Легенды московских кладбищ Оболенский Игорь

На Новодевичьем — разные памятники. Бывает, громадная бронзовая фигура человека, чье имя сегодня ни о чем уже не говорит. А случается, наоборот.

Перед нами — черный мраморный постамент, на котором, если приглядеться, мы увидим улыбающееся лицо Людмилы ЦЕЛИКОВСКОЙ (1919–1992).

Кроме замечательных фильмов, в которых она снялась, Людмила Васильевна оставила после себя еще один важный памятник — во многом именно ей мы обязаны появлением театра на Таганке.

Целиковская была тогда женой Юрия Любимова. Когда на выпускном экзамене в Щукинском театральном училище руководимый Любимовым курс блистательно сыграл спектакль «Добрый человек из Сезуана», стало ясно: это готовая труппа. При том, что создать новый театр было совсем непросто, Людмиле Васильевне власти отказать не смогли.

Целиковская родилась в 1915 году, хотя говорили, что на самом деле год ее рождения — 1917, и актриса просто «омолодила» себя на два года. В 1939 году Людмила Васильевна снялась в фильме «Сердца четырех», это был ее первый успех. Затем, уже во время войны, работала с великим Эйзенштейном, тот пригласил ее на роль царицы Анастасии в свой фильм «Иван Грозный». На съемочной площадке собралась выдающаяся компания: Николай Черкасов, Михаил Жаров, Серафима Бирман.

Фильм снимали два года. Рассказывали, что Эйзенштейн заставил актеров прочитать много исторической литературы о периоде Ивана Горозного. В группе у Людмилы Васильевны было прозвище — Цариха. Именно так при знакомстве ее назвал Николай Черкасов.

Фильм удостоился похвалы вождя и получил Сталинскую премию. Единственной, кому награда не досталась, стала Людмила Васильевна. Из списка представленных к премии ее вычеркнул сам Сталин, сказав, что такими царицы не бывают.

Несколько лет мужем актрисы был популярный актер Михаил Жаров. Когда пара шла по улице, останавливалось движение — все хотели разглядеть своих любимцев.

Но самой большой любовью Целиковской стал архитектор Каро АЛАБЯН (1897–1959). Он был старше жены на 22 года. Известный архитектор дружил с Анастасом Микояном, влиятельным членом правительства. Говорили, что во время войны Алабян спас Анастасу Микояну жизнь, и тот об этом никогда не забывал.

Встреча Алабяна с Целиковской состоялась на даче режиссера Рубена Симонова в 1948 году. Архитектор внимательно рассмотрел руку актрисы, изучил линию жизни и произнес: «Знаете, вы будете моей женой». Так и случилось. Отношения с Михаилом Жаровым на тот момент уже себя исчерпали.

В 1949 году у Каро Алабяна и Людмилы Целиковской родился сын, которого Людмила Васильевна называла самым главным мужчиной своей жизни.

А затем Алабян попал в сложную ситуацию — в присутствии Берии высказал несогласие с идеей возведения в Москве высотных зданий. На его взгляд, важнее было строительство жилья для москвичей. В считаные дни после этого Алабян лишился всех своих постов. Рассказывали, что он пришел домой, встал перед Целиковской на колени и сказал: «Прости меня! Если бы я знал, что так случится, то никогда не посмел жениться на тебе».

Дом сразу опустел. До этого шумные компании каждый день приходили к популярной актрисе и известному архитектору. А теперь все ждали, что последует арест. Спас Микоян: посоветовал Каро уехать из Москвы. Жили на зарплату Целиковской — 120 рублей. Лишь в 1953 году, когда не стало Сталина, Алабяну позволили вернуться в столицу, где он снова получил и квартиру, и работу.

Правда, в двери постучалось новая беда — у сына Саши обнаружили полиомиелит. И вновь Людмила Васильевна все взяла на себя и смогла спасти жизнь сына. Потом она призналась, что если бы знала, как будет тяжело, то покончила бы с собой, выбросившись с балкона. К счастью, у Саши оказалась редкая форма болезни, которая подлежала лечению, он поправился.

А в 1959 году Каро Алабяна не стало, он скончался от рака легких.

Людмилу Васильевну поддержал коллега по театру имени Вахтангова, его звали Юрий Петрович Любимов. Их отношения начались во время репетиций спектакля «Ромео и Джульетта». Все было как в классическом сценарии: и Любимов, и Целиковская играли главные роли. Спустя три года Любимов стал пятым мужем актрисы, а она — его четвертой женой.

Когда в 1963 году Юрий Петрович поставил со студентами спектакль «Добрый человек из Сезуана» по пьесе Брехта, Целиковская уговорила прийти на постановку Анастаса Микояна. Тот пришел, а затем рассказал о спектакле министру культуры СССР Екатерине Фурцевой. В итоге в феврале 1964 года Юрий Петрович Любимов был назначен главным режиссером Театра драмы и комедии на Таганке.

Любимов ценил помощь жены, называл ее Циолковской и генералом. При этом самого Юрия Петровича в театре называли полковником. Целиковская как могла — своим именем, связями — прикрывала Любимова. Если надо — звонила в самые высокие кабинеты. Говорили, могла позвонить самому Брежневу.

Правда, у нее самой теперь было мало ролей, она занималась мужем и его театром. При этом, по воспоминаниям друзей, Людмила Васильевна никогда не упрекала Юрия Петровича. Ну а затем наступил 1978 год: на гастролях в Венгрии у режиссера начались отношения с переводчицей-венгеркой Каталиной Конц. Целиковской конечно же доложили о том, что случилось. И супруги расстались.

Людмила Васильевна осталась одна и потом ни разу даже не упомянула имени Любимова. Опять-таки, по рассказам общих друзей бывшей пары, как-то Юрий Петрович, проезжая мимо дома Целиковской, спросил: «Меня там сильно ругают?» А ему ответили: «Тебя там даже не вспоминают». Говорят, Любимова такой ответ обидел.

Людмиле Васильевне было уже за шестьдесят. До конца жизни она оставалась одна и говорила, что главное, что сделала в своей жизни, — родила сына и построила для него и внуков дачу. Последний фильм с ее участием вышел на экраны в 1979 году. Режиссер Владимир Мотыль снимал «Лес» и пригласил Целиковскую на роль Гурмыжской.

В последние годы она играла вместе с актерами театра имени Вахтангова инсценировку «Синей книги» Михаила Зощенко. Объездила, наверное, весь Советский Союз. В конце 80-х годов Людмила Васильевна тяжело заболела, у нее обнаружили рак. Поначалу диагноз ей не говорили, но потом она обо всем узнала. Четыре месяца провела в постели, и 6 июля 1992 года скончалась.

Похоронили ее рядом с Каро Алабяном.

Когда я только начал заниматься историей Новодевичьего некрополя, мне удалось познакомиться здесь с человеком, чья профессия звучит достаточно литературно — могильщик. Звали его дядя Коля. Я приходил по субботам, когда было время, и дядя Коля рассказывал мне всевозможные истории, связанные с его работой. Из воспоминаний дяди Коли могла бы получиться отдельная книга, а, возможно, и киносценарий.

В 1975 году он хоронил Наталью Денисовну БРЕЖНЕВУ (1886–1975), мать Леонида Ильича. Так совпало, что накануне у дяди Коли тоже умерла мать. И вот наступает день похорон Натальи Денисовны. На Новодевичье приезжает Брежнев, а в 1975 году Леонид Ильич был вполне адекватный человек, и видит — рядом с вырытой могилой стоит незнакомый человек с лопатой и буквально рыдает. Брежнев поинтересовался, почему он плачет. Причем спросил с раздражением, решив, что могильщик оплакивает незнакомую ему женщину из якобы горячей любви к ее сыну. И вдруг мужчина отвечает: «А у меня мама умерла, Леонид Ильич». Брежнева настолько тронули эти слова, что и он заплакал: «У меня тоже». А потом опустил руку в карман, достал 100 рублей и передал дяде Коле: «На, помяни наших мам».

Я до сих пор пытаюсь понять, что меня в этой истории потрясло больше — то, что у Брежнева в кармане лежали 100 рублей (интересно, для чего), или щедрость генерального секретаря?

Теперь рядом с бабушкой похоронена и Галина БРЕЖНЕВА (1929–1998). О Галине Леонидовне, дочери Брежнева, написано столько книг и снято столько фильмов, что пересказывать ее драматическую судьбу, думаю, нужды нет.

Мне хочется вспомнить ее мать. Виктория Петровна (1907–1995) похоронена здесь же. Первой леди она стала после заговора 1964 года, когда своего поста был лишен Никита Хрущев. Так получилось, что пока в Москве готовился судьбоносный Пленум ЦК, Виктория Петровна отдыхала в Карловых Варах вместе с женой Хрущева. Некоторые даже считали, что Виктория Петровна и Нина Петровна были родными сестрами.

Для Нины Кухарчук не сразу стало ясно, что произошло в Москве. А когда она все поняла, ее разбил приступ радикулита, Нина Петровна едва смогла добраться до дома. Но все равно, по воспоминаниям близких, нашла в себе силы пошутить: «Вот, Виктория Петровна, раньше я вас приглашала на 8 марта в Кремль, а теперь вы меня будете приглашать». Стоит ли говорить, что никакого приглашения и даже элементарного общения между бывшими теперь уже подругами не было и быть не могло.

После смерти Брежнева его вдова осталась жить в том же самом доме на Кутузовском проспекте, где висела, и теперь снова висит, мемориальная доска в память о Леониде Ильиче. Когда по телевидению и в газетах стали появляться разгромные материалы о деятельности Брежнева, всевозможные грехи приписывали и Виктории Петровне. Она вздыхала: «Конечно, во всем я виновата». Даже когда в доме отключали свет, она говорила: «И в этом сейчас тоже обвинят меня и моего мужа».

Напротив могилы Натальи Брежневой — черная стела из мрамора, на которой выбито: Павел МАЛЬКОВ (1887–1965), чуть ниже имени указана должность: «Комендант Московского Кремля». Возможно, сегодня это имя никому ни о чем не скажет. А между тем Павел Дмитриевич сыграл свою роль в нашей истории. Именно он 3 сентября 1918 года привел в исполнение смертный приговор в отношении Фанни Каплан, которая, согласно официальной версии, покушалась на жизнь Ленина.

Мальков с гордостью вспоминал события тех лет: «Уже в день покушения на Владимира Ильича Ленина, 30 августа 1918 года, было опубликовано знаменитое воззвание Всероссийского центрального исполнительного комитета «Всем, всем, всем”, подписанное Я. М. Свердловым, в котором объявлялся беспощадный массовый террор всем врагам революции.

Через день или два меня вызвал Варлам Александрович Аванесов.

— Немедленно поезжай в ЧК и забери Каплан. Поместишь ее здесь, в Кремле, под надежной охраной.

Я вызвал машину и поехал на Лубянку. Забрав Каплан, привез ее в Кремль и посадил в полуподвальную комнату под Детской половиной Большого дворца. Комната была просторная, высокая. Забранное решеткой окно находилось метрах в трех-четырех от пола. Возле двери и против окна я установил посты, строго наказав часовым не спускать глаз с заключенной. Часовых я отобрал лично, только коммунистов, и каждого сам лично проинструктировал. Мне и в голову не приходило, что латышские стрелки могут не усмотреть за Каплан, надо было опасаться другого: как бы кто из часовых не всадил в нее пулю из своего карабина.

Прошел еще день-два, вновь вызвал меня Аванесов и предъявил постановление ВЧК: Каплан — расстрелять, приговор привести в исполнение коменданту Кремля Малькову.

— Когда? — коротко спросил я Аванесова.

У Варлама Александровича, всегда такого доброго, отзывчивого, не дрогнул на лице ни один мускул.

— Сегодня. Немедленно.

— Есть!

Да, подумалось в тот момент, красный террор не пустые слова, не только угроза. Врагам революции пощады не будет!

Круто повернувшись, я вышел от Аванесова и отправился к себе в комендатуру. Вызвав несколько человек латышей-коммунистов, которых лично хорошо знал, я обстоятельно проинструктировал их, и мы отправились за Каплан.

По моему приказу часовой вывел Каплан из помещения, в котором она находилась, и мы приказали ей сесть в заранее подготовленную машину.

Было 4 часа дня 3 сентября 1918 года. Возмездие свершилось. Приговор был исполнен. Исполнил его я, член партии большевиков, матрос Балтийского флота, комендант Московского Кремля Павел Дмитриевич Мальков, — собственноручно. И если бы история повторилась, если бы вновь перед дулом моего пистолета оказалась тварь, поднявшая руку на Ильича, моя рука не дрогнула бы, спуская курок, как не дрогнула она тогда…»

Тело Каплан затем поместили в бочку, залили бензином и подожгли. При этом присутствовал поэт Демьян Бедный, заявивший, что должен непременно наблюдать за происходящим «для вдохновения».

Павел Мальков в 1948 году был репрессирован и приговорен к восьми годам лишения свободы. Возвратиться из лагеря раньше позволила смерть Сталина. В 1954 году Мальков был реабилитрован, а спустя три года даже награжден орденом Ленина.

И вот мы, проделав своего рода круговой обход некрополя, оказались на центральной площади Новодевичьего. Раньше здесь проходили церемонии прощания — был мраморный постамент, на который устанавливался гроб, звучали речи. Потом всё демонтировали, с площадки сняли асфальт и засеяли травой. Говорят, эти места уже распределены. Правда или нет — утверждать не берусь. Но разговоры о том, где будут хоронить великих россиян спустя несколько лет, когда земля на Новодевичьем закончится, ведутся давно.

В истории некрополя было всего два случая, когда родственникам позволили самим выбрать место для могилы. Первый раз это случилось в 1999 году, когда не стало Раисы ГОРБАЧЕВОЙ (1932–1999).

Раиса Максимовна стала первой “Первой леди” Советского Союза, на которую с восхищением смотрел весь мир. На родине отношение к жене генерального секретаря было неоднозначным, многие считали Горбачеву излишне самоуверенной и активной. Судачили, что она оказывает влияние на решения мужа.

Масла в огонь подливали слова самого Горбачева: «Став генсеком, я принял решение: мы с Раисой Максимовной не будем менять наши отношения. Мы были близки не только как мужчина и женщина, мы были и остаемся друзьями. У нас нет закрытых тем для обсуждений. Кроме тех, которые ей неинтересны и которых ей не нужно знать. В поездках я был больше с официальными лицами, а она больше общалась с простыми людьми и потом много интересного мне рассказывала. Это был очень важный для меня канал информации. Однажды одна очень известная женщина мне даже сказала: “Послушайте, президент Горбачев! Рядом с вами — ангел!” Я тогда отшутился: “А кто же должен быть рядом с апостолом?”»

Все изменилось, когда стало известно о смертельной болезни бывшей Первой леди. Говорят, Раиса Максимовна даже сказала: «Неужели нужно умереть, чтобы тебя поняли?»

Церемония прощания с Горбачевой проходила в здании Фонда культуры, одним из создателей которого она являлась. Похоронили Раису Максимовну, как и пожелал ее супруг, в центре Новодевичьего, возле стены.

На ее могиле установлена бронзовая фигура молодой скорбящей женщины, возле которой всегда живые цветы.

Работая над этой книгой и проводя прогулки, я довольно часто бывал на Новодевичьем. И несколько раз становился свидетелем, как в ворота некрополя проезжает черный лимузин и направляется на центральную площадь. Из машины с букетом цветов выходила невысокая женщина, в которой все посетители узнавали Наину Ельцину.

Весной 2007 года похороны Бориса ЕЛЬЦИНА (1931–2007) превратились в главное событие не только российской истории. Я запомнил мгновение, когда узнал о том, что Бориса Николаевича не стало. В редакционной комнате раздался удивленный возглас: «Ребята, Ельцин умер!»

Все ночи, пока гроб с телом первого президента был установлен в Храме Христа Спасителя, московские власти укладывали новый асфальт на Пречистенку: именно по этой улице похоронная процессия из Храма направлялась в сторону Новодевичьего.

Сегодня на могиле Ельцина установлен памятник в виде российского триколора — работа скульптора Георгия Франгуляна. Рядом с памятником в брусчатке выложен православный крест. Таково было пожелание самой Наины Иосифовны.

Помню, как оказался в гостях у вдовы первого президента. Конечно же не говорить о Борисе Николаевиче мы не могли. Для Наины Иосифовны он, кажется, по-прежнему оставался где-то рядом, несколько раз она говорила о нем в настоящем времени. Я спросил, каково ей было, когда муж перестал быть президентом и стал все время проводить дома. Наина Ельцина ответила, не задумываясь: «Для меня это было счастьем!»

Великий музыкант Мстислав РОСТРОПОВИЧ (1927–2007) всего на три дня пережил Бориса Ельцина, с которым его связывали годы дружбы.

Мстислав Леопольдович был серьезно болен, но в Кремле успели отметить его 80-летний юбилей и вручить орден «За заслуги перед Отечеством» Первой степени.

Мне не довелось лично познакомиться с Ростроповичем, мы лишь немного общались по телефону, когда я звонил Галине Павловне, его жене. Музыкант вечно куда-то спешил — с одних гастролей на другие, из одной части земного шара — на противоположную. Как в шутку говорила Вишневская, они потому и поссориться толком не успевали. Вроде случилась какая-то размолвка, но тут же подоспело время уезжать с концертом. А спустя пару дней раздавался телефонный звонок: «Ну как ты? Я скучаю».

Помню, сколь непривычно и даже как-то неловко было встречаться с Вишневской после смерти Ростроповича, ведь теперь о нем предстояло говорить в прошедшем времени. Но Галина Павловна, словно опережая вопросы о муже, начинала рассказывать, что когда приезжает к Славе на могилу, то, задумавшись о чем-то своем, проходит по аллее мимо его надгробия. Ростропович оставался для нее живым.

Когда я спустя какое-то время рассказал эту историю Наине Иосифовне, вдова Ельцина, как мне показалось, даже обиделась: «А я когда к Борису Николаевичу приезжаю, никогда мимо его могилы не прохожу!»

Я уже рассказывал о том, как Ростропович любил Сергея Прокофьева. В мемуарах Вишневской об отношениях двух гениев немало трогательных строк: «В течение нескольких лет Слава, еще юношей, был дружен и близок с Прокофьевым, который имел на него огромное влияние — и не только как великий композитор, но и как человек. Часто бывая у него в доме, a летом живя вместе с ним на даче на Николиной Горе, он увидел для себя в Прокофьеве идеал человека и старался во всем быть похожим на него, даже в мелочах. Прокофьев любил духи — и у Славы появилась эта страсть. Любовь к галстукам — тоже от Сергея Сергеевича. Если ему говорили, что он внешне похож на Прокофьева, это было для него огромным комплиментом. Да и самому Сергею Сергеевичу это нравилось, и он любил обращаться к Славе с вопросом (это у них превратилось как бы в игру):

— Сэр, вы хотите, чтобы я сказал вам гадость?

— Скажите, если вы считаете нужным, — в тон ему отвечал Слава.

— Вы на меня ужасно похожи!

И оба, счастливые, смеялись, как дети».

Несколько лет назад на продажу была выставлена дача Прокофьева, та самая, на Николиной Горе. Дочь Ростроповича, не представляясь, выразила интерес. Риэлтор, не догадываясь, с кем разговаривает по телефону, объяснила потенциальному покупателю, где лежат ключи от дачи, а сама за город ехать отказалась. Мол, уже столько раз ездила, и все без результата. Так что, если интересно, езжайте и осматривайте «объект» сами.

Дочь музыканта съездила — дача, сменившая к этому времени несколько хозяев, находилась в довольно печальном состоянии. Но зато на ее территории продолжали расти цикломены — любимые цветы Прокофьева. Дочь Ростроповича откопала отросток и высадила на Новодевичьем возле могилы отца.

Галина Павловна еще была жива и, кажется, осталась этим поступком довольна. Я виделся с ней за несколько месяцев до ее ухода. Обычно строгая, в этот раз Галина Павловна вела себя иначе. Я даже не удержался от вопроса: «Галина Павловна, а мне кажется, вы стали мягче». Вишневская засмеялась: «Вам не кажется. Я и сама это замечаю».

Галины ВИШНЕВСКОЙ (1926–2012) не стало зимой 2012 года. Складывалось впечатление, что в Кремле тоже следили за состоянием здоровья великой певицы — орденом «За заслуги перед Отечеством» Первой степени ее, как и гениального Ростроповича, успели наградить за несколько дней до смерти.

Теперь цикламены цветут и на ее могиле. Галина Павловна и Мстислав Леопольдович уже навсегда рядом.

Прямо за могилой первого российского президента — надгробие Евгения УРБАНСКОГО (1932–1965).

В свои тридцать три он сумел сыграть несколько киноролей, первая из которых — в «Чистом небе» Григория Чухрая. Урбанского узнавали на улицах, просили автограф, благодарили. Впереди, казалось, была полная надежды и света жизнь.

В 1965 году актера утвердили на главную роль в фильме «Директор». Картина рассказы вала о директоре крупного автомобильного завода. Натурные съемки проходили в Средней Азии, куда и была от правлена экспедиция. «Я была беременная нашей дочерью, — рассказывала в одном из интервью вдова актера. — В тридцать семь лет это непросто. Поэтому мы и изменили нашей традиции — всегда быть вместе. Из-за тяжелого климата я не поехала с Женей в Среднюю Азию. Самое удивительное, что и он совсем не рвался к работе в этом фильме. Может быть, поэтому и возникло какое-то недоброе предчувствие, ощущение надвигающейся беды. Помню, незадолго до отъезда я вернулась с репетиции домой. Женя лежал на диване с совершенно непривычным, испуганно озабоченным лицом. Он произнес фразу, от которой мне стало просто дурно: “Мне показалось сейчас, будто я умер. Такая пустота кругом!” Я начала его успокаивать: “Ну бог с ней, с этой ролью, с деньгами”. Но, видимо, такова уж наша актерская натура — каждую роль воспринимаешь как последнюю. И Женя поехал. А я отправилась в Ригу навестить родных. И однажды раздался телефонный звонок. Поднял трубку мой брат. Выслушал и с совершенно белым лицом сказал: “Сейчас к тебе придут друзья. Они все расскажут”».

Из воспоминаний спортсмена Юрия Маркова, находившегося в одной машине с Урбанским: «На съемочную площадку, в сорока километрах от Бухары, мы выехали рано утром… Снимали проезд автоколонны по пескам. Согласно сценарию машина героя должна промчаться прямо через барханы, обогнать колонну и возглавить ее. Наиболее сложный кадр в этой сцене — прыжок машины с одного из барханов. Опасного в этом не было ничего, но мы все же предложили, чтобы снимался дублер. Женя подошел к кинокамере, посмотрел в глазок и сказал, что получится отличный крупный план и он его ни за что не уступит. Первый дубль прошел нормально. Но второй режиссер, который вел в этот день съемку, предложил сделать еще один дубль… Машина легко рванула с места, промчалась по настилу, на миг повисла в воздухе и вдруг накренилась и стукнулась передними колесами о песок. В следующее мгновение меня оглушила тупая боль… Чьи-то руки тащили меня по песку. Когда я открыл глаза, увидел перевернутый “газик”, а под ним — Женю…»

Близкий друг Урбанского Юрий Никулин рассказывал, что подобный исход был вероятен в одном из тысячи случаев. Надо было, чтобы определенным образом совпали скорость движения, сила ветра, угол наклона, угол поворота, вес машины. 5 ноября 1965 г. все совпало.

Тут же, рядом, могила знаменитого иллюзиониста Игоря КИО (1944–2006).

Вообще, настоящая фамилия артиста — Гиршфельд. Псевдоним для звездной семьи придумала Ирина Бугримова, знаменитая дрессировщица. Во время очередных гастролей Ирина Николаевна возвращалась после выступления в гостиницу. Компанию ей составлял иллюзионист Эмиль Теодорович. На местном кинотеатре неоновыми огнями светилась вывеска «КИНО», не хватало только одной буквы — в «Н» лампочка перегорела.

«Смотри, какая чудная фамилия для фокусника — КИО», — обратила внимание своего друга Бугримова. Тот прислушался, и на всех последующих афишах просил объявлять себя, как Кио. Впоследствии под этой фамилией Эмиль Теодрович вывел на арену и своих сыновей.

Игорь Эмильевич, младший сын легендарного фокусника, также известен, как большая любовь Галины Брежневой, дочери тогдашнего правителя страны. Официально женаты они были всего девять дней, но продолжали встречаться и после того, как по приказу генерального секретаря из паспорта молодого артиста была вырвана страница со штампом о регистрации брака.

Жена родного брата Игоря Кио Эмиля рассказывала мне, как не раз сталкивалась с Галиной Брежневой на кухней общей квартиры братьев. «Галина была по-настоящему влюблена в Игоря, — вспоминала Элеонора Прохницкая. — Она сама готовила обеды. Покупала в кулинарии пятикопеечные котлеты и жарила их десятками. Красивая была история».

Несколько лет назад в кремлевской больнице мне довелось познакомиться с врачом, которая в свое время лечила Галину УЛАНОВУ (1910–1998).

Когда произносишь имя Улановой, из подсознания возникает эпитет — великая. Уланова — самая титулованная балерина страны: народная артистка СССР, дважды Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и четырех Сталинских премий.

У Галины Сергеевны была своя палата в «кремлевке», куда она привозила любимые картины, висевшие в ее квартире в доме на Котельнической набережной. И каждый день занималась классом.

Вскоре после смерти балерины небольшим тиражом вышли воспоминания Екатерины Карташовой, которая была знакома с Галиной Сергеевной. На страницах тоненькой книжицы женщина буквально по дням описывала свои встречи с Улановой. Этакая книга-отчет о дружбе получилась. Например, 8 января 1998 года Карташова была у Галины Сергеевны в больнице: у палаты был 316 номер, точно такой же, какой был у предыдущей квартиры Улановой. В больнице Галина Сергеевна ходила в библиотеку, много читала. Причем попала она сперва в трехместную палату, потом ее перевели в 2-местную, и только потом, после просьб, заведующий выделил отдельную палату.

По воспоминаниям Карташовой, Галина Сергеевна была своеобразным человеком, ей казалось, что все в жизни непросто. Когда ей что-то предлагали сделать и говорили: «Галина Сергеевна, да все очень просто!» — она отвечала: «Это у вас просто, а у меня всегда все сложно».

21 марта 1998 года Галина Сергеевны Улановой не стало. Панихида была назначена на 25 марта. Возле Большого театра уже с самого утра собралась длинная очередь желавших проститься с Галиной Сергеевной. Многие приносили чайные розы, любимые цветы великой балерины.

Близкие хотели, чтобы по пути на Новодевичье гроб провезли мимо дома на Котельнической набережной, где жила Уланова. Было совсем рядом, но этого делать почему-то не стали.

Я помню день ее похорон. Гроб с телом вынесли из Большого, как и полагается, под аплодисменты. И пока автомобиль не тронулся, поклонники пытались дотронуться до катафалка.

Первые годы после смерти Улановой на ее могилу на Новодевичьем (сама балерина хотела, чтобы ее кремировали и перевезли прах в Ленинград, тогда уже вновь ставший Санкт-Петербургом) часто приходили поклонники, зажигали свечи, долго стояли и вспоминали. Говорили, что она была не только великой балериной, но и прекрасным человеком.

Я был знаком с Махмудом Эсамбаевым, легендарным артистом, который несколько лет танцевал с Галиной Улановой. Она была на его юбилее. Потом уже рассказали, что когда Улановой сообщили про юбилей Махмуда Алисултановича, она сказала: «Да-да-да, надо поздравить, потому что он так ко мне внимателен, всегда говорит, что хочет опуститься передо мной на колени. Хотя это слишком, я этого не заслуживаю».

Уланова была удивительно скромным человеком. Алексей Толстой называл ее «обыкновенной богиней». Она вспоминала, что в Кировском театре, сегодняшний Мариинский, был холодный пол. А танцовщицам во время спектакля приходилось иногда ложиться на сцену, и, случалось, они простуживались. Галина Сергеевна, которая могла бы потребовать это у дирекции и никто бы не возразил, за свой счет купила ткань, и ею покрыли пол.

Перед войной Уланову вызвали из Ленинграда в Москву, чтобы она танцевала «Лебединое озеро». Тогда в СССР приезжал Риббентроп, аккурат в те дни был подписан Пакт о ненападении между Советским Союзом и Германией. На другой день в гостиницу Галине Сергеевне привезли букет цветов. Она вспоминала, что каждый цветок был завернут отдельно. И была приложена записка со словами восхищения от Риббентропа.

Галина Сергеевна так испугалась, получив письмо и эти цветы, что отправилась в соседний номер к Константину Сергееву, с которым она танцевала. Сергеев тоже испугался и предложил: «Галя, надо срочно звонить в Министерство культуры». Набрав номер, артисты сообщили, что случилось несчастье — получили цветы от Риббентропа и его записку. Но в Министерстве культуры Уланову успокоили, сказав, что нужно не бояться, а наслаждаться цветами.

Обидно, что Галина Сергеевна не оставила книги воспоминаний. При том, что, по словам тех, кто ее хорошо знал, могла по часу, иногда по два, рассказывать о былом, часто делала это даже по телефону. Уланова была очень хорошим рассказчиком. Но, увы, книги не случилось. Хотя Галина Сергеевна работала над ней и мечтала о том, чтобы прожить лет девяносто: как раз хватит времени, чтобы закончить мемуары. А дольше — «уже неприлично».

До последнего дня балерина ходила на каблуках, занималась у станка и даже хранила свой сценический вес — 49 килограммов. Рассказывали, что она выглядела так хорошо, что со спины ее принимали за молодую девушку и даже пытались знакомиться на улице.

А в 1984 году случилось невероятное: в Стокгольме ей поставили памятник. При жизни. И сама Галина Сергеевна присутствовала на его открытии. Этот памятник (работа Елены Янсон-Манизер: статуя в образе лебедя) стоит перед музеем балета и украшают его три слова — «Лучшей балерине современности».

Какими словами представить моего следующего героя — клоун, артист, телеведущий, рассказчик, писатель? Скажу просто — Юрий НИКУЛИН (1921–1997).

Летом 1997 года Никулин часто жаловался на боли в сердце. И в итоге обратился за помощью к своему другу, директору Центра эндохирургии и литотрепсии Александру Бронштейну. Сам врач так вспоминал события того грустного лета:

«Мы положили его в палату, сняли электрокардиограмму — и… ничего с ее помощью не обнаружили. Но сейчас есть другой способ диагностики — т. н. коронарография, которой у нас владеют блестяще. На следующий день ему эта коронарография была проведена. Когда мы увидели результаты, наступил шок.

У него сердце было закольцовано в три магистральных сосуда. Они были закрыты. Может быть, у него были веточки, которые снабжали сердечную мышцу, но что-то надо было с этими сосудами делать. И хотя бы один из них — немедленно открывать. Я об этом сказал родственникам Никулина, сказал звонившему Лужкову, который, кажется, на Байкал собирался в отпуск.

И мы стали готовить Юрия Владимировича к коронарной ангиопластике, потому что у него было много тяжелейших осложнений, которые не позволяли дать ему наркоз и делать операцию аортокоронарного шунтирования. Может, и не надо было делать эту операцию. Но сколько бы он прожил — неизвестно. Неделю, две, три, месяц… Может быть, и больше. Этого никто не знает…

Многие мне советовали избавиться от Никулина как от пациента. Приходили люди, которые говорили: давайте мы заплатим (за Никулина любой готов заплатить) и увезем его за границу. Я бы сам его увез, чтобы с себя снять неизбежную тяжелейшую ответственность… Потому что я понимал — это не слава. Это беда. Но я боялся транспортировки еще больше. Остановка сердца могла произойти в любую минуту.

Когда большой консилиум разошелся, Никулин попросил меня сесть на край кровати, взял меня за руку и сказал: “Шурик, не бросай меня. Я никуда не поеду. Я буду с тобой вместе, что бы ни случилось”. Сказал без дрожи, без слез. Просто сказал, и все. То же самое сказала и Татьяна Николаевна: “Мы вам доверяем. Пусть он будет у вас”.

Я ему объяснил, что ситуация сложная, что есть риск. Он дал мне расписку, что согласен делать операцию только у нас…

Меня предчувствие подвело. Я думал, все будет хорошо. Он хорошо перенес коронарографию, у него за неделю, которую он у нас лежал, боли прошли. Он уже острил, анекдоты рассказывал, строил планы на будущее. Он говорил: что со мной? Я — здоровый человек. У меня ничего не болит…

Может быть, тогда его и нужно было выписать? Не уверен. Это было бы нечестно. При той коронарографии, которая была у Никулина, ему нельзя было ступить и шагу. Он мог умереть прямо на улице, в цирке, на съемках — где и когда угодно, в любой момент…

Никулин пошел на операцию играючи. Это был вторник 5 августа. Погода была отличная, светило солнце. И он был абсолютно уверен, что это — так, детская игра.

Обычно такие операции длятся минут 20–30. Через бедренную артерию вставляется проводник. Проводник под контролем рентгена проходит сосуды сердца. По проводнику вставляется стент, который расширяет сам сосуд, и… собственно, все — на этом операция заканчивается. Наркоз в этом случае не дается, просто на нос кладется маска (чуть обезболивающая).

Он лег, хирурги раздули сосуд, ввели проводник… Все шло нормально. И вдруг, в самый последний момент, у него закрывается сосуд. И — останавливается сердце. Подспудно именно этого я и боялся…

Буквально в ту же секунду началась реанимация. Чаусс (доктор) стал делать непрямой массаж сердца. Благодаря тому что Никулин не толстый, нам удавалось давление держать на нормальном уровне, где-то 120–130. Но нижнее было слишком низкое.

Все это длилось 30–40 минут. И в тот момент, когда мы уже раскрыли аппарат искусственного кровообращения и провели массу других процедур, у него пошел синусовый ритм. Сердце завелось…»

Но 21 августа все было кончено. Редко бывает, чтобы человека так любила вся страна. Когда Юрия Владимировича не стало, впору было объявлять всенародный траур. К цирку на Цветном бульваре, которому Никулин отдал полвека и который сегодня носит его имя, устремились десятки тысяч желающих проститься с любимым Артистом. Гроб был установлен прямо на манеже.

Никулин прожил 75 лет. На памятнике на его могиле — клоун, которому не больше сорока. Именно таким, по мнению скульптора Александра Рукавишникова, Юрия Владимировича запомнили его поклонники. Никулин словно присел отдохнуть после выступления на манеже. А в ногах у него расположился домашний любимец — ризеншнауцер Федор. Кстати, первая собака этой породы в Советском Союзе появилась именно у Юрия Никулина, который всю жизнь обожал собак.

Новодевичье — грустное место. Но возле могилы Никулина народ улыбается. Юрий Владимирович был бы рад. Не зря он говорил: «Даже после небольшой улыбки в организме обязательно дохнет один маленький микроб».

Рядом с Никулиным похоронен его давний друг Борис БРУНОВ (1922–1997). Знаменитому конферансье поставили довольно интересный памятник — он стоит на сцене, словно раздвигая кулисы, в своем любимом канотье. Не хватает только неизменной сигары.

В августе 1997-го многолетний директор Театра эстрады был болен, но не мог не прийти проводить в последний путь великого клоуна. Через несколько дней не стало самого Бориса Сергеевича.

Я был знаком с Бруновым, не раз оказывался в его директорском кабинете с окнами, выходящими на строящийся тогда Храм Христа Спасителя. Говорили, конечно, об эстраде, о встречах с великими. Но ни одна беседа не оставалась без упоминания имени Марии Васильевны — так звали жену Брунова.

Борис Сергеевич рассказывал, что с будущей супругой его познакомил Зиновий Гердт. «Я ходил на все показы в Дом моделей, в котором она работала. Ездил вместе с нею на гастроли. Но когда мы собрались пожениться, случилось непредвиденное. Мой дорогой Зиновий Гердт, узнав о предстоящей свадьбе, примчался к Маше и начал ее уговаривать: “Ты что, с ума сошла? Выходить замуж за этого жлоба? Да у него же за душой ничего нет — ни квартиры, ни машины. Машенька, не торопись, мы тебе генерала найдем”. Однако мы все же поженились. Правда, все было достаточно скромно. Я-то планировал свадьбу на март месяц — женские праздники, и у меня должно было быть семнадцать концертов. Я думал подзаработать и купить жене хороший подарок. Но в марте умер вождь всех народов, и концерты, естественно, отменили. Жена подарка ждет по сей день».

Одна из первых московских красавиц, легендарная манекенщица Дома моделей, Мария БРУНОВА (1923–2013) успела встретить свой 90-й день рождения. Мы виделись вскоре после ее юбилея. Помню, как стеснялся задать Марии Васильевне вопрос, есть ли у нее мобильный телефон. А она, услышав эти слова, ответила: «Я вам завтра пришлю смс, и вы поймете, что он у меня не только есть, но я им еще и умею пользоваться».

Пара Бруновых была довольно известна в Москве. По отцу Борис Брунов был грузином и, если бы не развод родителей, мог бы прославить не материнскую, а отцовскую фамилию — Микеладзе. Мария Васильевна рассказывала, что когда она начинала за что-то критиковать мужа, тот предупреждал: «Не забывай, что перед тобой князь. Что? Где деньги? Они пропали в революцию!»

В интервью американскому журналисту Марку Цибульскому Мария Брунова поведала историю дружбы своего мужа и Владимира Высоцкого: «Мой муж был два года депутатом. Однажды его пригласили на Петровку, 38 по каким-то делам. И вдруг этот оперуполномоченный, или кто он там был, говорит: “Мы знаем, что Высоцкий бывает у вас дома и поёт песни, которые неугодны стране. Мы хотим выслать его из Москвы”. Поставили какую-то кассету ему — дескать, вот, послушайте.

Борис Сергеевич сказал: “Сейчас многие поют под Высоцкого, а он, на мой взгляд, гениален. Я хочу Вас попросить — пригласите его, поговорите с ним. Даже царь, ненавидя Пушкина, присвоил ему звание камер-юнкера”. На этом разговор закончился, а потом был такой случай, чему я уже сама свидетельница. Вы помните старый ресторан ВТО в Москве? Туда всегда попасть было очень трудно, всегда не хватало мест. Актеры любили туда приходить после спектакля. Мужа моего как-то везде уважали, мы всегда проходили в ресторан. В тот вечер нас посадили за столик, а через какое-то время вижу — входит Володя с компанией. Вокруг него всегда были люди. Он подходит к столику нашему и становится на колени около Бориса Сергеевича. Я ничего не понимаю…

Володя говорит: “Борис Сергеевич, в наше время мало кто может защитить другого человека, который в беде. Я Вам очень и очень признателен”. Я продолжаю ничего не понимать. Я смотрю на Борю, он мне говорит: “Я тебе расскажу дома”.

Сегодня Борис Сергеевич и Мария Васильевна вместе.

Скромный памятник из черного мрамора — Марине ЛАДЫНИНОЙ (1908–2003), кинозвезде сталинской эпохи, обожествляемой миллионами. Настоящей звездой Ладынина стала благодаря фильмам Ивана Пырьева.

Она родилась в селе Скотинино Смоленской губернии. Стеснялась этого названия, тем более что потом семья переехала в село Назарово, это в Сибири, под Ачинском. Именно Назарово Ладынина и указывала, как место своего рождения. Марина Алексеевна с юности хотела стать артисткой и потому отправилась в Москву, где поступила в центральный техникум театрального искусства. Именно так тогда назывался ГИТИС. Рассказывали, что ее приняли с отметкой «особо одаренная» и по окончании учебы пригласили в труппу Художественного театра.

На тот момент Ладынина была женой известного актера Ивана Любезнова, расставшись с которым, сосватала за него свою родную сестру. В жизни самой Марины Алексеевны было достаточно опасное по тем временам увлечение — роман с итальянцем, который работал в России. Конечно же это не прошло для Ладыниной бесследно: ее вызывали в НКВД, говорили, что ее избранник итальянский шпион, требовали сотрудничества. Но Марина Алексеевна сумела этого избежать и потом, как рассказывали, с удивлением говорила: «Я даже не представляю, как меня за это не посадили».

В итоге главным спутником ее жизни стал режиссер Иван ПЫРЬЕВ (1901–1968). Они познакомились в 1936 году в московском Доме кино. После просмотра фильма Марина Алексеевна села в троллейбус, а Пырьев замешкался и опоздал, троллейбус отъехал. Иван Александрович махнул рукой: «Ну, значит, не судьба». И в этот момент троллейбус остановился и двери открылись. Пырьев не растерялся: «Значит, судьба» и вошел в салон.

С тех пор молодой режиссер Пырьев начинает снимать актрису Ладынину. Первым фильмом была лента «Богатая невеста». А в скором времени Марина Алексеевна стала женой Ивана Пырьева.

Фильм «Трактористы», вышедший на экраны в 1939 году, очень любил Сталин. Семья жила в пятикомнатной квартире в доме на Котельнической набережной. В среде киношников ходила такая байка: как-то режиссер Владимир Наумов пришел в гости к Пырьеву в эту огромную квартиру, осмотрел роскошную обстановку и обратился к хозяину: “К коммунизму идем, да, Иван Александрович?” Тот, как всегда, не растерялся и ответил: “Да, идем, но по очереди. Очередь — 220 миллионов человек. Я первый, а ты Володя, — последний”.

История любви легендарной кинопары закончилась в 1959 году, когда на съемках фильма «Белые ночи» Иван Пырьев познакомился с актрисой Людмилой Марченко. И начался роман, который положил конец идеальной, как казалось многим, семейной жизни Пырьева и Ладыниной. Говорили, будто Ладынина даже написала письмо в ЦК партии с просьбой повлиять на ее мужа. Но само письмо не отправила, а выбросила в мусорную корзину. Там черновик обнаружила домработница, расправила скомканную бумажку и показала Пырьеву.

Ладынина осталась одна. Она никогда больше не выходила замуж, прожив очень большую жизнь — до 94 лет. Работала в театре киноактера, ездила по городам и селам, выступала с концертами.

С Пырьевым у них был сын Андрей. Когда молодой человек женился, Иван Александрович предложил Ладыниной совместно купить ему квартиру. Юноша носил фамилию матери (Марина Алексеевна записала его на свою фамилию).

Когда подошел срок получать паспорт, сын спросил у отца: «Как мне получить твою фамилию?» А Пырьев ответил: «Занимайся этим сам». В итоге Андрей остался Ладыниным, его не стало в 2011 году. По профессии он был режиссером, снимал детективы, увы, не имевшие особого успеха у зрителя.

Когда у Андрея Ладынина появился сын, его назвали Иваном, в честь великого деда. Марина Алексеевна возилась с малышом, единственное — не разрешала называть себя бабушкой. К ней нужно было обращаться на «вы» и называть «Мариной Алексеевной».

Незадолго перед смертью Пырьева Ладыниной приснился сон, будто Иван Александрович стучится к ней в окно. Пырьев умер во время работы над фильмом «Братья Карамазовы». 7 февраля вернулся со съемок, пожаловался на боль в сердце, лег спать и скончался во сне. Его жена потом рассказывала писательнице Виктории Токаревой, как Пырьев вдруг громко захрипел во сне, и она, поняв, что происходит, закричала: «Зайчик, не уходи!» Пырьев открыл глаза и шепотом ответил: «Тише, соседей разбудишь!»

Потом медики сказали, что он перенес на ногах несколько инфарктов. 3-ю серию «Братьев Карамазовых» закончили исполнители главных ролей — Кирилл Лавров и Михаил Ульянов.

Ладынина на похоронах бывшего мужа на Новодевичьем не была, пришла лишь на гражданскую панихиду и долго стояла возле гроба. Сегодня могилы бывших супругов находятся напротив друг друга (почти как у Орловой и Александрова), их разделяет лишь один участок.

В последние годы с Ладыниной дружила Наина Ельцина, тогда — жена президента. Наина Иосифовна рассказывала мне, как во время одного из ее приездов Марина Алексеевна предложила — не хочет ли гостья послушать стихи Есенина. Наина Ельцина конечно же заинтересовалась, думая, что хозяйка дома прочтет строфу или две. А Ладынина прочитала наизусть всего «Черного человека» от начала до конца.

После развода с Пырьевым совместную пятикомнатную квартиру разменяли. Ладыниной досталась двухкомнатная квартира. Когда Марина Алексеевна умерла, единственной ценностью, что осталась дома, была мебельная стенка. Когда ее стали двигать, она рассыпалась.

Материальная жизнь знаменитой актрисы была непростой. После расставания с Пырьевым ей даже приходилось делать каракулевые воротники на продажу. Работы в кино больше не было.

Говорили, что причиной стал запрет Пырьева. Однако на самом деле это вряд ли соответствует истине. На момент развода Иван Александрович уже не обладал такой властью, чтобы запрещать режиссерам приглашать в свои картины актрису Ладынину.

Скорее, в кино Марина Алексеевна перестала сниматься сама — для того, чтобы остаться в народной памяти такой, какой была в годы своей славы. Не случайно, когда в 1992 году ей присвоили премию «Ника» в номинации «За честь и достоинство» и сын позвонил, чтобы поздравить, реакция Марины Алексеевны была неожиданной: «Да, эти негодники дали мне награду. Теперь же все узнают, сколько мне лет!»

Народной артистки СССР не стало в 2003 году. У семьи не было денег на достойные похороны и памятник. Всем занималась Наина Ельцина. На панихиде, состоявшейся в Доме кино, Наина Иосифовна призналась, что ждала, как они отметят 100-летний день рождения актрисы. И сказала, что всегда будет помнить о Ладыниной. Уже потому, что она ушла в день смерти матери самой Ельциной.

Надгробие актрисы украшает фотография молодой Ладыниной — той, какой ее запомнили и полюбили миллионы.

Коленопреклоненные юноша и девушка, возвышающиеся над картой мира, — памятник Игорю МОИСЕЕВУ (1906–2007). Создателя Ансамбля народного танца, сегодня именуемого Балетом Игоря Моисеева, при жизни называли великим. И так оно и было.

Игорь Александрович стал моим первым собеседником. На момент нашей встречи ему исполнилось 90 лет, и я понимал, что беседа с ним — факт биографии. Я был начинающим журналистом, и, наверняка, Моисееву было забавно слушать мои вопросы. Помню его слова о том, как строить свою жизнь: «Надо много вкладывать своего труда, чтобы иметь право на надежду. Это как с яблоком — если вы его не положите в карман, то потом не стоит надеяться его оттуда достать».

Игорь Моисеев прожил невероятно долгую жизнь, встретив свой 101-й день рождения. Празднование столетнего юбилея проходило в Кремлевском Дворце в присутствии юбиляра. В следующем году праздничное выступление своего коллектива он смотрел уже из дома. И все время обращался к жене с вопросом: «Неужели все эти танцы сочинил я?»

Покидая некрополь, предлагаю пройти по территории седьмого участка.

Скифская каменная баба, чей возраст более тысячи лет, установлена на могиле Велимира ХЛЕБНИКОВА (1885–1922).

На самом деле поэта звали Виктор, он прожил всего 37 лет. Хлебников был поэтом, прозаиком, драматургом, сам себя называл Будитлянином — таков был его перевод слова «футурист». А еще он называл себя Председателем земного шара. Его не стало в Новгородской губернии, куда он отправился вместе с Петром Митуричем, на руках которого он и скончался.

На Новодевичьем прах перезахоронили в 1960 году — рядом с могилой друга, художника Петра МИТУРИЧА (1887–1956).

У поэта Бориса Слуцкого родились тогда строки:

Скифская баба, почти тайно доставленная из Киргизии (все-таки это памятник истории), — подарок от ученых-археологов, выражение символа бессмертия поэта.

И тут же рядом — памятник Игорю ГРАБАРЮ (1871–1960), чудесному художнику, с чьими работами мы знакомы еще по репродукциям в школьных учебниках.

Он появился на свет в Будапеште. Его отец, Эммануил Грабарь, был депутатом австрийского парламента. В 1876 году, когда Игорю исполнилось 5 лет, семья перебралась в Российскую империю.

В Петербургской Академии художеств Грабарь учился у Ильи Репина. После Петербурга отправился в Париж и Мюнхен, был членом «Мира искусств», а в 1906 году участвовал в выставке, которую в Париже устраивал Сергей Дягилев.

Грабарь принял Октябрьскую революцию 1917 года. Мало того, был достаточно близок с семьей Льва Троцкого — дружил с его женой, Натальей Седовой. К счастью, это не имело никаких печальных последствий. Считается, спасением для Грабаря стал портрет девочки Светланы, висевший потом по всему Советскому Союзу: думали, будто на нем изображена Светлана Аллилуева, дочь Сталина. После этого тронуть Грабаря не смел никто.

Художник принимал участие в реставрации иконы Андрея Рублева «Троица». Сегодня центральные реставрационные мастерские носят имя Игоря Грабаря.

Помните фильмы «Кортик» и «Бронзовая птица»? Главные роли в них исполнил Сергей ШЕВКУНЕНКО (1959–1995). Мы возле его могилы.

Судьба у молодого и подававшего большие надежды Сережи Шевкуненко сложилась совсем не так, как мечтали его родители. После успеха фильмов казалось, что иного пути, кроме как идти в институт кинематографии, у исполнителя роли Миши Полякова нет. Тем более что и отец, Юрий Александрович, был одним из первых лиц «Мосфильма», руководителем Второго творческого объединения.

Но молодой человек выбрал иной путь. Первый срок Сергей получил за драку, следующий — за кражу из буфета на «Мосфильме», где трудился осветителем, затем было еще несколько судимостей, более двенадцати лет Шевкуненко провел за решеткой. В итоге молодой человек стал, что называется, профессионалом преступного мира. О прошлом напоминала лишь кличка — «Артист».

В очередной раз, несколько лет проведя в местах не столь отдаленных, Шевкуненко вышел на свободу в 1994 году. Счет его жизни пошел на недели.

11 февраля 1995 года, войдя в подъезд родительского дома, где он жил с матерью (отец к тому времени скончался и был похоронен на Новодевичьем), Шевкуненко был ранен поджидавшим его киллером. Михаилу удалось первым добраться до квартиры и закрыть за собой дверь. Правда, в спешке молодой человек оставил в двери ключ, чем и воспользовался убийца. Первой погибла мать Сергея, а затем пуля настигла и самого Шевкуненко.

Сегодняшнему поколению мой следующий герой, скорее, известен как человек, чьим именем назван пароход, на котором контрабандисты в «Бриллиантовой руке» отправлялись в путешествие. Я говорю про Михаила СВЕТЛОВА (1903–1964).

Одно из самых известных стихотворений Светлова — «Гренада» — любили такие непохожие поэты, как Маяковский и Ахматова. А Марина Цветаева писала Борису Пастернаку: «Передай Светлову, что его “Гренада” — мой любимый — чуть не сказала: мой лучший — стих за все эти годы. У Есенина ни одного такого не было. Этого, впрочем, не говори, — пусть Есенину мирно спится».

Талантливейший поэт был еще и чрезвычайно остроумен, часто изъясняясь афоризмами. По комплекции Светлов был очень худым, отсюда его выражение: «У меня не телосложение, а теловычитание». Другая крылатая фраза касалась финансов: «Не люблю брать в долг: берешь чужие и на время, а отдаешь свои и навсегда».

Когда Светлов умирал, у него был рак, в клинике его часто навещал сын Александр. Как-то, уходя, он спросил отца, что ему принести в следующий раз. Светлов ответил: «Принеси мне пиво, рак у меня уже есть».

Почти у самого выхода из некрополя, справа, установлена белая стела, на которой выбиты уже плохо читаемые слова: «Полковник МЕДВЕДЕВ (КУДРИН) Михаил Александрович». И дальше — совсем неразличимые даты жизни: 1891–1964.

Если бы проходящие мимо этого памятника знали, что за человек здесь похоронен. Во время нашей прогулки мы касались истории советской политики, русского и советского театра, кино, литературы. А здесь можем поговорить… об убийстве Царской Семьи. Потому как в этой могиле похоронен человек, ставший убийцей последнего российского Государя Николая Второго.

Благодаря многочисленным фильмам и книгам о преступлении, совершенном в доме Ипатьева в Екатеринбурге, на слуху другое имя — Юровского. Да, Яков Юровский был комендантом того дома и тоже принимал участие в убийстве. Но непосредственно стрелял в Николая Второго — Михаил Медведев. Потом он с гордостью рассказывал об этом эпизоде своей жизни. А за год до смерти оставил подробное описание последних минут Царской Семьи:

«Яков Юровский предлагает сделать снисхождение для мальчика.

— Какого? Наследника? Я — против! — возражаю я.

— Да нет, Михаил, кухонного мальчика Леню Седнева нужно увести. Поваренка-то за что… Он играл с Алексеем.

— А остальная прислуга?

— Мы с самого начала предлагали им покинуть Романовых. Часть ушла, а те, кто остался, заявили, что желают разделить участь монарха. Пусть и разделяют…

Постановили: спасти жизнь только Лене Седневу. Затем стали думать, кого выделить на ликвидацию Романовых от Уральской областной Чрезвычайной комиссии. Белобородов спрашивает меня:

— Примешь участие?

— По указу Николая II я судился и сидел в тюрьме. Безусловно, приму!»

Медведев вспоминал, что первоначально планировали забросать Царскую Семью гранатами. Но испугались, что звуки взрыва вызовут беспокойство в городе. Затем появилась идея зарезать Государя с Государыней и детьми кинжалами, пока они будут спать. Но Семья, словно предчувствуя что-то, никак не ложилась в ту ночь. И тогда их решили расстрелять.

Сам Медведев умер в 1964 году. По распоряжению советского правительства убийцу хоронили с оказанием ему воинских почестей. А вскоре на имя Первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущева поступило письмо от сына Медведева. Оно сохранилось в Архиве.

«Первому секретарю ЦК КПСС тов. Н.С. Хрущеву от Медведева Михаила Михайловича, редактора издательства “Наука” Академии Наук СССР, сына персонального пенсионера союзного значения, члена КПСС с 1911 года, полковника Медведева Михаила Александровича (1891–1964).

Глубокоуважаемый Никита Сергеевич! Несколько оправившись от постигшего нашу семью горя, я теперь в состоянии выразить Вам искреннюю благодарность за внимание к памяти моего отца, похороненного по Вашему распоряжению с воинскими почестями на Новодевичьем кладбище 15 января 1964 года.

Я уполномочен отцом исполнить три его предсмертные желания:

1. Умирая, папа просил поздравить Вас 17 апреля 1964 г., в день Вашего 70-летия, пожелать доброго здоровья и лично передать Вам от его имени в подарок историческую реликвию нашей семьи — пистолет системы “Браунинг” № 389965, из которого отец в ночь на 17 июля 1918 года расстреливал в Екатеринбурге последнего русского царя “Николая Второго” (гражданина Романова Н.А.) и его семью; а также передать Вам воспоминания папы о ликвидации династии Романовых, царствовавшей в России более 300 лет.

Все документы, подтверждающие участие отца в уничтожении Романовых, хранятся в его личном деле персонального пенсионера союзного значения — книжка № 28017-с — в Министерстве социального обеспечения РСФСР в г. Москве.

Я обращаюсь к Вам заранее в надежде, что товарищи из Вашего Секретариата в ЦК КПСС помогут мне изготовить подобающую деревянную коробку необходимых размеров для совместного хранения исторического пистолета, двух обойм, 70 патронов к нему и текста воспоминаний о последних днях Романовых в Екатеринбурге (ныне г. Свердловск).

Отец высказал пожелание, чтобы его партийный билет № 00213416 (сданный мною через парторганизацию Электропромремонт в Свердловский объединенный РК КПСС г. Москвы) хранился бы в одной коробке вместе с пистолетом и воспоминаниями. Кроме того, я отпечатаю фотопортреты отца, сделанные им в 1918, 1921, 1933 и 1954 годах.

2. Умирая, папа просил меня передать (с Вашего согласия) в подарок вождю кубинского народа товарищу Фиделю Кастро Рус свое партизанское боевое оружие 1919 года — пистолет “Кольт” американского производства, с которым отец ходил во главе партизанского отряда в тыл к Колчаку по Северному Уралу. Партизаны были вооружены трофейным американским оружием (пулеметы системы “Льюис”, пистолеты — кольты, а также гранаты, винчестеры) и на привалах в болотистых топях, когда чистили у костра оружие, мечтали о времени, когда Революция перекинется на Американский континент и, быть может, их оружие еще послужит тем смелым парням, которые будут устанавливать социализм в Америке.

Отцу посчастливилось дожить до рождения первой социалистической страны на Американском континенте. Он всегда с восторгом говорил о Фиделе и его молодых бородачах — они напоминали ему его боевую молодость, когда русские парни, которым тоже некогда было бриться, после очередного боя, отрезанные кольцом врагов от всего мира, мечтали о Всемирной Революции.

Папа скончался ранним утром 13 января 1964 года — утром того дня, когда Фидель Кастро прилетел на отдых в Москву. Их имена встретились только на странице “Правды” от 15 января (номер прилагаю), где был помещен некролог моего отца — Михаила Александровича Медведева (Кудрина), подписанный женой Феликса Дзержинского, сыном Степана Шаумяна, старым чекистом из личной охраны В.И. Ленина — Сергеем Ураловым и другими соратниками папы по Революции и Гражданской войне. После похорон тяжело заболела моя мать, кроме того, на меня свалились заботы по оформлению пенсии за отца и многие другие формальности — я не смог исполнить желание отца, пока Фидель Кастро гостил в Советском Союзе. Но я думаю, что Вы посоветуете мне, как лучше сделать это практически.

3. Умирая, папа советовал мне обратиться к Вам и просить сохранить моей матери — Медведевой Зинаиде Михайловне, вместе с половиной папиной пенсии — половину продовольственного пайка из Филиала № 2 Столовой лечебного питания (что в Большом Комсомольском переулке).

Чтобы последняя просьба отца не показалась Вам странной и неуместной, я попытаюсь уяснить суть дела. Начну с того, что отец, как узник царизма, политический ссыльный, революционер с подпольным стажем (член КПСС с 1911 года) и руководитель нелегального большевистского Союза моряков Каспийского торгового флота (1913–1914 гг.) в Баку, — имел возможность еще в 1953 году уйти на персональную пенсию и получать продовольственный паёк. Но отец, как истинный солдат ленинской гвардии, считал недопустимым отсиживаться на даче, не участвуя в социалистическом строительстве. Несмотря на подорванное царской тюрьмой и Гражданской войной здоровье, он остался в строю и работал до ухода на пенсию осенью 1962 года. Он с презрением отзывался о ловкачах, которые, работая, не стеснялись получать персональную пенсию и продовольственный паек из столовой лечебного питания. Даже выйдя на пенсию, он считал недопустимым по нормальным нормативам требовать себе паёк, хотя он, как старый революционер, имел на это все права. Нам удалось уговорить отца — человека суровых убеждений — только тогда, когда болезни мамы сделали лечебное питание необходимым для продолжения жизни.

В апреле 1963 года папа отправил Управляющему делами Совета Министров РСФСР прошение о продовольственном пайке (с приложением всех необходимых документов и справок из 2-й поликлиники Четвертого Главного управления Минздрава СССР), и в конце декабря нам сообщили по телефону (отец уже лежал в Загородной больнице со вторым кровоизлиянием в мозг), что папу с 26 декабря 1963 года прикрепили к Филиалу № 2 Столовой лечебного питания на Большом Комсомольском переулке.

Через 18 дней отец умер. Мама снова осталась без лечебного питания. Пока ее спасало то, что почти два месяца держали на лечебном питании в Загородной больнице в Кунцево. Трудно предположить, что будет дальше.

Верный заветам отца, я не прошу для матери никаких льгот и скидок. Но, может быть, в Вашей власти — если это не противоречит основным государственным установлениям — сохранить за мамой половинный паек за полную государственную цену продуктов, чтобы продлить жизнь матери, стойко вынесшей все невзгоды далеко не легкого жизненного пути отца (они были женаты с января 1917 года по день смерти папы).