Гигаполис Филенко Евгений

17. Индира Флавицкая

– С дороги! – орет Зомби, размахивая своей пушкой. – Дайте дорогу, иначе всем хана!..

Полуголые и вовсе голые девицы с визгом шарахаются врассыпную. Филифьонки среди них нет. Ствол «уонга» грубо втыкается мне между лопаток. И я иду, вяло перебирая ногами, ничего не понимая, утратив всякие представления о реальности.

Мы пересекаем вестибюль, вываливаемся на крыльцо.

Я сразу же вижу змеевский элкар, закамуфлированный под такси, и водителя, нарочито индифферентно гоняющего слоны по мокрой мостовой. Хочу закричать, взмахнуть рукой, подать хотя бы какой-то предупредительный знак.

– Пикнешь – убью! – шипит Зомби.

Водитель уже заметил нас – странную парочку. Очевидно для него и то жалкое положение, в которое я угодила. Но поздно, поздно, он не ждал такого поворота!.. Не выходя из роли, он замирает на месте, меланхолично похлопывая элкар по капоту. Видимо, решает, как бы половчее добраться до некстати упрятанного под кожаную курточку шок-гана…

Он боится за меня. И я тоже боюсь за себя. Это низко, но за себя больше, чем за него.

Я цепенею. По самому серьезному счету мне сейчас полагается отпихнуть своего конвоира и железным голосом, как старшей по должности, приказать этому парню нырнуть под защиту элкара и открыть стрельбу на поражение. Вызвать, так сказать, огонь на себя… И самой – со всей неизбежностью, как причитающееся, принять первую вражескую пулю.

Сполох наверняка так бы и поступил. Да и старик Ерголин, наверное. А вот я не могу.

– Отойди от машины! – вопит Зомби и красноречиво подносит оружие к моему виску. – И не шути со мной! Руки за голову!

Помедлив, водитель подчиняется. Стоя вполоборота, со сцепленными на затылке ладонями, он искоса следит за происходящим. В конце концов, ему достало бы и пары секунд, чтобы завалить негодяя. Если б тот отвлекся на эту пару секунд. Если бы отвернулся, опустил «уонг», позволил себе любую незначительнейшую оплошность…

Но Зомби действует расчетливо и хладнокровно. Заслоняясь мной, он влезает в кабину. Следом вдергивает и меня. Перед тем, как захлопнуть дверцу, почти не целясь стреляет в беспомощного водителя. Точно в шею.

Закрываю глаза.

Дура, подлая дура. Самонадеянная бездарь. Как же я могла так подставиться? И подставить всех?..

Элкар набирает высоту, по сложной траектории уходя прочь от Салона.

– Зачем? – всхлипываю я. – Зачем?..

– Что – зачем? – щерится Зомби. – Что тебе неясно?! Зачем убил? Так на хрена мне свидетели! На мне сейчас столько крови, что никаким щелоком не отмыться, одним больше – одним меньше… Кто из ваших поверит, что я не убивал? Комиссар твой… как его?.. Сполох… поверит?

Мотаю головой. По горящим щекам текут слезы. «Кадавры, – вдруг вспоминаю предложенное Ерголиным словечко. – Вот они какие. И не отличишь их от людей. Особенно таких, как этот… А ведь надо же, придется отличать, чтобы истребить эту ходячую мертвечину, запереть обратно в гробы!.. Но как, мамочка моя?!»

– Гады, – вдруг произносит Зонненбранд спокойно. – Загнали меня в яму с кольями. Вот ты спрашиваешь – зачем. Правильно спрашиваешь. Я уже второй день думаю, на кой бес мне сдались эти деньги, все это тухлое дело… Хочешь знать, какое дело, ктырица?

Я знаю. Кактус-Кампус. Сполох приказал мне забыть, но я еще не успела. Вот сейчас скажу ему в его наглую рожу и посмотрю, как с него поползет облицовка. Ведь он-то не знает, что трассер Гафиев подал нам весть с последнего порога… Нет, не скажу. Пусть хорохорится и дальше. Может быть, Сполох уже выстроил какие-нибудь планы обороны этого таинственного Кактус-Кампуса. Кто я, чтобы их срывать?

– Не хочу…

– Если мне удастся, если мне повезет… О, тогда можно считать, что я со всеми поквитался. И чистый, без единого долга, могу уходить в сияющие райские высоты. Да только не будет туда дороги. В ад мне будет дорога. Не в Пекло, заметь, а в настоящий, доподлинный ад со всей атрибутикой. И если выяснится, что никакого ада отродясь не существовало, то уже для одного меня его можно было бы учредить, специальной резолюцией Генеральной ассамблеи!

Не в силах больше терпеть эту тоску, прячу лицо в ладонях. И тихонько причитаю:

– Господи… Ты не допустишь. Я же в тебя верила как могла. Растопчи эту тварь, натрави на него свое воинство, не оставь его жить. Если ты этого не сделаешь, если только посмеешь помогать ему, Господи!..

Зомби заливается смехом.

– Давай, молись! Нашла кого просить. Коли хочешь знать, то еще неведомо, на чьей я стороне и кто мой генеральный наниматель.

Его губы внезапно трясутся, лицо жалко морщится:

– Вулкан… пришел-таки за мной, с того света пришел. А ведь ему самое место было в раю! Что же это, кому тогда понадобилось лишить его душу успокоения и послать за мной? Сатане? Или же Спасителю, а?!

– Я все равно убью тебя.

– Глупо. Да и бесполезно. Теперь ты меня врасплох не примочишь. Единственное, что можешь – это попытаться еще раз. Но поверь – это будет твой эшафот.

– Я попытаюсь.

– И мне придется убить тебя. Что дальше? – опять истерический смешок. Два психопата в одной кабине… – А вот что: тогда уже никто на всем белом свете не помешает мне сделать то, что я хочу. Тебя же не будет рядом! Все остальные… Они теперь просто не в счет.

Не выпуская управления, Зонненбранд выуживает одной рукой из внутреннего кармана пиджака две сигареты. Одну ловко закидывает себе в рот, другую протягивает мне. Поколебавшись, беру. Тем же манером Зомби добывает и зажигалку.

– Трубка мира, – говорит он со значением.

– Катись ты…

– Нет, в самом деле! Предлагаю перемирие. Временное, разумеется. Сделанного не воротишь, мертвых не воскресишь…

Снова заминка. Он таращится неподвижными глазами в сгустившиеся сумерки над миллионоокими башнями Гигаполиса. Что он там видит?

– Хотя за последнее уже не ручаюсь. Дай мне одну ночь, Индира. Одну эту ночь – выспаться! А утром продолжим наши забавы.

Медленно отнимаю руки от лица. Вижу его между опухшими веками, будто в прицеле крупнокалиберного машин-гана.

– Я дам тебе эту ночь на то, чтобы выспаться. Для этого тебе нужно отпустить меня.

– О чем разговор! – Зомби небрежно тычет пальцем в сенсор. – Выходи.

Дверца с моей стороны, шурша, отползает. Внизу плывут расчерченные неоновыми огнями магистрали, предупредительно подсвеченные квадратные крыши жилых домов и шпили административных зданий. Порыв тугого, напитанного влагой ветра хлещет меня по лицу…

Совершенно непроизвольно отшатываюсь прочь от разверзшейся бездны.

– Вот видишь, – веселится Зомби. – Я предлагал – ты не хочешь. Так что будем вместе. До финишной ленточки. Может быть, ты еще переменишь свое отношение к добрейшему Ивану Альфредовичу. И даже подаришь ему кусочек своей любви.

– Сволочь.

– Зря. Я хороший любовник. Такого ты еще не имела. Если тебе посчастливится и ты убьешь меня прежде, чем переспишь со мной – будешь сожалеть всю жизнь. Ибо со мной под гробовую плиту уйдет великое искусство! А если переспишь – кто знает, возможно, и убивать не захочешь. Эту ночь нам придется коротать в малокомфортных условиях. Совместив наши тела в пространстве, мы выиграем и во времени. И в удовольствии тоже, причем многократно. Ну, так как? Не откажешься проэкспериментировать?

– Ты животное! – не сдерживаясь, кричу ему в наглую, сытую, начищенную до блеска лосьонами и притираниями и даже сейчас ими воняющую рожу. – Ты бешеный шакал! Кадавр! Твое место в могиле, рядом со своими приятелями! И я убью тебя как только сумею, запомни это! Стебайся надо мной сколько душе угодно, чеши своим вонючим языком, но учти: я думаю только о том, как убить тебя!.. А теперь давай, толкай меня из кабины или стреляй сразу.

Зомби вздыхает.

– Нет в тебе здоровой любознательности, – говорит он с сожалением.

18. Игорь Авилов

Первым через порог ступает крупный, холеный старик в длиннополом лоснящемся сюртуке. И тут же обнаруживает ствол «швессера» возле своего аккуратного седого виска.

– Стоп! – коротко командует он.

Пока я соображаю, кому адресован приказ – мне ли, тем ли бодигардам, орава которых моментально набивается в каземат, старик спокойно оборачивается ко мне лицом. Он похож на почтенного аристократа из какого-нибудь толстого классического романа. Например, из «Саги о Форсайтах».

– Бедный Псора, – говорит старик прочувствованно. – Его убили. Он так любил жизнь.

Головорезы, числом не менее десятка, молча внимают хозяину, держа меня под прицелом тяжелых машин-ганов, способных запросто пробуравить во мне дыру с мой же собственный кулак.

– Игорь Авилов, – обращается ко мне старик. – По прозвищу Малыш… Давай не будем компостировать друг друга, сынок. Мы круто начали. Это была ошибка, и ты сам ее исправил. Давай договариваться. Вот гляди…

Он делает мановение ладонью, и бодигарды слаженно убирают свои гаубицы за спины.

– Ты ведь понимаешь, что при всех твоих личных достоинствах тем не менее шансов на благополучный исход из Пекла у тебя нет? – спрашивает он.

Я мрачно киваю, продолжая покачивать стволом перед самым его орлиным носом.

– Так вот, Малыш. Я гарантирую тебе полную безопасность и возвращение домой, как только мы побеседуем.

– Не верю.

– Надо, надо верить, сынок. Моему слову здесь все верят. Кстати, зови меня Азраил. Ангел, стал быть, смерти.

Он снова дирижирует, и бодигарды уходят.

– Псора в тебе ошибся, – говорит Азраил, толкая тело своего прихвостня носком начищенного ботинка. – Как ты его жестоко подвел!.. Он думал напугать Малыша Авилова до мокрых штанов, чтобы облегчить свою задачу. Была у него слабость – наезжать, давить на нервы, ломать чужую волю. Весь этот трагический спектакль с убийством латыша… Глупо. Я ведь не хотел посылать его. Но решение приняли без меня.

Старый пекельник. Всю жизнь, должно быть, проведший в бесконечной игре с правосудием, выросший и одряхлевший в подземелье. Съевший на запретных плодах все зубы, так что пришлось заменить их на дорогую керамику. Здесь же и обреченный умереть.

Опускаю оружие. Что за прихоть грозить смертью тому, кто ее ни капли не боится?

– Хорошо, Игорь. Ты все верно понимаешь. Я не опасаюсь ни тебя, ни твоей кочерги. И, кстати, мог бы пришить тебя в любой момент. Да и сейчас могу, что бы ты себе ни воображал. – Он брезгливо проводит морщинистым, узловатым пальцем по сырой стене. – Параша… Давай уйдем отсюда. Мало приятного беседовать над свежим жмурцом, даже если его смерть доставила тебе чистый кайф.

По-прежнему игнорируя мой настороженный «швессер», Азраил первым выходит в коридор. Я молча следую за ним.

Такое впечатление, будто я оказался на обычной улице Гигаполиса. Только чуть более ухоженной и чистой. Отовсюду льется ровный желтоватый свет, под ногами отдается стуком брусчатка. Но нет привычного дождика, как и самого серого неба. Вместо неба – высокие каменные своды, покоящиеся на огромных балках. А вокруг – окна домов, витрины, подворотенки и закоулочки. И люди, спешащие мимо нас по своим неотложным делам. Такие же люди, как и я, и любой из моих знакомых. Мужчины преимущественно в строгих черных костюмах. Женщины – в ансамблях «английского» стиля. Детей нет совершенно. Над головой чуть реже привычного проносятся элкары. Краем глаза замечаю пару велосипедистов…

– Твои чувства не обманывают тебя, Игорь. У нас действительно лучше жить, чем у вас. Там – дождь из дерьма, порой радиоактивного. Вонища, нечистоты. У нас за чистотой принято следить. Тот, кто пренебрегает своими обязанностями, может поплатиться здоровьем и жизнью.

– Чего же это стоит… нам?

Азраил усмехается.

– Умница. Смотришь в корень. Вам это стоит дорого. Мы – сиамские близнецы. Разорвать наш союз смертельно опасно для любого из братьев. Но при этом мы зеркально дополняем друг друга. Что плохо у вас – хорошо у нас. И, подозреваю, наоборот. Хотя никто еще не доносил мне, что там, наверху, хотя бы что-то выходит хорошо…

Никто как бы не уделяет нам исключительного внимания. И все же я замечаю: возле той витрины, в том подъезде, вон за тем окном – чужие, пристальные взгляды. Я в перекрестии прицелов.

И черт с ними. Висельник не утонет. Ему по фиг мой ствол, мне – его стволы. Поглядим, что за финиш подарит мне судьба…

Два меднорожих лакея предупредительно распахивают перед Азраилом тяжелые двери, перехваченные полосами кованого металла.

– Заходи, сынок. Это мой офис. Тут и поговорим. Как два умных, взрослых, ответственных человека.

Небольшой вестибюль – полы из черного мрамора, скульптура в стиле «мета-модерн», пальмы, аквариумы с мордастыми сытыми рыбами, кажется, пираньями. Все, кто в данный момент находится там, немедленно встают. Азраил шествует в ауре полного преклонения, не удостаивая никого специальными знаками внимания. В стене перед его графским носом распахиваются створки лифта. Еще один лакей, высокомерно сомкнув уста, ожидает приказаний внутри кабинки.

– В яму, – небрежно роняет Азраил.

И мы не поднимаемся, как это бывает в обычных офисах, а наоборот – опускаемся. В чистейшем, незахватанном грязными лапами зеркале имею сомнительное удовольствие зреть собственную кислую физиономию. Вдобавок, местами побитую.

Лифт плавно тормозит. Мы оставляем кабинку и сразу попадаем в овальный кабинет. Такой я видал только на картинках из президентской жизни. Стены обшиты дорогим натуральным деревом. По углам – декоративные вазы в человеческий рост. За обширным столом на витых ножках – книжный шкаф до потолка, куда плотно вбиты аккуратные тома с золотым тиснением, все одинакового формата, словно некое бесконечное собрание сочинений чрезвычайно писучего автора. Сам стол содержится в образцовом порядке. С краешку – три по старинке громоздких настольных фонора, хотя допускаю, что это стилизация под антиквариат. Чуть поодаль – лаптоп последней модели, я такой встречал лишь на рекламных проспектах. Стопкой – два или три палмтопа[20]. Прямо напротив стола – видеосет с двухметровым экраном, этакий хрустальный шар на тонкой ножке.

– Садись, Игорь. Что будешь курить?

– Ничего.

– Ладно, не дрожи хвостом. Я же тебе в дедушки гожусь… – и Азраил придвигает ко мне заранее вскрытую пачку «Бонда».

Они знают не только мое прозвище, но и то, что именно я предпочитаю курить.

– Мы все про тебя знаем, – кивает Азраил. – Вы пасете нас, а мы – вас. Мы даже имеем собственный инфобанк ваших схем. Кстати, и нашли мы тебя с помощью схемоскана. Наша аппаратура ничуть не хуже вашей. Лично я считаю, что и лучше.

– Может быть, поделитесь опытом, как вам удалось вынести меня из оцепленного отеля? – щурюсь я сквозь дымовую завесу от сигареты.

Азраил скрипуче хихикает.

– Не поделюсь ни за что. Я здесь… гм… служу кем-то вроде комиссара службы безопасности. И намерен прослужить в этом статусе лет пять еще, не меньше. Поэтому не с руки мне разбазаривать профессиональные секреты. Иначе я просто вынужден буду примочить тебя. Чтобы не разболтал. А это не входит в мои планы. Пока… – Он раздумчиво возит ладонями по сверкающей столешнице. – Понимаешь, сынок, то, что Гигаполис строится исключительно на честные денежки по согласованию с муниципалитетом – приятная иллюзия, которую вы лелеете там, наверху. Это льстит самолюбию властей, способствует нормальному пищеварению и спокойствию общественного мнения. В реальности же дело обстоит не совсем так. Я не погрешу против истины, если скажу, что наша доля в финансировании Гигаполиса несколько превышает половину. Конечно, в значительной степени мы – замкнутая структура. Мы живем по своим правилам и по возможности стараемся не напоминать о себе. Но вы – наша питательная среда. Вы – наш рынок, наши тучные нивы, которые нам приходится удобрять и возделывать. Поэтому вполне естественно с нашей стороны заранее предусмотреть конструктивные особенности в архитектуре жизненно важных центров, какие облегчили бы наше влияние на происходящие наверху процессы… Я понятно объясняю?

– Еще бы…

– Верю также, ты отдаешь себе отчет в том, что нам не составило бы большого труда выколотить из тебя всю интересующую нас информацию помимо твоего согласия. Есть пытки, которых никто еще не переносил. Есть шантаж, которому поддаются. Наконец, есть приборы, чтобы читать сокровенные мысли. Но мы не пошли на это.

– Я оценил.

– Ну, так на этом позволь мне прервать откровения и перейти к делу.

Азраил касается пальцем сенсора одного из фоноров:

– Эльза, весь Малый Круг – ко мне в яму.

– Слушаюсь, мастер, – отзывается нежный девичий голосок.

Я сижу на просторном диване, курю «Бонд» и пытаюсь собрать воедино блуждающие мысли.

Я понадобился Пеклу. Причем так остро, что они не могли ждать ни минуты. И вытащили меня оттуда, где нашли, не считаясь ни с каким риском. Они могли бы взять меня из кабины элкара в момент патрулирования. Из ванны, из девичьей постели. Но так случилось, что в этот момент я участвовал в операции против террористов. И они выдернули меня из плотно оцепленного отеля. Улька Маргерс оказался непредвиденным затруднением. И они уничтожили это затруднение самым радикальным способом. Потому что им был нужен я, а ждать они почему-то не хотели. И трижды врет этот граф из подземелья, что не хотел он Улькиной смерти. Может быть, и не хотел. Что с того? Просто наказал своему киллеру: «Доставить Авилова через полтора часа, и ни секунды задержки». И верный Псора затратил на мои уговоры ровно столько, сколько мог.

Подонки. Мразь. Клубок бычьих цепней, нагуливающих жир на наших бедах, сосущих наши соки. А мы и не подозреваем о том, что из нас каждодневно пьют наши силы, наше здоровье. Думаем, что работаем, что живем, заводим семьи, болеем и выздоравливаем, и умираем в положенный срок. Черта трепаного мы живем! Мы всего лишь «питательная среда» для этой нечисти. Наши девушки – «тучные нивы», наши дети – «рынок». Весь Гигаполис – только каменная пристройка к сытому, мордастому, наглому Пеклу.

Ненавижу. Ненавижу.

Должно быть, эти мысли отражаются на моем лице, потому что Азраил, внимательно изучающий меня выцветшими водянистыми глазенками, вдруг находит необходимым сказать следующее:

– Успокойся, сынок. Ты, верно, вообразил себе что-то нехорошее. Но то, зачем я позвал тебя, одинаково важно для всех уровней Гигаполиса. Не знаю даже, для кого больше, для вас или для нас… Мы в одинаково смертельной опасности.

Он не успевает развить свою мысль, потому что открываются двери, и входят благообразные джентльмены в таких же, как и у хозяина кабинета, сюртуках, при бабочках с бриллиантиками. Все как один убеленные сединами, но прекрасно сохранившиеся: вид – самый спортивный, лица – здорового цвета. Молча рассаживаются на длинном диване напротив меня, выжидательно глядя на Азраила.

– Господа, – Азраил привстает за столом. – Это Игорь Авилов, трассер, любезно согласившийся участвовать в Малом Круге по интересующей всех нас теме.

Джентльмены слаженно бросают в мою сторону короткие взоры – словно фотографируют на долгую память – и снова поедают глазами мастера.

– Прошу задавать вопросы, – говорит Азраил.

Все происходящее кажется мне нелепым сном…

– Скажите, Авилов, – отверзает уста один из джентльменов. – Вы были в «Инниксе», когда Зомби выслушивал предложение Серой Шляпы?

– Я бывал в «Инниксе». Никакой Серой Шляпы не знаю.

– Серая Шляпа, сынок, – ласково поясняет Азраил, – это тот господин, которого ты грохнул за своего друга вчера. Так мы обозначили его для себя. В том числе, и чтобы отличать его от бедного Псоры, которого ты грохнул за своего друга сегодня, и всех, кого ты грохнешь за своих друзей в дальнейшем. Продолжайте, Люцифер, прошу вас.

– Нам известно, что вы и ваш напарник вели сканирование переговоров Зомби и Серой Шляпы. Достигли ли они соглашения?

– Спросите у Зомби.

– Так не пойдет, – хмурится Люцифер. – Мало того, что он грубит. Так еще и отказывается конструктивно сотрудничать. Может быть, он не осознает, где находится?

– Игорь все осознает. И где вы, господа, видели трассера, которому доставляло бы удовольствие отвечать на наши вопросы?..

– Все равно мне это не нравится, – ворчит Люцифер. Но под светлым взглядом Азраила вынужденно продолжает: – Мы не можем спросить у Зомби. У вас в «Башне смерти» неверные представления о нас. Да, Зомби сотрудничал с нами… во время оно. Да, мы помним о нем и при случае готовы воспользоваться его услугами, хотя проку в том бывает немного. Но это вовсе не означает, что Зомби входит в какой-либо из наших Кругов!

– Зомби мотается по Гигаполису, как шакал, – скрежещущим голосом подает реплику сосед Люцифера. – И мы не настолько богаты, чтобы следить за ним. В нашем банке даже нет его схемы.

– Но она есть у вас, – кивает Люцифер.

– Игорь, успокой мою душу, – говорит Азраил. – Может быть, вы уже упаковали этого гаденыша Зомби? Если это так, мы сей же час закончим разговор и с легким сердцем отпустим тебя наверх.

– Я… не знаю.

– А если он крутит? – снова ерепенится Люцифер. – Не почистить ли ему мозги?

– Он может и не знать, – возражает сосед. – Это простой трассер.

– Вы правы, Маркольф, – говорит Азраил. – И я вижу, какую трагическую ошибку мы совершили, отправив на дело Псору. Нужно было брать и латышского комиссара. Тот был в «Инниксе» вместе с ктырями. И в силу своего положения мог располагать большей информацией.

– Разве Тунгус не поделился с вами своими впечатлениями? – криво усмехаюсь я.

– Тунгус тоже не знает, – жестко говорит Люцифер.

– Зомби был осторожен, – поддакивает Маркольф.

– А что мы темним? – вдруг спрашивает до той поры не участвовавший в беседе пекельник.

– Что вы хотите сказать, Саммаэль? – настораживается Азраил.

– Давайте выложим трассеру все, что знаем. Откровенность за откровенность. И отмажемся от этого черного дела.

Джентльмены переглядываются.

– Резонно, – произносит наконец Азраил. – Прошу вас, Саммаэль.

– Слушайте внимательно, Авилов, – говорит тот. – Для вас не секрет, что основная наша деятельность связана с Гигаполисом. Он для нас и рынок…

– … и питательная среда, и тучная нива, – прерываю я. – И вы возделываете ее как можете. Дальше?

– Нет, он грубит! – плачущим голосом говорит Люцифер. – С каких это пор…

– Вы нынче излишне эмоциональны, друг мой, – замечает Азраил. – Не отдохнуть ли вам на каком-нибудь из наших курортов?

И Люцифер, надувшись, затыкается.

– А дальше вот что, – невозмутимо продолжает Саммаэль. – Вы и мы – две реальные силы, на балансе которых зиждется благополучие Гигаполиса. Вы не можете отрицать, что криминогенный фон определяется отнюдь не нами, а той децентрализованной люмпенской прослойкой, каковая формируется мелкими молодежными бандами, безработными и «отбойной волной». А подпитывается коррумпированными дельцами, с которыми стыдно иметь дело порядочному бизнесмену. Вы согласны?

– Нет.

– Но это именно так! Можете поинтересоваться на досуге у старших товарищей, в особенности у ктырей… Далее. Поскольку баланс интересов соблюдался все эти годы неукоснительно, а сферы влияния были строго детерминированы и не пересекались, конфликтов между вами и нами практически не возникало. Поймите простую вещь: мы органически заинтересованы в том, чтобы Гигаполис стоял. И развивался – в нужном для нас направлении. И в какой-то степени даже процветал. Хотя, не скрою, наши представления о процветании несколько отличны от ваших.

– Еще бы! – фыркаю я. – Есть такая рыба-прилипала…

– Вопрос лишь в том, кто акула, – спокойно вворачивает Азраил.

– Забавная вещь, – говорит Саммаэль. – По моим сведениям, вы довольно индифферентно относитесь к той нечисти, что расплодилась в изобилии за последний десяток лет. Никого уже не удивить крысами-мутантами. Кобольдов вы просто не замечаете. Если, разумеется, они не взбесятся. Урохов даже искусственно приваживаете в квартиры, ибо по нелепому поверью они приносят в дом удачу, хотя это привело к полному исчезновению кошек, и – как следствие – к всплеску рождаемости серых мышей. Которые также стремительно мутируют и скоро догонят по физическим характеристикам крыс. Странную неприязнь у вас вызывают лишь полтергейсты, доргейсты и, пожалуй, банши… У нас все наоборот. Мы этим сильно озадачены. Возможно, оттого, что эти твари досаждают нам значительно сильнее.

– Вы и понятия не имеете о тех новых сюрпризах, что еще только подбираются к вашим подвалам из недр земли, – вздыхает Маркольф.

– Между тем, наши ученые не только исследуют мутантов, – продолжает Саммаэль, – но и работают над эффективными средствами борьбы с ними. Это перспективный бизнес, и в свое время мы непременно предложим наши ноу-хау официальным властям. Через легальные фирмы, естественно…

– Это замечательно, – говорю я мрачно. – Вы так милосердны! Я сейчас заплачу от умиления.

– Ну тогда я перейду к такой вещи, от которой у вас и вправду навернутся слезы. Недавно мы обнаружили, что в Гигаполисе действует еще и третья сила. И она грозит не только нарушить сложившееся равновесие, но и вообще взорвать весь город.

– В каком это смысле?

– В том числе и в прямом, Авилов. Заложить взрывное устройство помощнее и разнести все в клочья.

19. Серафим Ерголин

Мне доводилось видывать всякого Сполоха. И злого, и веселого, и побитого, как собака. Но сегодня мои представления о нем получили шанс пополниться.

Во-первых, я никогда не видел Сполоха таким растерянным. У него трясутся руки, трясутся губы и, по-видимому, трясутся поджилки… Еще немного, и его лихорадка перекинется на меня.

А во-вторых, не доводилось мне видеть своего непосредственного начальника и таким пьяным. Должно быть, мой зов вынул его из-за стола в кульминационный момент крутой гулянки.

Сполох бледен, как полотно, взъерошен, взор его трудно управляем. Какое-то время он молча стоит в дверях, уперевшись ладонями в проем, чтобы зафиксироваться. Потом делает нетвердый шаг и рушится в кресло. Я жду, что он скажет. Ждать приходится долго.

– Нужно, чтобы они отдали Индиру, – наконец изрекает Сполох.

Мысль глубокая, чего уж тут… Но проходит минута, и я, может быть, впервые со всей отчетливостью понимаю, что иные наши проблемы и впрямь выглядят малозначимыми. По крайней мере, пока. Как там повернутся наши дела в обозримом будущем, еще неизвестно. Вполне возможно, что мы с перепугу завысили порог опасности и палили из пушки по воробьям. Все эти кадавры, мнимая угроза Кактус-Кампусу… Реально же вот что: загнанный в угол Зомби взял в заложницы Индиру. И наплевать на все остальное, пока Индира остается в его волосатых лапах.

Взгляд Сполоха снова уплывает. Образуется невыносимо тягучая пауза. Затем он со злостью бьет кулаком по подлокотнику кресла.

– Ты можешь придумать что-нибудь? – спрашивает он.

Я зачем-то встаю. Верно, это каким-то образом должно поспособствовать активизации моих мыслительных процессов… Ну конечно: он не знает. Он всю ночь развлекался, пока я сидел и ждал неприятностей. А теперь он не чает, чтобы я за него сыскал выход из тупика. Я, которого еще посильнее колотит вот уже без малого вторые сутки…

– Тут ничего не придумать, Сергей.

Глаза у Сполоха делаются больными.

– Нужно, чтобы они отдали Индиру, – повторяет он беспомощно. Наморщив лоб, прибавляет: – И нужно, чтобы я протрезвел. У тебя есть какой-нибудь стимулятор?

– Вы же запретили…

– Запрет отменяю.

Выдвинув ящик стола, нахожу там вполовину распотрошенный блок эскорана. Сполох с рычанием отнимает его, вытряхивает на ладонь три капсулки сразу и, зажмурившись, мечет себе в рот.

– Многовато, – замечаю я с сочувствием. – Теперь до следующего понедельника не уснете.

– Если что стрясется, до следующего понедельника никто из нас не доживет, – мрачно говорит он. – Как могло выйти, что один, пускай даже очень опытный бандит перебил восемь «пастухов»?

– Такого выйти не могло.

– Но ведь случилось же!

– Змеев успел сообщить мне, что Индира упаковала Зомби и вызвала их для приема груза. Они оставили водителя в машине и двинулись в Салон. Я ждал новых известий, но время шло, а Змеев молчал. А потом патрульный трассер передал, что возле Салона лежит мертвый водитель, элкар отсутствует, а внутри помещения – следы форменного побоища.

– Это могла быть засада. Зомби угрозой вынудил Индиру зазвать «пастухов» в Салон, и его киллеры открыли пальбу.

– Нет, все не так. Свидетели – персонал и посетители Салона, говорят вразнобой, но из их речей следует, что Индира действительно упаковала Зонненбранда. И Змеев со своим парнями спокойно вошел внутрь. А потом поднялась стрельба, которая закончилась тем, что Зомби вывел Индиру под дулом «уонга», застрелил водителя и на змеевском элкаре улетел в неизвестном направлении… Стреляли из машин-ганов, с нескольких точек одновременно. Змеев был застигнут врасплох.

– Кто-нибудь видел убийц?

– Нет. Такое чувство, что они возникли ниоткуда и сгинули в никуда. На месте преступления следы по меньшей мере двадцати человек, но все затоптано. Эксперты пока работают… – заканчиваю я упавшим голосом.

– Что реанимация?

– У троих есть шансы. У Змеева – нет.

– Змеева жалко, – говорит Сполох. – Индиру жалко. Всех жалко.

Он трезвеет буквально на глазах. Щеки из пергаментно-серых делаются бурыми, взгляд обретает осмысленность. И руки, слава богу, уже не дергаются.