Найдите дедушку! Каришнев-Лубоцкий Михаил
Старший лейтенант милиции Иван Петечкин сидел за своим рабочим столом в кабинете с закрытыми глазами. По его лицу бродила чуть заметная добрая улыбка: Петечкин спал, и ему снилась вчерашняя встреча футбольных команд «Спартак» и «Торпедо», в которой, как всем известно, победили спартаковцы.
И вдруг сладостный сон был прерван робким стуком в дверь. Старший лейтенант вздрогнул и открыл глаза.
– Да-да, войдите…
Дверь отворилась, и в кабинет вплыла круглая, словно шар, старушка лет семидесяти.
– Вы участковый Петечкин? – спросила она и запоздало поздоровалась: – Здравствуйте!
– Добрый день, садитесь. – Старлей кивнул на стул, стоявший по другую сторону письменного стола. – Выкладывайте свою проблему и не волнуйтесь. Кстати: ваше имя, отчество, фамилия? Домашний адрес?
– Марфа Григорьевна Полушкина. Живу тут, в Хвалынске. На Революционной в собственном доме. Номер сто двадцать три!
– Ну? В чем проблема?
Старушка замялась, ее щеки слегка порозовели, а бойкие глазки потупились в пол.
– Не знаю как и сказать… Не сумашедшая, а подумаете, что сумашедшая…
– Не тяните кота за хвост, говорите все как есть, – приказал Петечкин и выложил на стол зажигалку, напоминающую по форме пистолет.
Старушка покосилась на странный предмет, вздрогнула и призналась:
– Домовой пропал! Вторую неделю нет дедушки!
Лицо участкового слегка вытянулось, однако старлей сумел взять себя в руки.
– Вы в этом уверены, гражданка Полушкина?
– Пришла бы я сюда, ежели бы сомневалась… Как мы с Колюней, мужем моим, поссорились в прошлую пятницу, так он и сгинул! – Марфа Григорьевна промакнула слезу платочком и добавила: – Он еще ультиматум нам предъявил, да мы не поверили! Думали, шутит. Он у нас ведь такой шутник!..
Полушкина снова промакнула слезу – на этот раз слезу умиления.
– Ультиматум?! Домовой?! – Участковый отказывался верить собственным ушам.
– Ну да. Написал недавно на печке: «Еще раз поссоритесь, уйду от вас!»
Петечкин побледнел: несмотря на богатый милицейский опыт, ловить пропавших домовых ему пока не приходилось. Впрочем, как и отвозить старушек в психиатрическую лечебницу.
– Значит, гражданка Полушкина, вы утверждаете, что у вас проживал некто домовой и этот некто пропал?
– Мне не верите, у мужа спросите, – обиделась Марфа Григорьевна. – Я восьмой десяток доживаю, а врать еще не научилась.
Старлей резко поднялся со стула, сгреб в карман зажигалку, сигареты, надел на голову фуражку и скомандовал:
– Айда к вам, гражданка Полушкина! На месте разберемся!
Через пять минут Иван Петечкин и «потерпевшая» были уже на Революционной в доме № 123. На пороге их встретил седой, как лунь, супруг Марфы Григорьевны и глухо проворчал:
– Явились не запылились… Стыда нам только и не хватало…
– Ты поздоровайся сначала, Николай Матвеич, а уж потом шпыняй, – промолвила укоризненно жена и торопливо добавила: – Только из-за ворчанья твоего мы и лишились дедушки!
– Я виноват, кто ж еще! – И старик, кивнув приветственно старлею, пропустил его и свою супругу в горницу.
– Он под печкой обитался? – спросил Петечкин хозяев дома.
– Где ж еще, там… – Николай Матвеевич провел милиционера на кухню и указал на темное отверстие под печкой. – Днем там, а ночью по всей избе шляется. Да мы к этому привыкли! – поспешил он заверить участкового, испугавшись, что тот вдруг захочет привлечь домового за бродяжничество и нарушение норм общественного правопорядка.
Но Петечкин не обратил на последние слова древнего старичка никакого внимания. Достав зажигалку, он нагнулся в три погибели и посветил в глубокое подполье.
– Кажется, никого…
– Знамо дело, никого, – хмыкнул насмешливо дед Полушкин. – Ушел наш квартирант!
Старлей погасил зажигалку и вытащил голову наружу.
– А это что? – спросил он, указывая на несколько разноцветных стеклянных бусинок, валявших ся возле печки.
– Ах, это! – улыбнулась Марфа Григорьевна. – Мои девичьи украшения! Все домовой из шкатулки потаскал!
– Он их нам в волосы вплетает, – пояснил Николай Матвеевич. – Лошадей у нас нет, так он вместо лошадиных грив нам их повязывает.
– Мне в косу, а ему в усы, – рассмеялась Марфа Григорьевна.
Петечкин приметил еще две бусинки, а потом еще одну – возле входных дверей.
– Ну-ка, ну-ка… – прошептал он и вышел в сени.
Старики потянулись за ним, сердцем чуя, что участковый напал на правильный след.
«Следы» вели к соседнему дому, в котором жила семья Огольцовых. Поднявшись по ступенькам и подобрав еще одну, похожую на смородинку алую бусинку, старлей постучался в дверь. Ему открыли, и Петечкин вошел внутрь. Чуть позже в дом Огольцовых заявилась и чета Полушкиных. Когда Марфа Григорьевна и Николай Матвеевич попали на соседскую кухню, там уже вовсю шли «розыскные работы»: старлей лежал на полу на коврике и светил фонариком, который ему любезно подал хозяин дома, в темный провал под печкой, а вся семья Огольцовых тесным кружком стояла возле него и шепотом обсуждала причину появления у них участкового инспектора.
Наконец Петечкину надоело заглядывать в пустоту и мрак и он, покряхтывая, поднялся с пола.
– Днем его не выманить, – тоном знатока сказал старлей, – ночью придется делать засаду.
– На кого?! – ахнул глава семейства Огольцовых.
– Пока секрет.
– Ура, к нам ночью менты нагрянут! – радостно заорал семилетний Митька и принялся скакать вокруг онемевшей матери. – Наверное, с автоматами и гранатами!
– Нет, одной пушкой обойдемся, – остудил его Петечкин. И уже серьезно сказал хозяину дома: – Вот что, гражданин Огольцов, тут такое дело…
– А ну, мотайте все на улицу! – скомандовал глава семейства ораве домочадцев. – Всех словно ветром сдуло, остались только «потерпевшие», да участковый с Огольцовым-старшим.
– У них, – старлей показал на Полушкиных и смущенно прокашлялся, – домовой пропал… Так они уверяют!
– Точно, Мефодьич, вторую неделю о нем ни слуху, ни духу! – перекрестилась Марфа Григорьевна.
– Я не брал! – тоже осенил себя крестным знамением Огольцов. – От своего покоя нет, зачем нам чужой!
– Вы не брали, да он сам к вам пришел, – вмешался в разговор участковый инспектор. – Видите эти бусинки? От печки Полушкиных до вашей печки ведут!
– Это он нарочно сыпал, чтобы не заблудиться, – высказал предположение Николай Матвеевич.
– «Нарочно, нарочно!» – донесся вдруг из-под печки чей-то насмешливый хрипловатый голосок. – Карман прохудился, вот и рассыпал!
– Ой! – вскрикнула Марфа Григорьевна и схватилась за сердце. – Мой!
– Нашелся… – облегченно вздохнул ее супруг. – Ну, слава Богу…
– А кто пропадал? Я по доброй воле ушел. Надоело вашу руготню слушать! – снова донеслось из-под печки. – Меня сват приютил…
– На время! – торопливо добавил чей-то басовитый голос.
– Пока не переменитесь, не вернусь! – закончил свою речь домовой Полушкиных.
– Да мы теперь… как ангели! – всхлипнула Марфа Григорьевна.
– Мы и раньше не ссорились… Это мы так шуткуем! – попробовал извернуться Николай Матвеевич.
Но домовой и участковый были строги и суровы.
– Еще раз поскандалите, уйду к дяде в деревню! – заявил домовой решительно. – Он мне свой дом обещал подарить, а сам к сыну перебраться хочет – у того хозяева коттедж отгрохали новый!
– Вы его не обижайте, – старлей нахмурил брови и наморщил лоб, – а то счастья в доме не будет. Хотя… Хотя все это – приметы, поверья…
– Хороши «поверья»! – снова всхлипнула Марфа Григорьевна. – Вторую неделю не ем, не сплю, вся исхудала!
– Раньше она круглей была, – подтвердил супруг, – в двери бочком входила.
– Не ври, старый! Не шире я дверей!
– Ну вот, началось… – Из-под печки донесся тяжелый вздох. – Нет, уйду-ка я в деревню!
Пришлось Полушкиным друг у друга прощенья просить и слезно умолять домового сменить гнев на милость. К счастью, оказался их домовой на редкость отходчивый – не мог долго обиду держать. Не прошло и пяти минут, как он сдался и пообещал вернуться в родной дом.
– Но только я ночью приду! – сказал он голосом не терпящим возражений. – И чтоб все к той поре спали! А ежели станете подглядывать…
– Батюшка! – взвыла Марфа Григорьевна. – Да мы без очков и носа-то своего не видим! А кто ж в очках спать ложится?!
– Ну, это я не знаю, – смутился домовой. – Вас людей не поймешь, вы на всякое способны.
И, помолчав, он добавил:
– Ступайте, ступайте! Куда я денусь – вернусь. Не бросать же отчий дом по вашей милости!
Под печкой воцарилась тишина, и только по чьим-то чуть слышным вздохам, сопенью и покашливанию можно было догадаться о том, что там кто-то есть. Не желая больше беспокоить домовых, Полушкины, Огольцов и Петечкин вышли на цыпочках из кухни и, пронырнув через сени, выскочили на крыльцо. Затворили за собою дверь и облегченно вздохнули.
Как ни странно, больше всех радовался участковый инспектор Петечкин. Хотя оно и понятно: теперь ему не надо будет заводить дело и составлять протокол. А это ведь такая морока!