В поисках концепта: учебное пособие Прохоров Юрий

1. Предвведение. Концептуальное

Поговорим о странностях любви… Ведь филология – это «любовь к слову». Причем эта любовь – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне, это гораздо серьезнее. Это любовь с ненавистью почти пополам. Ибо если филолог что полюбит – нет у него большего врага, чем другой филолог, смевший не разделить его чувство. А что может любить филолог, у которого это не тендерное, а профессиональное? См. выше: он может любить только слово. Таких эпидемий любви и на жизненно-научном отрезке существования самого автора было несколько. В годы его незрелых чувств он, как и все, полюбил слово «лингвострановедение». И твердо знал: кто не лингвострановед, кто не с намитот против нас, даже, точнее, – просто не из нас. Потом была безоглядная любовь к компетенциям и коммуникативности. Этот бой – святой и правый в международном масштабе – был вообще, в силу эпохи этой страсти, борьбой «правых» и «левых», т. е. выражался в родном великом и могучем четким тезисом: «Есть две точки зрения – наша и неправильная»…

Потом наши пошли вглубь (или вверх, или вширь?..), потянуло когнитивностью. А от всех несогласных с ней – гнилью и тленом. На дискурсе сошлись вода и пламень. Огонь и, как всегда, единственно правильная точка зрения.

И вот, наконец, апофеоз (на 01.01.2004 – потому что апофеозам будущего несть числа, ибо филология есть любовь, см. выше). Был Богом дан КОНЦЕПТ. Это уже серьезно: во-первых – от Бога, во-вторых, запахло философией, которая, как известно, тоже есть любовь. А две любви – многовато для одного исследователя (мы имеем в виду именно науку, а не презренный быт). Концепт – это уже нумиозное, «не передаваемый словами, но реальный опыт человека, когда тот в определенные моменты отчетливо переживает присутствие чегото радикально иного, чем он сам и окружающий его мир, потусторонне-духовного, непонятного и заведомо сущностно-непостижимого, хотя и бытийно-реального… Кто имел или имеет опыт нумиозного, тот… поймет, о чем идет речь, а кто этим опытом не располагает, тому и не объяснишь» [Верещагин, Костомаров, 2000; 6–7]. Но ни это, ни помещение концепта в «ментальное» исследователя не остановит: ведь только сначала Федот-стрелец не знал, как добыть то, «чего воопще не может быть», – но потомто добыл!..

Вот и автору не дает покоя родная ментальность. Не в силах отказать себе в проявлении основополагающего чувства советских людей – коллективизма (до 1991 г.) и аналогичного чувства русских людей – соборности (после 1991 г.), автор уже предпринял одну попытку объяснения в любви дискурсу и тексту [Прохоров, 2004]. Но чувству не прикажешь, и потому речь теперь пойдет о концепте.