Искры и зеркала Ларичева Дорофея

Руки Ники оказались неожиданно сильными, сграбастали ее в охапку, бесцеремонно перекинули на единственное здесь кресло.

– Смотри под ноги, мухоловка. Не то по частям собирать придется. – Она невесело усмехнулась. – Мы только подселенцев по разным телам разводить научились, и то – в первые недели после миграции. Убьешься – это навсегда.

Произнесено, казалось, миролюбиво, но тон до неприятного холодка внутри издевательский, насмешливый. Так и хочется в ответ послать наставницу подальше, позабыв о ее статусе. А еще это обидное прозвище. Где она тут мухоловок нашла? Как она вообще смеет?

– Заба-авно, – против воли вырвалось у Доры.

– Ничего забавного. – Ника бережно взяла скрипку и спрятала в валявшийся на полу футляр. – Знаешь, сколько человек мы погубили, прежде чем выяснить это экспериментальным путем?

– Догадываюсь.

История Ланса была слишком свежа в памяти. Дора сжала зубы, чтобы не нагрубить этой высокомерной женщине. Совсем недавно девушка считала – Ника на их стороне, а сейчас?

– После событий минувшей ночи придется ускорить процесс. – Голос наставницы стал сух и холоден. – К вечеру подготовят батискаф. Попробуем опуститься на дно озера. Посмотрим, как оно реагирует на твое приближение к метеориту.

– А если оно промолчит? – с вызовом вскинулась Дорофея.

– Будем думать дальше, – безразлично пожала плечами Вероника. – Могу только предостеречь тебя от глупостей. После ночного светопреставления слишком многие возжелают вечной жизни, за тобой начнется охота.

В курсе почему?

– Сверхспособности? – Дора употребила популярное в играх словечко. Сидеть под прямыми солнечными лучами становилось жарковато. Как они вообще терпят подобную оранжерею?

– Ты медиум. Прирожденный. – Ника взяла ее за руку и внимательно заглянула в лицо мигрантке. – Поэтому таинственный Бета выбрал тебя. Подключение к твоему сознанию дает ему возможность подсматривать за нашим миром, связываться с местными сообщниками.

«Неужели и такие есть? – ужаснулась про себя девушка. Отчего-то ни единого сомнения в словах наставницы не возникло. – Есть, конечно, – мысленно согласилась она через секунду, – идеи о туризме не возникают из пустоты».

– Гораздо раньше, чем ты приблизилась к нему, он начал поиски твоего двойника, – продолжала Вероника. – Да вот незадача, – ее улыбка вышла хищной, больше похожей на оскал тигрицы над поверженной жертвой, – мы умеем чувствовать внимание извне к нашим землякам. Мы предупредили родителей Марии Ивановой, вырастили ее двойника. Мы были готовы, несмотря на критический возраст реципиента, то есть Маши. А Маша не знала об этом только потому, что ее волнение могло сбить ориентацию пространственного канала на клона. И скорее всего, произошло бы подселение.

На минуту в зале повисла звенящая тишина. Где-то внизу шумел город, к соседнему «завитку» небоскреба полз прозрачный лифт, в сторону озера летел вертолет… Кап-кап, кап-кап – сработала система орошения цветов, и по зеленоватым трубочкам, подведенным к каждому горшку или кадке, пробежала водичка.

Вероника Ильина сощурила необычные сине-зеленые глаза и неожиданно улыбнулась. Совсем по-человечески, по-доброму Это так разительно отличалось от недавнего выражения лица наставницы, что Дора очнулась от минутного оцепенения.

– Вот такие сложные у нас законы, – произнесла Ника, наслаждаясь произведенным эффектом. Ах да, она же психолог, опытный манипулятор чужими чувствами. – Ты согласна, Маша? – Она обернулась к притаившейся в коридоре Махе.

– Так родители не со зла? – уточнила та на всякий случай.

– О да, мы все тут злокозненные. – Вероника рассмеялась.

Она присела на пуфик, скрестила на груди руки и неожиданно выдала:

– Я не имею права это говорить, но скажу, чтобы вы не натворили еще больше глупостей. Бронислав Соловьев вместе с еще несколькими учеными уверен – человечество в прежнем своем виде доживает последние дни. После падения метеорита оно начало ускоренно эволюционировать. Меняется генетический код, претерпевают изменения нормы морали. Как писал один мечтатель в начале прошлого века, однажды люди станут чистой энергией, не нуждающейся ни в еде, ни в питье, только в солнечном свете. Доживем ли до такого или нет – не нам судить. Но прежними уже не будем.

– Это как? – удивленно пискнула Маша.

– Не перебивай, мухоловка, – раздраженно мотнула головой наставница. – Мы уже не homo sapience, а нечто новое. Я, например, способна чувствовать электромагнитные и радиационные излучения. Эта способность называется сенс. Сегодня ночью я засекла Дорофею раньше любых приборов, потому успела предотвратить беду. Физически почувствовала и разглядела, как вы видите свет и цвет. Талант открылся семь лет назад. Я потащилась кататься на лодке по неспокойному морю, хм, скажем так, неудачно искупалась. Меня вытащили, откачали, но с тех пор я приобрела шестое чувство.

Ее улыбка вышла грустной, болезненной.

«Видно, не все у тебя получается», – сочувственно подумала Дора.

– У других тоже есть способности. Просто почти сто процентов населения Земли о них не догадываются, предпочитая не замечать странные явления, периодически озаряющие их бесцветную действительность. Для тех, кто разобрался в себе, строят резервации. Барск, например.

– А у нас они есть?

Было заметно, что Машка успокоилась, расслабилась. Весть о возможных скрытых талантах приятно грела ее самомнение. Присев на подлокотник кресла и опершись на Дорофею, она снисходительно слушала.

«Хотела бы я чувствовать себя так же беззаботно», – невольно позавидовала ей Дора.

– У вас – непременно. Мы подозреваем, какие именно. У тебя, Мария, довольно интересная мутация генов. У Дорофеи, как у клона, соответственно тоже. Плюс собственные способности, одна из которых – врожденный талант медиума. Как проявятся остальные и проявятся ли – судить сложно. Можете всю жизнь прожить и ничем не отличиться. А можете… – Она многозначительно умолкла. – Дальше не скажу. Считайте суеверием, но до пробуждения ваших талантов мы не имеем права заикаться о своих догадках, иначе ничего не выйдет. Психология, чтоб ее! А сейчас… – Ника распустила волосы, отчего сияющие в солнечном свете пряди огненной рекой стекли по спине. – Сейчас мы пойдем к озеру и немножко покатаемся на катере вдоль берега. Я должна знать, что вас не опасно пускать в батискаф.

Тем временем в здании Комиссии по развитию происходили не менее интересные события.

Комната походила на мини-класс. Была даже пластиковая доска, сейчас задвинутая за шкаф. В телевизоре под потолком шел ряд видеоклипов, но отключенный звук не позволял оценить нагромождение спецэффектов и голоса усердно кривляющихся певичек. Сидящий боком к телевизору на неудобном стуле Председатель докуривал пятую сигарету. Сегодня он выглядел усталым. Впрочем, у всех членов Комиссии выдалась бессонная ночка.

За спиной Председателя мрачным утесом возвышался молчаливый профессор Соловьев, хотя по его лицу было видно – если он заговорит, сорвется на крик: брови сведены, ноздри раздуты, точно у выскочившего на арену быка, костюм помят, а на расстегнутом вороте рубашки расплылась черная клякса.

Председатель не торопился заводить беседу с Броней, наслаждался моментом мести за старые ссоры, обиды и неподчинение. Кощей давно не верил в таланты этого светила науки, не надеялся, что именно Соловьев сумеет подарить ему новую жизнь в новом теле. И потому легко решил сделать ставку на нового игрока, пусть не члена Комиссии, но куда более перспективного и талантливого, на взгляд очень многих высокопоставленных друзей. Вчера вечером на заседании Кощей лично ввел в Зал Бесед и представил коллегам Роберта Никитина.

Звезда минувшего собрания сейчас коротала время за дальним столиком в углу, читая электронную книгу и делая стилусом пометки между строк. Свет не падал на его лицо, отчего выразительные глаза казались глубже и темнее. Острый нос с едва уловимой горбинкой, морщинка на высоком лбу, не достающие до плеч темно-русые пряди с ранней сединой над правым виском – это все, что вчера запомнилось членам Комиссии при встрече с гостем. Выражение лица не прочесть – благожелательная улыбка, словно маска, скрывала любые эмоции. Роберта здесь никто не ждал. Как новая фигура, занесенная неведомыми силами на поле боя, он приготовился отразить залпы всех противоборствующих армий.

Страх – чувство непостоянное, как и радость. Зато любопытство неистребимо. Новичок был уверен – свое он давно отбоялся. Краем глаза он следил за будущим подчиненным. Вон как тот пыхтит, готов расколошматить чужака, голодным волком вцепиться в горло. Пусть попробует. Даже интересно, к чему приведет стычка.

Как все ученые, Никитин был убежден в собственной неповторимости. В себе он сомневался редко, других не щадил. Он давно рвался в подобный закрытый, без сомнения, увлекательный проект и сейчас торжествовал. Путевку сюда ему обеспечили хорошие знакомые, наивно числящие себя его друзьями. И он им за это даже благодарен. А дополнительное развлечение – унижение коллеги (по званиям и должностям они с Броней равны) делало долгожданную радость острее.

– Присядь, Бронислав. Ненавижу, когда за спиной мельтешат. – Голос Председателя дребезжал, точно никудышный двигатель.

– Я жду объяснений! – с нажимом в голосе произнес профессор Соловьев. – Какое право вы имели отстранять меня от руководства?!

– Сядь, Бронислав. Ты видел своими глазами – я воздержался при голосовании. Никитина прислали из столицы без согласования со мной и мэром. А что остальные поддержали его главенство – твоя проблема. Смирись.

– Я ухожу! – Голос Брони прозвучал убедительно, но Кощей ни на миг не поверил. Желание поквитаться со столичной выскочкой у Соловьева сильнее.

«Нет, милый, – довольно подумал Григорий Константинович, – теперь ты землю рыть будешь наперегонки с моим протеже. А я посмотрю, кто первый финишную ленточку сорвет!»

В этот миг Роберт понял – его выход. Чужак за столом едва заметно кивнул, нажатием большого пальца отключил книгу, неторопливо спрятал ее в рюкзак, медленно встал и сделал шаг к бушующему Брониславу.

– Я подчиняюсь приказам, как и вы. – Голос гостя был мягок и вкрадчив. – И вы обязаны ознакомить меня с ситуацией.

Улыбочка, издевательская такая, наполненная превосходством – этого оказалось достаточно, чтобы из горла помятого Соловьева вырвался сдавленный не то рык, не то хрип. В ответ выразительно изогнутые брови Роберта приподнялись еще выше, придавая лицу невинно-удивленное выражение. Он скрестил на груди руки, чуть склонил набок голову, внимательно изучая только что приобретенного врага, на фоне которого сам смотрелся недокормленным задиристым птенцом. Светло-серая футболка и мешковатые походные брюки усиливали впечатление.

– Пожмите друг другу руки и катитесь работать, – попытался разрядить атмосферу Председатель.

Роберт снисходительно протянул открытую ладонь. Брониславу отчаянно захотелось ударить со всего размаха по ухмыляющейся физиономии, выбить из нежданного конкурента веру в собственную бесподобность и превосходство. Но он просто процедил сквозь зубы:

– Сам разберется, раз мозговитей меня.

– Как пожелаете. – Опять эта улыбочка Чеширского кота. – Но вы в проекте. Это не мой приказ.

Ухмылочка стала еще шире, и Броне стоило титанических усилий удержаться от членовредительства. Ну за что? За что ему прислали этого? Не светило науки, точно. Имени его он не слышал, публикаций не читал. Что за птица?

– Возражений нет? Значит, договорились. – Роберт подхватил со стула рюкзак, закинул себе за плечи. – Мне пора обедать. Во сколько погружение, говорите? – Он забрал со стола очки-хамелеоны. – В пять?

Бронислав понял, что проиграл эту партию. В глазах чужака плясали чертенята, упиваясь слабыми попытками профессора Соловьева удержать себя в руках. Что же, это только начало. Для уничтожения этого Броня пойдет на все, даже переступит через себя.

– Счастливо оставаться, – процедил Соловьев, выскакивая из комнаты и на ходу извлекая из кармана мобильник.

Броню мутило от происходящего. Более того, ему было гадко от самого себя, что придется молить о помощи. Именно молить, потому как иначе с ним разговаривать не пожелают.

– Будь с ним осторожней, – отведя глаза от хлопнувшей двери, предупредил Председатель Роберта. Он еще не понял, кого ему прислали, но рекомендациями остался доволен. Начальство – тоже не идиоты, преследуют общие с ним цели.

– Григорий Константинович, благодарю за поддержку. Буду держать в курсе событий. – Гость вежливо кивнул и скрылся за дверью.

Напевая мотивчик без слов, Роберт вышел из здания, сел в ожидающую машину и скомандовал разомлевшему на жаре Лансу:

– Давай в гостиницу. Там все расскажешь.

А на другой стороне озера близ лодочной станции у Вероники Ильиной зазвонил телефон. Отойдя на несколько метров от Маши с Дорой, выбирающих в киоске мороженое, она не без удовольствия поинтересовалась в трубку:

– Мириться собрался, а, Бронечка?

И Бронислава Соловьева передернуло от ее самодовольного тона.

К четырем часам на пристани пришвартовался корабль, небольшой, но явно перегруженный всякой научной аппаратурой. Одетая в шорты и маечку Ника окинула скептическим взором Броню. Тот сиял, словно новенькая фара. Вероника громко, чтобы слышали и девочки, и объект насмешки, сообщила:

– Смотрите, он мне не доверяет. Железяк приволок, команду насобирал, собственную значимость подчеркивает.

Дора благоразумно помалкивала, мало ли как эта копия Мартина Уайта отреагирует. Зато Маша, святая простота, ляпнула:

– Ты же сама сказала, – кивок в сторону клона, – что метеорит на нее по-особому реагирует. Он же должен понять почему.

– И чем ты сегодня слушала, мухоловка?

Ника, развлекаясь, обошла вокруг Бронислава, задирая голову и трагически вздыхая, точно электрик вокруг фонарного столба.

– Я сама точнейший прибор. Думаешь, почему мне вверили целую лабораторию, ввели в Комиссию и продолжают выказывать уважение и всяческую поддержку, а? Почему наш гений науки сбежал от меня, как таракан от дихлофоса? Милая моя, я без каких бы то ни было приборов могу рассказать об излучаемой энергии, ее источнике, интенсивности и направленности. Например, я чую мигрантов и заранее знаю, кто станет следующим кандидатом в подселенцы. Я гарант спокойствия для очень многих. И опасный противник.

– Выступила? – На этот раз надо было отдать должное самообладанию Соловьева. Он ожидал подобных сцен. – А сейчас быстрее грузитесь на борт и поплыли.

Вероника подтолкнула Машу к теплоходу, откуда девушке уже протягивал руку матросик. Ника, сощурившись, посмотрела на солнышко, играющее лучами на стеклах небоскребов, обратила внимание, как по липовой аллее катится четверка велосипедистов, как выползают на набережную в преддверии окончания рабочего дня уличные музыканты…

Хорошо тут, и Барск ей нравится, несмотря на «дружеские» отношения коллег и шелуху интриг. Ой, как не хочется до срока раскрывать козыри по вине самоуправства самовлюбленного бывшего. Тогда число врагов из двузначного станет, как минимум, трехзначным, и ей, Нике, придется либо становиться местным деспотом, либо валить как можно дальше.

– Дам вперед пропускаешь? Вежливый какой, – бросила она через плечо, делая шаг к кораблю.

Умница Дорофея, помнит инструкции, уселась на корточки, старательно перевязывает шнурки на кроссовках. Еще пара минут в запасе имеется. Где же он?

– Вечно у тебя все не по-человечески, – проворчала она прилежной ученице и снова взялась за Броню.

– Что он за птица, твой кровный враг? Я вчера умчалась раньше начала представления.

– Сморчок, – пренебрежительно выплюнул Броня, почти с ненавистью косясь на задерживающую отправление девчонку. Но вот в кармане ученого запиликал телефон, и Соловьев вынужден был отойти на самый конец пирса поговорить.

Дора даже отвлеклась от процесса перешнуровки, приподняла голову, вслушиваясь в обрывки фраз. За что тут же получила подзатыльник.

– Я говорила и снова повторю: вы обе – мухоловки, – свистящим шепотом сообщила ей Ника. – Насекомых ловите, когда, разинув рот, чужие беседы подслушиваете. Давай на теплоход, иначе он вконец озвереет.

Бронислав спрятал мобильник, направился к ним. Лицо Вероники приобрело трагическое выражение.

– Кажется, план провалился.

Дора закусила губу, чтобы не прыснуть со смеху. У самого пирса остановилось белое такси, из которого вышел человек в темных очках. А за ним с тяжеленным чемоданом выполз… о, ужас, Ланс!

– Бронислав! – оживленно крикнул гость, приподняв очки и с интересом рассматривая присутствующую троицу. – Вы молодец, раз все подготовили. Я-то думал, вы останетесь в проекте чисто формально.

Профессор Соловьев скрипнул зубами и, бесцеремонно отодвинув Нику с пути, поднялся на теплоход.

Они медленно двигались к центру озера. Опершись о бортик, Дора смотрела, как вспенивается позади корабля вода, как рыбачат речные чайки, задевая крыльями волны, а сверху в безоблачном синем небе парит крупная птица, широко распластав крылья. Как она называется, девушка о не знала. Впрочем, Дорофее вообще все происходящее было внове. Она никогда не плавала в водоеме крупнее бассейна при торговом центре, даже до аквапарка не добралась. А тут целое озеро. Страшновато.

Интересно, Ланс, всю сознательную жизнь просидевший в бункере, не боится? Хотя вон вместе со своим профессором копается в доставленном оборудовании – весь важный, взрослый. Маха с Никой шепчутся на носу корабля. Бронислав выглядит страшнее ядерной войны – не подходи – взорвется. Стоит, шипит в мобильник, ругает команду за неверно повернутые корабельные антенны. И эта компания собирается ее изучать!

– Так, девочки. С которой из вас я пойду ко дну? – Жизнерадостный голос профессора Никитина вывел ее из задумчивости. – Которая из вас – посланница светлого будущего?

– Я. – Дора нехотя подошла, избегая смотреть на Ланса. Мог и предупредить о встрече. Вон как смотрит, глаз не сводит. И что ему от нее нужно?

– Великолепно. Батискаф видела?

Ну да, продолговатую хреновину, выкрашенную в белый цвет, с красными обводами вокруг люка и крошечных иллюминаторов, с большим «пропеллером» позади и маленькими по бокам… Ее трудно не заметить – полпалубы закрывает.

Никитин скептически поморщился, сверкнул на солнце браслетом часов и сообщил:

– Техника тут не фонтан. Опускаемся в экстренном режиме. Сроду не видел подобной дикости. Но в половине шестого прибудет грузовой вертолет. Он заменит подъемник с лебедкой. Нас опустят в воду, отцепят, а дальше мы на своей тяге. Аппарат хороший, после погружения всплывет сам, нас прицепят к вертолету и вернут на палубу.

– Я боюсь, – пожаловалась Дора, пытаясь за блестящими очками собеседника разглядеть хоть какое-то понимание.

– Все когда-нибудь бывает впервые, – пожал плечами профессор. – В прошлое отправляться не боялась.

– По глупости, – вздохнула Дора. Не то чтобы она пожалела, просто начала острее осознавать – домой она может не вернуться.

– Так. – Он вскинул голову, обеими руками откинул со лба длинные пряди, пропуская волосы сквозь пальцы. – Идем мы с тобой, твоя суперчувствительная няня, – он неодобрительно покосился в сторону Ники, – и мой хмурый новый подчиненный. Если влезет, конечно, – добавил он, поморщившись. – Все, – он махнул рукой в сторону батискафа, – полетели поездами нашего пароходства. Лезь в банку, девочка, я на тебя нацепляю приборчиков. А следом и остальные утрамбуются в порядке главенства. Кто последний – самый длинный.

– Смотри, чтобы сам поместился, балагур. – Брони слав тоскливо посмотрел в небо.

Из-за малоэтажных домиков тяжелым жуком тащился грузовой вертолет, чтобы приземлиться на набережной и дожидаться приказа. Не его, Бронислава, приказа, как было условлено еще вчера, а этого очкарика.

Только оказавшись внутри батискафа, Дорофея поняла, как там мало места. На протяжении подводного путешествия придется либо сидеть, согнувшись в три погибели, либо лежать, тоже согнувшись.

– Давай сюда руки. – Голос профессора звучал хрипло и незнакомо.

Быстро и сосредоточенно он прилепил на каждое запястье по десятку датчиков, пару под волосы на затылок, один на шею. Когда он закончил с ней и начал крепить камеры к стенкам батискафа, Дора обратила внимание – у него трясутся руки, а взгляд постоянно мечется в сторону выхода.

– Профессор, вам плохо? – посочувствовала она.

Он сглотнул, зябко обхватил себя за плечи и неопределенно мотнул головой.

– Нам с тобой долго работать. Зови меня Робертом, я не настолько стар, чтобы именоваться по ученому званию.

Он повернулся к приборчикам на стенах – бледный, точно покойник. Из-под темных волос по виску одна за другой катились капли пота.

Ему определенно плохо, поняла девушка. Как эта болезнь называется, когда боишься замкнутых пространств? Клаустрофобия, кажется. У нее в школе был знакомый, так он с девятнадцатого этажа пешком ходил, не мог себя заставить в лифт забраться. Как-то ребята подшутили, запихнули его в школьную подсобку, а он на второй минуте в обморок грохнулся.

– Я закончил, – сообщил профессор и с видимым облегчением уступил место Брониславу.

Бывший Никин супруг, точно гигантский медведь, неуклюже заворочался рядом с девушкой, повторяя те же нехитрые действия и постоянно стукаясь затылком о потолок батискафа.

Уф, кажется, все приклеили. Дора ощущала себя новогодней елкой, обернутой густой сетью гирлянд. Примостившаяся сбоку Ника сочувственно покачала головой и посоветовала Броне поторапливаться.

– Где там носит вашего недорослика? – рыкнул он в люк. Но вместо Роберта к исследователям озерных глубин присоединился Ланс.

– Док решил проконтролировать процесс сверху. Здесь он сделал все, что мог, – доложил парень и подмигнул Доре.

Девушка почувствовала облегчение и за профессора (не будет мучиться напрасно), и за себя (да неужели ей приглянулся мигрант, товарищ по несчастью?).

– Струсил, – презрительно скривился Броня. – Я знал – этот задохлик бесперспективен.

Ланс нахмурился, но промолчал, скрывая возмущение глубоко внутри.

Глухо хлопнула крышка люка. Батискаф дернулся и, неприятно раскачиваясь, взмыл вверх. В кругляше иллюминатора промелькнули судовые антенны, показался силуэт Маши, борт корабля… и исследователей озерных глубин приняла в нежные объятия мутноватая вода.

Девушка отпрянула от стекла и посмотрела на спутников. Сейчас ей стал понятен ужас Роберта перед замкнутым пространством. Боже, это же кошмарно – вчетвером в консервной банке! Кильки в собственном соку! А опускаться почти на сотню метров!

Броня схватил рацию и скомандовал:

– Отцепляйте!

Их посудину снова качнуло, дернуло. На миг почудилось, будто они падают в бездну, в царство водяных и утопленников. Туда, где колышутся бледные водоросли, где на дне, обросшие раковинами, покоятся останки людей и техники. Но при приближении неуемно смелых теплокровных созданий жертвы озера оживут, протянут к добыче костлявые руки и ржавые ковши… Дору замутило. Пожалуйста, выпустите наружу, к солнцу…

В хвостовой части, там, где крепился большой «пропеллер», завибрировало, загудело, распространяя мелкую дрожь по металлу корпуса. Ощущение падения исчезло, и Дора обнаружила – одной рукой она вцепилась в локоть Ланса, а другой – в плечо Ники. Стыдобища-то какая! Срочно расслабиться, убедить себя, будто все хорошо! Она же сама согласилась. Более того, даже ждала сегодняшнего вечера.

– Что видно и слышно? – ожила рация, вопрошая голосом Роберта.

– Все просто замечательно. Не отвлекайся от своих любимых приборов.

Надо отдать Броне должное, он старался изо всех сил не нарычать на нежданного начальника, хотя выражение физиономии было похоронным, трагическим.

Дору посвятили в их интриги. Ника сегодня постаралась во время водной прогулки. Под крики чаек и плеск воды за бортом лодочки история падения амбициозного ученого прозвучала весьма захватывающе. Оказывается, Бронислав Соловьев давно всех, как сказала бы Маха, «достал до заворота кишок». И его решили аккуратно оттеснить от власти. Даже самые доверенные коллеги.

– Вероника Степановна, – заикнулся было Ланс, но тут же получил ощутимый тычок в спину.

– Ни-ка, – с милейшей улыбкой поправила его наставница, – просто Ника.

– Простите, Ника, – молодой человек охотно признал ошибку, – вы ничего не чувствуете?

– А должна? – Она приподняла бровь. – Лучше скажи, что сам ощущаешь, нарушитель чистоты эксперимента? Ты ведь сенс?

– До вас мне далеко. – Он не стал отпираться. – И я не «фоню», как вы наверняка заметили. – Ника кивнула. – Но к ней, – быстрый взгляд в сторону девушки, – что-то тянется.

К кому «к ней»? Дора уткнулась в иллюминатор, в ужасе ожидая гигантских спрутов с экскаваторными ковшами вместо щупалец, простирающих свои механические конечности к их неудобной скорлупке… Но обнаружила только размытые силуэты рыб, скользящих в безмолвном полумраке.

– Слишком слабо, – возразила Ника. – Дно еще далеко.

– Мы не пожжем электронику? Без страховки ведь, – забеспокоился молодой человек.

«Хотя, какой он молодой? – спохватилась Дора. – Без малого в восемнадцать лет он сбежал в тело двенадцатилетнего пацана. Сейчас ему на вид не больше девятнадцати– двадцати. Значит, самому сознанию Ланса под тридцать. Взрослый дядя, никак не мальчишка. Это я – малявка».

– Не боись. Если что экстренное – прорвемся, – уверенно отмахнулась от страхов Ланса Ника, и девушка успокоилась. В конце концов, почему она должна не доверять этим людям – таким умным, опытным, уважаемым?

– Как глубина? – Ланс не мог усидеть на месте, пристал к Броне.

– Шестьдесят, – без запинки ответил профессор, неотрывно следя за показаниями приборов.

Как все сложно. И здесь виновна она одна, Дорофея. Своим появлением она вмешалась в течение местных интриг, ускорила раскол между членами Комиссии, на два часа вывела из строя энергообеспечение Барска. Может, список ее прегрешений не полон? Но и того, что есть, достаточно для выдворения виновницы на родину.

– Семьдесят метров. Поплаваем на этой глубине? – скорее объявил, чем спросил Броня, поднимая с приборной доски рацию. – Как дела наверху?

– Не густо, – сразу отозвался кто-то из помощников Бронислава. – Изменения слабые. Радиационный фон в норме, без колебаний. По сравнению с ночным светопреставлением – пустяки.

– Это меня пугает. – Броня уткнулся в мониторы, кнопочки, стрелочки.

Как же томительно сидеть без движения! Дора поерзала на жесткой металлической скамье, потерла затекшую шею, пару раз стукнувшись затылком об обшивку. Кто же придумал эту камеру пыток? Лично бы догнала того мозголома и поколотила!

– Долго еще?

Ника неопределенно поморщилась.

Даже с Лансом не поговорить! Парень скорчился на жердочке замерзшим, изголодавшимся воробьем, полуприкрыл глаза и вслушивался в таинственные вибрации энергий за обшивкой батискафа. У этого мигранта общие с Никой таланты? Сюрприз, однако!

– До дна двадцать четыре метра, – вдруг произнес Броня. – И оно светится. Уже полтора десятка метров как.

Так это не фонарь алым полыхает? Жуть! Ожила, щелкнула рация, и далекий голос Роберта встревоженно предупредил:

– Вы над максимальным излучением, и оно растет. о Поднимайтесь. Быстро.

– Он прав, Бронислав, – встрепенулась Ника. – Под нами самый интенсивный поток. А там, – она махнула рукой в сторону противоположного Доре иллюминатора, – еще два, довольно мощные. Они даже не с этого дна, а с другого, подземного озера.

– То есть как? – уточнил Ланс.

– Два озера – одно над другим. Под этим через тонкую каменно-земляную прослойку находится еще одно, гораздо более глубокое. – Ника потянулась к Броне и потормошила его за плечо. – Бронька, не тормози, поднимай батискаф.

– К черту! Я хочу понять, что это! – сжал зубы ученый. – Не паникуй, я контролирую ситуацию.

– Еще бы, – поморщилась Вероника.

– Объясните мне, наконец, что все это означает? – забеспокоилась Дора, ощущая внезапную дурноту.

– Только то, что с твоим приближением ко дну готов открыться канал на Землю-1. Ты – прямой проводник, – снизошел до пояснения Бронислав.

Свечение за стеклами стало ядовитей и ярче. Красно-фиолетовые всполохи – тревожные, будоражащие воображение – стремительно распространялись в воде, пугали стайки рыбок, заглушали ровный свет фонаря на корме. Дора сама ощущала тонкую, как пленку мыльного пузыря, границу между этой и ЕЕ действительностью. Даже показалось, что она вновь вдыхает воздух, наполненный ароматами выхлопных газов, смазки и не пойми какой гадости. Воздух, после которого требуется чистить легкие нанороботами. Брррр!

– Броня, поднимаемся, – нетерпеливо теребила его Ника.

– Погоди!

Дора вытерла вспотевшие ладони о брюки, снова прижимаясь к иллюминатору. Неужели это все из-за нее? Она не верила.

– Эй, на субмарине, – окликнул из динамика Роберт, – воздуха только на всплытие. Маша заждалась Дашу.

– Дору док, – поправила Роберта далекая Маха.

– Значит, Дору. Опыт всегда повторить успеем.

Броня чертыхнулся, но возражать не стал, а начал подъем. Свечение внизу меркло и таяло, словно уносимое подводным течением.

– Ушло, – чуть слышно сообщил Ланс через десять минут.

Дора сама заметила – ее перестало колотить. Скорей бы на свежий воздух. Здесь жарко и душно, воняет паленой пластмассой.

Сверху щелкнуло, стукнуло. Батискаф дернулся, взмыл из воды, чтобы пристроиться на палубе научного судна, название которого Дора так и не удосужилась узнать.

– Наш звездолет прибыл на последнюю планету галактики. Не забываем багаж и документы, – попробовал поюморить напоследок Ланс. Улыбнулась одна Дорофея, да и то, от радости увидеть солнце.

– Фу, скучные вы, – подоспевшая Маха ткнула Дору в плечо, едва та ступила на палубу. – Мы с доком уже пари заключили, что вы ни разу не пошутите.

– И что?

– С тебя телега мороженого, – довольно просветила ее Маха.

– Почему с меня, если спорила ты? – Дорофея задумалась: «Еще какой-то местный обычай?»

К батискафу широким пружинящим шагом двигался Роберт – неряшливый, растрепанный, очки точно ободок подняты надо лбом. Но и так понятно – для Машки теперь он главный авторитет. Великий Броня растерял блеск и лоск. Благополучный еще вчера, перспективный до вечернего заседания Комиссии. Сегодня он убит своими нереализованными амбициями, и их тяжесть дробит его гордость в пыль.

– Так почему с меня мороженое? – Дорофея подхватила собственную копию под локоток и оттащила к бортику.

Срочно разобраться, кому еще она что-то должна, иначе попадет в неудобную ситуацию.

– Док закрепил камеры в батискафе, мы видели и слышали все, что у вас творилось, – хихикнула Маха, пританцовывая на месте и исподтишка поглядывая на Роберта. – И как ты краснела, встречаясь глазами с Лансом!

– Что? – слишком громко возопила Дора, привлекая к себе всеобщее внимание.

– Но мы с доком будем молчать. Всего лишь за телегу, – подмигнула ей хитрая шантажистка.

– А твой док в курсе про телегу? – угрожающе шагнула к ней рассерженная и смущенная Дора.

– Я ему сообщу, – беззаботно промурлыкала Маха и помчалась вдогонку удаляющейся в каюту троице ученых. Она обернулась на полпути и перефразировала услышанную вчера от Ники фразу. – Я долгов не помню, я их записываю.

Дорофея закатила глаза к небу и поплелась следом. Еще не хватало пропустить научное обсуждение собственной персоны.

Успела она в тот момент, когда Роберт развернул в воздухе голографическую доску и светящимся стилусом вычерчивал на ее розовом фоне синие тонкие линии. Получалось нечто продолговатое, ощетинившееся колючкой стрелочек. Возле каждой стрелки ползли буковки пояснений.

– Создать изолирующую камеру, способную удерживать сущность Дорофеи. Благо – выбить ее из обжитого тела проблематично. Она с ним срослась.

– Где гарантии, что энергетическая сущность девочки не пострадает? – попытался возразить Броня, и голос его звучал отнюдь не миролюбиво.

– Гарантия одна – мое мнение. А я никогда не ошибаюсь в технических вопросах, – скромно признался приезжий гений.

– Да ну? – не нашелся, как съязвить Соловьев. – Даже если тебе в черепушку запихнули мозги Чижевского, Ландау, Эйнштейна, Эдисона и еже с ними, что нам это даст?

– То, зачем меня сюда вызывали. – Роберт отошел от своего чертежа и оперся о белую стену каюты. – Построить реинкарнационную установку или, как ее еще называют, машину ретросдвига. Ту самую, которая отправила сюда Дору или Ланса. Для этого потребуется перетащить через полстраны и утопить в вашей луже подводную лодку, организовать миграционную станцию. Привет, другие миры, – оптимистично помахал он рукой, – билеты заказывали?

– Как у тебя все быстро! – не сдавался Бронислав. – Работай-работай, а я погляжу.

– Друг мой, а кто сказал, что я буду работать один? – Темные глаза ученого иронично сощурились (Дора разглядела, что они золотисто-карие, почти как у нее). – Ты подтвердил сегодня свое желание сотрудничать. А два умных человека всегда договорятся друг с другом. Трое – не факт, а двое – пожалуйста. Ты же себя причисляешь к умным?

Бронислав рыкнул и вышел, громко стукнув дверцей каюты.

Зачем Роберт его доводит? Зачем провоцирует драку? Нарвется же! Да, он гибкий, спортивный. Но рядом с Броней выглядит точно комар перед гиппопотамом. Когда-то, около года назад, Дорофея помогала друзьям создавать инсталляцию про борцов, просчитывала физические параметры героев для обеспечения максимальной зрелищности. Теперь была уверена – с одного взгляда сумеет оценить возможности того или иного борца за победу. У Роберта нет шансов.

– Пообщались? – Холодный голос Вероники остудил воздух в каюте – клокочущий, кипящий взаимным нетерпением. – Если потоки красноречия иссякли, везите нас в порт. А дрязги оставьте на нерабочее время.

– Непременно. – Никитин отключил экран, сложил свое имущество в чемодан и выбрался на палубу. Бессловесной тенью за ним последовал Ланс, и Дора окончательно расстроилась.

В ее мире приличные спецы по макросетевым технологиям в жизни могли быть на ножах до тех пор, пока не объединялись в один проект. Зато объединившись, понимали невысказанные мысли и чувства друг друга с полуслова и полувзгляда, создавая настоящие шедевры. Здесь, выходит, иначе. Забавно. Следует запомнить и понять, как использовать эту особенность местного поведения. Становиться перевалочным пунктом в юность для богатеньких старичков девушка не собиралась.

Вечером, уже сидя за Машкиным ноутом и читая очередное послание Ланса, Дора задумчиво хмурила лоб и прислушивалась к работающему в Машкиной комнате телевизору. Да, эта штуковина показывает объемное изображение, распыляет в воздухе запахи, раскачивает зрительское кресло в такт движению картинки. Но после постановок макросети трансляция кажется неумелой детской поделкой по сравнению с произведением мастера.

Дорофея, признаю, сегодня до прибытия дока в Барск я не представлял нашей встречи на глазах у Шила, – писал Ланс. – Но меня радует, что Роберту ты можешь довериться, как самой себе, я за него ручаюсь.

Ну да, Маха уже ему в рот смотрит – обожающе и восторженно, уважительно величает «доком» на иностранный манер.

Кстати, что там за шум, в Машкиной комнате? Ага, Ника воспитывает нашу домашнюю королевну!

– Роза тебе не прислуга, – отчетливо звучали слова наставницы, – и если она изредка убирается и готовит обед, это не значит, что она обязана стирать твои вещи, подбирать за тобой с пола конфетные фантики. Ты не инвалид, чтобы за тобой ходил опекун.

– Ну и ладно, сама подберу, постираю и поглажу. Надо больно, – проворчала Маха и хлопнула дверью. Вот, значит, о какой самостоятельности говорили ее родители.

Дора усмехнулась и возвратилась к ноутбуку дочитывать послание.

Если кто и способен отправить тебя домой без осложнений, – Ланс продолжал расхваливать Роберта, – то только он. Вопрос – хочешь ли ты вернуться?