрядной дозы спиртного феникс не чувствует чужой магии. Не чувствует и всё – проверено! Даже Спитфайр при встрече всегда угощал Акиру пивом, чтобы притупить «нюх» молодого лейтенанта.

Даже Спитфайр…

Будда, только бы вырваться из этой передряги, как пить дать, брошу пить!! – обещает себе Акира, в очередной раз безуспешно концентрируя около пупка тепло и прогоняя его к запястьям и оптоволоконной верёвке, и натыкаясь на ощутимое противодействие – мальчики гонят холод от своих глупых голов, используя активированные височные татуировки «Арктика» и «Санта Клаус».

Акире всегда нравилось пользоваться «сантой»: первый шаг в огонь – сохраняя тело человеческим, оптимально распределяя бодрящую свежесть по поверхности тела. А потом «Арктика» – чтоб по максимуму продвинуться в глубь пожара, не пылая факелом, но хотя внешне напоминая хомо сапиенса.

– Эй, ты, данкон! – смеётся Акира и уточняет: – Тебе я говорю, Пузырь, тебе! Тут вокруг есть только одна типатама!

– Что?! – всё ещё не понимает Дзиро Токусацу. – ЧТО?!!

Мудрецы хором утверждают, что никогда не помешает вывести противника из состояния душевного спокойствия, особенно, если не знаешь, что от него можно ожидать. Акира именно не знает – зачем Дзиро его поймал, зачем связал, зачем и для чего использует мальчишек-стажёров, почему от человека, которого лейтенант Ода считал если не другом, то отличным парнем и незаменимым собутыльником – почему?! почему?! – от этого улыбчивого обладателя странного таланта теперь разит гнилью и плесенью?!

– Не данкон? Хе-хе, значит, варэмэ! Протухшая момо! Что ты здесь делаешь?! Твоё место в Красном квартале Ака Тётин! Среди проституток-зооморфов!

– Что?! – похоже, Пузыря взбешён. Колибри возвращаются в гнёзда, вагонетки противно визжат.

41. КЫНСЫ

Сказать, что бабушка не предупредила Юрико о том, что они полезут в соляные пещеры, было бы неправдой. Бабушка предупредила любимую внучку:

– Юрико, нам придётся спуститься в копи.

А вот то, что в соляных пещерах давно обосновалась колония кынсы, оба-сан как-то упустила из вида.

Первая атака – самая внезапная и страшная. Монстров слишком много, они везде – сверху, снизу, в подмышках и между ног. Они кусают икры и пилят зубчатыми перьями коленные сочленения скафандров. Кынсы вмиг вскрыли наружную освинцовку и разодрали многослойный противорадиационный пластик. И вот тогда Юрико поняла, что терять ей больше нечего – вариантов будущего не так уж и много: или загрызут злобные чудовища, эти летающий пираньи Вавилона, или же тихая и мирная девочка выблюёт собственный ливер, подыхая от лучевой болезни в катакомбах, кишащих ядовитыми челюстями и жвалами. Альтернативы ещё те, не правда ли?

Монстров слишком много, значительно больше, чем патронов, щедро выплёвываемых оружием оба-сан и Юрико. Лишь спустя минуту после начала бойни плотный клубок крылатый клыков и когтей распался на отдельные нити мёртвой плоти, обильно сдобрённой зелёно-чёрной кровью.

– Равновесие в движении, вот настоящая проблема, – шепчет оба-сан по внутренней связи Юрико, расстреливая из дробовика атакующих кынсы. – Изначально роботы-андроиды должны были касаться горизонтали хотя бы одной нижней конечностью. Эта методика называлась Zero Moment Point.

Юрико, почти не слышит оба-сан, Юрико один за одним меняет двадцатизарядные магазины своего дамского «мини-узи» и молится, чтобы оружие не заклинило.

– Потом спецы корпорации «Сони-Вавилон» разработали кинематический привод Intelligent Servo Actuator и сверхсовременный вестибулярный аппарат, благодаря которому «Тэнсукаку» умеет ходить по ступеням, нестабильным плоскостям и запросто передвигается по пересечённой местности. Короче, болота нашему «Тэнсукаку» по колено! – Хохочет оба-сан, швыряя гранаты в составленные из металлолома гнёзда.

Наноскафандр висит на Юрико ошмётками, треснувший шлем валяется под ногами. Юрико не слушает оба-сан, у Юрико закончились патроны. Пока она трансформирует руки во что-то наподобие ороговевших ласт, одна из тварей садится на оголённую спину девушки, тварь кусает Юрико за лопатку, тварь путается в распущенных волосах, выбившихся из-под баллонов системы регенерации воздушной смеси. Юрико раскручивается вокруг своей оси, и кынсы летит, как на карусели, запутавшись в длинных косах девушки – и ударяется о стену пещеры. Мгновенная смерть. У Юрико нет времени выдирать из волос расплющенный труп. Только что созданными ластами она сбивает всё новых и новых крылатых тварей. Юрико нельзя отвлекаться, она прикрывает бабушку со спины.

– Ориентация в пространстве! О, это нечто! – кричит оба-сан, с неодобрением поглядывая на внучку, не разделяющую её восхищения. – Наш робот знает что-где-куда с помощью пяти тысяч сенсоров! Половина из которых ультразвуковые, остальные – инфракрасные! «Глаз Аргуса» и рядом не топтался! Полизрачки – это кошмарное прошлое робототехники!

По лицу Юрико течёт кровь. Чужая едкая кровь. Зелёно-чёрная кровь, отвратительно пахнущая и вязкая. Юрико хочется спрятаться под горячими струями душа и выпить чашечку матэ. Оскаленная пасть – удар, рассекающий шипастое тело твари надвое – куски внутренностей, брызги жидкостей, фекалий в том числе. А если учесть, что кынсы питаются, дохлятиной и отбросами из мусорных контейнеров, то нетрудно представить, что вывалилось на девушку из желудка тотемного животного, чуда биоинженерной мысли.

– Наш «Тэнсукаку» это не какой-то там «Асимо» производства «Хонды», способный разве что на фрачных приёмах пожимать ладошки нуворишам и резать золотыми ножницами ленточки на презентациях. – Хрипит оба-сан, отдирая зубастую пакость от горла. – Наш боевой робот это нечто, милая моя!

«Глаза у него – словно красные плоды кагата, а из тела восемь голов, восемь хвостов выходят. А еще на теле мох и криптомерии растут. А длиной он – на восемь долин. На брюхо взглянешь – всё кровью сочится».

Бред. Сказка. В копях нет никакого робота. Оба-сан ведёт Юрико на верную смерть.

Радиация или кынсы? – выбирай, что больше нравится.

Бабушка смотрит на внучку и вздыхает:

– Юрико, в тебе нет ни капли libido sciendi!

К тому моменту, когда Юрико и оба-сан добираются таки к бетонным воротам хранилища, внучка люто ненавидит бабушку, и такой же приязнью относится к хвалённому боевому роботу.

42. НЕКРОЗ

– Кавайи!! Кавайи!!

Тупое обожание может довести до нервного срыва кого угодно, но только не Дзиро Токусацу.

А вот оскорбления… – данкон?! типатама?!

– Убейте его! Да так чтоб наверняка, чтоб не воскрес!

Молодые фениксы готовы исполнить любое приказание Дзиро. Любое!

Плащи с шелестом падают на бетонный пол котельной, рубашки тлеют и вспыхивают, обнажая юные тела. Руки стажёров светятся активированными татуировками, руки тянутся к связанному пленнику и…

…вот-вот! Сейчас!

– Здравствуй, мертвец.

Голос. Сильный, но негромкий – уверенный голос, голос человека, привыкшего командовать:

– Отзови своих псов. Разговор есть. Серьёзный.

Костюмчик пошива Du Pont de Nemour и ВНИИ полимерных волокон: комбинезон с капюшоном, средства защиты рук и ног, противогаз и радиостанция – Дзиро Токусацу, якудза не по рождению, но по смерти, стоит напротив Спитфайра, пожарного, достойно встретившего и проводившего жизнь.

Дзиро Токусацу не боится смерти, как не боится её, родимой, и Спитфайр – мертвецам Костлявая не страшна. Что случилось, то произошло – дважды, как говориться, в одну реку не наш метод и по колено.

Дзиро Токусацу по прозвищу Пузырь давно и глупо погиб. Очень давно и так же глупо. Так давно и глупо, что память иногда отказывалась предоставить отчёт о прошлом. Живой он был никому не нужным учителем географии, у него было глупое безобидное хобби – по вечерам он творил глобусы: из папье-маше, из древесины, из пластика и свинца, из биомассы и глины. Дзиро Токусацу, которого тогда ещё не называли Пузырём, обожал раскрашивать свои глобусы в разные цвета. У него был чёрно-белый глобус и глобус буро-синий. Оранжево-зелёный и розово-серый. Радужный и серебристо-оливковый. Много. Разные. Большие и маленькие. Идеально круглые и скорее кубические, чем овальные. Вот так вот сесть после трудового дня на циновку – и творить очередной глобус-шедевр. Это же счастье! – своё, только своё, никому и даром не нужное – зато никто не позавидует, никто не отнимет.

А потом…

…однажды, это было в среду, да-да, в среду, Дзиро переходил перекрёсток и засмотрелся на витрину с карликовыми деревьями (Дзиро всегда трепетно относился к бонсай). Да-да, перекрёсток и засмотрелся, там ещё были такие красивые сливовые деревца… – и внезапно, как-то очень неожиданно, спортивный пневмокар сбил Дзиро. Насмерть.

Если выражаться вычурно и для дам, то разукрашенный драконами «Хунь-тунь ZX» присосками колёс буквально расплющил учителя географии. А если сказать по существу и честно, то «ZX» рифлёным нанопротектором в мацу раскатал господина Токусацу по асфальту: кишки, кости, волосы и мозги – равномерным слоем от «зебры» до канализационного люка.

Из пневмокара вышел солидный бизнесмен. Измазав кончик трости дорожной пылью и закурив сигару, посмотрел бизнесмен на кровавое месиво под днищем «Хунь-тунь». Удручённо цокнул языком и вернулся в салон. Пыхнув сжатым воздухом, пневмокар прямо с места набрал сто двадцать кэмэ в час. В общем, убийца не стал дожидаться копов – наверное, опаздывал на деловую встречу. Да и потом никто не явился в полицию с повинной.

Подробностей своей смерти Дзиро, конечно, видеть не мог – он был уже мёртв. Но ему почему-то до сих пор кажется, что всё так и случилось, так и произошло: трость, сигара, месиво, отличная спортивная тачка.

– Псов отзови, да? – из подстёжки комбинезона Спитфайр достаёт длиннющую курительную трубку-кисэру: из нагрудного кармана – кожаный кисет. Прикуривает Спитфайр от указательного пальца.

…закурив сигару…

…измазав кончик трости…

Дзиро трясёт головой, прогоняя наваждение. Напротив Дзиро – мертвец. Такой же мертвец, как и сам Дзиро. И не более того. Напротив всего лишь кусок разлагающейся плоти – бывший профессионал, бывший пожарный, бывший муж и отец.

Если бы у Дзиро было чувство юмора, он пошутил бы что-то насчёт того, что мёртвые не потеют, не кусаются и всегда молчаливы. Но у Дзиро и при жизни были напряги с чувством юмора, а что уж сейчас-то. Если бы Дзиро любил просто так молоть языком и тревожить атмосферу глупыми ненужными словами, то он сказал бы какую-нибудь банальность, вроде «Трупы, наконец, встретились – чтобы убить недруг недруга». Но Дзиро Пузырь никогда не был особо разговорчивым малым.

– Ребятки, погодите пока. – Скалится Дзиро, чувствуя, как с него сползает маска-голограмма. Лицо его – не лицо вовсе, а шрамы и пустоты, какие бывают после того, как над телом похозяйничают кожееды и личинки двукрылых. – Я сказал, погодите!

Стажёры опускают руки, стажёры падают на колени, прорастают силовыми линиями-корнями в бетонный пол, но ни на миг не ослабляют захваты – крепко держат Акиру-феникса, который только и ждёт, чтоб трансформироваться в огненную пташку.

Спитфайр оглушительно хохочет, трубка качается в его губах как маятник, Спитфайр улыбается.

Дзиро рассматривает безумную гримасу мертвеца-профессионала. Дзиро знает, что точно такой же оскал сводит его собственные челюсти. Дзиро в курсе: умирать неприятно. Даже во второй раз.

Тогда, давно… – сколько времени Пузырь провёл, разлёгшись на асфальте – один Будда знает. Долго, наверное, лежал, марая кровью пыль. А потом пришёл босс, и сказал Слово, и Дзиро восстал, и на спине его была сточасовая татуировка якудзы. Это было давно. Очень давно. А сейчас…

…колибри вьются над головой Дзиро Токусацу.

Птицы-глаза. Птицы-шпионы. Птицы-оружие.

Да-да, Дзиро щёлкает себя точно меж карих очей – так он выпускает на волю ручных колибри. Два по шесть сантиметров тельца – быстрых и смертоносных – вылетают из синтоволоконных наростов-гнёзд. Колибри кружатся над черепом Дзиро и зависают в воздухе: обманчивая неподвижность – всё-таки восемьдесят взмахов крылышками в секунду.

Два жука выскальзывают из-под каски Спитфайра, цепляются лапками за уши мертвеца, чуток висят, скатываются по комбинезону хозяина. Задержавшись на кистях, ощупывают профессиональные татуировки и рубцы от ожогов. И шлёпаются на пол котельной и, перекувыркнувшись, выдергивают из пустоты шарики навоза.

Шарики не пахнут, – уверен Дзиро. – Конечно, не пахнут. Вообще ничем не пахнут.

Жуки-scarabaeus – внизу.

Колибри – вверху.

И вдруг из-под потолка падает молодой кынсы – и, спикировав, на лету проглатывает одну из пташек Дзиро: огромная пасть на мгновение ощеривается внушительными жёлтыми клыками и – хррр! – захлопывается.

Глупо.

Смертельно глупо.

Не проходит и секунды, как сибирский монстр буквально взрывается изнутри, кишками заляпывая балки перекрытий, фонтанчиком зелёно-чёрной крови проливаясь на якудзу и Спитфайра, грязными меховыми перьями осыпая недавних дуэлянтов. Это колибри выбирается наружу. Неуютно, видать, маленькой беззащитной птичке в желудке у хищника. Был кынсы, и нет его. Рожки да ножки от него остались, кусочки мелко изрубленного фарша да брызги.

А колибри летает себе, как ни в чём не бывало. Крылышки сверкают-блестят. Красивая пташка, декоративная и, главное, не маркая: сколько кровищи вокруг, а на колибри ни капельки, ни пёрышка.

Якудза и Спитфайр даже не пошевелились. Мертвецам смерть не в новинку, подумаешь.

Взгляды.

Некроз, омертвение тканей.

Победит сильнейший, победит лучший.

Композиционные ткани комбинезона – кевлар, терлон и армос – разваливаются на куски. Синий луч раздирает прогнившую грудь феникса, исчерпавшего ресурс. Луч бьёт по ногам якудзы, якудза падает лицом вперёд, тело его изламывается в пояснице, пятки запрокидываются вперёд – к голове, к вискам. Рифлёные трёхслойные подошвы кроссовок распахиваются лепестками голландских тюльпанов, за лепестками – пестики-тычинки, присыпанные жёлтой пыльцой. Отдельные крупинки пыльцы набухают прыщами и лопаются, выплёскивая сукровицу и гной. Гной вскипает, пар клубится над самоочищающимися подошвами и гнёздами колибри. Испарения разделяются на фракции красного, чёрного и болотно-зелёного цветов – и сплетаются, стягиваются в кабельную жилу. Тройная жила, как хлыст надсмотрщика, щёлкает в воздухе котельной и туманной дымкой устремляется к Спитфайру. Жила перехватывает синий луч, шипит, извивается, отклоняет энергию феникса от якудзы.

И, легко приподняв над угольной кучей, опрокидывает Спитфайра на спину.

Две силы – луч и хлыст.

Чья возьмёт?

Скарабеи катят свои шарики к якудзе. Хитин, лапки, хитин. И навоз, который ничем не пахнет.

Колибри атакуют Спитфайра, крылышками-бритвами отсекая куски мумифицированной плоти. На крылышках пташек свернувшаяся кровь.

Жуки перебирают лапками.

Жуки спешат.

Спитфайр приподнялся на локтях и с умилением наблюдает за вознёй ручных любимцев: молодцы, жучки, катите шарики, катите!

– Эра!!.. – кричит Спитфайр.

– Проф-ф-фе-э… – хрипит Спитфайр перерезанным горлом.

– …ээээсс-си… – синий луч гаснет под напором кабельной жилы, перевившей начальника депо от щиколоток до подбородка.

Колибри повисают над коленями Спитфайра: костная крошка, костная пыль – колибри пилят ноги фениксу.

Жуки перебирают лапками.

Жуки спешат.

Акиру всё также держат стажёры – ублюдки гиены и байбака – Масами и Арисава. Силой юной прихватили, крепко-крепко зацепили лейтенанта Оду непрогретыми талантами. Если мальцы не получив лицензии способны ТАКОЕ творить, то что с ними будет после инициации?!

Жуки спешат.

Жуки перебирают лапками.

Мало помалу – и вот они уже возле личика якудзы, возле пяток его, поблизости лепестков-подошв и корней тумана. Чёрный хитин. Шарики навоза.

Навоза ли?

Скорее уж окатыши, нашпигованные наномелинитом, а значит…

…вспышка!!

Доставка завершена. Спитфайр бесшумно хохочет – горло его вскрыто крылышками колибри, голосовые связки перерезаны. Спитфайр трясётся от хохота, и голова его отделяется от тела и катится по угольной куче, упираясь затылком в лезвие штыковой лопаты.

Взрыв!!

Вспышка.

Взрыв!

Дзиро Токусацу, которого Акира всегда считал своим другом и великолепным собутыльником больше нет.

Или есть?!

Есть подпорченный комплект обгоревших конечностей, полголовы, часть туловища – в общем, второсортный такой биоконструктор «Сделай сам» – для младшего школьного возраста, диск с инструкцией прилагается: мальчики и девочки, сейчас мы подключим сердечко к кровеносной системе, вкачаем шприцом спинной мозг – да-да, из фиолетового тюбика, а затем, мальчики и девочки, мы…

– Кавайи!! Кавайи!! – стажёры отпускают Акиру, стажёры уходят в личное пламя и огненным вихрем проносятся по котельной, материализуясь у останков Дзиро.

Будда, какие таланты! какие талантища! – Акира научился управлять кратковременными трансформациями только после двух лет непрерывного стажа. А мальчишки – до инициации!!

Колибри возвращаются в обугленные гнёзда – смешно наблюдать, как пташки-убийцы пытаются умоститься на обломках дымящегося черепа Дзиро.

Жуки-scarabaeus карабкаются по щекам Спитфайра, скарабеи возвращаются на исходную позицию – ныряют в височные провалы.

– Кавайи?!! Кавайи?!! Дзиро-сан?!

Визжат подшипники вагонеток – однозначно пора заменить. Стажёры причитают над останками Дзиро Токусацу. Но битва ещё не окончена – синий луч сражается с трёхцветным туманом, виток за витком отвоёвывая тело Спитфайра.

Акира напрягается и пережигает оптоверёвку. Теперь он свободен, теперь…

Стажёры поворачиваются к Акире.

…Убейте его! Да так чтоб наверняка, чтоб не воскрес!..

Молодые фениксы готовы исполнить любое приказание Дзиро. Любое! Даже после второй смерти якудзы.

Акира разминает затёкшие руки. И уходит в пламя.

43. ДОЛГ

Сначала Джамал шёл. Натыкался на преграды, цеплялся ногами за провода и шланги – падал, опять падал, и поднимался, и ещё раз поднимался – и брёл по ангару-инкубатору, выставив перед грудью руки.

И общепрофсоюзные «кошачьи глаза» и специфические «летучие мыши» снайперов наотрез отказались активироваться и…

…тьма, боль в колене, кровь на щеках.

А потом…

Как Джамалу удалось найти – и пройти!! – порталы, он так и не смог понять. Но удалось. В бреду он проскочил сквозь ультразвук, миновал СВЧ-излучение, потом снайпера накрыло вонючей волной дезинфекции, далее он на собственной коже профессионал ощутил эффективность электромагнитной защиты, и – наконец!! – со скрежетом, наружные диафрагмы разомкнули лепестки. Джамал прошёл сквозь маскировочную голограмму, имитирующую серую стену!

Свобода!

Нет, Джамал не страдает клаустрофобией, но всё-таки!

Теперь надо найти Сильвию и выбраться из Инкубаторов. Где Сильвия?! Как незамеченным проскользнуть мимо армии клонов?!

Джамал садится посреди асфальтовой дороги. Над ним – звёзды. Хорошая ночь, тёплая. Нельзя сидеть, нельзя. Надо идти – куда?! – а вот идти и всё!! Если не знаешь, что делать, просто сделай шаг вперёд!!

Шаг.

Шаг.

Ещё шаг.

Если не знаешь…

Шаг…

Лобок – одна сплошная рана-опухоль. Истёртая до мяса кожа, кровоподтёки, волдыри. А ещё – Джамала шатает. Сегодня он похудел килограммов на двадцать – за час. Сегодня он стал многодетным отцом – часа за два, не больше. Время. Всё зависит от времени.

Джамал падает на колени. Всё. Не подниматься, сдохнуть прямо здесь – меж тёмных глыб инкубаторов. Где-то рядом – крики-приказы, рёв движков, лязг траков, скрежет металла о металл – рядом. Где-то. А Джамал здесь. И ему пора умереть.