Крымский роман Алюшина Татьяна
Он сшибал деньги у друзей до следующей прибыли, о поступлении которой можно было только мечтать.
Все, все это было и много всякого другого, о чем и вспоминать не хочется, в то дикое время становления своего дела.
Это сейчас он – сытый холеный барин, обожающий свой кабинет, дубовый стол, сделанный по его индивидуальному заказу, компьютер и все атрибуты жизни преуспевающего предпринимателя, даже свою секретаршу Марию Ивановну, даму неопределенного возраста, остановившегося где-то около сорока пяти лет с десяток тому назад, – суровую и требовательную, как прапорщик на плацу, очень профессиональную, тайно обожавшую его и Михаила.
Она подкармливала их домашними пирогами и поила отваром шиповника, когда они засиживались допоздна.
Его зам и ближайший друг Мишка, для подчиненных – Михаил Захарович Дубин, а для близких – просто Дуб, не смог так красиво и даже элегантно уйти из конторы, как ушел Антон.
Ринкову и прежде приходилось вытаскивать его из разных ситуаций. Вытащил он друга и в тот раз.
После чего, распивая сильно алкогольные напитки у Антона на кухне, строго предупредил:
– Все, вали оттуда, иди ко мне замом, будем вместе бизнес строить!
Дуб сопротивлялся, ныл:
– Да не могу я, Ринк, не могу, я ж ни черта, кроме службы нашей, не умею! И родственников у меня нет. Я ж сирота, и занять не у кого, и заложить нечего. У меня же, кроме ранений и наград, – ни хрена нет! Не мое это, не мое! Это ты у нас шаманишь – такое придумываешь, что ни один нобелевский лауреат не допрет, а я по другой части. Ходил за тобой как тень и чудеса творил, если ты впереди.
– Да и не надо занимать и закладывать: все, что мог, я уже наковырял! – уверял Антон. – Мне ты нужен, мне спину прикрывать надо. Здесь, в бизнесе, так же, как на войне, а порой и круче! И все, кончай прибедняться, знаю я тебя: я, вон, когда ушел, а ты и без меня продолжал там чудеса творить – наслышан! Будешь зарплату получать. Знаю, что ты денег, как ранения в яйца боишься, но все, хватит ныть, завтра на работу!
– Ну, на войну так на войну, нам не впервой. Прикрывать так прикрывать – это мы завсегда, и даже очень уважаем! – улыбался Мишка.
Они стали жить вдвоем, в Антоновой квартире, доставшейся ему от родителей, так как правильно заметил Мишка, что, кроме ранений и наград, от Родины они ничего не получили. Да и бог с ним!
Очень трудно было поначалу, но они терпели – да фигня все, не такое проходили!
Но все равно Антон знал, что нельзя, ну, нельзя идти другим путем, нельзя брать то, что так охотно и навязчиво ему «дружески предлагают» разные важные «дядечки».
Да он и не собирался.
Ничего, выстояли.
Кто бы сомневался!
Антон вспомнил, как однажды утром он жарил яичницу на кухне. Вдруг в дверном проеме появился Мишка, в одних трусах, с бритвенным станком в руке – одна щека выбрита, а другая в пене.
– А вот скажи мне, командир, – задушевным голосом проговорил боевой товарищ, – мы с тобой одинокие, холостые мужики в полном расцвете сексуальных сил и энергий. Да?
– Ну? – согласился вопросом Ринков.
– А вот ты помнишь, когда последний раз спал с женщиной?
– Ну… давно.
– Вот, я о чем и говорю. У нас двухкомнатная квартира, заметь, с изолированными комнатами, а мы ни разу, – указательный палец жестом, подчеркивающим важность момента, поднят вверх, – ни разу баб не привели. О чем это говорит?
– Ну, и о чем это говорит?
– О том, что мы либо голубые, либо импотенты, либо у нас не все в порядке с головой. Первое и второе – невозможно по определению, значит, остается последнее.
– Ты сегодня ночью этого хакера охраняешь на тусне? – таким же задушевно-ласковым голосом спросил Антон.
– М-м-да, – сник Мишка.
– Вот там и скинешь сексуальную и прочие энергии, гоняясь за этим козлом. Не в первый раз.
– Да, не в первый, – подтвердил Мишка. – Я это все к чему, командир: как только мы приводим баб и устраиваем большой трах на всю ночь – это означает, что наши дела наладились и даже двигаются к процветанию вместе со всем капиталистическим обществом.
– А вот здесь ты зришь в корень, Дубик. Обещаю, что именно так мы это и отметим. Все, все, Дуб, о большом мужском разгуляеве пока забудь. Добривайся, пошли «капитализьм» строить.
Потом, когда дело сдвинулось и начало раскручиваться, они пригласили двух девушек, чтобы отметить обещанную Мишке первую маленькую победу.
Но это было еще то свидание!
Зная о проститутках все по специфике своей непростой работы, мужики относились к «ночным бабочкам» снисходительно – жалостливо, и добавлять этим девочкам отрицательных «рабочих» воспоминаний не собирались, да и не их это развлечения были, если честно.
Поэтому вариант близкого «общения» с женщинами облегченного до крайности поведения даже не обсуждался.
Они наметили с Мишкой первый выходной, строили планы, но возникла проблема – знакомиться с дамами им было негде и некогда. Да и ни сил, ни энергии на это просто не оставалось. И потом: им же не по двадцать лет, чтобы идти на дискотеку или еще куда?!
Как вообще это сейчас делают и где?
Махнув на все условности рукой, Антон поехал поговорить с двоюродной сестрой о насущной мужской проблеме.
Они всегда дружили со Светкой, с детства, когда все дети их большой и дружной семьи тусовались на огромной даче ее родителей, где отпрыски творили все, что им заблагорассудится, на бескрайнем участке среди сосен и разросшихся кустов смородины, крыжовника и малины.
Светка была младше его на три года, ее брат Дима – ровесник Антона, и троюродные Леша и Маша, младше на два года, – вот их основной отряд.
Компания была сплоченной, дружной, боевой, в которой, конечно же, командиром и заводилой являлся Антон. Летом к ним присоединялись соседские Павлик с Костей, и этот отряд взрослые прозвали «архангелы».
Самое удивительное, что потом, в далеком будущем, его боевой отряд тоже будет называться «Архангелы».
Но это уже совсем в другой жизни.
Что только они не вытворяли! Рассказы об их проделках и «подвигах» до сих пор гуляют по дачному поселку.
А Светка навсегда осталась своим, проверенным товарищем, другом и нежно, по-братски любимой сестричкой.
Обнявшись, расцеловавшись и махнув по первой рюмочке, они стали «общаться». Это Светкино выражение, она всегда начинала с этой фразы:
– Ну, давай общаться! Что, собственно, тебе, брат Антоша, нужно?
Вот так всегда – с места в карьер.
Она все про него понимала, про реалии его непростой жизни, прощала и любила, как и все они друг друга в своей большой семье.
Он начал было что-то мямлить, но совершенно запутался и, плюнув на все, прямо объяснил проблему.
– Так, – подытожила Светка, – полная деградация личности, вернее, двух личностей мужеского пола.
Поглумившись в таком духе еще минут десять, она, конечно же, согласилась «постараться помочь», а о результатах «помощи» обещала сообщить по телефону. Они еще посидели, повспоминали, помолчали о том, о чем нельзя говорить, выпили все, что было. Антон уложил пьяненькую Светку спать – она всегда быстро пьянела, но наутро помнила абсолютно все. А сам отбыл на работу – авралить перед выходным.
Светкины «девочки» оказались веселыми, очень милыми, умненькими, легкими и приятными в общении.
Они пришли, тут же сунулись на кухню, что-то быстро приготовили, хотя они с Дубом старались не ударить в грязь лицом – стол накрыли, но барышни переставили все по-своему.
И – быстрее, быстрее! – принялись наперебой произносить тосты, знакомиться, заливая шампанским неловкость первого момента.
Очень скоро все почувствовали себя раскованно и раскрепощенно. Громко играла музыка, мужики вовсю заигрывали, дамы хохотали, по телевизору шла какая-то комедия. Наконец Антон включил музыку и предложил медленный танец, все с удовольствием согласились.
Начались затяжные поцелуи, более откровенные жесты соблазнения, и, плавно двигаясь в танце, пары разошлись по комнатам…
Антон даже особо не утруждался запомнить, как зовут девушку, которая ему досталась, и разузнать, кто она такая, хотя, конечно, запомнил все до мелочей. Уж так его мозги устроены, и не до джентльменства ему тогда было, потому что ему хотелось сразу две несовместимые вещи – спать и заниматься любовью. Максимум такта, на который он был способен, это сказать «прости», перед тем, как идти в атаку.
И в первый раз в своей мужской жизни, достигнув финала, он мгновенно провалился в сон – как будто умер.
Проснулся он, как всегда, в одно мгновение, осознавая все вокруг, себя и свое тело, готовое к любым действиям – это был навык, закрепленный на уровне рефлекса на всю оставшуюся жизнь.
В квартире стояла тишина. Полная, звенящая.
Все было убрано, даже полы помыты.
Войдя на кухню, он немного прибалдел. Никаких следов вчерашнего веселья – идеально чистая кухня. На плите стоят кастрюльки с едой. В одной – одуряюще пахнущие щи, в другой – горка котлет. В холодильнике обнаружилась тарелка с нарезанными и красиво разложенными овощами, прикрытая целлофаном, поверх которой лежала записка следующего содержания: «Скрытый алкоголизм лечат в центре «Дар», а виагра продается в частных аптеках без рецепта. Когда вылечитесь – звоните».
Антон громко хохотал, от души, до наворачивающихся слез, облокотившись одной рукой о стол, в другой держа записку и перечитывая ее.
В кухню вбежал помятый Мишка – босиком, в одних трусах.
– В чем дело, командир?!
– Дуб, мы опозорили честь мундира русского офицера!
Мишка выхватил записку, пробежал ее глазами, потом еще раз, и совершенно с серьезным выражением лица произнес:
– Армия нам этого не простит!
Насмеявшись, они попробовали кулинарные шедевры, приготовленные щедрыми руками сердобольных женщин для сирых и убогих, и пошли на работу.
Лежа на своей верхней полке лицом к стене, он улыбался, вспоминая этот их первый выходной.
«Это все она, эта, с зелеными глазами, – по обыкновению честно признался себе Антон, – надо о деле думать, а меня растащило, хотя… я ведь простой пассажир, ну, и веду себя как простой пассажир. В меру повозмущался, «кулачком по столу стукнул», всех построил – и довольно».
Открылась дверь, и в купе вошла зеленоглазая – он, не глядя, определил, что она.
– Наталья Александровна, давайте обедать. Сейчас маму разбудим, накроем, – пригласила ее Даша шепотом.
«Значит, Наталья Александровна – хорошо», – подумал Антон.
– Нет, спасибо. Я в ресторан.
– Ну что вы, у нас все есть. Все вкусное. Свежее, – уговаривала настойчиво девчушка.
– Нет, нет, благодарю!
Наталья достала зеркальце, подправила легкий макияж, взяла сумку, сунула в нее телефон, сигареты. «Партизан» спал, повернувшись к миру спиной.
«Да, подруга, чего-то тебе точно в жизни не хватает, судя по реакции на обычную мужскую спину, хотя, конечно, не совсем обычную, а весьма внушительную. М-да, это диагноз» – вынесла себе мысленно вердикт Наталья и строго распорядилась: «Так, срочно в ресторан – хлопнуть коньячку!»
В ресторане посетителей оказалось мало, всего человек пять: ну, это и понятно – время еще не для ужина, но уже и не для обеда.
Она заказала себе овощи, рассольник, воду и рюмку коньяка.
Симпатичная плотненькая официантка неопределенного возраста, как и все поездные официантки, очень быстро принесла ее заказ. Предощущая лечебный эффект от коньяка для своих не в меру разгулявшихся нервов, Наталья поднесла рюмку к губам и замерла.
По проходу шел «партизан» и смотрел на нее в упор.
Прямо в глаза!
Даже «собрав всю свою волю в кулак», как пишут бездарные писатели, она не смогла отвести от него взгляда.
Рука дрогнула, выплеснулось немного коньяка, как бы напоминая о себе и незаконченном действии. Не отводя взгляда от серых глаз «партизана», Наталья выпила, забыв запить, или заесть, или что там еще надо делать после принятой рюмки.
– Лучше закусить лимончиком, – любезно подсказал виновник ее смятения, подойдя к столику. – Вы не заказали? А зря. Разрешите составить вам компанию, Наталья Александровна?
– Значит, все-таки вы не спали, – констатировала она.
– Не спал, – признался он и спросил тоном доброго соседушки: – А со мной коньяку выпьете? – и жестом попросил разрешения присоединиться к ней за столом.
– Выпью, что ж не выпить с хорошим человеком, – кивнула она, – и для беседы полезно.
– Экая вы, – сев напротив нее, он наконец подобрал слово: – острая.
– Каюсь, грешна, характер, знаете ли. Ничего поделать не могу, – резвилась Наталья, защищая себя от его взгляда, вызывавшего озноб в позвоночнике и что-то еще, может, забытое, а может, вообще не испытанное еще никогда…
Пока он делал заказ, Наталья смотрела в окно.
«Слишком быстро, слишком в упор – все слишком. Расслабься, Натка, – уговаривала себя она, – и так ты сегодня как истеричная барышня себя ведешь!»
– Наталья Александровна, вы куда едете? – приступил к застольной беседе сосед.
– В Крым. У меня там мама живет. А вы?
– Я тоже в Крым. Отдыхать и работать.
– Вы директор, у вас своя фирма, довольно успешная? – полуутвердительно спросила Наталья.
– Да, некоторым образом. Я даже не спрашиваю, как вы догадались.
– Правильно не спрашиваете, это сразу видно и понятно, – кивнула Наталья и отчего-то сказала о себе: – А я работаю риелтором, купля-продажа недвижимости.
– Значит, маклер. Нравится?
– Нет, – почему-то честно призналась она.
Принесли его заказ. Антон Александрович разлил коньяк по рюмкам, подвинул к ней тарелочку с лимоном.
– За знакомство!
– За знакомство!
Они выпили, и, слава богу, ее отпустило, отступило это пугающее понятно-непонятное странное ощущение, предчувствие чего-то особенного…
– Как давно вы живете в Москве?
– Десять лет в этом году исполнится.
– Привыкли? Как вам город?
– Сначала, в первые годы, было тяжело: слишком холодно, слишком много снега, слишком длинная зима. Да и время было сложное, страшное, вы же помните. Потом привыкла как-то и даже сильно полюбила столицу. Теперь скучаю, когда надолго уезжаю, рвусь назад. А когда возвращаюсь, иду гулять в центр по любимым улицам…
Антон Александрович слушал заинтересованно. Внимательные серые глаза, внимательное лицо, даже короткий ежик его волос казался внимательным…
«Ох, непрост мальчик, ох, непрост! «Глаз востер, как у татарина», – говорила про таких моя бабушка», – усмехнулась про себя Ната.
Зазвонил сотовый, оба принялись доставать свои телефоны. Мелодия была не ее – звонили Антону Александровичу.
«А ему очень подходит – Гимн Советского Союза… ах, извините, России».
– Да, Ринков! – несколько резковато ответил он.
Наталья уставилась на него как на привидение.
Слушая, что говорят на том конце, Антон Александрович удивленно поднял брови, не понимая ее странной реакции.
Детство… все хорошее, как всегда, из детства.
У Сереги дома была совершенно невероятная, огромная библиотека, там были такие чудесные книги: старинные, толстые – с разрисованными переплетами, и тонкие, с удивительными картинками – феями, рыцарями, принцессами, драконами и всякими сказочными рисунками.
Они таскали эти сказки из библиотеки от взрослых, не разрешавших Сереге выносить книжки из дома, и прятались в свой штаб в глубине сада.
Они еще не умели читать и, рассматривая картинки, придумывали по ним свои собственные истории – сказочные, бесконечные.
Первым научился читать Серега, и сначала читал им эти сказки по слогам. Маленькую Натку это ужасно раздражало, потому что если рассказывать сказку медленно и без выражения, то вся сказочность куда-то пропадает!
Она предстала перед старшей сестрой и потребовала, чтобы та немедленно, вот прямо сейчас, научила ее читать, чем вызвала восхищение любящих родителей. Натка очень быстро научилась, ее только смущали некоторые буквы в тех старинных книжках, смысл которых сестра ей не объяснила, но и с этим она справилась. Сама.
Так вот, в одной из этих сказок, которую особенно все любили, был необыкновенный герой.
Он дрался на мечах лучше всех, не носил латы, как все остальные рыцари, и поэтому был быстрее и ловчее других. Он умел абсолютно все – скакать на лошади, прыгать с высоты, плавать – весь джентльменский набор героя.
Как водится, имелась в сказке и принцесса – ну, а куда без нее! Мальчишки дружно утверждали, что она похожа на Натку, прямо точь-в-точь!
Когда они прочитали эту книжку в тысячный, наверное, раз и уже все знали наизусть, то начали придумывать рыцарю подвиги сами. А потом и играть в них.
Конечно, Ната всегда выступала в роли той самой принцессы, а рыцаря пацаны играли по жребию. И неизменно в конце игры спасавший ее становился на одно колено. Слов любви не произносили – так договорились сразу, потому что мальчишкам по дворовому статусу не положено сюсюкать, не по-пацански это, а она была «своя девчонка».
Откуда только ее не спасали!
С деревьев, из сараев, с крыш гаражей, из старых развалин…
Принцесса должна была терпеливо ждать спасенья, изображая нежную и беспомощную деву, но Натка и терпенье в то время не совмещались. Скоро она свела на нет все сцены, связанные с ее «беспомощностью», она слезала с «трона» или выходила из «подземелья» и принимала активное участие в собственном спасении. По мере того как компания росла, менялись и атрибуты игры – мечи, латы и прочая экипировка.
Имя рыцаря из книжки было каким-то сложным, так же, как и у прекрасной принцессы, и они сократили его до начальных букв – Ринк, а Нату стали называть – принцесса Ринка. Но постепенно именно ее стали звать Ринк без всяких приставок и прилагательных, а мальчика, изображавшего героя, называли просто «рыцарь».
По вечерам, когда родители загоняли их домой, мальчишки кричали ей на прощание:
– Пока, Ринк!
Так и прижилось, и даже сейчас, когда прошло миллион лет после детства, мальчишки при встрече называют ее Ринк.
Он говорил довольно долго, требовательным, жестким, начальственным голосом, давая кому-то указания.
Наталья не прислушивалась к разговору, мысленно благодаря господа за то, что он дал ей время отдышаться, выйти из детских воспоминаний и ожиданий, унять свое взрослое сердце. Она обругала себя за то, что расчувствовалась и так реагирует на этого мужчину, и за то, что… испугалась.
«Нервы и гормоны взыграли у девушки», – как говорит один ее коллега.
Быстро запив дурные мысли водой, Наталья подозвала официантку и попросила кофе. С рассольником ей сейчас не справиться – вот никак!
«Бежать, как можно быстрее и дальше!»
Но убежать она не успела.
– Да! Я перезвоню, – довольно жестко закончил разговор однофамилец ее детского рыцаря и спросил по-дружески, участливо: – Что-то вы свой обед не едите… – и предложил: – Еще коньячку?
– А давайте, – махнув на все рукой, согласилась она, отпуская свое настроение вместе с нервами и гормонами на произвол судьбы.
«Рыцарь», он же по совместительству «партизан», в обыденном обращении именуемый Антон Александрович, разлил коньяк по рюмкам.
– Ну что ж, за Москву!
– За нее, красавицу! – поддержала Наталья.
Запив коньяк кофе, она закурила, и в который уж раз за сегодняшний день ее снова отпустило.
Прямо американские горки, а не настроение!
«Что это с ней, – подумал Антон, – услышала мою фамилию – и вдруг стала смотреть так, словно испугалась? С чего бы? Мы незнакомы и никогда не пересекались, что ей моя фамилия? Интересно». Он старательно делал вид, что спит, но не смог усидеть в купе, когда услышал, что она собирается в ресторан. Слез с полки и потащился за ней, хотя совершенно не хотел есть, разве что выпить…
Что-то с ним случилось, когда он столкнулся с ней взглядом.
От воспоминания о том, как она смотрела на него и, не отводя глаз, выпила, до сих пор холодело в груди, как обещание чего-то замечательного, радостного, как в детстве перед елкой, на Новый год.
«Никакая поездная интрижка или курортный романчик с ней невозможны по определению, как говорит Дуб. Совсем другая, не по этим делам… Это сразу видно. И что, что я завелся?! Все это мне сейчас – ну никуда, совершенно не к месту.
Ввязываться во что-то серьезное я не могу, дела-с, знаете ли. Да и хочу ли?
Мне думать надо о деле, а я вот уж полдня – только про эту зеленоглазую… Маюсь и даже прикидываю: с какого боку зайти бы. Блин, не до этого, Ринков, соберись!»
– Антон Александрович, я пойду, – вдруг засобиралась она, быстро затушив в пепельнице сигарету. – Есть совсем не хочется, пить тоже. Приятного вам аппетита.
– Спасибо. Но вы же ничего не съели…
– Я еще ужинать приду. Благодарю за компанию!
Она вскочила, покидала в сумку телефон, сигареты, зажигалку, улыбнулась и почти побежала расплачиваться с официанткой. Рассчитавшись, махнула ему рукой от барной стойки на прощание и решительной походкой пошла к выходу.
Антон посмотрел ей в спину и как-то в один момент увидел ее всю – разумом, чувствами, зрением – словно узнал и понял то, что до сих пор не разглядел.
Она была невысокого роста, примерно метр шестьдесят два – шестьдесят четыре, довольно стройная, не худая и не полная, как говорится, в самый раз, с хорошей фигурой, ладненькая такая. Ноги, бедра, талия, грудь – все очень гармонично и красиво. На ней был легкий, свободного спортивного кроя костюмчик, подчеркивающий тонкую талию и обозначавший все остальное только намеком.
Высокая шея, правильной формы ключицы, короткая стрижка, темные волосы. Не красавица, но выразительные глаза, улыбчивые губы, и все вместе – очень живое, запоминающееся, милое лицо.
Он как бы видел ее перед собой и обдумывал все то, что отмечал и запоминал в течение дня по деталям, что не давало покоя и будоражило.
И понял.
С ней что-то случилось сегодня, она все время напряжена: то острит, то убегает, то погружается в себя, то улыбается загадочно. Ему стало совершенно ясно, что она одна, без мужа или бойфренда, строит свою жизнь, скорее всего, помогает маме, а может, и еще кому-то.
Но сама, сама – это точно!
Она сильная натура и наверняка – с какой-то непростой историей в личной жизни. Но и с этим она справилась.
Это тоже ясно.
Все это он понял за одно мгновение, пока смотрел ей вслед. «Ну, допер наконец-то. Аналитик хренов, специалист!» – поворчал он на себя.
Он чувствовал, что со всего разгона ворвался в ее судьбу, понимая, что даже его сверхинтуиция не может подсказать, получится у них что-то или нет. Сейчас он абсолютно четко понял, что не сможет и не захочет бежать от нее. И ее не отпустит.
Всё, ворота закрылись до выяснения обстоятельств. И как он умудрился так попасть?!
У него, между прочим, дело, и хрен знает, как там все обернется. Вполне может так получиться, что – мама, не горюй! А решать сразу две задачи, и обе сверхсложные – это вам не отдых, это полные кранты…
«Ладно, прорвемся, не впервой. Хотя… так, как с ней, наверное, впервой. А я ее еще и не поцеловал даже, а уже планы строю и прикидываю будущее. Да, полковник, ну, ты даешь!» – удивлялся себе Ринков.
Аккуратно и тихо закрыв за собой дверь купе – не как в прошлый раз, когда разбудил Наталью, Антон сразу посмотрел на нее. Она спала, отвернувшись лицом к стене и укрывшись простыней. Или делала вид, что спит.
Даша с мамой громким шепотом, чтобы не разбудить попутчицу, принялись по обыкновению предлагать ему чай.
Он вежливо отказался, лег на свое место, позволив себе еще немного расслабиться и почувствовать ее присутствие рядом, всего в метре от себя.
«Все, теперь самое время подумать».
Звонок застал его, когда он уже выходил из офиса:
– Антоша, – задушевным голосом пробасил генерал. – Здравствуй, дорогой!
– Здравствуйте, Федор Ильич!
– Я опять не вовремя, отвлекаю? Ты же знаешь, я как смерть или беременность – всегда не вовремя, но неизбежно, – засмеялся генерал.
Федора Ильича, генерала ФСБ, бывшего непосредственного начальника Антона, называли в конторе Дед, хотя он был всего лет на десять старше Ринкова.
Он производил впечатление добродушного, веселого, шумного простачка, этакого увальня, довольного жизнью и пытающегося осчастливить всех вокруг, все время цитировал какие-то присказки, побасенки, любил посмеяться.
Внешне Федор Ильич соответствовал этому типажу – невысок ростом, плотненький, кругленький, с розовыми щечками, небольшой лысинкой и пухлыми ручками. Но в конторе все знали, что генерал обладает блестящим аналитическим умом, огромной эрудицией, прекрасной памятью и по сути своей весьма далек от тщательно создаваемого имиджа добродушного простачка.
Волевой, хитрый, жесткий, великолепный тактик и стратег, он сам подбирал себе подчиненных, в число которых хотели попасть очень и очень многие. А уж подобрав команду, стоял за них горой при любых обстоятельствах.
Если возникала необходимость, отстаивал своих ребят на всех уровнях, используя все дозволенные и недозволенные приемы.
Это он помог уйти Антону из конторы без особых потерь.
Ну, почти без потерь, но, прощаясь, вздохнул и печально сказал:
– Антоша, ты же понимаешь: бывших у нас не бывает.
И уже через три месяца позвонил и попросил помочь в одном непростом дельце для родной конторы, а заодно – и Родины.
Антон, конечно же, помог – а куда деваться! – но досадуя и ворча.
Правда, в последнее время, если Дед приглашал просто «обмозговать» или «поучаствовать», отзывался не без удовольствия – по ерунде генерал не дергал, а непростые задачи увлекали своей сложностью. К тому же в бизнесе все устоялось и катилось с минимальными трудностями. Антону же всегда хотелось в жизни чего-то острого, интересного, захватывающего – для ума и способностей.
– Ты заезжай, Антоша, – душевно зазывал Федор Ильич, – пропуск я уже выписал. Посидим, почаевничаем. Или на свидание торопишься?
Дед, как всегда, попал в десятку.
Ринкова ждала Марина, и даже что-то там готовила-накрывала. Он уже третий раз переносил свидание, она обижалась, дулась, но все равно звонила.
Антон испытывал легкое чувство вины за свою постоянную занятость, но и чаще встречаться с нею горячего желания не было. Он позвонил на этот раз сам, и они договорились, что он приедет к ней. Он даже разгреб на сегодня все дела…
И вот теперь надо в очередной раз откладывать свидание, заранее зная ее реакцию – обиды, долгие монологи о его эгоизме и общем мужском свинстве. И все последующие воспитательно-наказующие нравоучения и действия, производимые с точно рассчитанной долей нажима – не дай бог пережать и спугнуть мужика! Но в то же время – непременно подчеркнуть, какая она терпеливая, отходчивая, мудрая…
Все это Антон проходил уже не раз и подыгрывал ей, само собой.
Она была из обеспеченной семьи и ее с детства готовили к удачному замужеству, где она уже побывала, набралась опыта, развелась и теперь виртуозно пользовалась всеми способами воспитания и приручения мужчин.
Сейчас в роли «удачного» числился он, Ринков.
Читать бесплатно другие книги:
