Средневековая история. Изнанка королевского дворца Гончарова Галина
Боли Питер не боялся. Случались у него и дуэли, и поединки, но одно дело — когда ты. Ты — мужчина. Сильный, умный, храбрый… да в конце концов — ты защищаться можешь!
А это — женщина.
Слабая. Любимая. Единственная.
Которая может только молиться Альдонаю.
Питер знал, что результат родов во многом зависит от Бога. И оставалось только молиться.
Увы…
То ли праведности не хватало, то ли адресата.
Альдонай решительно не желал прислушиваться. И все чаще доносились крики, в которых уже не осталось ничего человеческого. И все мрачнее становилась повитуха.
Появление графини Иртон ничего не поменяло для Питера. Что она может? Подержать его за руку?
Да если бы ему предложили — обменять жизни всех находящихся в поместье на жизни Амалии — он бы не колебался ни секунду. Но ведь не предлагали…
Когда графиня сказала про докторуса — Питер ощутил прилив надежды.
Ханган?
Да хоть сама Мальдоная!
Лишь бы помогло! Поможет ведь, правда, правда же?!
Докторус, правда, оказался странным. И потребовал как можно больше горячей воды и умыться с дороги, вместо того, чтобы тут же пойти к роженице. Но мало ли, как у них принято?
Удивительнее то, что вместе с ним мылись еще графиня и молодой человек, прибывший в ее свите. И поднялись они все вместе. Втроем.
Отец Питера хотел было это пресечь, но в него вцепилась Алисия.
— Герцог, не мешайте им.
— Графиня?
Интонацией Лоран предлагал дать пояснения. И Алисия не сплоховала.
— К Тахиру едут даже из Ханганата. Сейчас в Ативерне находится принц Ханганата Амир Гулим.
— Хорошо. Тахир лекарь. А остальные двое?
— Джейми — травник.
Лоран смягчился. Травник — это полезно.
— А ваша невестка?
— Тахир не поехал в Ханганат именно из-за нее. Лилиан — его любимая ученица — и он с ней не расстанется.
— Ученица?
— Моя невестка потеряла ребенка. И решила научиться всему, чтобы впредь такого не повторилось…
— Все в воле Альдоная…
— Кроме козней подлецов…
— То есть?
— Ребенка моя невестка потеряла из-за какого-то мерзавца. Ну ничего, король найдет этого негодяя, — пояснила Алисия.
Питер почти не прислушивался. Не до того.
Сверху доносились стоны.
Иногда они затихали, и мужчина чувствовал прилив надежды. Но детский плач заставлял себя ждать. А стоны были все отчаяннее…
Потом они вовсе стихли. Или просто стали не слышны?
На повитуху, которая разгневанно вошла в комнату, Питер обратил внимание сразу же.
— Что случилось?
— Меня выгнали! — возмущенно заявила женщина. — А если в моих услугах не нуждаются — я ухожу.
Повитуха имела полное право на возмущение. Ее звали в самые богатые дома, она считалась одной из лучших… и нате вам! Девчонка (пусть и с графским званием, графья — они тоже рожают) приказывает ее выгнать, мальчишка выпихивает за дверь… да пропади оно пропадом!
И к тому же… повитуха сильно подозревала, что роды такие кончатся либо смертью матери, либо смертью ребенка, а значит надо держаться отсюда подальше. Такие случаи вредны для репутации.
— Подождите! — Лоран встал. — Вам заплачено, так что извольте вернуться и помочь…
— Ваша светлость, меня выгнали и закрыли дверь изнутри, — медленно повторила повитуха.
Свалить все на этих мерзавцев! Пусть сами отдуваются за смерть маркизы.
— Но… а кто?
— Графиня.
— Н-но…
Стоны неожиданно прекратились или стали тише.
Питер бросился вверх по лестнице.
Мужчине не стоит присутствовать при родах?
Плевать!
Там его жена и его ребенок!
Но перед дверью спальни стояли двое мужчин. Незнакомых.
— Нельзя.
— Что?!
Питер не столько разозлился, сколько был в шоке. Ему, герцогу Ивельену, в его же доме…
— Графиня приказала не мешать. Вот и не мешайте.
— Да вы понимаете, с кем говорите? Я вас на конюшне засечь прикажу! — взвился Питер.
Двое мужчин смотрели абсолютно безразлично.
— Ваша светлость, графиня приказала никого не пускать. Вот и не пускаем.
— Я тут хозяин!
— А графиня вашей же жене помогает. А если вы помешаете, может быть только хуже. Ваша светлость, вы поймите, мы тоже люди подневольные. Графиня нас тогда тоже запорет…
Жан Корье нагло врал.
Он отлично знал, что пороть Лилиан никого не прикажет. Скорее всего выкинет вон. Но и этого тоже не хотелось.
У графини было интересно.
Выдали форму, учили новому, кормили от пуза, щедро платили, да еще и…
Что привлекало людей в Лилиан Иртон — это ее отношение.
Она ни на кого не смотрела свысока, мол, я — графиня, а вы — быдло.
О, нет.
Она могла поговорить даже с золотарем. Она могла выслушать, ей всегда можно было пожаловаться — и если ты прав — графиня решала вопрос в твою пользу.
И Жан сам не заметил, как стал служить ей по-настоящему.
Не за страх или деньги, нет.
Просто потому, что она — такая. Ее сиятельство Лилиан Иртон.
И этим все сказано. И если она (пусть устами Джейми) приказала никого не пропускать — никого и не пропустят. Даже если придется драться. Хотя до этого вряд ли дойдет — парень, сразу видно, не боец.
И верно. Питер сломался.
Опустился прямо на грязный пол, вздохнул…
— Альдонай… помоги!
Мужчину охватывало отчаяние. А еще он знал — если Амалия умрет — он покончит с собой. Просто заколется кинжалом. И плевать на все. Без Амалии он жить не сможет.
Это было сродни смерти.
И Питер готовился к самому худшему.
А потом из комнаты (через год? Через миг?) донесся детский крик.
Яростный и громкий, он разорвал пелену отчаяния. И Питер «умер» в третий раз.
Что ему тот ребенок?
Была бы жива Амалия…
Но крик повторялся. Громкий, яростный, живой… А потом скрипнула дверь.
На пороге стояла графиня Иртон. Вся, с ног до головы закутанная во что-то белое. Руки ее были обнажены по локоть, на белой ткани и на нежной коже темнели пятна крови и какая-то слизь, толстенная золотая коса опять растрепалась. Но зеленые глаза светились.
— У вас близнецы, Ваша светлость. Два мальчика. Оба здоровы и весьма симпатичны.
— Амалия? — выговорил Питер, почти мертвея от ужаса в третий раз.
— С ней все будет хорошо. Я дала ей снотворное. Так что найдите детям кормилицу. Ну и уход потребует… ся.
Слово оборвалось по простой причине.
Питер Ивельен, наследник герцога, маркиз и аристократ неизвестно в каком колене, сгреб женщину в объятия так, что та только выдохнула. Силушки герцогу было не занимать. И радости — тоже. А сейчас все это выплеснулось наружу. И на пути радости оказалась ни в чем не повинная графиня.
— Ваша светлость! Пустите!! Раздавите!!!
Питер покружил графиню по комнате и наконец выпустил. Бросился туда, где на окровавленной постели мирно спала Амалия. И рядом с ней попискивали два маленьких свертка. Опустился на колени. Коснулся щеки жены. Теплой, розовой… и только сейчас поверил, что все в порядке.
— Графиня, я ваш должник навеки.
Лиля смущенно улыбнулась.
Такого счастья, которое лилось из карих глаз Питера, она ни у кого еще не видела.
— Все в порядке, Ваша светлость. Только попросите кого-нибудь поменять белье. Да и мне хотелось бы отмыться от крови, и господину дин Дашшару…
Герцогенок, только обратив внимание на Тахира и Джейми, бросился к ним.
— Господа! Господин дин Дашшар! Господин… эээ…
— Мейтл. Джейми Мейтл, травник, — отрекомендовался парень. Но пока его титул не утвержден — пусть будет так.
— Господин Мейтл! Если вам понадобится какая-нибудь помощь — клянусь, Ивельен в любой миг будет в вашем распоряжении…
— Это наша работа, Ваша светлость, — Тахир был величественен, как никогда.
— Чудо привело вас в мой дом, господин дин Дашшар.
— Ее сиятельство Лилиан Иртон — чудесная женщина, — безмятежно согласился Тахир.
Лиля спорить не стала.
Откинула назад тяжелую косу и кивнула своим людям на дверь.
— Ваша светлость, полагаю, нам могут помочь и слуги? А вы наверное, побудьте с женой и детьми?
Питер радостно закивал.
— Да-да, графиня…
— Мы еще успеем увидеться. А пока я поговорю с вашим отцом. Вам нелегко дался этот день, отдохните…
Питер кивнул. И опустился на колени рядом с кроватью.
Появились слуги. Они меняли постель, переодевали Амалию, обмывали губкой спящую женщину… Питеру все было безразлично.
Графиня Иртон спасла ему и жену, и детей… Он подумает об этом потом.
Сейчас он просто хотел побыть со своей семьей.
Вниз спускались сначала Жан и Рем, потом Лиля, у которой, честно говоря, ноги подгибались, потом Тахир и Джейми.
Лиля ощущала себя так… Обратно наверное, надо ехать в карете Алисии. Или хотя бы часок отдохнуть здесь.
Сейчас, когда пошел откат адреналина, ее просто трясло.
Она ведь не акушерка. Ни разу.
Да, зачет по акушерству и гинекологии она заслужила честно. И маме помогала в свое время. Гарнизоны — место такое. Фельдшеру чего только делать не приходится.
Но самой ей такое пришлось делать впервые. Впервые она сама определила, что с ребенком, впервые перевернула его, вот пуповина… с этим она сталкивалась не в первый раз.
Было в ее практике такое, но тогда пуповина была длинной, и обмоталась она вокруг шейки ребенка. Два раза.
Акушерка об этом знала. И показала Лиле, как с этим бороться.
Как только головка ребенка показалась на свет — петля была снята. Молниеносно. Ей-ей, быстрее акушерки в этот момент двигался только Бэтмен.
Но тогда была другая ситуация. И рядом были люди, умные, опытные, знающие… и обезболивающие, и антисептики, и капельницы, и прокесарить можно было…
Тогда — да.
Сейчас же…
Лиля так и не поняла, что детей было двое. До самого последнего момента она думала, что ребенок один. И ей-ей, дурного везения в ее действиях было больше, чем ума.
Ноги подкашивались. Голова кружилась. Тошнило.
Все симптомы стресса на весь организм разом.
— Сейчас бы фронтовых сто грамм, — произнесла она.
— Ваше сиятельство?
— Выпить хочется, — честно призналась Лиля Тахиру.
— Почему бы нет? Вы заслужили. Ваше сиятельство, а могла герцогиня разродиться сама?
Лиля покачала головой.
— Дети мешали друг другу. И пуповина запуталась, будь она неладна… если бы ребенок был один — он бы перевернулся. Или если бы пуповина не… нет. Сама вряд ли. Если бы мы не помогли, она бы умерла…
— Умерла?
Естественно, дверь перед Лилей открыли именно в этот момент. И конечно Лоран Ивельен услышал только последнее слово.
— Умерла? А ребенок?
— Ваша светлость, успокойтесь, — взмахнула рукой Лиля. — Несмотря на все усилия повитухи, ребенок жив. Оба. И Амалия жива. У нее сейчас Питер. Я ей дала снотворное, пусть отдохнет. А вы бы распорядились белье у нее поменять, помыть ее…
— Сейчас.
Лоран кивнул дворецкому — и тот опрометью бросился на кухню, распоряжаться.
— Графиня, что было с моей невесткой?
— Ребенка надо было развернуть. Сам он не мог. Когда детей двое, они друг другу мешают, — Тахир влез в разговор, за что Лиля была ему только благодарна.
— Вы…
— Графиня Иртон под моим руководством, — Тахир был безмятежен и величав.
— Н-но…
— У графини из нас троих самые тонкие руки, а это имеет большое значение. Мужчина может не справиться там, где легко сладит женщина.
Ивельен только головой помотал. Такого заявления он точно не ожидал. Да и Алисия тоже.
— Лиля, с моей дочерью все в порядке?
— Вы снова бабушка, Алисия, — Лиля подарила ей улыбку. — Дважды. Два мальчика-близнеца. И как вы их будете отличать, Ваша светлость?
— Ээээ…
— Мы повязали им ленточки на руки. Старшему — беленькую. Младшему — зеленую.
— Ваше сиятельство, я ваш должник. Сам Альдонай привел вас и ваших сопровождающих в наш дом, а ну стоять!
Рык относился к пытающейся незаметно выбраться из гостиной повитухи.
— Ты куда это? Значит, надо выбирать между матерью и ребенком? Да?! Я тебя на конюшне запороть прикажу, дрянь!
— Ваша светлость, у вас радость. Простите ее, — тихо попросила Лиля. Чего ей не хотелось — это разборок в ее присутствии. Может, она бы и не полезла. Но ей было плохо. Упасть бы… в горячую ванну.
Повитуха бросила на графиню какой-то странный взгляд. Герцог не стал спорить.
— Ладно. Иди уж… раз ее сиятельство просит. Эй, там, проводить ее до ворот! Графиня, я могу что-нибудь для вас сделать?
— Да, Ваша светлость. Мне нужно вымыться. Сами видите — и я, и мой учитель, мы все в крови.
— Графиня, я предлагаю вам переночевать здесь, разумеется, и вам, и госпоже Алисии… и вашей свите…
Лиля подумала пару минут.
Нет, можно сорваться назад по ночной поре. Но надо ли? Всякая дрянь тут водится — это факт. Рисковать жизнями и здоровьем своих людей неохота. Амалия еще нуждается в наблюдении. Хотя бы до утра.
Да и репутации ущерба нету. Здесь Алисия, так что можно… — Ваша светлость, ваше предложение чрезвычайно любезно — и мы принимаем его с радостью, — решила Лиля. И поймала одобрительный взгляд Алисии.
Спустя полчаса Лиля оттиралась от крови в отведенной ей комнате и думала, что все не так плохо. Конечно, если бы началось кровотечение — ей осталось бы только плакать. Тут уж ничего не поделаешь. Но — обошлось.
Повезло.
М-да… надо развивать еще и школу акушерства. И как со всем этим справиться?
Школу… а ведь можно…
Лиля покусала губы.
Анатомию может рассказывать и Тахир. Кстати — надо бы все-таки кого-нибудь вскрыть, чтобы убедиться в отсутствии отличий. Миры разные, может, у местных печень с селезенкой местами поменялись или аппендикса нет? Кто их знает?
Травы прочитает Джейми. Что-то даст она. Но имеет смысл готовить несколько видов.
Фармацевты, фельдшера, акушерки. Как в медколледже. Три года — и ты готов хоть к черту в пасть. Или в районную поликлинику, что не намного лучше.
Смешно?
Так в некоторых районах в поликлиниках натуральное средневековье.
Если бы можно было — Лиля бы всех чиновников обязала лечиться только в районах. Заболел?
Езжай, лапа, в Лебедянь. Или Закопыткино! Или Скопино!
Короче — по месту приписки. А не в Швейцарию или Англию. Мигом бы районные больницы и ФАПы подтянули до европейского уровня!
До того доходило, что капельницы нормальной не оставалось.
Надо это обдумать. И поговорить с королем. Эдоард наверняка будет заинтересован в армейской медицине. Один грамотный врач в полку — это снижение потерь процентов на… много, одним словом. Можно будет брать сирот с улицы, воспитывать при школах, создавать интернаты… Правозащитников тут еще лет тысячу не увидят, поэтому вонять о правах сирот никто не будет. И можно будет воспитать детей правильно.
С нужной профессией в руках.
Выспаться не удалось.
Блохи-с…
Которым плевать, кого кусать. Они про титулы не знают, они кусаются. Лиля полночи мечтала о родном, обожаемом, великолепном дихлофосе. Потом плюнула, стащила с кровати одеяло — благо, то было дико толстым, завернулась в него и остаток ночи провела в кресле. Там тоже кусали. Но на порядок меньше.
Так что с утра женщина была доброй, как шершень.
А вы как хотели? Не успеешь заснуть — тебя цапают за седалище. Просыпаешься, чешешься, опять пытаешься заснуть — и тебя цапают еще за что-нибудь… и по второму кругу.
Так что когда в дверь поскреблись, женщина была готова на подвиги. Например, зарубить дракона, загрызть герцога… ладно. Они все так живут. Они не виноваты.
Лиля потребовала от слуги таз с горячей водой, вызвав искреннее недоумение — и принялась за разминочный комплекс.
Итак. Разминка. Шея, руки, талия, ноги…
Разогрев. А именно — аэробика. Интенсивное движение. Смесь армейского комплекса с шейпингом творит чудеса. И жир сгоняет, и мышцу нарабатывает, только себя жалеть не надо. И Лиля выполняла упражнения с редким остервенением.
Махи руками, ногами… не просто так, нет. Если машешь рукой — представляй перед собой врага — и в нос ему! А потом в печень! И ногой так же! И спуску не давай! И разогреешься, и злость спустишь.
Растяжка. Шпагат нам не надобен, но мышцы тянуть надо. Так оно полезнее. Опять-таки. Садимся в плие. Прыжок. И опять приземляемся в то же плие. Отлично подтягивает.
Заодно поборемся с целлюлитом и вторым подбородком. На разогретое тело это самое то. Есть упражнения.
И под конец — постоять в киба дачи. Минут пять хотя бы.
А что?
Ей еще рожать.
Прожить всю жизнь монашкой Лиля не собиралась. Дети рано или поздно будут. А готовиться к их рождению надо года за три. Разрабатывать те самые внутренние мышцы.
А то проходили мы это.
Скулят, понимаешь, по роддомам и гинекологиям…
Ой, у меня боли, ой, у меня спина, ой, у меня матка выпадает, ой, у меня что-то не так…
А откуда, простите, оно будет — так?
Ты попу-то подними, родная! И вперед! Двигаться! Акула всю жизнь двигается — и на выпадение матки не жалуется. А ты — офисный работник. Мышца вся закостенела. Весь день на кресле, самая серьезная нагрузка — папку с бумагами перенести, потом в машину — и домой. Там тоже на лифте, а в квартире все за тебя сделает бытовая техника. Единственная нагрузка — секс. И то не факт. Ибо супруг тоже настолько замотан, что интим получается только по выходным.