Средневековая история. Изнанка королевского дворца Гончарова Галина

— Что это за материал?

— Это бумага. Она дешевле пергамента, для нее требуются только растения, хотя и не все подходят…

— Откуда вы о ней знаете?

— Прочитала в старых свитках.

— Откуда у вас свитки?

Лиля невинно развела руками. Откуда? Без понятия. Там ведь куча Иртонов до меня жила, может, кто и прикупил чего…

— Ага. Скажите, графиня. Вы три года жили в Иртоне. В тишине, спокойствии… Почему вдруг сейчас началась такая активность?

Лиля опустила глаза. Замялась. Что тут ответишь? Раньше меня тут не было? Убить не пытались? Ребенка не теряла?

Но альдон, сам того не ведая, помог ей.

— Не смущайтесь, Ваше сиятельство. И не бойтесь. Мне вы можете сказать все. И ни одна тайна не уйдет из этого кабинета.

А я — уйду? И как далеко? Лиля вскинула глаза. И — решилась.

— Светлейший, вы правы. Я и смущаюсь, и боюсь. И у меня есть на то причины.

— Неужели, графиня? Какие же?

Ты думаешь, я сейчас признаюсь в чем-то типа черных месс? Ну-ну…

— Светлейший, я смущаюсь говорить с вами о достаточно интимных вещах. Ведь вы — мужчина, а я женщина. И да — я боюсь. Я очень боюсь, что вы неправильно меня поймете. А я по глупости своей не сумею объяснить.

— Вы — и глупость? Графиня, вы какая угодно, но не глупая. И я — не мужчина. Я слуга Альдоная. И мое призвание — выслушивать людей и утешать их в горестях и печалях. Попробуйте просто довериться мне.

Лиля мялась, как девчонка на первом свидании.

— Светлейший… прошу вас, не осуждайте меня за возможно резкие слова?

— Не буду, графиня. Попробуйте рассказать мне все — и я уверен, что мы найдем общий язык.

Лиля вздохнула.

— Я даже не знаю с чего начинать.

— Начните с начала. Несколько лет назад вы вышли замуж за графа Джерисона и уехали в Иртон. Там жили спокойно и счастливо вплоть до этого лета. А потом что-то изменилось. Что же?

— Я потеряла ребенка, светлейший. — Лиля смотрела в пол, чтобы альдон не увидел злых искорок в ее глазах. — Я не знаю, как это объяснить. Когда в тебе растет новая жизнь, когда ты во сне видишь этого ребенка, представляешь его, мечтаешь, как будешь кормить, носить на руках, петь песни — как муж посмотрит на тебя с одобрением — и у тебя отнимают эти мечты. У тебя отнимают — все.

А ты просыпаешься на пепелище разбитых надежд. Знаете, я ведь ничего не хотела от жизни сверх того, что есть у каждой женщины.

Выйти замуж, любить, быть любимой, носить и рожать детей своему мужу, воспитывать их и видеть их счастье, а потом и внуков… Немного, правда?

Теперь Лиля вскинула голову и смотрела альдону прямо в глаза. Она уже не лгала. Этого хотела и Аля Скороленок. Просто ко всему этому надо было добавить и любимую работу медиком. Но это — вторично.

— Этого хотят все женщины, графиня. Но далеко не все это получают.

— Все в воле Альдоная.

— Это верно. Итак, вы жили спокойно.

— А потом потеряла ребенка. И поняла… светлейший — если бы я не была так глупа! Если бы я заметила, что меня опаивают! Если бы обратила внимание на ту служанку… Мое безволие стоило жизни моему сыну.

— Ваше безволие? Графиня, мне кое-что рассказали и про вашего мужа. Заслать вас в глушь, где ворует управляющий, а до ближайшего городка дней десять пути… наезжать пару раз в год — это подобающее поведение?

Лиля опустила ресницы.

О, она много сказала бы про своего супруга. Но — нельзя.

— Я не могу судить своего мужа. Наверное, он был прав.

— Да неужели? Графиня, вы не думали, что ваш супруг тоже виновен в ваших проблемах?

Лиля вздохнула. Ага, как же. Я начну жаловаться на мужа — а ты это потом используешь?

Нет уж. Компромат искать будешь в другом месте. Если тебе кто и застучит, я тут буду не при чем.

— Светлейший, мы так привыкли обвинять в своих бедах кого-то другого. Соседей, родных, друзей, судьбу… не пора ли начать смотреть на себя? И на свои поступки.

— Необычное мнение, графиня.

— Поймите меня, светлейший. Мы сами виноваты в том, что с нами происходит. Да, воля Альдоная над нами. Но и от нас многое зависит.

Альдон пожевал губами.

М-да. Чего он не ожидал, но не этого. Обычно женщины начинали жаловаться на все. На супруга, на судьбу, на все, что перечислила графиня. А тут…

Я виновата. Но я стараюсь все исправить.

Очень неженское мышление. Неудивительно, что графиня опасается об этом говорить.

— Ваше сиятельство, вы потеряли ребенка. А дальше?

— А дальше я поняла, что могу кое-что исправить. На моих землях умирали дети. От голода умирали. Пусть это дети крестьян, но ведь дети же! Невинные дети! Своего ребенка я не спасла. Но хотя бы этих детей.

— Это делает вам честь, графиня. Не понимаю, почему вы стесняетесь об этом рассказывать.

— Светлейший, делать добрые дела можно и не говоря о них. Не думаю, что Альдонаю угодно пустое хвастовство.

Альдон закатил глаза.

— Графиня, я понимаю, почему вы предпочитаете молчать о ваших взглядах. Они настолько несвойственны женщинам…

— Да, светлейший. Я надеюсь на ваше понимание.

Роман покачал головой.

— Ладно. Графиня, давайте перейдем к свиткам. Как вы наткнулись на них?

— После болезни. После потери ребенка… я была слаба, ничего не могла делать, только читала. И Марта принесла мне свиток из библиотеки. — Лиля, кстати, сильно и не врала, Марта действительно приносила ей жития святых. — В нем было что-то странное… про лечение людей. Я даже толком не поняла, что к чему.

— Тогда вы и решили начать учиться лечить людей?

— Если бы я знала — мой ребенок… сейчас я могла бы держать его на руках… Прошу вас, светлейший, не надо об этом!

Альдон ощутил укол совести. На минуту. Но слишком уж важен был вопрос.

— Графиня, вы можете доставить эти свитки сюда? Для изучения?

— Могу приказать это сделать. Кое-что у меня с собой.

Лиля решила честно отдать свиток по фармакологии. Если кто не изучал ее — без пол-литра не разберется. И наверное, по гистологии. Или по гигиене с эпидемиологией?

Наверное, даже второе.

Заодно чистоту пропиарим.

— Хорошо. Я пошлю с вами своего человека.

— Как прикажете, светлейший. Буду рада помочь.

— А теперь к вашей… бумаге.

— Светлейший, я считаю, что это надо обговаривать не со мной. А с Его величеством.

— Даже так?

— Есть вещи, которые люди знать обязаны. Это книга Альдоная. И ее можно выпускать в таком виде. На бумаге. Она дешева, а печать книг позволит распространить их везде. Даже в самой бедной семье будет святое слово.

Роман кивнул.

— Возможно. Но это может принести и вред. Появится множество толкований книги…

— А вы можете напечатать не только книгу, но и разъяснения к ней. Или давать их в проповедях.

Роман кивнул.

— Это верно. Но Его величество…

— А почему бы нет? С одной стороны — церковная литература. А с другой… неужели в государстве не найдется, что напечатать? Летописи, законы, указы… сейчас их переписывают, а так — один раз набрал, отпечатал раз двести — и рассылай. Экономия времени.

— Тоже верно.

— Я считаю, что такие важные вещи должны принадлежать короне — и Церкви.

— И не хотите ничего для себя, графиня?

— Хочу, светлейший.

Роман кивнул. Ну вот. Это уже интереснее. И более похоже на правду. А то бескорыстие внушает подозрения.

— Во-первых, я хочу процент от прибыли.

— Так. А во-вторых?

— Напечатать те свитки. Даже если сейчас я что-то не понимаю — оно ведь может пригодиться потом! Нашим детям, внукам… Они разберутся!

— Даже так?

— Светлейший, я не бескорыстна. Мне стыдно в этом признаваться, но у меня есть мечта. И на ее осуществление нужны деньги. Много денег.

— Неужели? И что же это за мечта?

— Светлейший, знаете, что мне сказал докторус, когда я очнулась?

— Не играйте в загадки, графиня…

— Что меня лечили клизмами, кровопусканием и рвотным.

— От потери ребенка?

— От родильной горячки.

— И что же вам помогло?

— Только воля Альдоная. Иначе я бы не выжила. Светлейший, я не хочу, чтобы дети гибли по вине таких докторусов. Тахир дин Дашшар учит меня. А я хочу организовать… Вы же знаете, у нас много сирот. А куда им дорога?

Альдон нахмурился. Вопрос был неприятным.

Куда-куда.

На городское дно. Мальчикам — в воры, девочкам — в шлюхи. Радости мало, но и альтернативы не было.

— Я думаю, что это может сделать наша Церковь. Можно взять девочек — сирот с улицы и начать обучать их. Хотя бы оказанию первой помощи. Вот как графине Марвел. Уходу за ранеными и больными. Разумеется, с дозволения Церкви и по воле Альдоная. Он посылает нам болезни, но он же, в мудрости своей, дарует и избавление от страданий, чтобы мы успели одуматься и понять, что делаем неправильно. Учить этих девочек…

— За счет казны?

— Я прошу эти проценты не для себя. И вложу их в благое дело.

— Даже так, графиня? А как к этому отнесется ваш супруг?

— Полагаю, светлейший, что вы сможете его убедить в разумности принятого мной решения. Или Его величество. Если бы рядом со мной был кто-то знающий… мой ребенок мог бы остаться в живых!

— А что потом делать с вашими девушками?

— Использовать по назначению. Направить на заставы, приписать к отрядам… кстати, так и мальчиков можно учить. Сколько людей погибают на поле боя? А сколько потом, от ран, от того, что за ними нет должного ухода и присмотра…

— Хм…

Роман задумался.

Определенно, рациональное зерно в этом было. Но соглашаться не обдумав?

Нет уж.

— Я подумаю над вашими словами, графиня.

— Это больше, чем я могла надеяться, светлейший.

— Разве выслушивать людей не моя обязанность?

Зеленые глаза вдруг озорно сверкнули.

— Выслушивать — и услышать суть две разные вещи. Разве нет?

— Интересная постановка вопроса.

— А разве она ошибочна? Светлейший, вы могли просто послушать меня. Могли бросить в темницу. Могли выгнать взашей. Могли… да многое. И можете.

— Не боитесь?

— Боюсь, — и опять озорной блеск глаз. — Но не вас, как человека. А вашей власти. И того, к чему она обязывает.

— Я редко слышу такие слова, графиня.

— Тогда я промолчу.

Передавила? Вылезла из образа страдающей женщины? Лиля подняла ресницы. И наткнулась на веселую искру в серых глазах.

— О нет. Я подумаю над вашим предложением. Но возьму с вас свою цену.

— ???

— Мне бы хотелось видеться с вами. И беседовать.

— Воля светлейшего — закон. И ваша воля — тоже.

Роман усмехнулся. А ведь интересная женщина. Странная. Необычная.

Но зла в ней вроде бы нет. Но почему Джерисон Иртон держал ее в захолустье? Такой женой можно только гордиться, Роман даже не сомневался, что она скоро станет достопримечательностью двора. И прятать такое сокровище?

Ничего не понимаю.

Лиля ввернулась домой не скоро. Отдала сопровождающему несколько свитков — и упала в кресло.

Вроде бы беседа прошла неплохо?

По крайней мере, ее не считают шильдой, не пытаются предать анафеме, не объявляют служанкой Мальдонаи.

Пока.

Надо постараться, чтобы это и дальше оставалось так же. Но сегодня она шла по очень тонкому льду. А учитывая ее вес… Так, вот не надо себя грызть. Она уже вполне симпатичная женщина.

Но теперь — один неверный шаг и ее ничто не спасет. И не обязательно ее казнят. Хватит и несчастного случая.

М-да.

Надо поговорить с Тахиром. Предупредить отца.

А еще надо срочно представить королю Джейми. Если что-то случится с ней — у ее людей будет запасной вариант. А ее знания не пропадут. Хотя бы их кусочек.

Джейми она представляла королю спустя два дня. Заодно Лиля решила поговорить про поместье Тараль. Она съездила туда и осталась не слишком довольна.

С одной стороны — идеальное место. Легко охранять, плохо шпионить. С другой…

Туда же все везти надо! Вплоть до еды! Неудобно.

Пока объемы производства маленькие — это одно. А когда они вырастут?

С третьей стороны — а вы найдите еще место под столицей. Чтобы дешево, сердито и не затрагивало ничьих интересов? В этом времени пригород пользуется спросом.

В этот раз, слава богам, обошлось без приемов и прочей мишуры. Алисия тихо провела графиню с Джейми во дворец, чуть ли не с черного хода — и собиралась так же выпустить. А зачем разводить шумиху?

Эдоард осмотрел травника без особой приязни.

— Итак, Джейми Мейтл. Он же барон Донтер? Или?

Джейми поклонился, радуясь, что нахватался от шевалье Авельса хороших манер.

— Ваше величество, вы позволите мне изложить свою историю?

— Излагайте, любезнейший.

Джейми не подкачал. Он честно рассказал, что слышал от матери, от приемного отца, как мать умерла, как он жил с приемной бабушкой, как переехал в Иртон… где и столкнулся с Кливом Донтером.

Предъявил доказательства. Достал копии (в ладонь) портретов из Донтера. Наследственность ощущалась. Джейми был просто копией некоторых Донтеров.

Эдоард внимательно осмотрел все — и мрачно кивнул.

— Да, пожалуй мне придется поверить в вашу историю. Итак, вы хотите баронство и титул.

— Я прошу вернуть мне мое по праву рождения. Ваше величество, я обещаю служить вам верой и правдой, как служили мои предки.

— Возможно, я так и сделаю. А чем вы займетесь после возвращения титула, барон?

— Ваше величество, я хотел бы доучиться у Тахира Джиамана дин Дашшара.

— Вот как?

— Когда мы ездили принимать роды у маркизы Ивельен…

— Кстати, как она?

— Амалия прислала письмо. Она здорова, дети тоже и они приглашают нас с Алисией в гости, Ваше величество, — отрапортовала Лиля.

Взгляд Эдоарда смягчился. Дочь он любил. И все-таки эти двое помогли ей. Ну, помог Тахир дин Дашшар, но ведь благодаря Лилиан он там оказался?

— Это хорошо. Итак, барон?

— А если бы это была моя жена? А я даже помочь ей был бы не в силах…

— Хм-м…

Эдоард вздохнул.

Да уж. Сильнее всего гнетет чувство собственной беспомощности. Когда Джессимин рожала, он чуть дырку в полу не протер. Все четыре раза. А если бы мог помочь?

— Разумно, барон. Согласен, доучиться вам надо. А потом?

— Буду делать все по вашей воле, Ваше величество. Скажете остаться — останусь. Скажете уехать — уеду.

— А чего бы вы хотели?

— Может быть, вступить в гильдию докторусов, Ваше величество?

— Барон — докторус?

— Лучше быть хорошим докторусом, чем плохим бароном, Ваше величество. Вы можете выгнать меня в любой миг. Но мое умение останется при мне.

Эдоард усмехнулся.

— Могу выгнать, могу казнить…

— Все в ваших руках, Ваше величество.

— Ладно. Идите, любезнейший. О моем решении вам сообщат. Графиня, задержитесь.

Лиля, вскочившая было, присела в реверансе — и опять опустилась в кресло.

Да-да.

Знак милости короля — ей было разрешено сидеть. Джейми пришлось постоять, а для нее принесли кресло. И вполне приличное. Даже роскошное.

— Мы говорили с альдоном. И о вашей идее в том числе. Вы правы. Отдавать все в руки церкви нельзя. Но и отлучать ее от книгопечатания — тоже. Мы договорились, что основной пай — пятьдесят процентов, будет у государства. Тридцать процентов у альдонов. Двадцать — у вас.

— Вы так щедры, Ваше величество.

— Все равно ваши деньги вернутся в казну. Роман рассказал мне про вашу идею.

— Да, Ваше величество?

— Я нахожу ее здравой. Моим войскам нужны лекари. Грамотные и обученные. Но сможете ли вы…

Ответ у Лили был.

— Ваше величество, Тахир обучил уходу за ранеными порядка двух десятков вирманских женщин. Полагаю, основы смогут преподать и они. А потом уж и кто-то из нас троих. Да и вирманки сами стремятся учиться дальше.

— Графиня, я уже говорил, что мне не нравится ваше сближение с этими морскими разбойниками.

— Я знаю, Ваше величество, они разбойники. Но ведь и отношение к ним такое. И выжить иначе они не могут. А если показать им, что может быть по-другому — может быть что-то и изменится?

— Вы мечтательница, графиня.

— Наверное, Ваше величество. Но на примере моих вирман могу сказать — что хотя бы не безнадежная.

Эдоард усмехнулся.

— Ладно. Сколько человек вы собираетесь обучать?

Лиля выдохнула.

И заговорила.

Вообще — она изначально не собиралась разворачивать широкую программу. Просто следовала армейскому правилу — просить больше, чтобы получить хотя бы желаемое. И желаемое она получит. Наберет человек десять — пятнадцать для начала. Из кого?

А из тех сирот, братьев которых Ганц собирает в свой Тримейн-отряд. Ну или если еще кто-то подвернется. С таким классом они справятся, практики более чем достаточно, а потом уже выученные ей люди начнут учить других… да, хирурга так не подготовишь. Но грамотную медсестру… а почему нет?

Простите, что каждый, кто ухаживал в своей семье за лежачим больным, имеет медобразование? Нет. Просто нахватались для начала, а потом уже жизнь научила. А тут их научат сестринскому делу и зачаткам хирургии. И — хватит. Терапия, педиатрия, фармакология — это для тех, кого будем учить углубленно.

Просто если бы она не получила одобрения государства и церкви — могло бы начаться шипение. А сейчас — простите.

Меня альдон одобрямс!

Смотрел как на идиотку, но ведь одобрил же. Хоть и сказал, что милосердие хорошо в умеренных дозах. Так что теперь я не еретик. Все с благословения Альдоная. А под это столько можно спрятать…

Лиля собиралась работать, учить, учиться… это можно было проделать при условии своей безопасности. И сейчас она не то, чтобы достигла этого полностью, но ведь и того раньше не было.

Поработаем!

Джес и Рик смотрели на столицу Ивернеи.

Фалдеро роскошью не поражал. Лавери хоть был приморским городом — и часть грязи смывалась в море дождями и грозами. Лавери украшало море и песок, белые паруса кораблей и крылья чаек. А Фалдеро был откровенно серым и убогим.