Досье на Крошку Че Донцова Дарья

Глава 3

Стащив с крыши Снапа, вытянув из ежевики Хуча и поймав Банди, я вернулась домой, накормила собак, потом послонялась по гостиной и решила приготовить ужин. Если честно, кулинария не является моим хобби, но сегодня мне решительно нечем заняться. От тоски можно с ума сойти! Полная вдохновения, я ринулась на кухню. Повариха Катерина в отпуске, греет косточки на солнышке, у кастрюль прыгает Ирка, а наша домработница варит еду без вдохновения. Я же сейчас приготовлю нечто – пальчики оближешь и проглотишь. Одна беда, не помню наизусть рецепта, впрочем… Я схватила телефонную трубку.

– Алло, – ответила моя подруга Оксана сонным голосом

– Спишь?

– Ну… отдыхаю. Что случилось?

– Дай рецепт того вкусного блюда из риса.

– Пиши, – зевнула подруга.

Я схватила листок. Оксана из тех людей, которые всегда помнят, как и что готовить. Вот сейчас Ксюта находится в полусонном состоянии, а рецепт диктует.

– Берешь ветчину, – перечисляла подруга, – граммов сто и слегка ее обжариваешь на масле, без разницы каком, только без аромата. Потом кладешь туда зеленый горошек, ну… граммов сто пятьдесят и риса около стакана. Только рис ошпарь кипятком. Перемешиваешь и заливаешь либо водой, либо бульоном, жидкости полтора стакана. И ставишь в духовку.

– Все?

– Угу.

– Так просто?

– Ага! Ой, самое главное, за две минуты до того, как вынуть готовое блюдо, раскроши туда приправу Кнорр «Крошка Чеснок». Получается жутко вкусно. Да, чуть не забыла, когда вытащишь сковородку, посыпь сверху тертым сыром.

– Спасибо.

– На здоровье, – еле слышно ответила Оксанка и отсоединилась, похоже, она снова заснула.

Я в момент приготовила еду, вдохнула умопомрачительный аромат чеснока – любимая приправа, как всегда, не подвела, а потом растянулась на диване в гостиной и попыталась заняться чтением, но ровно через пять минут глаза у меня стали закрываться. Последней мыслью, промелькнувшей в голове, было воспоминание о незапертой входной двери, но встать я уже не смогла. Тут же на спину прыгнул Хуч, Черри, сопя от удовольствия, влезла на подушку, рядом с моей головой Банди нагло протиснулся под плед и прижался спиной к животу хозяйки, Снап захрапел в ногах, Жюли воробышком пристроилась около Хуча. Если думаете, что спать в центре собачьей стаи комфортно, то жестоко ошибаетесь. Наглые псы облепили хозяйку, словно объявления столб, но пошевелиться не хватало сил.

В декабре темнеет рано, а рассветает поздно, поэтому, проснувшись, я никак не могла понять, какой день стоит на дворе: еще воскресенье или уже понедельник? И сколько сейчас времени? Утро или вечер? В конце концов мне удалось вытащить из-под Банди правую руку. Пошарила слева, но привычной тумбочки не оказалось на месте. Удивившись донельзя, я раскрыла глаза, наткнулась взором на незанавешенное окно и сразу сообразила: сейчас еще воскресенье, просто я от скуки заснула на диване в гостиной. На улице почти стемнело, дома, похоже, никого нет. Ладно, пойду сделаю себе кофе. Интересно, куда подевались Ирка и Иван, неужели до сих пор толкутся на избирательном участке?

Внезапно до уха долетел странный звук: тук-тук-тук.

Не успела я сообразить, что к чему, как Жюли подлетела к огромному окну и принялась яростно лаять.

– А ну перестань, там никого нет! – велела я собаке, но к йоркширихе моментально присоединился Хуч.

Пришлось подойти к стеклу, упереться в него лбом и попытаться увидеть хоть что-нибудь в темном саду. Ясное дело, различить во дворе ничего не удалось, да и откуда бы около дома взяться людям? Калитка плотно закрыта, ворота тоже, в домофон никто не звонил. Нет, надо спокойно отправиться на кухню, налить в чайник воду, заварить кофе.

– Гав, гав, гав! – заливалась Жюли.

– Тяв, тяв, тяв! – вторил ей Хучик.

Даже всегда спокойный Снап занервничал и тоже потрусил к подоконнику.

Если честно, я не очень люблю оставаться одна дома. Наш особняк довольно велик, и, если сидишь на втором этаже, совершенно не слышно, что творится на первом. Конечно, в Ложкине спокойно, да и всегда можно нажать на тревожную кнопку, вызвать охрану. Однако мне все равно комфортней, если в здании есть еще люди. А уж коли псы начинают беспричинно беспокоиться, моя тревога возрастает во много раз.

– Никого там нет, – решительно заявила я, испытывая явный дискомфорт, – замолчите, скандалисты…

Конец фразы застыл на кончике языка.

Думаю, вы бы тоже перепугались, увидав с внешней стороны стекла абсолютно плоское лицо с уродливо широким носом и белыми щеками.

Поняв, что хозяйка застыла от ужаса, Жюли затряслась от ярости, Хуч быстро спрятался за меня, Снап растерянно завертел головой (ротвейлер тугодум, он не способен мгновенно оценить ситуацию и решительно сделать правильный вывод). Вот питбуль совсем иной: Банди сообразил, что хозяйке, скорей всего, грозит опасность, и, сопя, полез под диван – так, на всякий случай, от греха подальше. А Черри даже не пошевелилась, но не от храбрости, пуделиха к старости стала невероятно ленива и приобрела вселенский пофигизм, по большому счету Черричку волнуют лишь завтрак и ужин, на все остальное она давно махнула лапой.

– Ой, мама! – заорала я и бросилась в прихожую.

Господи, куда подевался брелок с тревожной кнопкой? Начальник местной охраны велел постоянно носить его с собой. Но, ясное дело, я оставила его в холле, сунула не помню куда… Кажется, в ящик со щетками для ботинок. Раззява, идиотка! Вот теперь понадобилось вызвать бравых парней в камуфляжной форме, а как это сделать?

Лихорадочные поиски брелока прервал звонок домофона. Я подскочила к экрану и увидела на нем Катю Тришкину – девочку, потерявшую серьгу. В создавшейся ситуации, окутанная паутиной страха, я была рада любому человеческому существу, даже Кате, решившей по непонятной причине нанести нам визит.

– Открываю, – крикнула я и в мгновение ока распахнула створку.

– Еще раз здрассти, – кивнула Катя. – Ой, какой прикольный!

Хучик, мгновенно сообразивший, что его похвалили, гордо вскинул круглую голову, выпрямил спину, а потом начал рьяно скрести плитки пола задними лапами, словно говоря: «Да, вы видите перед собой замечательного, красивого, невероятно обаятельного мопса в самом расцвете сил».

– Ой, у вас много собачек! – обрадовалась Катя, увидав остальных членов стаи, медленно подтянувшихся в холл.

Но мне было не до псов.

– Ты одна?

– Угу, – кивнула девушка.

– Скажи, никого не видела у нас во дворе?

– Не-а.

Я села на пуфик и перевела дыхание.

– Фу!

– Что-то случилось? – насторожилась Катя.

– Понимаешь, случайно заснула на диване… Кстати, который сейчас час?

– Четыре.

– Ну, надо же! Столько продрыхала!

– Погода меняется, – пожала плечами девушка, – снег пошел. Наверное, давление упало, вот вас в сон и бросило.

– Может, и так, – согласилась я. – Но, проснувшись, увидела в окне жуткое страшилище! Морда словно блин, нос блюдцем…

Катя хихикнула:

– Это я.

– Что «я»?

– К стеклу прижалась, нос и расплющился, – пояснила Катерина.

– Зачем? – с огромным облегчением спросила я. – Ты решила меня напугать?

– Нет, конечно. Случайно вышло – хотела с вами поговорить, вошла во двор…

– У нас и калитка, и забор заперты.

– Так перелезть-то – раз плюнуть.

– Действительно, – пробормотала я. – Но почему в домофон у ворот не позвонила?

– Я тут давно хожу, – пожала плечами Катя. – И на кнопку нажимала, и в дверь барабанила – ни ответа ни привета. Осмотрелась вокруг, вижу, «Пежо» стоит. Вот и подумала: дома вы сидите, небось телик смотрите и ничего не слышите. Подошла, к стеклу прижалась, еле-еле вас различила, приметила, как с дивана встаете, постучала осторожненько…

– Понятно, – перебила я Катю, – недоразумение выяснилось.

– Вы одна? – неожиданно поинтересовалась девушка.

– Да, если не считать собак.

– Они не люди.

– Верно.

– Болтать не станут.

– И это правильно.

– Значит, можно говорить спокойно, – кивнула Катя, – пошли. Где лучше посидеть? В кабинете? У вас же, наверное, есть рабочая комната?

– Нет, только спальня.

– Ладно, – кивнула Катя, – тогда побеседуем в гостиной.

Не дожидаясь ответа хозяйки, Катя села в кресло, обозрела обстановку и изрекла:

– А у вас не богато. Мебель российская, люстры не от Сваровски, и ковров нет.

– Совершенно не хочу отдавать бешеные деньги за то, что можно купить за умеренную цену, хрусталь не люблю, а от шерстяных половиков начинаю кашлять, – невесть по какой причине стала я объяснять наглой девице.

– Ага, все так говорят, а потом понимаешь: просто бабок на приличные вещи не хватает.

– Послушай, – возмутилась я, – ты зачем пришла? Я не ждала гостей, да еще таких капризных. Если желаешь посмотреть на светильники, усыпанные гранеными стекляшками, ступай к Сыромятниковым – вон их дом громоздится, за елями. Вот там в каждой комнате «красотища»: бронзовые торшеры в виде обнаженных прелестниц, пледы из норки и прочая чепуха.

– Мне о вас рассказывали, – перебила меня Катя. – Вы случайно разбогатели, получили наследство. Так?

Сколько бы я ни объясняла, что деньги Макмайера достались Наташке и моим детям, люди все равно считают именно меня богатой женщиной[3], поэтому решила, что спорить сейчас со странной гостьей пустое дело, и просто промолчала.

– Но вам скучно сидеть просто так, – абсолютно не смущаясь, продолжала Катя, – поэтому и работаете агентом по специальным поручениям.

– Кем? – вытаращила я глаза.

– Ой, ладно притворяться! – отмахнулась девушка. – Весь поселок в курсе, о вас много чего болтают.

– Догадываюсь, – буркнула я. – На чужой роток не накинешь платок.

– Во, правильно! – закивала гостья. – По мне, тоже так: пусть врут чего хотят. А правда, что ваш хахаль ментовский министр?

– Александр Михайлович наш друг, он полковник милиции, – каменным голосом ответила я. – А ты, деточка, зачем явилась? Какую газету представляешь? «Желтуху» или «Клубничку»? Кому я сейчас интервью даю?

Катя захихикала:

– Не, я учусь в школе. Вы Лику Солодко знаете?

– Ликусю? Конечно! Мы дружим. Жаль, редко встречаемся, – заулыбалась я. – То у меня дела, то у нее очередная свадьба. Ликуся у нас девушка пламенная, сколько раз выходила замуж, и не упомнить. Кстати, откуда тебе известна ее фамилия «Солодко»? Лика была Ковалевой, потом Ермоловой, Шлыковой, Шелатуниной, Аржашиковой, Нистратовой, потом вроде Солодко, если, конечно, я не путаю порядок. Может, Ликуся сначала стала Аржашиковой, а потом Шелатуниной? Кстати, после Солодко она…

– Попала в тюрьму, – вдруг тихо сообщила, проявив осведомленность, Катя. – И сгнила бы там, но вы ее выручили[4].

– Лика ни в чем не виновата!

– Ага, но судья решила иначе.

– Ликуську подставили!

– И никто, кроме вас, ничего не понял! – стукнула маленьким кулачком по подлокотнику кресла Катя.

– Так откуда ты все-таки знаешь Лику? – удивилась я.

Катя нахмурилась.

– Она собиралась выйти замуж за моего папу, но потом он, идиот лысый, женился на Соньке. Вы же детектив, особый агент. Или я ошибаюсь?

– Ну…

– Только не врите!

– Послушай, детка… – вскипела я.

– Лучше вы меня послушайте! – внезапно как-то жалобно пискнула Катя. – Так вот, Лика велела вам передать: «Дашута, помоги Катьке». Она и сама вам позднее позвонит, если, конечно, не забудет. У Лики, вам же известно, в голове сквозняк свищет.

Я села в кресло, положила ногу на ногу и велела:

– Начинай, я вся внимание.

Надо отдать должное Кате: она стала говорить спокойно, четко и без уводящих в сторону подробностей. Вкратце история выглядела так.

Катин отец, Игорь Семенович Тришкин, не всегда был богатым человеком. В свое время он служил простым сотрудником в НИИ, мирно протирал брюки за письменным столом с десяти утра до шести вечера. У него имелись жена Юлечка и дочка Катенька.

Юля работала художницей. Вернее, мозаисткой: молодая женщина делала картины из кусочков камня, которые потом крепились к фасадам домов или на внутренние стены зданий. Многие, наверное, помнят клубы или холлы крупных предприятий, украшенные мозаикой. Как правило, это были изображения молодых людей: юноши держали в руках тубусы[5], циркули и огромные линейки, девушки сжимали голубей, а впереди живописной группы помещалось изображение человека лет сорока, который нес над головой спутник или ракету. Впрочем, встречались разные варианты. Например, если предприятие выпускало шины, то рабочий мог вздымать ввысь колесо, а мозаичные панно во Дворце культуры ткацкой фабрики украшала дама с рулоном материи.

Юля зарабатывала намного больше мужа, но она любила Игоря, поэтому никаких споров в семье по поводу денег не возникало. Все у Тришкиных шло хорошо: подрастала лапушка-дочка, имелась квартира и небольшая дачка… Вот на фазенде, расположенной в старом московском поселке, и произошла трагедия.

Юлечка очень любила дачу, каждую свободную минуту она торопилась туда и с огромным удовольствием занималась интерьером. В начале девяностых годов прошлого века покупка даже самой обычной настольной лампы превращалась в авантюрное приключение, поэтому Юлечка предпочитала делать вещи собственноручно. Она плела абажуры, шила занавески, ткала ковры и, естественно, украшала домик мозаикой.

Катя совсем не помнила маму, но бабушка, свекровь Юли, часто рассказывала внучке о невестке. Подняв очки на лоб, Лидия Константиновна вздыхала и говорила девочке:

– Руки у твоей мамочки были золотые, за что ни бралась – дело спорилось, ей все удавалось. Вот гляди: сколько лет прошло, а скатерть словно новая.

– Ее мама сшила? – спрашивала Катюша, великолепно зная ответ.

– Да, мой ангел, – кивала Лидия Константиновна. – Юлечка была талант, не то что остальные…

Тут бабушка хмурилась, потом оглядывалась и шепотом говорила:

– Давай я тебе еще про мамочку расскажу…

– Да, да, – кивала Катя и в сто первый раз слушала мерную речь бабуси.

К десяти годам девочка была уверена в том, что ее мамочка – самая талантливая, самая умная, самая красивая, самая лучшая. Нина, папина вторая жена, равно как и Тамара, третья его супруга, в подметки Юлечке не годились.

– Как она меня любила… – горько вспоминала Лидия Константиновна. – Никогда не перечила, не спорила. Я ведь, Катюша, когда ты родилась, сразу с работы не ушла – до пенсии тянула, стаж терять не хотела. Приду домой, а Юлечка между плитой и холодильником скачет, колокольчиком заливается: «Мамочка, давай чайку налью… я тебе картошечки пожарила, селедочку разделала». Святая девочка! Не зря говорят, что господь к себе лучших быстро забирает.

На этой фразе к глазам Лидии Константиновны подступали слезы, и Катюша кидалась к аптечке за каплями.

Девочка знала, что ее мама погибла в автомобильной катастрофе.

Дело было так. Юля поехала на дачу. Сошла с электрички, и тут начался дождь. Она не захотела мокнуть и «проголосовала» на дороге, села к незнакомому водителю в машину, да еще на переднее сиденье. То ли шофер был неопытен, то ли резина на колесах оказалась лысой, но «Волгу» занесло, и автомобиль на полной скорости свалился в кювет. Юлечка погибла на месте. Что случилось с незадачливым водителем, Катя не знала, подробностей о происшествии бабуся никогда не рассказывала.

Папа горевал недолго и вскоре женился на Нине. Потом поменял вторую супругу на третью, Тамару, затем отправился в ЗАГС с Евгенией. И вот теперь, не так давно, вновь сыграл свадьбу – с Соней.

Во время последней церемонии случилось крайне неприятное событие.

Сначала все шло как обычно. Не успели гости спокойно усесться за столом и начать поглощать неизменный салат оливье, как в зал влетела растрепанная Евгения с большим пакетом в руке.

– Ой, я опоздала! – заверещала экс-супруга. – Простите, кругом пробки!

Никто не удивился, что ее позвали на торжественный ужин. Все супруги Игоря сами уходили от мужа. Если честно, они ему просто наставляли рога и убегали к другим мужчинам. Но Тришкин патологически незлобив и по-детски откровенен. С изменницами он сохранял хорошие отношения, чем безумно бесил Лидию Константиновну. В особенности мать Игоря возмущало то, что сын продолжал материально поддерживать нахалок.

– Тамарка посмела хахаля в семейную спальню привести, – взывала старуха к гордости сына, – а ты к ней на день рождения с подарком направился!

– Да ладно, ма, – отмахивался Тришкин, – худой мир лучше доброй ссоры.

– Тамарка мерзавка! – не успокаивалась Лидия Константиновна. – Ведь не от тебя родила, зачем же денег дал на малышку?

– В долг, – уточнил Игорь, – на пару лет.

– Пусть бы в банке брала, – еще больше злилась старушка.

– Там процент платить надо, – отвечал неразумный сын.

– Верно, а тебе и возвращать сумму не понадобится, – качала головой Лидия Константиновна. – Одна была у меня невестка, Юлечка любимая, остальные утки голодные, черви отвратительные!

Игорь вздыхал и уходил.

– Утки птицы, – однажды встряла в беседу Катя, – у них же крылья есть!

Бабушка повернулась к внучке и зло рявкнула:

– У этих нет! У них лишь три горла имеется!

Потом Лидия Константиновна спохватилась, обняла внучку и быстро сказала:

– Прости, маленькая. Просто я очень любила твою маму.

Глава 4

Одним словом, никого не удивил приход Евгении на свадьбу. Быстро положив сверток на специально отведенный для подарков столик, бывшая мачеха шлепнулась на стул около Кати и спросила:

– Чего куксишься?

– Голова болит, – отвернулась девочка.

Из всех папиных жен спокойно общаться Катя могла лишь с Тамарой. Нину девочка не помнила, Евгению просто не переносила. Впрочем, экс-супруга Игоря платила падчерице тем же, она старалась не замечать дочь мужа. Но сейчас Женя решила быть милой.

– Надеюсь, тут свободно? – улыбнулась она.

– Угу, – кивнула Катя.

Хоть бабушка и велела внучке во время церемонии изображать на лице радость, но Катя никак не могла заставить себя улыбаться.

– Ну и славно, – засмеялась Женя. Она выпила стопку водки, потерла руки и деловито спросила: – Салат свежий, не пробовала? Какой вкуснее, оливье или с рыбой?

– Не знаю, – процедила Катя.

– Сама что ела?

– Ничего, – пожала плечами девочка.

– Брезгуешь, – радостно констатировала Женя и снова влила в себя порцию «беленькой». – И правильно!

– Просто не хочу.

– Сонька не нравится?

– Нормально.

– А по-моему, лахудра, – припечатала Евгения, опрокинула очередной стопарик, а затем принялась жадно поглощать разносолы.

Вскоре Катя с легкой брезгливостью отметила: бывшая жена папы, похоже, наклюкалась. Собственно, пребывая еще в роли «мамочки», она в последнее время сильно увлеклась алкоголем. Что, впрочем, не помешало ей удрапать от вполне положительного Игоря к какому-то спортсмену. Нет, бабушка права, подумала Катя, в жизни папы имелась лишь одна нормальная женщина – Юлечка.

– А где жаба? – неожиданно поинтересовалась Женя и, икнув, снова глотнула горячительного, на этот раз приложившись к коньяку.

– Ты о ком? – удивилась Катя.

– О Лидке, – заплетающимся языком пробормотала бывшая мачеха.

Катя заморгала, и Евгения уточнила:

– О мамахене Игорьковой, о лягушке и змее в одном флаконе. Вот уж в чем Соньке не позавидовать – сожрет ее Лидка, как нас всех схарчила. Пережует и выплюнет. А Игоряха, маменькин сынок…

– Не смей так говорить о бабуле! – взвилась Катя. – Сама ты жаба!

Вообще-то Катюша достаточно хорошо воспитанная девочка, она отлично знает, какие слова не следует говорить взрослым. Но у младшей Тришкиной сильно развито самолюбие, она никому не позволит себя обидеть, а тем более – оскорблять обожаемую бабусю!

– Молчи, шмакодявка! – распахнула глаза, под которыми размазалась, тушь, Женя. – Рот захлопни!

– Сама заткнись! – пошла в бой Катя.

– Ишь, разошлась «доченька», – прошипела Женя и наступила шпилькой на мысок замшевой туфельки Кати. – Получи, маленькая дрянь! Господи, сколько времени мне хотелось тебе по морде надавать… Только примечу твою кислую рожу, ладонь так и начинала чесаться! Ты, Катька, сучка! Очень хорошо знаю, что ты жабе про меня брехала. На, жри!

Женя схватила салатницу и вытряхнула ее содержимое Кате на колени. Девочка молча дернула обидчицу за юбку. Тонкий шелк лопнул, получилась здоровенная дырка, от которой в разные стороны побежали «дорожки».

Женя заорала.

Ее звонкий голос перекрыл речь тамады, гости начали озираться. Лидия Константиновна, зорко следившая за официантами, кинулась к скандалистке.

– Катюша, что случилось? – спросила она у внучки.

– Ерунда, – тихо ответила девочка.

– Господи, ты уронила на себя тарелку!

– Пустяк.

– Сейчас уберут, – засуетилась бабуся.

– Эта шлюшка порвала мне юбку, – зашипела Женя, тряся перед бывшей свекровью полой испорченной вещи.

– Евгения, успокойся, – сухо сказала Лидия Константиновна.

– Знаете, сколько костюмчик стоил? Дорогой прикид был, пока ваша внученька не постаралась: дернула со всей дури, вот ему и капут пришел.

– Как тебе только не стыдно! – с чувством произнесла Лидия Константиновна. – Небось за гвоздь зацепилась.

– Да вы у макаки этой сами поинтересуйтесь, – пошла вразнос Женя. – А ну отвечай, обезьяна, кто мне юбку изуродовал?

– Я, – твердо ответила Катя. – И еще раз с удовольствием то же самое проделаю. Сейчас заодно и кофту твою в лапшу изрежу!

– Слыхали? – торжествующе уперла руки в бока Женя. – Во нахалка, даже не отрицает!

Лидия Константиновна всплеснула руками:

– Катенька! Неужто правда?

– Да, – сквозь зубы ответила девочка.

– Уж не выпила ли ты спиртного? – испугалась бабушка.

– Нет.

– Немедленно извинись перед Женей, – велела Лидия Константиновна, – а потом сбегай в гардероб да принеси мой палантин, пусть Евгения им прикроется. Очень стыдно.

– Да, – закивала бывшая жена Тришкина и вдруг скомандовала, заикаясь от переизбытка то ли злости, то ли алкоголя в крови: – На к-к-колени, м-м-мерзавка!