Сжигая за собой мосты Полякова Татьяна

– Сказал, что в институте мало уделял ему внимания, о чем сейчас жалеет. Представляешь?

– Что, если у него были какие-то связи с немцами и он рассчитывал на то, что знание языка пригодится?

– Ничего подобного он не говорил. Мы с матерью решили, что это просто блажь. Потом я застала его с какой-то книжкой на немецком. Что-то такое про войну, кажется, воспоминания. Папа сказал, что совершенствуется в языке.

Это показалось мне интересным, я вспомнила слова отца во время нашей встречи, он тогда сказал, что мне, возможно, придется ему помочь, ведь я свободно владею немецким. В чем должна была заключаться моя помощь? И те типы в лодке говорили по-немецки. Если мне удастся узнать, по какой причине он стал вдруг интересоваться языком…

– Слушай, мне кажется, его убили просто так, ну, случайно, – помедлив, сказала Янка. – Да и вообще… нам не разобраться.

– Почему ты так считаешь? – спросила я.

– Потому что… все ужасно глупо. Его смерть, какой-то конверт… Там небось были деньги, кто-то узнал об этом, и папу ограбили.

– Ничего подобного. Это отец заплатил старику за какие-то бумаги. И назвал мне имя человека, которого считал своим врагом и нашим, кстати, тоже. Он так и сказал: «И твой враг». Если мой, значит, и твой.

– Макс фон Ланц? Идиотизм. Какое этому Ланцу дело до нашего отца?

– Но ведь имя немецкое. А ты говоришь, папа стал ходить на курсы. (Янка нахмурилась, размышляя.) К тому же, – я запнулась, не зная, стоит ли рассказать ей о моем приключении в Венеции. И в конце концов решила: стоит. – В мой номер влез какой-то тип. Я по чистой случайности оказалась в тот момент в ванной, выбралась через окно и смогла его выследить. Его ждал приятель в лодке, между собой они говорили по-немецки. Они что-то искали в моих вещах, это я поняла из их разговора. Теперь тебе ясно? Я не могу считать внезапное увлечение отца просто блажью.

– Ничего себе, – ахнула Янка. – Ты должна мне все подробно рассказать.

На подробный рассказ ушло минут двадцать, сестрица без конца меня перебивала, засыпая вопросами. О моем ангеле-хранителе я промолчала. Почему, я в тот момент и сама толком не знала. Мне самой эта история казалась совершенно нелепой, и я боялась, что Янка чего доброго решит, будто я попросту спятила. В этом не было бы ничего удивительного, раз я сама сомневалась в своем здравомыслии.

– Ты хочешь найти убийцу отца? – когда с рассказом и ответами было покончено, спросила она.

– Конечно. А ты нет?

Она пожала плечами.

– Если честно, я об этом не думала, то есть мне казалось, что этим должен заниматься кто-то другой. Но теперь… Я тебе помогу, я очень хочу тебе помочь. Жаль, что я ничего не знаю… Так обидно, ведь я могла поговорить с папой. Слушай, но при чем здесь какие-то немцы? – И вдруг огорошила меня: – А вдруг это она?

– Кто – она? – нахмурилась я, пытаясь сообразить, куда это занесло сестрицу.

– Мамаша, естественно.

– Ты спятила! Зачем Музе убивать отца?

– Чтобы захапать наследство. Ладно, не злись, это я так, для примера. Как думаешь, он нам действительно ничего не оставил или она врет, по обыкновению?

– Не знаю, – пожала я плечами.

– Будет очень обидно, если мамаша оставит меня с носом. А ты не вздумай ей деньги давать. Ты же знаешь, ей сколько ни дай… Бабка оставила наследство тебе, так что будет несправедливо, если мамаша начнет им пользоваться, старуха в гробу перевернется, она нас терпеть не могла.

– Тебя она любила, – возразила я.

– Нет, не любила. Это из-за мамаши, такая кого хочешь достанет, так что я на бабку не в обиде. Но как ты собираешься найти убийцу отца? – вновь задала вопрос Янка.

Отвечать я не торопилась, потому что ответа не знала, мои действия на ниве следствия виделись мне с трудом, но признаваться в этом Янке все же не хотелось, и я заговорила несколько уклончиво, зато с весьма уверенным видом:

– Первое, что надо выяснить, – мотив преступления.

– Да, это точно, – кивнула Янка и тут же загрустила: – А если это все-таки ограбление?

– Забудь об этом, бумажник отца не взяли, и с какой это стати тогда тем типам лезть в мой номер?

– Это верно.

– Если мы будем знать, кому была выгодна смерть папы, найти убийцу будет нетрудно.

– Но ведь папа погиб в Италии. Или ты думаешь… Я бы все-таки мамашу имела в виду… Хорошо, как знаешь.

– Надо постараться собрать как можно больше сведений о последних месяцах жизни отца. И непременно выяснить, с какой стати он вдруг так увлекся немецким. Может, тогда и об этом фон Ланце удастся что-то узнать.

– Хорошо. Когда начнем?

– Завтра, – улыбнулась я. – А ты постарайся вспомнить…

– Да-да, – перебила меня Янка. – Я попробую. Жаль, что мы с папой так мало общались в последнее время. Я вот что подумала, – после паузы произнесла сестра. – Он так тебя любил… и доверял тебе… он ведь всегда с тобой советовался, верно?

– Ты преувеличиваешь.

– И все-таки странно, что он ничего тебе не рассказал.

– Выходит, у него были на то причины. Думаю, папа не опасался за свою жизнь, иначе действительно хотя бы в общих чертах посвятил меня в суть проблемы. Ладно, идем в магазин. Надо подумать об ужине.

Мысль о собственном расследовании очень увлекла мою сестру, весь вечер она многозначительно со мной переглядывалась, что не могло не насторожить ее мать. Я уже начала жалеть о том, что так неосмотрительно все ей рассказала: вносить еще больший разлад в семью я не планировала, оттого и злилась на себя за свою болтливость. Но уже на следующий день Янка заметно охладела к расследованию, по крайней мере, особого усердия не проявляла.

Утром, проснувшись часов в восемь, я приготовила завтрак и, пока Муза с Янкой спали, позвонила Морозову.

– Рад, что ты приехала, – сказал он мне. – Появился хоть один здравомыслящий человек в этом семействе. Если честно, чертовы бабы мне порядком надоели.

Мне бы прыгать до потолка от всеобщей радости по поводу моего приезда, но последнее замечание Морозова вызвало у меня тяжкий вздох. Мы договорились встретиться через два часа, я позавтракала в одиночестве и подумала, что до встречи с Морозовым могла бы немного прогуляться, и вместо того, чтобы вызвать такси, отправилась в офис пешком.

День был солнечный, оттого моя идея показалась мне едва ли не гениальной, минут двадцать я гуляла в парке по соседству, размышляя, с кем из знакомых отца стоит встретиться в первую очередь, и вдруг загрустила. В Италии собственное расследование представлялось мне не только возможным, но и вполне осуществимым, теперь я сообразила, что это будет совсем нелегко. Наверное, потому, что я понятия не имею, с чего его начинать. Вчерашний разговор с Музой и Янкой укрепил меня во мнении, что в жизни отца все было не так просто и ясно, как мне казалось все эти годы. У него были тайны, о существовании которых я и не подозревала. Хватит ли у меня сил осуществить задуманное? Я погнала эти мысли прочь, но они становились все настойчивее.

Чтобы окончательно не впасть в уныние, я решила поехать в офис, вышла к троллейбусной остановке и неподалеку увидела машину Музы. Она была припаркована рядом с кофейней, что, признаться, вызвало у меня недоумение. Обычно Муза раньше двенадцати из спальни не появлялась, и тот факт, что я вижу ее машину, не укладывался в голове. Должно было случиться что-то поистине невероятное, чтобы заставить ее изменить своим привычкам. У меня даже возникла мысль: а не угнали ли ее автомобиль? В общем, я направилась в кофейню, чтобы проверить свои догадки.

Открывалось заведение в десять, в нем было два зала, и в тот момент посетителей оказалось немного, строго говоря, в первом зале их вообще не было. Я пересекла его и заглянула в соседний зал. Здесь столики были отделены друг от друга высокими перегородками, и в первый момент Музу я не увидела, зато услышала ее голос.

– Не валяйте дурака, – сказала она довольно громко. – Должны быть какие-то способы.

Я замерла на месте, не зная, что делать дальше. Судя по голосу, Муза находилась за ближайшим ко мне столиком. Соответственно, ничто не мешало мне уйти, раз я убедилась, что с машиной полный порядок, никто ее не угонял и хозяйка находится по соседству. Но разбирало любопытство, с кем Муза решила встретиться в столь неподходящее для нее время? Чего проще – подойти к ней и объяснить все как есть: я пошла к Морозову, увидела машину, удивилась и даже испугалась, не позаимствовал ли ее кто-нибудь, а заодно взглянуть, с кем она там сидит. Но что-то меня удерживало. Возможно, мысль о том, что Муза хотела сохранить эту встречу в тайне.

Я быстро огляделась и направилась к туалету. Проход от стойки бара отделяла деревянная ширма, за ней я и устроилась. Теперь и Музу, и ее спутника я видела хорошо, а они меня видеть не могли, по крайней мере, до тех пор, пока одному из них не придет охота пройтись до туалета. Но был один существенный минус: отсюда я не слышала их разговор, а он представлялся мне весьма занимательным. Прежде всего меня заинтересовал спутник Музы. Мужчина лет сорока пяти, одетый в поношенные джинсы и трикотажную рубашку, на ногах стоптанные туфли. В целом вид у него был неряшливый, он напоминал тех опустившихся мужиков, которые на старости лет пребывают в одиночестве, злясь на соседей, случайных прохожих и общаясь в основном с собакой или кошкой. Он не был похож на пьяницу, но на неудачника – вне всякого сомнения. Предположить, что это кандидат в мужья, было невозможно, просто знакомый – тоже. Муза тщательно выбирала знакомых, я могла допустить только одно: их связывает какое-то дело, но, если учесть, что у мачехи вовсе не было никаких дел, мужчина оставался загадкой. Оттого мне так и хотелось подслушать их беседу. Любопытство мое лишь увеличилось, когда я увидела, что Муза протягивает мужчине деньги. Он поспешно убрал их в карман джинсов, сказал что-то, поднялся и ушел, кивнув ей на прощание. Муза осталась сидеть, глядя перед собой и помешивая ложечкой кофе, абсолютно поглощенная своими думами. Я решила, что вполне могу подойти к ней и, если повезет, узнать, с кем она только что встречалась. Я уже сделала шаг, когда Муза вдруг резко поднялась, схватила свою сумку и направилась к выходу. Я подумала ее окликнуть, но тогда мне было бы непросто объяснить ей, что я делаю за ширмой, и, выждав полминуты, я отправилась следом за ней.

Муза вышла на улицу и теперь открывала дверь своей машины, а я, стоя на ступеньках кафе, громко позвала:

– Муза!

Она испуганно повернулась, но, увидев меня, улыбнулась.

– Жанна? Откуда ты здесь взялась? – спросила она, я спустилась к ней по ступенькам.

– Хотела выпить кофе и увидела тебя.

– Вот как… Решила прогуляться?

– Я звонила Морозову. Мы должны встретиться, но время еще есть, успею выпить кофе, составишь мне компанию?

– Я тороплюсь к портнихе…

– Жаль. А что ты здесь делаешь? – спросила я с улыбкой. Вопрос вызвал у нее замешательство, и стало ясно: правду говорить она не намерена, а что соврать, не знает. Мачеха нахмурилась и махнула рукой:

– Так… Если хочешь, я отвезу тебя к Морозову, – вдруг предложила она.

– А как же портниха?

– Успею.

Она кивнула мне, села за руль, и я устроилась на сиденье рядом. Я-то надеялась разговорить ее по дороге, но Муза не была расположена к разговорам.

– Значит, вы договорились с ним встретиться? – наконец спросила она. – Мне кажется, ты только зря потеряешь время.

– Они дружили с папой, – пожала я плечами.

– Дружили, – фыркнула она презрительно. – А теперь он готов пустить нас по миру. Я все-таки не очень понимаю, о чем ты с ним намерена говорить. – В ее голосе чувствовалось беспокойство, это меня удивило и, конечно, увеличило мое любопытство. В семействе явно что-то происходило. Конечно, Муза озабочена наследством… а если дело не столько в нем, сколько… Могла ли Муза иметь отношение к убийству отца? Нет, это совершеннейшая нелепость. Прежде всего, я не видела мотива, опять же, ее существование без него обрастало различными трудностями, в основном финансового характера, а Муза терпеть не могла трудности, особенно финансовые.

Я пожала плечами, сообразив, что она ждет от меня ответа.

– По-моему, ты к нему несправедлива.

– Разумеется, – она презрительно фыркнула. – Что бы он ни наплел тебе, ничему не верь. Ты же понимаешь, когда речь идет о деньгах, даже старые друзья торопятся предать. Он готов на что угодно… Ладно, молчу, а то получается, что я настраиваю тебя против этого типа. Уверена, он поспешит вылить на меня ведро грязи, даже не ведро, а несколько ушатов. Хочу тебя предупредить, дорогая, после смерти твоего папы многое переменилось, и отношение его друзей тоже. Так что будь осторожна, не принимай слова на веру.

– Я не очень понимаю, о чем ты? – нахмурилась я.

– Поймешь, – кивнула Муза. В этот момент мы как раз подъехали к офису, она лихо затормозила и взглянула на меня.

– Что ж, иди.

– Может, пойдем вместе? – на всякий случай предложила я.

– Ну уж нет, мы и так видимся с ним слишком часто.

Нежелание Музы говорить о том, что она делала в кафе, показалось мне странным, она довольно болтлива, выходит, у нее появились тайны. Размышляя над этим, я вошла в офис и длинным коридором направилась к Морозову. Справа был кабинет, который раньше занимал отец. Табличку с двери успели снять, и это вызвало у меня неприятное чувство.

Секретарь отца, дама лет пятидесяти, теперь перебралась в приемную по соседству, дверь была открыта, и мы увидели друг друга одновременно.

– Здравствуйте, – улыбнулась я. – Андрей Ильич не предупредил вас?

– Он сейчас занят. Присаживайся. Хочешь кофе?

– Нет, спасибо.

Я устроилась на кожаном диване, поглядывая на дверь кабинета Морозова. Оттуда доносились приглушенные голоса.

– Это такой удар для всех нас, – вздохнула Валентина Петровна. – Я имею в виду смерть твоего отца. Мы до сих пор не в состоянии поверить в это…

– Я тоже.

– Удалось что-нибудь выяснить? – спросила она нерешительно, а я покачала головой.

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился тучный мужчина в сопровождении Морозова. Судя по их лицам, разговор обоим не доставил удовольствия. Мужчина, не обращая на меня внимания, удалился, а Морозов подошел ко мне и улыбнулся. Улыбка получилась какой-то вымученной. Вообще его вид оставлял желать лучшего, чувствовалось, что он раздражен, а еще очень устал. Под глазами мешки, в волосах появилась седина, которую я раньше не замечала.

– Здравствуй, – сказал Андрей Ильич, я поднялась, и мы обнялись. – Идем ко мне, – предложил он, и мы вместе вошли в кабинет.

Морозову было лет сорок, у отца он работал довольно давно, чем занимался до этого, я понятия не имела, но знала, что папа очень хорошо к нему относился. Мне Морозов всегда нравился, он был, что называется, душой компании, веселым, приятным человеком, но теперь было видно: с весельем у него проблемы, что неудивительно.

– Садись, – кивнул он мне на диван и сам устроился рядом. – Вчера прилетела?

– Да.

– Как тебя встретили?

– Ты имеешь в виду Музу? – Мы с ним были на «ты», сейчас я затруднялась припомнить, как это произошло, но инициатива, разумеется, исходила от него.

– Конечно, – кивнул он и досадливо поморщился. – Небось она сказала, что я вас обворовываю?

– Мы еще не успели поговорить как следует, – уклончиво ответила я.

– Значит, скажет.

– По-моему, она рада моему приезду, – ответила я на его вопрос.

– Еще бы. Ей нужны деньги. Она же ни черта не понимает… – он махнул рукой. – Надеется, что ты станешь ее дойной коровой. Послушай моего совета: денег ей не давай ни в коем случае, что бы она тебе ни говорила. Она промотает все, оставив тебя без копейки.

– Бабушка завещала мне двадцать тысяч долларов. Отец помогал ей, а она жила очень скромно и откладывала мне на учебу. Они так и лежат на моем счете, отец сам платил за мою учебу, к тому же я все эти годы работала, в общем, вполне обойдусь без этих денег. Бабушкина квартира мне тоже не нужна, так что…

– Вот-вот, – усмехнулся Морозов. – Она спустит все эти деньги за пару месяцев. Поверь, твое намерение очень бы не понравилось отцу и уж совсем бы не понравилось бабке.

– Муза сказала, у отца были долги, – вздохнула я.

Морозов кивнул, нахмурившись, лоб перерезали морщины, сделав его лицо не просто уставшим, а изрядно постаревшим и измученным.

– Она сказала, что папа увлекся игрой…

– Черт, – буркнул Андрей Ильич, вскочил и нервно прошелся по кабинету. – Вот мерзкая баба… Все это вранье, – махнул он рукой. – Никакой игрой он не увлекался. Она разорила его, понимаешь, разорила. Ей нужно было только одно: деньги. Как можно больше денег. Диву даюсь, куда она спустила такую прорву… Впрочем, зная ее привычки…

– Так она это выдумала? – растерялась я. – Она сказала мне, что пришлось платить по долгам отца…

– Это ее долги. И бог знает, сколько еще она должна. – Морозов вздохнул, вернулся к дивану и вновь сел рядом. – Твой отец ее любил. В это трудно поверить… я хочу сказать, невозможно представить, что такой человек, как он, умный, порядочный, сдержанный, настолько увлекся этой бабой… Он как будто ничего не видел и не понимал. До его гибели я и представить не мог, как скверно обстоят дела. Ты знаешь, я ведь наемный менеджер, финансами всегда занимался твой отец. И только когда его не стало… На счетах фирмы нет денег, попросту нет. Мы банкроты. Он пытался спасти положение, но… если бы он ввел режим строжайшей экономии, но с этой чертовой бабой такое попросту невозможно. Он брал один кредит, другой, а деньги уходили неизвестно куда. Я бы бросил все хоть сейчас, если бы не обязательства перед другими людьми и еще, конечно, дружба с твоим отцом. Я обязан спасти хоть что-то и помочь его семье, как бы я к ним ни относился.

– Муза сказала, у папы появился компаньон? – вздохнула я.

Морозов нахмурился еще больше и кивнул.

– На самом деле он продал ему часть бизнеса, и в том числе вот это офисное здание. Больше у него ничего уже не было, понимаешь? Я уверен, он был должен этому человеку деньги и пошел на этот шаг, чтобы тот не требовал долг немедленно. Но формально они были компаньонами, и этот человек теперь тоже в очень неприятной ситуации, вполне возможно, все пойдет с молотка за долги.

– Кто этот человек? – спросила я.

– Его фамилия Самойлов, я его ни разу не видел, встречался только с адвокатом, тот еще хлыщ. Конечно, я сделаю все возможное, но… если бы Муза хотя бы понимала, что происходит… Вместо этого твоя чокнутая мачеха каждый день звонит мне и требует денег, как будто я ей муж, и еще распускает грязные сплетни. Ладно бы только обо мне, но… если ее послушать, так твой отец игрок и мот.

– У итальянской полиции, по-моему, есть только одна версия гибели папы: его бизнес, – помедлив немного, заговорила я. – Мне это представлялось сомнительным, но теперь… Что ты скажешь?