Кто в овечьей шкуре? Как распознать манипулятора Саймон Джордж

Взаимодействие со скрыто-агрессивными людьми в чем-то напоминает травму позвоночника: ущерб уже нанесен, но вы можете еще долгое время пребывать в неведении относительно его причины. Если вы когда-либо сталкивались с одним из этих ловких дельцов, вы знаете, насколько обаятельно и обезоруживающе они могут себя вести. Они – мастера обмана и обольщения. Они показывают вам то, что вы хотите видеть, и говорят то, что вы хотите слышать. Герой следующей истории может служить примером человека, который способен очаровать и увлечь кого угодно, не теряя способности нанести своей жертве удар в самое сердце.

История Дона и Эла

Эл нравился всем. Едва он появился в компании, как продажи стали неуклонно расти, связи с общественностью – укрепляться, а моральное состояние коллектива поднялось на невиданные высоты. Эл был готов в любой момент поддержать вас комплиментом и дать вам почувствовать себя нужным. Вы ощущали, что он ценит вас и симпатизирует вам. Вам хотелось быть с ним в одной команде, потому что вы чувствовали, что он на вашей стороне. В нем определенно что-то было – какая-то харизма. Да, он всем нравился.

Дон поначалу колебался. Он много лет проработал в бизнесе и повидал всяких руководителей, а потому стал несколько невосприимчив к таким вещам. Иногда он чувствовал себя неуютно рядом с Элом, даже если тот говорил комплименты в его адрес или предлагал, по обыкновению, свою поддержку. Однако указать причину этого дискомфорта Дон не мог. Кроме того, сложно было отрицать, что Эл много делает для компании и что благодаря ему преданность сотрудников достигла невиданных высот. Не поспоришь и с тем, что, когда тебя ценят и поддерживают, это придает сил, – а Эл, как никто другой, умел создать такое ощущение. В конечном итоге Дон тоже проникся к нему, как и все остальные.

Когда однажды до Дона докатился слух о том, что Эл планирует взять нового сотрудника, он не знал, как на это реагировать. Да, он, конечно, уже в возрасте и не бьет рекорды продаж. Но ведь Эл ничего не говорил ему, кроме обычных любезностей. Более того, он только что выдал Дону похвальную грамоту «За годы выдающейся работы». Дон решил, что лучше всего напрямую спросить у Эла, не собирается ли тот его уволить. «Здорово, что ты заглянул ко мне, Дон. Вовсе не хочу, чтобы ты думал, что я способен промолчать о своем недовольстве тобой. Мне это несвойственно. Могу тебя заверить: твое место останется за тобой так долго, как ты захочешь». Ответ успокоил Дона. А еще он ощутил стыд и вину за свои подозрения и недоверие.

В тот день, когда в отделе приступил к работе новый сотрудник, Дон не знал, что и думать. Он никак не мог уразуметь, в чем состоит задача Джеффа, хотя сам Джефф признал, что его нанял Эл и именно Эл назначил его выполнять ту же самую работу, которой занимался Дон. Понятно было только одно: они оба работают за процент от продаж, так что если Джеффу передадут половину текущих клиентов, как пообещал ему Эл, то Дон на какое-то время попадет в крайне стесненное финансовое положение.

Дон злился на Эла. Хуже всего, что было не очень понятно, почему именно он злится. Он не знал, правду ли говорят, что Эл и Джефф знакомы уже давно и обсуждали эту работу на протяжении нескольких месяцев. Он не мог быть уверен и в том, что сделка состоялась именно тогда, когда Эл лично заверил его, что все в порядке, и наградил грамотой. Более того, он не мог найти никаких свидетельств явной лжи со стороны Эла. Ведь больше всего его задевало то, что Эл не сказал. А он не сказал, что скоро предложит Дону поделиться клиентской базой с новым сотрудником («во имя будущего процветания компании», как он потом объяснил). И никак не обозначил, что, несмотря на возраст Дона, ждет от него «традиционной превосходной работы» по привлечению нескольких новых клиентов, которая позволит ему восстановить свою клиентскую базу. Однако больше всего Дона вывела из себя та речь, которую Эл произнес, чтобы поддержать и вдохновить его: «Я по-прежнему верю в твои способности и даже в мыслях не держу расстаться с тобой, как говорил и прежде. Надеюсь, что ты сумеешь продолжить работу, – хотя, конечно, пойму тебя, если ты решишь уйти».

Дон столкнулся с трудным выбором. Можно было остаться и начать все с нуля, хотя силы и здоровье далеко уже не те, а можно было смириться с отставкой и попытаться как-то свести концы с концами. Он знал, что вряд ли сможет сделать это с половиной обычных комиссионных. Он также все четче осознавал, что его использовали. Он укреплялся в мысли, что Эл ничего не сказал ему, чтобы он не ушел раньше времени – ведь это нарушило бы взаимодействие с клиентами и, возможно, повлекло бы за собой потерю кого-то из них. Это, в свою очередь, обошлось бы компании в круглую сумму и подпортило бы Элу его репутацию одной из «восходящих звезд» компании. Усугубляло ситуацию то, что Дон остался в одиночестве. Большинство по-прежнему было в восторге от Эла.

Ловкий делец

Все мы знакомы с людьми вроде Эла. Умный и обаятельный, он пленяет окружающих, демонстрируя им свою поддержку, и получает взамен их преданность. Но, по правде говоря, единственное, в чем Эл по-настоящему заинтересован, – собственное продвижение наверх. А еще он лжет. Да, он не идет на открытую ложь, но он с легкостью лжет умолчанием (то есть скрыто). Он не был полностью откровенен с Доном, когда тот спросил его о своих перспективах в компании. Нет, он не планировал увольнять Дона и был готов при необходимости удерживать его, однако рассчитывал «обложить» Дона «данью» и надеялся, что тот в конце концов уйдет по своей воле. Воздержавшись от открытой лжи, он сохранил видимость, что все было честно. Ложь умолчанием помогла ему эффективнее выполнить свое гнусное дело.

Рано или поздно Дон станет слишком большой обузой для компании. Эл мог бы обсудить с ним это честно и открыто. Но вместо откровенной беседы он просто увильнул от темы. При этом он заботился отнюдь не о чувствах Дона, а исключительно о личной выгоде. Новому сотруднику нужно было время, чтобы упрочить свое положение и войти в курс дела, и Дон был бесценным подспорьем в этом вопросе. Негативная реакция клиентов Дона, если бы он ушел или был уволен прежде времени, могла бы повредить блистательному имиджу Эла. К тому же, если бы Дон подал заявление, когда ему была гарантирована работа, Эл остался бы хорошим парнем в глазах всех окружающих. Такие хитрые маневры – отличительный признак скрыто-агрессивной личности.

Дон никогда не был моим пациентом, однако я хорошо осведомлен о том тяжком испытании, которое устроил ему Эл. Так случилось, что позже Эл показал свой истинный характер. Он совершил отвратительное преступление, за которое в настоящий момент сидит в тюрьме. Поскольку он так долго с неизменным успехом водил всех за нос, то решил, что и это сойдет ему с рук. К счастью, он просчитался. Но эта история должна навести вас на мысль о серьезных изъянах, имевшихся в его характере задолго до того, как Провидение разоблачило ту жестокость, которую ему так долго удавалось скрывать.

Порой говорят, что деловой мир жесток и путь наверх приходится буквально прогрызать. Однако есть разница между честной борьбой, оттачивающей мастерство сражений, и хитроумными, коварными маневрами, которые зачастую наносят серьезный ущерб компании. Работа бок о бок со скрыто-агрессивным коллегой может стать серьезным источником профессионального стресса.

Героем истории, рассказанной ниже, является женщина, которая никогда не сражалась честно и открыто за то, что ей было нужно. Ни ее напористость, ни честолюбие, ни стремление к высокому положению, ни жажда власти сами по себе не были проблемой. Будучи поставленными в надлежащие рамки, все эти качества желательны и полезны любому, кто хочет сделать карьеру в своей организации и помочь коллегам достичь мастерства. Настоящее беспокойство вызывали те окольные пути, которыми она шла к желаемым результатам.

Самая преданная компании сотрудница

Любой согласился бы, что Бетти принадлежит к числу ключевых людей компании, хотя она никогда прежде не занимала руководящих постов и не обучалась этому. Если у главы компании появлялось какое-либо особое задание, он мог всецело рассчитывать на готовность Бетти трудиться не покладая рук, чтобы сделать работу. Она пережила несколько реорганизаций и была хорошо осведомлена практически обо всех сторонах деятельности компании. Проще говоря, она была незаменима.

Несмотря на то что почти для любого подразделения компании Бетти представляла собой бесспорную ценность, никто не чувствовал себя рядом с ней комфортно. Несогласие с ней по любому вопросу вызывало у людей беспокойство. Один из ее коллег как-то отметил, что, попытавшись противостоять ей, почувствовал себя так, будто оказался рядом с забором, за которым рычит и скалит зубы доберман. При этом нельзя было сказать, что Бетти делает что-либо явно угрожающее. И тем не менее интуитивно все понимали, что заполучить себе врага в ее лице было бы весьма опрометчивым поступком.

Когда на должность помощника руководителя пришел Джек, многие связывали с его появлением надежды на положительные сдвиги в жизни фирмы. Бетти уведомила главу компании, что сделает все возможное, чтобы помочь Джеку «войти в курс дела» и не повторить судьбу предшественников, потерпевших фиаско. Босс, по обыкновению, поблагодарил ее за готовность приносить пользу компании. Он представил Бетти Джеку, сказал ему, что она может стать для него самым замечательным подспорьем в работе, и посоветовал поддерживать с ней добрые отношения.

Бетти вела себя с Джеком очень любезно. Она часто хвалила его работу, хотя знала, что многие из тех изменений, которые он планировал, не принесут результата. Она не упускала случая сказать боссу, что уверена в самых лучших намерениях Джека, пусть даже некоторые его идеи «сыроваты». Она неустанно убеждала своих коллег, что «Джеку просто нужно время», чтобы освоиться и научиться некоторым вещам, так что их напрасно беспокоят те или иные его попытки что-то поменять. В то же время она заверяла всех и каждого, что, как и прежде, бдительно следит за ситуацией и регулярно «информирует» о ней руководство при встрече.

Для Бетти стало сюрпризом то, что некоторым ее коллегам кое-какие изменения, проводимые Джеком, по всей видимости нравились. Однако еще больше удивления вызывали перемены в тоне руководителя. На еженедельных встречах он все реже говорил ей вещи вроде: «Замечательно, что ты за этим следишь». Зато теперь она регулярно слышала от него отзывы такого рода: «Поначалу идея Джека казалась мне сомнительной, но сейчас я вижу, что в ней есть смысл!» или «Похоже, сотрудники поддерживают новую программу Джека. Кажется, мы нашли правильного человека на эту должность». А самой большой неожиданностью оказалось то, что она все меньше и меньше могла на все это повлиять.

Симпатия сотрудников к Джеку крепла, и Бетти видела это. Однажды, обедая с женой босса, она с удивлением обнаружила, что ее работодатель стал испытывать к Джеку сильную личную симпатию. А еще она выяснила о боссе кое-что, чего не знала прежде. Оказалось, что он может быть очень консервативным и нетерпимым, как, например, в случае с водителем, которого он уволил, узнав о его гомосексуальных пристрастиях.

Позже Бетти поделилась с подругой тем, как мучительно больно ей было поднять эту тему в разговоре с боссом. В конце концов, сказала она, у нее не было в мыслях навредить Джеку. Просто она считала, что нужно сообщить руководителю всю правду о Джеке и что его осведомленность послужит благу компании. «Я хотела бы отметить, сэр, что мое несогласие вызывают именно недальновидные планы Джека. Лично же я очень хорошо к нему отношусь, вы знаете, – настаивала Бетти. – Да, я в курсе, что в компании поговаривают о его сексуальной ориентации, но это меня как раз совершенно не волнует».

Руководитель вдруг стал отдаляться от Джека, и это доставляло Джеку все больше мучений. Он недоумевал, куда вдруг делось взаимопонимание, которое между ними возникло. Поскольку босс стал менее доступен, Джеку пришлось переложить на плечи Бетти защиту своих идей и чаще обращаться к ней за информацией. Она дала ему понять, что босс все сильнее недоволен работой Джека, но не увольняет его, чтобы избежать тяжелых эмоциональных потрясений. Так что Джек даже обрадовался, когда Бетти взяла на себя труд подыскать ему подходящую вакансию в другой фирме.

Уход Джека был для всех громом среди ясного неба. Для всех, кроме Бетти. Она много раз говорила самой себе и пыталась сообщить окружающим, что Джек просто не подходит для этой работы. В конце концов, она достаточно долго работает здесь, чтобы знать, как будет лучше для компании. Но она не может тратить время на беспокойство – о Джеке или еще о ком-нибудь, кто попытается занять его место. У нее уйма других дел.

Грязная игра

Я прекрасно осведомлен о стереотипном образе «офисной стервы», бытующем в компаниях, и о том, что в большинстве случаев за ним стоит сексизм. Я наслышан и о двойных стандартах, которые часто всплывают, когда люди дают оценку женщинам и мужчинам, проявляющим агрессивное поведение в какой-либо форме. Так что я сознаю, что попытки исследовать агрессивный характер Бетти чреваты неполиткорректностью. Однако я не думаю, что дискомфорт, который вы испытываете, читая историю Бетти, связан исключительно с тем, что она – женщина, которая повела себя агрессивно. Вас задевает сам по себе ее образ действий – грязные, коварные приемы ведения борьбы.

Все, о чем вы не знаете, может быть использовано против вас

Джек подвергся манипуляции и потерял работу во многом потому, что был плохо осведомлен о том, как агрессивные личности могут сражаться за территорию в конкурентной рабочей среде. Его наняли на должность помощника руководителя (должность без официального описания обязанностей, которая продолжала пустовать, несмотря на несколько попыток занять ее), хотя в компании уже был человек, который играл эту роль. В первую же минуту Джек, пытаясь делать ту работу, для которой его наняли, вторгся на территорию, которую Бетти уже застолбила за собой. Таким образом, Бетти с самого начала принялась за поиск его уязвимых мест, выбирая подходящее место для удара.

Поскольку Джек не распознал личностный типаж Бетти, то не сумел предвидеть, на что она способна пойти, чтобы сохранить власть. Он считал искренними ее нарочитые попытки помочь ему и оказать поддержку. Как и многие другие люди, он не понимал, что бывают характеры, разительно отличающиеся от его собственного. Его самым слабым местом было неумение выявить волка в овечьей шкуре. С тех пор Джек научился распознавать такие типажи – но это знание далось ему непросто.

Реактивная агрессия и хищническая агрессия

Характерный для Бетти стиль добиваться своего и держаться за власть хорошо иллюстрирует один момент, связанный с агрессивным поведением, который профессионалы часто упускают из виду. Агрессия бывает двух очень разных видов: реактивная и хищническая (некоторые исследователи предпочитают термин «инструментальная»). Реактивная агрессия – это эмоциональный отклик на угрожающую ситуацию. Мы не планируем ее заранее – мы проявляем ее спонтанно, когда запуганы до полусмерти и нам некуда бежать. Реактивная агрессия принципиально отличается от хищнической агрессии. На одном из семинаров, где мне довелось присутствовать, докладчик предложил сравнение, которое мне кажется очень полезным [7]. Он отметил, что кошка, которая столкнулась с угрозой (например, к ней мчится бульдог), ведет себя вполне определенным образом, стереотипно. Прежде всего она выгибает спину дугой. Она может оскалиться или зашипеть. Шерсть у нее встает дыбом. Все ее чувства лежат на поверхности. Невзирая на испуг, она неотрывно следит взглядом за потенциальным нападающим и делает все возможное, чтобы открыто обозначить свою готовность проявить агрессию, надеясь, что противник отступит и ей не придется сражаться. «Враг» понимает, что его ждет, и получает шанс убраться восвояси.

Хищническая (или инструментальная) агрессия устроена совершенно иначе. Она не является сиюминутной реакцией, но представляет собой спланированную и намеренную инициативу. Ее ведущим мотивом является не страх, а скорее желание. Внешние проявления тоже выглядят иначе. Кошка, которая охотится (скажем, заприметила мышь), прижмется к земле, станет двигаться бесшумно и осмотрительно, ее шерсть не будет щетиниться. Готовясь напасть на свою добычу, она максимально спокойна и собранна. Жертва никогда не понимает, что происходит, а если и понимает, то, как правило, слишком поздно.

Было бы глупо утверждать, что кошка, которая выслеживает мышь, чтобы поживиться, действует при этом из страха перед мышью, или потому что рассержена на мышь, или в принципе имеет некие «неразрешенные проблемы, вызывающие ярость», или «отреагирует» на давнюю психическую травму, связанную с мышью, и т. п. Но ведь именно такими предположениями руководствуются как дилетанты, так и профессионалы, когда отправляют агрессоров-хищников на занятия по управлению гневом или в терапевтические группы для тех, кто испытывает страх близости. Некоторым людям трудно понять простые мотивы, лежащие в основе хищнической агрессии, и принять тот факт, что эту форму агрессии способны проявлять все создания природы.

С принятой в обществе точки зрения поступки Бетти объясняются ее страхом потерять работу и представляют собой «реакцию» на «угрозу» путем устранения противника. Однако ее поведение в истории, рассказанной выше, напоминает не столько испуганную кошку, сколько кошку на охоте. Как это всегда бывает с хищнической агрессией, Бетти не руководствовалась ни страхом, ни какими-либо другими эмоциями, но исключительно своими желаниями. Точь-в-точь как с кошкой, которая просто хочет пообедать, поведение Бетти отражает ее жажду власти и стремление сделать карьеру. Бетти коварна, умна и искусна, когда речь идет о том, чтобы получить и удержать полномочия. Выслеживая Джека, она действовала спокойно, собранно, бесшумно и не представляла собой видимой угрозы вплоть до решающего броска. Джек так ничего и не заметил.

Агрессивные личности очень не любят, когда кто-то вынуждает их сделать то, что они не хотят, или, наоборот, не дает делать то, что им хочется. Они не знают слова «нет». Поскольку они так активно сопротивляются любым попыткам ограничить их поведение и желания, у них не происходит полноценного формирования совести.

Совесть можно описать как рамки, в которые человек добровольно ставит свое неудержимое стремление к достижению личных целей. Это внутренние «тормоза» личности. Агрессивные личности сопротивляются призыву общества установить внутри себя такие тормоза. Они склонны очень рано начинать борьбу с процессом социализации. Если их предрасположенность к агрессии не слишком сильна и если они обнаруживают в самоограничении какую-либо пользу, то могут усвоить те или иные запреты. Однако в любом случае голос совести, который звучит у них в душе, как правило, значительно ослаблен. В этом заключена самая суть формирования совести: интернализация социальных запретов представляет собой безусловный акт подчинения. Поскольку все агрессивные личности ненавидят подчинение как таковое и сопротивляются ему, их совесть неизбежно оказывается недоразвитой.

Совесть скрыто-агрессивных личностей однозначно неполноценна сразу в нескольких отношениях. Поскольку они воздерживаются от явной враждебности по отношению к окружающим, им удается убедить себя и всех остальных, что они вовсе не такие беспощадные люди, какими на самом деле являются. Они могут придерживаться буквы закона, с легкостью нарушая его дух. Они соблюдают заданные рамки поведения, когда это в их интересах, однако не готовы по-настоящему подчиняться каким-либо высшим авторитетам и наборам принципов и сопротивляются этому изо всех сил.

Меня много раз спрашивали, уверен ли я в том, что скрыто-агрессивные личности действительно столь расчетливы и коварны, как я их изображаю. «Может быть, они просто не в силах совладать с собой? – говорили мне. – Наверняка они делают все это неосознанно». Да, некоторые скрыто-агрессивные личности отчасти невротичны и потому склонны утаивать свои агрессивные намерения от самих себя, тем не менее большинство носителей скрытой агрессии, с которыми я сталкивался, были прежде всего личностями с расстройствами характера, стремившимися утаить свои истинные цели и агрессивные планы от других, но отнюдь не от себя. Они вполне могут вести себя вежливо и благопристойно, когда находятся в уязвимом положении или под пристальным надзором. Но стоит им увериться в том, что им не грозит обнаружение и возмездие, как ситуация полностью меняется. Следующая история служит тому примером.

История Мэри Джейн

У Мэри Джейн опускались руки. Хватало и того, что муж бросил ее ради молодой женщины и ей пришлось в одиночку воспитывать сына. А теперь она была вот уже на одиннадцатом собеседовании за пять недель – и все предыдущие закончились ни к чему не обязывающей фразой «Мы вам позвоним». Она находилась на грани отчаяния и на этот раз даже не пыталась это скрыть. «Мистер Джексон, – взмолилась она, – если вы наймете меня, я обещаю, что буду работать больше, чем кто бы то ни было. Мне позарез нужна эта работа!»

Когда на следующий день Мэри Джейн приступила к работе, в ее душе впервые за последние месяцы теплилась надежда. Однако она по-прежнему чувствовала себя беззащитной. Ведь она дала мистеру Джексону понять, в каком отчаянном положении находится, и совсем не обсудила с ним ни начальную зарплату, ни условия ее повышения, ни карьерные возможности. С другой стороны, мистер Джексон знал, что у нее мало опыта работы, и тем не менее решил дать ей шанс. Пожалуй, думала она, это говорит в его пользу.

В те дни, когда поведение босса вызывало у Мэри Джейн чувство дискомфорта, она напоминала себе, что эта работа спасает ее сейчас и дает уверенность в завтрашнем дне. Хотя ей действовало на нервы то, что иногда он слишком близко склонялся над ее плечом или испытующе смотрел на нее, она старалась не обращать на это внимания и думать о своих приоритетах. Вероятно, у него просто такой стиль поведения, объясняла она себе. Он всегда «дружелюбен» к работающим у него женщинам. Кроме того, он ведь во всеуслышание заявляет, что счастлив в браке, а когда его жена и дети появляются в офисе, по нему видно, что он гордится ими.

Прошел год или около того, прежде чем Мэри Джейн задумалась о том, чтобы серьезно поговорить с боссом: ее зарплата не изменилась, а обязанности росли как снежный ком. Разумеется, она подходила к нему с этим вопросом и раньше, но он всякий раз подчеркивал, что она, конечно, хороший работник, но навыков, которые ценятся на рынке труда, у нее нет, так что ей еще повезло, – и она знала, что он прав. А еще он напоминал, сколько раз шел ей навстречу, обеспечивая «особые» условия, которые позволяли ей подработать втайне от коллег, избежав зависти с их стороны. Хотя сама идея встречаться за ужином и работать в его загородном коттедже заставляла ее чувствовать себя неуютно, она никогда не говорила ему напрямую о своем чувстве дискомфорта, потому что опасалась его обидеть. Кроме того, она не была уверена, что у нее есть объективные основания для беспокойства.

Однажды вечером, когда она заработалась допоздна и в офисе уже никого не осталось, Мэри Джейн решила откровенно поговорить с мистером Джексоном. Она чувствовала, что обязана высказать ему свою озабоченность тем, что требования к ее работе растут, а зарплата, в отличие от зарплаты коллег, остается прежней. Возможно, дело было в том, что в огромном пустом здании остались только она и ее босс, но манера поведения мистера Джексона совершенно изменилась. «Я думал, ты более сообразительная девочка, – выдал он ей в ответ. – Пожелай ты как следует разыграть свои карты – и могла бы получить все, что захочешь». Ощущая, как нарастает внутреннее напряжение, Мэри Джейн потребовала, чтобы он пояснил, что имеет в виду. Она выразила свое крайнее недоумение тем, что он не обратил никакого внимания ни на ее профессиональный рост, ни на то, с каким смирением и благодарностью она принимает на себя новые обязанности и в какой степени отдает себя выполнению работы. «Не льсти себе! – оборвал он ее. – Вокруг куча народу, которые знают, чего хотят! Кое-кто из них гораздо сговорчивее – и посмотри, чего добились они. Я целый год ждал, пока ты прозреешь».

Мэри Джейн почувствовала, что ее использовали. Подозрения, которые у нее были давно, получили подтверждение – но вокруг не было ни одного свидетеля! Более того, она оказалась в настоящей ловушке. Мистер Джексон был совершенно прав: хорошие рекомендации от первого и единственного работодателя будут очень важны, если она все же решится сменить работу, – она прекрасно это понимала. Хотя ей было стыдно в этом признаться, она по-прежнему настолько нуждалась в его финансовой поддержке, что не могла просто все бросить и уйти.

Мэри Джейн осознала, что ею манипулируют и помыкают. После этого случая она больше не могла видеть улыбку, с которой мистер Джексон каждый день проходил мимо секретарей, иногда задерживаясь, чтобы показать свежие фотографии сына или похвастаться кольцом, которое приобрел своей жене на день рождения. Именно эта самоуверенная улыбка заставила ее уволиться. Для нее это стало просто невыносимо.

Безнаказанность

Скрыто-агрессивные личности умело используют ситуации, в которых жертва беспомощна. Зачастую они весьма придирчиво отбирают себе сотрудников или союзников определенного типа. Они чрезвычайно умело выискивают людей, находящихся в уязвимом положении, и удерживают их в этом состоянии. Они получают наслаждение, когда кто-то находится в их власти. Мой опыт показывает, что то, как человек использует власть, – самая надежная проверка его характера. Руководитель Мэри Джейн несомненно обладает расстройствами характера. Это направленно-агрессивная и вместе с тем скрыто-агрессивная личность. Хотя он выглядит человеком, который готов пойти навстречу другим, у него нет совести. Он рассчитывает на то, что уязвимое положение Мэри Джейн даст ему преимущество над ней. Будучи уверенным в том, что ему не грозит быть пойманным за руку и понести наказание, он позволяет раскрыться своему истинному характеру.

Недостаток совести – еще не социопатия

Мистера Джексона практически не заботят права и потребности окружающих людей. Некоторые были бы склонны назвать его антисоциальной личностью или даже социопатом. Однако он не из тех, кто изо дня в день идет наперекор обществу. Он никогда не совершает серьезных правонарушений, а если принять во внимание его работу в компании, то вполне можно отнести его к тем членам общества, которые своими усилиями делают мир лучше. Поэтому он не является антиобщественной личностью по определению. Однако нам нужны какие-то способы обозначить его бесчувственность и пренебрежительное отношение к тем, кто вокруг, и его стремление манипулировать ими и использовать их. Он очевидно демонстрирует недостаток совести, но у нас нет достаточных оснований назвать его психопатом или социопатом. Однако он вполне соответствует приведенным в главе 1 критериям направленно-агрессивной и скрыто-агрессивной личности.

Истоки «порочности» мистера Джексона

Иногда людей вроде мистера Джексона относят к «порочным» [10, с. 66]. Но что делает его таким? Порочен ли он исключительно потому, что агрессивен? Является ли агрессия сама по себе «грехом»? Агрессия по отношению к окружающим может порождать боль и страдания, так что искушение объявить ее пороком довольно сильно. Однако агрессивность мистера Джексона далеко не всегда приносит боль другим людям. Будучи направленной в нужное русло, она способна обеспечить финансовое благополучие целого ряда сотрудников и привести бизнес к успеху. Однако мистер Джексон не способен в полной мере «совладать» со своей агрессией и ответственно подойти к обузданию ее проявлений. Когда ему требуется добиться желаемого от других людей, он не склонен себя ограничивать. Он умеет поддерживать видимость и заметать следы. Он знает даже, как защититься, если его поймают за руку. Таким образом, «порочность» мистера Джексона заключается в том, что, хотя он знает, как выглядеть порядочным, он никогда не брал на себя обязательство быть порядочным, что означало бы признать необходимость взять под контроль свою агрессию и неустанно трудиться над этим.

Уязвимое положение

У каждого человека бывают в жизни периоды, когда он с неизбежностью оказывается в уязвимом положении и становится лакомым куском для манипулятора. У мистера Джексона не было нужды прибегать к широкому арсеналу обычных приемов, чтобы манипулировать Мэри Джейн. Он прекрасно знал, в чем ее слабость, и поставил это себе на службу. Он позволял ей все глубже и глубже увязать в положении, которое делало ее более беззащитной по сравнению с коллегами, а затем в подходящий момент предложил выход, который, как он полагал, она не сможет отвергнуть. Это и было его главной тактикой манипуляции.

Конечно, Мэри Джейн могла бы потратить больше времени на оценку того человека, под чьим началом собиралась работать, однако ей действительно была очень нужна работа. Поэтому она неизбежно попадала в положение, которое делало ее уязвимой и превращало в отличную мишень для манипуляции и использования в чужих целях. Этот опыт наглядно показал ей, какие риски несет в себе беззащитность и на какие черты в характере людей, способных воспользоваться этой беззащитностью, следует обращать особое внимание.

Скрыто-агрессивные личности прибегают к самым разнообразным уловкам, чтобы удержать партнера в подчиненном положении. Разумеется, отношения строятся вдвоем, и ответственность за свое поведение каждая из сторон должна взять на себя. Однако скрыто-агрессивные личности зачастую настолько набили руку в эксплуатации чужих слабостей и эмоциональной уязвимости, что могут одурачить кого угодно. Те, кто оказывается в неравноправных отношениях со скрыто-агрессивными личностями, нередко поначалу были очарованы их красноречием и обаянием. К тому моменту, когда они начинают осознавать истинный характер своего партнера, в отношения вложено уже очень много физических и моральных сил, а потому от них очень трудно просто взять и отказаться.

Женщина, которая никак не могла уйти

Дженис ощущала себя виноватой за то, что собиралась сделать. Это чувство преследовало ее уже несколько дней. Она готовилась оставить Билла. Она не планировала разводиться с ним, но ей нужно было время и личное пространство, чтобы разобраться в себе и в том, что происходит. Она не смогла бы объяснить, в чем именно дело, но чувствовала, что не сумеет ясно мыслить, оставаясь в этом доме рядом с Биллом. Поэтому она решила на какое-то время уехать.

Сидя за городом в гостях у сестры, Дженис осознала, какое невероятное облегчение оказаться вдали от всех этих бесчисленных семейных конфликтов. Нет, это вовсе не означало, что ей ненавистна необходимость помогать своей дважды разведенной дочери растить ребенка без отца или что ей хотелось бы не иметь дела со своим сыном, который вылетел из колледжа, был уволен с очередной работы и которому нужно было где-то жить. Однако она все время отдавала, отдавала, отдавала себя – и не получала ничего взамен. И вот теперь ей, уставшей и опустошенной, очень нужно было сделать что-то для самой себя. Она испытывала облегчение – и, по обыкновению, чувство вины.

Прежде всего и больше всего Дженис чувствовала вину за то, что оставила Билла. Она слышала, как он говорил о трудных временах на работе. И еще он снова начал пить – хотя и не так много, как прежде. Наверное, в последнее время у Билла были основания жаловаться на недостаток внимания и моральной поддержки с ее стороны. Может быть, она и вправду, как говорил Билл, тратила слишком много денег в тот момент, когда они вряд ли могли себе это позволить. Но из-за его поведения она не готова была поддерживать его. И за это она теперь тоже чувствовала вину.

Особенно острое чувство вины пронизывало ее, когда она думала о том, что будет с Биллом, если она уйдет насовсем. Прежде она уже несколько раз пыталась оставить его. Каждый раз это приводило к откладыванию его лечения. О химической зависимости она знала все еще с тех самых пор, когда заставляла Билла пройти лечение по программе «28 дней»[5]. Но Билл настойчиво объяснял, что ему не нужно лечение или посещение собраний Общества анонимных алкоголиков, поскольку он никогда не пьет сверх меры, если на работе и у детей все в порядке, а Дженис его поддерживает, – и в этом была определенная логика. Дженис размышляла о том, что Билл и в самом деле срывается и совершает все то, что связано с запоями (обманы, интрижки на стороне, агрессивные выходки), именно в те моменты, когда она подумывает о том, чтобы уйти.

Несмотря на привычное чувство вины, Дженис была уверена, что в этот раз все будет иначе. Билл сказал, что все понимает. Он и раньше так говорил, но на этот раз его речь звучала искренне. Он сказал, что если ей нужно потратить какое-то время на себя, она должна это сделать. В конце концов, он ведь все еще ее любит. Он сказал, что ей не надо беспокоиться о проблемах на работе, о детях, которым сейчас нужно внимание, о его возобновившихся запоях. Он понимает, что ей необходимо разобраться в себе. Может быть, сказал Билл, она вдруг почувствует, что ей не хватает его, – как он начал чувствовать, что ему не хватает Дженис.

Поначалу хлопотный переезд и рабочие заботы не оставляли Дженис времени на то, чтобы много думать о Билле и детях. Сперва Билл, как и обещал, звонил редко. Участившиеся в последнее время звонки он объяснял исключительно тем, что знает, как ей важно быть в курсе того, что происходит с детьми.

Когда во время своего последнего звонка Билл призывал Дженис не беспокоиться о нем, о его склонности к алкоголизму и о том, что он может снова потерять работу, его речь была сбивчивой и невнятной. Но он убеждал ее, что справляется с болью разлуки и с проблемами детей настолько хорошо, насколько это вообще можно сделать в одиночку. В течение нескольких недель после этого разговора Дженис неотступно преследовало чувство вины.

Когда позвонили из больницы, Дженис растерялась. «Передозировка?.. Как вообще можно было сердиться на человека, у которого передозировка?!» – спрашивала она себя. Чувствуя, что у нее нет права на гнев, она с головой погрузилась в пучину вины и стыда. Увидев Билла, лежащего на больничной кровати с трубкой, откачивающей содержимое желудка, Дженис напрочь выкинула из головы слова доктора о том, что Билл принял не такое количество обезболивающего, чтобы нанести себе какой-либо серьезный ущерб. Она глядела на него, представляя себе, какими должны были быть боль и страдание, толкнувшие его на такой поступок. Она снова уверилась в том, что вела себя слишком эгоистично.

Она нужна Биллу. Эта мысль принесла ей облегчение. Для нее всегда было важно чувствовать, что она кому-то нужна. Он дотянулся до ее руки. «Я не думал, что ты придешь, – сказал он. – Но я очень рад, что ты со мной. Я уже думал, что мне не справиться, но теперь, когда ты вернулась, я знаю, что это в моих силах».

Идеальная жертва

В первый миг звонок из больницы вызвал у Дженис гнев. Однако причины этого гнева были ей непонятны. Внутренний голос говорил ей, что ею воспользовались, однако Билл вроде бы не причинил ей никакого явного вреда. А потому она не могла позволить себе испытывать гнев и вскоре заместила его привычным чувством вины. В итоге Билл в ее глазах стал жертвой, а не манипулятором. Когда все вернется на круги своя, чувство вины исчезнет – но на смену ему снова придут уныние и безысходность. Это нескончаемый порочный круг, через который она проходила уже очень много раз.

Билл с изумительной ловкостью играет роль жертвы. Он знает, как пробудить в других сочувствие и заставить их ощущать себя мерзавцами, бросившими человека в беде. А Дженис обладает как раз такими личностными чертами, которые вынуждают ее купиться на это. Она в ужасе от одной мысли, что может оказаться мерзким человеком. Она не желает причинять кому-либо боль или страдания. Она относится к числу тех чрезмерно заботливых людей, которые обеспокоены чужим благополучием гораздо больше, чем собственным. Когда ей кажется, что она ведет себя эгоистично, ее охватывает чувство стыда и вины. Поэтому, когда Билл совмещает роль жертвы с давлением на чувство вины и взыванием к совести, Дженис уже вполне готова к тому, чтобы взять вину на себя.

Билл также превосходно владеет приемом экстернализации вины за свое поведение. Он уверяет, что обманывает и впадает в неконтролируемую ярость лишь спьяну, а пьет лишь тогда, когда Дженис пренебрегает им. У него два прекрасных козла отпущения: Дженис и выпивка. Деструктивнее поиска виноватых здесь только готовность Дженис попасть в эту ловушку.

Синдром игрового автомата

В манипулятивных, неравноправных отношениях может развиваться синдром, который вынуждает жертву оставаться даже тогда, когда она регулярно думает о том, чтобы уйти. Я называю это синдромом игрового автомата. Любой, кому довелось играть с «одноруким бандитом», знает, как трудно перестать дергать рычаг, даже если проигрыш серьезен. Есть четыре основные причины, вызывающие этот синдром. Во-первых, привлекательность джекпота. Люди часто хватаются за надежду получить что-то очень ценное для себя путем относительно небольших (поначалу) вложений. Во-вторых, получите вы что-нибудь или нет, зависит исключительно от вашей готовности «реагировать» или «идти навстречу» (бихевиористы называют это обучением с подкреплением). В случае игрового автомата вы должны проделать довольно большой «путь навстречу» (сделать вложения), чтобы получить хотя бы шанс выиграть. В третьих, там и сям вам подсовывают «вишенку» (какой-то мини-джекпот) – и вы «выигрываете» что-либо незначительное. Это укрепляет вас в мысли, что вложения были не напрасны и что можно получить более серьезное вознаграждение, прилагая дальнейшие усилия. В-четвертых, когда автомат исчерпал ваши терпение и силы и вы уже готовы уйти, перед вами возникает самая сложная дилемма. Уйдя, вы пожертвуете значительными вложениями. Вы оставите за спиной не только «манипулятора», но и изрядную часть себя. Очень сложно выпутаться из этого, если за потраченные силы и время вы не получаете ничего, кроме уныния. Вы склонны обманывать себя, уговаривая: «Еще всего одну монетку…»

В самом начале отношений Билл был очень внимателен к Дженис и всячески восхвалял ее. Для Дженис это означало, что он расположен к ней. Она очень высоко ценила это видимое расположение. Вскоре, однако, стало понятно, что от Билла не поступает практически никаких знаков одобрения и моральной поддержки, пока Дженис не потратит заметного количества душевных сил на выполнение его желаний. Время от времени в обмен на удовлетворение всех его нужд она получала немного желаемого признания. За прошедшие годы она вложила в отношения всю свою душу, чтобы добиться этих крошечных «вознаграждений». Синдром игрового автомата оставлял ей иллюзию контроля над ситуацией, пока ее обчищали до нитки. А теперь, когда она потратила столько сил и энергии, ей будет очень сложно рассматривать вариант расставания всерьез. Кроме того, если она все же уйдет от Билла, ей придется признать, что она много лет ошибалась, и ей будет стыдно перед самой собой. Стыд и чувство вины очень много значат для Дженис и еще больше затрудняют разрыв.

«Лечение» агрессивной личности

История Дженис и Билла и многие другие подобные истории убедили меня в том, что центральные положения традиционной модели «лечения», предназначенной для работы с истинной химической зависимостью, заводят в тупик и усугубляют ситуацию, когда их пытаются применять к личностям с агрессивными (или скрыто-агрессивными) наклонностями, злоупотребляющим веществами, которые вызывают зависимость. Эти модели зачастую вынуждают нас видеть в эмоционально независимой манипулятивной личности зависимую жертву. В традиционной модели Билл рассматривался бы как личность, страдающая химической зависимостью, а Дженис – как созависимая личность. Усилиями профессионалных адвокатов «модель созависимости» за последние годы разрослась настолько, что теперь охватывает все разновидности межличностной зависимости. В таких непомерно раздутых рамках в какой-то степени созависимым оказывается вообще любой человек. Случаи настоящей зависимости и созависимости встречаются, но отнюдь не так часто, как об этом говорят. Гораздо чаще в тяжелых сложных отношениях есть эмоционально независимая манипулятивная сторона и сторона, которая находится под ударом и сражается с чрезвычайно сильной эмоциональной зависимостью.

Билл – активно-независимая (агрессивная) личность и мучитель. Дженис – не созависимая, но просто зависимая личность и идеальная жертва. Присущий Биллу активно-независимый стиль подавляющего поведения находит свое отражение буквально во всем, что он делает. Он всегда работал на себя, поскольку ненавидит перед кем-либо отчитываться. Играя с партнерами в гольф, он всегда водит тележку. Вопреки тем предположениям о возможных долгосрочных последствиях его алкоголизма, которые мы могли бы сделать, он всегда очень хорошо заботится о своих интересах. Он поддерживает тайный банковский счет, с которого финансируются некоторые его «деловые поездки» с компаньонами, и содержит укромную квартирку для времяпрепровождения с женщинами из своего длинного списка. Хотя избранный им образ бедствующего мужа может создать впечатление, что он зависит от Дженис, в действительности его желание удерживать ее рядом носит преимущественно прагматический характер. У него есть имущество и неплохое состояние, которым он не хотел бы делиться в ходе бракоразводного процесса. Он предпочитает держать Дженис на поводке, а флиртовать тайком. Не следует заблуждаться: Билл – весьма независимый персонаж.

Есть немало данных в пользу того, что химическая зависимость – отдельное обстоятельство, не связанное с эмоциональной зависимостью или независимостью. Мой опыт показывает, что личности, злоупотребляющие теми или иными веществами, ведут себя сходным образом в отношениях со всеми «объектами» в своей жизни, включая эти самые вещества. Поведение Билла никогда не подходило под критерии истинной химической зависимости (привыкания). Его пьянство напоминает скорее поведение человека, эпизодически злоупотребляющего теми или иными веществами. Как явствует из наблюдений, Билл злоупотребляет как алкоголем, так и отношениями с людьми.

Из моего опыта (а также из опыта все большего числа других профессионалов) [12] следует, что люди с агрессивным нарушением личности плохо поддаются лечению методами, подразумевающими, что они находятся в той или иной зависимости. Когда Дженис попыталась заставить Билла лечиться (он согласился на это, чтобы успокоить ее), его направили в местную больницу, в отделение, занимающееся обычными аддиктивными расстройствами. Такого рода программы лечения химической зависимости, опирающиеся на 12-шаговую модель реабилитации, – истинное проклятие для всех агрессивных личностей. Требование признать свое бессилие в том или ином вопросе бросает вызов их самым глубинным убеждениям. Мысль о том, что ключ к их излечению находится в руках какой-то высшей силы, несовместима с их раздутым самомнением. Идея подчинить свою волю этой могущественной силе и последовать за нею для них поистине отвратительна. Предлагать им увидеть в себе людей, в каком-либо отношении зависимых, – бессмысленная затея, ибо на протяжении всей жизни они высоко ценили свою активную межличностную независимость. Если в ходе лечения на них надавить, они могут произнести все правильные слова, чтобы от них отстали (это прием мнимого согласия), но крайне редко принимают идеи программ такого типа всей душой.

Как это часто случается со склонными к подчинению личностями, Дженис с самого начала нашла Билла привлекательным из-за его уверенности в себе и независимоcти, благодаря которым она чувствовала себя в безопасности рядом с ним. Она никогда особо не задумывалась о своих интересах и способности позаботиться о себе. Как человек, чья самооценка зависит от одобрения и поддержки со стороны других людей, Дженис была постоянно уязвимой для манипуляций.

Поведение Дженис более точно соответствует классической модели аддикции. Ключевые положения традиционной программы лечения подходят ей. Поскольку ее самооценка прочно связана с заверениями Билла в том, что он ее ценит, она находится в болезненной зависимости от него. Более того, она не в состоянии отказаться от отношений, которые стали для нее разрушительными, поскольку притерпелась к их болезненным аспектам и при этом продолжает получать от этих отношений нечто, в чем отчаянно нуждается. Ее терпимость растет, и с каждым разом требуется все более и более серьезное злоупотребление, чтобы причинить ей ту боль, которая способна возродить желание разорвать эту привязанность. Предпринимая попытки высвободиться, она испытывает психологическое похмелье. Терпимость и синдром отмены – отличительные черты настоящей аддикции. Людям вроде Дженис часто помогают группы вроде Ал-Анона или так называемые «группы для созависимых», поскольку поведенческие паттерны этих людей, в отличие от их манипулятивных партнеров, очень хорошо накладываются на модель зависимости. В соответствии с предсказаниями модели им иногда удается достичь эмоционального дна и настолько захотеть избавиться от страданий, чтобы отважиться на «шаги», необходимые для «излечения».

Неравноправные отношения: что в сухом остатке

Участник одного из моих семинаров спросил меня, почему Билл так сражался за то, чтобы не потерять Дженис, если у него не было ни малейшей созависимости с ней. Я ответил ему, что Билл как агрессивная личность попросту ненавидит терять что бы то ни было. Потеря означает для него отказ от власти и доминирующего положения. И не важно, о каких отношениях Билла идет речь, – он везде стремится возобладать и получить контроль. В любых неравноправных отношениях желанной целью агрессора является не реальный объект сам по себе, а доминирующее положение. Каждый раз, когда Дженис задумывается о том, чтобы уйти, равновесие сил нарушается. И тогда Билл начинает боевые действия. Он сражается не за то, чтобы удержать женщину, которую любит, с которой желает быть вместе и в которой нуждается. Он сражается за то, чтобы сохранить преобладающую позицию. Будучи личностью с расстройствами характера, Билл склонен видеть в Дженис скорее собственность. А раз так, то у нее не может быть свободы жить своей жизнью или, хуже того, быть более счастливой с кем-то другим. С его точки зрения, она находится в его распоряжении, а потому любое движение к независимости с ее стороны он воспринимает как отвержение и покушение на его «право» господствовать над ней.

Профессионалы многие годы кропотливо исследовали влияние детских страхов и чувства незащищенности на личностное развитие. Но они не уделяли особого внимания тому, как дети обучаются ставить под контроль и направлять в нужное русло свои агрессивные инстинкты. Все выглядит так, как будто профессионалы дружно уходят в отрицание, когда речь заходит об изучении и анализе истинных представлений о том, как дети сражаются и как уровень их агрессивности сказывается на формировании личности.

Дети естественным образом вступают в борьбу за желаемое. На ранних этапах социального развития это сражение носит открытый и часто физический характер. Большинство детей обнаруживают, что такая стратегия безрезультатна и влечет за собой существенное социальное воздействие. Если родители внутренне готовы к тому, чтобы призвать ребенка к порядку, если социальное окружение достаточно доброжелательно, а сам ребенок достаточно послушен, он обычно научается регулировать свою склонность к открытой агрессии и начинает исследовать другие стратегии победы в жизненных битвах. Попутно многие дети открывают для себя эмоциональные «рычаги», которые есть у родителей и других людей и на которые можно надавить, чтобы добиться согласия или уступки в конфликте. Они понимают также, что именно можно сказать или сделать (либо не сказать и не сделать), чтобы оставить оппонентов в неведении, вывести из равновесия или заставить защищаться. Таким образом эти дети осваивают навыки скрытой борьбы.

Похоже, совокупное воздействие множества социальных факторов (вседозволенность, снисходительность, дурное обращение, предоставленность самим себе и недостаток ответственности) приводит к тому, что в наши дни количество открыто-агрессивных и скрыто-агрессивных (манипулятивных) детей растет. Конечно, мой взгляд на вещи может быть предвзятым, поскольку в первые годы моя работа примерно наполовину состояла из взаимодействия с детьми и подростками, имеющими эмоциональные и поведенческие нарушения, а также с их семьями. Однако я нахожусь под впечатлением от того, сколько в моей практике случаев, когда в результате слишком успешного овладения приемами манипуляции ребенку удается заполучить чрезмерную власть в семье. Один из таких случаев лежит в основе следующей истории.

Аманда – деспотичный ребенок

Дженни сидела в комнате ожидания и сильно нервничала. Она беспокоилась за дочь. У нее не выходили из головы слова Аманды: «Ты думаешь, я психованная, да? Ведь только психи ходят к мозгоправам!» и «Ты всегда думаешь обо мне плохо!». Не зная, как Аманда отреагирует на еще одного профессионала, Дженни пришла на первую встречу одна.

«Меня очень волнует моя дочь, – сказала она. – У нее крайне низкая самооценка». Ее попросили пояснить подробнее, и она рассказала о том, как наложила запрет на внешкольные занятия до тех пор, пока Аманда не разберется с домашним заданием. Она отчетливо помнила, как Аманда заперлась в комнате, рыдая и крича: «Ты думаешь, я собиралась об этом забыть, думаешь, я тупая, а теперь придираешься ко мне! Меня все ненавидят, учительница меня ненавидит, и ты теперь тоже меня ненавидишь!» «Я не хотела оскорбить ее чувства, – рассказывала Дженни. – Я уверена, что ей и без этого тяжело. Я пыталась сказать, что просто хотела помочь ей быть более ответственной в том, что касается домашних работ, и что у меня вызывает тревогу только это. Но она не стала со мной даже разговаривать, пока я не сказала, что подожду с наказанием и сначала поговорю с учительницей. Это ее хоть как-то успокоило».

Дженни объяснила, почему в постоянных жалобах Аманды на предвзятость учителей может быть зерно истины. «У нее действительно была непростая репутация, – сказала Дженни, – но теперь Аманда совершенно другая. До этого года она была крупнее своего брата Джои, а значит, крупнее многих детей в классе. Она привыкла лупить Джои и задирать его, ее даже собирались исключать из школы за драку в школьном автобусе. Мы с отцом были вынуждены постоянно с ней разбираться по этому поводу. А теперь другие дети ее догнали, и даже Джои, хотя он и младше, сделал рывок и сейчас уже крупнее Аманды. Он не притесняет ее, но и Аманда теперь не третирует его, как было прежде».

Дженни поделилась своими соображениями о том, что Аманда, должно быть, чувствует себя беззащитной и потому чрезвычайно чувствительна к тому, что говорят другие школьники. Она рассказала про частые жалобы Аманды на то, что одноклассники шпыняют ее и «выводят из себя», а учителя всегда ставят ей на вид ее поведение и совершенно не желают замечать, что другие дети пристают к ней. Аманда не раз говорила ей об этом. «Когда я была ребенком, я чувствовала себя незащищенной, у меня была низкая самооценка, и мне кажется, что с Амандой происходит то же самое, – отметила Дженни. – Я всегда чувствовала себя подавленно, когда не получала поддержки, и один из специалистов, к которым мы обращались за консультацией прежде, тоже сказал, что у Аманды может быть депрессия». Дженни рассказала о целом ряде случаев, когда Аманда угрожала уйти из дома, говорила, что ей было бы лучше умереть, хотела переехать жить к отцу, потому что «он ее понимает». «Я думаю, она чувствует беспомощность и отчаяние, разве нет? Мне кажется, это началось с нашего развода. Может быть, я сделала ошибку, когда развелась с ее отцом два года тому назад. Я пыталась понять его проблемы, но выносить побои больше не было сил. Я стремилась к тому, чтобы Аманда была счастлива, и вовсе не хотела, чтобы она меня возненавидела. Как вы думаете – ей можно помочь? Мы обязаны что-то с этим сделать. Сегодня меня вызывал директор школы и угрожал отчислить ее. Я умоляла его подождать и дать мне шанс помочь ей».

Задира есть задира

Аманда не сражается прежними методами. У нее больше нет тех физических преимуществ, которые были когда-то. Но она по-прежнему боец и изрядный задира. Изменились только приемы. Она нащупала мамины слабые места и знает, как подчинить Дженни себе.

Как и большинству других людей, Дженни легче распознать агрессивное поведение, когда агрессия носит открытый, прямой, физический характер. Она совершенно иначе обходилась и с бывшим мужем, и с дочерью, когда те вступали в открытую схватку. Но поскольку в нынешнем поведении Аманды Дженни не замечает агрессии, то непреднамеренно потакает ей. В итоге Аманда превращается в манипулятора. Парадоксально, но поскольку Дженни не в состоянии определить те моменты, когда Аманда вступает в борьбу, и не знает, как этому противостоять, то получается, что ее снова используют.

Я помню, как Дженни в первое посещение описывала частые словесные атаки Аманды: «Я ничего не могу ей сказать – она сразу начинает защищаться». Я спросил: «Что вы имеет в виду, когда говорите “защищаться”?» – «Ну… Она начинает кричать на меня – говорит о том, какая я плохая мать, угрожает сделать что-нибудь ужасное», – пояснила Дженни. Я отметил любопытный момент: «Интересно, что бесконечные словесные нападения вы описываете как защитное поведение. Из того, что вы мне рассказали, видно, что любые ваши попытки попросить Аманду сделать то, что ей не хочется, любые ваши замечания по поводу ее поведения, которое вы хотели бы изменить, она сразу воспринимает в штыки и немедленно переходит в наступление». – «Мне кажется, на это можно посмотреть иначе, – ответила Дженни. – Зачем бы ей идти в атаку, если она не чувствует никакой угрозы?»

Истоки проблемы

Как это слишком часто бывает, Дженни ищет в поведении Аманды какие-то скрытые причины. Опираясь на свое знание психологии, она полагает, что первоисточником проблем Аманды служит какой-то страх или чувство незащищенности. Можно заметить, что, будучи еще замужем, она точно так же пыталась отыскать глубинные причины дурного поведения своего мужа. Что ж, Аманда действительно может сталкиваться с какими-то страхами и чувством беззащитности. Развод родителей действительно мог оставить след, с которым она не сумела разобраться. Возможно, она все еще сердится. Может быть, обвиняет мать. Но все эти жизненные сложности, которые «подталкивают» ее к проявлениям агрессии, не являются проблемой. Проблемой стала ее личность. В ней цементируется привычка сражаться слишком много и коварно. Когда кто-то или что-то встает у нее на пути, она предпочитает давить на чувство вины, обвинять других и использовать завуалированные угрозы.

Правильное определение жертвы и мучителя

В этой истории Дженни стремилась «помочь» Аманде. Но когда они первый раз пришли ко мне вместе, Аманда не искала помощи и не нуждалась в ней. Да, ей нужна была коррекция (корректирующий эмоциональный и поведенческий опыт), но не помощь. Жертвой была Дженни, и именно она отчаянно нуждалась в помощи. Аманде же требовалась существенная коррекция поведенческих и мыслительных паттернов, чтобы она подошла к той точке, где сумеет осознать, что ей нужна какая-то помощь, попросить о ней и принять ее.

Трудно даже выразить, насколько бесполезны традиционные взгляды на человеческое поведение, когда речь заходит об изучении и взаимодействии с личностью, имеющей нарушения характера. Аманде не нужен инсайт. Ей не нужна «помощь». Она не нуждается в осознании подавленных страхов. Ей не нужно повышать заниженную самооценку. В общем, ей не нужно ничто из того, что предлагают традиционные подходы. Она нуждается в коррекции. Она нуждается в том, чтобы ей задали рамки. Она нуждается в том, чтобы кто-то дал отпор ее искаженным взглядам и паттернам мышления, ей необходимо скорректировать свой скрыто-агрессивный образ действий. Ее преувеличенное представление о себе также нуждается в коррекции. Это подходящая задача для когнитивно-поведенческой терапии.

Дети не готовы к тому, чтобы располагать большой властью. У них нет ни эмоциональной зрелости, ни достаточного жизненного опыта, чтобы ответственно распорядиться этой властью. Благодаря своим навыкам манипуляции Аманда заполучила в свои руки слишком большую власть в семье. Критически важно было вернуть Дженни ее влияние на ситуацию во взаимодействии с Амандой, чтобы восстановить эмоциональное и душевное благополучие обеих.

Некоторые важные мысли о самооценке

Как и многие другие, Дженни полагала, что Аманда страдает из-за низкой самооценки. Ей сложно было представить себе, как можно говорить то, что говорила Аманда, не обладая заниженной самооценкой. Даже когда чутье подсказывало, что Аманда слишком много о себе возомнила, Дженни считала, что так компенсируется ее недовольство собой.

У самооценки есть два края. Она легко может быть как заниженной, так и завышенной. И если человек ведет себя нагло и самонадеянно, это не всегда компенсация глубинного чувства незащищенности (у невротиков такое бывает, но это редко касается индивидуумов с расстройствами характера). Человек, которому удалось сосредоточить в своих руках чрезмерную власть и который, глядя вокруг, чувствует себя неуязвимым, может легко перейти к завышенной самооценке. В случае Аманды это особенно справедливо, как можно видеть из ее уверенного движения к еще большей власти в школе и дома.

Разница между самооценкой и самоуважением

Важно разделять понятия «самооценка» и «самоуважение». В слове «оценка» заложены идеи оценивания, ценности, цены. Самооценка человека – это результат интуитивного измерения собственной ценности с учетом природных талантов, способностей и успехов в достижении желаемого. Люди, которые знают себе цену и уверены в своей способности получить то, что им нужно, могут высоко оценивать себя и при этом не иметь оснований для самоуважения. Слово «уважение» восходит к польскому слову uwaga, означающему «внимание». Самоуважение возникает как результат наблюдения и позитивной оценки своих прошлых личных усилий и достижений (если они есть), а также приверженности социально одобряемым целям. Проще говоря, самооценка проистекает из нашего знания о том, чем мы располагаем, а самоуважение – из того, как мы обошлись с тем, что нам было дано.

Самооценка Аманды, вне всяких сомнений, далека от точки равновесия. У Аманды нет уважительного отношения ни к матери, ни к учителям, ни к другим авторитетным фигурам – она всецело поглощена собой. Она считает, что ее «победы» обусловлены ее способностью настаивать на своем и добиваться того, что ей нужно. Однако со временем у нее, вероятно, накопится история социальных неудач, и ей будет трудно сформировать самоуважение.

Родители и другие люди иногда непреднамеренно делают что-то, что подкрепляет завышенную самооценку детей. Они хвалят детей за сообразительность, внешний вид, способности – в общем, за все то, на что дети не могут претендовать по праву. Здесь не хватает признания заслуг «высшей силы» (природы, Бога или какой-то другой одаряющей сущности – на ваш выбор) в тех благоприятных «случайностях», которые сопутствуют появлению ребенка на свет. Далее, родители часто хвалят детей за достижения. Это правильно, но только если принимаются во внимание прочие благоприятные обстоятельства и возможности, которые порой играют существенную роль в достижениях детей, но при этом зачастую игнорируются родителями.

Увы, родители нередко забывают хвалить детей за то единственное, что можно всецело поставить им в заслугу: за желание и готовность трудиться. «Кровь и пот» сами по себе заслуживают одобрения, а высокая оценка приложенных тяжких усилий – важнейший фактор формирования здорового чувства самоуважения. Об этом очень важно помнить. Людей нужно хвалить не за то, что им дано свыше или чем им удалось завладеть, а за то, как они обошлись со своими талантами и способностями и сколько усилий приложили, чтобы внести свой честный и ответственный вклад в жизнь общества. К сожалению, мне слишком часто попадаются молодые люди, которые очень высокого мнения о себе, но при этом не имеют практически никакого самоуважения.

Самый большой родительский страх

Подсознательно многие родители чувствуют ту высокую степень активной независимости, которую обретают некоторые из детей. Они знают, что потребность такого ребенка в окружающих людях отличается от обычной, характерной для большинства детей. Они знают также, что чем больше наказывать, сдерживать или пытаться ограничивать ребенка, тем вероятнее, что он сорвется с цепи. Поэтому родители иногда попадают в ловушку, потакая ребенку из страха потерять его.

Парадоксальным образом, когда Дженни вернула себе утраченное влияние во взаимодействии с Амандой, произошли две важных вещи. Во-первых, Аманда убедилась, что в ее жизни есть силы более мощные, мудрые и могущественные, чем она сама. Во-вторых, осознав, что прислушиваться к указаниям и наставлениям матери зачастую вполне в ее интересах, Аманда обнаружила, что ее зависимость от Дженни растет. Однако это не имеет ничего общего с нездоровой зависимостью, присущей зависимым личностям, – это просто неизбежный противовес прежней избыточной независимости. Возросшее влияние Дженни не только не воплотило ее самый большой страх – напротив, оно реализовало ее глубокую мечту. Дженни не потеряла дочь – она ее обрела.