Часть Европы. История Российского государства. От истоков до монгольского нашествия Акунин Борис

Превратности судьбы

После убийства Боголюбского его держава погрузилась в смуту. Ее главной причиной была конфронтация «старых» городов, Суздаля и в особенности Ростова, с «новыми» городами, первым из которых являлся Владимир. Аристократия оставалась жить в прежних центрах княжества, относясь к владимирцам презрительно. С точки зрения бояр, потомственных дружинников и ростовско-суздальской торговой верхушки, это были безродные людишки, которые под покровительством Андрея Юрьевича разбогатели на низменных ремеслах и каменном строительстве. «Холопы-каменщики» – так ростовцы называли владимирцев.

В 1174 году после кровопролитных столкновений между дядьями-Юрьевичами и племянниками-Ростиславичами верх взяли последние. Они разделили государство на две части: старший брат Мстислав взял себе старую столицу – Ростов, а младший, Ярополк, сел во Владимире.

Однако владимирцам, которые ощущали свою силу, торжество «старшей дружины» не нравилось. В особенности горожан раздражало то, что Ярополк Ростиславич поставил на все ключевые должности пришлых людей. Владимирцы позвали к себе брата Боголюбского – Михаила Юрьевича. В 1175 году тот прибыл со своей дружиной, дал племянникам бой и одержал победу.

Жители Суздаля, который склонялся то на одну, то на другую сторону, послали к Михаилу сказать, чтобы он на них не гневался и принял под свою руку – мол, враждовали с ним лишь суздальские бояре, а вовсе не горожане. Это окончательно решило дело. Уйти пришлось не только Ярополку, но и Мстислав был вынужден покинуть Ростов, оказавшийся в изоляции. Первенство вернулось к Владимиру-на-Клязьме.

Мир однако сохранялся недолго, потому что в 1176 году Михаил умер. Он давно уже хворал – во время войны с Ростиславичами князя носили на носилках.

Владимиро-суздальская земля снова заволновалась. Ростовцы решили взять реванш. Они опять позвали Мстислава Ростиславича. Он не заставил себя ждать. Быстро собрал войско, явился на зов – и все-таки опоздал. Владимир уже присягнул на верность очередному Юрьевичу – князю Всеволоду. Это был совсем молодой человек, и серьезным конкурентом Мстислав его не считал. Но ошибся. Появился новый сильный лидер, который быстро стал ключевой фигурой русской политической жизни.

До этого момента летописи упоминали о Всеволоде Юрьевиче лишь вскользь. Из-за своего возраста он не мог играть важной роли в событиях.

Однако, несмотря на юность, этот княжич уже успел испытать немало превратностей судьбы.

Он был не то десятым, не то даже одиннадцатым сыном Долгорукого от некоей Ольги (или Елены), про которую известно лишь, что она была «грекыня», византийская принцесса. По разнице лет Всеволод годился своему великому брату Андрею Боголюбскому во внуки – был младше на сорок с лишним лет. Никакой приязни к мальчику (как, впрочем, к большинству своих родственников) Боголюбский не испытывал. В 1162 году, когда Всеволоду было семь или восемь лет, Андрей выгнал Ольгу и ее детей с Руси, чтобы избавиться от лишних соперников. Всеволод уже в раннем детстве оказался изгнанником.

Эмигрантов принял родственник, византийский император Мануил. Таким образом, будущий великий князь был человеком греческого воспитания – его взгляды и вкусы сформировались в Константинополе.

К сожалению, мы ничего не знаем об этом периоде жизни Всеволода. Зато сохранилось множество описаний двора Мануила Комнина (1143–1180). Это был период последнего расцвета Византии. Мануил, прозванный Великим, пытался восстановить римскую империю и достиг немалых успехов. Он подчинил ближневосточные государства крестоносцев, успешно воевал с турками-сельджуками и даже на время завоевал часть Италии. Мануил пытался договориться со святым престолом о совместном правлении, чтобы папа стал духовным главой обеих церквей, а базилевс – светским властителем всего христианского мира. Доблестный воин и в то же время книжник, Мануил, в отличие от других императоров, не придавал большого значения церемониалу. Человек он был яркий: отличался веселым нравом, любил празднества, даже участвовал в рыцарских турнирах.

Чему Всеволод точно научился в Византии – это искусству политического маневрирования. Он никогда не будет идти напролом, предпочитая договариваться с оппонентами.

В пятнадцатилетнем возрасте Всеволод вернулся на Русь один, без матери и братьев. Почему – неизвестно. Вероятно, его вызвал старший брат Михаил – во всяком случае, в последующие годы именно он был покровителем юноши. В том же году княжич участвовал в судьбоносном походе на Киев, а четыре года спустя, по желанию Михаила, даже стал вместо него князем киевским. Это свидетельствует не о значительности 19-летнего Всеволода, а о том, как низко пала былая столица. Впрочем, на этом «столе» юный Юрьевич продержался всего пять недель и был взят в плен смоленским князем Романом Ростиславичем. Брату Михаилу пришлось выкупать пленника.

Таким образом, в 1176 году владимирцы приняли в свои князья человека еще очень молодого, но уже закаленного испытаниями и обладавшего изрядным жизненным опытом.

В том, как Всеволод повел себя с Мстиславом, не было ничего юношеского. Прежде всего он попробовал найти компромисс. Сказал, что удовольствуется Владимиром, сопернику отдаст Ростов (который был главным сторонником Ростиславичей), а суздальцы пускай сами выберут, под кем им быть. Ростовская «старшая дружина» на это не согласилась, да и Мстислав был уверен, что сможет забрать себе всё княжество целиком.

Тут Всеволод впервые продемонстрировал, что, если не удается договориться по-хорошему, он умеет за себя постоять. У Юрьева-Польского произошло сражение, в котором он одержал решительную победу, так что Мстислав был вынужден снова бежать. Ростовцы покорились владимирскому князю – теперь уже окончательно. С оппозицией «старых» городов было покончено.

После этого молодой князь установил в бывшей державе Боголюбского крепкую единоличную власть, приведя остальных родственников в полную покорность. Одного из них, Андреева сына Юрия (Гюргия), даже вовсе выгнал за пределы Руси – то есть, поступил с ним так же, как в свое время Андрей обошелся с самим Всеволодом.

В дальнейшем Юрий Андреевич никакой роли в русской истории уже не играл, но судьба его оказалась весьма необычной.

Еще ребенком он был посажен отцом на стратегически важное новгородское княжение и оставался там до смерти Боголюбского. Летопись, сообщая об убийстве великого князя в 1174 году, сообщает: «сынок его мал в Новегороде». Как только Боголюбского не стало, новгородцы сразу прогнали Юрия Андреевича. Вслед за тем мальчика выгнал с родины его дядя Всеволод. Сын грозного Андрея Боголюбского стал изгоем. Его приютили половецкие родственники, у которых княжич жил около десяти лет.

В 1185 году он получил неожиданное приглашение в Грузию. В этом далеком православном государстве на престол взошла царица Тамара, которой потребовался супруг из иноземных принцев – чтобы дал стране наследника престола, а сам при этом не претендовал бы на власть (фактически Юрия приглашали на роль консорта). Он охотно согласился – и обманул ожидания грузинского двора по обоим пунктам.

Во-первых, захотел править, чем восстановил против себя и царицу, и аристократию. Во-вторых, не произвел потомства, поскольку, если верить грузинским хроникам, был мужеложцем. Вдобавок ко всему Юрий прослыл пьяницей и дебоширом.

В 1188 году Тамара велела посадить неудачного супруга на корабль, выплатила ему отступные и отправила в Константинополь. Однако, прожив полученные «алименты», Юрий через два года вернулся обратно, вызванный грузинскими вельможами, которые взбунтовались против царицы. В сражении войско Юрия было разбито, сам он попал в плен и был опять выслан.

Через некоторое время он явился в Грузию в третий раз, теперь уже с восточной стороны. Снова потерпел поражение, бежал и после этого в летописях уже не упоминается.

Подчинив всю владимиро-суздальскую землю в 1176 году, Всеволод оставался на престоле целых 36 лет и всё это время был первым среди Рюриковичей. Никто не оспаривал занимаемого им положения. Точно так же и Север сохранял главенство во всех русских делах до самой смерти великого государя.

Во главе большого гнезда

Принято считать, что свое прозвище Всеволод Большое Гнездо получил из-за многодетности – у него было восемь сыновей и четыре дочери, от которых потом произошло бессчетное множество княжеских родов. Однако ничего экстраординарного в такой плодовитости нет. Например, отец Всеволода произвел на свет еще более многочисленное потомство. И все же это прозвание очень подходит к Всеволоду Юрьевичу. Он властвовал над всей Русью, как над большим беспокойным гнездом, и ко всем остальным князьям относился, словно к крикливым и неразумным птенцам, постоянно пытаясь навести среди них хоть какой-то порядок. Интересно, что в достоинство великого князя Всеволода, кажется, никто специально не вводил, но в Лаврентьевской летописи, начиная с 1186 года, он именуется этим титулом. Такое ощущение, что он достался Всеволоду Юрьевичу де-факто и уже не подвергался сомнению. Беспрестанно сменяющиеся хозяева Киева тоже называли себя «великими князьями», но стояли ниже владимирского князя.

Во внутренней политике Всеволод Большое Гнездо опирался на Владимир и другие «новые» города: Переяславль-Залесский, Городец, Дмитров, Тверь, Кострому, жители которых не были связаны с боярством. Пока Всеволод был жив, боярская оппозиция не осмеливалась ему противиться, что давало князю возможность заниматься делами остальной Руси, где он всё время пытался расширить свое влияние. В этом качестве Большое Гнездо действовал гораздо успешнее, чем Андрей Боголюбский, и достиг более внушительных и долговременных результатов, хоть в конечном итоге все его усилия и обратились прахом. Чтобы понять, почему правление Всеволода так блестяще начиналось и так жалко окончилось, нужно рассмотреть сильные и слабые стороны этого монарха.

Главным его достоинством безусловно являлось хладнокровие и неистощимое терпение – качества, которые он проявил с первых же дней своего княжения.

Вот несколько примеров того, как Всеволод Юрьевич строил военные кампании.

В 1176 году его соперник Мстислав Ростиславич, потерпев поражение в битве и бежав в Новгород, не нашел там пристанища и вновь явился на Владимирскую землю вместе со своим зятем Глебом Рязанским. Они вторглись во владения Всеволода и сожгли Москву (первый в истории «пожар московский»). Владимирское войско вышло навстречу врагам и заступило им путь. Сил у Всеволода было больше, но он не нападал, а ждал, пока противник уйдет восвояси.

Глеб и Мстислав пошли на Владимир обходным маршрутом. Всеволод опять преградил им путь, заняв оборону по реке Колакше. Так он стоял целый месяц. Нервы у князя были крепкие, из ближних волостей ему подвозили припасы, а неприятель мог кормиться только грабежом. Наконец, истощив запасы, Мстислав с Глебом были вынуждены атаковать – и потерпели сокрушительное поражение.

Такая же история произошла в 1180 году, когда на Всеволода напал Святослав Черниговский. Противники сошлись на реке Влене, и опять Всеволод, имея численное преимущество и занимая крепкую позицию, стоял и ждал. Святослав постоял-постоял, да и повернул обратно, бросив все свои обозы. Большое Гнездо одержал бескровную победу.

Богатой Новгородчиной, за контроль над которой Андрей Боголюбский так долго и безуспешно боролся, Всеволод тоже овладел без кровопролития, одними только экономическими и дипломатическими усилиями. Вместо того чтоб идти на Новгород войной, он стал способствовать усилению в городе партии своих сторонников. Эта политика оказалась эффективной. В течение трех десятилетий Всеволод назначал в Новгород князей по собственному усмотрению. Так продолжалось почти до самого конца его правления.

И позднее, обладая самым мощным на Руси войском (в «Слове о полку Игореве» говорится, что оно «Волгу может веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать»), Всеволод предпочитал, когда это было возможно, обходиться без сражений.

Самой симпатичной чертой великого князя было его нежестокосердие. Он неохотно наказывал и охотно миловал, что было редкостью для того сурового времени.

Любопытна история с ослеплением Мстислава и Ярополка Ростиславичей. Междоусобица 1176 года закончилась тем, что Всеволод захватил в плен всех своих врагов. Одного за другим он их освободил, но двоих Ростиславичей отпустить не мог, так как владимирцы люто их ненавидели. Горожане требовали предать пленников казни или выдать на растерзание. Всеволод держал племянников под стражей, ждал, пока улягутся страсти. Он не устрашился даже народного мятежа. В конце концов владимирцы перестали требовать смерти узников и сказали, что удовольствуются их ослеплением: «Выдай нам Ростиславичи, хочем бо их ослепити». (Горожан можно понять – они вынесли от этих князей немало горя и хотели быть уверены, что те угомонятся). Всеволод объявил, что ослепит племянников сам. «И тако беднии Ростиславичи, иже хотяху болшея славы и власти, возвратишася в своя смиренны без очию», – скорбно сообщает средневековый автор, чтобы затем сообщить о великом чуде Божьего милосердия: оба князя вскоре волшебным образом прозрели. Славить за милосердие в этом случае несомненно следовало Всеволода Большое Гнездо.

В 1207 году Всеволод раскрыл заговор рязанских князей, своих вассалов, которые тайно сговорились с его врагами Ольговичами. Великий князь приказал арестовать изменников, но не причинил им никакого зла, а через некоторое время выпустил.

Так же мягко Большое Гнездо обходился не только с Рюриковичами, но и с простолюдинами, что совсем уже удивительно.

Жители Пронска, города на Рязанщине, вели себя по отношению к Всеволоду враждебно и заперли ворота перед его людьми. Князь послал к ним боярина с увещеваниями – прончане ответили тому «буйной речью». Тогда Всеволод осадил город, но брать его штурмом не стал, а лишь перекрыл водоснабжение. Горожане и тут не уступили. По ночам делали вылазки за водой и «бились крепко». Целых три недели они упорствовали и сдались только тогда, когда у них закончилось продовольствие. Всеволод никого не наказал, города не разграбил, а лишь назначил туда своего ставленника.

По временам Большое Гнездо проявлял и суровость, но лишь в особенно вопиющих случаях и никогда не перебарщивал с жестокостью.

В 1178 году Новгород позвал к себе князем Ярополка Ростиславича – того самого, чудесно прозревшего и после этого оставшегося врагом Всеволода. Большое Гнездо был возмущен тем, что новгородцы, целовавшие ему крест на верность, нарушили свою клятву. В наказание он осадил Торжок, принадлежавший Новгороду, и хотел было вынудить его к мирной сдаче, но горожане не желали капитулировать, а дружина требовала от князя жестких мер. Прождав пять недель, Всеволод наконец приказал взять Торжок штурмом и сжечь – но жителей не перебили, как обычно делалось в подобных случаях, а лишь «перевязали», то есть забрали в плен.

Так же тридцать лет спустя великий князь поступил с Рязанью, истощившей его долготерпение. В 1207 году он ходил на эту взбунтовавшуюся область походом, но рязанцы покаялись, и Всеволод повернул обратно. На следующий год они опять подняли мятеж, схватили княжеских представителей и некоторых умертвили, похоронив заживо («засыпали в погребах»). Когда Всеволод пришел с войском, горожане повели себя дерзко. Тогда Большое Гнездо спалил непокорный город, но жителей не истребил, а лишь расселил по другим местам.

Разумное сочетание твердости и умеренности обеспечило Всеволоду Юрьевичу прочное положение первого из владетельных князей, но этого ему было недостаточно. Как его брат Андрей Боголюбский, а перед тем отец Юрий Долгорукий, он не хотел быть первым среди равных, а стремился стать самовластным правителем всей Руси, снимая и назначая удельных князей по своей воле. (Примечательно, что в эту эпоху «Русью» называются только южные области разъединенной страны, а «отчина» владимирских князей числится особо).

Действия Всеволода на «Руси» были успешнее, чем у Боголюбского, потому что Большое Гнездо вел себя осторожнее и дипломатичней, но всякий успех оказывался недолговечным. Задача была невыполнимой.

Владимирский князь обыкновенно выжидал, когда где-нибудь начнется междоусобица или смута, и тогда вмешивался в конфликт, стремясь подчинить себе эту часть страны. В результате получилось, что воевал он практически беспрерывно, часто по нескольку раз с одними и теми же противниками, которые то подчинялись ему, то снова восставали. Все свои незаурядные дарования Всеволод потратил на этот Сизифов труд.

Он без конца замирял соседнюю Рязань; ссорился, мирился и снова ссорился с черниговскими Ольговичами; сходился и расходился со смоленскими Ростиславичами.

Много сил у Всеволода ушло на попытки подчинения Галицкой земли. После смерти Ярослава Осмомысла там начались раздоры, и с 1190 года Всеволод активно в них вмешивался. Двадцать лет, до самого конца жизни, он тщетно пытался присоединить к своему «гнезду» этот дальний регион, но лишь истощил силы и приобрел грозного врага, который в конце концов подорвет мощь Владимиро-Суздальской державы и разорит Всеволодово наследие.

Мстислав Удатный, один из самых популярных персонажей древнерусской истории, был сыном того самого Мстислава Храброго, который одержал блестящую победу над огромной армией Боголюбского под Вышгородом в 1173 году. «Удатный» означает не только «удалой», но и «удачливый». Нельзя сказать, чтобы этому князю во всем сопутствовала удача, но он легко оправлялся от поражений и, в общем, всегда выходил сухим из воды.

Мстислав Мстиславич не был «изгоем» в традиционном значении этого термина, поскольку с самого начала владел собственными землями, однако по неугомонности и авантюризму вполне может быть отнесен к этой гиперактивной категории Рюриковичей. Он не терпел спокойной жизни, не умел долго сидеть на месте. По словам Костомарова, «его побуждения и стремления были так же неопределенны, как стремления, управлявшие его веком».

Возможно, непоседливость Мстислава Удатного объясняется тем, что в эпоху приключений он вступил в зрелом уже возрасте и остаток жизни бурно тратил накопившуюся энергию. Подобно Илье Муромцу, он тридцать лет и три года «просидел на печи» – в доставшемся от отца Торопецком уезде, на Смоленщине.

Мстислав родился около 1176 года, а впервые заявил о себе в 1209 году. К тому времени его старшая дочь уже была замужем.

В это время у Всеволода Большое Гнездо возник конфликт с новгородцами. Он забрал с тамошнего княжения одного своего сына и вместо него посадил другого, не озаботясь получить одобрение веча. Горожане увидели в этом ущемление своих древних прав, взяли Всеволодовича с его людьми под стражу и отправили к торопецкому князю послов звать на «стол». Мстислав, отец которого в свое время княжил в Новгороде и был там популярен, откликнулся на зов. Он возглавил новгородское войско, выступил навстречу Всеволоду.

По своему обыкновению, Большое Гнездо предпочел войне компромисс. Он согласился оставить Мстислава на новгородском княжении, если тот признает великого князя «отцом» (то есть согласится на номинальное подчинение) и выпустит на свободу пленных. На том и договорились.

В Новгороде Мстислав некоторое время занимал себя походами против чуди и немецкого Ордена меченосцев. Завоевал выход к морю, награбил добычи, получил от финских племен дань.

В 1214 году нашлись дела и на Руси. Возникла ссора между Всеволодом Черниговским и наследниками Рюрика Ростиславича, у которых тот отобрал Киев. Мстислав охотно включился в эту ссору, сходил с войском на Днепр, разбил в сражении черниговцев и вернулся обратно.

Воевать поблизости было не с кем. Мстислав томился бездействием. Тут к нему явились посланцы от краковского князя Лешко с просьбой помочь в войне против венгров, захвативших Галич.

Мстислав распрощался с новгородцами и – редкий случай в истории – ушел с княжения добровольно. «Есть у меня дела на Руси, – сказал он, – а вы вольны в князьях».

Отправившись на запад, Мстислав победил венгров, сделался галицким князем, а свою дочь выдал за соседа и союзника – юного волынского князя (того самого, который войдет в историю под именем Даниила Галицкого).

Спокойно Мстислав сидел недолго. Он поссорился с поляками, был разбит и вернулся обратно в Новгород, откуда выгнал Всеволодова сына Ярослава (сам Всеволод к этому времени уже умер). Новгородцы с радостью приняли Удатного.

На владимирщине за наследие Большого Гнезда воевали двое братьев – Константин и Георгий (Юрий). Мстислав выступил на стороне первого.

Времена, когда противники договаривались миром, ушли вместе с мудрым Всеволодом. Уж Мстислав-то всегда предпочитал решать проблемы посредством меча. В 1216 году у реки Липицы произошло самое кровопролитное сражение в истории русских междоусобиц. Удатный показал себя героем. Он трижды пронесся насквозь взад и вперед через вражеские ряды, разя топором, который каким-то особенным образом привязывал к руке. Победа была сокрушительной.

После этой победы Удатный вернулся в Новгород и через некоторое время опять заскучал. «Хочу поискать Галича, а вас не забуду», – объявил он горожанам, и, сколько они его ни упрашивали остаться, отбыл прочь, теперь уже навсегда.

Мстиславу хотелось взять реванш за поражение в Галицком княжестве. К этому времени там уже снова утвердились венгры. В Галиче сидел королевич Коломан (Кальман), а войском командовал барон Фильний, которого Галицко-Волынская летопись называет «древле прегордый Филя». Поляки теперь были с венграми заодно.

В 1218 году Удатный явился туда со своей дружиной и союзными половцами. Состоялась жестокая сеча (у Мстислава все сечи были жестокими). Поляки опрокинули одну часть русского войска и погнали ее прочь. Тем временем Мстислав во главе другой части кинулся на венгров и разгромил их, захватив в плен самого «прегордого Филю». Когда усталые и обремененные добычей поляки с победными песнями вернулись на поле брани, их ждал сюрприз: Удатный напал на них и на голову разбил.

В Галиче Мстислав захватил королевича Коломана со всеми приближенными и еще некоторое время повоевал с венграми. В 1221 году война закончилась. Удатный выдал дочь за другого королевича, Андраша, и оставил княжество галицкое за собой.

Но и теперь ему хотелось новых приключений.

Вероятно, именно Мстислава следует считать главным виновником калкинской катастрофы, а возможно и всего татаро-монгольского нашествия на Русь, поскольку благодаря этой победе монголы поняли, что русские князья не слишком опасные противники.

Дело было так.

В 1222 году к Мстиславу прибыл его тесть, половецкий хан Котян, и стал просить заступничества от огромной неведомой орды, движущейся с востока. Удатный начал подбивать князей на поход в степи.

Вскоре на Русь явились посланцы Чингис-хана с мирными предложениями: монголы будут воевать только против половцев, а русскую землю не тронут. Послов предали смерти – за это злодеяние князья потом заплатят дорогой ценой.

Во время битвы на Калке Мстислав, как обычно, первым ринулся в сражение – и первым был разбит. Противник, с которым столкнулось русское войско, оказался невиданно силен.

Одна за другой княжеские дружины терпели поражение и бежали к Днепру, но переправиться не могли, потому что Удатный, отступая, уничтожил все ладьи.

Дюжина князей попали в плен. Все они были преданы мучительной казни – в отместку за убитых послов.

С этого момента удача отвернулась от Удатного. Последние годы жизни он провел в Галиче, ссорясь со своими зятьями – Андрашем Венгерским и Даниилом Холмским, но былой силой и былым авторитетом уже не обладал.

Мстиславу удалось так легко раздробить державу Всеволода Большое Гнездо всего через четыре года после его смерти, потому что владимирское государство к этому времени было ослаблено бесконечными войнами и к тому же не сумело избавиться от антагонизма между «старыми» и «новыми» городами.

Перед смертью Всеволод собирался сделать наследником старшего сына Константина, отдав Ростов другому сыну, Георгию, но Константин выражал недовольство, не желая делить княжество с братом. Тогда старый князь, рассердившись, назначил наследником Георгия.

После кончины Всеволода обойденный Константин сразу же предъявил свои права, в конфликт вмешался охочий до войны Мстислав Удатный – и вскоре государство раскололось.

В дальнейшем Владимирская земля раздробилась еще больше, разделившись на Суздальское, Ярославское, Переяславское, Ростовское и еще несколько удельных княжеств. И к моменту вторжения монголов северо-восточная Русь, которая, оставшись единой, могла бы дать серьезный отпор такому грозному врагу, была разобщена и стала легкой добычей для орды. Великий князь не сумел собрать достаточно войска, пал в бою, и владимирские князья надолго стали вассалами золотоордынских ханов.

Особый путь

Новгород был самым долговечным из русских государств периода раздробленности – а в период своего расцвета и самым большим. Оно просуществовало в автономном, полунезависимом состоянии больше трех веков, поглощенное Москвой лишь во второй половине XV столетия.

В нашей истории Новгород стоит особняком. В силу ряда факторов его судьба складывалась совершенно иначе, чем у других российских регионов. Некоторые авторы до сих пор вздыхают, что Русь в своем государственном развитии пошла по «московскому», а не по «новгородскому» пути.

В период монгольского владычества, когда основная часть страны попала под власть Золотой Орды, а западные земли одна за другой вошли в литовскую державу, Новгородчина в культурном, политическом, да и этническом смысле оставалась единственным очагом беспримесной «русскости». Жители бывших новгородских владений и поныне слывут эталоном великорусского генетического типа – если считать таковым смешение восточно-славянского, финно-угорского и варяжского элементов.

При этом новгородская земля, как мы помним, исторически была колыбелью всей отечественной государственности. Именно здесь в середине IX века зародился импульс, приведший к созданию новой страны.

Никто наверняка не знает, почему самый древний из русских городов называется «Новым». Видимо, он считался таковым по отношению к какому-то другому городу – возможно, Старой Ладоге, варяжскому поселению, где первоначально утвердился полумифический Рюрик. Так или иначе, если Киев получил прозвание «матери русских городов», то их «отцом» безусловно следует полагать Новгород.

В Киевском государстве положение Новгорода было привилегированным, особенным. Его население пользовалось правами и преимуществами, которыми не обладали другие области. Помимо традиционного почтения к истоку великокняжеской власти это объяснялось еще двумя причинами. Во-первых, Новгород был северными воротами «пути из варяг в греки»; во-вторых, в случае конфликта с центром новгородцам было очень легко позвать на помощь своих соседей, воинственных норманнов – что несколько раз и происходило.

Однако в XII веке положение Новгорода претерпело существенные изменения.

Значение великого речного пути упало, что ослабило экономическую связь русского Северо-Запада с Юго-Востоком. В то же время у Новгорода развились собственные торговые отношения с балтийско-европейскими портами, и Киев в этих отношениях не участвовал. Новгородская боярско-купеческая элита перестала нуждаться в централизованной власти, а у киевских (позднее – владимиро-суздальских) великих князей не хватало сил крепко привязать к себе богатую и могущественную область, способную за себя постоять.

С середины XIII века, после монгольского нашествия, у новгородцев появилось дополнительное основание держаться особняком от остальной Руси. Защищенный расстоянием, лесами и болотами, Новгород не был разорен Ордой, а впоследствии избежал оккупации. В этот период республика несомненно вовсе разорвала бы связь с, казалось, окончательно погибшей страной, если б не одно обстоятельство, сыгравшее роковую роль в истории новгородского государства.

Дело в том, что новгородцы, пользуясь выгодами торговли, мало развивали сельское хозяйство – суровый климат и скудные почвы делали этот труд слишком невыгодным. Проще и дешевле было закупать хлеб у соседей. Однако при всяком конфликте поставки прекращались, и Новгород оказывался перед угрозой голода. Силой оружия подчинить республику было непросто, а надолго там закрепиться и вовсе невозможно, но зависимость от импорта продовольствия крепко привязывала северян к остальной Руси, прежде всего владимиро-суздальской. В Новгороде всегда существовала сильная «суздальская» (потом – «московская») партия, жившая за счет хлебной торговли и отстаивавшая интересы великокняжеской власти. В конечном итоге эта продовольственная зависимость привела к падению купеческой республики.

Но сначала давайте посмотрим, как возникло это уникальное для Руси государственное образование и как оно было устроено. (Если быть точным, похожее устройство имел еще Псков, но он постоянно находился в орбите влияния своего «старшего брата», а то и официально становился частью новгородской республики, поэтому касаться истории псковского княжества мы не будем).

Власть Киева над отдаленной северной провинцией начала ослабевать после смерти Ярослава Мудрого. В течение следующего полувека вследствие чехарды на столичном престоле в Новгороде шесть раз сменялись князья, что поколебало престиж княжеской власти в городе, где издавна была сильна собственная торгово-земельная аристократия. Новгородцы, которые дважды успешно возводили на трон выдающихся правителей – Владимира Красно Солнышко и Ярослава Мудрого – всегда отличались своенравием и непокорностью. Еще в период формальной подчиненности Киеву, в 1102 году, произошел один характерный случай, ставший провозвестником грядущей независимости.

Великий князь Святополк Изяславич договорился с Владимиром Мономахом, что сын последнего, Мстислав, уступит новгородское княжение Святополкову сыну Ярославу.

Однако новгородцы с этим не согласились. Они заявили, что не хотят расставаться с полюбившимся им Мономашичем и Святополчича к себе не примут. Город посмел воспротивиться воле двух сильнейших феодалов тогдашней Руси, поставив под угрозу компромисс, который был достигнут Святополком и Мономахом с немалым трудом.

Интересно, что великий князь не стал карать строптивцев, а пригласил их к себе для разбирательства. Новгородские послы прибыли в Киев и повели себя там удивительным для подданных образом. Когда Святополк начал настаивать на своем решении, северяне дерзко ответили: «Если у твоего сына две головы, пусть приезжает». Поразительная по наглости угроза, произнесенная в лицо монарху, прямо в его столице, не только осталась безнаказанной, но послы еще и добились своего. Великий князь поспорил-поспорил, да и уступил. Новгородцы вернулись обратно с Мстиславом, который еще долго после этого у них правил.

Авторитет центра совсем ослабел во второй четверти XII века, когда началось соперничество Мономашичей с Ольговичами. Новгородчина, как и другие русские земли, оказалась втянута в это нескончаемое противостояние, но не пожелала быть игрушкой в руках властолюбивых князей и предпочла взять свою судьбу в собственные руки.

Сын Мстислава Владимировича, столь любимого новгородцами, Всеволод Мстиславич, не пользовался в городе популярностью. Как выразился Костомаров, «характер у новгородцев отличался живостью и изменчивостью». В 1136 году они восстали и, сказав: «Ты посиди у нас, пока мы поищем себе другого князя», поместили Всеволода вместе со всей семьей под арест. Продержали князя в заточении несколько недель, а потом прогнали вон, обвинив в том, что он «не блюдет смердов», то есть плохо заботится о простых людях.

С этого момента Новгород переходит от единоличного княжеского правления к правлению коллегиальному, что и дает историкам основание называть это средневековое государство республикой, хотя установившийся здесь строй можно считать республиканским лишь со множеством оговорок.

Общественное устройство Господина Великого Новгорода

Кичливое самоназвание, напоминающее титулование другой средневековой купеческой республики, Венецианской (Serenissima Repubblica di Venezia), возникло не сразу, но постепенно вошло в дипломатический обиход и стало использоваться в официальных документах. В период максимального могущества территория Господина Великого Новгорода составляла половину всех русских земель.

Система управления этой большой страны заслуживает подробного рассказа.

Ее столица делилась на пять районов, называвшихся «концами», и за каждым из них была закреплена своя область, «пятина»: Водская, Обонежская, Бежецкая, Деревская и Шелонская.

На более позднем этапе, по мере расширения новгородских владений на север и восток, вплоть до Северного Ледовитого океана и Уральских гор, у республики появились колонии, именовавшиеся «волостями». Оттуда в метрополию везли товары: меха, пользовавшиеся в Европе неизменным спросом, поскольку без них был немыслим наряд мало-мальски состоятельного человека; воск, употреблявшийся в огромных количествах для изготовления свечей; сырую и выделанную кожу; мёд; моржовый клык. С Запада на Русь и дальше (новгородские купцы добирались до Средней Азии) везли ткани, железные изделия, вино. Особенным спросом пользовалось «красное» (то есть любое цветное, но прежде всего именно красное) сукно.

Сам город тоже разрастался. В некоторых источниках говорится, что в лучшие времена там жило 400 тысяч человек. Хоть эта цифра вне сомнений сильно завышена, в XIV веке Новгород безусловно был самым большим и самым богатым городом Руси.

Его население делилось на три основных сословия: бояре, «житьи люди» и «черные люди». Все новгородцы, кроме того, неформально делились на «лучших» и на «меньших» (они же «старшие» и «молодшие») в зависимости не столько от родословия, сколько от капиталов – ведь государство жило исключительно торговыми интересами, и богатство ценилось выше аристократического происхождения. Юридически все лично свободные граждане считались совершенно равноправными.

Бояре были потомками старейшин еще дорюриковой эпохи и варяжских дружинников. Они владели поместьями, но при этом активно участвовали и в торговле – в качестве инвесторов.

Непосредственно коммерцией занимались купцы, входившие в сословие новгородского среднего класса – «житьих людей» (то есть в буквальном смысле «домовладельцев»). Торговые люди объединялись в «сотни», своего рода промышленные товарищества, каждое из которых имело свои традиции и собственный устав. Членство в самой почтенной из гильдий, именовавшейся «Ивановское Сто» (в честь церкви Святого Иоанна), обходилось в огромную сумму – 50 серебряных гривен.

Характерной чертой новгородской торговли было акционерное партнерство. Купец участвовал в операциях не столько личными капиталами, сколько средствами пайщиков, среди которых были и «лучшие», и «меньшие» новгородцы. Особой категорией «житьих людей» являлись «своеземцы» – мелкие землевладельцы, которые тоже вкладывали весь свой доход в торговлю.

Основную массу населения республики, разумеется, составлял низший класс, «черные люди»: крестьяне-смерды, а также ремесленники и мастеровые, не имевшие собственного дома. Но и они при малейшей возможности пускали свои небольшие средства в оборот, так что выгодами от торговли в той или иной степени пользовалось всё население за исключением «холопов» – неисправных должников, попавших в личную зависимость.

Имущественное неравенство в сочетании с декларируемым равноправием порождало обычную для протодемократических обществ социальную напряженность. Вражда между богатыми и бедными почти никогда не затухала, а иногда перерастала в открытое столкновение. В политическом смысле Новгород был очень неспокойным городом.

Как водится, обычно верх брала правящая элита, лучше организованная и обладавшая бльшими ресурсами, но иногда победа давалась ей нелегко.

Так, в 1257 году произошло народное возмущение, погрузившее город в затяжной политический хаос. Монгольские послы добрались до Новгорода, чтобы собрать с него десятину – обычную дань, взимавшуюся с покоренных областей. Великий князь Александр Невский, бывший в то время и князем новгородским, этому не противился, понимая, что перечить хану опасно. Сознавала это и боярская верхушка. Но простому народу соображения государственной политики были чужды, о разорении остальной Руси в Новгороде знали только понаслышке, и новый, невиданный прежде побор показался «черным людям» боярскими кознями. Татарских послов прогнали, городских начальников поубивали, посадили на их место собственных избранников. Наместник, сын великого князя, бежал.

Невский явился карать бунтовщиков и подавил мятеж с примерной жестокостью: кому-то отрезал носы, кому-то «выколупал» глаза. Но вскоре, в 1259 году, бунт вспыхнул с новой силой. Татары, заручившись поддержкой Александра, затеяли в Новгороде перепись, чтобы удобнее было исчислять дань. Ко всякого рода переписям низы во все времена относились с крайней подозрительностью, чувствуя в этой непонятной затее угрозу. Вновь произошло народное восстание, причем новгородские бояре перебежали во вражеский стан – к великому князю и татарам. Таким образом, конфликт из национального превратился в сословный.

Поскольку во всяком военном столкновении с внешним противником городское ополчение возглавляли воеводы из бояр, взбунтовавшиеся горожане оказались без командиров и не сумели собрать войско. В конце концов они были вынуждены смириться, но с этих пор вражда между низами и верхами еще больше усилилась – бояре стали восприниматься как татарские сторонники, что впоследствии еще не раз приводило к социальным столкновениям.

Главной особенностью политической жизни Новгорода был институт народного веча – общего собрания горожан, обладавшего высшими полномочиями. Вече призывало и прогоняло князей, объявляло войну и заключало мир, устанавливало законы – то есть выполняло функции некоего парламента, членство в котором принадлежало всему свободному мужскому населению.

Эта форма решения важных вопросов сохранилась с родо-племенных времен и когда-то, по-видимому, существовала во всех древнерусских общинах, но постепенно была вытеснена княжеской властью и в полной мере осталась только на Новгородчине.

Город был разделен рекой Волхов на две части: Софийскую, названную в честь собора Святой Софии, и Торговую, где находился главный рынок. Там, на Торговой стороне, вокруг помоста и башни с вечевым колоколом, обычно и созывалось собрание.

Какого-либо регламента и вообще установленного механизма, кажется, не существовало. Понятия кворума тоже не было. Сколько людей собралось – столько собралось. Обычно вече созывалось по воле органов городского управления, но бывало и по-другому: группа решительно настроенных горожан начинала бить в колокол, требуя решения по какому-нибудь экстренному поводу.

Голосование велось на глаз, вернее на ухо: за какое предложение громче кричали, то и считалось принятым. При этом меньшинство не имело права остаться при своем мнении – требовалось, чтобы приговор был единогласным. Возражающих принуждали к согласию побоями. Если мнения разделялись примерно поровну (такое случалось нередко), собрание могло разойтись на два веча – одно шумело на Софийской стороне, второе на Торговой. Распалив себя, оппоненты сходились в драке на Великом мосту, соединявшем городские части. Однажды власти были вынуждены даже разломать этот мост, чтобы предотвратить кровавое побоище.

Некоторые историки и беллетристы, романтически воспевая новгородские вольности, описывают вечевую систему как утраченный рай исконно русского народовластия, впоследствии задушенного Москвой. Но если это и была демократия, то весьма примитивного – можно даже сказать, дикого типа. От воли «черных людей», составлявших основную часть населения, на самом деле мало что зависело; да и не было у простолюдинов возможностей ни сформулировать свои требования, ни провести их в жизнь.

Вечевая форма управления была главной причиной внутренней нестабильности в феодальной республике. Со временем в Новгороде сформировалась целая индустрия манипулирования массовым сознанием, появились свои «политтехнологи». Возникли и специфические профессии, не встречавшиеся в других областях Руси.

У всякого влиятельного человека – боярина или богатого купца – имелись свои крикуны. Это были зычноголосые, хорошо организованные клакеры, способные переорать соперников на вече. При необходимости крикунов можно было и нанять. В случае чего эта группа поддерживала нужное решение не только луженой глоткой, но и крепкими кулаками.

Водились в Новгороде и так называемые ябедники – люди чрезвычайно опасные. Сговорившись между собой, ябедники начинали на вече возбуждать толпу против какой-нибудь заранее намеченной жертвы, обычно из числа городских богатеев. Часто возводили напраслину, благо возбужденная толпа не спрашивает доказательств. Заканчивалось тем, что двор обвиненного в злодействах человека громили, а имущество растаскивали. Потом за проявление «народной воли», выраженной на вече, карать было некого.

Но главной угрозой общественному спокойствию были коромольники. В отличие от ябедников, они затевали смуту не для того, чтобы нажиться на погроме, а чтобы прибрать к рукам власть в городе. Это были заговорщики, которые готовили и проводили вече таким образом, чтобы народ прогнал прежнюю администрацию и избрал новую. Новгородская история изобилует «конституционными переворотами» подобного сорта.

Другой особенностью политической жизни республики были голки: междоусобные столкновения между партиями. Дрались обычно без оружия, голыми руками и палками, так что убитых бывало немного, однако случались и большие кровопролития. Одной из обязанностей архиепископа и вообще духовенства было разнимать дерущихся, для чего иногда приходилось устраивать целые примирительные шествия с хоругвями и иконами.

Органы государственного управления

Изучать анатомию новгородской власти очень интересно, поскольку отдельные компоненты этого довольно сложного устройства распознаются и в структуре современных демократий.

Настоящей властью народное вече, конечно, обладать не могло. Повседневным управлением занимался постоянно действующий правительственный орган – Совет господ. В него входили высшие государственные чиновники. Все они, вне зависимости от происхождения, назывались «боярами». Количество членов Совета постепенно, от века к веку, возрастало и в конечный период республики дошло до полусотни человек. Председательствовал архиепископ.

Помимо текущих административных забот Совет господ готовил новые законы и представлял их вечу на одобрение. При «площадной» системе принятия решений, да с заранее проинструктированными «крикунами», утверждение обычно было формальностью.

Наряду с этим коллегиальным органом в республике существовало четыре высших должности, функции которых отчасти совпадали, что часто становилось источником внутривластных трений.

Первым лицом или, как сказали бы сегодня, главой государства считался князь, однако после 1136 года эта фигура сделалась скорее декоративной. Лишь немногим особенно сильным личностям вроде Александра Невского удавалось, и то на недолгое время, играть в управлении лидирующую роль.

Князя приглашало вече, заключая с ним детальный договор – «ряд». Этот документ содержал множество ограничений и запретов. Так, князь не имел прав единолично вершить суд, раздавать земли, назначать на ключевые посты своих людей, собирать дань, участвовать в торговле. За свою службу (это была именно служба, а не монаршее служение) князь получал единовременное вознаграждение и доход с нескольких строго оговоренных волостей.

Положение князей было весьма непрочным. При малейшем недовольстве собиралось вече и прогоняло номинального правителя. Если воспользоваться аналогией с современными государственными формами, Новгород был не конституционной монархией, где государь несменяем, хоть и лишен реальной власти, а парламентской республикой, в которой сплошь и рядом случались президентские импичменты. За первые сто лет существования республики – от изгнания Всеволода Мстиславича до монгольского нашествия – княжеская власть сменилась в Новгороде 48 раз.

Может возникнуть вопрос: почему Новгород вовсе не отказался от князей, этого вроде бы излишнего элемента государственного устройства? Дело в том, что фигура князя новгородцам была не только необходима, но и выгодна. Этот торговый, прагматичный народ не стал бы тратиться на игрушечного монарха только ради того, «чтобы быть не хуже других».

Во-первых, князь был нужен в качестве третейского судьи, не принадлежавшего ни к одной из городских партий – а Новгород постоянно лихорадило из-за вражды между фракциями и «концами».