Гавань Командора Волков Алексей

1

Кабанов. Меланхолия

Дул легкий ветерок. Его хватало, чтобы немного надуть паруса, а вот волны он вздымал еле-еле. Не крутые смертоносные горы и не череда валов, так, небольшие неровности. Лишь благодаря им океанскую поверхность нельзя было назвать гладью. Нечто извечно волнующееся, переменчивое, разве что в нынешней ипостаси – обманчиво-ласковое. Сливающаяся с горизонтом голубизна да искристая солнечная дорожка на ней.

Не знаю почему, но вспомнилась ранняя юность. Такое же море, нагретый, местами прямо горячий песок, друзья тех лет, запах солнца и моря от загорелого тела, дюны, чуть наклоненные прочь от берега сосны за ними… Постоянные затеи в воде, прохладной, но привычной с детства… Тогда казалось – это будет всегда и впереди ждет лишь череда праздников, успехов, достижений…

Но только казалось. Ничего этого нет. Сосны и песчаные дюны стали чужой страной. Затеи пропали. Друзья оказались кто где. Некоторых давно не стало. Если же точнее – то не живые, не мертвые, ведь они просто еще не родились. Вплоть до того, что не родился я сам. И даже мои пра-пра…

Осталось лишь море. Да и то не родное, Балтийское, а экзотическое, Карибское, применительно к нынешним дням – флибустьерское. Еще более жестокое за счет добавления к стихии людской алчности и кровожадности.

Впрочем, сейчас вокруг лежал океан. Море мы давно оставили позади. Сколько можно? Два с лишним года скитаний по небольшому клочку воды, густо напичканному островами и замкнутому с трех сторон двумя материками с одним и тем же именем – Америка.

Больше двух лет…

Иногда мне кажется, что я прожил несколько жизней, и ни одна не была похожа на другую.

Детство, перешедшее в бесшабашную юность. Споры, забавы, первая любовь, школа, мечты…

Служба. Ответственность, понятие долга, мотание по гарнизонам, моя первая война, и опять гарнизоны.

Гражданская жизнь. Работа, семья, развод, пустая карусель никчемных дел, когда ни в чем давно не видишь смысла, однако все равно живешь по инерции, зная – это уже навсегда.

И вот теперь нечто настолько новое, что даже фамилия превратилась в вольный перевод на французский, зато неожиданно вернулась кличка, которая была у меня в юности.

Командор.

Злосчастный круиз. Лайнер, по непонятным и необъяснимым причинам провалившийся в прошлое. Нападение эскадры британских флибустьеров. Вакханалия смерти. Попытки выжить, а в итоге – карьера пиратского капитана.

Только я никогда не болел морской романтикой. Более того – всю жизнь считал, что море хорошо исключительно с берега, а корабль красиво смотрится лишь на картинке.

А уж романтика на крови…

Наверно, я просто устал. Вечные скитания по волнам, напряжения штормов, чувство ответственности за все и за всех, расчет напополам с сумасшествием боев, и смерти, смерти, смерти…

У меня здоровая психика. Мне никогда не снились окровавленные мальчики с укором в остекленевших глазах. Тем более что не мальчиками они были, а здоровыми мужиками. Ни в той войне, ни в этой я не испытывал раскаяния, а если кого и жалел, то только своих. Тех, кого не уберег или против кого ополчилась судьба. Войны без потерь не бывает…

Нет, хватит! Не хочу! Ничего не хочу! Не хочу крови, грязи, ветра, криков, парусов, волн, чужих земель. Ничего не хочу. Сколько можно все валить на одного человека?

Просто пожить в покое без особых забот и напряжений. Ведь кто-то живет именно так, и ничего, счастливы. Гораздо больше, чем я, у которого приключений хватит на дюжину человек.

Все, что хочу, – домой. В Россию. Повесить шпагу на стене, рядом разместить пистолеты и лишь порою вспоминать о былых походах. А то и не вспоминать вообще.

И сразу разум ехидно вставил свою реплику: а это возможно? Единственное, на что я могу претендовать на родине, – все та же служба. Не за горами Северная война, и вновь придется убивать. Есть такое слово – долг.

Ладно. Пролитие крови ради Отечества даже церковь не считает грехом. Но уж никак не ради наживы или мести, пусть нажива нужна, чтобы жить, а месть моя была праведной.

Не я начал эту войну с безжалостными хозяевами моря. Они напали первыми, без всяких оснований и предупреждений, и почти восемьсот человек с того света буквально молили об отмщении.

Надеюсь, их души довольны. Все. Хватит. Я расплатился сполна. Отныне если брать в руки оружие, то только на благо родине. А море… На море отныне буду смотреть исключительно с берега. Когда наконец прорубим окно в Европу.

Хотя логичнее было бы сделать дверь.

Все равно хватит. Скоро придем в Европу, отдохнем, да и рванем домой. Только дорогу прикинем поудобнее.

Главное – это как-то убедить Петра, что чин лейтенанта в моем патенте не имеет никакого отношения к флоту. Государь, в отличие от меня, любит море. А я в любом случае предпочту действовать на твердой земле.

Может, его к полетам склонить? Уж простейший воздушный шар мы как-нибудь изготовим. Все приятнее, чем испытывать на своей шкуре очередной шторм.

Я так погрузился в не слишком веселые мысли, что едва услышал деликатное покашливание у себя за спиной.

– Слушаю, Валера.

Наш шкипер давно и полностью выздоровел от полученных ранений и весь переход был бодр. Гораздо бодрее меня, во всяком случае. Понятно, он моряк, я – нет. Но у меня были и другие, дополнительные, причины для грусти. Покидая, всегда оставляешь на месте часть своего сердца.

– По моим расчетам, завтра к вечеру подойдем к берегам Франции… – Валера, внимательно оглядывая горизонт, с ноткой суеверия добавил: – Если погода, блин, не переменится.

Бригантина, определенно, не пароход. Зависимость от погоды порою убивает. Дунет ветер не с той стороны, и все тщательно разработанные планы летят к черту.

И вообще, какой умник решил, будто эти кораблики приспособлены для океанских переходов?

По длине – портовый буксир моего времени. Только такой буксир, как явствует из названия, ходит по гавани, а не от одного материка к другому. И команда у него – несколько человек, а не та толпа, которая собралась на борту «Лани». Считая с женщинами – больше сотни. Селедкам в бочке куда просторнее.

Специфика нынешней морской службы. Вахты собственно моряков, канониры плюс хотя бы небольшая абордажная команда. Если бы кто знал, сколько сокровищ находится в трюмах, не миновать бы нам череды боев с выстроившимися вдоль волн любителями поживы. Не миллионы, но все-таки. По нынешним временам…

Весь путь мы старательно избегали любых встреч. Несколько раз на горизонте маячили паруса, и мы немедленно сворачивали в сторону, не задаваясь вопросом: друзья, враги? Драки ради драки я не люблю, а вводить кого-то в искушение – даже как-то не по-христиански. Хоть и никудышный из меня христианин.

В общем, путешествие было паршивым. Что хорошего в море? Ладно, сильных штормов на пути не попалось. Да путеводной звездой где-то впереди лежала Европа. Надоели субтропические острова с их курортной природой и буйным населением. Я там не оставил ничего, кроме могил моих спутников.

Да и могил у большинства нет.

Если же и оставил, то разве что душу…

Валера говорил еще, но я настолько был погружен в собственные мысли, что пропускал его слова мимо ушей.

Действительно устал. Надоело стрелять, рубить, колоть, командовать… Хочу лишь тишины и покоя.

Потом по краю сознания проходит мысль: при чем здесь мои желания? Раз уж я взял на себя ответственность за людей, то должен нести сей крест если не до конца, то хоть до Европы. Бездействие начальства разлагает подчиненных. А последнее, в свою очередь, зачастую приводит к беде. Порою – к катастрофе. И уж в любом случае ничего хорошего не получается.

…Подходил к концу первый год моей офицерской службы. Я был молоденьким, неоперившимся лейтенантом, который лишь самому себе казался многоопытным, бывалым. Хотя было это еще до той, моей войны. Вернее, война шла, только тогда еще не для меня. Что называется, локальная, не затрагивающая большую часть армии.

Наш полк стоял палаточным лагерем. Лето выдалось жарким и засушливым. В ответ на неблагоприятную пожароопасную работу начальство приказало усилить борьбу с курением. Везде, кроме специально отведенных мест.

Но люди есть люди. Им запрещай, не запрещай, они все равно будут поступать так, как удобно, а не как требуют. Да и мало ли запретов в нашей жизни? Причем отнюдь не только в армейской.

Нарушали внаглую, нимало не считаясь с приказами. Моя просьба хотя бы соблюдать некоторые приличия не помогла. Плевали солдаты на просьбы с самой высокой колокольни.

И тогда пришлось вспомнить один старый трюк. С ним меня познакомили еще в училище. Даже помню кто. Один из наших лучших преподавателей, майор Смирнов. Боевой знающий офицер, пользующийся у нас, тогда еще курсантов, полнейшим уважением.

Чашу моего терпения переполнил обычный окурок. Он нагло красовался посреди палатки, словно лежать на видном месте для него было в порядке вещей. Сухой брезент вспыхивает как порох. Главное – поджечь, а там не успеешь толком среагировать, как уже остался без крыши над головой.

И тогда я разозлился по-настоящему.

Бычок был обнаружен перед вечерним построением, когда бойцы уже направились на подобие плаца. Им же лучше. Первая возможная гроза так и не разразилась над их головами. Обошлось без криков. Сюрприз их ждал после отбоя. В палатке. В моем лице.

По летнему времени темнело поздно, но в палатке уже царил полумрак. Поэтому меня увидели не сразу, а спустя несколько мгновений. Но раньше ли, позже ли – это теперь не имело никакого значения.

– Взвод на выход! – коротко скомандовал я.

Они построились. Без энтузиазма, наверняка матерясь про себя, однако куда в армии от начальства денешься?

– Что это? – Я показал бойцам окурок.

Ответом была тишина. Видно, по голосу поняли – шутки кончились, и теперь ожидали разборок, выяснений, кто из них является нарушителем приказа.

– Мне плевать – чей, – успокоил я взвод. – Зато мне не наплевать, что мои приказы игнорируются.

Читать нотации дальше я не стал. Решил, что словами все равно не пробьешь этих молодых охламонов. Не понимают люди слов, если слова не подкреплены делом.

– Плащ-палатку.

Приказание было выполнено с некоторой задержкой. Бойцы пока не понимали, во что они вляпались.

– Саперные лопатки. Всем.

Я бы обязательно добавил оружие, однако оружейка, на счастье солдат, была закрыта. Им просто повезло…

– Первое отделение, берись! – Я торжественно положил в центр плащ-палатки злосчастный окурок.

Бойцы все еще не понимали. Может даже думали, что у взводного поехала крыша.

– Взвод бегом!

Руки солдат привычно согнулись в локтях.

– Марш!

И мы побежали. В хорошем темпе.

Окрестности лагеря я изучил достаточно неплохо и заплутать не боялся даже в темноте. Уж с чем, а с ориентацией никаких проблем у меня никогда не возникало.

По ощущениям, мы отбежали километров на десять, когда мне понравилась одна из полян. Понравилась – громкое слово. Кроме луны, никакого освещения не было, но не цветочками же я собирался любоваться! Цветочки оставим для сентиментальных барышень, буде таковые еще уцелели на свете.

– Стой! Копай! – Я старательно отмерил квадрат два на два метра. – Глубина – два метра. Приступить!

Орудовать малой саперной лопаткой – удовольствие из последних, однако никто не роптал. Понимали – я ведь мог ошибиться с выбором места и заняться исправлением ошибки. Например, приказать копать чуть дальше. Поляна большая, а не хватит – найдутся другие места.

Трудились быстро, то и дело сменяя друг друга. Я подождал, пока яма достигнет требуемого размера, и скомандовал:

– Становись! Головные уборы снять!

Бычок полетел примерно по центру. Я взял под козырек, прощаясь с бедолагой, и вздохнул:

– Пусть земля будет пухом! Закапывайте, ребята!

Обратно я вел их опять бегом. Только направление взял чуть в обход, чтобы путь был длиннее.

Летние ночи коротки. Когда взвод вернулся к палатке, небо ощутимо стало светлеть. Утреннего подъема никто не отменял.

Как всегда в подобных случаях, нагружены мы оказались без меры. Я сам мечтал, где бы притулиться, отдохнуть хоть полчаса. Куда там! Об этом даже нечего было мечтать, и оставалось выглядеть бодро да смотреть молодцом. На радость начальству и на зависть бойцам. Нам разве привыкать?

И только во время случайно выпавшего перекура мой тогдашний приятель, Витька Кривцов из второй роты, покачал головой:

– Ну ты и зверюга! Бойцов не жалко, хоть себя пожалей! Человеку отдых нужен, даже если он офицер. Зачем так людей гонять? Им бы свой срок отбыть…

– Дослужусь до полковника, тогда отдохну. А бойцы молодые, им дурную энергию девать некуда. Зато порядок наведу.

Кривцов в сомнении покачал головой.

Бычки больше действительно в палатке никогда не валялись. Как я ни проверял. Курили, конечно, однако осторожно, старательно заметая любые следы.

Через две недели в соседней роте сгорела палатка. Начальственного шума было!

Уже потом, когда я превратился в штатского гражданина, как-то случайно встретился с одним из моих бывших бойцов. На крутой, мне никогда такая не светила, тачке, весь из себя… Поговорили по-дружески о том о сем. Между делом всплыл злополучный окурок.

– Молодцом вы были. Мы сразу поняли – мужик.

– Я ж вас гонял, – напомнил я.

– Так по делу. Молодые мы были, дурные. По-хорошему бы не поняли. Похороны – это доходчиво и ясно. Опять-таки, круговая порука. Каждый отвечает за всех…

А полковником я так и не стал. И даже до майора не дослужился. Остался вечным капитаном. Но кто знает свою судьбу?

Пока я вспоминал, Валера решил – говорить со мной бесполезно. Зря, между прочим, решил. Меланхолия прошла, словно никогда не бывала. Если же что осталось, то кто углядит?

– Всех наверх!

Моряки кое-как собрались на палубе. У нас не военный корабль. Флибустьеров в строю стоять не заставишь.

– Отдохнули – и хватит. Скоро Франция. Забыли, что идет война? Столкнемся с противником – хотите пузыри пускать?

Кое-кто попытался возразить. Пришлось рявкнуть так, что недовольных не осталось. И вместо приятного времяпровождения невдалеке от своих берегов людям пришлось отрабатывать всевозможные действия в чрезвычайных ситуациях.

Откровенно говоря, с одной стороны, моряки были даже рады. В делах время летит быстрее. Да и по сравнению с реальными походами это казалось всем игрой.

– С этого дня оружие всем иметь при себе. Если мешает в работе, то где-нибудь под рукой. Не хватало еще…

Я сам не знал, чего могло не хватать. Все-таки не Карибское море. Почти цивилизованные места. До французского берега рукой подать. До английского, кстати, тоже…

2

Флейшман. Бригантина в тумане

Вторую половину океанского перехода Сергей пребывал в меланхолии. Он много времени проводил в полном одиночестве или на кормовом балкончике, а чаще – на квартердеке. Задумчиво смотрел на море, почти непрерывно курил, на вопросы частенько забывал отвечать. Может, просто не слышал их.

Он даже внешне как-то сдал. Стал более расслабленным, на лице отчетливее проявились морщины. Словно наш предводитель постарел. С одной стороны, я его понимаю – столько времени тащить на плечах такой груз и вот наконец приблизиться к цели.

До желанной Европы рукой подать. Кровавые воды Карибского моря далеко позади. Тут поневоле захочешь просто отдохнуть, отринуть на какое-то время текущие дела и хлопоты. Благо, они не идут ни в какое сравнение с перенесенными нами. Я бы и сам с удовольствием провалялся бы на диване месяца два, и чтобы меня никто не беспокоил. Кроме Лены. Но корабль маловат для любовных утех. Отдельная каюта есть лишь у Командора. Хотя он частенько покидает ее и одиноко торчит на юте.

Гораздо хуже, если Сергей пытается оценить проделанный нами путь. Слишком там много крови. Порою – пролитой напрасно.

Хотя вряд ли бывалый вояка станет переживать из-за чужих жизней. Если это не жизни друзей. Я и то не просыпаюсь в кошмарах, хотя вроде человек изначально мирный, непривычный к подобным вещам. Век сильно повлиял на нас, заставил изменить прежнюю систему ценностей, иначе взглянуть на многое, что казалось нам раньше незыблемым и неопровержимым. Многое ушло, как подозреваю, без возврата, а то, что заняло освободившееся место, с точки зрения морали двадцать первого века больше подходит преступникам, чем порядочным людям.

Впрочем, порядочные люди, иными словами – люди с положением, в наше время творили не меньше гадостей. Только не так открыто, стараясь, чтобы никто ничего не узнал.

Здесь же врага принято уничтожать собственноручно, без посредников, без обдумываний алиби и без страха перед законом. Если подумать – даже порядочнее.

Но – хватит. Бумаги у нас всех в порядке. Доберемся до берега – я со спокойной душой повешу шпагу над изголовьем дивана. Кабан хочет вступить в армию Петра – вольному воля. Я же предпочитаю заниматься более мирными вещами. Открою дело. Прежде здесь, потом попробую в России. Там сейчас можно отлично развернуться. Своих купцов не так много, с моим-то опытом не особенно трудно выбиться в большие люди. Ардылова могу припахать. Руки у бывшего раба Командора золотые. С его помощью можно такое производство отгрохать! Особенно если заручиться поддержкой сурового императора…

Если и возьмусь когда за оружие, то только для защиты своего имущества. И никак иначе. Еще семью заведу. Надо и нам с Леной заиметь ребенка. Все равно лучше женщины я здесь не встречу. Чужие они здесь. Переспать с ними можно, а жить нельзя.

Потом, уже недалеко от Франции, Кабан стряхнул с себя меланхолию и принялся усиленно нас гонять. Словно мы по-прежнему находились в проклятом архипелаге, а не у берегов благословенной Европы. Нравы-то здесь должны быть иными?

Впрочем, почему бы не потренироваться напоследок? В память о прошлом. Заодно время убьем. Последние мили имеют подлое свойство растягиваться до бесконечности. Чем же еще занять себя настоящим мужчинам? На данный момент это – всего лишь игра. Даже Маратик с радостью в нее включился. Первые сражения он почти позабыл, и ему невдомек, что наяву все это выглядит намного непригляднее. Что взять с ребенка?

Валера оказался прав. К берегу мы вышли на следующий день к вечеру. Довольно позднему вечеру, надо признаться. Но определиться поточнее сумели. Мы находились несколько южнее Шербура. У меня этот город ассоциируется главным образом с музыкой к фильму «Шербурские зонтики». Сам фильм я никогда не видел, а музыку любил слушать отец. В исполнении оркестра Поля Мориа, если не ошибаюсь. Довольно милая мелодия. Мне она и самому нравилась когда-то, а потом я ее просто не слышал.

О городе с таким названием я не задумывался и даже не предполагал, что это порт. Мои прогулки совершались в Средиземном море. В Атлантику я не заглядывал, поэтому откуда мне знать здешние причалы. Человек редко захламляет память ненужными вещами.

Нет, во Франции я был, только опять-таки в других краях. А страна по европейским меркам немаленькая, городов хватает.

Шербур стоит на берегу Английского канала. От него недалеко до Британии. Первоначально мы думали идти в Брест, однако там сейчас главная база французского флота. Начнутся подробные расспросы, выяснения… оно нам надо?

Самое лучшее – затеряться среди миллионов таких же, как мы, подданных короны, не афишируя свою прежнюю славу. Спокойно оглядеться, отдохнуть и дальше уже определяться с дальнейшими действиями. Кабан официально в отставке, мы вообще люди невоенные. Нам бы тихо-мирно переждать некоторое время. Так зачем лишние проблемы? Спокойный порт гораздо лучше любой базы. Тем более – главной. Поэтому Шербур, а не Брест.

Мы повернули вдоль берега, держась от последнего на довольно порядочном расстоянии. Ночь выдалась довольно тихая. Бригантина легко скользила по воде, а команда предвкушала грядущие простые радости.

Благо, денег на эти радости хватало с избытком. И как ни гуляй, еще останется на собственный домик, а то и на какое-нибудь небольшое дело. Море – удел бедных.

Ночь прошла спокойно. Неправда, будто близость берега обязательно вызывает возбуждение. Долгий переход утомляет. Да и берег лишь показался, а вход в порт должен состояться лишь утром. Если подумать – куча времени. Поэтому все шло, как обычно. Согласно вахтенному расписанию.

Зато едва начало светлеть, команда была на ногах. А уж женщины, по-моему, встали еще раньше. Собрались в капитанской каюте, изгнав оттуда Командора, и занялись бесконечными примерками да сложнейшими раздумьями по поводу нарядов.

Изначально понятно – моды в метрополии опережают таковые же в отдаленных колониях. Но все же нашим подругам, по извечно женскому тщеславию, хотелось выглядеть если не лучше, то хотя бы не хуже местных обитательниц.

Нам было проще. Кое-как почистились, привели себя в относительный порядок и посчитали подобные дела исполненными. У нас хватало других обязанностей. Например, благополучно добраться до желанного порта. Море не любит расслабленности.

Посветлеть-то посветлело, однако все вокруг затянуло густым туманом. Это на суше его разгоняет самый легкий ветерок. Здесь же иначе. Вроде и дует, и в то же время вокруг висят белесые клочья. Видимости никакой. Тут не только мимо порта, мимо материка пройти – плевое дело. Или наоборот – наткнуться на него. Только избави Бог от такого натыкания! Утонуть в конце пути – это даже не глупо, а уж и не знаю, как назвать. В общем, не желал бы я подобной судьбы.

Мы продолжали двигаться под минимумом парусов. Впередсмотрящие пялили глаза, пытались рассмотреть впереди хоть что-то до того, как станет слишком поздно.

– Слышите?

Откуда-то спереди долетели звуки горна. Но было непонятно, насколько далек от нас неведомый горнист.

Мы продолжали следовать прежним курсом. Разве что матросы стояли наготове, да Кузьмин чуть напрягся у штурвала.

Туман заметно поредел. Видимость улучшилась. Но силуэт корабля мы заметили, когда до него оставалось меньше кабельтова. Спустя два десятка метров уже стало ясно, что перед нами, вернее, несколько в стороне от курса, лежит в дрейфе небольшой фрегат. Паруса на нем были убраны, зато на корме развевался флаг. Тот самый, британский, который с самого нашего прибытия в эту эпоху действовал на нас похлеще, чем пресловутая красная тряпка на быка.

– Лево руля! К абордажу! – Командор среагировал на чисто инстинктивном уровне. Раз перед тобой враг, то надо атаковать.

– Ядрами заряжай! – Жан-Жак уже распоряжался на палубе.

Дополнительные паруса мы поставить явно не успевали, да скорости и без того хватало для наших нужд.

На вражеском корабле тоже заметили нашу бригантину. Там торопливо забегали. Большинство бросилось к пушкам, словно надеялись успеть угостить нас чугунными подарками.

Пока вскроешь бочонки с порохом, засыплешь его в стволы, утрамбуешь… Это при условии, что ядра и порох уже у орудий, а не покоятся в крюйт-камере.

Нам было проще. Мешочки с зарядами для первого залпа на всякий случай были тут же, на палубе. Плюс загнать на место мешок или насыпать порох лопатой – разница велика.

Народ у нас был опытный, сноровистый, поэтому зарядить орудия одного борта мы успели. Англичане, разумеется, нет.

Впрочем, поставить паруса они тоже не могли. На все требуется какое-то время, а его британцам судьба не дала.

Им бы лучше изготовиться к рукопашной. Может, тогда бы удача и оказалась на их стороне. Но не сообразили, явно не ожидая нашего появления.

– Пали! – рявкнул Гранье.

Карронады выпустили ядра практически в упор. Потопить корабль с одного залпа – это из разряда фантастики. Пусть теории непотопляемости еще не существует, однако оружие таково, что сделать пробоину ниже ватерлинии удается исключительно при большом везении. Гораздо чаще корабли сгорают, чем тонут.

Зато психологический эффект от попаданий велик. Британцы еще только приходили в себя, когда «Лань» навалилась на фрегат.

– На абордаж!

Это была не команда, а озвучивание общего стремления. Оружие находилось на руках, и уж владеть им мы умели.

Главное – натиск! Мы привычно карабкались на более высокий борт фрегата. Кто-то лихо подтягивался и перемахивал на вражескую палубу, кто-то кого-то подсаживал, помогал приятелю. Мы проделали вместе столько походов, что не нуждались ни в каких указаниях. Все совершалось дружно, на едином порыве.

Противопоставить нашему порыву британцы ничего не смогли. Часть моряков находилась на нижней орудийной палубе. Те же, кто был на верхней, в большинстве не имели оружия.

Они даже не очень старались отталкивать нас или хоть как-то сопротивляться. Дух моряков был сломлен еще до боя. Вернее, настроя на бой у них не появилось. Не привыкли они к таким внезапным стычкам, да еще с достойным врагом.

Как всегда, сопротивляться пытались на юте. На верхней палубе матросы практически сразу сдались. Выходы на нижнюю мы с ходу заблокировали. Пускай посидят там, смирнее будут.

Командор сам возглавил атаку на квартердек. С ним были Сорокин, Ширяев, Калинин. Только мы с Кротких чуть задержались, и теперь оставалось наблюдать за происходящим со стороны. Ширина кораблей не позволяет нападать сразу всем. Да и дело не в числе, а в умении.

Могу признать: британские офицеры сражались отважно. Хотя это была отвага обреченных, и никакой роли сыграть в схватке она уже не могла.

Не прошло и двух минут, как кто-то из помощников капитана был убит, сам капитан ранен, и сопротивление иссякло.

Фрегат стал нашим. Никаких потерь мы не понесли, если не считать пары раненых, да и англичане отделались легко. Несколько трупов, остальные попали в плен. Не самый худший вариант для наших противников. Учитывая предыдущие столкновения с гордым британским львом.

Сразу же по горячим следам провели допрос. Судьба любит порою пошутить. В таком тумане запросто укроется целый флот. Война в Европе все еще продолжалась, и наша названая родина по-прежнему воевала с половиной мира. Только у нас не было ни малейшего желания сражаться с целой эскадрой. Ни сейчас, ни в дальнейшем. Может быть, мы плохие патриоты, но в Европу пришли не за тем, чтобы поддержать честь французского флага. Сражений нам с избытком хватило в Карибском море.

На наше счастье, все объяснилось гораздо проще. Фрегат «Глостер» был послан в заурядный дозор понаблюдать за Шербуром. Только наблюдения не задались. Им постоянно что-то мешало. Сначала – туман, потом – мы. Видно, не судьба.

– Пленных загнать в трюмы. Сорокин, Калинин, Гранье – осмотреть корабль, – распорядился Командор. – Я сейчас вернусь.

Все-таки плохо, когда с тобою находятся женщины. Поневоле вынужден часть внимания уделять им. Я и сам устремился обратно на «Лань», вспомнив про Лену. Хотя по бригантине никто не сделал ни одного выстрела, но все-таки…

Тревоги были напрасны. Наши женщины лишь недавно вышли на палубу. Как оказалось, орудийный залп застал их не совсем одетыми. Пока привели себя в надлежащий вид, все было уже кончено, и вместо одного корабля у нас вновь стало два.

Зато какое было изумление! Нам немедленно обрушились на шеи, стали шептать, что надо быть осторожнее, и прочий бред. Словно осторожностью можно выиграть хоть одну схватку! Напротив, побеждает, как правило, самый наглый. Тот, который в бою в грош не ставит собственную жизнь.

И уж самым огорченным оказался Марат. Мальчик выскочил на палубу раньше матери, однако у самого борта был перехвачен Петровичем. Это досадное происшествие помешало ему принять активное участие в абордаже. Поэтому мальчишескому горю не было границ. Он-то успел вообразить, как подберет на окровавленной палубе полусаблю и лихо обрушится на врагов. Тем самым склонив чашу боя на нашу сторону.

На деле и крови пролилось до обидного мало, и жестокой битвы как таковой не было. Куда ни взгляни, сплошные огорчения.

Сейчас Маратик смотрел на эскулапа, словно на злейшего врага, и все норовил пожаловаться отцу.

– У каждого в бою свое место, – покачал головой Ширяев. – Вот когда научишься драться, тогда включим в абордажную партию. Пока же твое дело – помогать раненым, если таковые будут, подносить ружья и вообще находиться на «Лани».

Жене Григорий ничего не сказал. На мой взгляд, Вике явно следовало всыпать за то, что недоглядела за сыном. Но у каждой пары свои отношения, и не мне вмешиваться в чужую жизнь.

– Все в порядке, – успокаивающе произнес я Лене.

Она продолжала висеть на мне с таким видом, словно это была первая схватка в моей жизни.

Сколько их было! Хотя надеюсь, что эта – последняя. Надоело уже. Тем более – флибустьерская карьера закончена.

Командору удалось первым освободиться из двойных объятий.

Он деловито взглянул наверх. При столкновении часть реи на фок-мачте отлетела, и наш предводитель старался определить: стоит исправлять повреждение или мы сумеем добраться до порта без ремонта? Идти-то всего ничего.

– Дойдем, – отозвался на невысказанный вопрос Валера.

В абордаже он участия не принимал. Должен же хоть один офицер оставаться на судне! Жан-Жак, разрядив орудия, задерживаться на «Лани» не стал и на фрегате оказался одним из первых. Хотя как канонир делать это был не обязан.

– Папа, я тоже хочу посмотреть на фрегат, – громким голосом заявил Ширяев-младший.

Тот дисциплинированно посмотрел на Командора.

Сергей кивнул. Мол, покажи мальчишке, раз так хочет. Зато воспоминание будет. Да и надо же воспитывать своих детей.

Григорий приподнял мальчонку, и крепкие матросские руки подхватили его, перенесли на фрегат. Ширяев легко перескочил следом. Иногда приходится побыть в роли экскурсовода.

Следом на фрегат отправился Петрович. Но этот совсем по другим делам – перевязывать своих и чужих. Раз уж взяли в плен, то должны же как-то о них позаботиться?

– Что с фрегатом делать будем? – спросил я.

Раз мы собрались завязать, нужен ли лишений корабль?

– Не бросать же, – пожал плечами Командор. – На короткий переход людей хватит.

Туман таял все быстрее, и скоро на нас излило сияние солнце.

Обетованная Европа лежала рядом. В каком-нибудь часе хода.

3

Кабанов. Долгожданное прибытие

Сорокин с компанией задерживались, и тогда я сам вновь перебрался на захваченный корабль.

Решать что-нибудь не требовалось. Порт рядом, дотащить фрегат – дотащим. Пусть нам он и не нужен. Не топить же!

Костя объявился рядом сразу. Вместе с остальными. Полное впечатление, что им было просто лень возвращаться на бригантину, вот и решили дождаться меня на трофее.

По всему, «Глостер» был неплохим ходоком. Поменьше нашего «Вепря», но все равно аккуратный, со всеми нужными пропорциями, и уж явно не уступавший погибшему фрегату ни в маневренности, ни в скорости. В мощи – да. Всего тридцать две пушки, но…

Вот именно. Нам это было уже все равно. Даже грустно как-то стало. Странно.

Если подумать, позади остался далеко не лучший отрезок жизни. Пират – тот же бандит, только с морской дороги. Но таково свойство памяти – окрашивать прошедшее в более теплые тона, а то и подергивать их этаким романтическим флером. Недаром ветераны всех войн с годами вспоминают былые походы не только с гордостью, но и с некоторой ностальгией. Хотя есть ли во всех походах хорошее?

Нет, хватит. С прошлым покончено. Захват фрегата – простая случайность. Своеобразное эхо минувшего, догнавшее нас у самой цели. Приобретенный устойчивый рефлекс прежде атаковать и лишь потом задумываться, надо ли нам это.

Плюс визитная карточка, которую мы вручим жителям Шербура, а заодно и наш прощальный подарок Франции. Стране, которая чисто юридически, по полученным нами бумагам, может считаться нашей здешней родиной.

Туман давно превратился в простую дымку. Мы наскоро прикинули, сколько человек следует назначить в призовую партию. Я уже собрался вернуться на бригантину, когда меня окликнул вышедший из надстройки Петрович:

– Вас зовет пленный капитан.

– Как он? – Во время нашего краткого поединка я не стремился убивать и лишь пробил противнику правое плечо. Просто лишил его возможности орудовать шпагой.

– Жить будет, – усмехнулся Петрович.

Практика у судовых врачей в обычных рейсах невелика. Конечно, бывают несчастные случаи, всевозможные ЧП, но не так часто. Большей частью корабельные эскулапы – сущие бездельники. Наше счастье, что Петрович не только не растерял когда-то полученные знания, но и старался пополнять их. Хотя сам толком не очень знал зачем. Подозреваю, во многом благодаря обилию свободного времени, которое требовалось чем-то занять.

Зато в последние годы работы у него было чересчур много. Лишь не было привычных лекарств. Да и непривычных обычно тоже. И ничего, в основном научился выкручиваться. По количеству поставленных на ноги людей Петрович наверняка перекрыл в здешние времена все и всяческие рекорды.

Если усмехается, значит, на самом деле ничего особо страшного. По нынешним меркам, разумеется.

– Хорошо. Приду. – Это тоже чисто из местных правил – победитель навещает врага, и оба старательно расхваливают друг друга и вообще ведут себя так, словно отнюдь не собирались прикончить один другого.