Первое поражение Сталина Жуков Юрий
– В той части резолюции, где рассматривается абстрактное голословное положение, резолюция товарища Сталина теряет свою убедительность. Это положение является камнем преткновения…
– Хорошо провозглашать общие лозунги, но прежде следовало бы подумать о том, как их проводить в жизнь. Мы теряем почву под ногами, под нами будет подрублен тот сук, на котором мы сидим…
– Если мы обещаем (независимость) Финляндии, почему мы не будем обещать Украине, татарам, грузинам и т. д.? Что же тогда получится? У нас получится настоящее столпотворение, получится такая каша, которую трудно будет расхлебать. Поэтому я просил бы товарищей, чтобы они не принимали поспешного решения поэтому вопросу…
– Единственное правильное решение национального вопроса – это самая последовательная демократизация общественного строя. Национальное государство в настоящее время относится к прошлому, а не к будущему.38
И всё же Ленин с Зиновьевым сумели убедить делегатов конференции в своей, а не чьей-либо, правоте. Настояли на своём, добились утверждения резолюции, предложенной Сталиным (или Лениным?), 56 голосами при 16 высказавшихся против из 18 воздержавшихся.
3. Кануны
В те самые дни, когда большевики столь безуспешно обсуждали национальный вопрос, произошло то, чего и следовало ожидать. Возвестившее об очень близком, неумолимо приближавшемся распаде России. Её фактическом разделе – по воле сепаратистов, исходивших из ставшего пресловутым «права наций на самоопределение». Началось непредвиденное – ни Лениным с Зиновьевым, ни пошедшими за ними делегатами конференции.
29 апреля «Петроградская громада» – всего лишь столичное землячество украинцев – получила для вручения Временному правительству документ вызывающего содержания – «Памятную записку об областном управлении украинских губерний». Подписанная членами Центральной Рады А. Лотоцким, П. Зайцевым и А. Шульгиным, она демонстрировала нарочитое пренебрежение интересами страны. В отличие от латышских и эстонских националистов, пока удовлетворившихся административным размежеванием да полученным самоуправлением, киевские потребовали не более и не менее как изменить государственное устройство России. Коренным образом и немедленно.
«Организовать управление страной, – настаивал меморандум, – можно лишь на основе государственной децентрализации, построенной, притом, по национально-территориальному принципу». Иными словами, в разгар войны, пусть народ и стремился к её скорейшему прекращению, следовало приступить, не дожидаясь созыва Учредительного собрания и его решений, к созданию федерации. Тем самым разрушить страну, действуя в интересах только противника – Германии и Австро-Венгрии. Турции.
Стремлением расчленить Россию Центральная Рада не ограничилась. Жаждала контрфронтации, загодя отвергая всё то, что могло бы послужить основой возможных переговоров с Временным правительством о границах автономии. «Для украинских губерний, – безапелляционно утверждал меморандум, – необходимость областного самоуправления выступает с особенной силой независимо от живущих в крае исторических и национальных традиций /выделено мной – Ю.Ж./.
Такая формулировка была использована в документе далеко не случайно. Под «Украиной» Центральная Рада понимала отнюдь не Волынскую, Подольскую, Киевскую, Черниговскую и Полтавскую губернии. Территорию, издавна сложившуюся из земель как воссоединённых с Россией в 1654 году, так и присоединённых при разделах Польши в 1793 и 1795 годах, почему и обладавших экономической, бытовой и языковой общностью.
Для Центральной Рады только Юго-Западный край показался слишком маленьким, и она без каких-либо обоснований предъявила права ещё и на Херсонскую, Екатеринославскую губернии – Новороссию, завоёванную у турок «Россией во второй половине 18 века и тогда же колонизованную переселением туда русских, украинцев, немцев, сербов, болгар, греков. Сочла Рада своей и Харьковскую губернию с абсолютным преобладанием русских, с самого начала её заселения, на рубеже 16–17 веков, принадлежавшую России как Слободская украина (окраина).
А далее при раскрытии понятия «Украина» следовало вообще маловразумительное. Притязания на «прилегающие части» (почему-то без указания конкретных уездов, как то было в случае с Лифляндией и Эстляндией) Таврической, Воронежской и Бессарабской губерний и даже… на Кубанскую область.
Всё это убедительно демонстрировало, что федерализация России на основе столь непомерных желаний вполне может привести не только к территориальным, но и межэтническим конфликтам.
Претендуя на контроль над огромной территорией, киевские сепаратисты вроде бы изъявили готовность поделиться ещё не обретённой властью. «Организацию общественной жизни, – поясняли они, – легко могла бы взять на себя Центральная Рада». Пригрозив тем, авторы меморандума тут же как бы шли на уступку: «Сохраняя за собой руководство национальной жизнью края. (Рада) полагает необходимым организовать областное управление при помощи специально избранного коллектива/областного совета – Ю.Ж./, облечённого надлежащими от Временного правительства полномочиями». Вместе с тем, Центральная Рада милостиво соглашалась принять у себя присланного из Петрограда областного комиссара.
Завершался же меморандум ультиматумом, форма которого была бы уместна лишь при дипломатической переписке двух независимых стран. Отказ от предложенного в документе, предупреждали его авторы, приведёт к «значительным осложнениям в настроении украинских общественных кругов и народных масс, которые получили бы основание для неблагоприятных выводов об отношении Временного правительства к украинской народности и её ближайшим интересам».39
Премьер Львов на шантаж не поддался. Оставил «Памятную записку» без внимания. Потому и не оставалось сомнений в том, что правительство не только не признаёт Центральную Раду, но и решило просто не замечать её существования. Однако такая реакция властей не обескуражила киевских сепаратистов. Они не отказались от своих далеко идущих намерений. Лишь изменили тактику.
Руководство Рады понимало: ему пока не найти достаточно широкой поддержки в городах. Ведь там преобладали русские и поляки. Да и на селе чаяли не «широкой автономии», а более прозаических земли и мира. Оставалось одно – опереться на «человека с ружьём». На солдат, прежде всего, запасных полков, отнюдь не горевших желанием оказаться в окопах, под вражескими пулями и снарядами. Вот от их-то имени и был собран 5(18) мая в Киеве так называемый Украинский войсковой съезд. Сборище тех, кто готов был поддержать любого, кто избавил бы их от отправки на фронт.
Президиум съезда преднамеренно образовали по принципу непартийному, но некоего представительства. От «армии» – С.В.Петлюра, помощник главного интенданта Западного фронта от Объединенного комитета Земского и Городского союзов. От «тыла» – Н. Михновский, давно известный своими шовинистическими заявлениями провинциальный политик. От Первого украинского полка им Б. Хмельницкого – его командир полковник Ю. Капкан. И от Центральной рады – писатель В.К. Винниченко. Сообща им и удалось предельно просто добиться принятия в последний день работы съезда, 8(21) мая, именно такой резолюции, которая позволяла продолжить давление на власть.
Разумеется, прежде всего в документ включили старые, не раз выдвигавшиеся положения. По смыслу – основополагающие.
«Украинский войсковой съезд, – отмечалось в первом разделе резолюции, – считает необходимой потребностью требовать от Временного правительства и Совета рабочих и солдатских депутатов немедленного провозглашения особым актом принципа национально-территориальной автономии Украины». Вслед затем Центральная Рада была объявлена «единственным компетентным органом, призванным решать все вопросы, касающиеся Украины в целом и её отношения к Временному правительству». Настойчиво подчёркивалось: «на мирной международной конференции была представлена Украина в лице своих депутатов от организованного украинского народа во всей СВОЕЙ совокупности» /видимо, включая население австрийских Восточной Галиции и Буковины – Ю.Ж./.
Включила резолюция и непременные в те дни популистские лозунги. Пообещала украинцам землю – но после Учредительного собрания, и мир – только после победы. Но главным её содержанием стало иное. Совершенно новое требование, изложение которого заняло более половины текста документа. Раздел «Об украинизации армии»:
«Съезд признаёт немедленную национализацию армии на национально-территориальном принципе. В частности съезд объявляет необходимость украинской национальной армии. В этом деле съезд признаёт: а) что в существующих военных единицах в тыловых частях все украинские воины, как офицеры, так и солдаты, должны быть немедленно выделены в отдельные части; б) в военных единицах на фронте выделение должно производиться постепенно, в зависимости от тактических и других военных условий, постольку поскольку такое выделение не будет вносить дезорганизацию на фронтах.
Что касается флота, то съезд по тем же мотивам считает возможным и необходимым: а) в Балтийском флоте скомплектовать некоторые корабли исключительно из команд украинской национальности; б) что касается Черноморского флота, то принимая во внимание то обстоятельство, что этот флот и в настоящее время состоит в подавляющем большинстве из украинцев, съезд признает необходимым в дальнейшем пополнять его исключительно украинцами.
Для практического осуществления принятых постановлений Украинский войсковой съезд решает создать временный Украинский Войсковой Генеральный Комитет при Центральной Украинской Раде, который будет ведать украинскими военными делами и работать в тесном контакте с российским Генеральным штабом».40
Это был вызов, не ответить на который Временное правительство не могло. Тем более что в Петроград неделю спустя прибыла делегация Центральной Рады, включавшая обоих заместителей её председателя, В.К. Винниченко и С.А. Ефремова, а также представителей краевых националистических объединений и организаций – украинских партий, социал-демократической, социалистов-революционеров, социал-федералистов, Крестьянского союза, только что образованного Войскового Генерального Комитета.
16(29) мая они посетили Г.Е. Львова и вручили ему новый вариант своих домогательств. Весьма возросших, по сравнению с теми, что содержались в «Памятной записке», и изложенных в более категорическом тоне. Правда, не включавших оказавшимися слишком болезненными вопросы о границах края:
«1. Ввиду настойчивого и единодушного требования автономии Украины, выставляемого украинской демократией, от Временного правительства ожидается выражение в том или ином акте принципиально-благоприятного отношения к этому лозунгу…
3. Для всестороннего осведомления правительства о настроениях на Украине и потребностях украинского населения, а равно и для практического содействия правительству в проведении различных мероприятий, вызываемых особенностями жизни края, необходимо учредить при Временном правительстве должность особого комиссара по делам Украины.
4. Для объединения правительственных мероприятий во всех губерниях с украинским населением требуется учреждение на Украине должности особого комиссара с областным при нём советом».
Повторила Рада в «Записке» и положения, только что утверждённые Войсковым съездом:
«2. Неизбежность постановки украинского вопроса на международной конференции в связи с судьбой Галичины и частей украинской территории, занятой германцами, вынуждает ныне же принципиально решить в положительном смысле вопрос об участии в этой конференции представителей украинского народа, ибо такое участие требует немедленно предпринять подготовленные практические шаги по сношению с зарубежной Украиной…
5. В интересах поднятия боевой мощи армии и восстановления дисциплины необходимо проведение в жизнь выделения украинцев в отдельные воинские части как в тылу, так, по возможности, и на фронте».
Требованиями прямого участия, пусть и по весьма узкому кругу проблем, во внешнеполитической деятельности страны и создания собственной национальной армии делегация не ограничилась. Сочла возможным ещё и настаивать на финансировании нескрываемо сепаратистской работы:
«8. Для удовлетворения национально-культурных потребностей, подавленных при старом режиме, необходимо предоставить из Государственного казначейства в распоряжение Центральной Рады соответствующие средства».
Последним же пунктом делегация решила добиться фактической реабилитации лиц, высланных из края за проавстрийскую пропаганду, а также сосредоточить на подконтрольной Раде территории австрийских пленных – украинцев:
«9. Необходимо разрешить выезд на родину тем зарубежным украинцам, которые неправомерно выселены из мест своего постоянного жительства, а также облегчить участь пленных украинцев галичан, разместив их в украинских губерниях».41
На этот раз премьер не уклонился от обсуждения, но и не стал с ним торопиться. Передал записку с требованиями Рады по принадлежности – заместителю министра внутренних дел Д.М. Шепкину, который и подготовил ответ, опубликованный 2(15) июня в «Вестнике Временного правительства» как официальный документ:
«Все вопросы, связанные с автономией как Украины, так и других местностей государства, могут быть разрешены лишь Учредительным собранием».
Тем временем к пока довольно осторожным, по сравнению с украинскими, просьбам Ревеля, Риги, Тифлиса о предоставлении им автономии, прибавилась более серьёзная, настораживающая. Из Елизаветполя (Гянджи), губернского центра, населённого, в отличие от соседнего Баку, исключительно азербайджанцами. Там еще 15(28) апреля состоялся Учредительный съезд Тюркской партии федералистов. Её же программа как основную задачу поставила осуществление:
«1. демократической республики на национально-территориально-федеративных началах вообще и в России в частности; 2. территориальной автономии Азербайджана, Туркестана, Киргизии и Башкирии; а также: 3. национальной автономии поволжских и крымских татар и всех вообще тюркских народностей».42
А три недели спустя те же цели подтвердил и прошедший в Москве Всероссийский мусульманский съезд. Он постановил «признать, что формой государственного устройства России, наиболее обеспечивающей интересы мусульманских народностей, является демократическая республика на национально-территориально-федеративных началах, причём национальности, не имеющие определённой территории, пользуются культурной автономией».43
Ставшие общими и господствующими представления политиков национальных окраин о будущем устройстве страны обязательно как федерации подводили к неизбежному. К признанию властью многочисленных автономий. Но автономий, если судить по требованиям финского сейма и Украинской Центральной Рады, всего лишь как вынужденного компромисса. Как промежуточной стадии при переходе России от былой унитарности к возникновению на её месте множества независимых государств. Пусть не сразу, через несколько лет, но непременно.
Такая ситуация требовала от Временного правительства и ведущих общероссийских партий срочного принятия решений.
О самых жёстких мерах по отношению к наиболее рьяным сепаратистам. И о том, какой же России быть после Учредительного собрания, на котором депутаты-националисты вполне могли оказаться в большинстве. Однако почти все, кто и являлся властью – партии, представленные во Временном правительстве, ставшем с 6(19) мая коалиционным, включавшем шесть министров эсеров и меньшевиков, – опьянённые воздухом революции, воздухом никогда прежде не испытанной свободы, продолжали видеть всё в розовом свете.
Полное непонимание происходившего продемонстрировало правое крыло социал-демократии – меньшевики всех групп и организаций. Делегаты её объединительной конференции, проходившей в Петрограде с 7(20) по 12(25) мая, не стали вникать в сущность национального вопроса. Судя по результатам, ограничились повторением давнего положения, внесённого в программу РСДРП ещё в далёком 1903 году. Без дискуссий, споров включили в свою новую предвыборную программу то, что сочли необходимым для новой России:
«Широкая политическая автономия для областей, отличающихся как национальными и этнографическими, так и культурно-историческими и социально-экономическими особенностями. Границы этой автономии и взаимоотношения между автономными областями устанавливаются Учредительным собранием, причём российский пролетариат будет отстаивать условия, обеспечивающие единство и успешность классовой борьбы и наиболее благоприятствующие развитию производительных сил как отдельных областей, так и России в целом».44
Словом, не предложили ничего отличного от резолюции большевиков. Лишь отказались от прямого упоминания права наций на самоопределение, но исходили из него, да оставили все конкретные решения за Учредительным собранием.
Практически туже по содержанию резолюцию принял и Третий съезд самой многочисленной и популярной тогда партии, социалистов-революционеров. Только – в силу заботы исключительно об интересах крестьянства – исключили из неё упоминание о единстве пролетариата России. Единодушно, даже без какого бы то ни было обсуждения, высказались «за форму федеративной демократической республики с территориально-национальной автономией в пределах этнографического расселения народностей и с обеспечением основными законами страны как прав национальных меньшинств в местностях со смешанным населением, так и вообще публичных прав всех языков, на которых говорят трудящиеся массы в России».45
Только кадеты, переименовавшие себя в партию народной свободы, заняли отличную от прочих позицию. Выступая 9(22) мая при открытии Восьмого съезда, П.Н. Милюков признал: во внутренней политике перед страной стоят «два вопроса – аграрный и национальный». Однако прежде всего остановился на национальном.
«Задачи широкой децентрализации страны, – признал он, – сейчас ставятся шире, чем они ставились раньше, и партия народной свободы попытается найти решение, которое, давши возможность местностям России создать у себя местную автономию на началах местного законодательства, в то же время не разрушили бы государственного единства России. Партия народной свободы для настоящего момента не считает правильным разрешение вопроса в смысле организаций национально-территориальных, но ОНА не исключает возможность для существующих исторических территориальных делений (губерний) впоследствии искать для себя путь к объединению, где соседние территориальные единства /губернии – Ю.Ж./ населены одинаковыми народностями, и даже к соответственному изменению границ»46 /выделено мной – Ю.Ж./.
Так обнаружилось если не полное тождество, но необычайная близость взглядов Милюкова и… Сталина. Людей, представлявших не только противоположные, но и предельно враждебные политические партии. Первый – по принятой тогда терминологии – буржуазную, второй – социалистическую. Объединило же их, но лишь при подходе к национально-территориальному вопросу, только одно – забота о целостности страны. То, о чём почему-то почти все забыли.
Правда, Милюков, впрочем, как и Сталин, не стал углубляться в тему. Предоставил возможность аргументировано, теоретически обосновать собственную позицию Ф.Ф. Кокошкину Своему старому соратнику и бессменному члену руководства партии, блестящему знатоку права – в прошлом приват-доценту Московского университета. А ещё и автору брошюры «Автономия и федерация», только что изданной как материал для обсуждения на съезде.
Кокошкин же в докладе напрочь отказался от любых недомолвок. Начал с категорического утверждения, что такие понятия, как национально-территориальная автономия и федеративное устройство государства никоим образом не взаимосвязаны, не обуславливают друг друга. Напомнил общеизвестные факты. Существующие федерации – Швейцария, Соединённые Штаты Америки, Южно-Африканский Союз – построены отнюдь не по национальному признаку. Более того, даже отвергают его. Вместе с тем, такие полиэтнические страны, как, к примеру, Бельгия, являются унитарными государствами.
Только затем Кокошкин выдвинул веские возражения против превращения России в федерацию, о какой грезили политики окраин. Прежде всего, подчеркнул докладчик, препятствует такому административному преобразованию «крайняя неравномерность численности всех национальностей, неравномерность занимаемой ими территорий». Обращаясь как к читателям брошюры, так и к участникам съезда, задал риторический вопрос – какой же оказалась бы Россия, став федерацией? И сам же ответил:
«В неё вошла бы Великороссия в количестве около 80 миллионов населения, Украина – я не настаиваю на точных цифрах, а беру грубо-приблизительно – в количестве 25–30 миллионов населения, а затем ряд средних и мелких национальностей, включительно до самых мелких, насчитывающих лишь несколько сот тысяч членов в своей среде… Тут прежде всего возникает вопрос о той компетенции /правах – Ю.Ж./, которая должна принадлежать составным частям этой федерации – национально-территориальным автономным штатам». И обозначил все возможные юридические решения.
Первое – если «будет принят масштаб провинциальных автономий компетенций составных частей федерации». Но это явно не удовлетворит более крупные национальные группы. Второе – «если в пределах федерации для каждой составной части России компетенцию отмерить широко, как это соответствовало бы величине наиболее крупных национальностей, то, надо сказать, компетенция центральной власти оказалась бы сведённой почти к нулю».
«Можно, – продолжал рассуждать Кокошкин в присущей ему академической манере, – отмерить компетенцию составных частей России неравно, можно большим национальностям дать широкие права автономии, а мелким… узкие». И тут же пояснил, что тогда всё зайдёт в «государственно-правовой тупик».
«Если, – продолжал Кокошкин, – крупным национальностям будут отмерены широкие права, то тем самым крупные национальности будут решать обособленно, независимо друг от друга, у себя дома целый ряд важнейших дел, а меньшие национальности таких важнейших дел у себя дома решать не будут, и эти важнейшие дела мелких национальностей будут подлежать рассмотрению общегосударственного парламента… Но тогда мы будем иметь самую чистую и одиозную форму опеки крупных национальностей над мелкими».
«Тем самым, – пояснил Кокошкин, – будет отвергнут самый существенный принцип федерации – равное участие её составных частей в управлении государством».
Рассмотрел докладчик и ещё один, четвёртый по счёту вариант построения федерации. Тот, при котором всем автономиям предоставлялись бы равные права. Рассмотрел детально и тут же категорически отверг из-за полной его несостоятельности. «Мыслимо ли это дело, – воскликнул он, – чтобы в решении важнейших государственных дел восьмидесятимиллионный великорусский народ имел такой же голос, как любая национальность, насчитывающая несколько сот тысяч членов? Это, конечно, немыслимо. И такая федерация была бы заранее осуждена на смерть с самого своего начала».
Казалось, Кокошкин разобрал уже все возможные варианты переустройства страны на национально-территориальных началах. Но нет, привёл пример ещё одного, наиболее опасного, по его мнению, и потому неприемлемого, как и все остальные. Тот, при котором предполагалось одновременное введение как национально-территориальной, так и ПРОСТО территориальной автономии. «По этим планам, – объяснил правовед, – великорусская национальность должна распасться на целый ряд автономных областей/он подразумевал Урал, Сибирь и т. д. – Ю.Ж./, а Литва, Украина, Белоруссия и другие должны составить целые этнографические объединённые единицы». И заключил: «этот план практически неосуществим».
Продолжая анализ, докладчик подытожил: «Разделение России по национальному признаку логически ведёт в лучшем случае не к федерации, а к так называемому союзу государств, к конфедерации… свободному союзу суверенных государств, соединённых на началах международного договора». Только потом подвёл окончательный итог: «Если бы конфедерация народностей и была осуществлена в России, нужно ПРЯМО сказать, что она ведёт к распадению России, к разрушению государственного единства, и образованию союза самостоятельных национальных суверенных государств» – /выделено мной – Ю.Ж./.
Не забыв об уже возникших непримиримых разногласиях из-за разграничения национальных областей, предупредил: «эти междунациональные споры… могут дойти, может быть, даже до вооружённого столкновения».
Однако не следует считать, что в выступлении Кокошкин лишь отвергал всё, на чём только ни настаивали политики окраин.
Предложил он и позитивный план. Да, воспользоваться идеей автономии, но «совершенно иного типа, чисто территориальной, поставленной в зависимость от всей совокупности экономических, этнографических, бытовых и других условий /выделено мной – Ю.Ж./…так, чтобы губернии могли сливаться в более обширные области, если это соответствует желанию местного населения, или, напротив, разделяться на составные части».47
В последовавших за докладом прениях все выступившие кроме двух участников съезда (от Чернигова и оккупированной Литвы) поддержали взгляды Кокошкина. Потому-то резолюция или новая редакция программы партии и закрепила следующее:
«24. Высшим территориальным самоуправляющимся союзам (губернским или областным земствам) должны быть предоставлены права провинциальной автономии (издание местных законов) в определённых сферах местной хозяйственной, культурной и национально-культурной жизни…
25. При установлении Конституции Российской Республики упомянутые уже в предыдущем параграфе права местной автономии предоставляются органам самоуправления губерний и соответствующих им территориальных делений (ныне существующих областей). Вместе с тем, Конституция должна открыть закономерный путь к удовлетворению желаний местного населения относительно слияния установленных территориальных единиц в более обширные области, разделения их на меньшие единицы и изменения их границ и компетенции».48
4. Вызов Киева
Так, да и то лишь к середине мая, обозначились, наконец, позиции главных политических сил России по вопросу о судьбе национальных окраин. На одной стороне оказались кадеты, отстаивавшие целостность страны и потому напрочь отвергавшие её федерализацию. На другой – эсеры и меньшевики, сохранившие старую приверженность «праву наций на самоопределение». А между ними оказалась единственная оппозиционная партия, большевики. Так и не сумев ПРИЙТИ К единому понятному мнению, в равной степени и поддерживавшие, и отвергавшие требования автономистов.
Временное правительство в силу того, что включало не только кадетов, но и эсеров с меньшевиками, так и не смогло выработать общую линию. Практически уклонилось от принятия каких-либо определённых решений. Тем самым, отдалось на волю революционной стихии, нисколько не заботясь о последствиях. И продолжало по-прежнему уповать на Учредительное собрание. Мол, оно соберётся и всё рассудит.
Между тем, стремление сепаратистов использовать исключительно в своих целях неоднозначно понимаемое центром и окраинами, ставшее одиозным «право наций на самоопределение», нарастало. Всё более и более усложняло и без того запутанную ситуацию, особенно на оккупированных Германией территориях России. Ведь толковалось такое «право» в обоих военных лагерях на собственный лад.
Хотя Временное правительство и поспешило признать независимость Польши, тем мало чего добилось. Поляки и так ещё в январе 1917 года создали в Варшаве, под эгидой Германии, правительство с премьером Я. Кухажевским. Располагали и собственными вооружёнными силами. Правда, оказавшимися по разную сторону фронтов из-за различной ориентации польских политических кругов. Под австрийскими знамёнами – тремя бригадами, сформированными полковником В. Сикорским. Под русскими– дивизией, вскоре развёрнутой в корпус, под командованием генерал-лейтенанта Ю. Довбор-Мусницкого, и под французскими – отдельной армией генерала Ю. Галлера. А потому теперь больше всего заботило поляков не столько признание уже обретённой суверенности, сколько определение будущих границ государства.
В непомерных устремлениях обе польские политические группировки, делавшие ставку на победу как Антанты, так и Центральных держав, на востоке не собирались довольствоваться только десятью губерниями Привислинского края. Рассчитывали распространить власть ещё и на Ковенскую, Виленскую, Гродненскую и Холмскую. Тем более что они были обещаны им Берлином и Веной в самом начале войны – в надежде на поддержку. Однако весной 1917 года в планы Германии больше не входило потворствование намерениям поляков. Благо, находившиеся в Вильне лидеры местных националистических партий А. Вольдемарас и А. Сметона подали командующему Восточным фронтом принцу Максу Баварскому петицию. В ней же выражался – разумеется, от имени «всех литовцев» – категорический протест против игнорирования права наций на самоопределение. Высказывалась надежда, что Берлин поможет Литве в пределах Ковенской, Виленской и Сувалкской губерний обрести независимость.
Такое пожелание, да ещё и идущее якобы «снизу», лучше всего отвечало классическому принципу «разделяй, чтобы властвовать», которому Берлин решил следовать. И потому 5 апреля участники совещания командования германской армии, на котором присутствовал представитель канцлера, поспешили использовать, скорее всего, ими же и инспирированную петицию. Признали желательным и возможным создать в границах рейха Литовское королевство. Жители его, как несколько позже объяснял начальник оперативного управления германского Генерального штаба генерал Эрих Людендорф, «могли бы сохранить под покровительством Германской Империи свою национальную самобытность».49 Во исполнение такого замысла Макс Баварский и позволил 30 мая созвать литовский сейм.
В свою очередь, политики, заявившие, что они представляют интересы литовцев, эвакуированных из Ковенской, Виленской и Сувалкской губерний вглубь России в конце 1914 – начале 1915 годов, поспешили еще 13(26) марта образовать ориентированный на Антанту собственный Национальный совет (тарибу). Он-то и созвал в Петрограде 1 июня Литовский сейм, в первые же часы работы расколовшийся на практически равные две части. 140 его участников представляли правые союзы – Национальный и Национальной свободы, партии – Христианско-демократическую и Национального прогресса. 128 участников являлись членами левых партий – Социал-демократической и Народников-социалистов (лаудининки).
Правые 4(17) июня приняли свою, бескомпромиссную сепаратистскую резолюцию. «Сейм постановил: – гласила она. – 1. Вся этнографическая Литва должна стать независимым государством, навсегда нейтральным. 2. Её нейтралитет должен быть гарантирован на международной мирной конференции. 3. На этой конференции должны принять участие представители литовского населения. 4. Образ правления во вновь образованной Литве и внутреннее её устройство должно установить созванное на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования Учредительное собрание Литвы».
Левая часть сейма в тот же день сформулировала собственные, более умеренные требования.
«Будущая международная конференция, – констатировала их резолюция, – должна будет санкционировать право подчинённых народов выделиться, буде они сами того пожелают, из государств, в состав которых они входят, а выделившимся народам обеспечить международные гарантии свободного самостоятельного бытия. Вместе с тем, сейм единодушно постановил: обратиться к Временному правительству России, а также ко всем союзным и нейтральным государствам с требованием признать право литовского народа на самоопределение, разрешение своей политической судьбы в Учредительном собрании Литвы».50
Легко заметить, что требования обеих групп Литовского сейма не очень-то разнились. И правая, и левая его фракции дружно настаивали на созыве собственного учредительного собрания, на непременном провозглашении независимости страны, которую должна гарантировать будущая мирная конференция. Только первые заявляли о необходимости признания суверенитета Литвы незамедлительно, а вторые готовы были дожидаться окончания войны.
Ничем не прикрытый сепаратизм сразу же стал сопровождаться взаимными территориальными претензиями. Так, поляки считали своими литовские Ковенскую и Виленскую губернии, а литовцы – Сувалкскую, входившую в Привисленский край, где преобладало польское население. Мало того, обозначилась и третья сторона неизбежного, судя по всему, конфликта. Созданный 27 марта (9 апреля) в Минске Белорусский национальный комитет поспешил заявить и о своих территориальных претензиях: «Ядром /только ядром! – Ю.Ж./ Белоруссии являются губернии Минская, Могилёвская, Витебская, Гродненская и Виленская».51
Однако заниматься явно бессмысленными до окончания войны распрями Временное правительство не спешило. Трезво осознавая – сначала следует освободить от неприятеля и Польшу, и Литву, и только потом выступать арбитром в спорах националистов. То же полное равнодушие проявила власть и к положению, складывающемуся в Курляндии. Там немецкая часть населения решила, как и все, воспользоваться «правом на самоопределение» и воссоединиться с фатерландом. Германское командование, давно вынашивавшее такие же планы, поддержало горячее стремление немцев оккупированной российской губернии. 30(17) мая разрешило созвать не только сейм несуществующего Литовского королевства, но и ландтаг исчезнувшего с политической карты Европы ещё в 1795 году Курляндского герцогства.
И хотя о замысленном отделении Курляндии сразу же стало известно в Риге, столица немецкие поползновения оставила без малейшего внимания. Точно так же, как и полгода назад – сообщение о создании Польского королевства. Серьёзно беспокоило Временное правительство иное, действительно могущее повлиять на положение в стране, помешать начать уже согласованное по срокам с союзниками наступление на Юго-Западном фронте. На том самом, который и намеревались взорвать, разложив и дезорганизовав, киевские сепаратисты.
Между тем, политический кризис, вот уже два месяца потрясавший Россию, перетряхнул, наконец, и Временное правительство. 5(18) мая прежде однородное, буржуазное, оно было преобразовано в Первое коалиционное – шесть министров от эсеров, меньшевиков, народных социалистов; пять – от кадетов; четверо – беспартийных. На следующий день оно выступило с официальной декларацией. С программой, которой подтверждало прежний курс власти.
«Временное правительство, – указывала, она, – твёрдо верит что революционная армия России не допустит, чтобы германские войска разгромили наших союзников на западе и обрушились всей силой своего оружия на нас. Укрепление начал демократической армии, организация и укрепление боевой силы её как в оборонительных, так и в наступательных действиях будут являться главнейшей задачей Временного правительства».52
Сочтя одну только декларацию недостаточной, наследующий день Г.Е. Львов, сохранивший пост премьера, счёл очень важным лично для себя ещё раз заверить Париж и Лондон в верности Петрограда принятым перед Антантой обязательствам. «Установившееся на фронте фактическое перемирие, – заявил он журналистам, – давшее основание германскому канцлеру высказать позорное для России предположение о возможности сепаратного мира, должно быть прекращено. Страна должна сказать своё властное слово и послать свою армию в бой». Львову вторил и новый министр иностранных дел М.И. Терещенко: «Свободная Россия должна доказать, что она верно выполнит взятое на себя обязательство объединённой борьбы и взаимной помощи».53
Слова эти, более похожие на заклинание, не были лишь обещанием на будущее. В большей мере они являлись извинением за то, что уже произошло. За так и не начатое наступление русской армии весной одновременно с союзниками, которые, тем не менее, попытались прорвать «Линию Зигфрида» и вытеснить немцев с французской территории, выйдя к бельгийской границе. Франко-английские силы, надеясь на согласованную загодя поддержку на Восточном фронте, начали 9 апреля операцию, через месяц завершившуюся для них тяжким поражением. Потерей 340 тысяч человек, в том числе и 5 тысяч из состава Русского экспедиционного корпуса. Настоящим разгромом, в котором не без серьёзных оснований винили Петроград, его неспособность добиваться наиважнейшего в дни войны.
И вот теперь, уже в июне, предстояло вновь попытаться совместными усилиями всё-таки нанести решающий, окончательный удар. Принудить Германию капитулировать. Потому-то Керенский, сменивший А.И. Гучкова на посту военного и морского министра, патетически пообещал: «Я уезжаю на фронт и – я уверен – буду иметь полное основание рассеять тот пессимизм, который сейчас очень распространён даже среди некоторых начальственных лиц.54
Керенский действительно выехал на фронт – уже 9(22) мая. Объехал его от севера до юга. Побывал в Гельсингфорсе, Риге, Двинске, Минске, Каменец-Подольске, Одессе, Севастополе. Посылал отовсюду в адрес правительства телеграммы, полные экзальтированного восторга и эйфорической уверенности. Заодно обратился к армии с воззванием, призвав её готовиться к наступлению. «Вы понесёте, – писал он выспренне, – на концах штыков ваших мир, правду и справедливость. Вы пойдёте вперёд, скованные дисциплиной долга и беззаветной любви к революции и родине».55
На обратном пути в столицу Керенский 18(31) мая остановился в Киеве, чтобы встретиться с членами Центральной Рады. Потребовать от них в столь трудную для страны минуту отказаться от своих намерений и поддержать правительство. Не препятствовать подготовке наступления, о котором громогласно трубили все газеты.
Однако киевские националисты, чтобы укрепить своё положение в глазах общественности, схитрили. Постарались сообщить о беседе министра с Грушевским так, чтобы она выглядела как чуть ли не полная поддержка Керенского предложений Центральной Рады:
«Керенский заявил, что во Временном правительстве существует стремление сделать в вопросе об автономии всё, что возможно «по долгу и совести». Положение правительства осложняется тем, что ему приходится считаться с интересами и взглядами всей России. «Вы говорите о санкционировании Учредительным собранием готового факта, а мы хотели бы, чтобы Учредительное собрание положило бы начало этому факту».
Грушевский – Украинцы хотят лишь национально-территориальную автономию в федеративной Российской республике. Мы не добиваемся независимости, мы имели свою государственность. Документ о ней вырван у нас Романовыми. Мы хотим, чтобы Временное правительство провозгласило, что оно возвращает наше право на национально-территориальную автономию, а Учредительное собрание это санкционирует.
Шульгин /А. Шульгин – член Центральной Рады от украинской партии социалистов-федералистов – Ю.Ж./ считает, что только децентрализация России может её спасти, иначе она погибнет.
Грушевский – Украинское движение не угроза для России, а твёрдая опора. На него должно опереться Временное правительство, если оно желает спасения России.
Керенский – Я вижу угрозу не в движении, а в нетерпеливости, с которой мне приходится бороться и в рядах русской демократии. Во всяком случае, я остаюсь вашим другом и сделаю всё, что будет возможно.
Грушевский указывает, что откладывать удовлетворение требований украинского народа нельзя и Центральная Рада не могла бы отвечать за последствия, если бы переданные центральному правительству желания украинского народа не были выполнены».56
Так выглядело содержание беседы, опубликованное еженедельником «Вестник Украинской Центральной Рады». Вроде бы обо всём – готовности Керенского удовлетворить пожелания Киева, угрозы Грушевского, но ни слова о том, что заставило военного министра сделать непредусмотренную ранее остановку в центре Юго-Западного края. Вынудило его заявить об отнюдь не благоприятном для украинских националистов – переформирование армии по национальному признаку во время войны недопустимо. Решительно выступить против всего, «что может разорвать связи между национальностями» России. Весьма твёрдо, решительно подчеркнуть – требования не только создания собственной армии, но и автономии вообще Временное правительство поддерживать не собирается.57
Столь резкая отповедь, данная руководству Рады, не являлась самодеятельностью Керенского, превышением им своих полномочий. К тому дню Временное правительство уже образовало Особое совещание «для выслушивания доклада представителей украинской общественности». (Весьма примечательно: даже в названии своего кратковременного органа правительство не пожелало упоминать не признаваемую им Центральную Раду!) Включило в него председателем – товарища (заместителя) министра юстиции Д.М.Щепкина, и членами от Министерства внутренних дел – С.А. Котляревского и Н.Н. Авилова, от Военного – Л.С. Туган-Барановского, от постоянного юридического совещания при Временном правительстве – Н.И. Лазаревского.
Оба заседания Особого совещания, 21 и 22 мая (3 и 4 июня) проходили в присутствии находившихся в Петрограде членов Рады В.К. Винниченко, С.А. Ефремова, Н.Н. Ковалевского. А.М. Пилькевича и П.Я. Стебницкого. По сути представляли открытую дискуссию с ними.
В первый день члены совещания «ввиду неопределённости термина «автономия» предложили делегатам Рады в дополнительной записке точно указать Временному правительству – в каких формах им представляется возможной и желательной, не нарушающей единства государства /выделено мной – Ю.Ж./ автономия для Украины». Вместе с тем высказало и положительное суждение.
Согласилось с участием украинских представителей в международной мирной конференции, но лишь при обсуждении судьбы Галиции. И не стало возражать против «сношения» российских и австрийских украинцев, но только как сугубо частных лиц.
Выразили члены совещания своё мнение и по военному вопросу. В ходе обсуждения поначалу допустили в принципе «в некоторых случаях возможность выделения украинцев в отдельные воинские части». Правда, тут же отметив «технические трудности, вызываемые осуществлением такой меры». Вместе с тем, категорически высказались «против формирования в настоящее время украинских полков». Мотивировали это тем, что «такая мера может не поднять, а лишь ослабить боеспособность армии». В конце концов, пришли к окончательному выводу: «совершенно недопустимо образование особой украинской армии, а равно и «украинизации» Черноморского Флота как могущих лишь ослабить боевую силу государства».
Во второй день члены совещания рассмотрели остальные требования Рады. «По вопросу о выезде на родину зарубежных украинцев», то есть возвращения в Галицию австрийских подданных, предложили обратиться в МИД, однозначно отклонили настоятельную просьбу «о размещении пленных украинцев-галичан в украинских губерниях».58
Получив столь однозначно отрицательный ответ, Центральная Рада всё же решила настаивать на своём. Для создания же видимости того, что откровенно сепаратистские, иными словами, преступно антигосударственные требования являются якобы «общенародными», объявила о созыве второго Войскового съезда. Намеревалась на нём от имени «солдат-украинцев» уже не просить, а прокламировать и автономию, и создание национальной армии.
Ответ Керенского, на этот раз не кулуарный, а официальный, последовал незамедлительно. 28 мая (10 июня) он направил в Киев телеграмму следующего содержания: «По военным условиям считаю украинский съезд несвоевременным ввиду невозможности в настоящее время отвлекать солдат и офицеров от выполнения их прямого долга перед отечеством. Вопрос о национальных войсках спешно вносится на рассмотрение Временного правительства».
Но так как Центральная Рада отказалась выполнить данное предписание, Керенский вынужден был 1(14) июня повторить свой запрет – «Всякий солдат и офицер может осуществлять все права свободного гражданина, поскольку долг службы не препятствует этому. В настоящее время считаю долгом всякого солдата оставаться в рядах армии. Поэтому всякие обращения о разрешении съездов, не входящих в систему общевойсковой организации, вынужден отклонить».59
Не довольствуясь приказом только военного министра, петроградские власти решили подкрепить его уже и от своего имени. 2(15) июня официоз «Вестник Временного правительства» опубликовал сообщение: «31 мая Временное правительство заслушало заявление Украинской Центральной Рады. Товарищ министра внутренних дел Д.М. Шепкин представил подробные соображения: «Все вопросы, связанные с автономией как Украины, так и других местностей государства, могут быть разрешены лишь Учредительным собранием».60
А день спустя, 3(16) июня, последовало более обстоятельное «Правительственное сообщение об отклонении украинских требований». «Центральная Украинская Рада, – уведомляло оно, – представила правительству свои постановления о будущем устройстве Украины. Эти пожелания распадаются на три группы. Первая касается установления автономии Украины с изданием правительством особого акта принципиального значения; вторая – немедленного выделения для особого административного управления 12 губерний с украинским населением, с учреждением краевого совета и особого комиссара по делам Украины при правительстве, и третья – учреждение особого украинского войска…
Устанавливая основные положения своего постановления, правительство обратило внимание на следующие принципиальные соображения.
Возможно ли признавать Центральную Украинскую Раду правомочной в смысле признания её компетенции по выражению воли всего населения местностей, которые эта Рада желает включить в число 12 губерний, в территорию будущей автономной Украины? Так как эта Рада не избрана всенародным голосованием, то правительство едва ли может признавать её выразительницей точной воли всего украинского народа. Поэтому правительство считает, что как с формальной, так и с тактической стороны вопрос об установлении автономии Украины может решить только Учредительное собрание. Поэтому явилось бы затруднительным для правительства издание акта по этому вопросу, ибо это имело бы предрешающее значение. Кроме того, без точного определения содержания понятия автономии Украины издание такого акта повело бы к недоразумениям в территориальном и других отношениях. Отрицательное решение по вопросу об издании акта об автономии Украины принято правительством единогласно.
Точно так же правительство признало, что оно не в праве устанавливать новое административное устройство Украины и учреждать особых комиссаров, ибо это всецело подлежит компетенции Учредительного собрания.
По вопросу о самостоятельном украинском войске правительство признало возможным временное разрешение этого вопроса лишь в объёме, указанном военным министром украинским организациям в Киеве.
Вместе с тем, правительство подчёркивает, что оно признаёт национальные особенности, своеобразные условия жизни Украины и необходимость разрешения вопроса о будущем устройстве Украины, которое принадлежит Учредительному собранию».61
Мало того, накануне премьер-министр дал интервью В.В. Шульгину, депутату 2-й, 3-й и 4-й Государственных дум от Волынской губернии, теперь считавшейся «украинской», самому известному русскому националисту. Интервью, опубликованное в наиболее распространённой на юге газете «Киевская мысль» 3(16) июня и фактически повторившее всё содержавшееся в «Правительственном сообщении», но в более конкретной и резкой форме.
«Отвечая на мои вопросы, – писал Шульгин, – князь Львов сказал, что правительство ни в коем случае не даст согласия на украинские притязания до Учредительного собрания. Автономия Украины – это дело всего русского народа. Временное правительство получило власть от всей нации, и взять на себя ответственность за расчленение России не может. Если народы и племена России пожелают размежеваться, то это их дело. Но такой акт от имени Временного правительства, которому вручена цельная российская держава, был бы ничем не оправдываемой растратой вручённого охране правительства. Это тем более не может быть сделано во время войны, которая объявлена России, всем её частям, а Малороссии грозит, может быть, больше, чем Великороссии.
Если украинцы желают провозгласить автономию до Учредительного собрания, значит, они опасаются, что Учредительное собрание на автономию не согласится. Значит, они хотят это сделать не в порядке соглашения, а против воли остальной России. Но у правительства нет даже уверенности в том, выражает ли действительные желания всего населения юга России та его группа, которая называет себя украинцами и проявляет большую активность.
Правительству совершенно неизвестно, как будет встречено Великороссией и другими племенами, если Киевскую, Подольскую, Волынскую, Черниговскую, Полтавскую, Харьковскую. Екатеринославскую и Таврическую губернии украинцы объявят автономными, не пожелав даже спросить мнение остальной России. Весьма возможно, что это будет сочтено актом неуважения и такого непонимания общности интересов в прошлом и будущем, что вызовет в высшей степени враждебные чувства в отношении украинцев. А из этого враждебного отношения могут родиться величайшие осложнения. Поэтому правительство всемерно будет противодействовать поползновениям решить украинский вопрос до Учредительного собрания».62
Но ни «Правительственное сообщение», ни ясно выраженное мнение премьер-министра не охладили пыл сепаратистов. Напротив, подстегнули их горячее и неуёмное желание как можно быстрее если ещё не полностью отделиться, то предельно обособиться от страны. Уже 3(16) июня Центральная Рада приняла опасную по последствиям резолюцию:
«Обсудив ответ Временного правительства российского на требования Украинской Центральной Рады и придавая значение тому, что признание права украинского народа на автономию соответствует его трудовым и национальным интересам, общее собрание Центральной Украинской Рады, пополненное Украинским Советом крестьянских депутатов и Войсковым Украинским Генеральным Комитетом, признало, что отклонение требования Центральной Рады Временное правительство сознательно пошло против интересов трудового народа на Украине и против им же (Временным правительством) объявленного принципа самоопределения национальностей. Ввиду этого собрание Центральной Рады признало необходимым:
1. Обратиться ко всему украинскому народу с призывом организоваться и приступить к немедленному заложению фундамента автономного строя на Украине.
2. Центральная Украинская Рада считает нужным немедленно издать к украинскому народу Универсал, в котором имеет выяснить сущность требований украинской демократии, представленной Центральной Радой, а также те задания, которые стоят перед ней в создании автономного строя на Украине совместно с другими национальностями украинской земли».63
Тем самым, киевские сепаратисты не просто выразили неповиновение той власти, которую они, по их собственным словам, ещё как бы признавали. Они бросили открытый вызов Временному правительству, понадеясь на его слабость. И, чтобы если и не привлечь на свою сторону, а лишь завоевать симпатии собравшегося в тот же день в Петрограде Всероссийского съезда Советов рабочих и солдатских депутатов, обильно уснастили свои незаконные требования псевдосоциалистической терминологией. Не поскупились на слова «демократия», «интересы трудового народа», «право наций на самоопределение». Заодно сослались и на то, что вместе с ними заодно действует и Украинский Совет крестьянских депутатов (его съезд Рада, избегая настоящих выборов, срочно провела буквально в канун принятия своей резолюции, с 29 мая (10 июня) по 2(15) июня), и явная подмена Совета солдатских депутатов – Войсковой съезд.
Можно предположить и иное. Зная о предстоящем скором наступлении на Юго-Западном фронте – а о нём не знал разве что самый нелюбопытный, – попытаться таким образом шантажировать Петроград. Требовать автономию, к тому же весьма широкую, да ещё для той территории, которую Рада сама же и определила чисто произвольно, угрожая срывом боевых действий, окончательным развалом русской армии.
Решительно игнорируя законное право кого-либо иного представлять интересы населения края или хотя бы одной Киевской губернии, Рада неуклонно продвигалась к намеченной цели. Даже вопреки неожиданному единству взглядов большевиков и меньшевиков на объединённом заседании киевских Исполкомов, Советов рабочих депутатов, войск Киевского военного округа, коалиционного студенчества, прошедшем 2(15) июня.
Так, Киевский комитет РСДРП(б) заявил: «Требование отделения Украины может быть поддержано партией в том случае, если за него выскажется всенародное голосование всего населения Украины». Меньшевики заняли ещё более твёрдую позицию. Их представитель прозорливо отметил: «Украинцы требуют от правительства не мнения, а санкции того, что авторитетный орган государственной власти автономию признает… Для чего нужны /Центральной Раде – Ю.Ж./ войска? В «Декларации» указывается, что это мероприятие необходимо для предупреждения развала армии. Но в действительности на всех съездах /национапистов – Ю.Ж./ определённо указывается, что армия нужна Украине для защиты своих прав. Не предупреждение развала, а дезорганизация».
В целом же резолюция, принятая объединённым заседанием – не менее, а более представительным, нежели Рада, – гласила: «Стоя совершенно определённо на почве устройства России на принципах децентрализации и широкой автономии, мы вполне присоединяемся и готовы всей силой своего авторитета поддержать точку зрения правительства, что вопрос этот в смысле общих начал автономии, её объёма и фактического содержания может быть решён только Учредительным собранием. В настоящее время, по нашему убеждению, может быть речь лишь о подготовке вопроса к Учредительному собранию».64
Но и такая оценка конфликта киевскими Советами Раду не остановила. Убедившись, что серьёзного противодействия со стороны Петрограда она не встретит и окончательно уверовав в собственную безнаказанность, провела с 5(18) по 10(23) июня то, что назвала Вторым Всеукраинским войсковым съездом. Провела только для того, чтобы лишний раз доказать свою уже несомненную силу или, вернее, полную неспособность Временного правительства отстаивать, защищать национальные интересы, целостность государства. Войсковой же съезд, как бы подталкивая Раду к новым незаконным действиям, принял резолюцию, практически не содержавшую ничего нового, принципиального. Лишь в более агрессивной форме повторявшую всё не раз звучавшее из уст сепаратистов.
«– Украинский народ, – патетически провозглашала она, – равный со всеми культурными народами мира, имеет со времени уничтожения российского царизма полные права свободного народа, которые и будет защищать…
– Съезд поручает Генеральному украинскому войсковому комитету в самом непродолжительном времени разработать детальный план украинизации войск и принять все меры для немедленного проведения его в жизнь.
– Предлагает Центральной Раде в самом непродолжительном времени созвать территориальное собрание для соглашения с национальными меньшинствами и рассмотрения проекта статута автономии Украины».
Новое сборище солдат, не желавших отправляться на фронт не ограничилось поручениями только Раде и Войсковому Комитету. Потребовало от Временного правительства:
«– Чтобы высшая русская, /так в тексте – Ю.Ж./ войсковая власть /то есть военное министерство и лично Керенский – Ю.Ж./ немедленно провела во всех приказах утверждение Украинского Войскового Генерального Комитета.
– Чтобы все обращения Украинского Войскового Генерального Комитета к высшей русской войсковой власти признавались и исполнялись ею обязательно».65
Использовав эту резолюцию как формальное основание, – мол, вот он, глас народа! – в день закрытия съезда пятая сессия Рады приняла обещанный ею в «Декларации» Универсал (манифест) «К украинскому народу на Украине и вне ее территории». На следующий день М.С. Грушевский зачитал его на Софийской площади:
«Народ украинский. Народ крестьян, рабочих и трудящегося люда. Волей своей ты поставил нас, Украинскую Центральную Раду, на страже прав и вольностей украинской земли. Лучшие сыны твои, выборные люди от сёл, от фабрик, от солдатских казарм, от всех громад и обществ украинских избрали нас, Украинскую Центральную Раду, и поручили нам стоять и бороться за эти права и вольности.
Твои, народ, избранные люди заявили свою волю так:
Пусть будет Украина свободна. Не отделяясь от всей России, не порывая с державой российской, пусть народ украинский на своей земле имеет право сам распоряжаться своей жизнью. Пусть ПОРЯДОК и строй на Украине даст избранное всенародным, равным, прямым и тайным голосованием Всенародное украинское собрание (сейм). Все законы, которые должны дать этот строй здесь, у нас на Украине, имеет право издавать только наше украинское собрание…»
Перечислив далее те требования, которые украинская делегация предъявила Петрограду, которые «центральное российское правительство отвергло, провозгласил:
«Нас принудили самих творить свою судьбу. Мы не можем допустить наш край до разрухи и упадка. Если Временное российское правительство не может ввести ПОРЯДОК у нас, если не хочет приступить вместе с нами к большой работе, то мы сами должны взять её на себя. Это наш долг перед нашим краем и перед теми народами, которые живут на нашей земле.
И посему мы, Украинская Центральная Рада, издаём этот Универсал ко всему нашему народу и объявляем: отныне сами будем творить нашу жизнь… С этого времени каждое село, каждая волость, каждая управа городская или земская, которая стоит за интересы украинского народа, должна иметь самые тесные организационные сношения с Центральной Радой. Там, где по каким-либо причинам административная власть осталась в руках людей, враждебных украинству, предписываем нашим гражданам /выделено мной – Ю.Ж./ приступить к широкой, мощной организации и осведомлению народа, и после этого переизбрать администрацию…
Народ украинский, перед твоим выборным органом, Украинской Центральной Радой, стоит большая и высокая стена, которую ей надо опрокинуть, чтобы вывести свой народ на путь свободы. Нужны силы для этого. Нужны сильные, смелые руки. Нужен великий народный труд. А для успешности этой работы, прежде всего, нужны большие средства (деньги). До этого украинский народ все свои средства отдавал во Всероссийскую центральную казну, а сам не имел, да и теперь не имеет от неё того, что должен бы иметь за это. А посему мы, Украинская Центральная Рада, предписываем всем организованным гражданам сёл и городов, всем украинским общественным управлениям и учреждениям с 1 числа месяца июля обложить население особой податью на родное дело и точно и немедленно регулярно пересылать её в казначейство Украинской Рады.
Народ украинский! В твоих руках судьба твоя. В этот трудный час всемерного неустройства и развала докажи своим единодушием и государственным умом, что ты – народ хлеборобов– можешь гордо и достойно стать наряду с каждым организованным державным народом как равный с равным».66
Итак, Центральная Рада расставила, наконец, точки над «и». Провозгласила, не заботясь больше о последствиях:
1. Она якобы избрана всем народом края, правда, не указав, на какой же территории и когда прошли такие выборы; 2. Отныне народ Украины сам, без какого-либо вмешательства, но непременно в лице Рады, будет сам распоряжаться своей жизнью. 3. Больше не станет дожидаться всероссийского Учредительного собрания, а создаст собственный сейм. 4. Ещё до созыва такого сейма все местные органы власти края обязаны ей подчиниться, а если не сделают того, должны быть заменены на послушные. 5. Начиная с 1(14) июня вознамерилась обложить население края собственным налогом.
Мотивировала Рада столь беспрецедентные, незаконные решения стремлением всего лишь не допустить распространения на Украину «разрухи и упадка», якобы воцарившихся вне её пределов. Такое чисто экономическое толкование как бы подчёркивалось тем, что Универсал обошёл две проблемы, совсем недавно являвшиеся для Рады принципиальными, хотя и вызывали наибольшие споры с правительством. Ни разу в акте не упомянули те самые двенадцать губерний, которые постоянно и объявлялись Украиной. Ничего не говорилось и о формировании национальной армии. Видимо, авторы Универсала постарались избежать поводов для новой острой полемики.
И всё же, суть акта от 10(23) июня явно выходила за рамки допустимого тогда дискуссией содержания понятия «автономия». Скорее свидетельствовала об ином – полной готовности провозгласить вскоре суверенитет края, к чему Рада явно решила идти напролом.
5. Путь в Каноссу
Опасения киевских сепаратистов, если они у них ещё и оставались, оказались напрасными. Ни Г.Е. Львов как премьер и министр внутренних дел, ни А.Ф. Керенский как военный министр, столкнувшись со столь неоспоримым фактом государственной измены – а именно так следовало квалифицировать в условиях военного времени Универсал – не отдали приказ о роспуске Рады и аресте её членов. Ограничились заведомо безрезультатной в сложившейся ситуации публикацией, да и то в одной только газете «Киевская мысль», весьма запоздалого «заключения» Юридического совещания при правительстве. Заключения, всего лишь повторявшего уже переданное украинской делегации три недели назад мнение Особого совещания.
«Временное правительство, – с олимпийским спокойствием констатировал своеобразный ответ на универсал, – не вправе разрешать вопросы об автономии Украины, подлежащие компетенции Учредительного собрания… По вопросу об участии украинцев в международной конференции совещание высказалось против его удовлетворения, ибо в международной конференции принимают участие государства, а не народы. Образование отдельных войсковых частей совещание признало делом военного министра».67
Словом, заключение перечисляло всё то, что Временное правительство не собиралось делать, что оставляло на волю Учредительного собрания либо отдельных министров. Но не содержало наиглавнейшего – юридической оценки действий и Рады, и её универсала.
Потому-то Рада и поспешила воспользоваться очередной уступкой Петрограда – а его бездействие иначе трактовать было невозможно. 15(28) июня сделала следующий шаг на пути к независимости Украины. Объяснила: отныне ей следует «стать национальным сеймом, в котором должны освещаться и разрешаться веете вопросы, которые выдвигает жизнь». Исполнительным же органом её станет Генеральный секретариат. Краевое правительство во главе с В.К. Винниченко, включающее одиннадцать генеральных секретарей (министров) – внутренних дел, финансов, юстиции, продовольствия, земледелия, иностранных дел, труда, путей сообщения, военного, торговли и промышленности, просвещения. Представлявших три основные украинские региональные партии – социал-демократическую рабочую, социалистов-революционеров, социалистов-федералистов.
Лишь теперь Временное правительство осознало прямую угрозу целостности страны, свою ответственность за происходящее. Однако и на этот раз предпочло прибегнуть только к словам. К ничего не менявшему воззванию.
«Братья-украинцы, – уговаривало оно без какой-либо веры в успех. – Не идите же гибельным путём раздробления сил освобождённой России. Не отрывайтесь от общей родины, не раскалывайте общей армии в минуту грозной опасности. Не вносите братоубийственной розни в народные ряды как раз тогда, когда напряжение всех сил народных необходимо для защиты страны от военного разгрома, для преодоления внутренних препятствий. В нетерпеливом стремлении теперь же закрепить формы государственного устройства Украины, не наносите смертельного удара всему государству и самим себе, ибо гибель России будет гибелью и вашего дела».68
Тщетно. Центральная Рада не захотела прислушаться к крику души, к последнему аргументу. Своим упорством сыграла на руку противнику.
В тот же самый день, когда Временное правительство обратилось с воззванием к украинцам, 16(29) июня, давно согласованное с союзниками наступление Юго-Западного фронта должно было начаться. С запозданием натри месяца. Несмотря на полное разложение русской армии – 7-й Сибирский корпус после отдыха в тылу отказался вернуться на позиции; 1-й Сибирский корпус и 2-я Кавказская гренадёрская дивизия объявили, что решили вернуться домой, в места формирования; несмотря на категорический запрет Керенского, началась самочинная украинизация 10-го, 26-го и 39-го корпусов…
И всё же наступление, призванное, прежде всего, продемонстрировать верность союзническому долгу, началось. По плану разработанному Генштабом ещё в феврале и в мае одобренному главнокомандующим генералом от кавалерии А.А. Брусиловым, три армии Юго-Западного фронта прорвали австрийские укрепления, чтобы попытаться вновь занять Галицию с её административным центром Львовом.
Две недели наступление развивалось более или менее успешно. Позволило овладеть такими важными стратегически городами, как Галич, Станислав, Калуш. Однако противник сумел не только быстро оправиться от удара, но и, подтянув к району прорыва новые силы, перейти в контрнаступление. А 6(19) июля под Тарнополем нанести мощный удар. После него русские армии уже не оказывали ни малейшего сопротивления. Потеряв свыше 150 тысяч человек, стремительно, беспорядочно отступали вплоть до реки Збруч. Только там, на старой, довоенной границе, и остановились.
Смена командующего Юго-Западным фронтом 10(23) июля (генерала Е.А. Гутора заменили генералом Л.Г. Корниловым, которого уже 19 июля (1 августа) повысили, назначив главнокомандующим) ничего не изменила. Солдаты больше не желали воевать, проливать свою кровь неведомо за что. Русская армия окончательно потеряла боеспособность.
Проигранное в Галиции сражение серьёзно осложнило положение и союзников. Полагаясь на поддержку Юго-Западного фронта, они также перешли в наступление. Во Фландрии, в районах Ипра и Вердена. Однако быстрый (слишком быстрый!) успех на востоке позволил немцам перебросить подкрепления на запад, сдержав англо-французские войска. Сражение во Фландрии затянулось до конца ноября, так и не принеся перевеса ни одной из сторон. Только британским дивизиям ценою огромных потерь удалось продвинуться на… 8 километров.
Продуманная, тщательно разработанная совместная операция во второй раз за 1917 год завершилась ничем. И снова Париж и Лондон винили в том свою союзницу, так и не оправдавшую надежд.
Между тем, в Петрограде ещё 3(16) июня открылся Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Вторая, по общему мнению, власть в стране, которая из-за паралича воли Временного правительства с каждым днём обретала всё большую и большую силу, значимость.
Первым, а, следовательно, и самым важным из предложенных для обсуждения, неизбежно оказался вопрос о власти. Следует или нет поддерживать коалиционное правительство. Однако было вполне очевидным, что положительный ответ на него предрешён. Известен загодя, ибо эсеры, меньшевики, трудовики и народные социалисты, чьи представители согласились принять министерские посты, на съезде составляли большинство. Обладали 564 мандатами из 1090.
Так оно и оказалось. Тон задал выступивший первым лидер правых меньшевиков и вместе с тем министр почт и телеграфов И.Г. Церетели. Скучно, невыразительно призвал всех выразить полное доверие Временному правительству. И поступить так лишь на том основании, что ни все социалистические партии вместе, ни одна из них якобы ещё не готовы взять на себя ответственность за судьбы страны.
Вторым оратором – от большевиков – стал Ленин. Он же не только подверг уничтожающей критике политику правительства. Уверенно заявил, что уже сегодня вся власть должна перейти к Советам. А если потребуется, то его партия в состоянии взять на себя ответственность за будущее России. Выступая с докладом по столь широкой проблеме, Ленин, естественно, остановился и на не менее злободневном вопросе – о войне. Точнее, о «мире без аннексий и контрибуций», которого столь дружно вроде бы добивались все партии, представленные на съезде. Но вот тут-то он неожиданно затронул и иное – национальную проблему.
«Революционная демократия, – заметил Ленин, – это большие слова, но применяются они к правительству, которое мизерными придирками осложняет вопрос с Украиной и Финляндией, не пожелавшими даже отделяться, а лишь говорящими – не откладывайте до Учредительного собрания применение азбук демократии». Заодно, мимоходом – не подтверждая убедительными доказательствами – поддержал идею федерализации, которая, по его мнению, и должна исключить возможность угнетения какого бы то ни было народа. И многозначительно добавил, обращаясь к правительству: «Мир без аннексий и контрибуций нельзя заключить, пока вы не откажетесь от собственных аннексий».69
Читать бесплатно другие книги:
