Геополитика: Как это делается Стариков Николай
В итоге в конце 1713 года наша армия из Европы уходит, чтобы в апреле того же года продолжить покорение Финляндии, прилегающей к новой столице. 11 мая 1713 года с боем занят город Гельсингфорс (Хельсинки), 28 августа без сопротивления взят Або (Турку). В то же время в Европе подписывается Утрехтский мир, положивший конец войне Франции и Англии в рамках Войны за испанское наследство[151]. Теперь обе державы могут вплотную заняться ситуацией на севере Европы, где за время их борьбы появился новый центр силы[152]. Геополитическая ситуация вновь меняется: начиная с 1713 года англичане и французы почти одинаково ревностно старались убедить Петра поскорее согласиться на мир со шведами. Их попытки стали особенно настойчивыми, после того как летом 1714 года русский флот разгромил шведский флот у мыса Гангут[153].
И вот уже отказывавшиеся помочь в замирении России со Швецией, когда об этом в 1708 году просил русский царь, англичане сами стараются склонить его к миру спустя шесть лет. Задача британской дипломатии — не дать окончательно разгромить Швецию, не дать Петру заполучить оставшиеся шведские владения: «Угроза самому существованию Швеции, слухи о могущественном русском флоте, готовом высадить у Стокгольма крупные силы, — всё это очень занимало умы в Англии…»[154] Пока идёт эта война, русские могут в любой момент опять оказаться в Германии. То есть в Европе. Кроме того, можно постараться склонить Петра к заключению мира с существенными потерями завоёванного, а потом и вовсе стравить с другими противниками[155].
Весной 1715 года Британия решает отправить свой флот «поплавать» у берегов Швеции. Благо ситуация в Шведском королевстве радикально изменилась: после пяти с половиной лет отсутствия постаревший, но всё такой же деятельный Карл XII сумел прорваться на родину, буквально сбежав из «объятий» своих турецких «друзей»[156]. Первые сведения о намерениях британцев поддержать Карла путём отправки эскадры Пётр получает в конце марта 1715 года[157]. Реакция на это весьма показательна, красочна и для него совершенно нехарактерна. Русский царь при всём своём вспыльчивом нраве в делах дипломатических всегда хранил спокойствие и хладнокровие. Но, видимо, политика англичан «достала» его уже в такой степени, что самообладание нашему государю изменило. Хотя если вспомнить то, что вытворяли в Лондоне с русским посланником Андреем Матвеевым, которого просто упрятали в тюрьму, то поступок Петра будет казаться невинной шуткой.
Дело было в том, что британский посол Джордж Маккензи должен был отправиться домой и вручил царю на прощальной аудиенции отзывные грамоты. Документы посла были подписаны королевой Анной, которая на тот момент уже скончалась, а на английский трон вступил король Георг I[158]. В принципе, ничего страшного, формальность. Документы об отзыве посла подписаны уже умершим монархом. Какая разница, посол ведь уезжает? Но Пётр поступил своеобразно: «Царь публично, в присутствии других иностранных представителей и русских сановников, очень возвысив голос, крикнул, что если Мекензи решается ему дать «кредитивные» грамоты от покойной королевы Анны, то он, царь, даст Джорджу Мекензи «кредитивные» грамоты к своей матери, царице Наталии Кирилловне, которая тоже покойница. Весь этот скандал длился долго, и царь, «очень жестикулируя»… много раз повторял, что непременно снабдит Мекензи приветственным письмом для передачи покойной царице, своей матушке. Всё это уже не только оскорбляло Мекензи. По-видимому, прямой логический смысл царских слов начал, наконец, его несколько и беспокоить. «Поручение» к покойнице можно попытаться выполнить, очевидно, только самому превратившись предварительно в покойника. В течение всей этой неприятнейшей аудиенции, как доносил Мекензи, «его величество снова и снова, как припев к песне, повторял эти слова, что он хочет, чтобы я передал его приветствие его матери»»[159].
Можно себе представить, насколько «тёплыми» и «дружескими» были отношения между двумя странами, если обычно вежливый с дипломатами и вообще с иностранцами и крутой со своими Пётр Алексеевич так поступил. Бледный и испуганный посол Великобритании всё же уехал из России живым, но сигнал английским «партнёрам» был Петром послан и англичанами понят[160]. Давлению русский царь поддаваться не был намерен.
В 1716 году Пётр решает высадиться вместе с датчанами в Швеции, чтобы продиктовать шведам свои условия мира. Англичанам ничего не остаётся, как присоединиться к ним, с целью эту высадку сорвать[161]. Для давления на Швецию вместе собрались сразу четыре флота: датский, голландский, английский и русский. Командовать всеми флотами решили поручить русскому царю. Операция планировалась серьёзная — высадка десанта на шведском берегу. Для неё были подготовлены десантные суда и 52 тысячи солдат. Однако ничего не получилось. Вот как описывает происшедшее один из лучших знатоков петровского времени академик Е.В. Тарле: «…Но разведка убедила Петра в существовании очень сильных укреплений по всему берегу, где предположено было высадиться. Карл XII с не очень большой, но хорошо подготовленной и вооружённой армией ждал нашествия и готовил отчаянную оборону. Между союзниками к тому же существовали большие разногласия. Датский король, подстрекаемый против Петра ганноверским посланником Бернсдорфом, стал опасаться за безопасность своей столицы, где находились русский флот и русские войска, и заботился только о скорейшем их удалении. При таких обстоятельствах Пётр решил отказаться от десанта»[162].
Небольшое пояснение. Ганноверский посланник, который так мешал осуществить десант, представлял немецкое государство Ганновер. Его глава, как мы помним, и стал английским королём Георгом I. Он основал династию британских монархов, которая правила Британией до … года? Нет, эта династия правит в Туманном Альбионе и по сей день. Просто в определённый момент немецкое звучание названия династии стало резать слух. И название в 1917 году поменяли на вполне английское — династия Виндзоров.
Так вот мы видим парадоксальную ситуацию, когда, с одной стороны, Англия участвует в общей операции против Швеции, а с другой — уже под наименованием Ганновер её же активно срывает. Речь ведь шла о том, кому достанется контроль над шведскими портами. Пётр выразил желание получить после высадки в Швеции шведский порт Карлскрона, намереваясь при успехе захватить ещё и город Кронборг с окрестностями, что давало ему возможность фактически отрезать западные морские державы от Балтики[163]. Этого англичане и датчане уже потерпеть не могли. Взаимоотношения между «союзниками» дошли до открытого недоверия. Например, в Копенгагене, куда ушёл датский флот и где появились русские десантные войска, ночью русским не разрешали оставаться в городе. А рядом в копенгагенской гавани тихо стоял британский флот. Есть сведения, что британский адмирал Норрис даже имел приказ захватить нашего царя в плен. Возможно, и не было такого приказа. Однако факт: что-то остановило Петра от выполнения его плана. И это что-то — сильный британский флот…
Тем не менее Пётр последовательно двигался вперёд. Шаг за шагом, медленно, но верно. И всё время в одном направлении. Весной 1716 года Пётр выдал свою племянницу Екатерину Иоанновну замуж за герцога Карла Леопольда Мекленбург-Шверинского[164]. Это означало, что русские войска уже стояли в Данциге, а теперь встанут ещё и в Мекленбурге. И в Курляндии опять-таки уже появились русские, и в Риге стоят их корабли. Сопоставив факты, в Лондоне приходили к невесёлому выводу. Русский царь оказался настолько ловким, что всё южное побережье Балтики от Петербурга до границ Дании оказывалось под контролем ещё вчера сухопутной России. Вывод напрашивался сам: отныне Россия и конкретно царь Пётр становились мишенью номер один всей британской внешней политики.
Теперь, уважаемые читатели, вновь задам вам вопрос. Что делать, если некая мощная сила постоянно мешает воплощению ваших планов? А самому воевать с ней невозможно, так как победа будет слишком дорогой? А по-хорошему эта сила договориться не хочет?[165] Правильный ответ: постараться натравить на неё кого-то другого. Именно так постоянно поступали в отношении Петра англичане. Когда подобный вопрос встал перед русским царём, он не очень долго думал над ответом, решив использовать опыт британских «партнёров». Англия блокирует развитие России, помогая шведам. В перспективе англичане помогут любому противнику Петербурга, более того — постараются втравить Россию в какую-нибудь войну. Что делать в такой ситуации? Устроить сложности самим англичанам. Но кто способен доставить Британии такую «радость»? Франция после поражения в Войне за испанское наследство уже не может. Более никого должного калибра нет.
И тут к Петру Алексеевичу пришло поистине гениальное решение. Был на европейской шахматной доске только один игрок приблизительно нужного уровня. При этом очень обиженный на англичан. Его имя — Карл XII, король Швеции. На Лондон он был обижен потому, что, натравив его на Россию в 1708 году, после Полтавы англичане и пальцем не пошевелили, чтобы вытащить его из «почётного» плена в Турции. Не оказывали никакой помощи. Ему пришлось самому бежать оттуда. Итог для деятельного честолюбивого короля, вынужденного со стороны бессильно наблюдать, как рвут на части его Швецию, — пять с половиной потерянных лет. Конечно, армия и флот Швеции не того размера, чтобы полноценно воевать с англичанами. Но этого и не нужно. Государственный переворот — вот что руками шведского короля решает сделать в Альбионе царь Пётр. Тут-то и появляется на свет божий та идея, которую вчерне озвучивал и сам шведский король. Поменять короля на троне Британии![166]. Претендент есть — Яков III из династии Стюартов. Дело за малым — высадиться на берегу Англии и совершить переворот. А новый король будет явно лучше нынешней британской власти. Кроме того, вероятно, начнётся гражданская война, и наших английских «друзей» после такой катастрофы мы ещё не скоро увидим в делах Европы. Гениальность плана Петра была и в том, что переворот в стане одного врага он планировал сделать руками другого врага. Ровно так будет поступать Сталин в 1939 году, когда перенаправит выращенного англичанами и французами Гитлера на них самих.
Меня часто спрашивают, почему только англичане старательно на протяжении долгого времени готовили внутреннюю смуту в России? Почему мы не отвечали? Отвечали. Пётр Великий пытался действовать против англичан их же методами. (Потом так же действовал Сталин.) План был не такой фантастический, как может показаться на первый взгляд. Точно так же была захвачена власть в Англии во время Славной революции всего каких-нибудь 27 лет назад. Отца Якова III, короля Якова II, в 1688 году как раз и свергли в результате высадки голландского десанта. И всё получилось. Почему не получится сейчас? Тем более когда во главе будет такой отчаянный рубака, как шведский король Карл XII. Русский царь начинает действовать. Весной-летом 1716 года в Гааге и затем в Амстердаме князь Куракин провёл предварительные переговоры, на которых мир между русскими и шведами обсуждался в контексте нанесения удара по Британии. Со стороны Швеции дела вёл барон Гёрц. Предполагалось даже устроить свидание между Петром и Карлом во время переговоров на Аландских островах, но в итоге встреча не состоялась. Речь шла о том, чтобы Карл XII в 1717 году высадил 12 тысяч солдат в Шотландии, где позиции якобитов были особенно сильны[167]. Незадолго до этого в Шотландии уже было якобитское восстание, которое английскому правительству удалось подавить в декабре 1715 года. Какую помощь в организации мятежа и государственного переворота в Англии Россия должна была оказывать Швеции, на сегодня досконально неизвестно, но о контактах самого Петра с Яковом III и переговорах с представителями Карла XII пишут некоторые исследователи, в том числе весьма авторитетный источник — адмирал А.Т. Мэхэн. Был в этом заговоре и отчётливый испанский след — руководители этой страны ещё помнили, как Англия быстро отодвинула Испанию в сторону, заняв её место под солнцем в качестве главной державы Моря. Активным сторонником и спонсором будущей высадки шведов стал первый министр испанского двора Хулио Альберони…[168]
Но англичане заговор раскрыли. И нанесли упреждающий удар: «Шведский посланник в Лондоне граф Гиленборг [в некоторых источниках — Гиленбург. — Н.С.] в феврале 1717-го был арестован в здании посольства, а документы посольства захвачены. Арест был произведён по обвинению Гиленборга в содействии заговору, имевшему целью свергнуть английского короля Георга I»[169]. В распространённом сообщении Лондон указал, что шведский посланник лишил себя права на защиту, которым должен был пользоваться в соответствии с международным правом. Несмотря на протесты дипломатов разных стран, граф Гиленборг не был освобождён. Более того, английский король попросил голландцев арестовать и главу заговора — того самого барона Гёрца, который прибыл в Нидерланды в качестве шведского посланника, но не успел ещё предъявить свои верительные грамоты. Выступая перед парламентом, британский король заявил, что письма Гиленборга и Гёрца содержали проекты вторжения в Англию. Возмущённые парламентарии приняли закон, запрещавший торговлю со Швецией. Карл XII в свою очередь не оставил действия Британии и Голландии без реакции: «В ответ на арест Гиленборга и Гёрца шведский король распорядился арестовать английского министра-резидента в Стокгольме Джексона, а посланнику Генеральных штатов в Стокгольме запретил появляться при дворе. Лишь после заявления герцога Орлеанского в качестве посредника, что шведский король дезавуирует действия своих посланников, Гиленборг был освобождён в обмен на освобождение шведским королём Джексона, а в Нидерландах был освобождён Гёрц»[170].
Переворот не получился, и через два месяца после арестов в Лондоне русский царь уже в столице Франции. «Положение Европы изменилось, Франция потеряла своих союзников в Германии, Швеция почти уничтожена и не может оказать вам никакой помощи… Я предлагаю Франции не только свой союз, но и моё могущество»[171], — такие слова доводит глава России до регента Филиппа Орлеанского через посредников.
В 1717 году Париж — третий город Европы, его население — полмиллиона, больше только Лондон (750 тысяч) и Амстердам (600 тысяч). Как видите, иногда геополитика — очень точное отражение демографии, но не всегда. Китай сегодня и Лондон начала XVIII века — яркие тому подтверждения. Но Париж и тогда был Парижем, и образованные люди, дворяне в России ещё более ста лет будут в обычной жизни разговаривать по-французски, а не по-английски. И что самое обидное и страшное — не по-русски…
Для того, кто побывал в столице Франции сегодня, Париж того времени показался бы очень маленьким. Все основные достопримечательности находились на окраинах города. Елисейские поля были отчасти именно полями, а на месте сегодняшней Триумфальной арки стоял лесистый холм. Дорога на Монмартр шла через поросшие густой травой луга. Именно такой Париж и встретил русского царя. После знакомства с регентом и первых бесед Пётр попросил отменить весь протокол и дать ему возможность спокойно и свободно осмотреть город. Регент согласился — при условии постоянного наличия при русском царе восьмерых солдат королевской гвардии. Что интересовало Петра? Всё. В первую очередь всё, связанное с военным делом. Он осмотрел Госпиталь инвалидов, где жили несколько тысяч французских солдат, отдавших здоровье в борьбе за родину с Англией и её союзниками.
Отношения Петра с регентом Филиппом были неформальными: они вместе ходили в оперу и беседовали, сидя в одной ложе на виду у всего зала. Понимая важность династических браков и используя своих племянниц для укрепления геополитических позиций России, царь приберёг для Франции ещё одну невесту. На этот раз речь шла о дочери самого Петра — Елизавете Петровне. Всего Пётр был в Париже более месяца, а уехав, оставил после себя целую делегацию дипломатов. Но ни сам Пётр, ни его помощники так и не смогли склонить французов к союзу с Россией в том формате, в котором хотели: «К этому времени противоречия между английским королём Георгом I и царём Петром слишком обострились, чтобы можно было заключить договоры с обоими, и Дюбуа выбрал Англию, а не Россию»[172]. А раз так, то и свадьба, призванная скрепить союз, не состоялась. Елизавета Петровна осталась в России и потом, став императрицей, правила империей, а её несостоявшийся жених король Людовик XV впоследствии женился. И этот брак был абсолютно точно политическим — король Франции взял в жёны дочь польского короля Станислава Лещинского, ставленника Карла XII, которого выгнал с престола Пётр Великий.
Но в целом договорённости о союзе были достигнуты: 4 (15) августа 1717 года в Амстердаме Россия, Франция и Пруссия подписали трактат «для содержания генеральной тишины в Европе», в соответствии с которым три державы вступали в оборонительный союз, предусматривавший взаимную гарантию безопасности владений. Получив поддержку в Пруссии и Франции, Пётр резко меняет свою позицию — теперь он готов заключить мир со шведами. «Пётр уже давно, по крайней мере с 1716 года, понимал, что по мере того как будет увеличиваться русский Балтийский флот, будет расти тайная и тем более опасная вражда Англии, числящейся всё ещё в «союзниках». Одной из явственных причин, по которым он так торопился побудить сначала Карла XII, а потом (после смерти Карла XII в ноябре 1718 года) аристократическую партию, правившую Швецией от имени Ульрики-Элеоноры, заключить мир, являлось именно постоянное беспокойство относительно намерений и происков англичан»[173].
Поскольку контакт с Карлом был уже установлен, то начать переговоры оказалось делом не таким сложным. В мае 1718 года они состоялись на Аландских островах и вошли в историю под названием Аландского конгресса. Список членов шведской делегации весьма характерен: Карл XII снова направляет барона Гёрца (главу делегации) и графа Гиленборга, причём Гёрцу был выдан паспорт для проезда через русские владения в Швецию[174].
Переговоры были непростыми, но такой состав шведской делегации настраивал на оптимистический лад. Швеции, по сути, предстояло отказаться от всех своих прибалтийских территорий, которые уже забрали русские, но при этом постараться остаться сверхдержавой. России было необходимо, заключив мир со шведами, перенаправить их гиперактивного короля в другую от своих границ сторону. Куда? Да всё туда же — в сторону наших британских «друзей», а заодно и в сторону ветреных датских «партнёров». При всей сложности задачи компромисс был найден. Пётр предлагал Карлу воевать с датчанами за Норвегию и «попросить» вооружённым путём у Ганновера обратно земли в Германии. А принадлежал Ганновер, напомню, английскому королю…[175]
Реакцию на переговоры Швеции и России, по итогам которых Карл XII и Пётр Великий могли совместно начать трясти других европейских игроков, можно легко себе представить. Шла сложная дипломатическая игра. Карлу поступали и альтернативные предложения: «По Европе ходили слухи о том, что за спиной Петра готовится дипломатическая сделка, смысл которой состоит в том, чтобы за известные услуги и уступки в пользу английского короля (он же курфюрст ганноверский) Георга I Англия вместе с Голландией потребовали от Петра возвращения шведам отвоёванных у них провинций»[176].
Британцы действовали в своей манере: в 1718 году в Балтийском море появилась английская эскадра. Адмирал Норрис кроме британских имел под своим командованием и голландские корабли. На всякий случай Россия готовилась ко всяким неожиданностям — дать гарантии, что наши английские «союзники» просто поплавают в Балтийском море, не мог никто. На случай агрессии Англии в Кронштадте были приняты меры для защиты: три больших корабля приготовили для затопления у входа в гавань[177]. Но главной задачей британско-голландской эскадры была в этот раз не война, а блокирование русско-шведского сотрудничества. Само присутствие английского флота создавало сложности для взаимодействия Петра и Карла в деле подготовки войны против Ганновера (Англии) на германской территории. Всеми способами Лондон старался оказать на Петербург дипломатическое давление. Следующим послом Британии после чуть не отправленного сдавать верительные грамоты «на тот свет» Джорджа Маккензи в Россию направляется адмирал сэр Джон Норрис. Тот самый, что командует английским флотом на Балтийском море. Отправка боевого адмирала в качестве посла вообще случай крайне редкий и является прямым намёком на серьёзность намерений. Именно поэтому адмиралу Норрису в Лондоне даются вполне чёткие инструкции, в которых «говорилось, что если царь хочет хороших отношений с Англией, то он «без колебаний посодействует исполнению наших [британского кабинета. — Е.В. Тарле] желаний и освободит герцогство Мекленбург, город и территорию Данцига и границы империи [германской. — Е.В. Тарле] ото всех опасений, отведя свои войска из этих мест к своим собственным владениям»»[178].
Если мы внимательно присмотримся к дальнейшим действиям шведского короля, то увидим, что на Аландском конгрессе между Петром и Карлом явно были достигнуты определённые договорённости. И значит, беспокоились англичане не зря. Просто было решено сначала действовать не в Германии, а в Норвегии. Боевые действия в этой тогдашней провинции Дании были начаты шведским королём ещё в 1716 году. Заняв Христианию (Осло), но потерпев неудачу под крепостью Акерхус, шведская армия вернулась домой[179]. В 1717 году шведы и датчане взяли паузу. Однако сразу после достижения согласия с русскими на Аландском конгрессе осенью 1718 года Карл опять вторгся в Норвегию. Повторим ещё раз даты: май 1718 года — начало переговоров, осень 1718 года — вторжение шведов именно в Норвегию.
То, что случилось потом, до сих пор считается одной из исторических загадок. 30 ноября 1718 года (11 декабря по новому стилю) шведский король был убит одиночным выстрелом при осаде норвежского форта Фредериксхалль (ныне Халден). История очень тёмная. Карл XII находился в траншее, которая была НИЖЕ, чем стены неприятельского форта. Дальность выстрела из гладкоствольного кремниевого ружья в то время составляла 300 метров. Снайперских прицелов ещё не изобрели, но снайперы уже были. Потому что шведский король погиб именно от снайперского выстрела. В момент затишья он отправился в траншею осмотреть позиции. Высунул голову. И получил в неё пулю. При этом пуля попала в голову короля не сверху вниз, то есть не с крепостной стены, а сбоку — в висок. Это значит, что неизвестный снайпер находился где-то рядом с траншеей[180].
Убийство шведского короля резко изменит всю геополитическую обстановку. Адмирал-посол Норрис в Петербург так и не поехал: в этом отпала необходимость[181]. Это убийство разом поставило крест на возможности русско-шведских совместных действий против Ганновера в Европе. Новая королева, сестра Карла Ульрика-Элеонора, вступив на престол, разрывает переговоры с русскими, с ходу выставляя неприемлемые требования. Швеция не соглашается на уступку Лифляндии, несмотря на согласие Петра уплатить шведам 1 миллион рублей в качестве компенсации и отсрочить вхождение этой территории в состав России на 30 лет[182]. Новая королева Швеции мира не хочет, потому что стоящая за ней сверхдержава заинтересована в продолжении войны Стокгольма и Петербурга. Почему мы можем утверждать, что отказ от переговоров и продолжение борьбы с русскими не было суверенным решением шведской власти? Потому что внутри Швеции не было для такой борьбы ресурсов. Народ устал, финансы закончились, шансов на победу не было, что и подтвердят дальнейшие события. Россия после разрыва переговоров сразу начнёт войну уже практически на территории самой Швеции. Но шведы будут отчаянно бороться, причём именно с русскими, больше не пытаясь отобрать Норвегию у Дании и отбить германские территории у ганноверцев-англичан.
И ещё один важный факт, яркими красками рисующий нам историю геополитической борьбы Петра Великого и Великобритании за фактическое доминирование в Европе. При возобновлении переговоров на Аландских островах у шведской делегации уже будет новый глава. Сразу после гибели Карла XII от загадочного выстрела государственный министр барон Георг Генрих фон Гёрц был арестован, причём с такой поспешностью, что ему сообщили о гибели короля только после заключения под стражу[183]. Следствие было недолгим, и уже 19 февраля 1719 года он был казнён в Стокгольме. Кто же был заинтересован в смерти главного переговорщика в контактах с русскими и главного организатора попытки государственного переворота в Англии? Англичане. Убийство Карла XII, быстрый арест и казнь его самого доверенного лица — всё это звенья одной цепи. Любопытно, что всего через пять лет фон Гёрца реабилитировали, а его конфискованное имущество возвратили наследникам. Было признано, что он действовал по приказу короля, а не по собственному желанию. Но это случится в 1724 году — Северная война уже закончится и раунд геополитической игры вокруг Швеции будет завершён…
Хотя России и не хочется вести войну со шведами далее, но другого способа закрепить за собой завоёванное и окончить войну нет. «К этому моменту Пётр особенно крепко утвердился на следующем. Подвинуть дело мира возможно только одним путём: устрашить Швецию совместным нападением флота и армии на её берега… Для Петра было ясно, что англичане вредили, вредят и будут вредить успеху аландских переговоров, если преемница Карла XII Ульрика-Элеонора и её окружение в самом деле захотят пойти на серьёзные уступки в пользу России»[184].
Царь планирует заканчивать войну исключительно своими силами. И вот тут роль построенного Петром Алексеевичем флота сложно переоценить. Глава России готовится высадить десант в самой Швеции, и его основное беспокойство — детали этой сложной операции, которая призвана заставить шведов капитулировать. Главная озабоченность Британии точно такая же. «Английская дипломатия пришла в жестокое беспокойство. Становилось очевидным, что Швеция в своём поистине отчаянном положении пойдёт на все уступки, чтобы спастись от страшного русского удара прямо в сердце страны. Этого как раз больше всего боялись англичане»[185].
Ведь вполне возможен вариант, когда под давлением военных аргументов делегация Швеции подпишет мир с русскими. Как это предотвратить? Посол Британии в России Джеймс Джеффрис предлагает весьма необычное решение: «Нужно не что иное, как только послать один или два фрегата к месту конгресса и силой увезти прочь шведского уполномоченного… Так как датчане состоят в открытой войне с Швецией… то, по моему мнению, датчане — именно те люди, которых наиболее удобно пустить в ход для исполнения этого дела». Джеффрис высчитывает, что для удачного результата это маленькое предприятие потребует не больше 600 «решительных людей»[186]. Далее похищенного главу шведской делегации следует пересадить на британский корабль, а поскольку в Балтийском море господствует русский флот, то английскому судну следует прикрыться от возможного обыска… русским флагом. В конце письма посол предлагает английскому королю для надёжности украсть ещё и русских переговорщиков. Но на выполнение этого вполне бандитского плана «посла Его Величества Короля Великобританского» Джеффриса английское правительство пойти не отважилось…
Между тем Пётр приступает к реализации плана нанесения удара непосредственно по Швеции. В конце июня 1719 года русский флот под командованием самого Петра направился к шведским берегам. В конце июля тут же появились и англичане: чтобы оказать давление на Петра, Англия опять отправляет в Балтийское море эскадру. Но для решительно настроенной русской стороны английская эскадра не является никаким препятствием. Ведь ничего, кроме слов поддержки, Британия шведам посылать не собирается. Английский флот не планирует воевать. Точно так же летом 2008 года англосаксы направили корабли «в помощь» Грузии. Никакой реальной поддержки эти суда грузинам не оказали, и русская армия и корабли Черноморского флота делали всё, что было необходимо, для обеспечения безопасности Южной Осетии и граждан нашей страны. То же самое было и в петровские времена. Оставив линейные корабли прикрывать флот, царь Пётр осуществил высадку десанта силами галерного флота. При этом главное желание Петра было заключить мир — но на выгодных для России условиях. «В Стокгольме царила страшная паника, молили англичан о скорейшей помощи, но адмирал Норрис «спешил» весьма медленно, а когда пришёл, то воздержался от сближения с русским флотом и вскоре ушёл восвояси»[187]. Шведская армия, полностью дезорганизованная, не оказывала почти никакого сопротивления. А если и пыталась дать отпор, то наш десант садился на галеры и плыл вдоль шведского побережья в другое место. Уничтожались металлургические заводы и мастерские. Узнав, что русские находятся недалеко от Стокгольма, королева Ульрика-Элеонора обратилась к Петру с просьбой о возобновлении прерванных мирных переговоров и о прекращении впредь до мира военных действий. Пётр согласился.
Шведское правительство требовало от Лондона чего-либо более существенного, чем простое нахождение флотилии в виду русского флота. Давать пустые, ничем не подкреплённые обещания всегда удобнее, чем заключать договор, обязывающий к конкретным действиям. Но поскольку после высадки русского десанта непосредственно на шведской земле Швеция находится на грани сдачи, англичане идут навстречу пожеланиям Стокгольма. Не раньше и не позже. В ноябре 1719 года Англия заключила не только мир, но и союз со Швецией. Против кого собирались «союзничать» и «дружить» Лондон и Стокгольм, догадаться нетрудно: альянс Англии и Швеции был направлен против России. По сути, англичане ставили на шахматную доску всю свою военную мощь. Теперь, атакуя Швецию, Петру было необходимо учитывать возможность потенциального военного конфликта с сильнейшей державой того времени[188]. И всё это на фоне двух десятилетий непрекращающейся войны то со Швецией, то с Турцией.
Клубок европейской политики запутывался всё основательнее. Сложно понять шаги Петра Великого, если из всего периода его правления знать только Полтавскую победу да бритьё бород у строптивых бояр. Так и сегодня — зная только содержание выпусков новостей, не имея базиса в виде понимания предыдущих столетий европейской и мировой политики, невозможно осознать всю неоднозначность и глубину происходящего на мировой шахматной доске. Незнающего и непонимающего наблюдателя легко определить: у него всегда всё просто. Он не понимает, почему не делаются те или иные «очевидные» шаги. Ведь всё же так ясно и просто — ну зачем этим политикам нужно всегда всё усложнять?
Условия союза Англии и Швеции, естественно, были в пользу англичан. Договором они старались решить сразу несколько задач. Во-первых, легализовать и узаконить свои европейские приобретения, бывшие когда-то шведскими владениями, во-вторых, придать шведскому государству нужную решимость сражаться с русскими. Для этого английский король Георг I в качестве курфюрста ганноверского заключил мир со Швецией, получив шведские владения в Германии (Бремен и Верден) и уплатив при этом шведам миллион талеров. У шведов появились деньги на войну, а русские войска не могли более претендовать на теперь уже британские владения. Следом за «папой» маски сбрасывать начали и остальные «союзники» России: демарш Лондона означал решение закончить все европейские войны с участием Швеции, чтобы бывшие викинги могли сосредоточиться только на одной — с Россией.
Одновременно на Россию начала оказывать давление и Австрия, требуя, чтобы Пётр заключил мир со шведами на совершенно неприемлемых условиях. Почувствовав, куда дует ветер, встрепенулась и Польша, давно ставшая проходным двором для русской армии. В Варшаве вдруг заговорили, пользуясь языком нынешних совестливых блогеров и полузащитников прав человека, о необходимости очистить Курляндию от войск «кровавого русского режима», чтобы вернуть её в зависимость от Польши.
Россия оказалась в полной изоляции. ««Проклятые обманщики!» — так выразился Петр в письме к Куракину, оценивая то, что происходило в политическом мире Европы весной 1720 г., и подсчитывая всё новых и новых поднимавшихся против него врагов»[189]. Подобная ситуация единения Европы против России будет повторяться многократно в нашей истории — причём в моменты наибольших успехов русской армии. Об этом нужно помнить и тем историкам и писателям, которые говорят о том, что Сталин должен был нанести упреждающий удар по гитлеровской Германии в 1941 году. Иосиф Виссарионович знал историю прекрасно, куда лучше современных доморощенных советчиков, и понимал, что весь Запад немедленно ополчится против СССР — России в случае нанесения им удара по Германии. При этом не будет иметь значения, какая идеология и в какой стране доминирует. Равно как не играет никакой роли и коммунизм в Советском Союзе для определения позиции европейцев. У Петра Великого на полке не стоял томик Маркса рядом с томиком Ленина, но ненавидели и его самого, и созданную им мощную Россию от этого ничуть не меньше. Сегодня ничего не изменилось, и это нужно знать и понимать.
Однако Петра потому и назвали Великим, что решительности ему было не занимать. «Неполезного мира не учиним!» — с этим твёрдым решением Пётр начал весной 1720 года очередную кампанию против Швеции. Теперь речь шла не о победе — победа была уже состоявшимся фактом, речь шла об условиях будущего мира. Причём условия согласовывать нужно было не со шведами, а с англичанами, которые стояли у них за спиной. Вся остальная европейская «мелочь» согласится, если согласится Лондон.
Что делают сегодня, когда хотят затормозить развитие страны-соперницы? Стараются не передавать и не продавать ей новых технологий. Ставят препоны для работы в этом государстве носителей этих самых технологий. В 1719–1720 годы англичане делают то же самое. Англия пытается отозвать из России… английских корабельных мастеров. «…К большому раздражению англичан, строительство новых кораблей в России безостановочно продолжалось в 1719 и 1720 г. на всех балтийских верфях. Всячески желая затормозить рост могущества русского флота, британский посол в Петербурге Джеймс Джеффрис посоветовал своему правительству отозвать из России английских корабельных мастеров»[190].
Первая в истории России индустриализация, или, говоря языком «эффективных менеджеров», модернизация, проводилась при активном участии Запада. Носители тогдашних новейших технологий приглашались лично царём. Они получали огромное жалованье, русский монарх встречался с ними частным образом и «сажал за свой стол при самых многолюдных собраниях». У Петра работают пять британских корабелов, есть и один француз. Поэтому в случае отбытия на родину британцев строительство флота застопорится надолго. Сейчас с этим проще — достаточно пригрозить арестом счетов компании и частного лица и таким образом на них надавить. В то время ещё не было такой возможности — если корабелы не женаты или их семьи также в России, то рычагов воздействия очень мало. В России они на особом положении, никаких бытовых проблем нет, заработок в разы больше, чем на родине. Поэтому когда британский парламент принял постановление, а следом и указ, призывающий английских корабельных мастеров возвратиться на родину, то они его полностью проигнорировали. В 1713 году царь Пётр Алексеевич имел 17–18 линейных кораблей, из которых часть была куплена за границей, а часть выстроена в Архангельске; уже в 1719 году в Балтийском флоте насчитывалось, по сведениям Джеффриса, 27 или 28 линейных кораблей[191]. Причём почти все новые корабли строились именно в России.
Флот крепнет, политика России не становится менее активной. Не обращая внимания на заключенный англо-шведский союз, русские летом 1720 года высаживают десант у города Умеа. В 1721 году наш флот показывается у города Гефле и высаживает отряды рядом с ним. Чем помогли шведам союзные англичане? «Опять в Балтийском море, как и в 1719 г., как и в 1720 г., крейсировал Норрис и опять никакой помощи шведам оказать не решился. Изверившись в английской помощи, поняв, конечно, что британский кабинет шутит с ним плохую шутку и что подстрекает Швецию к совсем уже бесцельному, ужасающему по своим последствиям, продолжению безнадёжно проигранной на суше и на море войны, шведское правительство пошло на все требования Петра»[192].
Такова политика: чтобы начались переговоры о мире, нужно сначала хорошенько повоевать. Основа британского могущества — флот. Именно флотские эскадры англичан приходят в Балтийское море, чтобы навязать свою волю России. Ответ Петра крайне решителен: русские нападают на шведскую эскадру прямо на глазах изумлённых от такой наглости англичан. Это происходит у острова Гренгам. Русский флот одерживает очередную победу: захвачено четыре шведских фрегата и взято в плен более 400 человек. А ведь английская эскадра в Балтийском море была весьма внушительной: 18 линейных кораблей, 3 фрегата и другие суда. В «гренгамской виктории» нашего царя восхищает как раз то, что русские надрали уши шведам на виду у британцев. «Правда не малая виктория может причесться, а наипаче, что при очах английских, которые равно шведов обороняли, как их земли, так и флот»[193].
В апреле 1721 года в финляндском городе Ништадте (сейчас — Уусикаупунки) возобновились мирные переговоры между Россией и Швецией. Этому предшествовало отречение в Швеции сестры Карла XII королевы Ульрики-Элеоноры. Новый король Фридрих и начал мирные переговоры[194]. Сразу было очевидно, что шведы желают их затянуть, они предлагали заключить пока мир временный, прелиминарный, а «потом с божией помощью и окончательный. Но Пётр знал, что Фридрих надеется не столько на божию, сколько на английскую помощь, и остался непреклонным»[195]. Русский царь продолжает применять своё фирменное «петровское» средство преодоления колебаний шведов, коим является налёт флота на шведскую территорию. Галерный русский флот под прикрытием линейных кораблей отправляется в поход. Но тут у берегов Швеции снова появляется английская эскадра, причём на этот раз к ней немедленно присоединяются и шведские корабли. Этот флот блокирует высадку русских войск под Стокгольмом, но наши отряды высаживаются между городами Гефле и Питео. Шведы разбиты, береговые селения разорены, уничтожено тринадцать заводов.
Петровский метод убеждения приносит плоды. В мае 1721 года наш флот совершает последний набег на территорию Швеции, а уже 30 августа 1721 года заключается Ништадтский мир. Текст этого мирного договора (его легко найти в Интернете) на первый взгляд удивляет. Россия соглашалась уплатить Швеции в четыре срока в течение ближайших двух лет 2 миллиона ефимков. То есть фактически мы, победители, платили проигравшим контрибуцию. Но если вспомнить, в какой дипломатической ситуации Россия всё-таки добилась юридической фиксации всех своих приобретений, то удивление сменится уважением. И даже восхищением. Не всегда наша дипломатия могла так же твёрдо удержать в руках России то, что добыли русская армия и русский флот.
А что же англичане? «Английский кабинет отдавал себе отчёт в понесённом им тяжком дипломатическом поражении. Годами англичане делали всё возможное, чтобы отсрочить заключение русско-шведского мира и воспрепятствовать окончательному закреплению России на берегах Балтики. Но теперь, в 1721 г., дальнейшая отсрочка могла лишь вконец погубить Швецию… Таким образом, не только Швеция расписалась в Ништадте в своей конечной неудаче»[196]. Если подвести итог английской дипломатии в конфликте России и Швеции, то Британия фактически обобрала и обманула Швецию, вынудив её отказаться в пользу Ганновера от северогерманских владений. Швеции было обещано, что взамен она получит обратно свои занятые русскими территории, но этого не произошло.
Пётр Великий приобрёл порты в Балтийском море. Он сделал так, что Рига и Таллин стали стоянками русских кораблей. Революция 1917 года привела к потере этих территорий. Антанта, руководимая Англией, немедленно признала независимость никогда в истории не существовавших Эстонии и Латвии, большая часть территории которых вошла в состав России именно по Ништадтскому миру 1721 года. Никто и никогда не оспаривал законность их попадания в состав России. Но при первой возможности наши английские «друзья» вернули то, что проиграли их прадеды Петру Великому в первой трети XVIII века. В 1940 году Сталин восстановил статус-кво: Рига и Таллин опять стали стоянками русских кораблей. В 1941 году ситуацию изменил Адольф Гитлер, в 1944–1945 годах Сталин выгнал нацистов из Прибалтики. В 1991 году Горбачёв на пару с Ельциным вновь разрушили то, что сами не создавали. И сегодня именно Прибалтийские страны — единственные из территорий бывшего СССР, которые включены в Евросоюз и НАТО. Потому что там есть выход к морю. И его надо заблокировать для любой сухопутной державы — в первую очередь для России.
Российская империя в первой половине XVIII века (европейская часть).
Рассказ о деяниях нашего великого царя получился весьма объёмным. Но без этого не понять величия совершённого Петром, не оценить грандиозности его замыслов. Да, удалось не всё. Но кому всегда и всё удаётся? Нет таких политиков, нет таких руководителей. Сделанное Петром справедливо вызывает благодарность потомков. Единственное, что мы можем поставить ему в вину, — чрезмерное увлечение всем иностранным в ущерб национальным традициям. Что было, то было — слов из песни не выкинешь. Однако и здесь нужно сказать, что в течение жизни Пётр менялся — его увлечение иностранным и иностранцами ослабевало. После Ништадтского мира он вообще всячески поощрял выход иностранцев в отставку.
Смерть царя Петра напрямую связана с геополитикой — организовав «окно» для торговли с Европой, построив мощный флот на Балтике, он начинал думать о Востоке[197]. «Об Индии он думал, составляя в своё время инструкцию Бекович-Черкасскому, об Индии речь шла и тогда, когда Пётр хотел было отправить в 1723 году вице-адмирала Вильстера к Мадагаскару. Об открытии северного пути в Индию лелеялась мечта и тогда, когда за тридцать пять дней до смерти Пётр подписал повеление об отправлении капитана 1 ранга Витуса Беринга на край Азии»[198], — пишет академик Тарле. Почти через месяц после отправки Беринга в Индию Пётр Великий скончался. Это случилось 28 января 1725 года. Его смерть очень похожа на отравление. Искусственность смерти того, кто изменил расклад сил на мировой арене, нельзя исключать. Официальная версия — болезнь почек. Вскрытие не производилось. После смерти Петра Россия как сверхдержава остановилась в своём развитии[199]. Чтобы потом опять пойти вперёд. Какой самый знаменитый памятник Петру I? Безусловно, это Медный всадник, стоящий на берегу Невы в Питере. Кто его построил? Екатерина II. Которую потомки также нарекут Великой. Почему? Потому что именно при ней Россия вновь уверенно шагнёт на арену мировой геополитики. Но это уже совсем другая история.
5
О том, как Ротшильды создавали великую Германию
Горе тому государственному деятелю, который не позаботится найти такое основание для войны, которое и после войны ещё сохранит своё значение.
Отто фон Бисмарк
Война будет повторяться до тех пор, пока вопрос о ней будет решаться не теми, кто умирает на полях сражений.
Анри Барбюс
В чём величие того политика, который смог привести свою державу к процветанию? В том, что ему удалось использовать сложившиеся обстоятельства для пользы народа и государства. В том, что сделал он это в ходе сложной хитроумной игры, понимая конечную цель и зачастую не имея возможности рассказать о ней никому, даже самым близким людям и самым верным соратникам. Политики всегда одиноки — это особенность их профессии. У властителей не бывает друзей, они обречены на одиночество. И иногда свои самые сокровенные мысли они могут выразить только в виде афоризмов или намёков разной степени прозрачности. Вот и создатель Германии Отто фон Бисмарк, вошедший в мировую историю как «железный канцлер», не имел возможности откровенничать. Поэтому самые главные заветы он высказывал в виде крылатых фраз и афоризмов, иногда облекая намёки в весьма причудливую форму. Один из малоизвестных, но очень важных советов Бисмарка будущим геополитикам звучит так: «Самому нельзя ничего создать; можно лишь ожидать, пока не послышатся шаги Всевышнего, и тогда прыгнуть и ухватиться за край его одежды — в этом вся суть»[200].
А большинство весьма экстравагантных высказываний Бисмарка касалось России. Он оставил множество фраз, смысл которых сводился к одному: ни в коем случае не воюйте с Россией. Любопытно, что ни одна другая страна не удостоилась такой чести, чтобы один из величайших политиков Германии (да и всего мира) буквально заклинал немецкий народ и его руководителей никогда не связываться с русскими.
• «Война против России — самоубийство из-за страха смерти»[201].
• «Не надейтесь, что, единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами. И когда они придут — не надейтесь на подписанные вами иезуитские соглашения, якобы вас оправдывающие. Они не стоят той бумаги, на которой написаны. Поэтому с русскими стоит или играть честно, или вообще не играть»[202].
• «Никогда ничего не замышляйте против России, потому что на каждую вашу хитрость она ответит своей непредсказуемой глупостью»[203].
• «Россия опасна мизерностью своих потребностей»[204].
Почему Бисмарк так говорил? Не потому ли, что на его пальце было надето кольцо с поражавшим его воображение русским словом «Ничего»? Бисмарк был послом в России, неплохо говорил и понимал по-русски, но больше всего его восхищало именно это слово. Ничего. Как это — ничего? И восторгаясь непонятным, как и сама Россия, словом, он выгравировал его на кольце…
Все загадки времени Бисмарка, его обращение к потомкам и суть того геополитического опыта, который можно позаимствовать у великого немца, мы поймём, если внимательно приглядимся к его деяниям. Как политик Бисмарк действовал во второй половине ХIХ века. Это столетие началось под гром пушек наполеоновских войн, а заканчивалось стрекотом пулемётов, которыми британские колонизаторы выкашивали армии африканских туземцев, вооружённых копьями и луками. Пулемёты друг против друга европейцы опробуют лишь через 16 лет после его смерти[205]. Первая мировая война полностью ликвидирует то дело, которому Бисмарк посвятил жизнь, — Германия будет уничтожена и обескровлена. Это произойдёт потому, что кайзер Вильгельм II не послушает старого канцлера, отправит его в отставку и очень быстро приведёт страну и народ к катастрофе, которую в ещё большем масштабе повторит в 1945 году Адольф Гитлер. Но всё по порядку…
В результате Вестфальского мира 1648 года Германия была разделена и ослаблена. Она представляла собой некое формальное объединение, в котором каждое удельное княжество являлось независимым государством. Что очень устраивало соседей Германии. Сверхдержавы постоянно рекрутировали немцев воевать за свои интересы, а благодаря германским принцессам, коих всегда было в избытке, все королевские дома Европы были обеспечены невестами. Но то, что устраивало соседей, самих немцев не устраивало совсем. Мечты о восстановлении единства лелеяли многие, но только Отто фон Бисмарк смог воплотить их в реальность. Будучи подданным прусского короля, то есть наиболее сильного германского государства, Бисмарк видел Германию единой страной под скипетром этого монарха. Иными словами, целью политики Бисмарка было не просто воссоединение, а формирование вполне конкретного государственного образования — Германской империи, ведущую роль в которой играла бы именно Пруссия.
Необходимо сказать несколько слов о «нелёгкой прусской судьбе». Будучи относительно небольшим, но весьма воинственным государством, Пруссия в Европе являлась второстепенной державой, которая начинала играть первую скрипку, когда у её руля находился такой гений, как король Фридрих Великий[206]. Но даже при нём, как справедливо заметил великий полководец Александр Васильевич Суворов, «русские прусских всегда бивали». Вслед за русскими, колотившими пруссаков в Семилетнюю войну, бить их стал Наполеон. За один день 14 октября 1806 года (!) — редкий случай в истории — прусская армия была уничтожена Бонапартом и его маршалом Даву в двух сражениях — при Йене и Ауэрштедте. После чего Наполеон вообще хотел Пруссию ликвидировать. Спас Пруссию русский царь Александр I, уговоривший Бонапарта этого не делать. «Благодарные» пруссаки в итоге вместе с Бонапартом промаршировали на Россию в 1812 году, а после гибели его Великой армии переметнулись в 1813 году на нашу сторону. В результате прусская армия генерала Блюхера вместе с англичанами разбила французов в сражении при Ватерлоо в 1815 году.
Пруссия продолжала оставаться хотя и грозной, но второстепенной державой. Никаких поглощений немецких территорий свыше небольших шалостей сверхдержавы не допускали. Ни Англия, ни Франция, ни Россия, ни Австрия не хотели усиления какой-либо страны в центре Европы. Так и жила Пруссия мечтами о германском единстве. Имея главным противником этого единства… немецкую же Австрию. Вопрос, кто будет руководить германским лоскутным одеялом, был для австрийцев не менее принципиальным. Таким образом, воссоединение Германии под скипетром прусского короля казалось совершенно нереальной задачей. Но Бисмарк смог её решить.
Подробное изучение биографии «железного канцлера» не входит в задачу нашего повествования. Заметим только, что Бисмарк был дворянином и происходил из семьи юнкера, а по-русски говоря — помещика. В 1851 году прусский король Фридрих Вильгельм IV назначил его секретарём, а через несколько месяцев — представителем Пруссии в бундестаге[207]. Политическое взросление Бисмарка происходило на фоне Крымской войны, главной целью которой было ослабить Россию. Этого добивалась Англия, которая и выступила инициатором атаки на Российское государство именно на морском направлении. Вспомните, какой город наши солдаты и моряки героически защищали в ту войну? Севастополь — главную базу русского Черноморского флота. Полное уничтожение флота стало одним из печальных итогов этого конфликта для России. Что касается Франции, то она после поражения Наполеона стала всё больше вводить свой государственный корабль в кильватер англосаксонской внешней политики. Враги Британии автоматически становились врагами Франции. Так случилось и в Крымскую войну, в ходе которой англичане, французы и ещё Сардинское королевство «вдруг» решили выступить против России на стороне турок. Эта война ничем не отличалась от всех других русско-турецких войн, имея целью не допустить захвата русскими турецких проливов и уничтожить морское могущество России. Отличие было только одно: на этот раз Англия и Франция отправили своих солдат умирать в русском Крыму[208]. А не сделать этого было невозможно — настолько удачно воевала наша армия, что без вмешательства союзников дела Турции выглядели весьма скверно. Подробный ход Крымской войны опять-таки оставим за рамками этой книги, отметив только, что по её итогам Россия подписала Парижский мир. В который «заботливые» представители державы Моря вписали запрет для сухопутной России иметь флот на Чёрном море[209].
Для того чтобы начать процесс воссоединения Германии под своим руководством, Пруссии было необходимо решить сложнейшую задачу — поочередно нейтрализовать несколько опасных противников, не заинтересованных в усилении Берлина. Во-первых, требовалось консолидировать немецкие государства, собрав их в некоторые структуры. Для этого следовало дружить с Австрией и с её помощью вдвоем активизировать процесс интеграции, сохраняя у Вены иллюзию, что объединение будет происходить под её диктовку и под её полным контролем. Будучи сильнее и больше Пруссии, Австрия должна была помогать укреплению Берлина, чтобы в должный момент подвергнуться удару и перестать мешать объединению немецких государств. Но и это ещё не всё — главная проблема была впереди. После устранения австрияков задача только усложнялась — на пути объединения стояла Франция, которая и сама была не прочь отхватить часть германских земель. При всём этом Россия и Великобритания не должны были встревать в процесс и мешать Берлину. Задача сложнейшая, но Бисмарк с ней справился. И вот о том, кто и как ему помог, рассказывает данная глава…
Портрет императора Александра I. Дж. Доу.
Однако прежде следует пунктиром пройтись по геополитической ситуации середины ХIХ века. Разгром Наполеона привёл к тому, что сильнейшей державой на суше стала Россия. Император Александр I, который долго и упорно воевал с Францией ради английских интересов, мог получить дивиденды от долгой борьбы. Но по итогам уничтожения Бонапарта России досталось только герцогство Варшавское — ещё один кусок польской территории вдобавок к тому, что вошло в состав нашей страны после раздела Польши, совершённого ещё при «бабушке Екатерине». Мировой расклад сил выглядел так: Море было представлено Великобританией, которая безраздельно властвовала в океане, главной сухопутной страной являлась Россия. Франция, Австрия и Пруссия находились между этими двумя центрами силы. Не секрет, что постулат английской политики — борьба против сильнейшей державы на континенте. И такая борьба началась. Восстание декабристов, желавших уничтожения русской армии, — лишь один из её эпизодов[210]. Два мощных польских восстания точно так же не смогли подорвать нашу государственность. В ответ Россия, как говорили историки-марксисты и как теперь пишут историки-либералы, стала выполнять роль «жандарма Европы». На самом деле государь Николай I, прекрасно понимая, кто и зачем мутит воду на континенте, вызывая революции и таким способом обнуляя государственность своих противников, противился революциям в Европе. Главная морская держава просто натравит остальные европейские государства на Россию. И поэтому Николай Павлович отправляет нашу армию на помощь австрийской монархии в 1849 году. Вопрос, правильно ли поступил русский царь, без всяких условий спасший Габсбургов, — дискуссионный[211]. Для нас важно понимать, что в момент прихода Бисмарка в политику чаши мировых геополитических весов колебались между Великобританией и Россией. Для восстановления Германии будущий «железный канцлер» должен был выбрать стратегического партнёра. И он сделал свой выбор. Партнёром и главным помощником Бисмарка в деле восстановления единства Германии стали… Ротшильды.
Отто фон Бисмарк, первый рейхсканцлер Германской империи.
Ситуация в Германии того времени очень напоминает происходящее сегодня на постсоветском пространстве. Единая страна разделена на государства. Исторический факт: когда молодой Бисмарк, который отчего-то влюблялся именно в англичанок, следовал за своим идеалом по Германии, истёк срок действия его загранпаспорта. И он, подданный Пруссии, вынужден был идти в посольство своей страны в немецком же Штутгарте и оформлять там необходимые бумаги[212]. Кстати говоря, в молодости будущий объединитель германских земель был таким англофилом, что даже подумывал о поступлении на службу в британские колониальные войска[213]. Но это так, небольшой штрих к портрету личности. Симпатии, антипатии, пристрастия, слабости… Всё это анализируется, всё это учитывается, когда те или иные силы подбирают кандидатуры на определённые должности[214].
Рассматривая беспристрастно карьеру и действия Бисмарка, нельзя не признать, что знакомство с Мейером Карлом Ротшильдом сыграло важнейшую роль не только в жизни «железного канцлера», но и в деле создания Германской империи. Когда и где они познакомились, сказать сложно, но то, что они были хорошо знакомы, — это факт. Достоверно известно, что когда король назначил Бисмарка посланником в Россию, тот уже был знаком со знаменитой банкирской семьёй. Легенда гласит, что, отбывая в заснеженную Россию, будущий создатель Второго рейха попросил «друга Ротшильда» посоветовать кого-нибудь, кто мог бы удачно управлять скромными сбережениями Бисмарка на время его отсутствия. И якобы именно на этой чисто инвестиционно-управленческой стезе состоялось знакомство двух людей, которые и создадут в реальности Германскую империю. Ротшильд познакомил Бисмарка со своим партнёром — берлинским банкиром евреем Герсоном Блейхрёдером[215]. В Германии нет памятника этому человеку (в память о Бисмарке установлено множество монументов). Но без Блейхрёдера «железный канцлер» никогда бы не смог достичь своих целей и построить объединённую Германию, которую ввергли в страшнейшие катастрофы его неумные наследники. Германская империя была создана при активной помощи банкирского закулисья, в соответствии с геополитическими задачами, стоявшими перед Великобританией[216]. Вернее сказать так: мощная Германия была создана Великобританией, и посильное вспомоществование в этом оказывали как официальные власти Лондона, так и закулисные власти — банкирский дом Ротшильдов. А Герсон Блейхрёдер был куратором процесса формирования Германской империи. Куратором от Ротшильдов.
Как только Бисмарк с ним познакомился, дела будущего канцлера пошли на лад. И не только финансовые. Хочется при этом отметить, что Бисмарк до этого знакомства никогда не был очень богатым человеком, имея скромные доходы и происхождение. Которых явно было недостаточно, чтобы им занимался лично Ротшильд и его ближайшие партнёры. А это значит, что банкиры испытывали к Бисмарку точно не финансовый интерес[217]. Главной задачей британской политики середины ХIХ века было создание силы, которая бы смогла уничтожить Россию. Никто из имеющихся в наличии с этим справиться не мог. Крымская война ещё раз показала беспомощность Франции; что касается мощи, а вернее говоря, немощи Турции, то тут никто иллюзий не питал. Внутренний взрыв в виде тайного заговора декабристов не получился, польские восстания также были подавлены. Нужна была новая, монолитная, быстро растущая сила, которая вместо Великобритании занялась бы устранением её главного геополитического конкурента. В который раз англичанам понадобилась «шпага» на континенте. Никого другого, кроме не объединённой пока Германии, в Европе просто не было. Но пока Германия была похожа на лоскутное одеяло, а одна Пруссия с Россией тягаться не могла. Значит, нужно было помогать Пруссии подмять под себя всю Германию. И для этого требовался человек, который будет готов во имя создания Германской империи дать гарантии её будущей войны с империей Российской. Нужен был создатель, талантливый дипломат и государственный деятель, жёсткий и реалистичный, готовый на компромиссы и испытывающий с юности симпатию к Великобритании. И его нашли.
Напомним хронологию: в 1851 году Бисмарк назначается представителем Германии в общегерманский парламент. Там он ведёт себя крайне нагло. Так, курить в зале заседаний по праву самой сильной страны позволял себе лишь австрийский представитель. Увидев это, Бисмарк немедленно закурил, и его примеру последовали другие германские дипломаты. Впоследствии вся его деятельность на посту представителя Пруссии свелась к постоянному задиранию Австрии, которая была первым препятствием к воссозданию единой Германии. Можно утверждать, что своё назначение Бисмарк получил по протекции банкиров, так как поведение будущего канцлера было вызывающим, при этом никаких заслуг ранее он не имел. И самое забавное, что от нового посланника Пруссии ожидали как раз конструктивного сотрудничества с Австрией. Кроме того, есть один эпизод работы Бисмарка, рассказывая о котором его биографы упоминают, что, уже закуривая сигары в парламенте, он был знаком с Ротшильдом. Дело было в том, что общегерманский флот не имел денег на своё содержание. И однажды австрийский посланник Тун в отсутствие Бисмарка запросил заём у банковского дома Ротшильдов от имени всего Германского союза. Узнав об этом, Бисмарк направил протест Ротшильду и пригрозил тем, что Пруссия выйдет из состава бундестага[218]. В итоге Ротшильд денег не дал, а скандал дошёл даже до русского императора. Австрия была унижена, общегерманский флот продан с молотка, и Пруссия выкупила его значительную часть.
После этих демаршей, когда Австрия узнала крутой нрав Бисмарка, он был отправлен послом в Петербург[219]. Видимо, чтобы с ним познакомилась Россия?[220] Нет. Почти сразу по возвращении из Петербурга Отто фон Бисмарк был назначен министром-президентом (премьер-министром) Пруссии, а Герсон Блейхрёдер стал его советником. Главе германской политики Отто фон Бисмарку было 47 лет, и хотя бы минимальный опыт дипломатической работы ему нужно было иметь. Почему его назначили, если забыть о дружбе с Ротшильдом, — совершенно непонятно[221]. В архивах Германии сохранились тысячи (!) писем двух создателей Второго рейха, Бисмарка и Блейхрёдера, друг другу. И ведь это не вся переписка, а только та, что сохранилась. А значит, они часто и много общались и создавали Великую Германию вместе — на радость Ротшильдам. Далее следует интересная комбинация — слабохарактерный король Вильгельм I фактически не вмешивается в государственные дела и целиком полагается на Бисмарка. Тот в свою очередь всегда советуется со своим приближённым еврейским банкиром. Все дальнейшие действия Бисмарка не могут являться исключительно плодом его аналитического мышления, как не могут быть и результатом исключительного везения…
На первом этапе, чтобы возглавить Германию, Пруссии требовалось создать образ общенемецкого врага и разгромить его. Союзником в этом деле должна была стать Австрия. Прежде чем углубиться в подробности того, как Бисмарк «клеил» лоскутную Германию в единый монолит, стоит вспомнить, что накануне событий в Голштинии, которые стали стартом объединения, его буквально затравили газеты. Какие? Разумеется, либеральные. Бисмарк возбудил десятки исков об оскорблении его чести и достоинства. Но либеральные судьи, даже признавая правоту истца, назначали чисто символические наказания[222]. Правда, знакомая история? Когда Бисмарк делал первые шаги в качестве премьера, буквально все требовали отставки правительства. Но канцлер будто спокойно ожидал своего часа, не боясь за кресло и карьеру. При этом действовал он крайне нагло, так не может поступать даже политик, имеющий поддержку всего общества. В ответ на выпады либералов против правительства он ввёл цензуру чрезвычайным решением того самого правительства. Теперь закрыть любую газету можно было просто на основании её «общей направленности», враждебной существующей государственной системе. В довершение всего против Бисмарка и его политики решительно выступил наследник престола кронпринц Вильгельм. Но король отчего-то держал на посту премьера абсолютно непопулярного Бисмарка, который ещё не совершил, между прочим, ни одного из своих великих поступков. Курение во всегерманском парламенте, разумеется, не в счёт.
Ожидание Бисмарка было недолгим: 15 ноября 1863 года скончался датский король Фридрих VII, и на престол вступил его наследник Кристиан IX. Вот тут Европа вновь «уткнулась» в старый добрый «голштинский вопрос». Та самая Голштиния, ради которой был убит российский император Пётр III и за принадлежностью которой пристально смотрели англичане, вновь становилась поводом для войны[223]. На середину ХIХ века принадлежность Голштинии и Шлезвига была следующей — датский король владел ими на основе личной унии. То есть эти территории подчинялись ему лично, но в состав королевства Датского не входили[224]. Такая ситуация вполне устраивала морскую Великобританию — удобная гавань Киля была «ничья». Именно в это время лорд Пальмерстон сказал знаменитую фразу: «Во всей Европе ещё недавно шлезвиг-голштинский вопрос понимали три человека — принц Альберт (муж королевы Виктории), один старый датчанин и я. Но принц Альберт, к несчастью, недавно умер; старый датчанин сидит теперь в доме умалишённых, а я совершенно забыл, в чём там дело».
Часто цитируя эту фразу, историки никогда не задумываются о том, почему один из лучших политиков в истории человечества публично приписал себе амнезию. Дело в том, что Англия готовилась «не заметить» включения Гольштейна в состав образующейся Германии. Получалось, что более 100 лет они препятствуют и шведам, и русским, и датчанам присоединить к себе Голштинию. Держат вопрос всё время в подвешенном состоянии и отчего-то «вдруг» меняют своё отношение, позволяя Бисмарку осуществить аннексию. При том что 20 лет назад Англия помешала той же самой Пруссии присоединить тот же самый Гольштейн и сделала всё, чтобы ситуация была максимально сложной юридически. В 1848–1849 годах во время войны с Данией, которую вела прусская армия, «великие державы» вмешались, и в 1852 году был подписан так называемый Лондонский протокол. Он зафиксировал статус-кво и запретил Гольштейну и Шлезвигу отдельно друг от друга стать частью датского государства и сохранять свою автономию. В 1855 году Дания попыталась ввести общую для себя и Шлезвига конституцию, но жёсткая реакция Германского союза заставила их сдать назад. Немецкие же националисты из обеих автономий, как через 100 лет после них немцы Судетской области Чехословакии, находились в конфронтации с центральным правительством своей страны и смотрели в сторону Берлина. Перед самой смертью король Дании Фридрих VII подписал указ о том, что с нового 1864 года Шлезвиг полностью присоединяется к Дании, а для Гольштейна вводится самостоятельное управление. Его сын, новый датский король, сразу подписал конституцию, в соответствии с которой Шлезвиг становился частью датского королевства[225]. В тот же день наследственные права на герцогство предъявил и один из немецких князей, который ранее получил от датчан отступные за отказ от прав. Конфликт обретал чёткую форму.
И тут Бисмарк вновь пошёл против течения. Германское общественное мнение с благосклонностью отнеслось к притязаниям немецкого князя Аугустенбурга на престол Гольштейна. Но Бисмарк выступил категорически против — ему ведь нужно было присоединять Гольштейн к Пруссии, а не отдавать его «законному» удельному князьку. Судя по всему, Герсон Блейхрёдер давал своему премьеру очень хорошие советы. Потому что только Бисмарк знал, что сверхдержавы того времени не выступят против Пруссии в этом вопросе, и мог спокойно не оказывать поддержки германскому князю Аугустенбургу. И даже отвечать на убийственные реплики своего собственного прусского короля, который не понимал того, что происходит, а потому негодовал по поводу позиции Бисмарка и спрашивал его: «Разве вы не немец?»[226]
В итоге Австрия и Пруссия предъявили Дании ультиматум, заявив, что следуют букве Лондонского протокола и требуют от неё отказаться от своего намерения. Дания ультиматум отвергла. 1 февраля 1864 года австро-прусские войска пересекли границу и вторглись в Шлезвиг[227]. Датчане вскоре сдались. «Европа безмолвствовала, словно её и не существовало. Шлезвиг, Гольштейн, Лауэнбург были отторгнуты от Дании Венским трактатом 30 октября 1864 года. Эту игру, которая в конце концов удалась, и не только за счёт продуманной тактики, но и за счёт изрядной доли везения (отказ в последний момент Англии и Швеции от военной интервенции), сам Бисмарк позднее считал своим самым большим дипломатическим успехом»[228].
Шлезвиг и Гольштейн (Голштиния) — место, вокруг которого велись геополитические баталии на Европейском континенте. Сегодня это — территория ФРГ.
Итогом отказа датского кроля от прав на два герцогства стал тот факт, что отныне их судьбой должны были распоряжаться лишь два победителя. В результате подписания Гаштейнской конвенции Австрия получала Гольштейн, Пруссия — Шлезвиг, однако в Киле (то есть на территории Гольштейна) создавалась прусская военно-морская база[229]. Такой расклад полностью устраивал Англию, Францию и Россию — то есть три сверхдержавы того времени. Англичане отдавали Киль пруссакам, у которых практически не было флота, французы и русские имели столкновения интересов с австрийцами в Италии и на Балканах. Таким образом, довольными остались все.
Теперь следовало нанести удар по Австрии. Почти через год начнётся австро-прусская война, которая приблизит Бисмарка ещё на один шаг к осуществлению его цели. Для этого прусскому премьеру нужно было добиться нейтралитета Франции. И в октябре 1865 года он отправился в Биарриц на свидание с французским императором. Тот встал на сторону Берлина. Почему? Об этом чуть позже. Политическая карьера Бисмарка замечательна одним нюансом — его противники всегда сами делали всё, что нужно Бисмарку. Он лишь должен был правильно реагировать на их поступки. Датчане нарушили Лондонскую конвенцию, теперь конвенцию Гаштейнскую нарушили австрийцы, которые заявили о намерении передать вопрос о решении будущего двух герцогств в сферу компетенции Германского союза. А потом категорически отказались от созыва европейского конгресса, который предложила Франция, по этой теме. Фактически Вена сама на всех парах шла к войне с Берлином. Но в этой войне австрийцы будут разгромлены и после станут играть исключительно вторые роли на фоне Германской империи, попав в кильватер политики Берлина до самого своего крушения в ходе Первой мировой войны. Когда кто-то активно желает конфликта, в ходе которого он может быть уничтожен, это значит, что он рассчитывает на некоторые обстоятельства, позволяющие ему надеяться на победу. И когда мы не знаем этих «обстоятельств», подобный поступок политика кажется нам простым идиотизмом. Так, желание Саддама Хусейна присоединить к себе Кувейт привело к удару США и их союзников по Ираку. Операция «Буря в пустыне», быстрый разгром иракских войск в Кувейте. И мало кто задавался вопросом: а почему Саддам вдруг решил сделать такой странный шаг? Почему он решил, что мировое сообщество позволит ему проглотить нефтеносный Кувейт? Ответ прост: Хусейна к оккупации Кувейта подтолкнули американцы, представив Саддаму дело так, что это будет ему наградой за то, что он в течение десяти лет был «шпагой» США на Ближнем Востоке. Ведь придя к власти, менее чем через год Хусейн начал войну против Ирана (1980 год), и эта война длилась десять лет[230]. Сразу по её окончании Саддам и оккупировал Кувейт. Ослабленный, с огромными потерями, он решил захватить союзника США? В своём ли уме был правитель Ирака? В своём, потому что США обещали, что не заметят этого — исторических причин для аннексии было много. Все границы на Ближнем Востоке произвольно нарезались колонизаторами после крушения Османской империи.
Точно таким же идиотизмом выглядит и решение Гитлера напасть на СССР. Чем эта авантюра закончилась — известно всем. Но ведь сам фюрер писал в «Майн Кампф», что война на два фронта, которую допустил кайзер во время Первой мировой, является страшной ошибкой и не должна быть повторена. И вот, воюя с Англией, он нападает на СССР, который продаёт немцам стратегические материалы и поставляет зерно. Почему? Потому что 10 мая 1941 года в Лондон улетел заместитель Гитлера по партии Рудольф Гесс, который на Нюрнбергском трибунале получит пожизненный срок[231]. Хотя всю войну он просидит в английском плену. Разгадка проста — Гесс договорился, что Англия поможет Гитлеру, и, нападая на нас, Гитлер был уверен, что фронт будет только один. Так, по сути, и было. Самые страшные первые месяцы войны помощи от союзников не было никакой. А второй фронт в Европе был открыт только летом 1944 года…
Вот и Австрия на всех парах спешила к военному конфликту с Пруссией. Почему? Потому что 12 июня 1866 года был заключён тайный франко-австрийский договор, согласно которому австрийцы устраняли почву для противоборства с Парижем, соглашаясь отдать Венецию в обмен на нейтралитет французов и давая добро на создание на западе Германии зависимого от Франции немецкого государства[232]. Но ещё более важным этапом формирования у Вены уверенности в будущей победе стало покушение на Бисмарка, которое состоялось чуть ранее — 7 мая 1866 года. Это настолько интересная история, что о ней стоит сказать особо. Что означают покушение на премьера какой-либо страны и последующая поддержка обществом террориста? Перед нами картина полного раздрая внутри государства, сильнейшего конфликта между обществом и властью. Вот такая искусственная ситуация создавалась для австрияков: именно так они представляли ситуацию — и были обмануты. Историю с «покушением» на Бисмарка описывают все его биографы. И дают нам тем самым отличный пример разницы между знанием и пониманием. После дополнительных подробностей слово «покушение» действительно нужно брать в кавычки…
Покушение на Бисмарка было инсценировкой, спектаклем, предназначенным для Венского двора, доказательством внутренней слабости Пруссии. В те времена что русские цари, что немецкие премьеры ходили по улицам без охраны. Студент Фердинанд Кохен-Блинд выстрелил в Бисмарка из револьвера прямо на улице. Из пяти выстрелов лишь один слегка задел премьера, который сам обезоружил и задержал террориста. Что интересно — немецкие газеты стали прославлять Кохен-Блинда как человека, «который посвятил свою жизнь тому, чтобы освободить Отечество от чудовища». Спектакль удался — непосвящённому казалось, что вот-вот «кровавый режим Бисмарка» падёт, так как немцы Пруссии не хотят войны с немцами Австрии. И крайне непопулярный и мешающий Вене прусский премьер будет сметён, стоит лишь только обострить ситуацию.
Но, повествуя нам о покушении, никто из биографов не утруждает себя рассказом о том, что же случилось с незадачливым террористом, который в упор не смог застрелить Бисмарка, лишь слегка его оцарапав[233]. Про биографию его также ни слова. Так вот, арестованный Фердинанд Кохен-Блинд был доставлен в полицию на допрос. Ну а там в «лучших традициях» молодой парень 22 лет от роду, оставшись наедине с собой… перерезал себе шейную артерию ножом. Согласитесь, весьма странный способ самоубийства для задержанного полицией. Его что, не обыскивали? Подумаешь, покушение на премьера, эка ерунда[234]. Или допрашивали там, где кругом лежат кучи ножей? Биография Кохен-Блинда тоже «говорящая». Он рос в семье революционеров, был пасынком известного «борца за свободу» Карла Блинда. После попытки мятежа (революции) в Бадене его семья уехала в эмиграцию и там мальчик впитал в себя идеи демократии. Куда уехали пламенные революционеры, в какую страну, вы, наверное, уже догадались. А куда они всегда во все времена едут? В Лондон. Вот и этот будущий террорист или «борец за свободу» в эмиграции дольше всего жил в Лондоне. Оттуда вернулся в Германию и сразу взялся за пистолет, став, как и многие «юноши с горящими глазами», марионеткой в игре серьёзных геополитических сил…
Объединение Германии, происшедшее под руководством Бисмарка и при активнейшей помощи Великобритании и банкирской закулисы. Цель — создать ударный кулак для сокрушения Российской империи.
Дело между тем шло к войне. 9 июня Пруссия оккупировала Гольштейн, 12 июня 1866 года Австрия разорвала дипотношения с Пруссией. 14 июня Всегерманский парламент под диктовку Вены принял решение о мобилизации армий других немецких государств в поддержку Австрии. В ответ 16 июня 1866 года Пруссия оккупировала малые немецкие государства, примкнувшие к австриякам. 17 июня 1866 года начались боевые действия между Австрией и Пруссией. Война была недолгой — уже 3 июля под Кениггреце (Садове) австрийская армия была разбита. Требования Берлина к Вене были скромными — Австрия нужна Германии как добрый сосед и друг, а не как озлобленный враг. Поэтому Бисмарк приложил максимум усилий, чтобы честь Габсбургов не пострадала, и убедил отказаться от чрезмерных требований, например от парадного вступления войск в поверженную Вену. Австрия оставалась великой державой, но вне Германского союза, а германская державная «мелочь» очутилась теперь наедине с прусской короной. Северогерманские княжества были пруссаками просто аннексированы, с каждым южногерманским Бисмарк заключил тайный оборонительный союз. В случае войны стороны обязались объединить свои вооружённые силы под началом прусского короля[235].
Теперь нам впору задать себе вопрос: почему Бисмарк так настойчиво вёл дело к войне с Австрией? Откуда у него была уверенность в успехе? Вот австрийцы, те тоже верили в победу и оказались в сложном положении. Что давало Бисмарку силы и уверенность? Ведь вёл он себя, как всегда, крайне нагло. Причём — с королём. Вот, например, один случай. Адъютант короля граф Лендорф вспоминал впоследствии, как в начале июня 1866 года, то есть буквально накануне войны, Бисмарк вышел из кабинета короля, где он и военные на повышенных тонах убеждали монарха дать разрешение на мобилизацию. Выйдя из кабинета, Бисмарк, постояв, попросил доложить о нём ещё раз. Однако король наотрез отказался видеть своего министра. Тогда Бисмарк просто отодвинул в сторону адъютанта и зашёл в кабинет монарха. Беседа Бисмарка с королём быстро перешла на крик, и адъютант даже испугался, что дело дойдёт до рукоприкладства. Он было собирался прийти на помощь королю, когда дверь распахнулась и из кабинета вышел Бисмарк. Он рухнул на диван и произнёс: «Прикажите доставить меня домой, по возможности живым. Война объявлена»[236].
Повышать голос на своего короля так, чтобы адъютант подумал, что монарха сейчас побьёт его собственный премьер-министр, — тут нужно быть не просто уверенным, а сто раз уверенным в успехе. И Бисмарк был уверен, потому что на его стороне играли могущественные силы мощнейшей сверхдержавы и главных денежных мешков того времени[237]. В частности, когда австрийцы готовились к лёгкой победе путём бряцания оружия и снятия Бисмарка с его поста, «железный канцлер» через Блейхрёдера установил связи с венгерскими революционерами — участниками попытки отделения Венгрии от Австрии в 1848–1849 годах[238]. Банкир не просто договорился о восстании в тылу австрийской армии, а ещё и щедро снабдил потенциальных повстанцев деньгами. Правда, прусская армия так быстро разгромила армию австрийскую, что восстание не потребовалось. Тем не менее всё это, помимо веры в германское оружие, и давало Бисмарку абсолютную уверенность в успехе. И он кричал на короля, вырывая у него объявление войны…
Вопрос создания единой Германской империи встал на повестку дня сразу после разгрома Австрии. Теперь единственной силой, препятствующей этому, оставалась Франция. Россия в будущей франко-прусской войне займёт нейтральную позицию. Нейтральную — в пользу Пруссии. Александр II прекрасно помнил французских солдат в нашем Крыму, и когда французы начнут ему жаловаться на «варварские» артиллерийские обстрелы Парижа немцами, царь на это ответит: «А башни Кремля, подорванные Наполеоном?» Но всё это произойдёт позже. Бисмарку нужно было не просто развязать войну с Францией, а сделать так, чтобы Пруссия выглядела жертвой. Требовалось, чтобы Франция сама объявила войну, вызвав тем самым консолидацию всех немцев. А до этого форсировать объединение немецких земель не было необходимости[239]. И при этом Бисмарк был абсолютно уверен в успехе будущей войны, хотя на тот момент Франция была номинально значительно сильнее Пруссии.
А сейчас снова задайте себе один вопрос. Вы растите в центре Европы новую силу, которую в перспективе собираетесь натравить на Россию. Это можно сделать только путём накачивания её территориями, ресурсами и деньгами. На пути к достижению цели ваша новая сила должна побить старые силы, имеющиеся на шахматной доске. Вы начнёте войну, не имея гарантии победы, рискуя, что ваша сила будет разбита и быстро превратится в бессилие, обнулив тем самым все ваши потраченные ресурсы, планы и надежды? Нет. Ставка слишком высока. Между тем Бисмарк, желая начать войну с французами, не просто её подталкивал, а даже подделал документ (!), что в итоге к ней и привело. Историю с этим документом мы расскажем чуть позже. Сейчас же повторим, что для такого поведения Бисмарка и его друзей Ротшильда и Блейхрёдера у них должна была быть стопроцентная уверенность, что Пруссия Францию победит[240]. При этом такой уверенности не было даже у короля. А у Бисмарка она была. Что может быть гарантией неминуемого поражения Франции? Только предательство на самом верху, французская армия в грядущей войне должна была быть ПРЕДАНА. Лишь имея такую гарантию от Блейхрёдера, Бисмарк и мог спокойно вести дело к войне.
А теперь давайте разберёмся с личностью главы Франции того времени. Знакомьтесь: император Наполеон III. Он был сыном младшего брата Наполеона Бонапарта Луи и Гортензии, дочери Жозефины Богарне от её первого брака. Таким образом, тогдашний властитель Франции приходился великому императору родным племянником. Несмотря на это, а вернее говоря, благодаря этому, первые годы молодого Шарля Луи Наполеона Бонапарта прошли в изгнании. После крушения наполеоновской империи его родственники бежали в разные страны, в основном в Швейцарию, Голландию и Италию. Молодой Луи Наполеон увлёкся идеями карбонариев. Вместе со старшим братом он даже участвовал в 1831 году в авантюрном походе карбонариев из Флоренции в Рим. Вскоре брат, получивший кинжальную рану, заболел и умер, а наш герой бежал с фальшивым британским паспортом во Францию, а потом в Англию. С этого момента его судьба неразрывно связана с Британией. Удивительное дело — будущий император Франции постоянно пытается взять власть, действуя из Великобритании и в Великобританию в случае неудачи убегая. Почему? Потому что молодой Луи Наполеон начал сотрудничать с англичанами, которым был очень нужен свой человек во главе Франции. Может получиться, может не получиться. Затраты на содержание тщеславного француза невелики и ничтожны на фоне возможного выигрыша. Вся дальнейшая карьера Наполеона III будет зависеть от Англии, и только это даст нам правильное понимание всех дальнейших событий, вплоть до крушения его власти, которое тесно переплетается с историей создания Германии фон Бисмарком.
После революционных похождений в Италии наш герой бежал на родину, где в 1832 году был принят королём Луи Филиппом I[241]. В ответ благодарный наполеонид в конце октября 1836 года попытался поднять и повести на Париж артиллерийский полк, надеясь на захват власти. Ничего не получилось, однако французское правительство его не отдало под суд, а почему-то (?) всего лишь выслало в США. Оттуда он вернулся в милую его сердцу (или кошельку) Британию и там в 1839 году опубликовал работу «Идеи наполеонизма». С этой идеей на знамени в 1840 году он тайно высадился на французском берегу. В городе Булонь вместе с несколькими офицерами он попытался спровоцировать бунт солдат, используя при этом все атрибуты Наполеона I и стараясь обращаться к эмоциям французов. Одежда, похожая на одежду Наполеона, на голове треуголка, а над ней должен был парить прирученный орёл. Не помогло, солдаты первого же полка связали заговорщиков. На этот раз за государственную измену Луи Наполеона приговорили к пожизненному заключению и направили в крепость, откуда он сбежал через шесть лет[242]. Сбежал, как пишут, при помощи друзей во время ремонта крепости, переодевшись каменщиком. Куда сбежал и что это были за «друзья» — думаю, читатель легко ответит на эти вопросы самостоятельно. Убежал будущий император опять в Англию. Ждать своего часа ему пришлось недолго — 22 февраля 1848 года во Франции происходит революция, свергшая короля Луи Филиппа и провозгласившая республику. Наполеон возвращается на родину и начинает активно участвовать в выборах. Будущий глава Франции становится сначала депутатом Учредительного собрания (сентябрь 1848 года), а затем и президентом республики (декабрь 1848 года), получив около 75% голосов. Причём перед выборами, как и все революционеры, приехавшие из Англии (вспомните корсиканца Паоли), Луи Наполеон говорил, что претендовать на престол может только при монархии, но теперь ввиду республиканского строя он отказывается от этих претензий. Теперь он как верный слуга народа является искренним и горячим республиканцем[243]. Чего стоили эти слова, легко понять, глядя на дальнейшие события. 2 декабря 1851 года Луи Наполеон осуществил государственный переворот, итоги которого в виде восстановления империи были закреплены… плебисцитом 10 декабря 1852 года[244]. Вторая империя была создана голосованием? Нет. Достаточно было сверхдержавам не признать законность новой власти, и у неё появились бы огромные проблемы. Но Великобритания немедленно признала новую французскую власть, а следом за ней и все остальные государства тоже[245]. Для России, Австрии и Пруссии империя была точно лучше французской республики[246]. Таким образом, во главе Франции встала британская креатура[247]. И тут же начала отрабатывать своё «назначение» на должность. В 1853 году начинается Крымская война, и Франция немедленно выступает вместе с Великобританией против России. Причём не просто объявляя нам войну, а входя в уже идущую войну на стороне Турции[248]. Русская армия воюет слишком хорошо — так ведь могут и проливы захватить, поэтому французские солдаты должны умирать за английские интересы. И они гибнут под стенами Севастополя. Зато император в 1855 году совершил со своей супругой императрицей Евгенией поездку в Лондон, где встретил блестящий приём. Прямо как Михаил Горбачёв на свой 80-й день рождения…
Теперь вернёмся к Бисмарку и его планам. Уверенности в победе над Францией ему придавало происхождение власти Наполеона III. Но неужели тот бы добровольно сдал власть и позволил себя разбить? Нет, конечно. Но дело в том, что «покровители» Наполеона разработали прекрасный вариант разгрома его империи. Готовилось предательство, причём на самом высоком уровне. Нет, императора не собирались бить, как Павла I, табакеркой по голове или душить шарфом, ему была уготована совсем другая участь. Наполеона III предала… его жена. Среди коронованных особ это не было редкой ситуацией. На ум немедленно придёт Екатерина Великая, есть и другие примеры. Женой Наполеона III, которому отказали в невестах царственные дома Европы, стала испанская аристократка Евгения де Монтихо, родившая ему наследника принца Наполеона Эжена Луи Жана Жозефа. Император познакомился с красавицей при помощи… Ротшильда — так пишут некоторые исследователи. Проверить это утверждение сложно, но факты таковы: через некоторое время императрица стала оказывать серьёзное влияние на политику страны[249].
Наполеон III и его очаровательная супруга Евгения де Монтихо, которая по «просьбе» Ротшильда предала свою империю. (Наполеон III в форме бригадного генерала в своём кабинете в Тюильри. Ж. Фландрен; Евгения де Монтихо. Э. Дюбюф.)
Именно она сыграла роковую роль во втягивании Франции в войну с Пруссией в 1870 году. Поводом для столкновения послужил испанский престол. В 1870 году на испанский престол была выдвинута кандидатура представителя прусской династии Гогенцоллернов принца Леопольда. Франция выразила протест — повторялась история Войны за испанское наследство, когда Франция собиралась прибрать к рукам Испанию. Теперь такую же попытку делали немцы. Король Пруссии, согласно плану Бисмарка, должен был отринуть претензии Франции, и тогда Наполеон, подстрекаемый женой, объявил бы войну. Однако, получив протест Наполеона, прусский король дрогнул и отозвал кандидатуру принца. Казалось, конфликт исчерпан. Но тут Франция «почему-то» начинает давить на Берлин, требуя от короля Вильгельма ещё и письменной гарантии, «что подобное не повторится». На встрече с французским послом прусский король вежливо сказал, что подобную письменную гарантию дать не может, но уведомил посла, что кандидатуру немецкого принца отозвали и переговоры продолжатся в Берлине. Обо всём случившемся король написал Бисмарку, сопроводив депешу указанием, что Бисмарк получает полномочия обнародовать её. «Железный канцлер» так и сделал. Только предварительно «слегка» изменил её содержание. Этот документ вошёл в историю как «Эмская депеша». В изменённом виде он гласил, что французы выдвинули чрезмерные требования, а король отказался принять посла Франции, сообщив тому через адъютанта, что им незачем встречаться[250]. То есть перед нами уникальный случай — глава правительства прямо сфальсифицировал документ своего короля, итогом чего стало объявление войны со стороны другой державы. Потому что в ответ на публикацию оскорбительной «Эмской депеши» Франция объявила Пруссии войну. И вот тут началось самое интересное. Англия заявила о своём невмешательстве, после того как Бисмарк передал в «Таймс» документы о притязаниях Франции на Бельгию, которые проявились в ходе франко-прусских переговоров в июле-августе 1866 года[251].
Но главную роль в поражении Франции сыграло не это, а предательство императрицы Евгении. Хронология такова: 19 июля 1870 года Наполеон III объявил войну Пруссии и принял на себя верховное командование. После отъезда мужа в армию 23 июля 1870 года Евгения была назначена регентшей Франции. 7 августа в Париже начинаются волнения (как сегодня сказали бы — «цветная революция») с антиимперскими лозунгами и требованиями раздачи оружия населению. И это при том что никакой страшной катастрофы на тот момент нет. Париж никто не обстреливает, война пока идёт всего три недели. На этом фоне 10 августа императрица, не посоветовавшись с мужем, отправляет в отставку правительство Эмиля Оливье, назначив главой кабинета командующего десантной армией генерала Шарля Кузена-Монтабана. 11 августа, чтобы успокоить британских «друзей», Франция заключает с Великобританией конвенцию о неприкосновенности и независимости Бельгии[252]. 12 августа Наполеон III в городе Меце отчего-то складывает с себя полномочия главнокомандующего, которые перешли к маршалу Франсуа Ашилю Базену. То есть, уехав из столицы, через две недели он перестал быть и главой страны (теперь это его жена), и главой армии (теперь это маршал Базен), и стал просто «гражданином».
Теперь предательство разворачивалось по полной программе. Ведь война ещё не была проиграна — требовалось обеспечить поражение Франции и победу Пруссии. Именно новый глава правительства Кузен-Монтабан, пробывший на своём посту всего 24 дня (!), успел за этот срок сформировать новую армию и отправить её под командованием маршала Мак-Магона на выручку осаждённой крепости Мец[253]. Закончилось всё окружением и катастрофой под Седаном, которая решила судьбу войны. Причиной поражения стал приказ, полученный от нового министра, действиями которого руководила императрица Евгения: «Мак-Магон, как он утверждал впоследствии, сознавал неразумность сосредоточения армии около Седана, но у него не хватило независимости, чтобы отстоять своё мнение»[254]. А вот мнение главы немецкого генерального штаба Мольтке, который руководил боевыми действиями: «Военный министр телеграфировал: «Если вы оставите Базена без помощи, то разразится революция». Совет министров ставил определённое требование — освободить Мец. При этом указывалось, что маршал имеет перед собой только часть блокадной армии, что кронпринца он опередил на несколько дней, а для прикрытия Парижа двинулся в Реймс генерал Винуа с вновь сформированным 13-м корпусом. Маршал вопреки своему пониманию военной обстановки подчинился и отдал новые приказы»[255].
2 сентября 1870 года Наполеон III в Седане сдаётся вместе с армией в плен. Страну и армию губят предательством, и 4 сентября в Париже происходит мятеж, который осуществляет военный комендант Парижа генерал Трошю и который стал называться революцией, потому что провозгласил республику[256]. Режим Наполеона так ненавидел народ? Нет, это не так. В январе 1870 года Наполеон начал преобразования в конституционной сфере, расширяя пределы власти парламента. В мае, то есть за два месяца до войны, этот проект конституции был одобрен на плебисците — народ поддержал императора. Поэтому свержение империи было обусловлено не ненавистью народа и даже не поражением армии, а именно предательством армии со стороны верхов. Ведь после революции война шла ещё достаточно долго.
Дальнейшие события франко-прусской войны нас не особо интересуют. Заметим лишь, что по итогам поражения Франция выплатила победителям невероятную контрибуцию — 5 миллиардов франков и передала две свои провинции — Эльзас и Лотарингию. С немецкой стороны переговоры вёл Герсон Блейхрёдер, который включил в соглашение условие, что деньги будут перечисляться из Франции в Германию через банк Ротшильдов. При этом Ротшильды выступили и гарантами стабильности обменного курса франка[257]. 18 января 1871 года в Большом зеркальном зале Версаля было провозглашено создание Германской империи[258]. И снова посильный вклад в это внёс Герсон Блейхрёдер[259]. Дело в том, что глава Баварии наотрез отказывался «включаться» в великую Германию, сначала не вступая в войну с Францией, а потом не желая входить в империю. Вопрос решили деньги. Король Баварии Людвиг II получил крупную сумму и в итоге не только согласился, но и отправил Вильгельму инициативное письмо с «огромной просьбой» стать-таки кайзером Германии[260].
После вливания колоссальной контрибуции экономика Германии начала расти как на дрожжах. Германия укреплялась для той цели, которая была нужна её создателям. Война с Россией начнётся в 1914 году через 24 года поле отставки Бисмарка в 1890 году и через 16 лет после его смерти в 1898 году. Всё получилось так, как планировалось: мощная Германия воевала с мощной Россией. Дело дошло до взаимного истощения, революции и гибели государственности. Но Бисмарк этого не хотел. Сложность его положения — это сложность положения человека, который всё понимает, но не может прямо сказать. Сложность того, кто понимает ОДИН, как и почему создалась мощная держава, и видит, что все кругом, включая молодого кайзера Вильгельма II, уверены, что главной причиной создания Германской империи стала мощь германского оружия. Но ведь Бисмарк-то знает, что первостепенной, важнейшей организующей силой были деньги Ротшильдов и тайная поддержка Великобритании.
Дальнейшая карьера Бисмарка — это маневрирование между обязательствами перед Ротшильдами и Лондоном и попытками всё-таки отвести Германию от столкновения с Россией. Оттого в его политике будут наблюдаться очень «странные противоречия». Будут и «удивительные совпадения» — подписание 6 мая 1873 года германо-русской военной конвенции, в которой шла речь о военной помощи в случае нападения «европейской державы»[261]. То есть Россия и Германия заключили, по сути, не только Договор о ненападении, а даже нечто большее. Реакция банкиров была молниеносной: 9 мая 1873 года последовало обвальное падение курсов акций на Венской бирже, которое вошло в историю как «грюндерский крах». Что любопытно — война с Францией, по итогам которой в экономику Германии закачали колоссальную сумму контрибуции в 5 миллиардов франков, закончилась в 1871 году. Выплата контрибуции по договору осуществлялась в течение трёх лет, то есть до 1874 года включительно. Как в 1873 году может рухнуть экономика страны, куда деньги поступают в огромном количестве?
«Невиданный подъём внезапно закончился крупным биржевым крахом 1873 года, повлекшим почти двадцатилетний период стагнации, известный как «грюндерский кризис». В Германии перегреву конъюнктуры способствовали упомянутые выше репарации от Франции»[262]. Я очень надеюсь, что, прочитав эту главу, вы, уважаемый читатель, уже поняли, что в мировой политике, которая направляет мировую экономику, случайностей не бывает…
И вот наступает 1878 год — Россия разбила Турцию и подписала с ней предварительный (прелиминарный) мирный договор. Его условия должен утвердить международный конгресс, который собрался в Берлине. Император Александр II надеется на поддержку Германии. Позиция Англии в русско-турецкой войне хорошо видна из цитаты мемуаров великого князя Александра Михайловича Романова, который был женат на сестре Николая II: «Медленно продвигаясь в течение почти двух лет через полудикие балканские земли, русская армия в действительности вела жесточайшую кампанию против Британской империи. Турецкая армия была вооружена отличными английскими винтовками новейшей системы. Генералы султана следовали указаниям английских военачальников, а флот Её Величества королевы английской угрожающе появился в водах Ближнего Востока в тот момент, когда взятие Константинополя русской армией являлось вопросом нескольких недель. Русские дипломаты ещё раз подтвердили свою репутацию непревзойдённой глупости, уговорив императора Александра II принять так называемое «дружественное посредничество» Бисмарка и таким образом покончить с русско-турецким конфликтом на конгрессе в Берлине. «Старый еврей — большой человек», — сказал Бисмарк, восторгаясь Дизраэли, когда последнему удалось заставить русскую делегацию принять условия мира, позорные для России»[263].
До сих пор многие историки недоумевают: почему Бисмарк, обещавший на Берлинском конгрессе играть роль «честного маклера», вдруг полностью поддержал англичан в их желании лишить Россию плодов тяжёлой войны? И действительно, кто бы мог это предположить?
«Не воюйте с Россией» — вот главное завещание Бисмарка немецким политикам. Почему? Потому что именно ради этой войны Англия вместе с Ротшильдами и помогла создать мощную Германию, а значит, к этой войне будут толкать и толкать. Кайзер Вильгельм II так этого и не понял. И начал в 1897 году программу строительства германского флота, сопоставимого с британским. И стал злейшим «другом» морской державы. Спасти Германию могла только дружба с Россией, но именно с Россией немцы и начнут воевать 1 августа 1914 года — в результате кропотливой и во многом ювелирной работы британской разведки. Но это уже совсем другая история.
Последним штрихом может стать… судьба семьи незадачливого Наполеона III. Её нужно внимательно изучить всем, кто начинает тесное сотрудничество с британскими «партнёрами»[264]. Дальнейшая судьба Луи Наполеона, его жены и сына весьма показательна. После мятежа (революции) в Париже 7 сентября 1870 года императрица Евгения на британской яхте вместе с сыном отплыла из Франции в Англию. Вскоре прибыл на Остров и сам бывший император. Теперь уже ненужный и опасный свидетель, через два года после окончания франко-прусской войны Наполеон III умер на операционном столе при дроблении камней в почках. И его история лично мне очень напоминает смерть товарища Фрунзе, которого точно так же убили на операционном столе по приказу Троцкого[265]. Супруга Наполеона дожила до 1920 года и умерла в возрасте 94 лет. Сын императора принц Лулу, как называла его мама, поступил на службу в английскую армию (действительно, куда же ещё идти наследнику французского престола!). И это было его большой ошибкой. Потому как если ему куда и нужно было поступать на службу, так только в армию русскую. В наступающих цепях русских войск, под обстрелом турецкой артиллерии и пехоты, на морозе где-нибудь на Шипке он был бы в большей безопасности, чем в самом спокойном тылу британских колониальных войск. Почему? Потому что наследник французского престола — это не шутки, и если проект «французская империя» закрывается, то закрывается вместе с крышкой гроба. Наполеон Эжен был убит в Африке в бою с зулусами. Это когда с одной стороны копья, а с другой — пулемёты. Погиб за месяц до окончания войны, закрыв своей смертью наполеоновскую страницу истории Франции. Все трое похоронены в крипте аббатства Святого Михаила в Фарнборо.
Ну а мы, познакомившись с процессом создания Германской империи Бисмарком, которую загубили его политические наследники, вернёмся к империи Российской. И посмотрим, как соблюдали геополитические принципы и интересы своей страны наследники Великого Петра.
6
Как императрицы Екатерина и Елизавета обманывали своих «партнёров»
Империя, я всегда говорил это, есть вопрос желудка. Если вы не хотите гражданской войны, вы должна стать империалистами.
Сесиль Родс
Политика — это искусство возможного. Так гласит известная мудрость. Смысл её прост: хороший политик должен достичь того, что возможно достичь при имеющемся раскладе геополитических сил. Невозможного достичь невозможно, и при попытке его добиться обязательно теряется возможное. Хороший политик отличается от плохого политика тем же, чем везучий игрок в преферанс отличается от мастера картёжных комбинаций. Есть предел везению, есть предел возможностям. Наиболее яркий пример плохого политика — это Адольф Гитлер. «Почему же плохой? — спросит вдумчивый читатель. — Он ведь Германию восстановил, пол-Европы захватил почти без потерь». Есть такая немецкая поговорка: «Еnde gut, alles gut». Русский аналог звучит поэтичнее: «Конец всему делу венец». Фигуру рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера нужно судить по концу его политической карьеры. То есть по 1945 году. Все безусловные успехи немецкой армии и нацистского государства в период 1933–1943 годов[266] ушли в небытие очень быстро. Уже в 1945 году Германия была оккупированной страной, поделённой на зоны оккупации между четырьмя странами. Города в руинах, миллионы солдат в лагерях военнопленных. Руководители партии и государства отравились, убежали либо повешены в Нюрнберге. Полный и всеобщий крах. А впереди ещё больший ужас — деление страны на два государства по инициативе Запада и германо-германская граница более чем на 40 лет. Всё это итог деятельности Гитлера. Так плохой или хороший он политик, если всего за 12 лет его правления возглавляемая им страна была разделена на две части? Умри Гитлер в ноябре 1938 года, сразу после Мюнхенского сговора (где Англия и Франция, не спросив самих чехов и несмотря на все возможное сопротивление СССР, передали половину суверенного чехословацкого государства в руки Германии), он вошёл бы в историю своей страны как величайший политик[267]. Без войны восстановлена целостность Германии, возвращены практически все территории, утерянные в ходе поражения в Первой мировой войне. И всё канцлер Гитлер сделал, не пролив ни единой капли крови немецкого солдата. Это и есть — возможное, а вот все дальнейшие действия Гитлера в итоге привели к краху Германии. Это уже попытка взять невозможное — он заигрался и потерял всё. Неслучайно, узнав о смерти фюрера, Сталин сказал: «Доигрался подлец!»
Но сейчас речь пойдёт о другом периоде, и уже не в истории Германии, а в истории нашей страны. Мы должны вспомнить тех её руководителей, кто пытался сделать всё возможное для России в сфере геополитики. У кого-то получалось, кому-то не дали этого осуществить. Но в том и заключается отличие великого политика от политика средней руки. Как всегда, действия наших царей, генсеков и президентов мы должны накладывать на ситуацию в мировой политике того времени. Иначе ничего не поймём. Вернее говоря, нас легко могут ввести в заблуждение. Фабрикуется такая ложь очень просто: показываются советские «Жигули» образца 1971 года или автомобиль «Москвич» того времени. Комментарий пишется соответствующий — вроде «вот страна, не могла даже автомобили приличные делать». Подспудно читатель сразу же сравнивает «Москвич» ТОГО ВРЕМЕНИ с СОВРЕМЕННОЙ иномаркой. Разумеется, сравнение в пользу автомобиля сегодняшнего. «Фишка» в том, что в то время западные машины были практически такие же, как наши. Не было в тот момент разрыва в технике и дизайне, он появился позже. То есть вроде бы нам и не врут, но цели замазать Россию — СССР грязью добиваются. Рассказывают нам об отсутствии демократии в СССР, ничего не говоря про расовую сегрегацию в США в 1970-х и автобусы «только для белых», пытаются рисовать Россию Средних веков как «варварскую» и скромно умалчивают, что в «цивилизованной» Европе того времени вообще не мылись. И именно с попыток заглушить нестерпимую вонь и началось развитие знаменитой французской парфюмерии…
Хочется привести наглядный пример «отсталости» СССР — России. Его мы найдём в мемуарах летчика-аса, Героя Советского Союза, эстонца по национальности Энделя Пусэпа. Этот человек сам по себе уже разбивает миф об «оккупации» Эстонии. Дело в том, что он был в кабине самолёта, который вёз руководителя МИДа товарища Молотова в США и Великобританию на важнейшие переговоры по заключению союзного договора. И эту стратегическую миссию доверили эстонцу, и никакие работники НКВД в его кабине с пистолетом не стояли. Но сейчас речь не об этом. Нам всегда представляют, что это только в СССР были талоны, а всё, что было хорошего в нашей стране в товарной сфере, — так это исключительно автоматы Калашникова и танки Т-34. В начале 1942 года Эндель Пусэп с товарищами прилетел в Англию, что называется, на разведку[268]. В книге его воспоминаний есть очень любопытные слова о британской столице того времени и её снабжении: «Едем вдоль набережной грязно-бурой Темзы. Множество мостов — и древних, и современных. Есть и парные мосты, почти рядом. Это на случай, если один будет разбит. Проезжаем район фабрик и заводов. Перед каждым из них — многоэтажные стеллажи с тысячами велосипедов — транспортом рабочих. До скуки однообразные жилые дома — казармы. На верандах развешано залатанное белье. На улице носится чумазая детвора.
Отобедав, пошли снова в город. Пешком. Покупать сувениры-подарки родным и близким. В первом же магазине, куда мы зашли, нам сообщили, что вместе с фунтами и шиллингами нужны ещё и талоны на покупки. Талоны нужны буквально на всё, будь то одеколон или булавки. Выручил нас местком посольства, выделив некоторую толику талонов. Научили нас также запастись бумагой для упаковки, ибо в магазинах покупки выдавались без обертки… В парфюмерном магазине купили по флакончику духов. Просили дать нам самых лучших, какие нравятся молодой продавщице. Она улыбнулась, завернула покупку в лист «Таймса», и мы расплатились. Велико же было наше изумление, когда, развернув покупку вечером в гостинице, обнаружили, что духи-то наши, советские, «ТЭЖЭ», Москва!»[269].
Вот так. 1942 год. Лондон. Советские духи «Тайна женщины» — самые популярные и модные. И продаются в военном Лондоне по талонам. Сколько продавщиц в сегодняшней Москве на вашу просьбу подобрать что-то на её вкус завернут для вас духи, сделанные в России? Для полноты картины: талоны после войны отменили в СССР раньше, чем в Великобритании. У нас — в 1947 году, англичане лишь к 1953 году полностью отказались от пресловутых талонов. Кто сейчас об этом говорит? Почти никто, потому что победивший в 1991 году благодаря Горбачёву и Ельцину геополитический противник ведёт непримиримую информационную войну. О России только самое плохое, о себе только самое хорошее. Так и с поступками государственных деятелей России — не поясняя контекста, стараются выставить их либо дураками, либо агрессорами. В реальности всё проще и сложнее одновременно. В мире не прекращается борьба за гегемонию. И Россия, хочет она того или нет, в эту борьбу всегда вовлечена. Сегодня часто можно слышать: зачем нам лезть в большую мировую политику? Нейтралитет — вот что нам нужно. Но беда в том, что никто из мировых игроков не позволит нам остаться в стороне. Слишком мы велики и слишком богаты природными ресурсами. И слишком богаты стратегическим положением, а всё это вместе и есть геополитика. Когда США соперничают с Китаем, то каждая из сторон заинтересована в том, чтобы ресурсы России находились под её контролем. Китайцам они нужны для развития своей экономики, американцам необходимо, чтобы российские ресурсы не достались китайцам. А это значит — не усидеть нам в стороне никак. Потому что каждая из сил будет стараться играть на нашем поле, чтобы контролировать положение и не дать другой стороне установить свой контроль. Подобная ситуация была на протяжении нашей истории всегда. По мере усиления и увеличения Российской империи главные игроки стремились использовать нас против своих врагов, делали всё возможное, чтобы штыки русских солдат расчищали им путь к мировому господству. Россия же старалась преследовать свои цели, и тут закручивалась лихая интрига, все перипетии которой заслуживают детального изучения.
Но вернёмся к «наследникам» Петра I. Слово наследники я не случайно взял в кавычки. Дело в том, что Пётр Алексеевич волевым решением изменил порядок наследования престола. После ситуации со своим сыном Алексеем, который оказался вовлечённым в антигосударственный заговор и был готов предать своего отца, уничтожив все результаты сложной геополитической игры и бесконечных подвигов русских солдат и моряков, царь решил за благо назначить наследника сам[270]. Порядок, когда старший по мужской линии наследовал трон, заменялся назначением наследника. Кого царь-батюшка захочет, тот и будет наследником. Это решение Петра можно понять в контексте проблем того времени, но в дальнейшем оно сильно осложнит жизнь России, приведя к целой череде государственных переворотов[271].
После смерти царевича Алексея Петровича по старой логике наследования на престол должен был взойти внук царя, сын Алексея Пётр. Он потом войдёт в нашу историю под именем императора Петра II. Однако сам Пётр Великий считал поначалу, что его наследницей должна стать вторая жена Екатерина I[272]. Простая женщина, волею судеб вознесённая на трон, она казалась достойным продолжателем дела Петра — достаточно вспомнить эпизод, когда её решимость спасла всё и всех. Во время неудачного Прутского похода в окружённом турками лагере именно она отдала все свои драгоценности на подкуп турецкого визиря, что в итоге и спасло войско и страну. Однако вероятная супружеская измена Екатерины привела к охлаждению отношений. В итоге на момент своей внезапной (и очень похоже, что насильственной) смерти царь официально не назначил себе преемника. Это первое, почему можно взять слово «наследники» в кавычки[273]. Второе — уровень государственного мышления «наследников». Он явно не дотягивал до высокой планки продолжателей дела Петра Великого, что, однако, в большей степени относится к поздним «наследникам». Политика Екатерины I — это была политика самого Петра. Слишком сильной оставалась инерция огромной петровской энергии, да и вокруг царицы находились все «птенцы гнезда Петрова».
Портрет императрицы Екатерины I. Г. Бухгольц.
Провоевав более двух десятилетий, Россия нуждалась в мире. Однако движение сухопутной империи к морю продолжалось. Предлог для вмешательства в дела Европы, чтобы получить новые гавани в «европейском море», был отличный. Немного сложный и исторически витиеватый, но был. И вот тут, уважаемый читатель, мы вновь подходим к Голштинии (Гольштейну) со столицей портом Киль. Давайте разбираться, как же Пётр Великий, а затем и его супруга собирались присоединить к своим владениям один из нынешних важнейших портов Германии.
Голштинский герцог Фридрих IV воевал в Северной войне на стороне Швеции, так как Дания давно старалась поглотить его герцогство. Виной тому — географическое положение Голштинии, которая задолго до прорытия Кильского канала служила неким мостом между двумя морями — Балтийским и Северным. Дания взимала с проходящих купеческих судов пошлину, называемую «зундской». И сухопутная дорога через Голштинию использовалась, чтобы уклониться от её уплаты[274]. Но главная причина была не в желании обезопасить госбюджет, а в намерении получить контроль над большей частью балтийского побережья. Именно поэтому Дания всегда стремилась присоединить Голштинию к своим владениям. Соперничающая с датчанами Швеция также старалась забрать её в зону своего влияния: во время Северной войны княжество Гольштейн явилось полем битвы между шведами и их соперниками. Итогом военного поражения Швеции стал переход Голштинии под контроль датчан, а молодой герцог Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский оказался «королём без королевства»[275].
И его приютили… в Петербурге. Дело в том, что помимо прав на очень удобный кусок германского побережья Карл Фридрих имел права и на шведский престол, будучи сыном герцога Голштинии и старшей сестры Карла ХII Гедвиги-Софии (что придавало ему особую ценность и за что немедленно уцепился Пётр Великий, отдав за него свою дочь Анну). В итоге бурных событий Северной войны бедолага герцог, так и не ставший королём Швеции[276], с 1721 года находился в России, обласканный царём и имея посланников при многих европейских дворах. Получалось некое «правительство Голштинии в изгнании». Когда вы сегодня видите, как ловко, словно фокусник из рукава, американцы «достают» состав очередного «законного правительства Сирии», создавая его из живущих в США и Великобритании этнических сирийцев, вспомните, что такой тактике сто лет в обед, а вернее, тысяча лет и более. Иметь в запасе готового правителя для другой страны — нормальная практика во все времена и при любых политических конструкциях. Как видим, и в этом вопросе государь Пётр Алексеевич Романов не отставал от «цивилизованного мира». «Голштинский вопрос» как пролог к шахматной партии, которая могла дать России ощутимые преимущества и стать очередным серьёзным шагом к становлению её как ведущей морской державы, поднял именно Пётр I.
Истинный политик, с одной стороны, Пётр Алексеевич давал обещания голштинскому герцогу помочь возвращению его земель, которые прибрала себе Дания, с другой — использовал Голштинию как разменную монету на переговорах. В Ништадтском мирном договоре, который увенчал Северную войну и подвёл её итоги, нет ни одного слова о проблемах Голштинии. И это неудивительно, если вспомнить, как активно помогали наши британские «партнёры» шведам. Уже через два года после заключения Ништадтского мирного договора, в 1723 году, шведский парламент принял решение о выплате ежегодной пенсии голштинскому герцогу, который рос и воспитывался в Швеции[277]. С чего бы это? А в следующем 1724 году Пётр Великий ещё раз подтвердил, что носит своё высокое звание не зря. Он смог втянуть вчерашнего врага в союзный договор: Швеция согласилась вступить в оборонительный союз с Россией, одной из целей которого являлось удовлетворение территориальных притязаний герцога Голштинии. И затем всё в том же 1724 году после подписания договора наш царь выдаёт свою дочь Анну замуж за голштинского герцога Карла Фридриха. Теперь всё готово: повод для попытки взять под контроль отличный участок побережья есть, шведы протестовать не будут[278]. Пора действовать, но уже в следующем 1725 году Пётр Великий умирает, вероятнее всего, от отравления[279]. Однако шахматная партия, которую он начал, продолжается.
Императрица Екатерина I уступает «дорогому голштинскому зятю» герцогу Карлу Фридриху все государственные доходы с нынешнего эстонского острова Сааремаа — тогдашнего острова Эзель[280]. Тем самым «голштинской партии» в Швеции даётся повод к усилению иллюзий, которые активно подпитывал у них ещё царь Пётр: Россия отдаст Голштинии свои прибалтийские провинции, завоёванные недавно у Швеции. В России разрабатывается план военного вторжения в Данию: шведы должны помогать, голштинцы — поднять восстание в тылу датских «оккупантов». Весна 1726 года, то есть первая весна после смерти царя Петра, прошла под знаком приготовлений армии и флота. Озабоченная таким ходом событий Дания обращается за помощью к Англии, которая прекрасно понимает опасность контроля русскими над портом Киль. Лондон действует на опережение. На лето 1726 года планировалось отправка нашего флота и десанта к Копенгагену[281]. Но в самом начале лета англо-датская эскадра, основную роль в которой играли британцы, заблокировала выход русскому флоту из гавани Ревеля (Таллинна).
«Но усиленные морские вооружения, начатые весною 1726 года, до того встревожили Англию, что флот её, в числе 22 вымпелов, под начальством адмирала Уоджера явился к Ревелю и с присоединившимися к нему семью датскими судами простоял у острова Наргина до исхода сентября. В ожидании открытия военных действий Ревель и Кронштадт были приведены в оборонительное состояние… Английский король в письме к Екатерине I объяснял, что флот его послан «не ради какой ссоры или несоюзства», но только из желания сохранить на Балтийском море мирные отношения, нарушению которых угрожали усиленные морские вооружения России»[282].
Война в тот момент не входила в планы обеих сторон. Однако эта мирная ничья всё же была в пользу англичан. Им удалось заблокировать поход к берегам Дании, сорвав воплощение ещё петровского замысла. Надо сказать, что «голштинский проект» был этим фактически похоронен. Возможно, нужно было ещё немного подождать, как это делал товарищ Сталин, вернув в состав СССР — России в 1940 году прибалтийские территории и захваченную в 1918 году румынами Бессарабию. Глава Советского Союза ждал реального ослабления Англии и Франции, которые являлись гарантами всех государственных образований, появившихся на свет после 1917 года и нарезанных из территории Российской, Германской и Австро-Венгерской империй. И дождался — немецкая армия выбила англичан с континента, затем разгромила французов и только после капитуляции Франции 22 июня 1940 года товарищ Сталин приступил к возвращению территорий. Вероятно, дражайшая супруга Петра Великого чуть поспешила с подготовкой десанта, хотя и противная сторона не теряла времени даром. Почти в одно время началась блокада английского Гибралтара, объявленная испанцами, которая могла закончиться новой всеевропейской войной. С другой стороны, английская дипломатия сумела разорвать шведско-русский союз, верх в Швеции взяла партия пробританской ориентации. И вот на фоне этого давайте вспомним, что молодая русская императрица скончалась в мае 1727 года (в возрасте 43 лет), процарствовав всего чуть более двух лет (Пётр умер в январе 1725 года). При этом, объясняя нам смерть Петра, как-то не говорят, почему так быстро скончалась его супруга[283]. Она ведь в ледяную воду не прыгала и больной никогда не была, между тем пережила мужа лишь на два года, умерев, не являясь даже для того времени пожилой. Одним словом, вопрос о естественности смерти Екатерины I, на мой взгляд, весьма спорный. Особенно если учесть, что произошло после этого. Все проблемы, ставившие под сомнение владение Британии морями, как-то дружно и разом рассосались. На трон России вступил внук Петра подросток Пётр II. Но Россия больше не пытается играть в «голштинские игры», а русский флот «вдруг» начинает приходить в упадок. Причина банальна — на него не выделяется средств. Вам это не напоминает времена Перестройки и начало ельцинского правления? А ведь российский флот — это было главное, чего опасались наши геополитические «друзья», построившие цивилизацию Моря. Вот как описывает сложившуюся ситуацию Феодосий Фёдорович Веселаго, один из самых авторитетных русских историков военно-морского флота, живший в XIX веке: «В мае 1727 года умерла Екатерина I, и на престол вступил двенадцатилетний внук Петра Великого Пётр II. По малолетству его управление государством, согласно духовному завещанию Екатерины, перешло в руки Верховного тайного совета, в котором первенствующее значение имел А.Д. Меншиков. Но могущественное влияние его прекратилось осенью того же 1727 года, когда он впал в немилость и был сослан в Сибирь. В январе следующего 1728 года двор оставил Петербург и переселился в Москву. С удалением двора из Петербурга и при продолжающихся недостатках денежных средств флот быстро клонился к упадку и терял своё прежнее значение. Сумма 1 400 000 руб., назначенная на его содержание, отпускалась с такими недоимками, что в 1729 году они превысили полтора миллиона рублей, и Адмиралтейств-коллегия, для выхода из стеснительного финансового положения, решилась ходатайствовать об уменьшении ассигнованной суммы на 200 тыс., но с тем, чтобы она отпускалась вполне и своевременно. Ходатайство коллегии было уважено; она даже получила благодарность, но это нисколько не пособило делу, потому что уменьшенная сумма продолжала отпускаться с прежнею неисправностью»[284].
Деньги на флот не выделяются, осенью 1727 года ссылают Меньшикова, главного сподвижника Петра. И герцога Голштинского отправляют в родной Киль, фактически высылая из России и начиная новое сближение с Данией. Царский двор переезжает в Москву. Происходит приблизительно то, что произошло в СССР после смерти Сталина, когда незаметно было изменён вектор развития страны и посеяны ядовитые семена будущей горбачёвщины.
Пётр II. Неизвестный художник.
Российская империя изменяет свою политику, внук не собирается продолжать дело деда. То есть случилось то, чего так опасался Пётр. Его детище — флот — остаётся заброшенным и ненужным. Корабли не выходят в море, новых судов не строят, служба во флоте перестаёт быть престижной и выгодной. Причина проста — якобы экономия средств. Но дело-то в том, что любая держава, которая начинает экономить на своей армии и особенно на флоте, никогда не сможет стать сверхдержавой и неизбежно придёт в упадок. Будучи вовлечена в орбиту влияния тех стран, кто на флоте и армии не экономит.
Вот ведь как бывает — умирает монарх, и меняется вся политика страны. Причём мы говорим не о смерти Петра Великого, а о смерти его жены. Больше Россия не лезет в европейскую политику, не старается приобрести новые гавани для своего флота в Северном и Балтийском морях. И кто даст нам гарантию, что какая-либо держава, исходя из своих государственных интересов, не захочет устранить неугодного руководителя. Что дешевле для Англии — морской бой с русским флотом или кучка золота на подкуп подлеца, который вольёт яд в царский кубок? Ответ очевиден. А история престолов всегда полна вопросов, на которые не всегда имеются ответы…
Процарствовал подросток Пётр II недолго, менее трёх лет, точно так же умерев загадочной смертью в январе 1730 года. Умер от оспы. Кто ещё в царской семье умер, кто скончался во дворце от этой болезни? Никто. Странная избирательность, странный и быстрый уход из жизни преследовал русских самодержцев[285]. Снова стоял вопрос — кто поведёт Россию вперёд? Самым логичным вариантом была дочь Петра и Екатерины Елизавета Петровна[286]. Между тем собравшийся Верховный тайный совет решил призвать на трон племянницу Петра, дочь его брата Иоанна (Ивана) Анну Иоанновну[287]. Ей было 17 лет, когда Пётр Великий в ноябре 1710 года выдал её замуж за герцога Курляндского Фридриха Вильгельма[288]. Молодые прожили только два месяца. На обратном пути в Курляндию муж Анны Иоанновны стал живой иллюстрацией тезиса «что русскому здорово, то немцу смерть». Фридрих Вильгельм не доехал до дома и умер в дороге от чрезмерных возлияний, а его вдова Анна Иоанновна была Петром практически сослана в Курляндию, где и вдовствовала до тех пор, пока на неё с неба не свалилась корона Российской империи. Верховный тайный совет, однако, обусловил её назначение на трон подписанием некоего договора с верхушкой политической элиты России под названием «Кондиции»[289].
Императрица Анна Иоанновна. Л. Каравак.
Вступив на трон, Анна Иоанновна эти ограничения быстро отменила, совершив небольшой «переворот» и став полноправной царицей[290]. Но замуж она действительно не вышла, детей у неё не было, поэтому вопрос наследования престола вновь встал со всей остротой. Согласно старому порядку престолонаследия, который отменил Пётр Великий, наследником должен был стать сын дочери Петра Анны и герцога Голштинского — будущий император Пётр III[291]. Но Анна Иоанновна неожиданно выбрала другой вариант. Почему? Может быть, потому, что после смерти Екатерины I «голштинский вопрос» стал неким табу для руководителей России, не желавших ссориться с Англией. Возможно, выбор был обусловлен и другими причинами. В любом случае тот, кто имел права на голштинский, русский и шведский престол одновременно, не был выбран Анной Иоанновной в качестве наследника. И тем самым новая императрица демонстрировала определённую политическую линию — вернее, её отсутствие. Россия не собиралась становиться морской сверхдержавой и активно влезать в делёж стоянок флотов на европейском побережье. Анна Иоанновна пригласила к себе дочь своей старшей сестры Екатерины, которую Пётр I выдал за герцога Мекленбургского Карла Леопольда. От этого брака на свет появилась Елизавета Екатерина Христина, которую после принятия православия стали называть Анной Леопольдовной. В 1722 году, ещё при жизни Петра Великого, Екатерина Иоанновна вместе с дочерью уехали от деспота-мужа, с которым семейная жизнь не сложилась. В 1733 году мать Анны Леопольдовны умерла, и племянница оказалась на попечении тётушки императрицы. Анна Иоанновна выдала её замуж за герцога Брауншвейгского Антона Ульриха, который тоже практически постоянно жил в России. Вот родившегося от этого брака младенца Иоанна Антоновича и объявили наследником престола. Надо ли пояснять проницательному читателю, что немецкое княжество Мекленбург, за владетеля которого выдал замуж племянницу Пётр I, имеет выход к морю? А Брауншвейг, за герцога которого выдавала племянницу Анна Иоанновна, выхода к морю не имеет? Пётр Великий всех девушек своей семьи выдавал замуж так, чтобы через их брак получать возможность присоединять самые важные территории — портовые, прибрежные. Его «наследники» действовали либо наобум, либо с точностью до наоборот.
Что касается политики, которую проводила Анна Иоанновна, то стоит напомнить про договор с Данией в 1732 году (то есть практически сразу после воцарения), в котором Россия соглашалась с владением датчанами Голштинией. В декабре 1734 года между Россией и Англией был заключён торговый договор, что косвенно доказывало отсутствие у русских желания оспаривать первенство Британии на море. Россия начинала придерживаться проанглийской ориентации, что автоматически означало ориентацию антифранцузскую. И не только это — политика России становилась не самостоятельной, а некой производной от политики мировой. Терялась инициатива, а «дружба» сильных мира сего стоит очень мало. К примеру, в 1734 году Дания и Швеция заключили на 15 лет союз с целью сохранения территориального status quo, то есть Швеция гарантировала Дании владение Шлезвигом и снимала с повестки дня свои претензии[292]. Усилиями британской дипломатии были разорваны все нити тонкой паутины, которую ткал вокруг Голштинии Великий Пётр. Швеция вновь становилась противником России, который мог в любой удобный для себя момент попытаться вернуть утерянное в Северной войне.
17 октября 1740 года императрица Анна Иоанновна скончалась, оставив престол сыну своей племянницы, которому было два месяца и пять дней от роду. Опекуном сначала был назначен любовник Анны Иоанновны герцог Бирон, но Анна Леопольдовна с помощью фельдмаршала Миниха провела «мини-переворот», сослав Бирона, и стала опекуном при собственном сыне-императоре. Это случилось 8 ноября 1740 года. А какова была ориентация правительства младенца Иоанна Антоновича? Судите сами. 3 апреля 1741 года сроком на 20 лет был заключён первый в истории русско-английский военный союз. После чего Россия вплотную приблизилась к очередному государственному перевороту. Внешние силы готовились активно повлиять на русскую власть в своих интересах и «подкорректировать» внешнеполитический курс империи. Почва для государственных переворотов была и внутри России — дочь Петра Великого не на троне, который «оккупировали» непонятно откуда взявшиеся «немцы»[293]. Но, разумеется, вовсе не забота о «русскости» русского трона двигала теми, кто организовывал очередную смену власти в Петербурге. Проанглийская ориентация России не устраивала Францию, которая продолжала активно оспаривать право первенства у Британии. Раз русская власть ориентируется на Лондон, нужно поменять её на власть, которая будет ориентироваться на Париж. В декабре 1739 года в Петербург прибывает новый французский посол Иоахим Жан Тротти маркиз де ла Шетарди. Именно он начинает активную работу по подготовке переворота. Второй «помощник», желающий сместить правительство Анны Леопольдовны, — это шведский посланник Эрик Матиас Нолькен[294]. Желания шведов понятны и прагматичны — воспользовавшись чехардой в высших эшелонах власти и вызванной этим смутой, попытаться отыграть назад всё, что забрал у Швеции Пётр Великий[295]. Цинизм ситуации в том, что разрушить дело отца предложили его дочери. Но господа дипломаты недооценили степень силы и крепости петровской крови, которая текла в жилах русской царевны. Швед и француз предложили Елизавете Петровне следующий план: они дают ей деньги на переворот, причём большую сумму — Швеция. Чтобы получить деньги, она должна написать обращение к шведскому королю с просьбой помочь ей взять власть, пообещав в ответ вернуть шведам Прибалтику. При этом, чтобы создать внутрироссийский кризис, помогая перевороту, Швеция должна была начать войну против России[296]. Во время войны и планировалось произвести переворот. Французский посол готов был дать деньги, но только после письменного обязательства Елизаветы. Она же просила сначала дать ей деньги и соглашалась принять военную помощь Швеции. Но никаких бумаг цесаревна так и не подписала. Уж как это ей удалось — тайна за семью печатями. Пришлось заговорщикам положиться на её слово. А поскольку Елизавета была этакой веселушкой, склонной к балам и развлечениям, дипломаты решили, что уж она-то потом точно станет марионеткой в их руках.
В июле 1741 года Швеция начала войну против России в Финляндии, указав в приложении к королевскому манифесту об объявлении войны в качестве одной из её причин «устранение царевны Елизаветы и герцога Голштинского [сына Анны Петровны. — Н.С.] от русского престола и власть, которую иностранцы захватили над русской нацией»[297]. Как мы видим, ничего, кроме желания «блага» русскому народу, шведами, разумеется, не движет. Только от желания восстановить законных правителей Швеция начинает войну. Через 200 лет после этого Гитлер вторгнется в нашу страну, воюя исключительно с «незаконным сталинским режимом», а вовсе не желая завоевать Россию и получить доступ к её богатствам. Верить в такие разговоры и заявления — себя не уважать…
Однако русская армия имела свои планы на ближайшее будущее. Генерал-фельдмаршал Ласси вообще переносит боевые действия на территорию шведской части Финляндии[298]. 23 августа 1741 года Швеция потерпела сокрушительное поражение под Вильманстрандом. Фамилия командира шведского отряда, который попал в плен, наверняка знакома любителям русской истории — Врангель.
Далее события развивались следующим образом. 24 ноября 1741 года русское правительство, чувствовавшее опасность, издало приказ об отправке гвардейских полков на фронт. Анна Леопольдовна хотела тем обезопасить себя, а вместо этого только подтолкнула заговорщиков. Как внутренних — Елизавету (уйдут полки, с кем делать переворот?), так и внешних (последняя надежда Швеции — не её армия, а воцарение Елизаветы!). В ночь на 26 ноября 1741 года Елизавета становится императрицей. В Стокгольме ждут мирных предложений России или, говоря языком сегодняшних полузащитников прав человека, — «возврата демократической Швеции территорий, оккупированных кровавым петровским режимом». Основания для надежд и радости у шведов имеются — русские предложили заключить перемирие до марта[299]. Однако реальность начала постепенно отличаться от пожеланий шведского, да и французского двора.
Елизавета воцарилась, шло время, но свои словесные «векселя» она оплачивать не спешила. Тогда Париж попытался подтолкнуть Турцию к новой войне с Россией, обеспокоенные шведы стали готовиться к продолжению военных действий[300].
Портрет императрицы Елизаветы Петровны. К. Ванлоо.
В ответ на прямое давление французского посла Шетарди императрица Елизавета на голубом глазу ответила, что она «употребила бы все средства, указанные ей французским королём, для выражения своей благодарности шведам, если бы только дело не касалось уступок, противных её славе и чести. Пусть сам король будет судьёй: что скажет народ, увидев, что иностранная принцесса, мало заботившаяся о пользе России и ставшая случайно правительницей, предпочла, однако, войну постыдным уступкам хоть чего-нибудь. Тем более дочь Петра I не может для прекращения той же самой войны согласиться на условия, противоречащие благу России, славе её отца и всему, что было куплено ценой крови его и её подданных»[301].
Если коротко — не может патриот России быть меньшим защитником России, чем непатриот. Точно такой же аргумент использовал в переговорах с нашими партнёрами… Сталин почти через 200 лет после Елизаветы. Когда речь шла о послевоенных границах между Польшей и СССР, на переговорах с англичанами Сталин настаивал, чтобы граница проходила по так называемой «линии Керзона»[302]. Англичане первоначально требовали восстановления границы по состоянию на 1 сентября 1939 года, то есть СССР должен был вернуть Западную Белоруссию и Западную Украину полякам. «Линия Керзона» отдавала эту территорию нам.
«Сталин, в свою очередь, изложил позицию Советского правительства по этому вопросу.
— Речь идёт о том, — сказал он, — что украинские земли должны отойти к Украине, а белорусские — к Белоруссии. Иными словами, между нами и Польшей должна существовать граница 1939 года, установленная Конституцией нашей страны. Советское правительство стоит на точке зрения этой границы и считает это правильным. Молотов пояснил, что обычно эту границу называют линией Керзона»[303].
В разговоре с англичанами Сталин употребил практически тот же аргумент, что и хитрая «дщерь Петра»: «Что же вы хотите, чтобы мы были менее русскими, чем Керзон и Клемансо?.. Что скажут украинцы, если мы примем ваше предложение? Они, пожалуй, скажут, что Сталин и Молотов оказались менее надёжными защитниками русских и украинцев, чем Керзон и Клемансо»[304].
Война, которая задумывалась шведской и французской дипломатией лишь как средство к перевороту и повод для сдачи российских позиций, превратилась в настоящую войну[305]. Итогом стала капитуляция окружённой под Гельсингфорсом шведской армии 24 августа 1742 года[306]. Причины снисходительности правительства Елизаветы Петровны к поверженным шведам, надеюсь, понятны. Обманув шведские (и французские) ожидания, молодая императрица не хотела разгрома шведов, что ещё в петровские времена приводило к резкому ухудшению отношений с тогдашними сверхдержавами, желая замириться со шведами по-хорошему[307]. Шведские полки уходили для отправки в Швецию с оружием, амуницией, багажом и знамёнами[308]. Они были погружены на суда и отплыли на родину, снабжённые паспортами за подписью главнокомандующего Ласси, гарантирующими безопасность в случае «прибития» к берегу, занятому русской армией[309]. Финляндия теперь была полностью оккупирована нашими войсками — в декабре 1742 года в город Або прибыл гражданский губернатор, назначенный Елизаветой, которая делала переворот под знаменем борьбы с засильем иностранцев. Губернатора звали Бальтазар фон Кампенгаузен. Как ни крути — чистокровный русский…
В марте 1743 года в столице Финляндии городе Або начались мирные переговоры. Основные условия заключенного мирного договора подтверждали Ништадтский мирный договор 1721 года[310]. Плюс к Российской империи переходила и провинция Кюменегорд с крепостями Вильманстранд и Фридрихсгам, а также часть провинции Саволакс с крепостью Нейшлот[311]. Начав войну за Финляндию, шведы в итоге потеряли ещё один кусок финляндской земли.
Думаю, что уместно в этой связи вспомнить и обстоятельства, при которых Финляндия получила независимость. Отрыв части территории и объявление её независимой страной — излюбленный метод ослабления геополитических конкурентов и реализации своих интересов. Прежде чем вспомнить историю о том, как большевики «отпустили» Финляндию, приведу пример из истории совершенно другой страны. Когда в начале ХХ века власти Колумбии отказались заключить с США договор по эксплуатации и принадлежности Панамского канала, выход американцы нашли быстро. В колумбийском штате Панама откуда ни возьмись появились «доведённые до отчаяния» повстанцы, которые при помощи американского флота объявили о создании независимого государства Панама 4 ноября 1903 года. Чтобы 18 ноября, через две недели, заключить с США договор и отдать стратегический канал, соединяющий между собой Тихий и Атлантический океаны, на вечные времена в исключительное пользование Штатам…
Передо мной лежит документ. На основании него Финляндия отделилась от России, став независимым государством. Это исторический факт. Между тем, если внимательнее приглядеться к этому документу, можно многое понять в геополитике и истории нашей страны. Прежде всего хочется отметить странную избирательность наших соседей, причём не только финнов, но вообще всех. Когда речь идёт об отделении от Российской империи, в законах которой не было ни одного слова о возможности отделения части страны, большевики во главе с Лениным — вполне законная власть, которая подписывает документы об отделении. Если же идёт речь о присоединении к России — СССР чего бы то ни было той же самой советской властью, то это уже трактуется как совершенно незаконные действия. Мы не будем сейчас говорить о законности или незаконности власти Ленина и его товарищей, которые в октябре 1917 года вооружённой силой захватили власть. Мы просто внимательно прочитаем текст документа об отделении Финляндии и вспомним исторический контекст, в котором он принимался.
Декрет о предоставлении независимости Финляндии.
ДЕКРЕТ О ПРЕДОСТАВЛЕНИИ НЕЗАВИСИМОСТИ ФИНЛЯНДИИ[312]
В ответ на обращение финляндского правительства о признании независимости Финляндской Республики Совет Народных Комиссаров, в полном согласии с принципами права наций на самоопределение, постановляет:
Войти в Центральный Исполнительный Комитет с предложением:
а) признать государственную независимость Финляндской Республики
и б) организовать, по соглашению с финляндским правительством, особую комиссию из представителей обеих сторон для разработки тех практических мероприятий, которые вытекают из отделения Финляндии от России.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)
Народные комиссары: И. Штейнберг. Карелин. Сталин
Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Бонч-Бруевич
Секретарь Совета Народных Комиссаров Н. Горбунов[313]
Казалось бы, документ как документ. Правда, написанный как-то странно. Да и «особая комиссия» так к работе и не приступила, ни одного вопроса не решила, и все вопросы с финнами потом пришлось решать товарищу Сталину в 1930–1940 годах. Вопросов данный документ у нас не вызывает по одной причине — мы видим не оригинал документа, а его текст. Если посмотреть оригинал, вопросов появится очень много. Совсем недавно мне довелось побывать в финском городе Тампере. Ранее — Таммерфорс, небольшой город Российской империи. Здесь прошли сначала первая (декабрь 1905 года), а затем и вторая (ноябрь 1906 года) конференции РСДРП. Именно здесь Сталин впервые лично познакомился с Лениным, а сам Владимир Ильич дал обещание предоставить Финляндии независимость. Что и было сделано пролетарским вождём. В музее Ленина в Тампере документ о предоставлении независимости Финляндии (копия) — один из самых главных экспонатов. Мне его любезно подарили. Анализ декрета многое даст для понимания геополитических процессов и участия внешних сил в революционных событиях.
Напомню хронологию событий. 25 октября (7 ноября) 1917 года большевики захватили власть в столице России и арестовали Временное правительство. Захват Зимнего дворца прошёл практически бескровно — погибло всего шесть человек. Временное правительство, состоящее из таких же революционеров (эсеров и меньшевиков), как и ленинцы, никто защищать не хотел[314]. В Москве захват власти прошёл куда более кроваво — бои шли до 2 (15) ноября 1917 года. В тот момент Россия вела мировую войну и имела многомиллионную армию. Финляндия, будучи составной частью Российской империи, армии не имела. 23 ноября (6 декабря) 1917 года финский парламент одобрил обращение «к властям иностранных государств» (в частности, к Учредительному собранию России) с просьбой о признании политической независимости и суверенитета Финляндии. Этот документ, который позднее помпезно назовут «Декларацией независимости Финляндии», был одобрен вовсе не единогласно: «за» было 100 голосов, «против» — 88. Финны уже 200 лет жили в России, не имея от этого соседства никаких проблем, поэтому изменять ситуацию хотели далеко не все. Но важно не это. Обратите внимание на то, к кому обращались финны, — к Учредительному собранию. Только этот орган власти мог решить любые вопросы государственного устройства России. Ситуация с властью была такова: царь Николай вроде бы от власти отрёкся за себя и за наследника, что было грубейшим нарушением престолонаследования, его брат царь Михаил отрёкся под давлением Керенского и думцев. Временное правительство назначило само себя и называлось именно «временным», так как управляло страной до выборов того самого Учредительного собрания. Сама идея выборов во время мировой войны являлась не чем иным, как диверсией и вредительством, и была сгенерирована именно для последующего развала России. Во всех странах с парламентской демократией того времени (Великобритании, Франции, Германии) никаких выборов в военное время не проводилось, они откладывались до окончания войны. Выборы в «учредилку» несколько раз откладывались Временным правительством, но в итоге состоялись. Когда это «правительство» уже сидело в Петропавловской крепости, арестованное большевиками, — 12 (25) ноября 1917 года[315]. Победу на выборах одержали эсеры, но это не имело никакого значения, при любом исходе Ленин должен был разогнать Учредительное собрание. Почему? Да потому что оно могло и не принять решения о независимости окраин России.
А теперь прочитаем оригинальный текст ленинского декрета о признании независимости Финляндии. Можем сыграть в увлекательную игру: кто больше найдёт опечаток в важнейшем дипломатическом документе. Мне удалось найти пять опечаток и ошибок. Как вы думаете, можно в первом межгосударственном акте написать название «финляндия» с маленькой буквы? Уверен, что это не ошибка даже, а оскорбление. Между тем исторический факт: ленинский декрет, словно сочинение двоечника, имеет пять ошибок в трёх предложениях[316]. Как такое может быть? Они что, «революционного матроса» посадили печатать текст? Вряд ли. Ведь Интернета тогда ещё не было, а потому образованные люди (из каких и состоял Совет народных комиссаров (СНК)) писать грамотно умели. А даже если не умели, текст декрета можно и должно было проверить. Спешить-то некуда — у финнов, требующих независимости, нет никакой армии и флота. Могут и подождать. Есть дела и поважнее. К тому же обращались финские парламентарии к Учредительному собранию, зачем Ленину встревать и отпускать Финляндию, если само Учредительное собрание вот-вот начнёт свою работу? И оно приступило к работе 5 (18) января 1918 года. А уже на следующий день было закрыто и разогнано большевиками, при этом демонстрации в поддержку «учредилки» просто расстреляли[317]. Смотрим на дату, когда Ленин и его коллеги подписали декрет об отделении Финляндии, — 18 декабря 1917 года. Это по старому стилю, по-новому будет… 31 декабря 1917 года. До открытия Учредительного собрания оставалось чуть более двух недель. Куда спешить, почему не подождать? Ведь когда большевики взяли власть, отсутствие сопротивления им было обусловлено тем, что они, как и Временное правительство, говорили, что взяли власть именно для того, чтобы выборы точно состоялись и Керенский их не смог сорвать[318]. Ленин должен был взять власть до опускания бюллетеней в урны ещё и потому, что после выборов у него не оставалось никакого другого предлога для захвата власти. Единственная мотивация, которую массы могли понять в тот момент, — власть необходима для проведения выборов и обеспечения будущего созыва этого главного государственного органа. Гениальность Ленина как политика в том и заключалась, что для разгона Учредительного собрания он взял власть под лозунгом его поддержки. Выборы прошли, как большевики и обещали, теперь все ждали открытия работы Учредительного собрания. Какая разница, какое правительство, если через несколько недель делегаты Учредительного собрания «учредят» новое?
Но большевистское правительство поступает крайне странно — оно берёт на себя ответственность за развал страны, причём когда никто на них вроде бы не давит. Не давит? Финляндия не давит, давить нечем. Но если мы представим себе Ленина и его коллег просто лентяями, которые не захотели перепечатать один листок текста так, чтобы в нём не было ошибок, мы ничего не поймём ни в геополитике, ни в нашей революции. Разгадка проста: на большевиков давит внешняя сила, которая и привела их к власти, заставив Временное правительство и в большей степени лично премьера Керенского играть с Лениным в поддавки. Великобритании нужен развал России, при этом никто не знает, как поведёт себя Учредительное собрание. Поэтому Ленину даётся указание обязательно его разогнать. Но процессы распада и развала запустить раньше. Подписать декреты «об отделении», после чего пытаться разогнать «учредилку», а там и самим большевикам можно отправляться в тёплые страны. Именно поэтому в квартире сестры Свердлова хранились паспорта нейтральных стран, а также большое количество золота, валюты и драгоценностей. Но Ленин не был бы Лениным, если бы послушно выполнял волю своих «партнёров» из британской разведки. Ему не деньги нужны, а возможность начать проводить социальный эксперимент. Ленин не хочет уезжать, заварив в России крепкую кашу, он хочет остаться. И потому тихо саботирует мероприятия англичан. Только по этой причине на призыв финнов от 6 декабря он реагирует 31-го! Причём очень спешно, печатая декрет с многочисленными ошибками. Возможно, даже специально, чтобы потом иметь шанс отыграть назад. Грубо говоря, британские «партнёры» пришли к Ленину и спросили, глядя в глаза, почему Финляндия ещё до сих пор не отделена. И Ильичу пришлось реагировать. Вот такие выводы можно сделать, внимательно прочитав всего один документ…
Геополитические схватки за первенство над миром постоянно накладывали свой отпечаток на ситуацию внутри России. Так было и на этот раз. Аккурат в 1741 году, то есть в год, когда Елизавету в итоге переворота возвели на трон, в Европе началась очередная большая война. Как всегда, в окружении сателлитов силой мерялись Англия и Франция. Новое противостояние получило название Войны за австрийское наследство[319]. А в 1744 году одна война наслоилась на другую — на этот раз Англия и Франция устроили отдельное выяснение отношений в Северной Америке. В 1744 году началась война короля Георга, которая завершится одновременно с Войной за австрийское наследство. В общеевропейской свалке приняла участие и Россия. Правда, слава Богу, чисто теоретическое. Но участие русских в войне, как и ранее, было предметом дипломатических баталий. Снова хочется отметить: потеряв дипломатический суверенитет, Российская империя стала объектом игры внешних сил, старавшихся втянуть её в войны, польза которых для России практически отсутствовала. Проводником проанглийской линии становится канцлер Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, за Францию радеет вице-канцлер Воронцов[320]. В художественном фильме «Гардемарины, вперёд!» весьма схематично показана борьба профранцузской и проанглийской партий внутри российской власти. В тот момент победил «патриот» Бестужев, пользовавшийся английскими субсидиями. О том, что этот канцлер получал деньги от англичан, вы можете прочитать в любой посвящённой ему статье. Любопытно, что во всех источниках отмечается: у Бестужева якобы была система получения взяток. Брал только от друзей! То есть он сам сначала определял, кто ему (России) враг, а кто друг. И брал деньги только от друзей. И это не коррупция? Те, кто говорит, что действия в интересах других государств якобы являются изобретением новейшего периода российской истории, с историей своей страны совершенно не знакомы. Желание купить за малые деньги политику огромной страны всегда будет в центре политических интересов ведущих мировых игроков. Именно поэтому, кстати, во всех странах запрещено финансирование политических партий из-за границы. И только «враг или дурак» может искренне верить, что сегодняшнее поступление денег из зарубежных источников в карманы нынешней российской оппозиции хоть чем-то отличается от банального подкупа канцлера Бестужева или денег, полученных Елизаветой Петровной на осуществление захвата власти.
Бестужев получал деньги от англичан не зря — ему удалось устроить красивую провокацию и в июне 1744 года выставить из России маркиза Шетарди, который, как мы помним, был активнейшим организатором государственного переворота в пользу Елизаветы[321]. Итогом охлаждения отношений с Францией стало отсутствие в Петербурге французского посланника с 1748 по 1756 год и заключение между Россией и Англией трёх конвенций: 1 июня, 8 ноября и 27 декабря 1747 года. Согласно второй из них, корпус русских войск отправился на театр боевых действий в Германию, но был возвращён назад без боёв[322]. Появление ещё одного соперника во многом заставило французскую коалицию заключить мир, и боевые действия против Франции прекратились[323].
Но на этом борьба французов и англичан не закончилась. Мир продлился лишь пять лет. В 1753 году вновь начались бои между колонистами в Америке[324]. В 1756 году начинается и новая война в Европе. Она войдёт в историю под названием Семилетней. На этот раз расклад сил меняется: коалиция Австрии, Франции, России, Саксонии, Испании и Швеции противостояла союзу Пруссии и Великобритании. Причём англичане в боевых действиях не участвовали, а «воевали» золотом, которое обильно выдавали прусскому королю Фридриху II, согласившемуся играть роль «шпаги» Англии на континенте[325]. Россия начала боевые действия против пруссаков в 1757 году. Почти сразу после этого главный «англичанин» русской политики канцлер Бестужев был арестован, а затем отправлен в отставку[326]. Ход боевых действий Семилетней войны для России определялся не столько мужеством русского солдата, сколько геополитическими играми и подковерной политической борьбой. Русская армия вторглась в Восточную Пруссию. 19 августа 1757 года у деревни Гросс-Егерсдорф русские войска нанесли поражение прусским войскам. Через год у местечка Цорнсдорф новое сражение. Однако командующий фельдмаршал Апраксин вместо движения вперёд после победы начинает… отступать. Причина — исключительно политическая.
Центральная Европа в эпоху Семилетней войны 1756–1763 годов.
Здесь нужно напомнить, кого императрица Елизавета назначила своим наследником. Почти сразу после своего восшествия на престол, в 1742 году, она привезла в Россию того, кого никак не хотела назначать Анна Иоанновна. Будущий Пётр III, герцог Голштинский, внук Петра Великого и внучатый племянник Карла XII, став престолонаследником, вновь поднимал на повестку дня, казалось бы, навсегда закрытый «голштинский вопрос». Одновременно с этим столь быстрый приезд Петра Фёдоровича в Россию был вызван и желанием со стороны Елизаветы подстраховаться. Ведь она только что совершила госпереворот, а займи 14-летний внук Петра Великого трон Швеции, ситуация могла стать для неё опасной. Поэтому она и поспешила привезти Петра Фёдоровича и объявить его наследником. Все будет под присмотром. В дальнейшем же оказалось, что воспитанный немцами для Швеции наследник престола Пётр Фёдорович — ярый поклонник Фридриха II и всего прусского. Почти сразу после переезда в Россию под крыло к тетушке Елизавете его женили. В 1745 году супругой великого князя стала 16-летняя принцесса София Августа Фредерика из мелкого немецкого княжества Ангальт-Цербст. После принятия православия принцессе дали имя Екатерина Алексеевна. Мать будущей императрицы Екатерины Великой вообще состояла на тайной службе у Фридриха и была позднее выслана из России за шпионаж, причём императрица запретила Екатерине даже переписку с родными[327]. Будущий император вместе со своей женой вовсе не жаждали победы русского оружия, и фельдмаршалы оказывались в ситуации между молотом и наковальней. С одной стороны, Елизавета требует побед, с другой стороны, Пётр Фёдорович за них потом может наказать. В итоге война с нашей стороны велась весьма странно: достаточно сказать, что императрица поменяла четырёх главнокомандующих[328]. Что, однако, не помешало в итоге разгромить Фридриха и в сентябре 1760 года взять Берлин впервые в русской истории[329]. А далее произошло и вовсе непредвиденное — русское правительство организовало присягу Восточной Пруссии русской императрице. Это означало, что под шумок невыгодной войны Россия присоединяла к себе часть Пруссии с Кенигсбергом во главе. То, что сделает Сталин в 1945 году, не только собиралась, но и сделала императрица Елизавета Петровна. Причём делала это на фоне следствия по делу Апраксина и других «пугливых» военных и предательской деятельности Бестужева в пользу Англии. Восточная Пруссия — это также значительный кусок Балтийского побережья, это новое усиление России. Что делать? Постараться поменять самодержца на русском троне, тем более что эта смена гарантировала изменение политики в отношении Пруссии. И тут последовала скоропостижная смерть императрицы Елизаветы в декабре 1761 года. Вы готовы поручиться, что эта смерть на сто процентов была вызвана естественными причинами?
После смерти Елизаветы новый законный государь Пётр III одним росчерком пера «обнулил» результаты Семилетней войны. Он просто-напросто вернул любимому Фридриху всё, что было захвачено у него Россией. И этим вызвал серьёзное недовольство внутри армии. Война длилась семь лет, и просто так обесценить всю пролитую кровь было колоссальной ошибкой. Но главной ошибкой Петра Фёдоровича стало не это. Своими поступками он быстро настроил против себя все сверхдержавы того времени. Австрия и Франция, которые вместе с Россией воевали с Пруссией, были в ужасе от такой резкой перемены курса. То есть профранцузская партия внутри России была против него. Но это полбеды. Англичане также были встревожены поступками нового императора. Ведь он был пруссофилом, а не англофилом и был способен на любые, как сказал бы Борис Ельцин, «загогулины». Непредсказуемый и непостоянный Пётр неожиданно для всех реанимировал «голштинский вопрос» — он не только заявил о своём желании отвоевать Голштинию у Дании, но и начал к этому готовиться. Слова историков о том, что этого царя убили только за его чудачества, не выдерживают никакой критики[330]. Пётр III пробыл на посту императора чуть больше года и ничего сверхстранного совершить просто не успел. И его чудачества уж точно не идут ни в какое сравнение с чудачествами Петра Великого. Вот уж кто чудил, так чудил. Так что корни заговора против его внука нужно искать в геополитике. Россия объявила войну Дании — Пётр III собирался осуществить то, что не удалось его бабушке императрице Екатерине I: сделать Киль стоянкой русского флота. Англия насторожилась. Деньги на переворот Екатерине даст… британский посол Кейт. Вместо пропрусского непредсказуемого Петра, желающего (осознанно или нет?) продолжить шахматную партию своего деда, гораздо лучше поставить на русский трон немецкую принцессу, которая имеет давние связи с английскими дипломатами, замешана в неприглядной истории с отступлением в Семилетнюю войну. А сам переворот произойдёт в июне 1762 года, когда решивший лично командовать армией император собирался выступить из Петербурга во главе гвардейских полков[331]. Ухода гвардии допустить было нельзя, поэтому Екатерина начала действовать.
Император Пётр III. Л.К. Пфандцельт.
«Английскую версию» переворота Екатерины подтверждает масса косвенных фактов.
1. Первые сведения о том, что молодая Екатерина вынашивала планы смещения своего супруга, относятся к 1756 году. То есть Пётр Фёдорович станет императором только через пять лет, а его жена уже не прочь занять трон. Интересно, что такие мысли она высказывает в переписке… с послом Британии Чарльзом Уильямсом[332]. Причём переписка эта настолько откровенна, что Екатерина договорилась о том, что посол после прочтения вернёт её корреспонденцию. Уильямс так и поступал. Правда, при этом делал копии писем. Компромат на жену будущего императора, а то и на амбициозную потенциальную императрицу дорогого стоит. В своём письме она писала: «Я буду царствовать или погибну». Интересно, а почему она это рассказывала британскому послу? Потому что получала от него денежные субсидии. На оплату долгов графа Орлова? Из симпатий к молодой даме? Вот скажите, когда жена наследника престола берёт деньги у посла одной из сверхдержав, нет ли в этом что-то предосудительное? Есть. Это была практически вербовка — классика жанра, через постель: «Что касается Екатерины, то она, ещё в бытность великою княгиней, горячо стояла за союз с Англией и очень дружелюбно относилась к тогдашнему английскому послу сэру Чарльзу Гэнбёри Уильямзу. Быть может, причиною этого дружелюбия было отчасти то, что Уильямз привёз с собою из Варшавы красавца Станислава Понятовскаго, произведшаго, как известно, сильное впечатление на будущую императрицу»[333]. Не сам британский посол стал «сердечным другом», нет. Им стал красавец Понятовский. Вот она и откровенничала с тем, кто был в курсе всех остальных её секретов.
2. В будущем восхождении Екатерины на престол, в перевороте, который она осуществит, имеется одна важная особенность — у неё не было никаких прав на престол. Она была немецкой принцессой, которая к русскому трону не имела никакого отношения. Все перевороты, которые осуществлялись до неё, делались теми, чьи права на престол были ощутимыми. А это значит, что нужно на кого-то опереться не только внутри России, но и снаружи. Ведь легитимностью обладала не Екатерина, а её малолетний сын Павел Петрович. И она должна была бы стать регентшей при сыне, но ведь кто-то надоумил её узурпировать права сына на престол.
3. Весьма показательна судьба канцлера Бестужева, который был главой проанглийской партии. После снятия с поста и ареста его сослали в деревню. Во время вступления на престол Петра III он вёл себя тише мыши, потому что император знал, что в своё время Бестужев вынашивал план возвести на трон… малолетнего Павла. С чего это проанглийский канцлер вдруг решил обойти на лихом вираже того, кто опять захочет поиграть в «голштинский вопрос»? Зато как только произошёл переворот и трон заняла Екатерина, Бестужев немедленно примчался в Петербург.
4. В будущем отношения между екатерининской Россией и Англией напоминали идиллию. Россия постоянно «клевала» Турцию, откусывая от неё куски территории и влияние, а Лондон за этим благосклонно наблюдал. Почему? Потому что в тот момент Турция придерживалась профранцузской ориентации. А раз так, то англичане охотно помогали Петербургу. Причём даже в самой щекотливой сфере — морской. Цитата из книги классика геополитики А.Т. Мэхэна поможет нам это понять: «В 1770 году британские офицеры командовали русскими эскадрами и кораблями, а один английский адмирал получил даже разрешение служить в русском флоте, заручившись при этом обещанием, что прежний его чин будет возвращён ему, когда он вернётся на родину… При уничтожении русскими в одной из тяжёлых схваток двух последовавших лет турецкого флота из пятнадцати линейных кораблей в малоазиатском порту — брандерами командовали британские лейтенанты, а начальником прикрывавшей их эскадры был британский же коммодор… Но в 1785 году обстоятельства сильно изменились. После войны 1770 года Россия стала твёрдой ногой на Чёрном море… Затем состоялся в 1774 году раздел Польши — событие, которое осуждалось всеми как несогласное с законами справедливости и опасное для равновесия Европы, но которому, однако, подчинились и не участвовавшие в нём государства. Если Великобритания, встревоженная этим разделом, и находила некоторое утешение для себя в том, что он вредил Франции ослаблением её союзников, и убаюкивала себя убеждением, что островное положение делает для неё вопрос о равновесии на континенте менее важным, чем для других держав, то вооружённый нейтралитет 1780 года послужил для неё суровым напоминанием о росте России. Этот удар, нанесённый Англии государством, считавшимся ею чуть не естественным союзником, вероятно, довершил отчуждение названных держав друг от друга. Он открыл глаза государственным людям Англии на то, что Россия при занятом ею теперь положении на Балтийском море и при близости её к морю Средиземному становится опасной для их отечества»[334].
Россия в конце XVIII века (европейская часть).
В этом отрывке — почти все блестящие достижения Екатерининской эпохи. Политика — искусство возможного. Взять всё, что можно, от сотрудничества с Англией, чтобы потом показать британским «друзьям» большую и жирную дулю. Разделы Польши (1772, 1793 и 1795 годов), в которых Париж играл на стороне поляков и натравливал на Россию турок, война с Турцией, где флот достиг больших успехов, в том числе и при помощи британских морских советников (1768–1774 годы), которые «вдруг» решили поуправлять русскими судами в войне против турок. И всё ушло в прошлое. Переломом в отношениях с Англией, годом, когда Екатерина действительно стала Великой, послав подальше своих прежних кураторов и друзей, стал 1780-й…
…Восстание американских колоний против Англии было с восторгом встречено во Франции. Это был шанс отыграть всё утерянное. Большой вопрос — участвовал ли Париж в организации «народного возмущения». Вероятнее всего, да. 10 мая 1775 года американские колонисты собрали II Континентальный конгресс. Он констатировал состояние войны колоний с Англией и 15 июня принял решение об организации армии. Во главе её был поставлен Джордж Вашингтон. 4 июля 1776 года Конгресс принял составленную Джефферсоном Декларацию независимости. Было объявлено о создании нового государства — Соединённых Штатов Америки. В мае 1777 года французский флот готовится к боевым действиям против англичан. 16 декабря эмиссарам Конгресса, прибывшим во Францию, было заявлено, что король готов признать независимость Соединённых Штатов. Договор между США и Францией, направленный против Англии, был подписан 6 февраля 1778 года. Так что Франция подарила Штатам не только статую Свободы в Нью-Йорке, а во многом и саму свободу, стараясь насолить англичанам. И большой кредит для оплаты боевых действий. Для американцев, не имеющих своего флота, получение поддержки страны, которая была в состоянии почти на равных соперничать с британским флотом, представляло большую важность. 13 марта 1778 года французский посланник в Лондоне известил английское правительство, что Франция признала независимость США и заключила с ними торговый договор и оборонительный союз. Это было равносильно объявлению войны — Париж признал отделение части Британской империи и заключил с этой частью союзный договор. 15 апреля 1778 года французская эскадра под командованием графа д’Эстьена отправилась из Тулона в Америку на помощь повстанцам. 16 июня 1779 года войну Англии объявила Испания, немедленно приступив к осаде ключевой точки Средиземноморья, которую за 60 лет до этого англичане забрали у испанцев, — Гибралтара[335]. Британия оказалась в сложнейшем положении — все старые противники ополчились против неё, при том что в качестве врага теперь выступали и её собственные североамериканские колонии.
В этой ситуации Англия, как она это делала и раньше, объявила о том, что устроит морскую блокаду своих противников. Делали англичане во все времена это одинаково: пользуясь преимуществом силы, англичане попросту останавливали все суда подряд, конфисковывая всё, что считали нужным. Можно было назвать имущество, перевозимое на нейтральных судах, французским и на этом основании его забрать. И вот тут в 1780 году екатерининская Россия показала зубы. Дождавшись должного ослабления Британии, Россия выдвинула идею вооружённого нейтралитета. К русским присоединились Швеция и Дания. Это значило, что на попытку осмотра судов англичанами им будет дан вооружённый отпор. В реальности теперь «флаг покрывал груз», и можно было совершенно свободно доставить во Францию, Испанию или в Штаты любой товар, равно как и забрать любой товар оттуда. Морская блокада, с помощью которой Британия собиралась удушить противников, становилась невозможной[336].
Так что Петербург тоже внёс заметный вклад в поражение Англии. Ослабление победителя в пользу побеждённого всегда идёт на благо третьей силы. Екатерина Великая имела и замыслы великие — именно в её царствование Россия твёрдой ногой встаёт в Чёрном море, присоединяет Крым. Кстати, Крым был присоединён в 1783 году. В это самое время Англии и Франции было совсем не до нас. И Екатерина пользуется моментом — Турцию некому защищать. Ни Франции, которая традиционно опекала Стамбул, ни Лондону, который всегда возражал против появления новых морских держав. Итак, в апреле 1783 года Екатерина объявляет о присоединении Крыма — и вовремя. В тот момент Британия была вынуждена признать независимость США, и уже 3 сентября 1783 года в Версале был подписан мирный договор с французами и испанцами. Сверхдержавы освободили свои руки — но уже поздно, прекрасный Крым стал русским.
Портрет императрицы Екатерины II. Неизвестный художник.
Практически в то же самое время Екатерина разрабатывает и свой малоизвестный ныне «Греческий проект». Смысл его описала сама императрица: «Совершённое истребление Турции и восстановление древней Греческой империи в пользу великого князя»[337]. То есть речь идёт о создании некоего Греческого царства, во главе которого стоял бы русский великий князь. У императрицы имелся не только план, но и кандидатура. Это был младший внук Екатерины, второй сын Павла Петровича. Имя ему выбрала сама бабушка, имя символическое для греческой империи Византии — Константин. Имя византийских императоров дали младенцу 27 апреля 1779 года, отчеканив в его честь монету с изображением святой Софии. Планов у Екатерины было много, но не все из них были воплощены. Однако их размах говорит нам о многом — Российская империя входила в зенит своего могущества. Государственный корабль, управляемый Екатериной Великой, ловко сманеврировал в складывающейся геополитической обстановке[338]. Россия снова становилась субъектом мировой политики. Промежуток в 55 лет, когда наша страна была лишь точкой приложения внешних сил, миновал. Шахматная партия, начатая Петром и подхваченная Екатериной, требовала такого же сильного продолжения.
Но ведь в нашей истории только два государя удостоились чести называться Великими. Начиналась новая часть бесконечной партии, которая будет продолжаться столько же, сколько будет существовать этот свет. Опомнившись от удара, нанесённого им независимостью США, англичане готовили ответный удар по Франции. Между Версальским миром, который подписали соперники за мировое господство в 1783 году, и Великой французской революцией, которая снова перекроит весь расклад сил в мире на несколько десятилетий, всего шесть лет.
1789 год…
7
Табакерка и шарф как аргумент геополитики
Если отдалённость и неудобство для России этой операции, при неимении у неё какой-либо морской станции в Средиземном море, сопоставить с фактом её близости к этому морю со стороны других границ, то сделается совсем понятным, как мучительно было её положение по отношению к торговле и морской силе. Значение их она живо сознавала и добивалась их развития у себя со времён Петра Великого. Трудно понять, как Россия может быть спокойна до тех пор, пока доступ её к этому морю зависит от доброй воли других держав.
Альфред Тайер Мэхэн
Зададим себе простой вопрос: в чём был главный геополитический интерес России, который она преследовала? Выход к морю. Успехов в этом деле мы добились в славное время Великого Петра. Однако задача отнюдь не была решена полностью. В Балтийское море мы доступ получили, но Чёрное море по-прежнему принадлежало Турции. И именно турки перекрывали России выход в Мировой океан через узкую горловину проливов Босфор и Дарданеллы. А значит, основная задача геополитики России — получение этого выхода в Средиземное море, при этом первым шагом в правильном направлении становилось утверждение своего господства в Чёрном море. Война с Турцией была в таких условиях неизбежностью. И таких войн произошло много, при этом главные успехи и прорывы на этом направлении были совершены во времена Екатерины II. Мировой фон для наших достижений — продолжение соперничества Англии и Франции при активном участии других европейских держав. Используя противоречия французов и англичан, Россия постепенно увеличивала свою территорию и играла всё большую роль в мировой геополитике.
Желание воспользоваться столкновением соперников, чтобы постепенно забрать себе то, что нужно, присуще любому политику, кто играет в геополитические игры. А если решить сразу несколько задач одновременно, то это уже высший пилотаж. Примером действий, которые приводят к достижению нескольких целей, является развязанная и тщательно подготовленная Англией Первая мировая война[339]. Лондону удалось столкнуть двух своих главных геополитических соперников — Берлин и Петербург, ослабить их и, вызвав в обеих странах бунт и смуту, опрокинуть в прах. Могло не получиться? Конечно. Но ведь получилось. Так вот на рубеже XVIII и XIX веков сложилась точно такая же ситуация, когда главы нескольких стран одновременно старались столкнуть между собой своих соперников, чтобы самим прибрать к рукам стратегические активы.
Оказавшаяся отличным игроком Екатерина Великая совершенно не собиралась воевать за чужие интересы, поэтому во времена её правления англичане и французы разбирались сами с собой. Проигрывавшая Франция нанесла англичанам весьма серьёзный удар, организовав поддержку (а может быть, и спровоцировав борьбу) североамериканских колоний за независимость.
Но речь сейчас не о том. В Средиземном море, через которое идёт торговый путь всех европейцев, есть остров, владея которым очень удобно контролировать весь регион. Представьте себе, что вы играете в увлекательную игру — добеги первым до края моря. Бежать нужно с первой твёрдой площадки. Ваши соперники стартуют с одной линии, вам же повезло — ваша стартовая площадка далеко впереди. С неё вы пробежите путь не только быстрее других, но и дальше. Ведь ресурсы для плавания ограничены расстояниями. Одним словом, всем хорош этот остров, но есть только одна проблема — он не ваш. У него есть хозяин, который даже не думает его вам отдавать или продавать, он ему самому нужен. Как получить заветный остров, да так, чтобы все почтенные игроки сочли ваш способ приобретения законным и ещё говорили вам спасибо? Нужно выступить под маской справедливости. Необходимо сделать так, чтобы остров захватил кто-то другой, а вы выступили его «освободителем». Ну а то, что вы не вернёте его законному владельцу, — так это детали. Несущественные и неважные. Когда остров станет вашим, вы позаботитесь, чтобы желания отнять его у вас ни у кого не возникало.
Это одна задача, но есть и другая. Вам нужно втянуть в борьбу с вашим противником третью силу. Чтобы она, эта третья сила, громила супостата, экономя ваши силы и ваши ресурсы. При этом третью силу нужно как-то мотивировать. Она должна быть уверена, что борется за собственный интерес, тогда как на самом деле она старается в ваших интересах. Как совместить две задачи и решить их? Пообещать чудо-остров третьей силе, которой он также необходим. Заставить её вступить в борьбу, а потом под самым благовидным предлогом обмануть и забрать остров себе. Игра тонкая, как весенний лед. Но ведь не пугает тонкость льда рыбаков, готовых рискнуть жизнью, выходя на рыбалку на тающие льдины. Так и в геополитике — не нужно бояться побеждать, и невозможно победить путём одних прямолинейных действий. Делать одно, говорить другое, иметь в виду третье. Именно так поступают хорошие геополитики, а те, кто говорит, что думает, — те политики негодные. Или просто дураки.
Если вы думаете, что нарисованная выше схема борьбы за остров есть схема умозрительная, то ошибаетесь. Это пример из нашей русской истории. И тот, кто плёл паутину интриги, чуть было не заигрался и не потерял в игре всё. Равно как в Первой мировой войне Англия могла сильно пострадать, если бы Февральская смута в России сорвалась, а весной 1917 года, как и планировалось, под руководством адмирала Колчака наша армия и флот осуществили бы десантную операцию на Босфоре и захватили Константинополь[340]. Сумасшедшее переплетение интриги, предательство, убийство. Всё это будет в данной истории. А начиналось всё весьма чинно и благородно. После смерти матери Екатерины Великой на престол вступил её сын Павел Петрович. Вступил, кстати, 40-летним мужчиной. Иногда говорят «засиделась в девках». Вот точно так же цесаревич Павел засиделся в наследниках. У него были весьма сложные отношения с матерью, и она даже хотела сделать преемником его сына Александра Павловича. Но не сделала. Поэтому, вступив на престол, новый император России пылал желанием изменить то, что было неправильным, по его мнению. Добавьте к этому обиду на мать, которая, по сути, занимала на троне его законное место, помножьте это на рыцарское воспитание Павла, и вы получите отличную почву для игры наших геополитических «друзей».
Екатерина Великая умерла в ноябре 1796 года в возрасте 67 лет. Великая французская революция произошла в 1789 году. Целых семь лет весь «цивилизованный мир» боролся с французскими революционерами, а мы стояли от этого в стороне, решая собственные задачи[341]. Разговоры, что, мол, и Екатерина собиралась воевать с Францией, остаются только разговорами. Собиралась, обещала. Так ведь обещать — не значит жениться. При Екатерине II Россия не собиралась помогать англичанам ликвидировать своего главного французского оппонента, а вот взошедшего на трон Павла I можно было постараться втянуть в войну против Франции. И Англия начала действовать.
Перед тем как перейти непосредственно к рассказу, отметим один факт. Все антифранцузские коалиции, что были сформированы за долгое время революции во Франции, создавались англичанами и ими же оплачивались. Но с царём Павлом нужно было действовать по-другому, тут деньги не годились. Принципиальность и справедливость — вот два крючка, на которые постараются его поймать. Наживкой будет служить новый отличный порт для русского флота, причём не в Чёрном, а сразу в Средиземном море. Турки ведь блокируют выход русскому Черноморскому флоту через проливы. А что, если Россия получит порт уже за проливами? Тогда получится давление на турок с двух сторон. Пришло время назвать тот самый остров, столь желанный для наших британских «друзей» и для нас самих. Это Мальта. Дипломатические отношения с Мальтой Россия установила в 1770 году. Остров в то время принадлежал Мальтийскому рыцарскому ордену. Первый поверенный в делах России на Мальте маркиз Кавалькабо передал Великому магистру Пинто сразу два письма от императрицы Екатерины II, в которых она просила оказать помощь эскадре Г.А. Спиридова и предлагала присоединиться к борьбе против турок. Рыцари воевали всю свою историю, в том числе много воевали с турками, но от помощи русским Орден воздержался.
Остров Мальта — стратегический пункт для тех, кто желает господствовать на Средиземном море.
При новом же Великом магистре, которым 9 ноября 1775 года стал Эммануил де Роган, с подачи Франции отношения с Россией у Мальты вообще обострились. Был арестован, а затем и уехал с острова русский поверенный Кавалькабо. Назначению нового Великий магистр противился, но, несмотря на это, русская императрица посла на Мальту всё же направила, прекрасно понимая важность этого скалистого острова в Средиземном море. В 1782 году в разработанном коллегией иностранных дел «мнении касательно учреждений консулей» (то есть консульств) было сказано следующее: «Положение сего острова требует не столько по коммерческим, сколько по политическим резонам содержать в нём всегда поверенного человека, как то опытом последней с турками войны доказано»[342]. Таким образом, важность и нужность Мальты для русских интересов прекрасно понимались. Однако политика рыцарей была совсем недружественной — пребывание нового посла капитана Псаро проходило с интригами и проблемами. 13 апреля 1795 года Великий магистр назначил посланником ко двору императрицы Екатерины II графа Литту, который до этого успел послужить и повоевать в русском флоте. Далее последовала смерть императрицы в ноябре 1796 года, а уже 4 января 1797 года была подписана «Конвенция, заключённая с Державным Орденом Мальтийским и его Преимуществом Грос-Мейстером, — об установлении сего Ордена в России». То есть всего через два месяца после воцарения новый русский монарх начинал тесное сотрудничество с Мальтийским орденом.
Рыцари, орден — всё это прекрасно соответствовало натуре Павла Петровича. Тем более что благородные рыцари были в то время гонимы безбожными якобинцами. В революционной Франции были национализированы земли и имущество, принадлежавшие ордену. И русский император-рыцарь поддержал мальтийцев. В том, что Павел Петрович был рыцарем, сможет убедиться тот, кто побывает в Петербурге. Все властители России внесли свою лепту в неповторимый ансамбль имперской столицы, каждый построил что-то оригинальное. Главным и наиболее известным зданием эпохи Павла I стал Инженерный замок. Это совершенно особое, ни на что не похожее мрачноватое здание в центре Северной столицы. Оно похоже на рыцарский замок. И даже до сих пор окружено рвом, через который были сделаны подъёмные мосты, на полубастионах для полноты картины укреплённого замка стояли пушки[343]. Павел распорядился построить для себя это «убежище», но ирония судьбы заключается в том, что почти сразу после окончания стройки он туда переехал и там был убит.
Но вернёмся к тому радушному приёму, который устроил рыцарям Мальтийского ордена русский император. На территории России он предоставил членам Ордена «все те отличия, преимущества и почести, коими знаменитый Орден пользуется в других местах»[344]. Было организовано три командорства (то есть три отделения ордена в России), а руководитель главного приорства в России был введён в состав Государственного совета. Всячески поощрялось вступление русских дворян в Мальтийский орден. Наконец, в систему наград империи был включён знак отличия ордена Святого Иоанна Иерусалимского[345]. А теперь спросим себя: почему Павел был так радушен? Только ли симпатии к Ордену и рыцарям двигали им? Нет. База флота в Средиземном море, которую можно заполучить, если взять под своё крыло гонимый орден, — вот цель действий русского царя. Именно поэтому Павел и подписывает конвенцию с мальтийцами. Пока курьеры возили туда-сюда текст конвенции, умирает великий магистр де Роган, который «по совету» Парижа очень не любил русских и Россию[346]. Француза во главе Мальты сменяет немец: новым главой Ордена становится Фердинанд фон Гомпеш. Державы, желающие удушить революционную Францию, никакой помощи Ордену, который угнетают революционеры, не оказывают. Единственным, кто печётся о рыцарях и о Мальте, оказывается… русский царь. Почему Англия или Австрия не спешат на помощь Ордену? Потому что их цель — втянуть Россию в войну против Франции, помахивая перед носом Павла I мальтийскими базами, как морковкой перед лошадью[347]. План англичан состоял из четырёх этапов:
1) создать у русского царя иллюзию, что есть возможность взять Мальту под русское влияние;
2) спровоцировать враждебные действия Франции против Мальты;