Таинственная история Билли Миллигана Киз Дэниел
– Вы не видели здесь парня? Высокого, в коричневом мокром плаще.
Один из них показал:
– Вроде бы туда пошел…
Она продолжала бежать по этому кругу, время от времени проверяя двери, выходящие на улицу, на случай, если он вдруг вышел из здания. Наконец она увидела Миллигана на внешней галерее.
– Стив! – закричала Ванда. – Подожди минутку! Мне надо поговорить с тобой!
– Не о чем нам говорить.
Ванда обежала его и встала между ним и бетонной балюстрадой, чтобы не дать ему прыгнуть.
– Доктор Кол говорит, чтобы ты вернулся.
– Да пошел он, этот толстобрюхий сукин сын!
– Он говорит, что все не так плохо, как ты думаешь.
– Уж куда там. Черта с два!
Он ходил взад-вперед, с ожесточением жуя резинку.
– Доктор Кол говорит, что ты сможешь поехать в Кентукки и доктор Уилбур поможет тебе.
– Сам он псих, и другие психиатры не лучше! Болтают какую-то чепуху о множественной личности! Это же бред. Дурака из меня делают.
Он сдернул с себя мокрый плащ, растянул его на большом оконном стекле и размахнулся кулаком, чтобы разбить окно. Ванда кинулась к нему, поймала за руку и повисла на ней, чтобы он не вывернулся. Она знала, что стекло ему нужно, чтобы зарезаться, хотя оно было очень толстым и его трудно было разбить. Скорее он сломал бы руку. Ванда прилипла к Миллигану, а тот старался стряхнуть ее.
Пока они боролись, Ванда старалась уговорить его вернуться, но Стив ничего не слышал. Намокнув от него и замерзнув, она наконец сказала:
– Слушай, я устала. Выбирай: или идешь со мной, или получишь по яйцам.
– Ты не сделаешь этого, – недоверчиво протянул Стив.
– Сделаю, – сказала она, не отпуская его руки. – Считаю до трех. Если не пойдешь со мной в клинику, я тебя ударю.
– Но я с женщинами не дерусь.
– Раз… два…
Ванда отвела колено для удара, Миллиган скрестил ноги, чтобы защититься.
– Ведь ты не ударишь, да?
– Ударю.
– Все равно я сделаю это, – сказал он. – Пойду наверх.
– Нет, не пойдешь. Не пущу!
Миллигану все-таки удалось освободиться, и он побежал к бетонной балюстраде. До земли было три пролета. Когда он добежал до края, Ванда рванулась к нему, одной рукой схватила за шею, другой за пояс и прижала к бетону, разорвав рубашку. В этот момент в нем словно что-то щелкнуло: Билли стал слабеть, опустился на пол, его взгляд остановился. Ванда поняла, что перед ней уже кто-то другой. Он заплакал, весь дрожа.
«Испугался», – подумала она, уже догадавшись, кто это.
Ванда обняла его и сказала, что беспокоиться не о чем:
– Все будет хорошо, Денни.
– Меня выпорют, – хныкал он. – Шнурки развязались, ботинки в грязи, все мокрое. Рубашку порвал.
– Хочешь пройтись со мной?
– Да.
Ванда подняла с пола его плащ, накинула на Денни и повела по дорожке к фасаду здания. Сквозь деревья была видна клиника на холме. Наверное, Миллиган часто видел оттуда это круглое здание.
Внизу на стоянке она нашла машину охранника: дверцы открыты, внутри никого.
– Хочешь посидеть в машине? Не стоять же под дождем.
Он попятился.
– Все нормально, Денни, это машина охраны. Клайд за рулем, ты его знаешь. Он ведь тебе нравится?
Денни кивнул и хотел сесть на заднее сиденье, но, увидев зарешеченное заднее стекло, напомнившее ему клетку, отпрянул и задрожал.
– Ладно, – сказала Ванда, понимая, что его беспокоит. – Мы оба можем сесть на передние сиденья и подождать, пока придет Клайд и отвезет нас.
Он тихо сел возле нее, оцепенело разглядывая свои мокрые брюки и грязные ботинки. Ванда оставила дверцы открытыми и включила фары, как сигнал, что они в машине. Вскоре на пандусе показался Клайд с Нормой Дишонг.
– Я вернулся в клинику и привез ее, – объяснил Клайд. – Мы были внутри, искали вас с Билли.
– Это Денни, – сказала Ванда. – С ним все в порядке.
2
Во вторник, 25 сентября, медсестра Пэт Перри наблюдала, как Билли разговаривал в холле с Гасом Холстоном. Холстон поступил несколько недель тому назад. Он и Билли знали друг друга по Ливанской тюрьме. Мимо прошли Лори и Марша, заигрывая с молодыми людьми. Лори, которая никогда не скрывала своей симпатии к Билли, теперь сделала вид, что интересуется Холстоном, чтобы заставить Билли ревновать. Сестра Перри, чьей больной была Лори, знала, что девушка влюбилась в Билли с момента его появления в клинике. Симпатичная, не особенно умная, она преследовала Миллигана, писала ему записки и сообщала персоналу, чем именно она и Билли когда-нибудь займутся. Лори даже распустила слух, что они собираются пожениться.
Со своей стороны, Билли никогда не обращал на нее особого внимания. Самый широкий жест, который он позволил, это дал Лори и Марше в начале недели пятьдесят долларов, когда они сказали ему, что у них нет ни гроша. За это они забрали в типографии его наклейки «Обнимите сегодня своего ребенка» и передали их в город.
Эйлин Мак-Клеллан, дневная медсестра Билли, была в тот день выходная, и за ним наблюдала ее сменщица, Кэтрин Гиллот.
Вскоре после того, как заботливая Гиллот заступила на дежурство, Билли спросил ее, можно ли ему прогуляться.
– Надо спросить у доктора Кола, – сказала она, – я сама не могу разрешить.
Билли ждал в комнате с телевизором, пока она консультировалась у доктора Кола, который решил поговорить с Билли. После нескольких вопросов о его настроении они решили, что он может погулять вместе с Гасом Холстоном.
Через полчаса Билли и Гас вернулись, потом пошли опять прогуляться. Когда Билли вернулся во второй раз, около шести часов, Гиллот была занята приемом нового пациента, но услышала, как Билли сказал:
– Та девушка кричала.
Она поняла, что это говорил не Билли. Голос был Дэвида.
– Что ты сказал?
– Ее обидят.
Гиллот последовала за ним в холл.
– О чем ты говоришь?
– Там была девушка. Я слышал, как девушка кричала где-то, когда я был на улице.
– Какая девушка?
– Не знаю. Их было две. Одна сказала Гасу, чтобы он отвел меня назад, потому что я мешал.
Гиллот понюхала его дыхание, думая, не выпил ли он, но дыхание было чистым. Несколько минут спустя ее позвали снизу. Миссис Гиллот спустилась вниз и увидела охранника, вводящего Маршу. Она отвела Маршу наверх, в ее комнату. От Марши пахло ликером.
– Где Лори? – спросила Гиллот.
– Не знаю.
– Где ты была?
– Не знаю.
– Ты выпила?
Марша опустила голову. Ее поместили в первое отделение – женское отделение строгого режима. Тем временем Билли переключился с Дэвида на Денни. Он разволновался, увидев Маршу одну, и выбежал из здания, чтобы найти отсутствующую Лори. Гиллот, тяжело дыша, побежала за ним. К тому времени, как она догнала его, охранник Гленн уже привел Лори. Он рассказал Гиллот, что девушку рвало, она лежала на траве лицом в рвоте.
– Она могла подавиться, – сказал он.
Гиллот видела, что Денни беспокоился о девушках. Она слышала, как в коридоре люди шептали слово «изнасиловали», но чувствовала, что никто из молодых людей не был достаточно долго на улице, чтобы что-то сделать с Лори или с Маршей. Она просто не верила этому. Когда в одиннадцать часов вечера она ушла, казалось, все успокоилось: обе женщины находились в первом отделении, Миллиган и Холстон спали в своих комнатах.
Когда Пэт Перри пришла утром на работу, слух уже разнесся по отделению и по всей клинике. Двух девушек нашли на холме, пьяных и без сознания. Одежда на Лори была разорвана. Кто-то сказал, что она жаловалась, будто ее изнасиловали.
В это же время Билли и Гас Холстон были на прогулке, и подозрение пало на них. Но почти все в отделении интенсивной терапии считали, что никакого изнасилования не было.
Вызвали полицию – для расследования прибыл наряд дорожных патрульных. Полицейские потребовали временно закрыть отделение, чтобы все мужчины были на месте для опроса. Доктор Кол поговорил с некоторыми из персонала. Билли и Холстон еще не проснулись. Вставал вопрос: кто скажет Билли об обвинениях против него и Холстона? Пэт Перри видела, что сам доктор не хочет этого делать. Все остальные тоже отказались. Перри не дежурила в тот день прошлой весной, когда Рейджен взорвался, угрожая санитарам осколком разбитого стакана, но другие помнили и боялись, что может случиться то же самое, когда Билли услышит новости.
Прежде чем говорить с каждым из них, доктор Кол запер дверь отделения. Холстон проснулся первый, и доктор Кол сказал ему, в чем его обвиняют. Потом он пошел к Билли и сказал ему то же самое.
Оба парня сначала удивились и даже обиделись, услышав такие обвинения, но время шло, и возбуждение их росло. Они стали испытывать страх, что их отправят в Лиму, что за ними придут из ФБР, что их опять посадят в Ливанскую тюрьму.
Весь день их старались успокоить. Персонал был рассержен этими нелепыми обвинениями. Ванда Пенкейк и Пэт Перри уверяли Холстона и Билли, что никто их не увезет. Но обе знали, что все это они говорят не Билли. Это был кто-то другой. Ванда была уверена, что это Стив.
В тот же день Пэт Перри дала Билли большую дозу амитала, стараясь держать его под контролем. В час дня он уснул. Казалось, все хорошо. Но в два часа дня оба парня опять заволновались. Билли переключался со Стива на Дэвида, который все время плакал. Потом он опять становился грубым и вместе с Холстоном мерил комнату шагами, раздражаясь, если кто-то подходил к ним. Каждый раз, когда звонил телефон, Билли вскакивал и говорил:
– Они идут за мной.
Билли и Холстон прошли к задней закрытой двери – пожарному выходу. Загородились столами и стульями, потом сняли с себя ремни и обмотали ими кисти.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь к нам подходил, – сказал Стив. – Иначе мы выломаем заднюю дверь.
Он взял стул в левую руку, держа его, как укротитель львов. Персонал понял, что ситуация выходит из-под контроля, поэтому была вызвана команда экстренной помощи. Пэт Перри услышала это по громкой связи. Она ожидала, что через некоторое время увидит восемь–десять охранников и санитаров из других отделений, которые придут на помощь.
– Бог ты мой! – воскликнула она, когда распахнулась дверь.
Там стояла целая толпа: охранники, санитары, сиделки, старшие врачи, люди из отделения психологии, которым здесь вообще нечего было делать, и из гериатрического отделения, которые никогда бы не пришли по кодовому сигналу, – всего около тридцати человек. Как будто все они только и ждали сигнала. Пэт подумала: «Словно зверя отлавливают».
Пэт и Ванда стояли рядом с Билли и Холстоном, которые не пытались причинить им вред. Но когда приблизилась толпа мужчин, парни стали размахивать стульями и угрожающе показывать кулаки, обмотанные ремнями.
– Не поеду в Лиму! – кричал Стив. – Ну надо же, все шло нормально, так нет, опять меня обвиняютв том, чего я не делал! Теперь мне никогда отсюда не выбраться. Никакой надежды.
– Билли, послушай меня, – сказал Кол. – Так нельзя. Успокойся, пожалуйста.
– Если только вы сунетесь, вышибем дверь, возьмем машину и уедем!
– Ты не прав, Билли. Такое поведение тебе не поможет. Тебя обвинили в этом деле, и все может плохо кончиться. Но так себя вести нельзя. Мы это так не оставим.
Билли отказался его слушать. Тогда его попытался уговорить старший психолог Дэйв Малависта:
– Послушай, Билли. Мы когда-нибудь допускали, чтобы с тобой что-то случилось? Мы так много времени потратили на то, чтобы изучить твой случай, так неужели ты думаешь, что мы позволим забрать тебя? Мы хотим помочь тебе, а не сделать хуже. Персонал не верит всей этой чепухе. У нас зарегистрировано время вашего отсутствия и время отсутствия девушек. Расследование закончится в твою пользу.
Билли опустил стул на пол и вышел из угла. Он успокоился, и люди ушли из отделения. Но вскоре Билли опять начал плакать. А Холстон продолжал демонстрировать враждебность. Он неистовствовал, кричал, что его увезут, чем еще больше расстраивал Билли.
– Для нас все потеряно, – сказал Холстон. – Меня и раньше обвиняли несправедливо. Вот подожди, они еще подберутся к нам исподтишка. Увезут отсюда, и глазом моргнуть не успеешь.
Персонал никогда так не нервничал. Все чувствовали: что-то должно случиться.
В три часа пополудни заступила новая смена, вместо молодых сестер пришли постарше – Эйлин МакКлеллан и Кэтрин Гиллот. Миссис Гиллот удивилась, услышав о расследовании по поводу изнасилования. Предупрежденная утренней сменой, она старалась успокоить обоих парней. Но время шло, и они опять занервничали, снова начался разговор о допросе и тюрьме, угрозы порвать телефонные провода, если кто-нибудь захочет позвать охрану, и выломать дверь на пожарную лестницу, если кто-нибудь придет за ними.
– Не хочу, чтобы все так кончилось, – сказал Билли. – Лучше умереть.
Гиллот сидела, разговаривая с Билли. Он попросил ее дать ему амитал. Она согласилась. Он отправился на пост за лекарством, а Гиллот отвлеклась на другого пациента.
Вдруг она услышала, как распахнулась задняя дверь, и увидела, как Гас Холстон и Билли Миллиган убегают по пожарной лестнице. Дежурная медсестра второй раз за день дала кодовый сигнал.
Вскоре какая-то медсестра позвонила и попросила Кэтрин Гиллот спуститься на третий этаж. Билли у них, и он просит позвать ее. Когда Гиллот пришла на третий этаж, она увидела, что четверо мужчин прижали Билли к полу перед лифтом.
– Кэтрин, – сказал он, – помогите мне. Не позволяйте им сделать со мной что-нибудь. Если они меня свяжут, придет Челмер.
– Нет, Денни. Челмер не придет сюда. Ты можешь сам пойти в свою комнату. Ты убежал из клиники. Ты сбежал, понимаешь? Поэтому тебя поймали и держат.
Он заплакал:
– Попросите их, чтобы они меня отпустили.
– Можете его отпустить, – сказала она мужчинам.
Охранники не спешили его отпускать, не зная, чего ожидать.
– Все нормально, – сказала Гиллот. – Он пойдет со мной. Да, Денни?
– Да.
Кэтрин отвела Билли в изолятор пятого отделения. Нужно было забрать у него личные вещи, но Билли не хотел отдавать ей шейное украшение с наконечником стрелы на нем.
– Вынь все из карманов. Дай мне твой кошелек, я его уберу.
В кошельке было довольно много денег.
Санитару отделения не терпелось поскорее запереть Миллигана, и он крикнул:
– Выходи, Кэтрин, а то запру тебя вместе с ним!
Она поняла, что все очень боятся парня.
Вскоре после того как Кэтрин вернулась в свое отделение, позвонила медсестра и сказала, что в изоляторе с Миллиганом что-то происходит. Он закрыл матрасом смотровое окно, чтобы в него не заглядывали, и персонал боится открыть дверь, чтобы посмотреть, что он делает. Не спустится ли она опять?
Кэтрин взяла с собой санитара, которого Билли знал, и крикнула через дверь изолятора:
– Это Кэтрин. Мне нужно войти к тебе. Не бойся.
Они вошли. Билли издавал булькающие, захлебывающиеся звуки. Наконечник стрелы был сорван с украшения и исчез. Разорванная цепочка валялась на полу.
Доктор Сэмми Михаэле приказал перевести Билли в комнату с кроватью, но когда в изолятор вошли люди, он им не дался. Потребовалось несколько человек, чтобы перевести его.
Миссис Гиллот осталась с ним в новой комнате. Она дала Билли выпить несколько чашек воды, и через несколько минут он выплюнул наконечник стрелы. Сестра сделала ему укол, Гиллот поговорила с ним еще некоторое время, заверив его, что придет опять, когда он немного отдохнет. Она ушла к себе в отделение, думая о Билли. Парень явно был перепуган.
На следующее утро, когда Ванда, Пэт Перри и Майк Руп заступили на дежурство, они узнали, что Билли и Холстон переведены в пятое отделение. Руп хотел навестить Билли, но из пятого отделения поступило сообщение, что Миллиган теперь их пациент и посещения сотрудников отделения интенсивной терапии запрещены.
Когда позвонила сестра Билли, Кэти, ей сказали, что случилась неприятность и Билли перевели в мужское отделение строгого режима. Билли не отпустят на ее свадьбу, которая намечена на завтра.
Эта история стала известна газетам. 3 октября 1979 года в «Коламбус ситизен джорнал» появилась статья:
«ПОЛИЦИЯ ВЫЯСНИЛА, ЧТО МИЛЛИГАН ФИНАНСИРОВАЛ ВЕЧЕРИНКУ
Мнение Стинциано
По мнению члена Законодательного собрания штата, Уильям С. Миллиган, так называемый насильник с множеством личностей, был одним из четырех пациентов, принимавших участие на прошлой неделе в распитии спиртных напитков на территории Афинского центра психического здоровья.
Как заявил конгрессмен-демократ от округа Коламбус Майк Стинциано, полицейское расследование показало, что это Миллиган дал двум пациенткам деньги, чтобы те купили ликер. Затем женщины, Миллиган и еще один пациент устроили вечеринку…
Как сказал конгрессмен, данная история означает, что “в Центре ослаблен контроль над дисциплиной”.
“Как я понимаю, в отчете полиции не будет доказательств того, что женщины были изнасилованы, – сказал в среду Стинциано. – Но там будет сказано, что Миллиган дал женщинам деньги, чтобы те купили ликер. Они ушли с территории клиники, купили спиртное и вернулись с ним…”
В пятницу лейтенант Ричард Уилкокс, начальник следственного отдела, сказал, что тесты на предмет изнасилования или интоксикации еще не завершены и не будут опубликованы до конца расследования.
Стинциано заявил, что источники, сообщившие ему о вечеринке, вполне надежны».
В тот же день писателю разрешили посетить пятое отделение. Миллиган не узнавал его, пока писатель не подсказал ему.
– Ах да, – сказал он с отсутствующим выражением лица, – вы тот парень, с которым говорил Билли.
– Кто ты? – спросил писатель.
– Не знаю, – пожал плечами Миллиган.
– Как тебя зовут?
– Похоже, у меня нет имени.
Они поговорили немного, хотя Миллиган не понимал, что с ним случилось. Были долгие периоды молчания, пока писатель ждал появления одной из известных ему личностей, чтобы получить нужную информацию. Через некоторое время «безымянный» сказал:
– Ему больше не разрешат рисовать. Остались две картины, и кто-нибудь их уничтожит, если они останутся здесь. Заберите их, если они нужны для вашей книги.
Миллиган вышел из комнаты и вернулся с двумя холстами. Одна картина, без подписи, осталась не закончена. Это была мрачная картина ночи: черные деревья на фоне синего неба, черный сарай и извилистая дорога. На другом холсте – яркий красочный пейзаж, подписанный: «Томми».
– Так ты Томми? – спросил писатель.
– Я не знаю, кто я.
3
На следующее утро Алан Голдсберри получил повестку явиться в Окружной суд по гражданским искам в Афинах, к судье Роджеру Дж. Джоунсу.
Помощник генерального прокурора Дэвид Белинки ходатайствовал от имени штата Огайо перевести Миллигана в Лиму, в клинику для душевнобольных преступников. Гаса Холстона должны были вернуть в Ливанскую тюрьму.
Голдсберри обратился к судье Джоунсу с просьбой дать ему время переговорить со своим клиентом.
– Я убежден, что мистер Миллиган имеет право знать о требовании прокурора и согласно параграфу 5122.20 имеет право потребовать немедленного слушания. Поскольку он не был поставлен в известность, я хочу от его имени заявить, что он имеет право присутствовать на слушании. Мне кажется, его собираются лишить этой возможности.
Судья не согласился, и Белинки вызвал в качестве единственного свидетеля Расселла Креминса, начальника охраны в Афинском центре психического здоровья.
– Мистер Креминс, вы знаете о каких-либо оскорблениях действием, нанесенных Миллиганом кому-либо из персонала клиники и имевших место в последнее время?
– Да. У меня есть рапорты от… от одного человека, М. Уилсона, санитара клиники, а также от офицера Клайда Барнхарта, дежурившего в тот вечер. Дата этого инцидента – двадцать шестое сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Меня беспокоит надежность содержания мистера Миллигана в изоляторе, где он сейчас находится.
– Как лицо, отвечающее за безопасность, уверены ли вы в том, что сможете задержать мистера Миллигана в случае попытки к бегству?
– Да, охрана сможет задержать его.
– Имеете ли вы точные сведения о том, что случилось в день побега? – спросил Белинки.
– Да, имею. Мистер Миллиган и другой пациент, мистер Гас Холстон, взломали дверь приемного покоя, где они проходили лечение. Стулом был сбит замок с двери на пожарную лестницу, и они побежали вниз. Миллиган и Холстон побежали на стоянку, где у Миллигана была машина, он открыл дверцу и хотел сесть в машину…
По его словам, Миллигану не дали сесть в машину, тогда Миллиган и Холстон побежали к холму. Троим охранникам удалось поймать Миллигана и вернуть его в пятое отделение.
Выслушав показания Креминса, судья Джоунс удовлетворил ходатайство генеральной прокуратуры отослать Миллигана в Лиму.
4 октября 1979 года, в два часа дня, на Билли надели наручники и, не дав ему времени ни с кем попрощаться, кроме доктора Кола, увезли его за 180 миль, в Лиму, в Государственную клинику для психически ненормальных преступников.
Глава двадцать третья
1
5 октября 1979 года, «Коламбус диспэч»:
«ВЫСОКОЕ НАЧАЛЬСТВО ТОРОПИТСЯ С ПЕРЕВОДОМ МИЛЛИГАНА
Как стало известно из надежного источника, прямое вмешательство Департамента по проблемам психического здоровья ускорило перевод Уильяма С. Миллигана, насильника с множественной личностью, в Государственную клинику строгого режима в Лиме.
Наш источник сообщил, что приказ о переводе вышел после того, как представитель Главного управления по проблемам психического здоровья, Коламбус, штат Огайо, несколько раз звонил в Афинский центр психического здоровья, где Миллиган содержался в течение десяти месяцев.
Источник также добавил, что один звонок был от директора отдела психического здоровья Тимоти Морица… Два члена законодательного собрания штата – демократ Майк Стинциано и Клэр Болл-младшая – неоднократно заявляли, что программа лечения насильника была слишком мягкой.
В четверг и Стинциано, и Болл одобрили решение перевести Миллигана на лечение в Лиму, но Болл добавила: “Я удивляюсь лишь тому, почему его так долго не переводили?”
Стинциано сказал, что он будет продолжать следить за делом Миллигана, чтобы быть уверенным, что Миллигана не выпустят из учреждения строгого режима, пока он не перестанет представлять опасность для общества».
Через день после перевода Миллигана судья по гражданским делам в Ланкастере С. Фаррелл Джексон вынес решение по ходатайству Миллигана о снятии обвинения в ограблении аптечного магазина:
«Суд считает, что бремя доказательства безумия Уильяма С. Миллигана на день 27 марта 1975 года лежит на обвиняемом Уильяме С. Миллигане… После тщательного анализа всех доказательств суд не может считать, что 27 марта 1975 года Уильям С. Миллиган был безумен и поэтому не мог оценить ситуацию в свою пользу и осмысленно признать себя виновным. Следовательно, решение суда являлось справедливым, и ходатайство Уильяма Стэнли Миллигана об отзыве его признания виновным не может быть удовлетворено».
Голдсберри подал жалобу в апелляционный суд четвертой инстанции на основании того, что судья Джексон неправильно оценил вес показаний – мнения четырех высококвалифицированных психиатров и психолога против единственного мнения доктора Брауна.
Он подал жалобу и в Лиму, штат Огайо, в суд округа Аллен, заявляя, что его клиенту не дали возможность переговорить со своим адвокатом и что он был переведен в учреждение с более строгим режимом без надлежащего судебного процесса.
2
Неделю спустя в окружном суде округа Аллен, где арбитр должен был рассмотреть ходатайство Голдсберри о возвращении Миллигана в Афины, писатель впервые увидел Билли в наручниках. Это был Учитель. Он застенчиво улыбался.
Оказавшись в комнате наедине с Голдсберри и писателем, Учитель рассказал о своем лечении в Лиме за последнюю неделю. Доктор Линднер, директор по медицинской части, поставил диагноз «псевдопсихопатическая шизофрения» и прописал стелазин, психотропное лекарство из группы торазинов, которое только способствовало расщеплению личности.
Они разговаривали, пока судебный пристав не сообщил им, что арбитр готов начать слушание. Голдсберри и Билли попросили разрешить, чтобы писатель сидел за столом с ними, напротив помощника генерального прокурора Дэвида Белинки и свидетеля от штата Огайо, доктора Льюиса Линднера – худощавого, с узкой бородкой и острыми чертами лица, на котором поблескивали очки в металлической оправе. Он смотрел на Миллигана с неприкрытой насмешкой.
После короткого обмена мнениями между защитниками и арбитром последний вынес решение – руководствуясь лишь законом, без заслушивания свидетельских показаний. Поскольку судья Джоунс ранее определил, что подобающим местом госпитализации является клиника в Лиме, и поскольку к концу ноября Миллигану будет предоставлено право дать свидетельские показания на пересмотре его дела по истечении 90-дневного срока, принимается временное решение: через шесть недель суд решит, является ли Миллиган все еще психически больным и нужно ли содержать его в Лиме.
Учитель обратился к суду:
– Я знаю, что должен ждать, когда смогу возобновить лечение. Мои врачи говорили мне в течение последних двух лет: «Ты должен хотеть помощи от людей, которые могут помочь тебе. Ты должен полностью доверять своему врачу, своему психиатру, своей лечащей бригаде ». Я лишь хочу ускорить суд, чтобы возобновить лечение.
– Мистер Миллиган, – сказал арбитр, – позвольте мне ответить вам. Я полагаю, вы ошибаетесь, утверждая, что не можете получить надлежащее лечение в клинике Лимы.
– Послушайте, – сказал Билли, глядя в упор на доктора Линднера, – пациент должен хотеть лечиться, хотеть получить помощь от человека, прежде чем он ее получит. Пациент должен доверять этому человеку. Я не знаю этих врачей. Я не доверяю им, исходя из того, что они мне уже сказали. Мои врачи утверждают, что не верят в мою болезнь, и я боюсь возвращаться туда и ждать суда там, где меня не собираются лечить. Да, меня будут лечить, но от другой психической болезни. Мои врачи ясно дали мне понять, что не верят в множественную личность.
– Таково мнение медиков, – сказал арбитр, – и сегодня мы не готовы к дискуссии, хотя ваш адвокат может представить вашу точку зрения на повторном слушании. И тогда суд должным образом рассмотрит вопрос и решит, является ли Лима подходящим местом.
После слушания писатель и Голдсберри посетили Билли в Лиме. Они прошли через металлоискатель, у них обыскали портфели, затем они миновали две зарешеченные двери и в сопровождении санитара пришли в комнату для свиданий. Вскоре охранник привел Билли.
Это все еще был Учитель. За время двухчасового визита он рассказал писателю о событиях в Афинах, приведших к расследованию по поводу предполагаемого изнасилования, и описал свой перевод в Лиму.
– Однажды вечером обе девушки сидели в холле и говорили о том, что у них нет ни работы, ни денег. Мне стало жаль их – наверное, по глупости. Я предложил им передать в город пачку наклеек на бампер и пообещал заплатить за работу. Половину наклеек они передали, и я заплатил. Через четыре дня девушки куда-то исчезли. Они хотели напиться, пошли в магазин и купили бутылку рома. Мне можно было выходить на улицу только с сопровождающим – членом персонала или пациентом, который мог уйти под расписку, если он был согласен пойти со мной. Мы с Гасом Холстоном пошли на улицу. Кэтрин отметила время ухода. Она сказала, чтобы мы гуляли не более девяти-десяти минут. Мы вышли и обошли вокруг здания. На улице я почувствовал себя неуютно, поскольку в то время «распался».
– Кто появился? – спросил писатель.
– Денни. Холстон, кажется, испугался и не знал, что со мной делать. Он не знал, в чем моя проблема. Прохаживаясь вокруг здания, мы услышали, как девушки зовут Гаса и меня – они называли меня Билли. Когда девушки подошли к нам, они были очень-очень пьяные. У одной в руке была, кажется, бутылка пепси. Она была светлее, чем обычно, наверное пустая. От них пахло спиртным.
Учитель рассказал, как одна из девушек, понимая, что это Денни, а не Билли, прижалась к Гасу и сказала:
– Отведи это недоразумение обратно и приходи к нам.
Гас сказал, что не может прийти к ним, но прежде, чем он и Денни отошли от них, одну из девушек вырвало прямо на рубашку Гаса, и немного даже попало на брючину Денни. Тот отпрыгнул, чувствуя отвращение, и закрыл лицо руками. Гас закричал на девушек. Он и Денни повернулись и пошли в здание. Девушки сначала пошли следом, хихикая и ругая их, потом направились в сторону кладбища.
– Вот и все, что было, – сказал Учитель.
Он не может ничего сказать о Холстоне, но сам он ни разу не тронул ни одну из девушек.
По его словам, восемь дней, проведенных в Лиме, были адом.
– Я запишу, что случилось здесь со мной, и перешлю вам записи.
Когда посещение закончилось, Учитель прошел через металлоискатель с целью проверки на что-либо недозволенное, что могли принести посетители. Он повернулся к писателю и помахал ему рукой:
– Увидимся в конце ноября, на следующем слушании. А за это время я напишу вам.
Писатель попытался увидеться с доктором Линднером и поговорить с ним, но тот ответил по телефону довольно неприязненным тоном:
– Известность не пойдет на пользу его лечению.
– Мы не ищем известности, – ответил писатель.
– Полагаю, нет смысла обсуждать это, – сказал Линднер и положил трубку.
Когда писатель попросил разрешения присоединиться к группе, которая будет знакомиться с клиникой в Лиме накануне ноябрьских слушаний, отдел связи с общественностью разрешил ему. Однако за день до экскурсии ему позвонили и сказали, что доктор Линднер и заведующий Хаббард аннулировали разрешение. Отдел охраны уведомлен о том, что писателю вообще запрещен вход на территорию клиники. На вопрос о причинах запрета помощник генерального прокурора Дэвид Белинки сказал, что администрация клиники подозревает писателя в передаче Миллигану наркотиков. Позднее формулировка причины была изменена на следующую: «терапевтическая целесообразность».
3
30 ноября было холодно, землю покрыл первый снег. Окружной суд в Лиме находился в старом здании, и хотя зал № 3 был достаточно большой, чтобы вместить около пятидесяти человек, осталось много свободных мест. Повторное слушание по делу Миллигана было закрытым, в том числе и для прессы, но за дверью поджидали телекамеры.
Учитель, в наручниках, сел между своими адвокатами. Помимо адвокатов суд разрешил присутствовать в качестве наблюдателей только Дороти, Делу Муру и писателю. Присутствовали также Джеймс О’Грейди, помощник прокурора от округа Франклин, Уильям Джен Хэнс, представитель Комиссии по условно-досрочному освобождению, штат Огайо, и Энн Хенкинер, адвокат-наблюдатель от Юго-Западного центра психического здоровья в Коламбусе.
Судья Дэвид Р. Кинуорти, чисто выбритый, приятный молодой человек со строгими чертами лица, напомнил историю многочисленных слушаний дела, начиная с 4 декабря 1978 года, когда Миллигана оправдали по причине безумия, и до сегодняшнего дня, почти год спустя. Кинуорти сказал, что слушание проводится в соответствии со статьями нового кодекса штата Огайо, параграф 5122, раздел 15.
Читать бесплатно другие книги:
