На горбатом мосту Полянская Екатерина

© Полянская Е., текст, 2014.

© «Геликон Плюс», макет, 2014.

На горбатом мосту. Стихотворения

«Так хочется настроить эту жизнь…»

  • Так хочется настроить эту жизнь.
  • Она же – ускользает, не даётся.
  • Всё что-то в ней болит, мерцает, бьётся,
  • Мелькают лица, даты, этажи.
  • Всё слышится то пение, то плач,
  • То резкий смех, то электрички дальней
  • Тревожный свист… Всё яростней скрипач,
  • А голоса – всё выше и хрустальней.
  • Вот – зимний лес, и синяя лыжня
  • С разгону огибает куст ольховый.
  • И куст тихонько кружится, звеня
  • Смолистыми серёжками… И снова —
  • Летят огни, грохочет переезд,
  • Но с каждым днём всё резче и свободней
  • Тень фонаря, похожая на крест,
  • Качается у самой подворотни.
  • Звучат единой музыкой шаги,
  • И лязг замка, и звяканье цепочки,
  • И шум дождя, и голоса пурги,
  • И выдох раскрывающейся почки.
  • И всё вокруг меняется, спешит,
  • Смысл обретая в каждой переменной,
  • Где звук со светом неразрывно сшит.
  • И дирижёр слепой и вдохновенный,
  • Из темноты прорвавшись ледяной,
  • Парит над партитурой раскалённой,
  • И каждый миг гармонией иной
  • Взрывается оркестр ошеломлённый.

«В перестуке колёс всё быстрее и злей…»

Noli tangere cyrkulus meos![1]

Архимед
  • В перестуке колёс всё быстрее и злей —
  • Никого не вини, ни о чём не жалей,
  • Ни о чём не жалей, никого не вини…
  • А навстречу, как жизни чужие, – огни.
  • А навстречу горстями мгновений – кусты,
  • Полустанки, заборы, сараи, кресты.
  • Это – дерева стон, это – скрип колеса…
  • Ах, прожить бы ещё полчаса, полчаса!
  • Ах, прожить бы ещё!.. Головою тряхни —
  • Ни о чём не жалей, никого не вини.
  • Слышишь? – в ровном дыхании русских полей:
  • Никого не вини, ни о чём не жалей.
  • Это – сердце, сжимающееся во мгле,
  • Это – рюмка с отравой на грязном столе,
  • Это – в кранах бормочет слепая вода,
  • Это – по коридору шаги в никуда.
  • Это – времени бешеные виражи,
  • Это – «Бей, но не трогай мои чертежи!»,
  • Это лезвие ночи проводит черту
  • Сквозь ноябрьскую зябнущую наготу.
  • Так присвистни, потуже ремень затяни,
  • И судьбу, словно глупую птицу, спугни.
  • И под крики «Распни!», и под крики «Налей!»
  • Никого не вини, ни о чём не жалей.

«Они рассуждали…»

  • Они рассуждали:
  • хитрый – о честности,
  • трусливый – о мужестве,
  • бездарный – о вдохновении.
  • А равнодушный так говорил о любви,
  • что аж заходилось сердце.
  • Они призывали:
  • благополучный – к терпению,
  • злой – к милосердию,
  • к щедрости – жадный.
  • Ну а бездельник так пел славу труду,
  • что прямо руки чесались.
  • Они упрекали:
  • лжецы – в недоверии,
  • любопытные – в сдержанности,
  • эгоист – в неготовности к жертве.
  • А безбожник – тот просто разил наповал
  • цитатами из Писания.
  • И вот, постарев,
  • поседев в безнадёжной борьбе с энтропией,
  • устав от привычной сансары,
  • я вспомнила вдруг, что в учебнике —
  • обычном учебнике
  • военно —
  • полевой хирургии —
  • сказано чётко:
  • «Спеши не к тому, кто кричит, —
  • к тому, кто молчит».

«Оттого, что зима совершается вовремя, мне…»

  • Оттого что зима совершается вовремя, мне
  • Как-то легче на сердце и даже немного теплее.
  • Сокровеннейший жар затаился в её белизне,
  • Как бездымный огонь в глубине оснежённой аллеи.
  • Оттого что над городом кружится медленный снег,
  • Истончённая явь всё прозрачней и призрачней снится,
  • И глядит высота из-под низко опущенных век,
  • Чуть заметным штрихом изменяя привычные лица.
  • Это время земное проходит волна за волной,
  • Кроме явного смысла исполнено смысла иного,
  • Повествуя о жизни иной и о смерти иной,
  • По-иному звучать заставляя обычное слово.

«Не понимая, как ведётся игра…»

  • Не понимая, как ведётся игра,
  • Путаясь, выламываясь за пределы,
  • Я исчезаю. Ты говоришь: «Хандра!»
  • Ты, вероятно, прав… Но не в этом дело.
  • Если ж не в этом, то чёрт его знает – в чём:
  • То ли входная дверь прогремела цепью,
  • То ли стена оскалилась кирпичом,
  • То ли сквозняк вздохнул и запахло степью —
  • Кожею сыромятной, сухой травой,
  • Горьким дымом, конским тревожным потом, —
  • То ли время дрогнуло тетивой,
  • То ли птенец вскрикнул перед полётом.
  • И за этим птичьим «была – не была!»,
  • За едва-едва ощутимой дрожью
  • Времени или треснувшего стекла
  • Каждый раз оживает одно и то же:
  • Близко и так мучительно далеко
  • (Вот оно, вот оно вьётся в пыли дорожной)
  • Неуловимое то, с чем идти легко,
  • С чем оставаться здесь никак невозможно.

«Господи, взгляни на наши лица…»

  • Господи, взгляни на наши лица —
  • Ты сияешь славой в звёздном стане,
  • Господи, мы – птицы, только птицы,
  • Жизни еле слышное дыханье.
  • Наша плоть под солнцем истончилась,
  • Выветрились слёзы и улыбки,
  • Нашу тонкокостность, легкокрылость
  • Лишь в полёте держит воздух зыбкий.
  • Господи, ну что ещё мы можем?
  • Только петь. Не помня о законе,
  • Петь одну любовь… И всё же, всё же —
  • Не сжимай в кулак своей ладони!

Елагин остров

  • На ботиночках шнуровка
  • Высока, остры коньки.
  • День – что яркая обновка,
  • И румяная торговка
  • Прославляет пирожки.
  • Вензелей переплетенье,
  • Жаркий пот, скользящий бег…
  • И – дворцовые ступени,
  • Львов чугунное терпенье,
  • В чёрных гривах – белый снег.
  • Всё расплывчатей и шире
  • Круг от прожитого дня.
  • На часах всё ниже гири,
  • Может быть, и правда – в мире
  • Нет и не было меня?
  • Только лёд прозрачно-ломкий,
  • Только взмахи детских рук,
  • Ивы у прибрежной кромки,
  • Звон коньков да сердца громкий,
  • Заполошно-частый стук.

«В ночном безмолвии двора…»

  • В ночном безмолвии двора
  • И в торопливости прохожих,
  • В неумолимости оград
  • Мне будет чудиться всё то же —
  • Воспоминаний душный мех,
  • Больного сердца перебои
  • Да из окна чуть слышный смех
  • Несбывшегося – надо мною.

«В этой комнате слышно, как ночью идут поезда…»

  • В этой комнате слышно, как ночью идут поезда
  • Где-то там глубоко под землёй, в бесконечном тоннеле…
  • Пережить бы ноябрь! Если Бог нас не выдаст, тогда
  • Не учует свинья и, глядишь, не сожрёт в самом деле.
  • Пережить бы ноябрь – чехарду приснопамятных дат,
  • Эти бурые листья со штемпелем на обороте,
  • Этот хриплый смешок, этот горло царапнувший взгляд,
  • Этот мертвенный отсвет в чернеющих окнах напротив.
  • Пережить бы ноябрь. Увидать сквозь сырую пургу
  • На январском листе птичьих лапок неровные строчки,
  • Лиловатые тени на мартовском сизом снегу,
  • Послабленье режима и всех приговоров отсрочки.
  • Пережить бы ноябрь… Ночь ерошит воронье перо,
  • Задувает под рёбра, где сердце стучит еле-еле.
  • И дрожит абажур. Это призрачный поезд метро,
  • Глухо лязгнув на стыках, промчался к неведомой цели.

«Учимся ждать…»

  • Учимся ждать,
  • всю жизнь мы учимся ждать.
  • Ждём
  • рук материнских,
  • тёплой молочной груди,
  • ну хотя бы – пустышки.
  • Ждём
  • окончания «тихого часа»,
  • урока, четверти, школы,
  • рабочего долгого дня.
  • Ждём
  • улыбки, звонка,
  • письма,
  • невозможного счастья.
  • Ждём
  • маршрутку, автобус, трамвай,
  • ждём, когда вырастут дети.
  • Ждём
  • аванса, получки,
  • отпуска, выходных,
  • вполне заслуженной пенсии,
  • какой-нибудь передышки.
  • Ждём
  • в очередях
  • за карточками, за талонами,
  • ждём в коридорах —
  • у кабинета врача,
  • у начальственной двери.
  • Ждём
  • холодов, листопада,
  • первого снега,
  • первой травинки.
  • Ждём
  • постоянно,
  • с надеждой ждём и безнадёжно,
  • с нетерпением и терпеливо,
  • ждём, стиснув зубы,
  • затаив дыхание —
  • ждём.
  • Учимся ждать.
  • Когда ж наконец мы дождёмся,
  • и ангел дежурный,
  • в неизвестность дверь приоткрыв,
  • вызовет: «Следующий!» —
  • только тогда
  • облегчённо
  • выдохнет каждый из нас:
  • «Вот он я, Господи!
  • Кажется, я научился!..»

«По осени я вспоминаю ту…»

  • По осени я вспоминаю ту
  • Классическую стрекозу из басни
  • И думаю: чем строже, тем напрасней
  • Мораль извечно судит красоту.
  • Пропела – ну какая в том беда? —
  • Коротенькое праздничное лето…
  • Как хорошо! Хоть кто-то в мире этом
  • Не ведал безысходности труда.
  • В минуту вдохновения её
  • Создал Господь из воздуха и света
  • И отпустил. И не спросил совета
  • У скучных и жестоких муравьёв.

«К этой квартире, где прожито столько лет…»

  • К этой квартире, где прожито столько лет,
  • Так что можно вполне сойти за домового,
  • Где с чужой памятью собственный смешан бред,
  • Я подхожу и войти не решаюсь снова.
  • Там не укроешься: жизнь состоит из прорех
  • И по краям – густых отпечатков пальцев…
  • Лучше не думать, помнят ли вещи всех
  • Бывших хозяев, а точней – постояльцев.
  • Тех, кто на пианино этом играл,
  • Мыл, убирал, тонко раскатывал тесто,
  • Думал, страдал, болел, потом – умирал,
  • Освобождая другим квартирантам место.
  • Что меня ждёт за дверью? Каким ещё
  • Дышащим зеркалам во мне предстоит разбиться?
  • Кто и за что сегодня предъявит счёт
  • И предложит с процентами расплатиться?
  • Прежде чем тяжестью лягут в ладонь ключи,
  • Сердце наполнив мерцающею тревогой,
  • Прежде чем этому сердцу сказать: «Молчи!» —
  • Надо ещё постоять, подождать немного.
  • Надо собраться с силами, перекурить,
  • Сжаться до точки, внутри себя бесконечной,
  • Чтобы потом решительно дверь отворить
  • И спокойно шагнуть темноте навстречу.

«Апрельский день прочитан между строк…»

  • Апрельский день прочитан между строк.
  • В облупленной стене несвежей раной
  • Темнеют кирпичи. И водосток,
  • Вообразив себя трубой органной,
  • Прокашлялся и загудел. Под ним
  • На тротуаре – трещинок сплетенье,
  • И прошлогодний лист, весной гоним,
  • Плывет в небытие прозрачней тени.
  • И снова мир течёт сквозь решето
  • Фантазии, сквозь близорукость взгляда,
  • И мне не выразить словами то,
  • Что вновь его спасает от распада.

То, что я есть

То, что я есть, заставит меня быть.

В. Шекспир
  • То, что я есть, – в ночи крадущийся тать,
  • Карточный шулер с драными рукавами.
  • То, что я есть, заставляет меня хохотать,
  • Петь, исходить рифмованными словами.
  • То, что я есть, колпаком дурацким звеня,
  • Пляшет на самом краю карниза.
  • То, что я есть, шкуру сдирает с меня
  • И уверяет, что это – закон стриптиза.
  • То, что я есть, славу любви трубя,
  • Яростно шепчет через барьер столетья:
  • Знаешь, я никогда не любила тебя.
  • Больше того – никогда не жила на свете.
  • То, что я есть, всем и всему назло
  • Строит в ночи мосты, а с утра – взрывает.
  • То, что я есть, заставляет врастать в седло
  • Именно когда из него выбивают.
  • То, что я есть, словно летучая мышь,
  • Криком своим пробивая в пространстве дыры,
  • Слепо летит и слушает эхо. Лишь
  • Эхо – свидетель существования мира.
  • То, что я есть, желая себя разбить,
  • Мечется нелепо и неосторожно.
  • То, что я есть, – меня заставляет быть,
  • И тут изменить уже ничего невозможно.

«На горбатом мосту лишь асфальт да чугун…»

  • На горбатом мосту лишь асфальт да чугун,
  • Над мостом – проводов непонятный колтун.
  • Под горбатым мостом – всё бетон да гранит.
  • Воздух, скрученный эхом, гудит и звенит.
  • Только нежить-шишига[2] живёт – не живёт,
  • Чешет тощею лапкой мохнатый живот,
  • Утирает слезинку облезлым хвостом —
  • Под горбатым мостом, под горбатым мостом.
  • Будь ты крут и удачлив, а всё ж без креста
  • Не ходи лунной полночью мимо моста:
  • Скрипнет ветка сухая, вздохнут камыши,
  • В голове зазвучит: «Эй, мужик, попляши!»
  • И погаснет фонарь у тебя на пути,
  • И не сможешь стоять, и не сможешь уйти…
  • Тихо щёлкнут костяшки невидимых счёт —
  • И закружит прозрачных теней хоровод.
  • И пойдёшь ты плясать, сам не ведая где…
  • Всплеск – и только круги побегут по воде.
  • И ещё раз чуть слышно вздохнут камыши,
  • Вновь – бетон да гранит, и вокруг – ни души.

«Дождь прошёл, и асфальт запарил…»

  • Дождь прошёл, и асфальт запарил,
  • И сиреневым выдохом влажным
  • Сквозь чугунные листья перил,
  • Над неубранным сором бумажным
  • Через узкий оконный проём
  • Потянуло свежо и тревожно,
  • И невидимое остриё
  • Прикоснулось к душе осторожной.
  • И кольнуло печалью иной,
  • Из иного, далёкого лета,
  • Где незримым крылом за спиной
  • Чуть колышется воздух нагретый.
  • Где неистовая синева
  • С тополиной размешана вьюгой
  • И шальные, хмельные слова
  • На лету обгоняют друг друга,
  • Где сирень (ах, какая сирень!),
  • Словно облак душистый, клубится…
  • И трепещет лиловая тень
  • На невспаханном поле страницы.

«Угаснет род. Последний император…»

  • Угаснет род. Последний император
  • Бездетен. И ему уже давно
  • Аукнулись все безрассудства, траты,
  • Победы, пораженья. Всё равно
  • Ему теперь – а что же дальше будет
  • С империей, с законом. Что закон?
  • Он понимает, что его забудут
  • Ещё во время пышных похорон.
  • Сквозь штукатурку дней едва сочится
  • За каплей капля – память. И порой
  • К дождю ужасно ноет поясница,
  • И мучают не раны – геморрой.
  • Все говорят, что он в маразме. Право,
  • Ему ведь безразлично, кто ему
  • Наследует и по какому праву…
  • Да, он, конечно, болен. Потому
  • Привычные дворцовые интриги
  • Плетутся, не беря его в расчёт,
  • И на столе пылятся свитки, книги,
  • Которые он в руки не берёт.
  • О чём он думает на самом деле?
  • Ведь боги ждут его… Однако же
  • Сомнительно, чтоб думал он о теле,
  • И мало вероятно – о душе.
  • А я – о чём? Чего мне не хватало,
  • Когда писался этот самый стих?
  • Как будто мне и правда было мало
  • Своих забот и горестей своих?
  • Но кажется – отыгранная пьеса,
  • Откланялись актёры в свой черёд…
  • А приглядишься – времени завеса
  • Колышется и действие – идёт.

«Сон то разматывался, как пушистый клубок…»

  • Сон то разматывался, как пушистый клубок,
  • То распускался вербою по весне,
  • Сон мой был светел и так по-детски глубок,
  • Солнечный зайчик играл в его глубине.
  • Вдруг в него попытался кто-то войти,
  • Кто-то стучался, просил отворить скорей,
  • И убеждал, и умолял: «Пусти!» —
  • И задыхался возле самых дверей.
  • «Ах, неужели снова не отдохнуть!
  • Господи, я работала целый день…»
  • Впрочем, мне даже пальцем не шевельнуть —
  • Так глубока и так сладка моя лень.
  • Но чей-то голос, чей-то протяжный стон,
  • Перетекал в ещё не рождённый стих —
  • Кто-то ломился всем существом в мой сон,
  • Звал и хрипел и наконец затих.
  • Утром неясная боль сжимает виски,
  • Тёмной мутью поднявшись с ночного дна:
  • Кто-то не вынес холода и тоски,
  • Кто-то погиб на пороге чудного сна.
  • И ещё неосознанная вина
  • Цепляется, по краю души скользя,
  • И чья-то тень замерла на пороге сна —
  • И с этим поделать уже ничего нельзя.

Наставление сыну

  • Не копи барахла. Ты немного удержишь в руке.
  • От погони к тому же вернее уйдёшь налегке.
  • И запомни ещё то, что я повторяла не раз:
  • Ни одна из вещей никогда не заплачет о нас.
  • Одевайся лишь в чистое – мы ведь не знаем с тобой,
  • И не знает никто, когда примет последний свой бой.
  • В Бога веруй и кланяйся только Ему одному.
  • У людей не проси. Подрастёшь – сам поймёшь почему.
  • Если надо – дерись до конца. Но лежачих не бей.
  • Уважай всех крылатых – ворон, воробьёв, голубей.
  • И зверей уважай – помни, что и у них есть душа,
  • И всегда за душой – что у них, что у нас – ни гроша.
  • И ещё: если сможешь, стихом никогда не греши —
  • Всё в бумагу уходит. Очнёшься, вокруг – ни души.
  • Лучше просто живи, не жалея ни сил, ни огня…
  • По родительским дням поминай, если вспомнишь, – меня.

«Я хочу купить розу…»

  • Я хочу купить розу.
  • Хочу купить розу,
  • Как будто желаю дать шанс
  • Больному рабу —
  • Просто шанс умереть на свободе.
  • Хочу купить розу,
  • Но каждый раз что-то не так:
  • Не то что нет денег,
  • Не то чтоб последние деньги,
  • Но просто есть множество
  • Необходимых вещей.
  • Так много вещей.
  • И снова цветок остаётся
  • У смуглых лукавых торговцев
  • За пыльным стеклом.
  • А я ухожу,
  • Продвигаясь всё дальше и дальше
  • В то время, когда
  • Я и впрямь на последние деньги
  • Куплю себе розу.

«Под конец ленинградской зимы ты выходишь во двор…»

  • Под конец ленинградской зимы ты выходишь во двор,
  • И, мучительно щурясь, как если бы выпал из ночи,
  • Понимаешь, что жив, незатейливо жив до сих пор.
  • То ли в списках забыт, то ли просто – на время отсрочен.
  • Сунув руки в карманы, по серому насту идёшь —
  • Обострившийся слух выделяет из общего хора
  • Ломкий хруст ледяной, шорох мусора, птичий галдёж,
  • Еле слышный обрывок старушечьего разговора:
  • «…мужикам хорошо: поживут, поживут и – помрут.
  • Ни забот, ни хлопот… Ты ж – измаешься в старости длинной,
  • Всё терпи да терпи…» – и сырой городской неуют
  • На осевшем снегу размывает сутулые спины.
  • Бормоча, что весь мир, как квартира, – то тесен, то пуст,
  • Подворотней бредёшь за кирпичные стены колодца,
  • И навстречу тебе влажно дышит очнувшийся куст,
  • Воробьи гомонят, и высокое небо смеётся.

«У меня в кармане правом…»

  • У меня в кармане правом
  • Полновесные каштаны —
  • Шелковистые, тугие,
  • В шоколадной кожуре.
  • У меня в кармане левом
  • Желудей тяжёлых россыпь —
  • Золотистых и округлых,
  • Смуглым солнцем налитых.
  • Погружаю в них ладони,
  • Щедро черпаю горстями
  • И, подбрасывая к небу,
  • Рассыпаю по земле.
  • Вот оно – моё богатство,
  • Плоть моя, моё дыханье,
  • Тихий смех, неугасимый
  • Отсвет вечности во мне.

«Не печалься, душа. Среди русских воспетых полей…»

  • Не печалься, душа. Среди русских воспетых полей
  • И чухонских болот, пустырей обречённого града
  • Ничего не страшись. О сиротстве своём не жалей.
  • Ни о чём не жалей. Ни пощады не жди, ни награды.
  • Нас никто не обязан любить. Нам никто ничего
  • В холодеющем мире, конечно, не должен. И всё же
  • Не печалься, душа. Не сбивайся с пути своего,
  • Беспокойным огнём ледяную пустыню тревожа,
  • Согревая пространство собою всему вопреки,
  • Предпочтя бесконечность свободы – законам и срокам,
  • На крыло поднимаясь над гладью последней реки,
  • Раскаляясь любовью в полёте слепом и высоком.

«Смерть в окно постучится однажды…»

  • Смерть в окно постучится однажды
  • Лунной ночью иль пасмурным днём,
  • И к плечу прикоснётся, и скажет:
  • «Ты довольно грешила. Пойдём».
  • И в полёте уже равнодушно
  • Я взгляну с ледяной высоты
  • И увижу, как площади кружат
  • И вздымаются к небу мосты.
  • За лесами потянутся степи,
  • Замелькают квадраты полей,
  • Но ничто не кольнёт, не зацепит
  • И души не коснётся моей.
  • Лишь пронзительно и сиротливо
  • Над какой-нибудь тихой рекой
  • Свистнет ветер и старая ива
  • Покачает корявой рукой.
  • Камышами поклонится берег,
  • И подёрнется рябью вода,
  • И тогда я, пожалуй, поверю,
  • Что прощаюсь и впрямь – навсегда.
  • И, быть может, на миг затоскую,
  • Увидав далеко-далеко
  • На земле возле стога – гнедую
  • Со своим золотым стригунком.
  • И рванусь, и заплачу бесслёзно,
  • И беспамятству смерти назло
  • Понесу к холодеющим звёздам
  • Вечной боли живое тепло.

Идиллический сон

  • Мне приснилась жизнь совсем иная,
  • Так приснилась, будто наяву:
  • Лошади вздыхают, окуная
  • Морды в серебристую траву.
  • До краёв наполнив звёздный улей,
  • Светлый мёд стекает с тёмных грив.
  • На земле табунщики уснули,
  • Сёдла под затылки подложив.
  • Светлый пот блестит на тёмных лицах,
  • На остывших углях костерка,
  • Склеивает сонные ресницы
  • И былинки около виска.
  • Спят они, пока вздыхают кони,
  • Вздрагивая чуткою спиной.
  • И полны ещё мои ладони
  • Горьковатой свежести ночной.
  • Спят, пока обратно не качнётся
  • Маятник мгновенья и пока
  • Хрупкого покоя не коснётся
  • Снов моих невнятная тоска.

«Всё спокойней, ровнее и тише…»

Подари мне ещё десять лет,

Десять лет,

Да в степи,

Да в седле.

В. Соснора. «Обращение»
  • Всё спокойней, ровнее и тише
  • Дышит полдень, и, солнцем прошит,
  • Сизоватый бурьян Прииртышья
  • Под копытами сухо шуршит.
  • А каких я кровей – так ли важно
  • Раскалённой степной синеве…
  • Голос резок, а песня – протяжна,
  • И кузнечик стрекочет в траве.
  • Ни друзей, ни далёкого дома —
  • Только стрекот, да шорох, да зной.
  • Без дорог за черту окоёма
  • Седока унесёт вороной.
  • Бросить повод, и руки раскинуть,
  • И лететь, и лететь в никуда —
  • Затеряться, без имени сгинуть,
  • Чтоб – ни эха и чтоб – ни следа.
  • Вот я, Господи, – малая точка
  • На возлюбленной горькой земле,
  • И дана мне всего лишь отсрочка —
  • Десять жизней – в степи и в седле.

Котёнок

  • Он распугал всех кур, пусть неумело,
  • А всё же – прыгнув из-за лопуха.
  • Он маленький, но он ужасно смелый,
  • И он идёт – один – на петуха.
  • А тот разинул клюв и в удивленье
  • Застыл на миг от наглости такой.
  • Короче, храбреца спасло мгновенье.
  • А может быть, судьба моей рукой
  • Похитила у смерти неминучей…
  • И вовремя: вздымая прах и пух,
  • Нас до крыльца, подобно пыльной туче,
  • Преследовал разгневанный петух.
  • Котёнок выжил в этом переплёте,
  • Но вскоре сгинул где-то ни за грош.
  • Всего-то лишь – комочек тёплой плоти.
  • Зачем он был? И разве разберёшь
  • Его узор в сплошном переплетенье
  • Рождений и смертей? И мне в ответ
  • Младенчески смеётся день весенний,
  • Сияя и расплёскивая свет.

«А у неё проточина на лбу…»

  • А у неё проточина на лбу
  • Такая белая и чёлка – золотая,
  • Я в поводу веду её в табун,
  • Под сапогами чавкает густая,
  • Как тесто, глина. Где-то в стороне
  • Урчит сердито трактор. И усталость
  • К её хребтистой старческой спине
  • Присохла, словно струп. А мне осталось
  • Уздечку снять, по шее потрепать
  • И постоять ещё минуту рядом,
  • В кармане корку хлеба отыскать
  • И протянуть ей. И окинуть взглядом
  • Больные ноги, вислую губу,
  • И тощих рёбер выпуклые строки,
  • И белую проточину на лбу,
  • И под глазами мутные потёки.
  • И на мгновение увидеть в ней,
  • В глубинах ускользающе-бездонных
  • Священное безумие коней,
  • Разбивших колесницу Фаэтона.

«На Северном рынке снег нынче почти что растаял…»

  • На Северном рынке снег нынче почти что растаял,
  • А воздух от запахов густ и как будто бы сжат…
  • Две псины остались от всей уничтоженной стаи
  • И серыми шапками около входа лежат.
  • Свернулись в два грязных клубка неподвижно и молча,
  • За ними ларьки кособоко равняются в ряд.
  • Всего-то две псины. Но как-то уж очень по-волчьи
  • Они исподлобья на мимоидущих глядят.
  • Ну как им расскажешь, что люди не слишком жестоки,
  • Хотя и богами считать их, увы, ни к чему —
  • Не нами расчислены наши короткие сроки,
  • И всех нас когда-нибудь выловят по одному.
  • Над нами судьба по-вороньи заходит кругами,
  • Вот – рухнет в пике и добычи своей не отдаст…
  • Собаки молчат.
  • Под ботинками и сапогами
  • Тихонько хрустит обречённо подтаявший наст.

«Из многих пёстрых видеосюжетов…»

  • Из многих пёстрых видеосюжетов,
  • Которыми нас кормит телевизор,
  • Засел осколком в памяти один,
  • Где люди в серой милицейской форме
  • Бездомную собаку расстреляли
  • У мусорного бака во дворе.
  • Она сначала всё хвостом виляла
  • И взвизгнула, когда раздался выстрел,
  • Ей лапу перебивший. А потом
  • Всё поняла и поднялась. И молча
  • Стояла и смотрела неотрывно
  • На тех или сквозь тех, кто убивал.
  • Я видела, как люди умирают,
  • Я зло довольно часто причиняла,
  • И мне ответно причиняли боль.
  • Я знаю точно: каждую минуту,
  • Когда мы пьём, едим, смеёмся, плачем
  • По пустякам, когда, закрыв глаза,
  • В объятиях любимых замираем,
  • Обильнейшую жатву собирают
  • Страдания и смерть по всей земле.
  • Конечно же, бездомная собака,
  • Расстрелянная где-то на помойке,
  • Не более чем капля. Но и всё ж…
  • Собаки умирают нынче стоя,
  • А люди, утеряв свой прежний облик,
  • Иное обретают естество,
  • Столь чуждое и страшное, что разум
  • Смущается и сердце замирает,
  • Пытаясь в бездну правды заглянуть.

Мариенбург

1

  • Сквозь едкий дым дешёвых сигарет,
  • Сквозь крохотное спичечное пламя
  • Недолгой памяти ещё глядит мне вслед
  • Скупыми станционными огнями
  • Мариенбург. И снова я лечу,
  • Прижавшись низко к шее лошадиной,
  • Дорожкой парка бесконечно длинной,
  • И веточки стегают по плечу.
  • Из поселковой церкви, с привокзальной
  • Пустынной улочки, вечерний тихий звон
  • Плывёт и замирает, будто стон —
  • Не то призывный стон, не то – прощальный.
  • И голубь у дороги сиротливо
  • Воркует всё: «…умру…умру…умру…»
  • И треплются нечёсанные гривы
  • На душу выдувающем ветру.

2

  • Мне уже никогда не вернуться туда,
  • Где в глубоких прудах остывает вода,
  • Словно времени тёмный и терпкий настой,
  • Горьковато-полынный, недвижно-густой,
  • Где в закатных окошках мутнеет слюда,
  • Где, качаясь на лапах еловых, звезда
  • Подлетает всё выше и месяц над ней
  • С каждым взмахом всё тоньше и словно ясней.
  • И в траве разогретой, глубокой, как сон,
  • Мне уже не услышать сквозь стрекот и звон,
  • Сквозь плывущий под веками медленный зной,
  • Как шуршат облака – высоко надо мной.
  • Никогда – это веточки сломанной хруст,
  • На иных берегах расцветающий куст,
  • Это голос, летящий сквозь мёртвую тишь,
  • Долгим эхом становится. И только лишь,
  • Задержавшись над лугом, дыханье моё
  • Всё колышет былинки сухой остриё,
  • Да ещё отраженья на глади пруда
  • Смотрят в синюю бездну чужих «никогда».

3

  • В краю далёком, в городе Марии
  • Душа осталась пленною навек.
  • Озябший парк и улицы пустые
  • Заносит снег, заносит первый снег.
  • Там стук копыт и глухо, и тревожно
  • Трёхтактным ритмом разбивает тишь
  • И сонные деревья осторожно
  • Нашёптывают: «Стой… Куда спешишь?..»
  • А небо отчуждённо и высоко,
  • И хрупкий лист ложится в снежный прах.
  • И скачут кони далеко-далёко,
  • И ветер сушит слёзы на глазах.

«Охлюпкой, стараясь не ёрзать…»

  • Охлюпкой, стараясь не ёрзать
  • По слишком костистой спине,
  • Я в Богом забытую Торзать
  • Въезжаю на рыжем коне.
  • Деревня глухая, бухая,
  • Вблизи бывшей зоны. И тут
  • Потомки былых вертухаев
  • Да зэков потомки живут.
  • В пылище копаются куры,
  • Глядит из канавы свинья:
  • Что взять с городской этой дуры?
  • А дура, понятно же, – я.
  • А дура трусит за деревню
  • Туда, где и впрямь до небес
  • Поднялся торжественно-древний,
  • Никем не измеренный лес.
  • Где пахнет сопревшею хвоей,
  • Где тени баюкают взгляд,
  • И столько же ровно покоя,
  • Как десять столетий назад.
  • Где я ни копейки не значу,
  • А время, как ствол под пилой,
  • Сочится горючей, горячей
  • Прозрачной еловой смолой.

«Рыжая псина с пушистым хвостом…»

  • Рыжая псина с пушистым хвостом
  • Дремлет в тенёчке под пыльным кустом
  • И, полусонная, в жарком паху
  • Ловит и клацает злую блоху.
  • Рядом, приняв озабоченный вид,
  • Вслед за голубкой своей семенит
  • Самый влюблённый из всех голубей…
  • На воробья налетел воробей —
  • Бьются взъерошенные драчуны,
  • Не замечая, что к ним вдоль стены
  • Тихо крадётся, почти что ползёт
  • Весь напряжённый, пружинистый кот.
  • Как хорошо, что они ещё есть
  • В мире, где горестей не перечесть,
  • В мире, дрожащем у самой черты, —
  • Голуби, псы, воробьи и коты.

Трёхстрочия

* * *
  • купила проездной —
  • нет, не дождусь
  • счастливого билета.
* * *
  • утром в небо взглянула,
  • а там – пустота:
  • ласточки улетели.
* * *
  • после грозы
  • капли дрожат на ветвях —
  • тихо смеются деревья.
* * *
  • тёмная влага на сучьях
  • подстриженной липы —
  • дерево плачет безмолвно.
* * *
  • сломанной ветке
  • вновь зеленеть по весне,
  • но на иных берегах.

«Я, скорее всего, просто-напросто недоустала…»

  • Я скорее всего просто-напросто недоустала
  • Для того, чтобы рухнуть без рифм и без мыслей в кровать.
  • Что ж, сиди и следи, как полуночи тонкое жало
  • Слепо шарит в груди и не может до сердца достать.
  • Как в пугливой тиши, набухая, срываются звуки —
  • Это просто за стенкой стучит водяной метроном.
  • Как пульсирует свет ночника от густеющей муки,
  • Как струится сквозняк, как беснуется снег за окном.
  • То ли это пурга, то ли – полузабытые числа
  • Бьются в тёмную память, как снежные хлопья – в стекло.
  • Жизнь тяжёлою каплей на кухонном кране зависла
  • И не может упасть, притяженью земному назло.

Троллейбус

  • Неизвестным безумцем когда-то
  • Прямо к низкому небу пришит,
  • Он плывёт – неуклюжий, рогатый —
  • И железным нутром дребезжит.
  • Он плывёт и вздыхает так грустно,
  • И дверьми так надсадно скрипит,
  • А в салоне просторно и пусто,
  • И водитель как будто бы спит.
  • И кондуктор слегка пьяноватый
  • На сиденье потёртом умолк.
  • Ни с кого не взимается плата,
  • И на кассе ржавеет замок.
  • Он плывёт в бесконечности зыбкой,
  • В безымянном маршрутном кольце
  • С глуповато-наивной улыбкой
  • На глазастом и плоском лице.
  • И плывут в городском междустрочье
  • Сквозь кирпично-асфальтовый бред
  • Парусов истрепавшихся клочья
  • И над мачтами призрачный свет.

«Когда сквозь дым и суету…»

  • Когда сквозь дым и суету,
  • Сквозь запах шашлыка и пива
  • Размытым берегом залива
  • Я безнадёжно побреду
  • По серому песку,
  • Тогда
  • В случайном и нестройном хоре
  • Я вдруг услышу голос моря —
  • Непостижимый, как всегда.
  • Прорежет воздух птичий крик,
  • И ветер, чешущий осоку,
  • Очнётся и взлетит высоко.
  • И запоёт иной тростник.
  • Иной —
  • о яростных мечтах,
  • О чёрных кораблях смолёных,
  • Мечах, от жажды раскалённых
  • И медноблещущих щитах.
  • О том, как, разбиваясь вдрызг
  • И возрождаясь без потери,
  • Иные волны хлещут берег
  • Осколками счастливых брызг.

«Воздух густ и влажно-фиолетов…»

  • Воздух густ и влажно-фиолетов.
  • Как во сне, замедленно летишь
  • Сквозь него, сквозь питерское лето:
  • Грозы – днём, а вечерами – тишь.
  • Чуть слышны шагов глухие всхлипы,
  • Да ещё, влюблённым на беду,
  • Страстью и тревогой дышат липы
  • В обморочно замершем саду.

«Князь-Владимира сын Позвизд…»

  • Князь-Владимира сын Позвизд —
  • Звёздный морок, стрелы посвист.
  • Потревоженное моими —
  • Столь чужими – губами имя
  • Дрогнет дудочкой тростниковой,
  • Резко звякнет в ночи подковой,
  • Разъярится в разбеге вьюжном,
  • Вспыхнет на рукаве кольчужном,
  • Чиркнет ласточкой острокрылой —
  • Будто знала я, да забыла.
  • Будто время от боли сжалось,
  • Будто жизни на вскрик осталось…
  • И – потухнет, замрёт… Позвизд —
  • Звёздный морок, стрелы посвист.

Порхов

  • Медленно тающий
  • Зыбким своим отражением
  • В тихой реке,
  • Чьё забытое имя – как вздох,
  • Город, похожий на
  • Воспоминанье о городе —
  • Шорох дождя,
  • Полыхающая бузина.
  • Зябкая, хрупкая
  • Бабушка с детской улыбкою
  • Кротко вздохнёт,
  • Отпирая тяжёлую дверь
  • В царство безмолвное
  • Старых афиш, фотокарточек,
  • Тёмных икон,
  • Утюгов, самоваров, монет.
  • Тихие заводи,
  • Странные омуты времени,
  • Тонкая связь
  • Неисчисленных координат.
  • Морщится гладь,
  • И дробится моё отражение
  • Прежде, чем я
  • Успеваю его разглядеть.

«Когда зацветёт «декабрист»…»

  • Когда зацветёт «декабрист»,
  • И шторы раздвинутся шире,
  • Мир, запертый в тесной квартире,
  • Вдруг станет просторен и чист —
  • Когда в декабре обветшалом
  • Лучистым фонариком алым
  • Невзрачный украсится лист.
  • Когда на холодном окне
  • В белёсой пустыне бесплодной
  • Цветок оживёт благородный,
  • В морозы желанный вдвойне —
  • Судьбы ненадёжные звенья,
  • Рассыплются наши мгновенья
  • И тень пробежит по стене.
  • Когда «декабрист» зацветёт
  • Над тёмным и гулким колодцем,
  • Наш маятник резко качнётся,
  • Сметая костяшки со счёт.
  • И всё повторится: метели,
  • Печаль Рождества и веселье,
  • И – к новой весне поворот.

«Звучат шаги размеренно и чётко…»

  • Звучат шаги размеренно и чётко,
  • В неверном свете редких фонарей
  • Дрожат ограды кованые чётки
  • И ветка, наклонённая над ней.
  • Лишь хлопнет дверь, и снова только эхо
  • Невидимым конвоем за спиной
  • Да еле слышный отголосок смеха
  • Там, на мосту, над чёрной глубиной.
  • И плавится в ночном канале город,
  • Изнемогая от дождей и смут…
  • Объятия Казанского собора
  • Ещё распахнуты, ещё кого-то ждут.

«Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, счастье какое…»

  • Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, счастье какое! —
  • Розовеет окно за дремотными складками штор,
  • Добродушнейший чайник лучится теплом и покоем,
  • Тихо звякает ложечка о мелодичный фарфор.
  • Чай с вишнёвым вареньем – о Господи, хоть на минуту
  • Задержи, не стирай эту комнату, штору, окно —
  • Неизведанный мир, детский образ чужого уюта,
  • Недосмотренный сон, дуновение жизни иной.

Гренадёрский мост

  • Спешит прохожий запоздалый,
  • Звенит задумчивый трамвай,
  • Волна баюкает устало
  • Луны подмокший каравай.
  • Дома, прищурясь близоруко,
  • Сберечь пытаются тепло,
  • Слезится в бесполезной муке
  • Часов разбитое стекло.
  • А мне, шепча чужое имя,
  • Брести сквозь зябкий неуют,
  • Пока душа навек не примет,
  • Как боль последнюю свою,
  • Глухую песню стен кирпичных,
  • Посеребрённую луной,
  • И минареты труб фабричных
  • Над Выборгскою стороной.

«Меж домами пространство сгущается, словно смола…»

Читать бесплатно другие книги:

Максим Калашников – писатель-футуролог, политический деятель и культовый автор последних десятилетий...
Самая полная настольная книга для мальчиков!В этой книге ты найдешь советы на каждый день и ответы н...
Максим Калашников – один из самых востребованных публицистов современной России. Его произведения от...
Впервые в России: ответы на все загадки творчества Толкина!Книги Дж. P. Р. Толкина стали настоящим ф...
Индия – страна «на слуху», многие люди там бывали, но мало кто почувствовал подлинное, нетуристическ...
Исраэль Шамир – израильский журналист, писатель и переводчик. Он является автором нескольких десятко...