Гигаполис Филенко Евгений
– Я… почему я?
– Потому что нам нет нужды мучить этого человека и не позволять ему уйти. Ведь вы, кажется, что-то хотели узнать?
– Да, – отвечаю я непослушными губами.
– Вот микрофон. Только не следует орать на весь зал. Избегайте заумных формулировок. Задавайте вопросы в простой и лаконичной форме. И не ждите чуда. Вы говорите с мертвецом, у которого – свои заботы… Готовы?
Едва нахожу силы, чтобы уронить:
– Готов.
Усатый коротко хлопает меня по плечу и, отвернувшись, командует в пространство:
– Полное внимание! Включаем трансляцию. Пошло сканирование…
В динамике, напоминающем собой черный шар размером с мой кулак, внезапно зарождается бесцветный, срывающийся голос. Он повторяет одну и ту же фразу, будто заведенный:
– Где я… где я… где я…
В панике оборачиваюсь на саркофаг. Гафиев недвижен, лицо по-прежнему спокойно. А чего я ожидал?
– Не волнуйтесь, – говорит усатый и снова кладет руку мне на плечо. – Обычное ментальное зацикливание.
Я киваю. Проглатываю застрявший в глотке сухой ком. Преодолевая сопротивление одеревеневших мышц, нагибаюсь к микрофону:
– Гафиев, вы слышите меня?
– Где я… где я… где я…
– Здесь комиссар Сполох.
– Где я… где я…
– Он не слышит, – говорю я нервно.
– Слышит, – возражает усатый. – Ему тоже необходимо усилие, чтобы разорвать цикл.
Похоже, все, кто был в операционной, столпились за моей спиной.
– Э-э… вот что, – говорю я. – Если мне удастся привлечь его внимание, персонал должен будет покинуть зал.
– Это невозможно, – мягко произносит усатый. – Но мы просто выключим трансляцию. Вы услышите ответы Гафиева через наушники. А запись диалога на дискете мы презентуем вам. Под честное слово, что нами не снималась копия. Мы же понимаем, не впервые…
– Хорошо, это меня устраивает.
Белые тени разбредаются по углам помещения.
– Гафиев, отвечайте.
– Где я… где я… – И вдруг, словно обрыв бесконечной ленты: – Кто?!
– Выключаем трансляцию! – кричит за моей спиной усатый, и чьи-то руки прилаживают мне наушники.
– Гафиев, это Сполох.
– Кто такой… Сполох?
– Комиссар Сполох, отдел по борьбе с тяжкими преступлениями. Вы помните, что было в «Инниксе»?
– Где я… Что со мной?
– Вы… пострадали, – с трудом рождаю эту подлую ложь. – Вы в клинике. Я веду следствие. Ответьте мне на вопрос…
– Почему так светло?..
Я шарахаюсь от микрофона.
– Он видит?!
– Нет, это ментальные иллюзии. Зрительные нервы заблокированы. Не отвлекайтесь больше, иначе он снова сорвется в цикл.
– Гафиев, – зову я. – Что случилось в «Инниксе»?
– Не знаю… что это?..
– Простите, комиссар, но ваш вопрос чересчур сложен, – вмешивается усатый. – Он требует развернутого ответа. А мозг способен сейчас генерировать лишь простые логические конструкции. Да – нет – не знаю…
– Гафиев, что вы делали… Нет, не так! Вы смотрели на ваш лаптоп после ухода Авилова?
– Малыш… что с Малышом?
Какой еще Малыш?! Может быть, его сын?
– Все хорошо, – говорю наобум. – О нем позаботятся. Вы смотрели на лаптоп?
– Лаптоп… не помню…
– Назовите мне слово!
– Слово… не знаю… Малыш тормознул его?
Теперь ясно. Очевидно, Малыш – это прозвище Авилова.
– Да, тормознул. Что было на экране лаптопа?
– Лаптоп… экран… не знаю… Пусть позовут Машку… где она?
– Хорошо… – я уже по горло переполнен этой ложью и скоро захлебнусь ею! – На экране лаптопа было слово. Какое?
– Слово… на экране… не помню… Скажите Машке… нужно забрать Арслана из садика…
Мне хочется плакать.
Я подонок. Гнусный подонок. Я лезу со своей пошлой ерундой к человеку, который уже переступил порог. Подло обманываю его. Обещаю то, чего никогда не смогу исполнить. А он там, за порогом, все еще думает только о жене и сыне, которого нужно забрать из садика!
Почему в этом кресле сижу я, а не его жена?!
Нет мне прощения…
– Отойдите! – кричу я усатому.
И тот отходит.
– Гафиев, слушай меня. Не могу больше врать… Ты убит, ты умер. Это лишь твой мозг… Помоги мне. Назови слово!
– Убит… неправда… где я?..
– Гафиев, не смей уходить! Мне нужно это слово. Кто-то угрожает Гигаполису. Угрожает Машке и Арслану. Если я узнаю слово, мы спасем всех, клянусь тебе!
– Где я… где я… где я…
– Слово, Гафиев, слово!!!
– Я умер… неправда… слово… не знаю…
– Ты знаешь! Ты видел его!
– Слово… видел… как тяжело…
Он почти с ощутимым для меня усилием проламывает стену могильного беспамятства.
И называет слово.
А затем начинает без конца повторять его.
– Гафиев, – бормочу я. – Прости меня.
Он на мгновение выходит из этого завораживающего пике. Говорит отчетливо и ясно:
– Машка… поцелуй Арслана.
И снова срывается на бесконечное:
– Где я… где я…
Боже, я до конца своих дней буду слышать этот неживой голос!
Сдергиваю наушники и встаю из кресла.
– Можно отпустить его? – предупредительно спрашивает усатый.
– Да, конечно…
Со всех сторон доносятся звонкие щелчки. Что там у них может щелкать?.. Тумблеры какие-нибудь. Гигантский экран гаснет, и в операционной становится темнее. Кто-то заботливо набрасывает белое покрывало на лицо трассера.
Прости меня, Гафиев…
Мы преодолеваем цепочку шлюзов в обратном порядке, выходим в коридор.
– Возьмите запись, – говорит усатый и сует мне пластиковый конвертик с дискетой.
Капюшон отброшен, и я вижу залысый лоб с высыхающими дорожками пота. Глаза спокойные, привычные ко всему. Он протягивает мне пачку, мы закуриваем.
– В сущности, это трудно назвать работой сознания, – говорит он, пуская колечки в потолок. – Гальванический эффект. Лягушка дрыгает ногой… Мы лишь заставляем кору отдавать свою информацию. А то, что при этом функционируют еще и какие-то интерфейсы, правила передачи этой информации, нельзя считать проявлением разума. Или, как принято писать в оккультной прессе, голосом души. Нет там никакой души…
Я молча киваю.
Мне стоит больших трудов припомнить, что Гафиев – не единственная цель моего визита в клинику.
– А как дела у второго? – спрашиваю я.
– У какого второго? – рассеянно осведомляется усатый. – Ах, у этого! – он вдруг странно хихикает. – Чрезвычайно любопытный экземпляр, просто жаль расставаться… Мы вернули его вашим экспертам еще вчера. Видите ли, зомби – это не наша епархия.
Я не сразу понимаю, откуда он узнал о Иване Альфредовиче Зонненбранде. А когда (на улице) понимаю, что кличка «Зомби» ни при чем, у меня возникают новые вопросы, на которые уже некому отвечать.
6. Индира Флавицкая
Сначала я деликатно касаюсь пальчиком пипки сенсора. Сигнал по ту сторону двери не слышен. Выждав минуту, повторяю процедуру. Потом бухаю кулаком.
– Дай-ка я, – говорит Змеев и деловито отстраняет меня.
Впрочем, сам он заниматься черной работой не намерен. Из-за его спины выступает мощный «пастух», набычивается и страшно сопит.
Однако прежде чем он выносит своим скалоподобным плечом дверь к чертовой матери, та внезапно открывается сама. В руках Змеева, как по волшебству, оказывается шок-ган. Я тоже на всякий случай достаю руки из кармана. Если это Зонненбранд, да еще в дурном расположении духа…
Нет, не может это быть Зомби. Если он и посетил сей уголок, то давно смылся. Наши схемосканы не регистрируют его схему. Как, впрочем, и схему Ольги Цариковой.
Хотя в этом округе такие страшные помехи, что схемосканы могут попросту врать. И за дверью может стоять кто угодно. Ольга Царикова одна. Зомби один. Зомби, с Ольгой Цариковой в постели. И наоборот. А также иные занимательные сочетания и комбинации.
Но это всего лишь совершенно неведомый юнец. Лет шестнадцати на вид, мордаха в бубонах. И зареванный, как последняя соплячка.
Вместо того, чтобы назвать себя и предъявить личную карточку, ошалело спрашиваю:
– Ты чего ревешь? Тебя кто обидел?
Юнец звонко шмыгает лиловым носом и тычет пальцем в глубь квартиры.
– Там… там…
И мне в общих чертах становится ясно, что именно ожидает нас там.
Чтобы убедиться, отпихиваю его, прохожу вперед и раздвигаю тростниковые занавесочки.
Да, нехило живет невинная нимфеточка Оленька Царикова…
Точнее сказать, жила.
В голове сами собой складываются строчки протокола осмотра. «Комната слабо освещена настенными источниками света таким образом, чтобы основное световое пятно было сконцентрировано в центре помещения. Видеосет неустановленной иностранной модели включен и работает. Музыкальный центр неустановленной иностранной же модели включен, но не работает ввиду достижения маркера физического конца записи. Ощущается слабый запах наркотического аромагена, предположительно – скэффла… Тело находится возле западной стены в полусидячем положении. Одежда практически отсутствует. Смерть, по всей видимости, наступила от глубокой резаной раны на шее, повлекшей почти полное отделение головы от шеи. Показания к реанимации явно отрицательные…»
Прощай, Ольга Царикова.
Должно быть, ты против воли вляпалась в историю. Или же тебя подставили ненароком. Тот же Тунгус. И тебя безжалостно смели с дороги.
Сволочи. Ненавижу.
Я возвращаюсь в прихожую, где хлюпает носом юнец. Змеев пытается добиться от него внятных ответов. Пока безуспешно.
– Змей, оставь парня. Вызови экспертов. Пускай работают.
Молча закуриваю, стоя рядом с этим сопляком. Проходит минуты три, прежде чем он осознает свое стыдное положение и прилагает слабые усилия совладать со слезами. Взгляд его делается не столько затравленным, сколько сконфуженным. И тогда я протягиваю ему сигарету. Теперь мы дымим вместе.
– Ты кто?
– Друг… Ольгин… Меня Витей зовут… Виктор Трушко… Она оставляла мне ключи… присмотреть за квартирой, пока сама работает.
– Платила?
– Ну… какую-то ерунду… больше натурой.
– Трахались?
– Да нет, едой, шмотками. Аппарат на Рождество обещала подарить, фирменный сет. Ну… и то самое – тоже… иногда.
– Это ты ей обставил интерьерчик?
– Да ты… да вы что! Я безработный… Говорю вам, я друг ее, учились вместе.
– Ольга не рассказывала, кто ее сутенер?
– Н-нет… Думаю, у нее и не было… Просто ей давали работу большие люди… то тут, то там…
– Можешь назвать имена?
Он старательно мотает головой:
– Н-нет… Ольга меня в эти дела не вмазывала.
Наверное, не врет.
– Ладно, Виктор Трушко. Теперь расскажи, как ты ее нашел.
– Ну…
– Перестань мычать! Ты мужик или парнокопытное?!
Вместо того, чтобы расправить плечи и засверкать очами, Трушко снова раскисает.
– Вчера вечером пришла Ольга, – хлюпает он. – И выперла меня в момент. Работа, мол, срочная… Сказала, что к обеду я смогу вернуться. Я всю ночь гулял, потом дрых в ночлежке. Потом вернулся, и… вот.
– Давно вернулся-то?
– С полчаса тому… или час…
– Что ж сразу нас не вызвал?
В ответ несется уже знакомое беканье и меканье. И так ясно: обливаясь слезами и соплями, он тут что-то прикидывал и кроил, чего бы упереть, чего припрятать, что сказать, когда спросят, а все это время Ольга Царикова с отмахнутой напрочь головой одна сидела в комнате на полу.
– Будет тебе… убиваться. Когда Ольга пришла, она была не одна?
– Я же говорю: работа…
– Так. Припомни, как выглядел клиент.
– Да я его и не видел. Почти… – на прыщавой роже парня неоновыми буквами начертано нежелание что-либо припоминать. Ах, как он стремится выскользнуть из неблагодарной позиции между молотом и наковальней! – Ну, краем глаза. Плащ он повесил вот здесь, серый. Туфли снял… итальянские. Прикид целиком фирменный. Брюки черные, белый пиджак в клетку… Высокий, выше меня. На американца похож. Я так и подумал: ну, сейчас Олька нарубит капусты…
– И тебе обломится? – поддакиваю с пониманием и даже с участием.
– Ну, естественно… – он спохватывается и ловит мой взгляд, пытаясь загладить промашку. Но глаза мои упрятаны за черными окулярами. – Скажите, а мне сейчас куда?
– Куда, куда… На улицу. Гулять. Потом в ночлежку. Не оставлять же тебя в чужой квартире. Да еще с покойницей. Или ты «Вия» не читал?
– Какого «Вия»?
Я отворачиваюсь. От этой поганенькой фигуры меня слегка мутит.
Ну, что ж, Иван Альфредович. Видит бог, я не хотела тобой заниматься. Были у меня свои дела, более важные. Как мне казалось. Но теперь ты меня допек. И я уже хочу встречи с тобой. Я мечтаю о ней ничуть не меньше, чем о рандеву с Диким Хирургом. Ты мог творить что угодно. Но только не убивать детей.
Теперь я буду гнать тебя по Гигаполису, как бешеного пса.
7. Из видеопротокола оперативного совещания у комиссара криминальной службы ДЕПО С. Сполоха
(Присутствуют: комиссар отдела по борьбе с тяжкими преступлениями ДЕПО округа Старый Город С. Сполох, старшие инспекторы-криминалисты того же отдела С. Ерголин и И. Флавицкая).
ЕРГОЛИН: Сергей, может быть, хватит секретничать? Не пора ли расширить круг посвященных? Если вы придаете этому делу такое значение – что вполне обоснованно – так не следует ли пригласить сюда и службу наружного наблюдения, и экспертов?
ФЛАВИЦКАЯ: И заговорил волк человеческим голосом…
СПОЛОХ: Никого мы приглашать не станем.
ЕРГОЛИН: Почему?
СПОЛОХ: А потому! Еще скажу: никакая информация за пределы этого кабинета не уйдет. И владеть ею в полном объеме будем лишь мы, да еще несколько человек в высшем руководстве безопасности Гигаполиса. Все же иные прочие будут лишь исполнять наши указания. По принципу: сделай то-то и то-то, паси этого, тормози другого…
ФЛАВИЦКАЯ: Так серьезно?
СПОЛОХ: Очень серьезно, Индира. И убери ноги со стола, сейчас это совершенно неуместно.
ФЛАВИЦКАЯ: Слушай, Сережечка, ты нынче как с креста снятый.
СПОЛОХ: Угадала. Я разговаривал с Гафиевым.
ЕРГОЛИН: Его что, подняли?!
СПОЛОХ: Нет. Нет… Он умер. Пули были отравлены. Вот заключение эксперта. Редкий и очень сильнодействующий яд органического происхождения. Близкий к тетродотоксину, добываемому из рыб и тритонов, и саксотоксину – из морских моллюсков… Я говорил с его мозгом. Ментосканирование.
ЕРГОЛИН: Понятно…
СПОЛОХ: Степаныч, у тебя есть что-нибудь по Серому Гостю?
ЕРГОЛИН: Личность, можно сказать, установлена… Серый Гость опознан как Савчук Михаил Антонович, бывший начальник отдела по борьбе с терроризмом Департамента охраны порядка, округ Титанис…
ФЛАВИЦКАЯ: Вот откуда он знал про лаптоп!
ЕРГОЛИН: … вышел на пенсию по состоянию здоровья в 2016 году, умер от инфаркта в мае 2018 года. Похоронен на окружном кладбище Ольховица, где и покоится по сей день. Мы проверяли.
СПОЛОХ: А вот почитай заключение медицинской экспертизы по Серому Гостю. Это тебе покажется донельзя любопытным.
ФЛАВИЦКАЯ: Подождите, я ничего не понимаю… Что же, преступник сделал себе пластическую операцию, чтобы косить под покойного Савчука?!
СПОЛОХ: Нет… Как мне сказали в клинике Островерхова, они не занимаются зомби. Не Иваном Альфредовичем Зонненбрандом, которым им заниматься и не следует, а восставшими мертвецами. Прочти вслух, Степаныч. Хотя бы избранные места.
ЕРГОЛИН: «Наличие внутренних органов представляется недостаточным для нормальной жизнедеятельности. Так, отсутствует печень и связанная с ней система кровеносных и лимфатических сосудов, вследствие чего система кровообращения чрезвычайно упрощена и носит характер скорее декоративный, нежели функциональный… Отсутствует селезенка… Тонкие кишки укорочены… желудок редуцирован… Рабочее состояние отмечено лишь у правого легкого и сердца… Мозг поврежден, но сохраняет определенную функциональную эффективность. Показание для ментосканирования неблагоприятное… В целом подобную биологическую систему следует характеризовать как жизнеспособную лишь условно».
СПОЛОХ: Это был Савчук. Точнее, его копия, сделанная неумело и наспех. Стук да грюк, абы с рук… Кому-то, какой-то злой силе понадобилось поднять его из могилы и натравить на нас. Нужно было, чтобы он выполнил простое задание: нашел подходящего человека и заключил с ним договор. На большее он и не годился, с его «условной жизнеспособностью»…
ЕРГОЛИН: И «нечеткой» схемой. Потому она и «нечеткая», что половина психоэнергетического спектра у нее обрублена. Вот Авилов и завалил его слабым разрядом шок-гана!
ФЛАВИЦКАЯ: Послушайте, мне дико слышать ваши спокойные, трезвые рассуждения по поводу вышедшего из могилы мертвеца. Вы хотя бы подумайте, о чем говорите! Это жутко, страшно, это невозможно!
ЕРГОЛИН: Да что же сейчас невозможно-то…
СПОЛОХ: Это не мертвец, Индира. Настоящий Савчук спит вечным сном на Ольховице. А его неудачный слепок вышел на свет из конуры, о которой мы пока ничего не знаем. Может быть, из Пекла. Хотя зачем Пеклу все так усложнять? Может быть, из настоящей преисподней…
ФЛАВИЦКАЯ: Вы как хотите, а я сейчас завизжу от страха.
ЕРГОЛИН: Очень все это смахивает на шалость ребят из клиники Островерхова.
СПОЛОХ: Нет, не очень. Опять-таки спрошу: если они и слепили этакое чудище Франкенштейна, то зачем им выпускать его в свет, да еще с криминальными намерениями?
ЕРГОЛИН: Ну, тогда пришельцы. Оттуда (показывает на потолок).
СПОЛОХ: Согласись, что полноценный мозг и кишечник не повредил бы и пришельцу. Да и к чему пришельцу водить дружбу с поганцем Зонненбрандом и убивать славного парня Гафиева? Из соображений агрессии? Поверь мне, если им хватит толку добраться до Земли, то они могут брать всех нас, с нашими бедами, голыми руками.
ФЛАВИЦКАЯ: А вам не кажется, что вот сейчас, здесь, мы пытаемся разгрызть орех не по нашим зубам?
СПОЛОХ: Кажется, голубушка. Но что прикажешь нам делать? Кто-то обязан обломать о него свои клыки и резцы.
ЕРГОЛИН: Ладно. Уж коли мы вляпались в это дело… Могу сказать одно: никакое это не Пекло. Вы правильно заметили, Сергей: Пеклу ни к чему впутывать покойников. Им от живых отбою нет… Это третья сила, и она действительно злая.
СПОЛОХ: Ты даже не представляешь себе, Степаныч, насколько она злая.
ФЛАВИЦКАЯ: Гафиев тебе что-то сказал?!
СПОЛОХ: Сказал.
ФЛАВИЦКАЯ: Ну же, не тяни кота за…
СПОЛОХ: Тебе это ничего не даст. Девяносто девять и девяносто девять сотых процента населения Гигаполиса не поймут, о чем идет речь. Гафиев тоже не понял… Впрочем, изволь. Лаптоп сделал стойку на ключевой топоним «Кактус-Кампус».
ФЛАВИЦКАЯ: А что это такое?
СПОЛОХ: Так я тебе и сказал! Ты и саму фразу выбрось из головы. Задача у тебя прежняя – найти Зом… тьфу, скоро мы чокнемся с этими зомби!.. Найти Зонненбранда и пасти его. Кроме тебя, этим же занята спецгруппа «пастухов» с схемосканами. Они прочесали Старый Город, Болото и по эвольвенте спускаются к периферийным округам. Дело это нескорое, народу мало, так что больше надежды на тебя. Бей по его связям, прицельно. И, не обессудь, прикрывать тебя будет Змеев со своими ребятишками.
ФЛАВИЦКАЯ: Я не нуждаюсь в опеке!
СПОЛОХ: Нуждаешься! Зонненбранд чересчур большая акула, чтобы оставлять тебя с ним наедине. Особенно сейчас, когда он открыто замарался в крови. И не смей брать его сама! Вы оба нужны мне живыми.
ФЛАВИЦКАЯ: Ну, себя-то я могу тебе обещать, хотя и не пойму, зачем…
СПОЛОХ: Степаныч, ты продолжаешь системно мыслить. Проверь оружие, может быть – обнаружится ниточка к логову этих вудуистов.
ФЛАВИЦКАЯ: Что еще за траханые козлы?!
ЕРГОЛИН: Это, Индюша, такая религия в Африке. Очень они любили баловать с загробным миром. Кстати, и термин «зомби» у них позаимствован.
СПОЛОХ: Если какой-нибудь паршивый висельник еще хотя бы раз в моем присутствии произнесет это слово!..
ЕРГОЛИН: Договорились, обозначим их «кадаврами»… А оружие, Сергей, я уж проверил. Обычный «бушмейстер». У нас полгорода с такими гуляет… Как и следовало ожидать, стерильный. Все номера и метки, стало быть, срублены.
СПОЛОХ: Ничего знать не желаю. Ищи логово, Степаныч…
ЕРГОЛИН: Так, может быть, пустить дополнительную группу «пастухов» на поиск «нечетких» схем?
СПОЛОХ: Было бы замечательно. Так и сделай – если случайно обнаружишь в штате эту самую дополнительную группу… (Сигнал вызова по фонору). Здесь комиссар Сполох. Да, я внимательно слушаю вас… Понятно. Работаем. (Сигнал отбоя). Ну, государи мои, каких неприятностей вы пожелали бы еще?
ФЛАВИЦКАЯ: Даже и не знаю.
СПОЛОХ: Захват заложников в центре Гигаполиса тебя устроит?
Читать бесплатно другие книги:
