Чистовик Лукьяненко Сергей
Возможно, что и случалось, дело-то житейское. Тогда вы помните, что удовольствия в этом мало. А если не случалось – что ж, поверьте на слово. И не рвитесь проверить.
– Вставай, – повторил Кшиштоф. – Мы к тебе по-хорошему, сам видишь…
Конечно, я бы встал. Ну куда бы я делся?
В конце концов, получил бы пару пинков от молодого паренька – и встал.
Только в это мгновение на фоне темного неба мелькнула длинная светлая жердь – и приложила пана Кшиштофа по затылку. Я впервые в жизни убедился, что «глаза вылезли из орбит» – это не фигура речи. Пан Кшиштоф выпучил глаза и тяжело рухнул оземь. А доска пошла на второй круг, смачно врезалась в физиономию молодого парня, с хрустом сломалась, после чего обломок стукнул по темени женщину-полицейскую.
Я с трудом сел – в окружении трех неподвижных тел. Учитывая живучесть функционалов вообще, а уж полицейских особенно, удары приходилось счесть мастерскими.
– Зараза, – мрачно сказал я, глядя на человека, держащего в руках остатки жерди. – Ну ты и зараза!
– Я тебя спас – и я же еще зараза? – возмутился Котя, поправляя очки. – Нет, вы посмотрите на этого урода!
Смотреть было некому – полицейские лежали вповалку.
– А что так примитивно? – мрачно спросил я. – Доской по башке… с твоими-то возможностями… куратор?
– При чем тут возможности? – Котя откинул доску. – Нет ничего надежнее крепкого дрына! Не веришь – дождись, пока очнутся, и спроси!
– Я уж… лучше… – Я попытался встать и был вынужден опереться на Котину руку. – Черт… нога не гнется.
– Просишь прощения, что ругался? – спросил Котя.
– Да никогда! Ты меня вообще задушить хотел!
– Вот я так и знал… – Котя провел рукой, и перед ним в воздухе высветилась диковинная светящаяся вязь. – Пошли!
– Куда? – все еще хорохорился я, хотя женщина-полицейский застонала и пошевелилась.
– Ко мне домой.
Особого выбора у меня не было. Я оперся о Котино плечо покрепче и шагнул в пылающие зеленым огнем буквы – будто в футуристическую рекламную надпись.
6
Проще всего понять человека, увидев его дом. Был у меня знакомый, которого все считали удивительным раздолбаем, – мог он неделю шарашиться по гостям, тусоваться в незнакомых компаниях, спать на полу, укрывшись грязным полотенцем, питаться килькой в томате и прошлогодними заплесневелыми сухариками. Впрочем, при этом он сохранял и некую благопристойность в облике и не увлекался пьянством – так что его поведение все списывали на удивительную житейскую неприхотливость.
Каково же было мое удивление, когда я впервые побывал у него дома. Маленькая двухкомнатная «распашонка», доставшаяся парню от усопшей в преклонных годах бабушки, была любовно отремонтирована – ну, может, и не «евроремонт», который стоит дороже самой квартиры, но уж всяко и не визит бригады пьяных молдавских шабашников. Дорогие деревянные окна со стеклопакетами, пол пусть из простого, но наборного паркета, а не какого-нибудь там ламината, – причем не залакированный, а натертый мастикой! Все современно, аккуратно, со вкусом – можно подумать, что тут живет молодой талантливый дизайнер, а не журналист, пишущий о компьютерных железяках для профильных изданий. Кухня потрясала огромной плитой с какими-то хитрыми режимами работы и вместительной духовкой – причем видно было, что она не стоит без дела. А окончательно меня добил огромный портрет бабушки, не без таланта написанный темперой и висящий на стене в красивой раме. Портрет был работы «раздолбая».
После этого я решил, что никогда не буду судить о людях, пока не побываю у них в гостях.
У Коти я бывал неоднократно и был убежден, что знаю его как облупленного. Впрочем, стоило ли так говорить после того, как мой давнишний приятель оказался функционалом, более того – куратором, главным над функционалами на Земле?
Почему-то я был убежден, что мы окажемся не в московской квартире Коти, а где-то совсем в другом месте. И на этот раз предчувствие меня не обмануло.
В самом перемещении не оказалось ровно ничего удивительного. Будто вышел в открытую дверь, ну или из таможенного портала в другой мир. Никаких жутких мук или, напротив, райских наслаждений, которыми, по мнению фантастов, сопровождаются нуль-транспортировки, гиперпереходы и прочие выдуманные способы перемещения.
Мы просто исчезли с дороги вблизи польского городка Эльблонга и появились в другом месте.
Я не очень-то люблю ругаться.
Но сейчас выругался – и от неожиданности, и от резкой боли в ушах. Пришлось несколько раз глубоко зевнуть, чтобы уши отпустило. А вот опытный Котя, как я заметил, путешествовал через пространство с широко раскрытым ртом.
Мы стояли в центре круглой мраморной беседки. Над головой – купол, вроде как из белого мрамора, настолько тонкого, что он просвечивал будто матовое стекло. Купол опирался на темно-зеленые колонны, покрытые спиральной резьбой. Пол тоже был мраморный, зеленовато-белый.
Но самым потрясающим был пейзаж вокруг.
Высоченные горы со снежными шапками на вершинах. Заходящее солнце подсвечивает легкие пряди облаков – розовым, сиреневым, фиолетовым. Воздух холодный и разреженный.
– Мы что, на Марсе? – спросил я.
– Тебе виднее, я там не бывал, – пробормотал Котя. – Блин… холодрыга какая… Это Тибет.
– Шамбала? – снова попытался пошутить я.
– Да, – кивнул Котя. – Пошли… холодно тут.
Холод и впрямь пробирал до костей. Продолжая опираться на Котю, я вышел из беседки. Вниз по крутому склону уходила каменная лестница – к маленькой долине между складками гор. Там, огороженные высокой каменной стеной, высились какие-то строения. Рыжий, изъеденный временем камень стен, крошечные окна – будто бойницы. Буддистский монастырь?
– Монастырь? – спросил я.
– Не совсем. Официальная резиденция куратора в нашем мире.
Я посмотрел на Котю и покачал головой:
– Все-таки ты зараза…
– И почему?
– Будто не знаешь, как я мечтал побывать в Тибете!
Котя покрутил пальцем у виска.
– Нет, ты точно спятил… Пошли вниз, а то твой визит в Тибет будет первым и последним.
Опираясь на его плечо, я заковылял вниз. Котя сопел и пыхтел, будто не обладал силами функционала. Ох и мастер же он притворяться…
Я вдруг подумал, что у меня совершенно нет на него обиды или злости. Будто и не пытался он меня убить. Будто не был ответственным за все безобразие, творившееся со мной и вокруг меня…
А ответственный ли он – на самом-то деле?
Откуда я знаю, кто или что такое «куратор»? Что он может, а что нет? Какие «поводки» для него существуют?
– Нам надо будет серьезно поговорить, Котя, – сказал я.
– Надо, – виноватым голосом произнес Котя. – Разве я спорю…
– Дать бы тебе, чтобы сразу с Тибета и до Пекина долетел, – мечтательно сказал я. И почувствовал, как Котя вздрогнул. – Что, боишься?
– Побаиваюсь, – признался Котя. – Что ж ты ляхам не надавал оплеух? Как мне в машине?
– Да так… в целях разрядки международной напряженности. Чтоб конфликта какого не вышло. Чтобы не обижались.
Котя фыркнул:
– Ну извини. Я был не в курсе, а то оставил бы тебя на дороге… да держись же ты!
Поскользнувшись на обледенелой ступеньке, я едва не полетел вниз. Котя с трудом удержал меня. Остановился и печально сказал:
– Нет, ну где эти кретины? Опять свои колеса крутят? Я же велел – один всегда должен следить за беседкой!
– Какие кретины, какие колеса? – спросил я.
Словно отвечая на мой вопрос, двери самого большого строения распахнулись. Из них оранжевыми апельсинками посыпались толстенькие люди в просторных балахонах.
– А говорил – не монастырь! – укоризненно сказал я.
– Я говорил «не совсем», – поправил Котя. – Надо же им чем-то заниматься? Понимаешь, я ведь для них…
– Будда? – с любопытством спросил я.
– Нет. Но максимально приблизившийся к нему праведник, – с гордостью сказал Котя.
– Ага. Праведник. «Девочка и ее пес», – негромко сказал я.
– Чего?
– Нет, нет. Ничего. Праведник так праведник… «Восьмиклассница и физкультурник».
На этот раз Котя расслышал. И, к моему удовлетворению, смутился.
Монахи тем временем уже приближались к нам, поблескивая бритыми головами. Оранжевые тоги будто светились в вечернем сумраке.
– Так, так… – Котя призывно помахал им рукой. Что-то гортанно выкрикнул, ему ответили – и несколько монахов кинулись обратно. Котя сообщил: – Послал самых смышленых готовить нам горячие ванны. Ты как хочешь, а я продрог.
Примерно через полчаса я, сидя по горло в горячей воде, наполняющей высокую деревянную лохань, пил из глиняной пиалы обжигающий напиток, который Котя назвал тибетским чаем. На вид эта буро-зеленая маслянистая жижа напоминала скорее кисель. На вкус… ну да, крепкий чай, в который от души набухали жира и соли, а потом все сбили в густую суспензию. Уверен, что дома я и глотка бы не выпил. Даже ради любопытства. Даже в каком-нибудь модном ресторане.
Но здесь напиток почему-то пился. И даже доставлял удовольствие.
По соседству располагалась еще одна лохань, в которой отмокал Котя – с такой же пиалой в руках. Чай он пил с причмокиванием и восторженными оханьями, показавшимися мне несколько преувеличенными.
Помещение, где нам устроили «ванны», было небольшим, с низким закопченным потолком. Все здесь было темное – от времени, от дыма, от въевшейся грязи. Пол, как мне показалось, был из утоптанной до состояния камня земли, сверху слегка присыпанной какими-то сухими травами. Единственными анахронизмами были веселенькие резиновые коврики для ванной – розовые, с утятами и рыбками, брошенные на пол возле наших лоханей. Ну и чудовищный агрегат китайского производства, совмещающий в себе лампу дневного света, маленький черно-белый телевизор, радиоприемник и еще какие-то прибамбасы. Лампа светила, телевизор тоже работал, хоть и показывал одни только атмосферные помехи. Приемник похрюкивал, временами выплевывая отдельные нечленораздельные слоги:
– Син… бай… сем… иц… ка… ец…
Китай, понятное дело…
Появились Дава и Мимар – те самые «смышленые монахи». Каждый нес по ведру горячей воды, которую они и принялись понемногу подливать в лохани. Потом Мимар (впрочем, может быть, это был Дава?) достал серый мешочек, развязал и подсыпал в воду какой-то сушеной травы.
– Это что? – подозрительно спросил я Котю.
– Древняя тибетская медицина. Ну что смотришь так подозрительно, не знаю я! Какие-то травы. Для аромата. Или для здоровья.
– А как я еще могу на тебя смотреть? – Я пожал плечами. Монахи тем временем вышли, все такие же отрешенные и безмолвные. – Ты мне врал все время, сколько я тебя знаю! Притворялся обычным человеком! Потом пытался убить! Можешь это как-то объяснить?
– Могу, – непривычно серьезным тоном ответил Котя. И, помолчав, добавил: – Спрашивай – я буду отвечать.