Буйнакцы на фронтах Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. Магомедов Абдулла

В едином порыве

В 1941 году военным комиссаром Буйнакского объединенного военкомата был Сафоний Михайлович Тегипко, член КПСС с 1922 года, участник гражданской войны. Сафоний Михайлович делится своими воспоминаниями с буйнакцами.

Сафоний Тегипко

“Начало Великой Отечественной войны застало меня в должности военного комиссара г. Буйнакска Дагестанской АССР. Вспоминаю, с каким великим патриотизмом шли буйнакцы на сборный пункт. Ежедневно приходили в военкомат добровольцы с заявлениями, просьбами о принятии их в Красную Армию для отправки на фронт. Среди них были рабочие, крестьяне, служащие. Некоторых помню пофамильно. Супруги Алиевы, учителя средней школы с. Ахатлы, в своем заявлении писали: «Мы желаем быть в славных рядах защитников Родины, просим отправить нас на фронт». Директор Буйнакского педучилища, коммунист Меджидов писал: «Два моих младших брата уже воюют против врага; меня вырастила, воспитала Коммунистическая партия и советский народ, за свою радостную счастливую жизнь я в долгу перед Родиной. Считаю себя мобилизованным, готов выполнять любые задания партии и правительства, прошу направить на фронт».

Такие же заявления с просьбой о принятии в Советскую Армию и добровольно отправить на фронт подали директор другого педучилища г. Буйнакска коммунист М. Гаджиев, коммунистка У. Магомедова, бывший командир партизанского отряда гражданской войны коммунист председатель колхоза им. Орджоникидзе А. Салаватов, комсомольцы А. Комарбеков, Курджимов и др.

Буйнакский райсовет Осоавиахима организовал обучение молодежи на кавалеристов, ребята ежедневно являлись на занятия на колхозных лошадях. Всего обучалось 1200 человек. Было организовано и обучение в четырех санитарных дружинах санитаров. На предприятиях проводилось обучение по противовоздушной и противохимической обороне.

Большую работу во всех мероприятиях оборонного назначения вели командиры запаса тт. Лукьянов, Ладонкин, Кичкин, Ханов, Айгунов, Калмыков, Дрожин, Афанасьев. Врачи Князев, Золотарева, Алексеева и многие другие патриоты, активисты оборонной работы при проведении мобилизации всех народно-хозяйственных ресурсов для воинских частей фронта.

Личный состав Буйнакского объединенного военного комиссариата того времени в начале войны при большой помощи комитетов КПСС, Буйнакского и Унцукульского райисполкомов успешно и организованно, в установленные сроки, провел мобилизацию всех народнохозяйственных ресурсов по документам на случай войны, о чем 30 июня 1941 года центральная газета «Правда» (№ 179) в заметке «Патриотизм горцев Дагестана» писала: «…Мобилизация на фронт проходит в Буйнакском районе, как и во всем Дагестане, с исключительной организованностью. Патриотизм трудящихся горцев проявляется буквально во всем.

Коммунистическая партия, Советское государство в годы гражданской и Великой Отечественной войны подняли на защиту нашей Родины весь народ. Именно благодаря этому Советское государство, его Вооруженные силы разгромили всех врагов, как в гражданской, так и в Великой Отечественной войнах, разгромили гитлеровскую фашистскую армию и водрузили над рейхстагом Знамя Победы.

Патриоты Буйнакска и района вместе с трудящимися всей страны встали на защиту Родины от фашистской нечисти, храбро сражались на всех фронтах Великой Отечественной”.

Отважные братья Казановы

Среди буйнакцев – участников Великой Отечественной войны достойное место занимают братья Казановы, черкесы по национальности, переехавшие в Буйнакск в 1936 г. на постоянное место жительство. Многие старожилы города хорошо помнят их и отзываются о них как о добрых, отзывчивых и сплочённых братьях и верных товарищах.

Магомед Казанов

В Буйнакском музее Боевой славы есть отдельный стенд посвящён пяти братьям Казановым с их фотографиями и фотографией матери. Но, к сожалению, сведения о них очень скупы, наши усиленные поиски особого успеха не имели.

Все пятеро братьев родились в Карачаево-Черкесской автономной области в с. Икон-Халкский. Самый старший из братьев Казанов Магомед Хаджиевич родился в 1911 г., был женат, имел сына, которого назвал Станиславом. Магомед работал бухгалтером в БУКЗ (Буйнакское управление консервного завода) Когда началась война, он написал заявление о зачислении его в Советскую Армию. В военкомате его сразу же направили в Буйнакское военно-пехотное училище, с которым в октябре 1941 г. уехал в НКАО в г. Степанакерт. В феврале 1942 г. по окончании училища лейтенант Магомед Казанов направляется на оборону Кавказа под Моздок. В суровых горных условиях, где в это время стояли сильные морозы и лежал глубокий снег, командир стрелкового взвода не раз поднимал своих бойцов в атаку, увлекая их за собой.

Вообще надо сказать, что кавказцы в боях по обороне Кавказа проявляли особое стремление отличиться, они знали Кавказ – это их горы, их край.

Весной 1942 года в одном из боёв Магомед получил тяжёлое ранение и был направлен в эвакогоспиталь города Буйнакска, разместившийся в здании Аварского педучилища. В госпитале его навещали родители, жена Зинаида с сынишкой Стасиком, сестра, братья, кроме Шамсутдина, который после войны с белофиннами продолжал воевать с фашистами, и Джамалдина. Перед отправкой в госпиталь Магомед был награждён орденом Красной Звезды за бои под Моздоком, о чём узнали и его родители, друзья. Чаще всех навещал его друг и сосед Ханов Хан-Магомед, продолжавший работать в это время директором УКЗ.

Вскоре, оправившись от ранения, Магомед опять уехал на фронт. Уже после госпиталя получил он звание капитана и должность командира роты, а потом командовал батальоном в 60 гв сп.

За успешные боевые действия комбат, гвардии капитан М. Казанов был представлен к очередному ордену, но в одном из боёв был опять ранен и попал в госпиталь города Сочи. После излечения капитану дали возможность окончательно вылечиться, для чего назначили на относительно легкую работу – командиром учебного батальона там же, в Сочи. Но он не умел командовать сидя, вместе с бойцами он поднимался в учебную атаку, на штурм горных перевалов, совершал марш-броски… Рана, которую он не щадил, не пощадила и его, он вновь попал в госпиталь, на этот раз уже с тяжёлым диагнозом. Врачи делали всё, чтобы вернуть в строй капитана, но последствия тяжелых ранений оказались более чем серьезными: 14 августа 1944 г. в возрасте 33 лет перестало биться сердце отважного черкеса, гвардии капитана Казанова Магомеда Хаджиевича.

Мухайдин Казанов

Мухайдин Хаджиевич Казанов, 1915 года рождения, имел торговое образование.

Когда началась война, в числе буйнакцев, обивавших порог военкомата, были и братья Казановы: Магомед, Мухайдин, Джамалдин; в военкомате приняли заявления только Магомеда и Джамалдина, а Мухайдину отказали, военком города капитан Тегипко сказал: хватит и трёх Казановых для Победы над фашистами. Но Мухайдин не хотел мириться с таким оборотом дела и продолжал добиваться отправки.

Только в феврале 1942 г. Мухайдина мобилизовали. Поручив родителей и Стасика, племянника, семнадцатилетнему брату Джабагы, он уехал на фронт. Когда он уезжал, Джабагы находился на работе по строительству оборонных сооружений в районе Ярым-почты. Оттуда в снег и мороз пришёл он пешком проводить брата, а как только поезд отошёл от перрона, вернулся к месту работы на Ярым-почту, куда добрался уже поздно вечером.

Джамалдин Казанов

Трудно передать состояние матери-горянки, которая с таким трудом вырастила, вывела в люди своих детей. Она тешила себя надеждой, что они скрасят ее старость, обеспечат почетную, покойную жизнь любимой матери. Матери, у которой остался, чего уж скрывать, самый любимый сын, да и тот, как она догадывалась, рвался на фронт. Мать просила его, ругала, чтоб он не оставлял ее, убеждала, что род Казановых с честью уже сражается с ненавистным врагом, его братья даже командуют бойцами. Отцу был понятен душевный порыв сыновей, и поэтому он старался успокоить свою жену Даус. Да и она знала, что ее увещевания не помогут – настал тот час, когда каждый мужчина должен сделать свой выбор. А пламенное сердце комсомольца Джабагы рвалось в бой, встать плечом к плечу со своими братьями. В 1943 году в день своего восемнадцатилетия его провожали на фронт. Душа его была переполнена радостью и одновременно тревогой; тревогой, что остаётся мать с внуками, снохами, и радость, что он будет бить врага, как настоящий мужчина, вместе со всеми.

Джабаги Казанов

Молодого новобранца направили учиться в снайперскую школу в г. Баку. Учился охотно и настойчиво овладевал всеми тонкостями и премудростями снайперского дела. По окончании курса, получив снайперскую винтовку, Джабагы попадает в Прибалтику, в 589 сп 216 сд. Уничтожая ненавистных врагов меткой стрельбой, он с каждым днём увеличивал число отметок на прикладе своей снайперской винтовки.

Так все пятеро братьев Казановых оказались на фронтах нашей Отчизны, а мать днями и ночами, глотая слезы, неустанно твердила молитвы. Все молитвы матери были об одном: чтоб её обошла та страшная весть, которая приходила во многие дворы города, одевавшая горянок в траур…

Первая печальная весть о том, что её сын Шамсутдин пропал без вести, пришла в апреле 1944 г.; через три месяца, в июле 1944 г. пришла похоронка о том, что Казанов Владимир, он же Джабагы (составители) Хаджиевич, 1925 г. рождения, рядовой 589 сп 216 сд погиб 25 июля 1944 г. в Литве в д. Скапишкис Купишкского района. Старая Даус не успела оплакать погибшего девятнадцатилетнего сына, как в августе получает очередной удар – извещение о гибели в Сочи старшего сына Магомеда, гвардии капитана 60 гв сп. Все эти испытания она вынесла, успокаивая себя тем, что на всё воля Аллаха: он даёт, он и берёт.

Но всё же судьба смилостивилась над горянкой: с орденами на груди вернулся Мухайдин, завершив войну с фашистской Германией и милитаристской Японией, вернулся и Джамалдин. Всевышний вернул Даус и третьего сына – Шамсутдина, извещение на которого было одним из первых. Это вселило в мать надежду, что, может быть, живы и два других ее сына – Магомед и Джабагы. С этой надеждой она жила до самого 1977 года, пока не ушла в мир иной.

Шамсутдин Казанов

Вчерашние бойцы, три брата Казановых стали строить мирную жизнь, с любовью и нежностью заботясь о престарелых родителях.

Мухайдин Хаджиевич работал на Буйнакской межрайбазе старшим товароведом, заменил племяннику Станиславу отца; Магомеда воспитал, дал высшее образование сыну, который, успешно окончив Харьковский авиационный институт, работает в родном городе, на агрегатном заводе со дня его основания – с 1962 г. Он – заместитель директора завода по качеству.

Сын Джамалдина – Марат живёт с родителями в Москве, он кандидат физико-математических наук. Частый гость в Буйнакске.

Инвалид войны I группы, ветеран войны и труда Шамсутдин Хаджиевич после войны жил в Минеральных Водах, где умер в 1985 году

Такова краткая биография бывших защитников Родины, братьев Казановых – черкесов из Буйнакска.

Братья Измайловы

Цурил Измайлов

Старший из братьев Измайловых Цурил родился в 1907 г. Окончил школу № 3 им. Урицкого (где стоит ныне школа № 13). В 1929 г. был призван в РККА. Службу начал образцово, был достаточно образованным, ему предложили пойти учиться на политрука. Дал согласие. Учился в городе Чаусы в Белоруссии, после окончания был назначен политруком батальона.

Выполнял свои обязанности достойно, воспитывая в красноармейцах любовь и преданность к Родине. Проводил интересные политзанятия, политинформации. В 1939 г. Белорусский фронт, в составе которого был и тат Цурил Измайлов, освободил Западную Белоруссию, после чего фронт был преобразован в округ и стал называться Западный Особый Военный Округ (ЗапОВО). В этих боях наш земляк проявил себя не только как прекрасный политрук, но и как мужественный воин, наравне с рядовыми красноармейцами он не раз шел в бой, когда этого требовала обстановка. Он также был активным участником боев в советско-финской войне, где раскрылись его мужество и талант комиссара. За бои с финнами его наградили орденом Красного Знамени. После войны направили учиться в военную академию в Москву. Перед учебой он приезжал домой в отпуск и, отгуляв в кругу своих родных и друзей, уехал в Москву, здесь и застала его война с фашистской Германией.

Цурил Измайлов

Большинство слушателей академии оставили в распоряжении командования. Цурила направили на Западный фронт. Здесь он вступил в бой по защите столицы г. Москвы. За бои под Москвой он был награжден орденом Красной Звезды. Затем капитана Измайлова перевели на 2-й БФ в 269 сд. С боями освобождал от фашистских захватчиков оккупированные города и села Советского Союза. Дальше участвовал в боях за Польшу, оттуда с боями продвигались в сторону Восточной Пруссии. В этих боях и погиб начальник оперативного отдела подполковник Измайлов Цурил Львович (к сожалению, мы не знаем бригады или дивизии, известно лишь, что он был начальником оперотдела). О гибели брату Михаилу Измаилову сообщила К. Улыбышева. Ниже полностью приводится текст письма К. Улыбышевой от 26/II – 1945 г.

"Здравствуйте, Михаил Львович! Примите мой привет и наилучшие пожелания в Вашей боевой жизни. Вы меня не знаете, а я о Вас слышала от Вашего брата Цурила Львовича. Сегодня получила Ваше письмо и решила на него ответить, хотя очень неприятно об этом писать. Но все равно Вы когда-нибудь должны об этом услышать. Ваш брат Измайлов Цурил Львович 14 января 1945 г. в упорном бою на подступах к границам Восточной Пруссии погиб смертью храбрых. Был сражен пулей немецкого пулемета, которая прошла через сердце. Вошла пуля в левую лопатку и задержалась в нижней рубашке. Лежащие в кителе документы были окровавлены. Похоронили его в деревне Заоже, недалеко от города Рожан. Понимаю, как тяжело Вам читать эти слова. Первое время я не могла написать этого его жене, принималась несколько раз и все не решалась.

Только уже спустя полмесяца я написала об этом жене отослала его личные вещи. Славный человек был Цурил Львович. Он в нашей части служил с октября 1944 г. пользовался авторитетом и уважением. И трудно его забыть нам всем, лично для меня он был начальником и много рассказывал о своей семье, о детях и о Вас лично. На этом кончаю свое неприятное письмо для Вас.

Мстите за Вашего брата проклятым немцам, бейте их, не щадя.

До свиданья, желаю сил и здоровья.

Улыбышева”.

Через три месяца Михаил Львович получает еще одно письмо от Улыбышевой, где читаем:

«…Ваш брат был замечательный человек и для нас хорошим начальником.

Вы интересуетесь, в какой должности работал Ваш брат. Он был у нас начальником оперативного отделения. Во время его пребывания у нас мы стояли в обороне на Наревском плацдарме, севернее Варшавы, и вот прямо в первый день боев по прорыву обороны он погиб. Вашей матери я не писала об этом, во-первых, потому, что не знала адреса, а потом это крайне неприятно извещать мать о смерти сына. Жене Хае Михайловне я написала об этом спустя две недели, писала и его брату И.Л.[2], который живет в Махачкале, в одном городе с Хаей Михайловной. Они, вероятно, очень долго не получали известий и несколько раз писали на имя командира части, и даже мне написали. Я постаралась ответить. Они только не сообщили о получении личных вещей Цурила Львовича. Все фотографии я отправила жене и только в рабочей папке сохранились 3 карточки, которые я Вам и высылаю. Он фотографировался в конце декабря (1944 г. – составители). Правда, он был худой, но не до такой степени, как вышел на фотографии. Пусть они сохранятся у Вас. Меня интересует Ваше местонахождение, почему-то очень долго шло Ваше письмо.

… Извините, что забыла поздравить Вас с Победой. Желаю в скором времени вернуться к своим родным и близким.

До свидания. Будьте здоровы.

С приветом Клавдия Улыбышева.

16 мая 1945 г.»

Его последняя фотокарточка конца декабря 1944 г. хранится в Буйнакском музее Боевой славы.

Миши Измайлов

Отцы радуются, когда у них рождаются сыновья: кроме того, что они продолжатели рода, это еще помощники в семье.

Когда у Льва Измайловича родился четвертый сын, он очень обрадовался, хотя жена его хотела дочь. Родители дали мальчику имя Михаил, по-еврейски Миши. Мальчику не было и пяти лет, когда умер его отец.

Миши пошел в ту же школу, что и его братья. Но в 16 лет учебу пришлось прервать и идти работать, так как матери одной было трудно прокормить детей, хотя самый старший из них – Цурил уже был в армии.

В 1938 году Михаила призвали в ряды РККА. Вся семья радовалась призыву его в армию, так как он мог одеваться, питаться за государственный счет.

Его направили в кавалерийскую дивизию, а там в полковую школу сержантов. После окончания школы назначили командиром отделения пулеметной роты.

Миши Измайлов

В 1939 г. он участвовал в боях по освобождению Западной Украины, а в 1940 г. освобождал Северную Буковину. После расформирования кавалерийской части в августе 1940 г. Миши Измайлова перевели в отдельный 4-й корпус авиаэскадрильи связи города Львова. В этой эскадрилье и застала его Великая Отечественная война. Их отдельная эскадрилья начала действовать как ближняя бомбардировочная авиационная. Михаил стал старшим мастером по вооружению в звании старшего сержанта.

В декабре 1941 г. кандидат в члены ВКП(б) Измайлов вступает в партию и сражается уже коммунистом, согревая, как он рассказывал, душу и сердце партбилетом.

“Этот партбилет был высшей наградой для меня за мои сражения и безупречную службу, – рассказывал Михаил Измайлов. – В конце 1941 г. нашу часть слили со 108 авиационным полком ночных ближних бомбардировщиков.

В марте 1942 г. полк был направлен на переучивание на новые самолеты «Ил-2» в город Кинель– Черкасы Куйбышевской области. Получив штурмовики «Ил-2», их иногда называли летающими танками, мы перелетели в Каширы под Москвой – в резерв Главного командования, затем нас перебросили на юг, в г. Батайск, для защиты Ростова. В конце мая 1942 г. нас отправили на отдых, а в сентябре с лётным составом меня прикомандировали к 103 шап, где командиром дивизии был генерал-майор авиации, Герой Советского Союза Гетман.

Я участвовал в освободительных боях за Кавказ, Кубань, Крым, г. Севастополь. После упорных боев 9 мая 1944 г. г. Севастополь был полностью освобожден, а уже 14 мая нас перебросили в Белоруссию на 2-й БФ. В составе 2-го БФ мы вошли на территорию Германии. За рекой Одер, севернее Берлина, мы и закончили войну. Хотя и после этого мне пришлось служить еще какое-то время, я находился в зоне оккупационных войск. Во 2 БФ мы с механиком старшиной Фабричным обслуживали два тяжелых «Ил-4», прозванные немцами «черной смертью». На флагманском самолете летали командир полка, дивизии, инспектирующий, а на втором Герой Советского Союза лейтенант Кузьма Белоконь. Свои самолеты мы содержали в полной боевой готовности, механик старшина Фабричный латал, клепал, я подвешивал бомбы, реактивные снаряды, заправлял пушки, заряжал патроны в пулеметные ленты для ДШК.

Каждый раз, когда Белоконь возвращался с задания, он не забывал подойти к нам и сказать: «Хорошая работа». В эти слова вкладывал двоякий смысл, на хорошо оценивал и свою работу, выполнив которую умел радовать и нас.

Кузьма Белоконь войну закончил майором, а я старшим сержантом и был награжден медалями: «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией». Имею ряд боевых благодарностей. Демобилизовался и вернулся домой 2 января 1946 г.” – так закончил свой рассказ Михаил Львович Измайлов.

Война не прошла бесследно для Миши Измайлова, раны, полученные в боях, всю жизнь острой болью напоминали о себе. Умер ветеран войны в 1983 г. в городе Буйнакске.

Братья Малинниковы

В 1921 г. семья Малинниковых – Михаил и Агафия – из сел. Труновка Ставропольского края переехала в г. Буйнакск. У них было пятеро сыновей: Иван (1908 г.р.), Сергей (1910 г.р.), Владимир (1914 г.р.), Илья (1918 г.р.) и родившийся в Буйнакске пятый из братьев, ему дали имя старшего брата Иван (1921 г.р.) Вся семья, кроме матери, работала в совхозе «Маарлов», там же и жили в совхозном доме; все братья учились в городе, в школе № 1, ежедневно, в ясный день и в непогоду, преодолевая 3 км в одну и столько же в другую сторону.

Мальчики росли крепкими, здоровыми и трудолюбивыми.

Отслужив свой срок в армии, вернулись домой Иван и Сергей. Илья ушёл служить в 1938 году, а в 1940-м в армию провожали уже самого младшего из братьев – Ивана. Его напутствовали на службу трое старших братьев и отец – участник империалистической войны Михаил.

Иван Малинников

Илья попал на Западную границу страны, но уже летом 1939 г. был переведён в Ленинградский военный округ, а в ноябре в составе своей части вступил в бой с белофиннами. Ещё до армии он был отличным спортсменом-значкистом БГТО в школе, а в совхозе получил значок ГТО, также имел значок «Ворошиловский стрелок», кстати сказать, такой значок имели все братья Малинниковы. Отличная физподготовка позволила Илье выдержать суровые снежные, холодные природные условия, в которых шла эта «зимняя война». По окончании финской войны Илью перевели в 121 кп. Он очень любил лошадей.

В совхозе «Маарлов» было несколько лошадей, и он их часто водил на речку Атлан-озень купать.

Сергей Малинников

В полку он старательно ухаживал за своим четвероногим другом, чистил, выгуливал…

Начавшаяся война с фашистской Германией тяжёлым испытанием свалилась на плечи не только бойцов-кавалеристов, но и кони, наверное, узнали, что такое война. В этой неравной борьбе нашим кавалеристам приходилось противостоять до зубов вооруженному врагу, армия которого была оснащена лучшей к тому времени механизированной техникой.

Кавалеристы 121 кп с тяжёлыми боями отступали, оставляя после ожесточённых боев свои позиции. Илья потерял очень много своих друзей, погибло много лошадей. В тяжёлых ноябрьских боях Илья был ранен, только лечиться пришлось в полевых условиях – эвакуировать раненых не всегда успевали.

Владимир Малинников

Январской ночью 1942 года измученным, голодным защитникам пришлось принять неравный бой. Илья Малинников не вышел из этого боя. Он был отмечен как пропавший без вести. К сожалению, не известно, в каком направлении и где это случилось.

В 1940 г. в армию был призван и самый младший из братьев – Иван. К сожалению, архив музея не располагает материалом об этом отважном воине одного из артиллерийских полков. В декабре 1941 г. он не вернулся из боя, но его никто не видел ни убитым, ни раненым, ни плененным.

Илья Малинников

С формулировкой «пропал без вести» получила шестидесятилетняя Агафия почти одновременно два извещения о гибели двух сыновей весной 1942 г. Но она мужественно приняла этот страшный удар, иначе и не могло быть: ведь ещё трое её сыновей сражались с ненавистным врагом. Когда её дети ушли на фронт, заботу об их детях – своих внуках, взяла она на себя и пошла работать в совхоз. День и ночь она молила Всевышнего, чтоб сохранил ей оставшихся детей. Бог услышал мольбу старой матери: из пяти защитников Родины трое – самый старший Иван, Сергей и Владимир вернулись с войны. Их путь к победе был трудным и разным.

Самому старшему брату Ивану пришлось испить сполна и горечь фашистского плена.

В одном из боёв 10 октября 1941 г., во время отступления, Иван Малинников был ранен и попал в плен. Его и сотни таких же, как и он, фашисты отправили в один из лагерей для военнопленных в Румынию. Однажды он совершил неудачную попытку бежать, но румыны поймали его и сдали немцам. За этот побег Иван был сильно избит и брошен в карцер.

Иван Малинников

Весной 1944 г. наши войска освободили советских военнопленных, после недолгой проверки Иван был оправдан. Его вновь направили на фронт, он сразу же оказался в гуще событий – принял участие в бою за венгерский город Орадея-Маре. Получил легкое слепое пулевое ранение левого бедра и попал в госпиталь. Лечился не долго, врачи быстро вернули его в строй. После госпиталя Иван был направлен в 1129 сп 337 сд полковника Т.П. Горобец на 3 УФ, в феврале 1945 г. участвовал в боях по взятию Будапешта. Здесь он очередной раз был ранен и лечился в госпитале в Венгрии до июля 1945 г.

В Буйнакском музее Боевой славы братьям Малинниковым посвящен отдельный стенд, там же помещена и благодарность за № 277 от ВГК тов. Сталина за овладение городом Будапештом. В центре стенда помещен портрет матери братьев Малинниковых.

Братья прожили долгую и достойную жизнь. Они пользовались заслуженным авторитетом и вниманием горожан и работников Буйнакской опытной станции, где каждый проработал более 50 лет.

Умерли ветераны войны – братья Малинниковы в Буйнакске, оставив о себе добрую и светлую память у горожан и коллег по работе.

Начальник штаба 30-й Иркутской стрелковой дивизии

Об этом человеке можно было бы написать целую повесть – так ярко, красиво, мужественно прожил он свою не очень долгую жизнь. Сегодня в Буйнакске живут его жена и дочь. А сам он покоится в воинской могиле на кубанской земле, и золотом высечено на мраморной плите: «Подполковник М.Г. Костюк 1901–1942 годы».

Остался навечно лежать солдат на поле брани, но жизнь его продолжается в детях, внуках и правнуках. Хоть и не дожил до счастливого Дня Победы начальник штаба 30-й Иркутской Краснознаменной стрелковой дивизии[4] Максим Георгиевич Костюк, а имя его живет: в роду Костюков подрастает еще один Максим, внук погибшего героя. А сын дочери – Максим Рамазанович Умаров, работая на кафедре теоретической физики Института стали и сплава в Москве, уже внес огромный вклад в достижения отечественной науки. Дочь Майя долгие годы работала завучем в 1-м Дагпедучилище, пока его не перевели в Избербаш после 1975

г. Разве мог подумать бывший помещичий батрак, с малолетства познавший тяжесть подневольного труда, что его потомки будут образованными! Внук сегодня совершает научные открытия, а сам Максим Георгиевич в юности, поступая в кавалерийскую школу, едва смог написать рапорт на имя командира части. Об учебе детей их отец думать не мог, все думы были о куске хлеба.

Но, рожденная в огне революции, социалистическая родина любовью и заботой окружила всех угнетенных и обездоленных. Сын крестьянина Максим Костюк окончил сначала кавалерийскую школу, затем уже сам в 1938 году начал преподавать на курсах усовершенствования политсостава. Учил и учился сам заочно в академии.

В конце мая 1941 года поехал Максим Григорьевич в Москву на сессию. Просиживал над книгами дни и ночи, усердно занимался, хорошо сдавал экзамены. Весть о вероломном нападении врага на нашу Родину пришла так неожиданно, что ему и не поверилось. Но когда выбежал на улицу и увидел лица людей, понял: правда! Завершив за день свои дела, он срочно выехал домой в Буйнакск, где жила его семья. Три рапорта подал он командованию, прежде чем отпустили его на фронт. Провожали его самые близкие друзья. Прощались дома. Поцеловав жену и дочь, подняв ее над головой, спустил к порогу, потом круто развернулся, поднял дочурку на руки, еще раз крепко поцеловал и ушел. Ушел навсегда.

Максим Костюк

В конце августа 1942 года Галина Алексеевна Костюк, жена Максима получила похоронку. Тот бой был описан в мемуарах Маршала Советского Союза А.А. Гречко «Битва за Кавказ».

В районе Пашковской разгорелись ожесточенные бои. Особенно мужественно сражались бойцы 30-й ИК сд под командованием полковника Б.Н. Аршинцева. Испытывая острый недостаток в боеприпасах, находясь в полуокружении, дивизия отбивала все попытки врага захватить переправу в Пашковской. Противник был вынужден бросить в бой дополнительно до полка пехоты, эскадрон конницы (румынские составители) и 50 танков. Советские воины не только отразили яростные атаки врага, но сами перешли в контратаку…[5] А вот что пишет участник боев на Кавказе немецкий генерал Вильгельм Тике в своей книге «Марш на Кавказ» (М.: Изд-во “Эксмо”, 2005. С. 104, 109): «… Восточный пригород Пашковская по-прежнему стойко обороняли советские части… Ночью форсированным маршем подошел 308-й гренадерский полк (ком. полка п-к Шульц. – Сост.) 198-й немецкой пехотной дивизии (комдив генерал-майор Бук. – Сост.), одновременно части 125 пд (комдив генерал-лейтенант Шнекенбугер. – Сост.)… На правом фланге 198-й пд вели бой восточнее Пятигорской батальоны 305 и 326 полков. Им противостояла Иркутская 30-я сд (п-к Б.Н. Аршинцев. – Сост.), которая уже неоднократно отличалась своей стойкостью.

Вообще надо сказать, что немцы, воевавшие на Кавказе, высоко ценили талант Аршинцева и мудрость его штаба (подполковник М.Г. Костюк. – Сост.). Во время этих кровопролитных боев начальник штаба дивизии М.Г. Костюк решил на машине объехать на передовую позицию, по полкам и батареям, чтобы на месте координировать их действия. Во время этой поездки вражеский снаряд взорвался прямо у заднего колеса машины. Шофер был убит, а подполковник Костюк тяжело ранен. 14 августа, не приходя в себя, Максим Георгиевич скончался. Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР подполковник Костюк был награжден орденом Ленина. Все это из официальных источников, которые мы смогли собрать в 70–80 годы и у семьи героя Костюк Галины Алексеевны, дочери Майи Максимовны и из газет военной поры. Ну а действительность была другая…

В ноябре 2002 года мне посчастливилось быть участником научно-практической конференции Южного Федерального округа в г. Краснодаре на тему: «Геройско-патриотическое воспитание населения на современном этапе развития общества». Здесь мы все выступали с отчетами, докладами о проводимых работах на местах по данной тематике. Выступил и старший научный сотрудник Ростовского областного музея краеведения Афанасенко Владимир Иванович. Тема его доклада «Правда и вымысел о Ростовской операции 1941 года», где он рассказал о боевых действиях 30-й Иркутской стрелковой дивизии. Но в своем докладе он ни слова не сказал о начальнике штаба дивизии, нашем земляке подполковнике М.Г. Костюке. На мой вопрос, почему он ни слова не сказал о начальнике штаба дивизии, героически погибшем в боях за Ростов и награжденном посмертно орденом Ленина, он, сделав небольшую паузу, сказал коротко: «Он был расстрелян». «Как? За что? Ведь он награжден посмертно орденом Ленина?!» – удивился я. И Афанасенко рассказал следующее.

В один из критических моментов боя наши бойцы дрогнули, началась паника. На них шла немецкая пехота и бронетранспортеры. Бойцы начали отступать. Тогда подполковник Костюк быстро сел на машину и приказал шоферу: «На позицию!». Уже подъезжая, видит: большая группа бойцов от ступает, а впереди бегут два лейтенанта. Начальник штаба вытащил из кобуры наган и громко приказывает «Назад, занять оборону!.. Я приказываю: назад!», и с криком «За мной! Вперёд!» побежал к окопам! И видит, часть солдат опять повернула назад, а с ними вместе драпают и оба эти лейтенанта, вместо того чтоб остановить отступающих бойцов. Тогда начштаба догнал этих трусов и, выполняя один из пунктов приказа № 227 – «Ни шагу назад!» Наркома обороны СССР И. Сталина, расстрелял их на месте. (Это было в боях за переправу в р-не Пашковской. – Сост.).

Бойцы 30 сд под предводительством начальника штаба отбросили наступающие немецкие войска. Но расстрел двух трусов дорого обошелся для самого начальника штаба подполковника Максима Георгиевича Костюка.

«Зоркие», вездесущие глаза дивизии, которые за боями всегда следят разве что издали и «выявляют» трусов, паникёров, предателей и прочую шелуху, нашли в действиях начштаба превышение власти и жёсткое обращение с подчинёнными и самоуправство и расстреляли отважного подполковника, одного из лучших офицеров 30-й Иркутской сд…

Кто же свершил “правосудие”? Им оказался то ли майор, то ли подполковник из особого отдела, состоявший в родстве с расстрелянными лейтенантами.

Ошибка была признана, орденом Ленина Максим Георгиевич Костюк награжден был уже посмертно. Горькой оказалась правда о гибели героя из Буйнакска, о войне, где, наряду с мужеством и отвагой, уживались трусость, подлость и предательство.

Это тоже правда о войне

Кто-то сказал: «Когда говоришь правду о войне, нельзя выдавать неправду за правду, нельзя врать, ибо правда перестанет быть правдой, и этой правде нельзя будет поверить». Так или иначе, но надо говорить правду, какой бы горькой она ни была.

Абас Магомедов

У Магомедова Гамида и Ниярханум было четыре сына Абас, Атай, Гусейн, Гасан и две дочери Анаханум и Балаханум. Все они занимались мирным крестьянским трудом на своей земле, в своем саду. У них был большой фруктовый сад в несколько гектаров.

С установлением советской власти в Дагестане Гамид и его семья перешли на сторону новой власти, и он передал новой власти свои фруктовые сады, а когда в Буйнакске создавался городской колхоз, он посоветовал сыновьям вступить в колхоз. Старшего из братьев – Абаса назначили бригадиром, а Атая и Гусейна определили садовниками. Младший Гасан ходил помогать братьям в сад, когда в начале тридцатых годов в Буйнакске появились первые автомашины и из числа молодых ребят стали набирать помощников шоферам (тогда обучали на практике). Гасан стал помощником шофера и в 1933 году в числе первых в городе стал шофером.

Шли годы, братья Магомедовы обзавелись семьями. В 1937 году умер Гамид.

22 июня 1941 года, хоть и был воскресный день, все колхозники работали, в том числе и бригадир садоводческой бригады Абас.

Время было обеденное, а обедали колхозники в колхозной столовой, которая находилась в фруктовом саду, там же находился детсад для детей колхозников. Вместо того сада вырос микрорайон Дружба, а там, где стоят дома № 42, 43, были когда-то детсад и столовая. Перерыв шел к концу, женщины помогали укладывать своих детей спать. В этот момент на полном скаку, на неоседланном коне прискакал один из колхозников и, не пришпория его, крикнул: «Абас, Абас! Дав, дав башлянгьан». С этим криком он поска кал дальше к овощеводам. После этой страшной вести Абас собрал свою бригаду, как мог успокоил их, а сам, сев на лошадь, поскакал в правление колхоза, которое находилось там, где ныне стоит пятиэтажный дом работников опытной станции плодовых культур на углу улиц Буйнакского и Коркмасова. Сюда же собрались и другие бригадиры, весь аппарат колхоза, кроме председателя и парторга, срочно вызванных в райком партии. Через 2–3 часа председатель и парторг вернулись, пригласили всех в актовый зал и подтвердили информацию о вероломном нападении Германии на нашу страну.

После короткого выступления председателя горколхоза Умалата Алиева парторг начал составлять списки коммунистов и комсомольцев для круглосуточного дежурства в правлении колхоза. По просьбе беспартийных бригадиров в этот список включили и их, туда же вошли Абас и бригадир овощеводов, жившие рядом с правлением колхоза.

Вечером братья собрались у Абаса, куда пришли под утро и их взволнованные жены, не было только Гасана, он работал шофером в УКЗ, и находился в рейсе. Когда под утро 23 июня он вернулся из рейса и, поставив машину в гараж, пришёл домой, все старшие уже были на ногах. Жена Умухат возилась дома, мать Ниярханум и тесть Завзан с женой ждали Гасана на улице на скамейке. Завзан и сообщил ему о начале войны. Но Гасан уже знал о случившемся горе, в Акуше, где грузился, узнал он про войну, потому и поспешил вернуться в гараж. Спешно позавтракав, Гасан пошел в гараж. Там уже собрался народ – шофера, сторожа, механики. Директор УКЗ М. Ханов предупредил шоферов, чтобы тщательно подготовили машины и по приказу военного комиссариата города находились при своих машинах и не покидали без разрешения гараж до особого распоряжения.

24 июня 1941 года колонна машин, в составе которой был и младший из братьев Магомедовых Гасан, прибыла на железнодорожную станцию Буйнакска. Погрузив машины на платформы, водители вышли к провожающим, а провожал почти весь город. Это были первые проводы буйнакцев на фронт. Вдруг зазвучала лезгинка, и молодые шофера пустились в пляс, танцевал и Гасан с женой. Дома у Гасана остались жена, двое детей, мать, которая жила с ним, тесть и теща. Паровоз дал прощальный гудок и медленно потащил змейку платформ с машинами, увозя их вместе с шоферами на фронт.

Через две недели ушел на фронт и Гусейн, оставив жену и четырех дочерей.

Старшему из братьев – Абасу дали бронь, ему было поручено собирать урожай для фронта, а также собирать по району лошадей для отправки на фронт.

Дальше рассказ о братьях Магомедовых продолжит сын Абаса – Абдулла.

…Я помню, как в раннюю осень мы с матерью и братьями пришли на железнодорожную станцию, где грузили лошадей в товарные вагоны. Здесь был и отец. Хоть и плохо помню своего отца, мне было всего пять лет, но несколько эпизодов, связанных с ним, помню очень хорошо. Запомнился и этот день. Отец в составе нескольких человек должен был доставить лошадей на фронт. На перроне было много народу, в вагонах лошади, сено. Кто-то нес два арбуза подмышками. Музыка, на гармошке играл известный гармонист Гасан-Гусен, звучал агач-комуз… Когда эшелон стал набирать ход, отец запрыгнул на подножку уходящего состава и помахал нам рукой, помахали и мы в ответ. Лошадей везли в Ростов. Доставив лошадей к месту назначения, отец вернулся.

Гасан Магомедов

Был еще один эпизод. Перед отправкой на фронт отец сидел за столом и ел суп. Он был очень грустный, мы с матерью сидели напротив него. Пообедав, он обнял меня и ушел.

Позже, 31 марта 1942 года уже по рассказу матери я узнал, что кто-то из знакомых ей сказал, что ее муж и все те, кто с ним уехал, еще не отбыли на фронт и находятся на Аграханском полуострове, около рыбозавода Лопатин. Тогда мать и несколько женщин с котомками, набитыми едой, поехали искать своих мужей. Прибыв в Махачкалу, они с трудом нашли узкоколейку, которая вела на рыбозавод. С трудом удалось им попроситься на маленькие и узкие платформы. Когда они прибыли к рыбозаводу, то выяснилось, что несколько дней как военные ушли отсюда. Им посоветовали обратиться к военным, которые еще находились недалеко от поселка в палатках и в нескольких мазанках. У них женщины и узнали, что уже несколько дней как ушли новобранцы. Отдав гостинцы военным, женщины вынуждены были вернуться.

Один из командиров сел на лошадь и проводил их до рыбозавода, где уже готовился состав с ящиками и бочками к отправке. Он поручил машинисту женщин и попросил довезти их до Махачкалы…

Отец прислал 2–3 письма и одну фотографию, где он с автоматом, но, к сожалению, ни фото, ни письма не сохранились.

В середине 1943 г. мать получила извещение о гибели мужа. Но ни она, ни кто другой не поняли, где он воевал и где погиб. Когда я вырос, мне очень хотелось узнать, где воевал отец, где и как погиб, где похоронен, да и похоронен ли вообще. На поиск ушло около 20 лет. Я перерыл все возможные и невозможные архивные книги Буйнакского военкомата, переписывался с ЦА МО СССР и архивами военно-медицинских госпиталей Ленинграда и все же мои долголетние поиски увенчались успехом. В результате я узнал, как и где погиб отец.

По призыву он попал в 3-й зсп, воевал в Краснодарском крае. В 1977 г. я посетил место гибели отца в станице Ангелинской. В местной школе была организована встреча очевидцев и участников тех событий, был там и я. Директор школы достал из шкафа ученическую тетрадь, показал список похороненных в школьном дворе советских воинов. Их было 17 человек, среди них 3 дагестанца: мой отец, один тат из Хасавюрта и один из Каякентского района. Выяснилось, что отец с тяжелым ранением лежал в полевом госпитале, размещавшемся в этой школе, а рядом шли бои. Умер он от ран 28 февраля 1943 г., был похоронен во дворе школы.

Как-то мать вспомнила еще, что летом 1943 г. приезжал один фронтовик, он, оказывается, воевал вместе с Абасом. Он рассказал, что однажды Абас ушел в разведку, на обратном пути был тяжело ранен, его принесли на плащ-палатке друзья-разведчики, но он был жив. Поэтому мы не теряли надежды, что, может, отец жив…

Во вторую свою поездку на могилу отца я взял с собой и дядю Гасана – младшего брата отца. По дороге он рассказал мне о своем боевом пути. И вот что мне удалось узнать и записать из рассказа дяди:

«Это было в 1941 г. Я и несколько буйнакских шоферов попали в 307 шап со своими машинами. В нашу обязанность входило своевременное и бесперебойное обеспечение части всем необходимым, боеприпасами, ГСМ, продовольствием. Наша шоферская служба была очень тяжелая и опасная. Днем и ночью, в любую погоду приходилось выезжать и доставлять все это к указанному сроку. Машины всегда должны быть на ходу, заправленные. Если вдруг случалась поломка машины по пути, из-за чего могли опоздать с доставкой боеприпасов или горючего, нас могли расстрелять как саботажников или как вредителей, изменников. Опасность нашей работы была в том, что мы ни чем не были защищены от вражеской авиации, танков да и пехоты. К счастью, моя машина меня ни разу за войну не подвела, я за ней очень хорошо ухаживал и всегда имел запчасти для ее ремонта.

Однажды наши машины, загрузив боеприпасы, возвращались по ровному полю, еле заметной проселочной дорогой. Вдруг неожиданно появились немецкие самолеты. Это была моя первая встреча с вражеской авиацией. Они начали нас бомбить, мы быстро рассредоточились по полю и зигзагами ехали без остановки. Самолетов было не много – 3–4, побросав бомбы и даже не обстреляв нас, они улетели так же неожиданно, как и появились. К счастью для нас, все обошлось благополучно, мы без потерь и в срок прибыли на своей аэродром. Но не всегда наши рейсы завершались так удачно.

Был еще и такой случай. В начале октября 1942 г. наша группа из более 12 машин, загрузив одни авиабомбами, другие бензином, возвращалась на аэродром. Накануне был дождь, грунтовая дорога была размокшей, но с утра уже светило солнце и от вчерашней непогоды остались только лужицы, настроение у нас было хорошее. Ехали долго. Вдруг навстречу нашей колонне летят вражеские самолеты. Их было около 6–7. Подлетая к нашей колонне, они на бреющем полете начали обстреливать нас, мы опять хотели рассредоточиться, но мокрое поле, канавы не давали осуществить такой маневр. Немцы во втором заходе стали бросать бомбы, и несколько наших машин загорелись. Я вез бомбы и очень боялся, что попадут в мою машину. К тому времени мы научились военной хитрости. Почти у каждого шофера были ведра с промасленной ветошью и, когда немецкие самолеты ушли выполнять очередной заход для бомбежки, все, у кого был такой припас, быстро подожгли их под машинами, а сами кинулись кто в кювет, кто прямо в лужу. Из ведер повалил густой черный дым, заволакивая наши машины. После «успешной» бомбежки фашисты улетели. Мы, довольные своей находчивостью, подошли к своим машинам и стали тушить ведра. Говорят, к таким хитростям прибегали и танкисты. Но когда мы собрались, то увидели, что одна машина свалилась через высо кий мост в яму, в другой машине шофер был убит и еще один или двое шоферов были ранены. Выкатив машины на дорогу, мы осторожно вытащили из кабины убитого товарища. Его звали Худайнат, он был тоже из Буйнакска, до войны работал шофером в заготзерне и на войне был с нами с самого начала. Мы перенесли тело товарища в сад, который находился метрах в ста от дороги, и похоронили в одежде под яблоней. К сожалению, через год после войны я переехал в Хасавюрт и сообщить о его гибели семье не успел».

Вот такую военную историю поведал мой дядя – самый младший из братьев Магомедовых. В составе автороты 307 шап он прошел всю войну, доехал на своей машине до Берлина и в августе в 1945 г. вернулся домой. В боевой копилке он хранил награды: орден Красной Звезды, медали «За оборону Кавказа», «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За победу над Германией».

Умер в 1978 году, похоронен в Хасавюрте. Другой брат отца – Гусейн тоже воевал, и вот что мне особо запомнилось из его рассказов:

«В 1942 г., в начале мая наша часть попала в окружение, пробивались из окружения самостоятельно, мелкими группами. Я тоже вместе с несколькими бойцами выходил из окружения. Помню, мы увязли в каком-то болоте по пояс, из которого с большим трудом, обессилевшие выбрались на твердое место. Выбираясь из трясины, некоторые потеряли свои винтовки, кто-то обмотки, ботинки. Была прохладная темная ночь, мы сильно устали и, пройдя еще пару километров, решили лечь спать. Выбрав относительно густое место, легли и сразу заснули крепким сном. Спали недолго, только стало светать, все встали, молча двинулись дальше. Мы не знали, куда и в какую сторону идем. Шли как можно дальше от линии фронта, мечтали встретиться с партизанами. Кругом был лес, изредка попадались проселки. Среди нас не было ни одного офицера, ни компаса, ни карты.

Уже третий день мы шли без еды, были очень голодные. В это время в лесах не бывает ягод. Изредка попадалась черемша или какая-то другая съедобная трава. Так прошли еще несколько километров и вышли на какую-то проселочную дорожку. Решили идти по дороге, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху. Не успели пройти и двухсот метров, как вдруг натыкаемся на большое дерево, под ним помятая молодая трава, разбросанные буханки хлеба – целые, половинные, открытые консервные банки тушенки с немецкими этикетами. Мы сразу поняли, что здесь обедали немцы, а все, что осталось от еды, они оставили и ушли. Быстро собрав все остатки, мы опять углубились в лес. Вечерело. Решили остановиться и покушать. Как поели, спрятали свои банки, а оставшийся хлеб каждый забрал с собой. После еды идти стало еще труднее: мучила жажда. Но мы решили все же не оставлять никого и идти всем вместе.

В лесу быстро темнеет, а идти уже нет сил. Неожиданно вышли на небольшую лесную полянку и, чуть пройдя, ощутили под ногами скошенную высохшую солому, она оказалась прошлогодней травой. Решили рискнуть. Каждый набрал сена и, вернувшись назад в лес, стали застилать им землю, готовясь к ночлегу, поели остатки хлеба и заснули. Кто-то сразу уснул, кто-то ворочался. Мы договорились ночью не разговаривать, чтоб нас не могли услышать. Долго не могли заснуть, мучаясь животом, мы поняли, что отравились, но все же усталость взяла свое…

Не знаю, сколько мы спали, но проснулись от каких-то разговоров, и уже было очень светло. Не поднимая голову, по разговору я понял, что над ними стоят немцы. Они стали нас пинать ногами в бок и приказали встать и поднять руки. Нас окружили несколько автоматчиков, с ними были еще двое из крестьян. Мы стали медленно подниматься, но двое или трое остались лежать. Тогда немцы сильнее стали бить ногами им в бок, но они как лежали, так остались лежать.

Немцы ногой перевернули их, они оказались мертвы. Видно, отравление подобранной на поляне едой для них оказалось смертельным. Немцы приказали нам перенести мертвых на опушку и положить их всех вместе. Затем нас вывели на какую-то лесную дорогу, построили. Я встал впереди, рядом со мной пожилой крестьянин, дальше другие. Так в сопровождении немецких автоматчиков мы пошли по дороге, через полчаса дороги мы увидели дерево, под которым накануне нашли хлеб. Чуть пройдя, сосед-крестьянин шепнул мне тихо: «Это отравленный хлеб, немцы отравляют его и разбрасывают под деревьями так, чтобы их находили и ели окруженцы, партизаны. Они утром узнали, что их хлеб кто-то уже нашел, и пошли по вашему следу. Нас они берут в качестве проводников». Пройдя около 3–4 км, мы пришли к какому-то хутору.

Здесь было домиков 10–15 с камышовой крышей, домики аккуратные, побеленные. Под большим деревом немецкая полевая кухня. Но нас привели к какому-то сараю, велели зайти и никуда не высовываться, двери сарая закрыли и подперли каким-то колышком. Весь день мы пролежали голодные, больные и, самое страшное, – нас мучила жажда. К сумеркам нам принесли что-то наподобие супа, который мы поели с большим аппетитом. Это была первая жидкая и теплая пища за почти недельное скитание по лесам и болотам. Дали и воду, но вместо кружки – банку из-под консервов. Поев, мы легли отдыхать. Но недолго пришлось нам отдыхать. Дверь отворилась и немецкий автоматчик вывел нас из сарая. Мысленно мы попрощались, думали, что это уже на расстрел. Но нас привели к кухне, заставили взять три больших термоса, еще один на спину и в сопровождении двух автоматчиков повели к ручейку за водой. Мы набрали воду и сами умылись, напились чистой воды и вернулись назад.

Нас опять завели в сарай и уже до утра не трогали. Мы все сразу легли спать, во дворе горела маленькая лампочка, которая тускло освещала двор. Ночью нас разбудил рокот моторов мотоциклов и легковой машины, но через несколько минут опять заснули, а я так и не смог больше заснуть.

Утром часовой отворил дверь и велел выйти и построиться. В это время уже во дворе было немало народу: повара у кухни, шоферы копошились у своих машин. Нас привели к аккуратному белому домику, у которого стояли часовые с автоматами, и провели внутрь. В комнате находились несколько офицеров. Нам велели снять головные уборы и встать в шеренгу. Офицеры, оторвавшись от своих дел, слегка приподняли головы и брезгливо посмотрели на нас, на наш вид и продолжили свою работу.

Один из офицеров, повыше ростом и покрупнее остальных, сказал нам что-то на немецком, но так как никто из нас не понимал немецкий, мы ничего не ответили. Тогда он сам заговорил на хорошем русском языке, чем очень удивил нас, но мы не выдали свое удивление. Каждому из нас он задал один и тот же вопрос: фамилия, имя, отчество, откуда призван, сколько лет, почему сдался в плен? Но ни слова, касающегося нашей военной службы. Казалось, что мы как военные вообще его не интересовали, или он настолько хорошо знает нас, что и спрашивать о нашей службе не хочет.

Все наши ответы записывал другой офицер, ему хоть не переводили наши ответы на немецкий, нам показалась, что он тоже понимает по-русски. Когда очередь дошла до меня, офицер, услышав, что я с Кавказа, из Дагестана, удивился, изменился в лице, спросил: «Ты не русский, а говоришь очень хорошо?». Я ответил, что живу в городе, где живет много русских, людей разных национальностей, в том числе и русские, немцы, поляки. Он спрашивает, а что это за город, как он называется? Отвечаю – Буйнакск. Он задумался и после небольшой паузы сказал: «Да, я слышал про такой город, это Темирхан-Шура или просто Шура. Он был столицей Дагестана». Я подтвердил. Конечно, меня очень удивила его осведомленность, мне захотелось узнать, откуда он все это знает, но спросить не решился: хоть он и говорил хорошо по-русски, все же он был немецкий офицер, а я его пленник.

После расспросов он сообщил нам, что мы военнопленные, но остаемся работать по хозяйству и предупредил, что за малейшее нарушение или невыполнение поручений нас могут расстрелять на месте. Четверо были назначены на работу в кухню и по уборке территории двора, конюшни, а меня приставили пасти гусей и ухаживать за лошадьми, их было 4. Распределив нам обязанности, офицер велел моим товарищам выйти, искупаться и одеться в чистые вещи, а мне приказал остаться и сесть. Я сел на указанный стул, и он повел мягкий, располагающий дружелюбный разговор. Попросил меня рассказать о Дагестане, о дагестанцах, Темир-Хан-Шуре, о Порт-Петровске, о том, как дагестанцы восприняли войну, которая принесет дагестанскому народу свободу от большевизма, получаю ли я письма из дому, кто мои родители, делаю ли я намаз? Я ответил, что жил в городе, работал в колхозе, письма из дому не получаю, намаз до войны делал, а на фронте нет. Тогда он признался, что тоже дагестанец, лакец по национальности, а сейчас подполковник немецкой армии. Сказал также, что его родители в 1917 г., когда ему было 14 лет, выехали из Дагестана в Турцию, после – во Францию. В конце 1920 года его отправили учиться в Германию, когда он учился в Германии, его мать умерла, и он после учебы остался там, женился на мусульманке-турчанке. Офицер достал из кармана пачку папирос, закурил и предложил мне тоже. Я сказал, что не курю. Вдруг он спросил: “Намаз хочешь делать? Делай, тебе здесь запрещать не будут, если захочешь написать домой, пиши, я отправлю”. Я ответил, что адрес семьи не знаю: когда уехал на фронт, они переехали в другое место, и мне некуда писать. Он сказал, что верит мне и поможет, что с ним рядом мне будет хорошо и спокойно, и что могу обращаться к нему с любой просьбой.

После разговора меня тоже отправили купаться, переодеться, получить матрац и наволочку и готовиться к ночлегу. Мне показали мое “хозяйство” – гусей, конюшню. До бани я почистил конюшню, искупался и, набив соломой матрац и наволочку, я лег спать.

Гусен Магомедов

Питались мы отдельно, кормили неплохо, ели досыта. Утром, когда я собрался выгонять гусей к пруду, во дворе стоял подполковник, он подозвал меня по имени. Предупредил, чтоб возвращался вовремя, без опоздания, чтоб ни одного гуся не потерял, также предупредил, если найду в лесу хлеб, чтоб гуси его не ели, хлеб отравлен, его нельзя есть никому, это для партизан и окруженцев, этот хлеб даже в руки брать нельзя”.

Дядя рассказывал, что в войну многое пришлось повидать, но портить хлеб, чтоб люди травились им! С таким столкнулся впервые – такое могли сделать только фашисты. Как бы там ни было, но от голода и плена, а может, и от расстрела спас меня этот бывший дагестанец. Еще он говорил, что очень хотел научить своих детей, их у него двое, родному, отцовскому языку, показать Дагестан и что он сожалеет, что они не будут знать лакский язык. Он был уверен, что немцы победят, и после победы все дагестанцы и другие кавказцы вернутся на родину…

Однажды, в середине осени немцы засуетились, срочно и быстро стали собираться и грузить на машины свои вещи. Мы отошли подальше, чтоб не мешать и не попадаться лишний раз на глаза. Подъехали еще несколько машин, тоже загруженные всякими чемоданами, тюками. Среди них были и русские в гражданской форме. Эта суета длилась 2–3 дня. Немцы потеряли к нам интерес, но мы продолжали выполнять свои обязанности. За эти дни я только один раз видел подполковника. Он так и не назвал мне своего имени, и я не решился спросить. Утром лакец приказал мне гнать гусей на пруд. Я пересчитал их, было около 70 штук, и погнал по знакомой дорожке. Загнав их в озеро, я сел под дерево и заснул…

Вдруг меня будят. Смотрю, стоят три человека с ружьями, среди них и крестьянин, который работал у немцев по хозяйству. Он мне и говорит: “Гусен, оставь гусей и давай с нами к партизанам, все немцы убежали, наступают наши части, здесь уже кругом наши партизаны”. Я почему-то не сразу поверил им и спросил, а где другие наши бойцы, мои товарищи (Сост.)? В этот момент из-за кустов вышли мои однополчане, они тоже подтвердили, что немцы уехали все. Так через полгода плена мы попали к партизанам. Но не прошло и десяти дней, как нас передали нашим войскам. Так закончился мой плен. Думаю, что только благодаря неожиданной встрече в плену с дагестанцем, я остался жив. Даже будучи эмигрантом, подполковником немецкой армии, он остался верен землячеству, ведь фактически он спас не только меня, но и моих однополчан, русских ребят…”

Вот о чем мне рассказали братья отца, они почему-то чувствовали какую-то вину передо мной, перед моим братом, от того что они оба вернулись с войны, даже почти без ранений, а наш отец, их старший брат погиб. Но на то воля Аллаха, хорошо, что на войне не все погибают, хорошо, что хоть они вернулись с победой. Это тоже хорошая и добрая память об их старшем брате: они довершили то, что не успел сделать их старший брат.

Гусен был награжден медалями «За оборону Кавказа», «За освобождение Варшавы», «За освобождение Праги», «За победу над Германией». Умер в 1980 году в Махачкале, там же и похоронен.

А что же с четвертым из братьев, Атаем? В конце 1941 года он тоже получил повестку на фронт и уехал, но, доехав до ст. Шамхал, с каким-то другом специально отстал от эшелона и всю войну скрывался в одном из сел Хасавюртовского района. Вот тогда-то и сняли бронь у отца и сказали: или найди его, или иди сам вместо него. На это отец ответил: мне стыдно за него, волки прячутся в лесах, а где прячутся двуногие волки и трусы, неизвестно. Я пойду туда, где мои младшие братья воюют, а он отныне мне не брат”. Это я знаю со слов матери.

Это тоже правда о войне.

Разведчик из Халимбекаула

Его день, месяц и год рождения – случайное или закономерное совпадение, все же, наверное, закономерно совпало с днем, месяцем и годом рождения нашей легендарной Рабоче-крестьянской армии – 23 февраля 1918 г. В этот день в старинном кумыкском селении Халимбекаул Темирханшуринского округа в семье Дагира Дагирова родился сын Шарабутдин…

В августе 1939 году Шарабутдин, не дожидаясь призыва, добровольно ушел служить в Красную Армию, был направлен в город Комсомольск-на-Амуре, в 90 сп 21 сд Дальневосточного Военного округа. С первых дней он с головой окунулся в армейскую жизнь, ему очень нравились армейская дисциплина, распорядок дня, военно-учебные занятия, особенно изучение устройства стрелкового оружия. К тому времени у него было хорошее образование, окончил в Буйнакске школу счетоводов и проработал до самого ухода в армию, и поэтому армейская служба, изучение уставов, наставлений давались ему без особого труда. Его успехи не остались не замеченными командованием, он поощрялся неоднократно, получал благодарности от командования как дисциплинированный и способный боец. Когда 1 сентября 1939 года фашистская Германия напала на Польшу, наше командование поняло, что войны с фашистами не избежать.

Шарабутдин Дагиров

После курсов молодого бойца Дагирова перевели в артиллерийскую часть. Служба на Дальнем Востоке шла напряженная – японцы не дремали – не давали покоя нашим частям, то и дело нарушая наши государственные границы.

22 июня 1941 г. Вторая мировая война пришла и на нашу Великую страну. Дальневосточники с первых же дней войны просились туда, защищать Родину. В числе тех, кому выпала такая возможность была и 21 сд, в составе которой был и 94 сп, где служил Шарабутдин. Эшелон шел литерный, всюду была зеленая дорога. По прибытии в зону боевых действий Шарабутдин был назначен в 28 отдельный батальон конной разведки 166 сп 98 сд.

«В середине осени наша группа разведчиков отправилась на задание и неожиданно напоролась на засаду, пришлось вступить в бой. Силы были неравные, и разведчикам пришлось отступить. Почти все разведчики получили ранения, в том числе и Шарабутдин. Но рана, к счастью, оказалась легкой – через 15 дней он вернулся в строй.

За период боев в составе этого полка Шарабутдин был дважды ранен. Потом уже в составе 263 сп 85 сд был направлен в район Сталинграда, недалеко от населенного пункта Грамославка. Здесь командование полка дало задание разведчикам изучить передний край противника и разведать, какими силами враг располагает в направлении предстоящих боевых действий полка. В разведку ушли Шарабутдин Дагиров, командир группы Федор Заложенко, Федор Казанов и другие.

Ночь была темной, соблюдая все меры предосторожности, конники шли в сторону от дороги. Вдруг услышали шум мотоцикла. Разведчики резко ушли в глубь степи, пропуская мотоциклиста. До рассвета удалось разведать передний край противника, их траншеи и главное – количество вооружения, боевой техники, которое будет противостоять полку. На обратном пути опять услышали шум приближающегося мотоцикла, на этот раз решили устроить засаду. В результате чего двух немцев убили, третьего взяли в плен. Они тоже возвращались с задания: провели разведку территории нашего полка и добыли не менее ценные сведения для своего командования. Уже к рассвету, когда наши возвращались, их встречали начальник разведки полка лейтенант Шабалин, командир отделения разведки сержант Думанский. Командир группы Ф. Заложенко сдал пленного фашиста и доложил о результатах разведки.

Но на войне время идет быстр, о и уже где-то через 2–2,5 часа мы услышали шум и грохот моторов, идущих на наши позиции. Но благодаря отлично проведенной разведке полк встретил врага в полной боеготовности: артиллерия и бронебойщики метко поражали танки противника, пулеметчики косили полупьяных немецких солдат. Когда враг остановил свое наступление, наш полк пошел в атаку и фашисты, оставляя горящие танки, десятки убитых и раненых, отступили.

Где-то через месяц этот немецкий танковый корпус вновь встретился на пути нашей части в районе хутора Самодуровка, недалеко от г. Маныча. Превосходство было на стороне врага, особенно в танках, и наш полк понес большие потери. В живых остались лишь 34 бойца, в том числе и начальник особого отдела полка к-н Казаков и один мл. лейтенант. В этом бою Дагиров был тяжело ранен, товарищи вынесли его с поля боя и верхом на лошади отправили в ближайший медсанбат. За проведенную разведку все разведчики были представлены к наградам.

Дагирову после госпиталя не удалось вернуться в свою дивизию: его направили на курсы младших лейтенантов. Окончив курсы, он попал служить в 1001 сп 279 сд 51А, где был назначен командиром пулеметного взвода. Вообще 279 сд, которой командовал прославленный генерал-майор В.С. Потапенко, не выходя из боя, успешно громила врага на всех направлениях, вместе с ними и пулеметчики Ш. Дагирова.

Ведя успешные бои, дивизия в составе Юго-Западного фронта в ходе Донецкой операции освободила города Украины: 4 февраля – Пролетарск, 7 февраля – Верхнее (Лисичанск). В ходе Крымской операции 8 мая 1944 г. освободила город Севастополь. Освобождая города и села, дивизия двигалась в направлении Латвии. В ходе Шяуляйской операции 51-я армия в составе 1 Прибалтийского фронта, в их числе и 279 сд генерала В.С. Потапенко спасли немало латышей и других от гибели: как от рук фашистов, так и от рук “лесных братьев” – латышей.

Шарабутдин участвовал в освобождении городов Латвии: г. Жагара – 29 июля, г. Елгова 1 августа. После этих боев Дагирову присваивают звание лейтенанта. Во время очередного боя в октябре 1944 г. он получил одновременно ранение и контузию, попал в ЭГ № 1086 в городе Паневежис Литовской ССР. После госпиталя вернулся в свою, уже 71 гвардейскую стрелковую дивизию (279 сд стала 71 гв сд АМ) в 219 сп, а в апреле 1945 г. попал служить уже в 167 сп 16 Литовской дивизии, где командиром был отважный литовец, генерал-майор А.И. Уршас, который сам был отважным генералом и уважал отважных командиров. Гвардии лейтенант Дагирова назначается командиром пулеметной роты своей дивизии.

Дагиров Шарабутдин Дагирович демобилизовался в сентябре 1946 г., вернулся домой с боевыми орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени, медалями: “За боевые заслуги”, “За победу над Германией”. По имеющимся данным, за участие в разведках и в боях на Сталинградском фронте в составе 98 сд наш земляк был представлен к ордену Красного Знамени, но в связи с переводом его после госпиталя в другую часть эти данные не удалось уточнить.

Дома фронтовик вел активную военно-патриотическую и воспитательную работу среди школьников, молодежи. На его рассказах и воспоминаниях воспитывались его дети и внуки, они-то и стали доминирующими в выборе профессии для сына фронтовика – Шамсутдина. Он избрал для себя профессию защитника родины.

Защищать Родину стало семейной профессией для сыновей и внуков Дагирова Шарабутдина Дагировича. Не только в семье, но и в роду нет и не будет ни одного отказника служить в рядах защитников Родины, все его дети и внуки, отслужив срочную службу, продолжают дело отца и деда, родившегося в день и год рождения героической Красной Армии и защищавшего Великую родину от фашистской нечисти.

Сын Шамсутдин окончил Орджоникидзевское пехотное училище, воевал в Афганистане, заслужил боевые ордена – Красного Знамени, Красной Звезды, был награжден советскими и афганскими медалями. Затем окончил Московскую академию им. М. Фрунзе. Ныне он генерал-майор, заместитель начальника Северо-западного управления ГО и ЧС. Третье поколение Дагировых – внук Эльдар в 2003 г. закончил академию ГО и ЧС и продолжает дело династии Дагировых – служит в городе-герое Волгограде (Сталинград), защищая и охраняя город от возможных чрезвычайных ситуаций, как защищал этот город его дед Шарабутдин, в тяжелые годы Великой Отечественной войны.

Наш славный фронтовик умер в родном селе и там же похоронен с большими почестями.

Орден через 20 лет

Магомеда Маг омедовича Омарова знали все жители Буйнакска. Он был одним из лучших физруков города, позже стал преподавать военное дело в школе № 2 им. Н. Крупской.

Омаров родился в селении Атланаул Буйнакского района, в 1918 году. С детства был развитым мальчиком, любил лошадей, а когда в 1938 г. его призвали в РККА, на вопрос – куда хочешь идти служить, – не задумываясь, ответил: «В кавалерию». Сейчас трудно гадать, по его желанию или по разнарядке, но попал он в кавалерийское, точнее, в Орджоникидзевское военно-пограничное училище. Здесь слыл лучшим кавалеристом, всегда на «отлично» выполнял все обязательные упражнения на скаку, сидя, стоя на лошади, по джигитовке.