Поводыри на распутье Панов Вадим

Грязнов задумчиво перебрал несколько жемчужин четок, посмотрел на голову дракончика и поинтересовался:

– Мы можем привезти товар?

– Он уже в Москве, – подтвердил Таратута.

– Напомни, в спецификации нет ничего серьезного?

– Индусы не идиоты. Понимают, что мы не повезем барахло, которое вызовет у Мертвого истерику. – Подумал и добавил: – Мы не идем contra rationem[2].

Все знали, что Консорциум мог раздобыть любое оружие: хоть охотничий нож, хоть ядерную мину – связи у контрабандистов были колоссальные. Однако на практике они предпочитали придерживаться определенных правил. Контрабандисты частенько отказывались от сотрудничества с террористическими группировками, никогда не связывались с оружием массового поражения и никогда не поставляли в Анклавы боевые комплексы типа «саранча» или «пингвин». Безы не любили драться с хорошо экипированным противником, а Консорциум не желал вести полномасштабную войну с СБА. Разумеется, находились горячие головы, пытавшиеся заставить менеджеров КТП отойти от принципов. Финал этих попыток был всегда одинаков: горячие головы отрезались.

– Кришны запросили дешевое ручное оружие и боеприпасы. Но в больших количествах.

– Будут раздавать людям.

– In pugna non numerus multum, sed fortitude eorum vincit[3].

– Они ждут толпу из Аравии, – проворчал Грязнов. – Это будет не битва, а навал, который можно остановить только огнем.

– Или они сами хлынут в Аравию.

– Или так, – не стал спорить Кирилл. – В любом случае, ситуация там нестабильная, так что вези товар как можно быстрее: если опоздаем, нам никто не заплатит.

– Periculum in mora[4], – подытожил Филя.

– Верно, – кивнул Грязнов и обернулся к открывшейся двери: – Что?

– Патриция проснулась, – сообщил Олово. – Я накрыл завтрак.

Некоторое время назад, впервые оказавшись в доме Грязнова, Пэт не сочла его интересным. Она привыкла к богатым поместьям, к фешенебельным виллам, к замкам, площадь которых превосходила пару городских кварталов, и лишь поморщилась при виде двухэтажного особняка на московской улице. И несколько дней ее раздражала мысль о том, что ей придется жить в этой хижине. Но постепенно раздражение прошло, сменившись сначала удивлением, а затем и уважением. Особняк Кирилла оказался настоящим домом, уютным и спокойным местом, стены которого надежно ограждали обитателей от суеты и непредсказуемости внешнего мира. Если Пэт возвращалась в него взвинченной, чем-то недовольной, то уже через пять-десять минут она успокаивалась, если ей становилось тоскливо, то достаточно было пройтись по скрипящим половицам второго этажа, провести рукой по деревянным панелям или перилам лестницы, чтобы вернуть себе присутствие духа. Дом принял девушку, а Пэт приняла его и давно забыла о том, что хотела напылить на стены наноэкраны и расширить окна.

– Как дела в Университете?

– Нормально.

– Подружилась с кем-нибудь?

– Познакомилась.

– Нельзя прожить жизнь, имея лишь знакомых и приятелей.

– Ты, как всегда, прав.

Грязнов замолчал. Пэт взяла тост и намазала на него абрикосовый джем. Собирающий грязные тарелки Олово наградил девушку укоризненным взглядом.

– Ты сказала это с иронией, – после паузы произнес Грязнов.

– Ты ошибся.

– Кажется, тебя что-то беспокоит. У тебя портится настроение…

– Ты ошибся.

– Пэт?

Девушка помолчала. Ей не нравилось, что Кирилл легко, как книгу, читал ее состояние. Он видел все: когда ей весело и когда тоскливо, когда поглощена раздумьями и когда мается со скуки, не зная, чем заняться. Он видел и вел себя соответствующе. Этим Грязнов напоминал Пэт Деда. Чем и раздражал: ведь Дедом он не был.

Деда уже нет.

– Расскажи, что случилось, – попросил Кирилл. – Пожалуйста.

Поняла: не отстанет. И нехотя буркнула:

– Ко мне снова приставали свамперы.

– Как вы расстались?

– Карбид сказал, что в следующий раз будет считать меня врагом.

– Карбид их вожак? – уточнил антиквар.

– Да.

– Он произнес эти слова при свидетелях?

– Да.

– В этом случае к ним следует отнестись серьезно. У байкеров принято отвечать за свои слова.

– Я его не боюсь.

– Об этом и речи быть не может. – Грязнов выставил перед собой ладони. – Если я превращу тебя в трусливую курицу, Железный Ром найдет меня на том свете и, пожалуй, загрызет.

Кирилл не в первый раз упоминал имя Деда в таком полушутливом тоне, и Пэт давно перестало это коробить. Тем более Фадеев сам сказал внучке, что Грязнов его старый друг.

– Ты можешь мне помочь?

– Если ты попросишь.

Он ответил не высокомерно и без ехидства. Но посмотрел на девушку очень внимательно. И всем своим видом давал понять, что ломать гордость не надо, не тот случай. Они друзья, а в том, чтобы попросить об одолжении друга, нет ничего зазорного.

Но Пэт только училась дружить.

– Что ты можешь?

– В принципе – все.

– Вот как?

– Вот так.

Олово, бесшумно появившийся за спиной хозяина, поставил перед ним бокал с водой. Кирилл вытащил из кармана старомодную позолоченную коробочку, высыпал на ладонь несколько таблеток, положил их в рот и запил водой. Пэт знала, что Грязнова часто мучают головные боли, но к врачам он не обращался, современные препараты не использовал, предпочитая глотать пилюли, приготовленные жившим по соседству аптекарем.

На несколько секунд Кирилл закрыл глаза, а когда вновь распахнул их, Пэт сразу же спросила:

– И ты убьешь их? Если я попрошу?

– Безусловно. – Он медленно допил воду. Усмехнулся. – Лучше я сделаю это сейчас, не дожидаясь, пока они причинят тебе какой-нибудь вред и мне придется уничтожить их, пылая праведным гневом. – Грязнов помолчал. – Но есть нюансы. Существует вероятность, что мы не уничтожим всех байкеров. Или их родственники пожелают отомстить. Но ты не стесняйся. Если скажешь, я сотру с улицы всю банду.

Только сейчас девушка поняла, что Кирилл говорит абсолютно серьезно. Не испугалась – ей уже доводилось видеть кровь. Но поняла, чего не хватало Деду и почему он хотел сделать скромного антиквара Грязнова своим компаньоном: жестокость. Не жесткость, не злость, а спокойная, хладнокровная, обдуманная жестокость. Роман Фадеев не был слабаком, он легко переступал через друзей и врагов, убивая их одним из самых сильных орудий – деньгами, но когда его миллионы перестали что-либо значить, когда он столкнулся с людьми, которых нельзя купить, Железный Ром потерялся. А скромному антиквару, судя по всему, было безразлично, чем убивать: деньгами или клинком.

– Перебить целый вагон трудно… – начала девушка и осеклась: на губах Олово, явившегося за бокалом, промелькнула тень улыбки.

– Я должен заботиться о тебе, – мягко напомнил Грязнов.

– Такая помощь мне не нужна.

– Какая нужна?

– Я хочу справиться сама.

– Прекрасный ответ, дочь.

– Не называй меня так.

– Извини, не могу. Мы должны играть.

– Мы договаривались, что ты будешь называть меня так только на людях.

Грязнов кивнул:

– Ты права. Извини. Я привык.

– Не надо привыкать.

Кирилл потер лоб:

– Вернемся к нашим делам. Что в твоем понимании означает «справиться сама»?

Пэт повертела в руках салфетку.

– Они видят во мне только симпатичную метелку, богатую, но метелку. Большинство байкеров – мужики, их подруги… просто подруги.

– Есть масса исключений.

– Не в этом вагоне.

– ОК.

Девушка помолчала.

– Они считают, что я им неровня.

– Ты чужая. Во всем чужая.

– Но нам кататься на одних улицах.

– Хорошо, что ты это понимаешь. – Грязнов широко улыбнулся: – Итак, к делу. Чего ты хочешь? Сравняться с ними?

Пэт упрямо выпятила подбородок:

– Сравняться? Я лучше!

– Хочешь возглавить вагон?

«Что за идиотское предложение?»

– Зачем? Они должны оставить меня в покое.

– Продемонстрируй им свою силу. Докажи, что ты лучше.

– Этого будет достаточно?

– Смотря как преподнести.

Девушка вновь задумалась.

– А еще лучше, – протянул Кирилл, – подружись с ними.

– Подружиться?

– Что тебя не устраивает? Докажи свою силу, свое превосходство, а затем предложи дружбу.

Пэт вспомнила, как вели себя ее знакомые, те, из старой жизни. В их мире дружба, точнее, то, что они называли дружбой, была возможна только с равными. Если твой отец не верхолаз, а высокопоставленный капер, ты уже из другой лиги, ты всегда будешь чуть ниже.

– Разве это возможно: дружба между нами?

– А что, по-твоему, дружба?

Она не потратила на размышления слишком много времени:

– Отношения, основанные на взаимном уважении.

– Я не совсем согласен с подобной концепцией, но не собираюсь спорить сейчас. Я принимаю твое высказывание. Итак. Взаимное уважение. Взаимное. Тебе придется уважать их. Сумеешь?

– Я должна подумать.

– Хорошо, что ты не ответила сразу, – одобрил Кирилл. – А они соответственно должны уважать тебя. Не бояться, не липнуть к твоим деньгам, а уважать. Видеть в тебе человека. Видеть тебя настоящую.

Она не собиралась откровенничать, но не удержалась:

– Карбид хочет меня.

– А ты его?

Пэт скривилась.

– Понятно. – Грязнов почесал кончик носа. – Ты правильно сделала, что не скрыла эту подробность. Любая информация важна, а уж такая – тем более.

– Он видит во мне метелку и ни за что не признает равной.

– Я бы добавил, что Карбид наверняка обсуждал с приятелями твои достоинства и планы в отношении тебя. Теперь он не отступит.

– Чтобы не потерять уважения среди своих.

– Верно.

– И что нам остается?

– Скажи ты, – предложил Грязнов.

– Карбид должен исчезнуть, – спокойно произнесла Пэт. – Он всегда будет против меня.

– Все правильно, – негромко сказал Кирилл. Он опустил глаза и внимательно посмотрел на дракончика.

А голос девушки звучал все увереннее и увереннее. Разговор, который она начинала нехотя, помог ей разобраться в проблемах и принять нужное решение.

– Я хочу знать об этом вагоне как можно больше. Ты сможешь собрать информацию?

– Да.

– Когда я буду знать все, я смогу рассчитать свои действия.

– Все правильно, – тихо повторил Грязнов, – все правильно.

Чуть позже, когда девушка отправилась в свою комнату – «надо подготовиться к занятиям», – Кирилл вышел на кухню. Жестом показал Олово, чтобы тот не прерывался – слуга разделывал кролика, – некоторое время постоял у плиты, не приближаясь к покрытому кровью столу, после чего негромко сказал:

– Передай Таратуте, что к вечеру мне нужна подробная информация о свамперах.

– Да-а, мастер. – Олово тянул некоторые гласные, отчего его речь резала слух. – Они приста-ают к девочке?

Голос слуги был корявым, но в нем прозвучали нотки… нет, не угрожающие, не злые, не яростные… нотки человека, умеющего наводить ужас. Они улавливались подсознательно, и тот, кто мог их услышать, начинал смотреть на скромного Олово совсем другими глазами.

– Она справится.

– Хорошо.

Узкое лезвие скользило по тушке, нож казался продолжением окровавленных рук слуги – настолько ловко он с ним обращался. Олово молчал, но Кирилл не уходил, знал, что через некоторое время разговор продолжится.

– Она-а не доверяя-ает ва-ам, мастер. Сторонится.

– У нас есть время.

– Три года пролетя-ат быстро.

– Но торопиться не следует.

– Она-а может за-амкнуться, ста-ать скрытной. – Олово закончил работу и, не поднимая глаз, отошел к раковине и принялся отмывать нож от крови. – Она-а может оста-аться чужой.

– У нас есть время, – повторил Грязнов. – А пока разузнайте, что из себя представляют эти свамперы.

Анклав: Москва

Территория: Болото

Клуб «Ракетный Ускоритель»

Золото и доброе слово могут больше, чем только золото

Маленький ребенок ломает только что подаренную игрушку. Маленький ребенок ловит и вскрывает зазевавшуюся лягушку. Со стороны кажется, что мы видим проявление бездумной первобытной жестокости. На самом же деле маленький ребенок познает мир. И если он растет в нормальной семье, то очень скоро поймет, что создавать значительно интереснее, хоть и труднее, чем разрушать. Что к новому можно прикоснуться, не убивая и не ломая.

Но бывает так, что ни воспитание, ни этические ценности, ни религия – ничто не способно помешать человеку отдаться своим страстям.

Родители Дрогаса, зажиточные торговцы из Анклава Франкфурт, позаботились о том, чтобы все их дети получили приличное образование. Стефан окончил Университет, защитил диплом инженера-оператора ядерных установок, однако работать по специальности не стал. Отверг предложенный «ЕЕ» контракт и, к огромному удивлению друзей и родственников, завербовался в армию Европейского Исламского Союза. Причем не в обычное подразделение, а в Иностранный Легион, воевавший даже когда официальный Эль-Париж со всеми жил в мире. Здесь, в крови и грязи, в пороховом дыму боевых и карательных операций, таланты Стефана раскрылись в полной мере. Здесь, а не на скучной ядерной электростанции. Дрогас охотно принимал участие в военных действиях, стал экспертом по оружию и мастером рукопашного боя. Через год перспективного солдата отправили в диверсионную школу, а оттуда – в специальное подразделение, в которое брали только лучших специалистов. Через два года Дрогас стал офицером. Еще через три вышел в отставку и, несмотря на уговоры европейцев, вернулся во Франкфурт. Стефан не сомневался, что боевой офицер с его послужным списком не останется без работы, и не ошибся. Интерес к ветерану проявили и бандиты, и охранные фирмы, и даже менеджеры Ассоциации. Однако лучшее предложение сделала СБА, причем исходило оно от самого Ника Моратти, тогдашнего директора франкфуртского филиала. Стефан предложение принял и с тех пор ни разу об этом не пожалел. Работа на Моратти наилучшим образом сочетала в себе все, о чем мечтал Дрогас. Он постоянно преступал закон, убивал, подставлял, провоцировал… и оставался безнаказанным. Он играл со смертью в самой сильной команде мира. Он был счастлив.

«„Ускоритель“ – хороший клуб. Нет, без дураков, – действительно хороший. „Цапли“ не зря считаются самым вменяемым московским вагоном, и их база подтверждает репутацию. Здесь не задирают чужаков, ну разве что те сами нарвутся. Пушеры прячутся, их надо искать. А в туалетах можно дышать носом…»

«Дыры и заборы. Книга для тех, кто хочет прожить в Москве больше одного дня».

А еще здесь можно без помех поговорить. У цапель, несмотря на их вменяемость, отношения с СБА оставались натянутыми, Мертвый недолюбливал самый большой и свободолюбивый вагон Анклава, и безы охотно пакостили байкерам. Во избежание недоразумений помещения клуба проверяли на наличие прослушки два раза в день, для страховки цапли ставили мощные глушилки, что превращало «Ускоритель» едва ли не в идеальное место для серьезных бесед. Карбид об этом знал и, пользуясь своей дружбой с цаплями, частенько наведывался в клуб.

– Не нравится жесткая музыка?

– Громкая она, – пожаловался Дрогас.

– Что?

– Громкая!

– Какая?!

– Громкая!!

Карбид расхохотался.

По утрам живые группы не играли, цапли включали записи. Как правило, современные, но иногда, как сейчас, старые, чуть не столетние, но не потускневшие, по-прежнему ударные.

– Здесь всегда так шумно?

– В кабинете будет тише, – пообещал Карбид.

Дрогас поморщился, но про себя отметил, что байкер выбрал для встречи неплохое место: редкие посетители клуба потягивали пиво, болтали, громко смеялись, но не обращали на них никакого внимания. Точнее, короткие взгляды бросали, но, опознав Карбида, отворачивались – здесь не принято лезть в чужие дела.

– Пришли! – Карбид плюхнулся на диванчик, ловко открыл банку пива и сделал большой глоток. – Располагайся и ничего не бойся: здесь своих не слушают.

Второй байкер, Рус, тоже открыл пиво, но пить не стал. Наполнил бокал и молча уставился на пенную шапку.

«О чем думает?»

Стефану Рус не нравился – недоверчивый молчун. Карбид представил его как «брата», хотя родственниками они явно не были: Рус худощавый, с прямыми черными волосами, наверняка южных кровей. Карбид – высокий, плечистый, пышная шевелюра светлая, в рыжину. Рус скуп на эмоции, Карбид шумный, любит находиться в центре внимания. А самое главное: руки. У Карбида мощные кисти, способные сжаться в пудовые кулаки, тонкие пальцы Руса перепачканы черным – смазка и масла въелись в кожу. И эта чернота смущала Стефана: человека, который умеет не только махать кулаками, трудно сбить с пути.

– Альфред, ты говорил, что будет серьезная тема, – припомнил Карбид, открывая вторую банку пива.

Он назвал Дрогаса именем, которое знал, – Альфредом, именно так Стефан представлялся в Москве на этот раз.

– Куда уж серьезнее, – пробормотал Дрогас.

До сих пор Стефан использовал свамперов по мелочам: помогли доставить оружие в южные районы Аравии, напали на магазин в Кришне, приняв участие в создании нужной атмосферы, вот, собственно, и все. Байкеры зарекомендовали себя хорошо, деньги отработали сполна, и Дрогас решил поручить Карбиду куда более важное дело. Однако хмурый Рус, некстати появившийся на переговорах, мог стать проблемой. Таких, с черными пальцами, сложно уговорить пойти на настоящее преступление.

– Оплата тоже серьезная?

– Кажется, ты уже убедился в моей щедрости, Карбид. Получишь в три раза больше, чем в прошлый раз.

– Хорошие деньги… значит, хороший риск, – подал голос Рус. – Что тебе надо от нас?

Спросил грубо, намеренно грубо.

«Господи, какое детство! – Дрогас едва сдержал смех. – Щенок пытается вывести меня из себя? Затеять ссору? Ну не идиот ли?»

Но если человеку чего-то хочется, надо ему это дать. Дать быстро, пока он не передумал. И дать больше, чем он хотел. Пусть наестся вдоволь. Пусть его стошнит.

– А у тебя что, поджилки затряслись? – высокомерно поинтересовался Стефан.

– Знать хочу.

– Тогда смени тон.

– А что тебе не нравится?

Стефан усмехнулся:

– Маленькая собачка любит задирать лапу на большое дерево?

Карбид поперхнулся пивом, но высказаться не успел.

– Нарываешься? – быстро спросил Рус.

– Держи пасть закрытой, когда разговаривают мужчины, – предложил Дрогас.

– Вы чего, охренели? – Карбид, не ожидавший, что ссора будет развиваться с такой скоростью, переводил недоуменный взгляд с одного собеседника на другого. – Мы же за дело говорить пришли.

– Я привык общаться с настоящими мужиками. А не…

– Заткнись!

– Нет, пусть продолжит!

– Лучше заткнись, – качнул головой Карбид.

– А то что? – осведомился Дрогас.

– А то нарвешься на неприятности.

– Хорошо, – после короткой паузы произнес Стефан. – Давайте посмотрим, что вы, ребятки, вкладываете в понятие «неприятности». Повторяю: я привык общаться с мужчинами, способными на большие дела, а не с трусливыми маменькиными сыночками, которые любят рассуждать о Настоящих Парнях…

Свамперы атаковали одновременно. Карбид – потому что вспылил. Рус – потому что надеялся дракой прекратить не нравящийся ему разговор.

Разные мотивы предполагали разное наказание. От Карбида Стефан ушел, элегантно увернулся от кулака и плавным движением придал здоровяку дополнительное ускорение, отправив его лбом в стену. Оглушенный Карбид вышел из игры, и Дрогас занялся его недоверчивым помощником. Пяти секунд ему вполне хватило, чтобы как следует отметелить Руса: прямой в челюсть, заставивший парня остановиться, затем еще два удара в голову и несколько пинков ногами по упавшему.

Цапли отнеслись к возникшей потасовке без особого интереса. Дерутся – значит, надо. Главное, что все быстро закончилось.

Убедившись, что Рус не придет в себя как минимум пять минут, Стефан обернулся к очнувшемуся главарю.

Улыбнулся:

– Извини за маменькиного сынка, Карбид. Я не имел в виду тебя. Я ведь вижу, что ты серьезный и основательный мужчина, настоящий лидер. Ты умеешь рисковать и знаешь, с кем можно работать. Я ведь не просто так пришел к тебе.

И протянул руку, помогая байкеру подняться на ноги. И сдавил его ладонь так, что Карбид скривился.

– Хорошо бьешься.

– Меня учили, – скупо ответил Стефан.

– Где?

– Допустим, в армии. Тебе не все равно?

– Хорошо учили.

Карбид угрюмо посмотрел на Дрогаса и потрогал наливающуюся на лбу шишку. Он не знал, как вести себя дальше.

Сначала работать со странным человеком, представившимся Альфредом, было легко и приятно. Он щедро оплачивал несложные задания, и у вагона впервые за несколько месяцев появились деньги. Ребята повеселели, и только Рус относился к Альфреду с подозрением – ему не нравилось, что вагон используют как стаю черенков. Но Карбида это не беспокоило. Тем не менее, когда Альфред упомянул о «серьезном» деле, вожак решил взять с собой Руса: одна голова хорошо, а две лучше. И вот что получилось.

– Рус горячий, – пробормотал Карбид, покосившись на распластанного на полу друга.

– Я тоже не айсберг. И шутить со мной не надо.

Угроза? А черт его знает! Карбид признался себе, что проигрывает Альфреду в уме и не всегда улавливает смысл, вкладываемый тем в слова. Угрожает, что, если они не согласятся работать, он сдаст вагон безам?