Черно-белый танец Литвиновы Анна и Сергей
…Листы с оценками повесили на входе высоко – с земли и не увидишь. Нужно на бордюр забираться.
А снизу виден только частокол черных пятнышек – двойки. И целые грядки депрессивных синих троек.
Парни лезли на бордюр молча. Только бледнели, увидев оценку.
Девочки визжали и охали.
– У меня ноги дрожат, – пискнула Настя. – Я упаду…
Сеня подхватил ее под мышки, приподнял.
– Вижу! – возликовала Настя. – «Четыре»!
– Везет же! – зашелестела толпа.
Сеня уже успел рассмотреть: зеленые четверки редки, словно подснежники в истоптанном ближнем Подмосковье.
Он осторожно опустил Настю на землю. Искренне сказал:
– Молодец! Поздравляю!
И наконец полез на бордюр сам. Увидел оценку. Не поверил глазам. Достал экзаменационный лист – сверять номер.
– Что? Что? Что у тебя? – прыгала внизу Настя.
– А-бал-деть, – выдохнул Сеня.
И закрыл лицо руками.
Сеня в тот год оказался единственным абитуриентом, кто сдал вступительные экзамены на все пятерки.
Настя получила, кроме четверки по сочинению, еще одну – по обществоведению, и тоже поступила – хватило полупроходного балла.
Дед на радостях подарил ей норковую шубу и путевку в Чехословакию.
А Сеня переплатил бешеные деньги за билет на поезд и уехал до самого первого сентября в Южнороссийск.
Глава 3
Он ненавидел Капитоновых. О, как он их ненавидел!
Сытые, самодовольные, подлые номенклатурщики.
«Смирись. Не обращай внимания. Живи, будто их нет», – советовал ему разумный внутренний голос. Но другой голос говорил, что он никогда не сможет их забыть. Они всегда были перед глазами: старик – вальяжный, усмешливый, строгий. Его жена – вертлявая, со змеиным взглядом. Их дочка – истеричка в мехах. Царьки, императоры, полубоги. За что?! За что им все это? За какие заслуги – кирпичный дом, высокие потолки? Заграничные поездки? Полный холодильник продуктов – особых, «не для народа»?! А главное – за что им приоритет? Приоритет – всегда и во всем. За что? Почему?
Только такие, как Капитоновы, ценились. Оберегались. А все остальные – миллионы простых людей – не ставились и в грош. Быдло. Винтики. Ничтожества.
Однажды он стал свидетелем аварии: черная, такая же, как у Капитоновых, «Волга» с блатными номерами протаранила «жигуленок». Осколки, кровь, покореженное железо… В «волжанке» ехала очередная партийная шишка, в «жигуленке» – простая семья, скопившая на автомобиль годами жесткой экономии.
Примчалась «Скорая». Одна.Растерянный гаишник метался вокруг врачей: «В „Жигулях“ – девочка. Ей очень плохо!»
Девочку даже не осмотрели:
– Ждите. Будет еще машина.
«Скорая» забрала партийца из «Волги» (у того и повреждений никаких не было – так, пара царапин) и умчалась, оглашая окрестности сиреной.
Вторая машина прибыла только через двадцать минут. Девочка в «Жигулях» к тому времени уже умерла.
И после этого ему советуют «не обращать внимания»?
Не дождетесь. Он отомстит им. Он сотрет с лица земли всю их породу.
Скоро. Очень скоро.
1983 год, декабрь
Первого сентября, когда Настя собиралась на первую в жизни лекцию, дед провозгласил:
– Ну, Анастасия… Теперь у тебя начинается интересная жизнь.
Но вот уже первый семестр заканчивался, а ничего интересного пока не происходило. И стоило ли так стремиться поступить на этот факультет?!
Настя снова проспала первую пару. И на вторую тоже не спешила. Валялась в постели, обложившись журналами «Семья и школа». Журналы – скучнейшие, сплошь кулинарные рецепты и советы, как изготовить детские поделки. Настя их и не читала – так, проглядывала. А мозги при этом кипели от всяких мыслей. Мысли – глупые и бессвязные. «Мещанские», – как говорит Сеня Челышев.
С какими брюками носить новую сиреневую кофточку? Как подкатиться к деду, чтобы достал билеты на «Юнону и Авось»? Стоит ли брать на ночь «Доктора Живаго» – чушь какая-то, когда книгу только на двенадцать часов дают, не успею прочесть, да и страшно: вдруг бабка или мать увидят? Разговоров не оберешься.
«Лучше о деле думай!» – ругала себя Настя. Но о делах думать не хотелось. Не очень-то они шли, эти дела… Зачем вот было первую пару прогуливать? Ведь лекция по античке… Посещаемость – ладно, подружки обещали отметить. Но античку сдавать надо. Совсем скоро, на первой сессии. Семьдесят вопросов учить, и гору литературы перечитывать. А Настя пока только Вергилия и осилила – редкостная скучища…
Женя-Эжен называет Настю диковинным словом: «перфекционистка». «Что тебе все неймется? Татьяной Тэсс, конечно, не станешь. А статейки пописывать – большого ума не надо. Вставляй только вовремя: «Взвейся!» да «Развейся». И всех делов».
Эжен – сторонник патриархата. Уверяет Настю, что ей идут пассажирское место в машине, дорогие дубленки с опушкой и сапоги на шпильке. «Занимайся, Настенька, чем нравится, а на бирюльки тебе я сам заработаю». Женя давно намекает: дождемся, когда тебе восемнадцать стукнет – и под венец. Но венец – особенно с Эженом – тоже далеко не предел мечтаний.
Хотя кто спорит: приятно, когда он заезжает за ней в универ на новеньких синих «Жигулях»-«шестерке». Аль Бано и Рамину Пауэр по четырем колонкам слушать тоже приятно. Если бы Женя только слова песен не уродовал: «Пересчитай! Тебе недодали сорок копеек, пересчитай!» Совсем не смешно. А больше всего Настю бесило, что Эжен в ресторанах чаевые до копейки высчитывает. Да еще с таким важным видом: «По этикету полагается оставлять от пяти до десяти процентов. Но этот хмырь и на четыре процента не наработал».
Достает новенький калькулятор и отсчитывает ровно три процента от суммы. А официант посылает им на выходе снисходительно-насмешливый взгляд… Настя однажды сказала Жене высоколобую фразу – два дня ее обдумывала:
– Зря ты пытаешься насаждать западную культуру на российской почве!
А тот только расхохотался, чмокнул ее в щечку:
– До чего ж приятно иметь дело с умной девочкой!
А сама Настя и рада была бы не иметь с ним никаких дел. Но… Никакой достойной замены Эжену она пока не встретила.
Приезжие красавчики отпали сразу. И не только потому, что мать сказала: «Ты, Настя, с лимитчиками будь поосторожней…» Настя тут же, из духа противоречия, подружилась с Генкой из Камышина. И что? Генка – татарин, поступал по национальной квоте. Вступительные сдал на трояки. Одевается плохонько, живет в общаге. Но Насте на его национальность, тройки и одежду – плевать, был бы человек интересный. Только мозг у Генки тоже на троечку работает. Большой театр обозвал мракобесием, Высоцкого – актеришкой и бездарным клоуном. А сам до сих пор не научился деепричастные обороты запятыми выделять.
Москвичи, спору нет, смотрятся приличней. Только и с ними у Насти пока не ладилось.
Подругам она снисходительно говорила: «Да ну, выбрать не из кого. Ассортимент скуден». И только самой себе – по страшному секрету – признавалась: симпатичных парней уже расхватали другие. И у Насти в сравнении с этими другими не было никаких шансов… Разве мальчикам нравятся пегие волосы? Нравится, когда девушки не умеют поддержать острый разговор? Нравится танец в «две ужимки, два прихлопа» – а по-другому Настя не умела? Хорошо хоть, с «упаковкой» у нее проблем нет: дед без звука достает все, что надо. И кроссовки, и джинсы, и дутую куртку, и итальянскую косметику «Пупа». Девочки из инженерных семей завидуют. А парням на ее одежки, кажется, наплевать.
Но более всего Настю беспокоила другая проблема. Старая проблема, еще из детства. У нее по-прежнему не обнаруживалось никаких талантов. Да, в университет она поступила. Собрала в кулак все силы и всю волю. Но, видно, свои ресурсы этим поступлением она исчерпала… Никаких склонностей у нее не обнаружилось и здесь. Не считать же за талант «добротные статьи»?
Или ей просто на факультете неинтересно? Античную литературу читать скучно, а уж заучивать здоровенные куски из Гомера, как требовалось к коллоквиуму… А чего стоят дурацкие реактивы на фотоделе? А второй иностранный язык – французский?! Там с одними временами – уже умрешь, для каждого глагола свои правила.
– Скучно мне учиться, – пожаловалась Настя деду после месяца учебы.
Тот среагировал мгновенно:
– Если скучно, переводись. Туда, где интересно. Например, в МИСИ. Возьмут мгновенно.
И разразился целой лекцией: о том, как важно найти дело своей жизни. (Мама, слушавшая деда вместе с Настей, потом прошипела: «Попробуй только из МГУ уйти. Забыла, чего нам всем это стоило?!»)
Настя иногда завидовала Сеньке Челышеву. Вот уж оптимист! Ходит в драных ботинках, живет в общаге, стреляет по двадцать копеек до стипендии. И над античкой – как все, зевает, и зачет по фотоделу завалил: с препом поссорился. Но физиономия-то у него всегда довольная-а!..
Сеня балдел. Балдел от Москвы, от университета, от общаги. Если бы еще море здесь было… А то ездили в сентябре на подмосковные водохранилища: ну и убожество! Сплошной ил, до противоположного берега – рукой подать, и пахнет не солью, а болотом.
И в метро ему не нравилось. Сидят все какие-то каменные. Уткнутся в «Правду» и делают вид, что интересно. Красная площадь и улица Горького, конечно, впечатляли. Но гулять по ним, как по родной южнороссийской набережной, почему-то не хотелось.
А вот общага Сеню вполне устраивала, хотя другие кляли тесные комнатки, вонючие кухни и текущие ванны. Чего зря ныть? Все равно других вариантов нет и не предвидится. Хотя трех метров личного пространства, конечно, было маловато, и «самопроизвольный» (то горячая вода, то холодная) душ раздражал.
Раздражало еще, что вечно не хватало денег, а девчонки постоянно напрашивались в бар «Москва» и умильными глазками смотрели на ценник: «Коктейль «Шампань-коблер» – 80 копеек ». Как откажешь? Да и самому Сене коктейль нравился – не то что тошнотворный общаговский портвешок «Три семерки».
Стипуху по результатам вступительных экзаменов ему положили повышенную – шестьдесят рублей. Но даже младший научный сотрудник – и то сто двадцать рублей получает. А студенту ведь куда больше нужно, чем инженеру! И в кино, и в театр, и кроссовки, и сигареты, и девочек, опять же, прогулять…
Питанием Сеня не злоупотреблял. Покупал раз в неделю кусок «Российского» или «Костромского» – вот и готовы ужины, самые серые макароны сгодятся, если их как следует сыром засыпать. Хлеб с майонезом и колбаса (якобы «Докторская») тоже особо не разоряли. А вот походы в кафе «Оладьи» на улице Герцена постоянно высасывали деньги. Но пижонам-однокурсникам ведь не скажешь: «Не могу в «Оладьи» – капусты нет». Вот и приходилось крутиться.
Журналистикой пока зарабатывать не получалось, хотя Сеня посылал свои заметки и в «Огонек», и в «Ровесник», и в «Студенческий меридиан». Изо всех изданий пришли вежливые письма. Подписаны различными литконсультантами, общий смысл такой: «Молодец, способности есть, но публиковаться тебе рановато, совершенствуй покуда перо».
Разгружать вагоны его тоже не взяли – конкуренция, бляха-муха… Велели позже приходить, когда мышцу накачает. И почтальоном устроиться не получилось – временная прописка подвела.
А фарцевать Сеня не захотел сам (хотя предлагали) – не по нему занятие. Вот и приходилось подрабатывать совсем уж «по-черному».
На первом поезде метро он выезжал куда-нибудь на окраину, на последнюю станцию метро: «Ждановскую», «Варшавскую», «Медведково»… Главное, подальше от общаги, чтобы свои не заметили. Надевал темные очки, расправлял огромную сумку – и с упорством партизана обыскивал местные питейные закутки. Обследовал веранды в детских садах, детские площадки во дворах, школьные стадионы… Кто говорит, что все пустые бутылки алкоголики собирают – на опохмелку? Алкоголики с ранья спят. По крайней мере, утренние вылазки всегда приносили Сене не меньше трешки. А трюльника – и на кино хватит, и на оладьи с орехово-шоколадным соусом, и даже на «шампань-коблер» себе и девушке.
…Университетские девушки Сене нравились, но с поправкой. Среди них было много симпатичных, а некоторые – вообще красоты неземной, аж в дрожь бросало. Но очень уж все они – advanced, черт его знает, как это слово перевести на русский. Курят, как паровозы, пьют портвейн и пиво – и слова сказать не дают. То Камю цитируют, то Сэлинджера. А он еще на Настьку Капитонову злился, что та выпендривается! Да Настена в сравнении с ними – просто лапочка-Дюймовочка. Перекрасила бы свои пегие волосы – вообще конфетка была б.
С Настей Сеня перекидывался парой-тройкой фраз. Но пить кофе не звал. Нужен он ей со своим кофе, когда ее после занятий встречает Эжен, сын англичанки. В фирменном джинсовом костюмчике, да на синей новенькой «шестерке»! А Капитонова, царица Савская, триумфально грузится в машину под завистливыми взглядами прочих девчонок. «Нужна она мне, – думал Сеня. – Время еще на нее тратить… Да и что нового от нее можно услышать? Как здоровье у бабки Шапокляк? Спасибо, неинтересно».
Но выручать Настю Сеня продолжал – когда мог. Помогал с русским языком. По мере сил натаскивал ее по французскому. Объяснял, что, на его скромный взгляд, не ладится с ее журналистскими материалами: «Ты пишешь, будто тебя происходящее совершенно не касается. Будто стоишь у окна, смотришь на пейзаж, описываешь, а тебе на него, в общем-то, наплевать. И на людей, которые мимо проходят, и на машины, и на закат… А ты – ты во всем этом соучаствовать должна, поняла?..»
– Что же мне теперь – на завод идти? Наладчицей? – щетинилась Настя.
– Нет, конечно, – горячился Сеня. – Но ты должна поставить себя на место этой наладчицы. Представить, каково это: жить в общежитии и всю зиму ходить в осенних сапогах…
– Ладно, Аграновский, – буркала Настя. – Ерунду ты какую-то говоришь… Да еще с важным видом.
Но, может, он и говорил ерунду, а Настины статьи, как заметил Сеня, постепенно улучшились. Стали более живыми и «сопричастными».
«Я как Настькин старший брат, – усмешливо думал Сеня. – Помогаю «сестренке», подтягиваю. А она, по идее, должна за мной посуду мыть и мои старые вещи донашивать. Ну, в общагу, на посудомытие, ее не заманишь. А джинсов у нее и у самой полно – причем новых».
…Но заношенные почти до сквозных дыр «Левисы» (те самые, единственные, в которых Арсений прибыл из Южнороссийска) Настя попросила у Сени сама.
Под Новый год на факультете задумали устроить карнавал. Секретарь комитета комсомола предложил – сколько, сказал, можно одними капустниками да дискотеками обходиться?
На первом этаже повесили грозное объявление: «Без карнавальных костюмов на новогодний вечер вход воспрещен». И преподаватели немедля стали жаловаться на «упавшую дисциплину» – девчонки лекции напролет обсуждали, кто в каком наряде придет.
Безусловное лидерство захватили «принцессы». Самый простой вариант для первокурсниц. Берешь выпускное платье (обычно длинное и пышное). Нашиваешь на него пару пелеринок-оборок, клеишь из фольги корону – и готова принцесса. А еще можно у замужних сестер свадебное платье выпросить, раскрасить гуашью – и вообще получится даже не принцесса, а просто королева!
«Можно еще Пеппи Длинныйчулок нарядиться! И Арлекиншей! Или лисой Алисой!» – щебетали девчонки.
«Принцессы из меня уж точно не получится, – решила Настя. – Настоящей принцессе нужны царственная походка и надменность во взоре. Увы, не обладаем-с».
И она решила одеться Гаврошем. Или хиппи. Видела она этих хиппи на Калининском проспекте и в стеклянном кафе на улице Кирова, и очень ей их костюмчики показались…
Замысел свой Настя держала в тайне, а то на факультете народ ушлый, идею мигом сопрут.
Настя попросила у Арсения стертые до ниток джинсы. Прорвала пару потертостей до откровенных дырок. Излишек длины отчекрыжила ножницами – и подшивать срез не стала. Зато вышила штанины разноцветными цветочками. Специально наблюдала за редкими хиппарями. Подметила, что основные элементы их костюма чрезвычайно просты. Вязаную полосочку на лоб – так называемый хайратник – можно связать самой. Фенечки-браслеты из бисера тоже плетутся элементарно. А «ксивник», нагрудный пакет для паспорта, ей даже изготавливать не надо – дед недавно фирменный из Франции привез.
Костюм дополнили кеды, разбитые на школьных уроках физкультуры, и непонятного цвета футболка, которую Настя откопала на антресолях. Гаврош-хиппи был готов.
Бабушка чуть в обморок не упала:
– Настя? Ты что-о, с этими выродками… с хиппарями связалась?
– Нет, бабуль, – терпеливо отвечала Настя. – У нас на факультете костюмированный бал.
На разговор заглянула мама, скептически осмотрела наряд:
– Фу. Ничего другого придумать не могла? Хоть бы принцессой нарядилась – вон, выпускное платье в шкафу висит!
– У нас полкурса – принцессы.
– Вот они и найдут себе принцев, – постановила мама. – А ты стенку подпирать будешь. Смотри, хотя бы Женечке в таком виде не показывайся. И штаны с собой запасные возьми, а то в такой рванине и в милицию заберут.
В общем, «положительный настрой» был создан… и на факультет Настя ехала с большой опаской. Может, и правда все смеяться начнут?
Но хипповско-гаврошистый костюм имел бешеный успех. Принцессы-близнецы окружили Настю плотной толпой, разглядывали джинсы, щупали фенечки, просили примерить хайратник. Парни – все, как один, выряженные пиратами, – просили позволения засунуть руку в прорванные в джинсах дырки. А инспектор курса, одетый Ломоносовым, отозвал Настю в сторонку и строго сказал:
– Молодец, молодец, Капитонова… Я оценил. Но надеюсь, это просто шутка, и ты не перенесешь этот костюм в… м-м… обычную жизнь?
Настя, довольная оглушительным резонансом, ринулась в новогодний бал. Она загадала: если костюм пройдет «на ура» – значит, мечта ее сбудется.
Мечта заключалась в синеглазом Валерке со второго курса.
Валера нравился ей давно. Сначала Настя в него заочно влюбилась – прочитала его передовицу в факультетской газете. И ничего вроде особенного, просто мысли о визите в Россию американской школьницы Саманты Смит. Но почему-то прямо в глазах щипало, когда Настя читала «об обычной девчонке – оказывается, такой же, как и мы все». А уж когда ей этого Валеру девицы показали, Настя и вовсе «поплыла». Какие глаза – огромные, с грустинкой… Фигура даже лучше, чем у мускулистых дурачков из видика. Одна беда – вокруг него всегда плотный кокон поклонниц. Девицы как на подбор. Все высокие, длинноногие, блондинистые… Куда до них Насте!
«Но карнавальная ночь срывает все маски!» – весело подумала она.
…Валера нашелся на втором этаже, у перил мраморной лестницы. Подле него вилось несколько однотипных красоток – разумеется, одетых в костюмы принцесс. «До чего же они одинаковые, – снисходительно подумала Настя. – Будто из инкубатора. Из инкубатора пустоголово-толстогубых блондинок».
И Валера, и его принцессы посмотрели на нее с интересом. Настя расслышала реплику: «Костюмчик – обалдеть!»
«То-то, гражданки принцессы! Это вам не к выпускным платьям оборки пришивать. Прямо сейчас к нему подойти или все-таки белого танца дождаться?»
Пока Настя раздумывала, к ней подскочил Арсений Челышев. Одет он был, как все парни, пиратом. Но в отличие от прочих капитанов Бладов, ему пиратский костюм был к лицу. Тельняшка сидела как влитая, и видно было, что пятна мазута на ней не камуфляжные, а заработанные на утлых моторках, в честных схватках с морями-океанами.
– Привет, Гаврош! – радостно сказал Сеня. – Не могу сказать, что тебе идет эта рвань, но забавно. И с выдумкой.
– Настоящим журфаковцем стал, – отметила Настя.
– Это почему?
– Да потому. Только у нас так умеют – скажут, и не поймешь: похвалили тебя или обругали.
– Но тебе правда не очень-то идет этот стиль! – разгорячился Арсений. – Обноски какие-то… Я бы знаешь как тебя нарядил? Юнгой! Белые брючки, белая курточка, матроска с лентами… Хочешь, привезу тебе из Южнороссийска? У нас на рынке такой костюм купить можно. Шмоньковцы продают.
– Это еще кто? – фыркнула Настя.
– Пацаны из мореходного училища. Все, заметано! Только бы размер твой найти… Не знаю, есть ли у них такие маленькие.
– Ладно, модельер… вези, – милостиво разрешила Настя. Ее хорошее настроение сегодня никто не испортит! Даже Арсений со своими горе-комплиментами.
Настя с трудом дождалась, когда начнутся танцы. Пока шли быстрые, вместе со всеми топталась в кругу, пела в общем хоре: «Во-от! Новый по-во-рот! Что он нам не-сет? Пропасть или взлет?!»
«Машину времени» перебивали выкрики: «С Новым годом! Ура-а!» И Настя тоже вопила: «Happy new year!!!» А сама никак не могла дождаться медляков. Нет, не будет она сегодня подпирать стенку! Мама, как обычно, ее принижает…
И точно, едва заиграл машино-временевский «Костер», к ней сквозь толпу пробился верный Арсений:
– Потанцуем, прекрасный Гаврош?
Эх, был бы на его месте Валера!
– Потанцуем… капитан Флинт.
Настя вполуха слушала Сенину болтовню. Задумавшись о своем, пару раз наступила ему на ногу – повезло Арсению, что кеды у нее мягкие.
Но вот наконец и белый танец объявили.
К Сене тут же подскочила вертлявая Наташка (очередная принцесса):
– Позвольте, господин пират?
Польщенный Сеня кивнул Насте и заскользил в Наташкиных объятиях. Настя подняла глаза и увидела, что она стоит как раз рядом с Валерой и его длинноногими поклонницами.
«Карнавальная ночь срывает все маски!» – повторила про себя Настя.
И улыбнулась своему принцу:
– Потанцуем?
Валерины принцессы приняли напряженные позы. А сам Валера мазнул по ней равнодушным взглядом. Настя с ужасом увидела: глаза его – мутные, зрачки – крошечные. Пьяный? Или того хуже – под наркотиками?!
Но отступать было некуда.
– Ну, потанцуем? – дрогнувшим голосом повторила она.
– Отвали, замарашка, – небрежно процедил Валера.
И отвернулся от нее к своим принцессам.
Настя не помнила, как очутилась на первом этаже, в туалете. Как срывала с себя ненавистные хипповские фенечки. Как топила в унитазе мерзкий хайратник. Ей еле удалось выбраться из драных джинсов – руки дрожали, ноги подкашивались. Голову разрывало: «Ненавижу! Гад! Сволочь!» Перед глазами стояло равнодушное лицо Валеры и снисходительно-сочувственные взгляды его прихлебательниц.
Настя натянула черные брючки и свитер – спасибо бабке, все-таки сунула ей в рюкзачок нормальную одежду… Вышла из кабинки. Долго полоскала лицо ледяной водой. Волосы мокли, холодные струи текли за шиворот. «Простужусь. Воспаление легких. Потом туберкулез. И хорошо. Хорошо! Умереть, покончить со всем! И никого из них больше никогда не видеть!»
Ненавижу их всех: и маму с бабкой – вот ведь накаркали про ее карнавальный костюм! И Сеньку-пирата ненавижу – он тоже ее рванью назвал. А особенно мерзкого Валеру с его пустыми глазами. «Да я… Да я все деду скажу! Он ему устроит! Дед что угодно может! Его скоро в ЦК выберут! Он этому Валере такое устроит! Эта скотина вообще из университета вылетит!»
Настя почувствовала, что на глазах снова проступают только что смытые слезы. Нет, надо бежать, пока в туалет никто не пришел. Куда вот только – бежать? Ладно, главное – отсюда. Прочь с поганого факультета.
Настя вышла из туалета, пробилась сквозь толпу ряженых и вышла в морозный вечер.
У памятника Ломоносову однокурсники давили водочку.
– Настька! Дуй к нам! Мишка «андроповку» наливает!
Настя никогда раньше не пила водки. Ну вот, как раз самое время начать! Она решительным шагом приблизилась к памятнику:
– Наливайте!
– Эк, хватила! – заржали однокурсники. – Куда наливать-то? Хлещи, как все – из горла.
Из горла так из горла. Настя сделала щедрый, на полный рот, глоток. Неужели она сможет эту дрянь проглотить?.. Но проглотила, закашлялась, прикрыла рот ладонью… Ну и дрянь!
– Что, пробирает? Еще хлебнешь? – веселились однокурсники.
– Н-нет… Спасибо, ребят… Мне идти надо.
– Куда? Карнавал же!
– Да у мамы в министерстве концерт, – соврала Настя первое, что пришло в голову. – Просила быть…
– Ну, тогда иди. Да не забудь там водочку отлакировать, – заржали сокурсники.
Настя с облегчением покинула факультетский двор. На улице – темень, редкие фонари светят еле-еле, и только звезды на кремлевских башнях горят ярко, будто налиты свежей кровью.
«Куда же идти? Только не домой! Начнется там: а что так рано? А почему грустная? Костюм не оценили? А мы ведь тебя предупреждали!»
Водка мягко плескалась в желудке, притупляла обиды… И хотелось сотворить что-нибудь необычное. Из серии: «Ну уж от Капитоновой мы такого не ожидали». Например, поехать на улицу Кирова, найти там хипов и потребовать: «Принимайте в свою компанию». Нет, страшно. Да и хипы в Москве редки, а по такому морозу, наверно, и вовсе по флэтам расползлись. Может, сесть на поезд и уехать в другой город? Скажем, в Питер? Да у нее с собой денег – только десятка, даже на обратный билет не хватит.
«Нужно пойти и напиться, – вдруг решила Настя. – Напиться окончательно, вдрызг. Чтобы забыть обо всем. В конце концов, мне уже почти восемнадцать, а я до сих пор только шампанское пила… Ну, и водку – вот прямо сейчас. Водка, конечно, – гадость. Но есть же всякие вина, ликеры…»
Идея ее захватила. Только где в Москве можно напиться? Не в ресторан же в одиночку идти. Поехать, что ли, в общагу? Сеня говорил, там с выпивкой все тип-топ, всегда наливают… Только ведь все – на карнавале, кого она там найдет? Да и не хочется их видеть, мерзких журфаковцев.
И тут Настю осенило: она пойдет в «Москву»! Девчонки рассказывали: заходишь в гостиницу с центрального входа, говоришь швейцару, что в бар, поднимаешься на второй этаж – и пьешь себе спокойненько вкусные коктейли. «Место спокойное, – заверяли однокурсницы. – Барыги, конечно, встречаются, но они тихие, не пристают. А коктейли там – обалденные».
«Коктейль, наверно, вкуснее, чем водка, – решила Настя. – А моей десятки на много хватит».
…Швейцар посмотрел на нее удивленно, но в гостиницу пропустил. Настя без труда нашла бар: очень симпатичный. Стойка с кожаными табуреточками, полки украшены аляповатыми бутылками из-под диковинных напитков (все бутылки, впрочем, пусты).
Настя взяла себе «шампань-коблер» и два эклера – всего-то рубль пятьдесят за все про все. За стойкой решила не сидеть. Все столики были заняты, только в самом углу нашелся пустой, с единственным стулом. Ну и очень хорошо: подальше от всех, а раз стульев нет – никто к ней не подсядет.
Настя пригубила свой «коблер» – куда вкуснее, чем водка! – и украдкой оглядела публику. М-да, а народ-то тут не очень… За соседним столиком сидят четверо хмурых парней. Парни что-то тихо обсуждают, настороженно оглядываются по сторонам. В загончике имелась и еще одна мужская компания – трое восточных товарищей. Те говорили громко, пили много и сплевывали шелуху от орехов прямо на пол. Два оставшихся столика, на Настин взгляд, опасности не представляли. За одним сидела немолодая парочка с бутылкой шампанского. По вороватым взглядом видно: любовнички, муж уехал в командировку. А за другим столом помещались две ярко накрашенные девушки в коротких, не по сезону, юбках. «Проститутки», – догадалась Настя. Живых проституток она видела впервые и осмотрела их костюмы и боевую раскраску с интересом. Поначалу и девицы тоже косились в ее сторону. Но Настя вела себя смирно, глазами по мужикам не стреляла, да и одета была скромно. И продажные девицы интерес к ней утратили.
«А коктейль-то вкусный, – порадовалась Настя. – Рот не обжигает, горло не дерет». Она расправилась с ним почти залпом. Даже эклеры не съела. Тут же сходила к стойке и заказала второй. Этот уже пила медленнее, цедила через соломинку. На душе постепенно теплело, проблемы-беды отступали. «Что я, в самом деле, расстраиваюсь из-за какого-то идиота? Да этот Валера мизинца моего не стоит! И глаза у него – совершенно безумные. Не зря же говорят, что на нашем факультете экзотики полно: даже наркотики можно достать. Да этот Валера – наркоман, а вовсе не принц! Вот и чудненько. Есть за что его прихватить. Так что деда мы в это дело впутывать не будем. А о том, что он наркоман, сообщим, куда следует».
Настя прихлебывала коктейль и поражалась метаморфозам: в темном баре вдруг стало очевидно светлее. Ярче заблестели глаза у посетителей, вроде бы отмылся затоптанный пол и даже серо-шоколадная глазурь у ее эклеров приобрела насыщенный, глянцевый черный цвет. И чего она раньше не ходила по барам?
Незаметно закончился второй «коблер», и Настя снова отправилась к стойке. Восточный человек с соседнего столика крикнул вслед:
– Эй, красавыца! Прытармазы!
– Я знаю меру, – надменно ответила Настя. И поразилась: простая фраза далась ей с трудом, слова мешались-проглатывались, словно говорил поздний Брежнев.
На всякий случай Настя все же съела эклеры. И с новыми силами приступила к коктейлю. Подумалось: «Жаль, что я курить не умею. Вон как проститутки шикарно смотрятся – с коричневыми длинными сигаретками…»
Восточные люди к ней больше не приставали. Зато компания серьезных мужчин наконец закончила свою тихую беседу. Мужики откинулись на стульях и шумно потребовали водки. Видно, их сборище было влиятельным: бармен не поленился поднести бутылку прямо к столику.
– А вон той – шампанского, – вдруг приказал один из них. И указал на Настю.
Бармен угодливо кивнул и явился с бутылкой так быстро, что Настя даже опомниться не успела.
– Спа…спасибо… я н-не хочу, – пропищала она, удивляясь, что язык перестал слушаться вовсе.
– А тебя не спрашивают! – загоготал второй мужик. – Пей, раз дают.
Третий молча встал, подошел к ее столику. Тихо произнес:
– А ну не ломайся! Шалава…
Настя вскочила. Кажется, ее шатало. Мужчина загородил ей дорогу. Она попыталась его обойти, но гад перемещался легко и все время оказывался у нее на пути. Наконец, наигравшись, мужик схватил ее за руку.
– Все, цыпочка. Шутки кончились. Пойдем, посидишь с нами.
Настя стала вырываться. Парень усилил захват, и руку будто сдавило тисками.
Публика в баре безучастно наблюдала за представлением.
«Все. Пропала», – мелькнуло у Насти в голове.
И тут она услышала знакомый возмущенный голос:
– Настя! Это еще что за дела?!
Парень слегка ослабил хватку, и ей удалось вырваться.
– Сеня! – закричала она.
И побежала к нему – так быстро, как не бегала никогда.
Мужики ее не преследовали. Один только выкрикнул вслед с угрозой:
– Попробуй, покажись еще здесь…
А Сеня ловко подхватил ее под руку и потащил прочь.
Единственный этаж Настя одолела с трудом – ноги заплетались и подкашивались. Сеня молчал – только поддерживал ее все крепче и заботливее. Швейцар, распахивая дверь, глумливо сказал:
– Ну, понравилось у нас? Приходите еще.
Сеня не удостоил его ответом. А Настя и ответить-то не могла. Перед глазами все плыло, а во рту вдруг возник неприятный металлический привкус – с чего бы? Коктейль вроде сладким был…
– П-постой, С-сеня, – с трудом вымолвила она. И опустилась на корточки. Ей нужно полежать – совсем немного, пару минуток.
Сеня грубо подхватил ее под мышки и поставил на ноги. Прошипел:
– Ты что, спятила? Мусора кругом!
– Н-но…
– Стой! Стой прямо, я сказал!
И Сеня принялся надевать на нее дубленку. Только сейчас Настя заметила, что вышла она раздетой. Ее дубленка висела в баре, на крючке у входа, – когда же Сеня успел ее взять? Настя не помнила. Ничего себе, уже провалы в памяти начались…
– Пошли потихоньку, – приказал Сеня. – Машину поймаем. Я тебя домой отвезу.
– Нет! – выкрикнула Настя.
Двое милицейских внимательно посмотрели в их сторону.
– Да не ори ты! – простонал Сеня.
– Я не поеду домой, – упрямо сказала Настя.
– Хорошо, не поедешь домой. Давай только уйдем отсюда.
К счастью, до дороги было два шага. Сеня поднял руку, подзывая такси.
– Т-только п-посмей с-сказать, что на Б-бронную, – выдавила Настя.