Легенда о свободе. Буря над городом Виор Анна
– Я разбил кольцо вокруг Дара, – сказал Вирд, – и Дар этого не выдержал!
– Какое кольцо?! ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! – не понимал Эбан. Годже тоже ничего не понимал.
– Ты теперь – обычный человек, ты больше не Одаренный, – сказал Вирд тихо. – А это кольцо – твоя связь с Древним. Ты больше не в Первом Круге!
– Нет. Нет… Нет! Не-е-ет!!! Не-е-ет!!! – верещал Эбан, упав на пол и отползая от связанного Вирда, словно тот был собирающимся сожрать его чудовищем. – Я – Разрушитель! Я самый сильный Разрушитель за всю историю Тарии! Я в одиночку способен создать новый Северный разлом! Я обрушил знание резиденции – один! А его строили как неразрушаемое, как стены Города! Я его разрушил! Я – самый сильный Разрушитель!!! Мастер Стихий!
– Ты – обычный человек, – так же тихо и спокойно повторил Вирд.
– Будь ты проклят за то, что ты сделал! Этого не может быть! Будь ты проклят!!! – Эбан плакал…
И только тут до Годже дошло – Фаэль освободил Эбана! Он сделал для него то, за чем пришел Ках! Он освободил его от связи! И тот даже не умер! Он только потерял Дар…
Годже кинулся к Вирду, хватая на бегу с пола скальпель Эбана. Рассек веревки на руках и ногах парня, выхватил ключ и открыл оковы.
– Освободи меня! – взмолился Ках. – Освободи!
Вирд непонимающе смотрел не Годже. Он не мог догадаться, что в то время как один проклинал его за разрыв связи с Древним, другой – жаждал этого больше всего на свете!
– Прошу тебя! – Ках упал на колени. – Прошу! Разорви эту связь! Потом можешь убить меня! Только разорви!..
Дверь распахнулась, Вирд тревожно глянул в ту сторону и сразу же, покрывшись туманом перемещений, исчез. Исчезла, растворившись в тумане, и надежда Годже. Он завалился на бок… разрыдался в голос…
Верховный – это он ворвался в камеру в сопровождении нескольких Тайных – увидел двух рыдающих на полу Советников; один рыдал из-за того, что его лишили связи и Дара, другой – из-за того, что не лишили.
Гани Наэль
Победа, с которой вернулся Кодонак, омрачилась тотчас же, как только обнаружили пропажу Вирда. Хатин рвал и метал почти так же, как в тот день, когда Вирд притащил из Ары тридцать семь рабов и впал в беспамятство на две недели. Кодонак был уверен, что парень отправился спасать Элинаэль Кисам.
Гани, который давно уже был затянут в эту большую игру Одаренных, оставалось лишь вздыхать и сожалеть. Если бы он успел, если бы смог в тот день отыскать Элинаэль и предупредить ее, может, такого и не вышло бы с Вирдом. Но он не пошел сам – послал Ого, а Ого притащил к Башням Огней совсем не ту девушку. Хотя, с другой стороны, тот хоть какую-то из их компании привел, сам Наэль был не уверен, что смог бы вспомнить и узнать в толпе лицо хотя бы одного из присутствующих тогда у Итина Этаналя. Память на лица, в отличие от музыкальной памяти, – не самая сильная его сторона. Благодаря же Лючин, приведенной Ого, всех этих студентов удалось заполучить в союзники. Всех, кроме праправнучки Верховного, которой до сих пор опасались что-либо рассказывать; остальных и убеждать-то особо не требовалось – едва они увидели Кодонака, как с раскрытыми ртами стали внимать каждому оброненному им слову, и чтобы не поверить тому, что вещал этот эффов Стратег, и речи не могло быть.
Гани же все это время больше слонялся без дела, его разыскивали среди его друзей в Городе, поэтому появляться у них было неразумным. Пепельный цвет волос, что всегда выделял его из толпы и был благом для ищущего славы и внимания Мастера Музыканта, сейчас стал не очень-то полезен, совсем наоборот – Гани смахивал на Одаренного и рисковал, привлекая внимание.
Хорошо хоть, что ни в Ото Эниле, ни в Кодонаке не было высокомерия, присущего обычно Мастерам Силы по отношению к неодаренным, и, несмотря на великие свои таланты, руководители восстания привлекали его к разработке планов наравне с собой. И Гани считал, что его вклад был весом: все же изворотливый ум междуморца не раз и не два находил варианты, каких и Кодонак не видел. К тому же очевидно, что в людях Гани Наэль разбирается лучше, чем Хатин Кодонак. И ему для этого даже не нужно везде таскать с собой кого-то из Видящих.
Все четыре дня Кодонак пытался найти Вирда: перемещался со Стойсом то в одно, то в другое место, до полного изнеможения Мастера Перемещений, а затем находил другого «прыгуна» и вновь искал парня. Они даже побывали в Здании Совета, но после выходки Кодонака с похищением своего меча прямо из кабинета Верховного все там охранялось тщательнейшим образом. Использовались не только обычные замки и запоры, но и разработанные особыми Мастерами Силы заслоны от перемещений и прочих ухищрений и фокусов, на какие способны Одаренные. Гани всегда знал, что на любое оружие найдется свой щит, но ведь и против любой брони найдется свой меч…
Мастер Абиль Сет, на взгляд Гани, был немного не в себе – обладал вспомогательным Даром Пророка. Видно, у всех Пророков с головою нелады: Верховный, например, додумался до того, чтобы пробудить Древнего! Но Сет, с этим его Даром, смог как-то увидеть, что и Вирд и Элинаэль живы. Где каждый из них, он определить не смог. Но и в том, что их еще не убили, – большое облегчение. Хуже, что Сет услышал слова Пророка, якобы сказанные с Силой (Сет особо выделял это слово, когда повествовал остальным о своих откровениях) Вирду: «Ты умрешь!» Сказанные с Силой слова – не просто угроза. Чем же именно грозят подобные речи, кроме прямого описания намерений Верховного по отношению к парню, Гани точно уразуметь не мог, но тут и Харту понятно, что ничего хорошего в них нет. Пророчество – не пророчество, а Эбонадо Атосаалю, пожелай он того, убить Вирда и Элинаэль ничего не стоит.
Кодонак ходил мрачнее тучи, молчал и не ругался, чем пугал даже Наэля.
Им следовало бы продолжать реализовывать свой план: предупредить Короля-Наместника и убедить его вернуть войска в Тарию, создав заслон с севера; закончить с определением в Большом Совете – кто связан, а кто нет; ну и свергнуть прогнившую насквозь власть, в конце концов. Но сейчас в руках у Верховного два ценных заложника: одна может быть оружием против Древнего, другой и вовсе – Мастер Путей, Эбонадо Атосааль понимал, что ими Кодонак рисковать не станет.
Иной раз Вирд вел себя так, будто был самим Верховным и знал наверняка, как следует поступать, а порой он был обычным семнадцатилетним мальчишкой, глупым мальчишкой, который вначале делает, а только потом думает. Впрочем, кого любовь делала умным? Гани в юности, когда влюбился в одну белокурую красотку, даже подрался из-за нее с одним студентом Пятилистника… Хотя «подрался» не то слово – был побит!.. Больно побит… И неудивительно – студент этот потом стал Мастером Меча – Седдиком. Гани и сейчас с содроганием вспоминал те события, не понимая, как он – благоразумный междуморец мог полезть в драку с этаким громилой.
И когда только Вирд успел влюбиться в эту Элинаэль? А что парень влюблен, сомнений не оставалось – уж Гани Наэль в людях разбирался!
Мастер Музыкант, оставив в большом зале штаба Ото Эниля и Абиля Сета рьяно спорящими о том, подойдет ли Доа-Джот Атаятана для другого разбуженного Древнего (будто мало им этого!), шел к комнатушке, ставшей его логовом. Здесь, как и везде в подземелье, было сыро и плохо пахло, свежего воздуха он уже давненько не вдыхал, нужно будет попросить какого-нибудь «прыгуна» вывести его на прогулку куда-нибудь в Тарийский лес или к озеру Фаэлос. Там красиво… Водная гладь – что зеркало, ивы склонились, купая свои ветви-волосы… Лилии сейчас, конечно, не цветут – зима, но и зимой там хорошо… Можно сидеть на берегу часами, играть на лютне и слушать, как птицы тебе отвечают. Всегда мечтал иметь дом на берегу этого озера и, может быть, осуществил бы свою мечту, заработав еще пару таких сумок с золотом, что висит сейчас у него на боку, а вместо этого связался с Одаренными, позволил втянуть себя в их войну и вот – не дом на берегу, а затхлая нора с матрацем на полу… Нелегка ты – жизнь революционера… Эффово восстание!..
Гани Наэль опустился со вздохом на свой матрац, поморщился от несвежего запаха и стал расчехлять лютню – музыка его отвлечет.
Вирд появился неожиданно… как обычно. Взъерошенный, немытый, с разорванными камом и нижней туникой; когда он повернулся, Гани заметил на обнаженной груди алое пламя, будто на знамени Тарии, приглядевшись, он понял, что в виде пламени у парня вырван кусок кожи, и содрогнулся. Ему кажется или в предплечье Вирда торчит игла?.. Нет… и вправду игла… Вторая такая же – в голени. На запястьях окровавленные натертые следы, будто от оков.
– Целителя позвать? – спрашивает Гани.
– Не нужно, – говорит Вирд упавшим голосом, – я и сам могу.
Он не поморщившись – вместо него морщится Гани – вынимает из руки иглу, и рана тут же затягивается, то же с другой, что в голени, и с третьей, которую Гани и не заметил поначалу. Кровавое пламя на груди затухает, покрываясь гладкой чистой кожей, остаются лишь засохшие потеки крови, змейками струящиеся вниз по груди. Исчезают даже следы на запястьях. Впечатляет! Гани бы так!
– Где ты был? Кодонак тебя убьет!..
– Виделся с Верховным.
– Ну и как он тебе?
Вирд пожал плечами:
– Мерзкий старикашка…
Гани Наэль рассмеялся:
– Ну, раз шутишь, значит, не все так плохо. Отдохнешь? Или сразу к Кодонаку – получать по самое не хочу? Он уж четыре дня, как готовит для тебя урок под названием «Думай головой». Молча готовит, весь такой хмурый и злой – мне и то не по себе.
– Пожалуй, чуть позже… – Вирд не в настроении, а будешь тут в настроении, побывав в лапах Верховного… Они его что, пытали?
Вирд, такой же мрачный, как Хатин, сел насупившись, запахнув разодранную одежду, сложил руки на груди и думает о чем-то своем. Об Элинаэль, конечно.
Гани поднял голову и увидел, что в дверях стоит Кодонак: стоит неподвижно и смотрит в упор на Вирда. Давно он тут?
Вирд тоже наконец замечает его, но радостной улыбки что-то не видно ни на одном, ни на другом лице. Гани тоже нахмурился.
– Как ты выбрался? – интересуется Хатин, как-то бесцветно, почти равнодушно.
– Ках отпустил.
Гани удивлен. Тот ли это Ках, который убил отца Вирда?
– Тебя пытали? – А Кодонак если и удивлен, то виду не показал.
– Да. Начали.
– Кто? Ках?
– Нет, не он – Эбан.
При звуке этого имени в глазах Кодонака сверкают гневные молнии – но это все.
Хатин заходит в комнатушку и садится около Вирда, тоже опершись о стену и сложив руки на груди. Профиль его, без улыбки, с поросшими щетиной щеками, на фоне мрачных стен подземелья – зловещ как никогда.
– Я думал, что ты стал Мастером, – говорит Кодонак после долгого молчания, что стало уже нервировать было Гани, – но это не так.
– Я не Мастер… – отвечает Вирд. – Несколько месяцев назад я был рабом… Рохо… Это означает – «птенец»…
– Я видел, как ты расправил крылья и взлетел. Ты уже не птенец! И я бы не стал упрекать тебя, если бы не знал, что ты можешь. Зачем ты обманул меня? Зачем сказал, что доверяешь мне, а сам подставил под удар все дело?! Тебя ведь взяли, когда ты пытался спасти ее?.. Ведь так?
<>Вирд кивнул.– Я же говорил тебе, что это ловушка?
– Я люблю ее…
Молчание… И вдруг, как вспышка в темноте.
– Я тоже ее люблю… – Слова Кодонака.
Гани нахмурился еще больше и даже палец закусил, удивившись… А так ли он хорошо разбирается в людях? Кодонак что имел в виду?..
Взгляд Вирда метнулся в сторону Хатина, потом опять вернулся к невидимой цели на грязном сыром полу.
– Ты… был… с ней?.. – спросил он не своим голосом, напряженным и хриплым.
– Ревнуешь? – усмехнулся Кодонак. – Нет. И не буду. Она – твоя!
Вирд ничего не ответил и позы не сменил, но видно было, что мускулы его немного расслабились. И он едва заметно облегченно выдохнул.
– Эбан наговорил тебе всякой чуши? Или Абвэн – это в его духе? – оживился немного Хатин. – И ты поверил этому?
– Эбан… – пробормотал Вирд, уже стыдясь затронутой темы. – Он хотел разозлить меня или просто сделать больно.
– Иглы и пламя – его работа?
Вирд кивнул.
– Ублюдок, раздери его Древний! Не успел я отрезать ему голову, нужно было поставить его в очередь впереди Исмы. Он опасный смаргов ублюдок – способен в одиночку разрушить такое здание, как старая резиденция, а она не по зубам даже двум десяткам Мастеров Стихий…
– Он уже не опасен.
Кодонак посмотрел на Вирда, ожидая пояснений, Гани тоже весь во внимании.
– Я разорвал то самое кольцо вокруг Дара – отсек, как вредоносную болезнь, и оно, разрушившись, уничтожило в нем Дар…
– Что? Ты лишил его Дара?!
Гани Наэль затаил дыхание…
– Да.
Кодонак хмыкнул:
– Пожалуй, это даже лучше, чем лишить его головы… А Ках? Ты сказал, что это он отпустил тебя?
– Он просил меня о чем-то… Просил освободить его. Разорвать связь. Но я не успел – появился Верховный, и мне нужно было уходить…
Вирд резко обернулся к Кодонаку:
– Нужно вытащить оттуда Элинаэль!
– Ты был у нее? Где она?
– В каком-то замке посреди моря.
– Цитадель Шай!
– На ней были браслеты-утяжелители. Я не мог их снять… Она меня просила уйти, чтобы вернуться потом с тобой… Она была права…
– У девочки больше ума, чем у тебя! Что ж ты ее не послушал?
Вирд не ответил.
– Ну да ладно! – Кодонак улыбнулся: наконец он стал похож на себя. – Кто не делал глупостей в семнадцать лет на свою голову? Гани, ты делал?
– Хм… Делал! Еще какие! И голова потом болела… не доведи Мастер Судеб… И, заметь, сам себя исцелить я не мог.
Они смеялись вместе с Хатином, улыбался и Вирд, чуть криво, но улыбался.
– А браслеты – не проблема, – Кодонак хлопнул парня по плечу, – у меня есть Мастер, он сделает любой ключ, от любых браслетов. Если Верховный не переместил ее в другое место и не придумал чего похуже браслетов – мы ее выручим. Только не пытайся больше сделать это в одиночку. Обещай!
– Обещаю.
– И помни – слову Мастера Путей я верю.
Фенэ Хай-Лид ди Агаят
Алей собирался в путь. Вновь Фенэ провожала любимого своего мужчину в бой. Туда, где он может сложить голову, платя цену крови за победу своего правителя. Император Хокой-То отнял у Фенэ жизнь ее отца, жизнь к'Хаэля Курсана, первого ее мужа, и теперь посягает на жизнь Мастера Агаята, отца еще не рожденного ее сына. Пришел приказ командующего всех войск Тарии Короля-Наместника Мило Второго. Объединившись под командованием Мастера Мая, всем находящимся в окрестностях Тарийского леса частям следовало двигаться через перевал Майет в сторону арайской столицы, в то время как основные силы тарийцев идут с северо-востока по землям Доржены.
Фенэ знала, что Хокой-То проиграл бой в Межигорье и покинул Доржену, отступая в Ару. Она знала, что он использовал эффов без ошейников, которые перестали его слушаться. И от Ого она даже узнала, почему они это сделали. Вирд – не просто человек. Даже не просто Долгожитель, каких в Аре было немного, зато здесь, в Тарии, хватало. Он – Каэ-Мас. «Тот, кто летит». Легенды и сказания о нем рассказывались по всей Аре и дальше – в горах Сиодар среди горцев, а также в Макасе, Куте и Годже. Он – Каэ-Мас, она поняла это, когда он ее исцелил. Она уже смирилась с тем, что не способна дать жизнь сыну, но Вирд вернул ей надежду. И теперь под ее сердцем растет ребенок, о каком она уж и перестала мечтать. Но судьбе угодно было все же продолжить испытания ее сердца, разлучая с любимым мужем. Слез от Фенэ Хай-Лид ди Агаят судьба не дождется!
И не для того она оставила Ару, чтобы жадная до крови рука Хокой-То протянулась через горы даже сюда, отнимая у нее любимого! Двое первых – ее отец и муж – погибли, сражаясь за императора, а Алей может умереть, сражаясь против.
Правители Тарии были не правы. Одно дело защищать свою страну от нападения, а совсем другое – идти к тигру в логово. Хокой-То отступил, император оставил Доржену, но за свою землю, за Чатан, он будет сражаться до последней капли крови, ее он тарийцам не отдаст. Эта победа не дастся легко Мило Второму. Он глупец, если сунется в Ару! Плохо, что ее муж следует туда за ним. Еще хуже, что Алей Агаят будет в Аре раньше, нежели Король…
Фенэ объясняла Алею, что им придется столкнуться не только с императорскими войсками: каждый к'Хаэль выставит перед ним всех до единого способных держать оружие свободных и рабов. И рабы предпочтут погибнуть в битве, нежели от зубов эффов, которых за ними пошлют в случае непослушания, поэтому сражаться будут с таким же усердием, что и вольные. Их будет много: так много, что Командующий Мастер Май устанет их истреблять. Им придется форсировать Кай-Кэ или выдержать битву за мост Тойш, и хотя река эта не сравнится ни с Лао, ни тем более с Тасией-Тар, но она полноводна и быстра в тех местах. Но прежде им придется преодолеть Дикие земли, а там их поджидают ушедшие назад через ущелье те самые воины, что нападали на них в Тарийском лесу и один раз уже победили; второй раз, да еще и со своей стороны гряды Сиодар – победят еще вернее.
Но Алей Агаят был похож на ее отца, за то она и полюбила его, и никакого другого решения, кроме как выполнять приказ, даже отправляясь на верную смерть, он не примет. Если бы Фенэ могла встретиться с тарийским королем, рассказать ему о том, как неразумно поступает его величество… Но вряд ли в Тарии женщину послушают больше, нежели послушали бы в Аре. Куда только глядят их Мудрые – Верховный и многочисленные Советы? Где те, кто разрабатывает их планы ведения войны? Или они изгнали их всех, как Хатина Кодонака, который не раз приходил в Здание Правления, проводя время за партией в Хо-То с ее мужем? И она видела, как тот играет. Алей не раз предлагал и ей сыграть с Кодонаком, но одно дело проиграть, когда сама этого хочешь, а совсем другое, когда знаешь, что противник слишком силен для тебя, поэтому Фенэ не соглашалась. И она слышала, как этот Кодонак рассуждает о войне. Он разбирался в этом, пожалуй, даже лучше, чем разбирался ее отец. Ему нужно бы быть при своем короле и говорить правителю, где тот может одержать победу, а где лучше поберечь воинов. Почему же он тогда в этом городке, с повязкой изгнанника на лбу?
Впрочем, Кодонак отбыл из Шеалсона уже как недели две. Но, судя по неразумному приказу, что был отдан ее Агаяту, правители Тарии вряд ли опомнились, вернули его из изгнания и слушают его советы (как бывает порой с облеченными властью, когда гнев их утихает).
У нее есть только сегодняшний день, чтобы провести его рядом с Алеем, и эта ночь, чтобы попрощаться. Утром муж отбывает.
Алей улыбнулся ей, когда Фенэ вошла в комнату, служащую ему кабинетом. Еще совсем недавно ее не волновало, что Здание Правления, где они с Агаятом живут, – не их дом, теперь же это не дает ей покоя. У Мастера и к'Хаиль должно быть собственное имение, что унаследует их сын. Сын, который будет великим человеком – кровь арайского Предводителя войск – ее отца и тарийского Командующего, а также благословение самого Каэ-Мас сделают его таковым.
Фенэ подобрала юбки арайского наряда – она по-прежнему отдавала предпочтение моде Ары – и ступила на мягкий зеленый ковер, напоминавший траву под ногами. Алей сидел на софе, а не за рабочим столом. Он был человеком энергичным и подвижным и, работая с бумагами или картами в этом кабинете, мог перемещаться по всей комнате, то измеряя помещение стремительными нетерпеливыми шагами, то рассматривая двор Правления из окна, то просто склонившись над столом, но стоя, а не сидя. Если он и присаживался на какое-то время, то предпочитал софу или кресло у камина.
Только приблизившись к Агаяту, Фенэ заметила, что в кресле напротив, прикрытом от взгляда входящего книжным шкафом, сидела белокурая женщина, и хотя гостья была не одна – рядом на таком же кресле расположился светловолосый мужчина с ястребиным носом и ледяными глазами, укол ревности и негодования коснулся ее сердца. В Аре не принято было, чтобы женатый мужчина в отсутствие жены принимал у себя женщину, пусть даже сопровождаемую другим.
Она оглядела незнакомцев, а Алей встал и представил вначале ее – к'Хаиль, а затем только их – никогда она не привыкнет к этим тарийским обычаям.
– Это моя жена госпожа Фенэ Агаят, – следовало сказать: «к'Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Агаят», но не станет же она поправлять мужа при посторонних…
Мужчина тоже встал и поклонился сдержанно. Он был неплохо сложен, на вкус Фенэ – широкие плечи, руки бугрятся мускулами, осанка военного человека. Мужественное его лицо ей тоже понравилось, несмотря на глаза, которые могли заморозить огонь, но ростом он не вышел – особенно заметно это рядом с ее Агаятом.
Белокурая женщина лишь кивнула и осталась сидеть, она была красива, у нее глаза цвета весенней зелени, что оттеняют ковер на полу, и светлые волосы, каскадом ниспадающие по плечам, достигая пола, когда она сидит. Фенэ поджала губы – слишком красива для тарийки, но лицо бледное, а глаза печальные и пустые.
– Это Мастер Перемещений Алсая Ихани и комендант башни Та-Мали Мастер Мечник Даржи Марто.
Фенэ сделала над собой усилие и тоже наклонила голову, хотя благородной к'Хаиль это не стоило делать. Женщина – Мастер Силы? Одаренная? Она прониклась к белокурой красавице еще большей неприязнью.
Фенэ конечно же не стала спрашивать разрешения присутствовать при их беседе. О чем таком женщина может говорить с ее мужем, чего не следовало бы знать жене? Она присела на софу рядом с Алеем.
Гости, которые, по-видимому, говорили до момента ее прихода сюда – теперь словно набрали в рот воды.
– Можете чувствовать себя свободно при моей жене, – подбодрил их Алей, – я доверяю ей, как себе.
Алсая Ихани окинула Фенэ рассеянным взглядом, зато Даржи Марто, казалось, пронизал ее насквозь голубыми своими глазами. Дерзкий у него взгляд. Разве так смотрят на к'Хаиль?
– Так что ты скажешь, Алей, о заслоне с севера? – спросил Даржи Марто таким же холодным, как и его глаза, голосом.
– Даржи, – ответил Агаят, тяжело вздыхая, – я бы пошел куда угодно. За то дело, о котором ты говоришь, стоило бы даже жизнь положить. Но у меня приказ. Как я могу повернуть на север, когда король повелевает двигаться на юг?
Фенэ насторожилась. Куда призывает его этот Даржи Марто? За какое дело стоит умереть?
– Король скоро изменит свой приказ. Как только ему станет известно, что происходит в Городе Огней, – возразил Марто.
– Если вы не поможете, Мастер Агаят, – вступила в разговор женщина. Теперь в ее глазах печаль сменилась гневом, – то север Тарии обречен! У вас здесь три тысячи человек, еще по десять тысяч у Мастера Дофа и Мастера Мая! У Марто только две тысячи, считая охотников. Эти две тысячи смарги Древнего сметут в первой же атаке.
Смарги Древнего? У Фенэ екнуло в груди.
– Мастер Ихани… – Алею трудно было это говорить. – Даже если я соглашусь и мои люди пойдут за мной, то Мастерам Дофу и Маю я не указ. Май старше меня в звании. Ты же знаешь это прекрасно, Даржи! Почему ты не обратишься к королеве Алинии?
– Нет. В Город Семи Огней нам нельзя! Мы пришли к тебе, Алей, – ответил мужчина, – потому что тебя я знаю с юности, а Мая и Дофа не видел ни разу. Я понимаю, что тебе трудно пойти против приказа Короля, но согласись хотя бы отправиться к другим Командующим и помочь нам их убедить.
– Это можно, – кивнул Агаят.
– Вот увидишь, – продолжил Марто, – не сегодня завтра решение о походе на Чатан будет отменено. Королю-Наместнику приказ о наступлении на Ару отдал Верховный, а Верховный – тот, кто пробудил Атаятана…
Атаятана?! Пробудили?!
– Что? – Фенэ вскочила, даже не придав значения приличиям, не позволяющим к’Хаиль так себя вести. Они говорили о пробуждении самого Атаятана-Сионото-Лоса так обыденно, словно об утренней песне Мудрецов! – Объясни мне, Алей, о чем идет речь! – потребовала она.
Глава 17
Перемены
Годже Ках
– Зачем ты это сделал, Годже? – спрашивает Верховный; он настолько удивлен, что даже не пришел в ярость. Он ищет объяснение, почему Ках отпустил мальчишку, – и не может найти такового… И не найдет никогда, а если Годже скажет почему – то не поймет…
Они вновь собрались в зале, где совещался обычно Первый Круг. Кресло Динорады пустует, как и кресло Майстана, а Эбан уже не вправе сидеть там, где он сейчас сидит. Сидит, согнувшись, обхватив голову руками, уперев локти в колени, трясется и рыдает. Он еще не верит, точнее – хочет не верить… Себя-то не обманешь… Сколько отдал бы Годже, лишь бы поменяться с ним местами!
Сам Годже спокоен, необычно спокоен для него. Годже всегда был непоседой, он не мог надолго принимать одну позу, его пальцы всегда искали себе работу, то выстукивая ритм, то теребя одежду, то поправляя бесконечно косу, его глаза всегда видели все, что происходит в комнате, его ноги были более привычны к ходьбе, даже просто из угла в угол, чем к покою… А сейчас он просто сидит каменной статуей, вперившись в пол перед собой, и молчит. Так, будто огонь его замерз… И ему все равно… Проклятую связь не разорвать… никогда не разорвать…
– Ты испугался, что он сделает с тобою то же, что с Эбаном? – снисходительным тоном, словно обращаясь к нашкодившему ребенку, продолжал Верховный.
«Я испугался, что не сделает, и не зря испугался…» – думал Годже и молчал.
– Ты слишком мягок, Годже! – Еще недавно фраза эта вывела бы его из себя, это то, что он ненавидел слышать больше всего на свете, но не теперь… – Тебе нужно было просто уйти оттуда, Фаэль бы не успел ничего сделать. Годже, он угрожал тебе?
Нужно сказать ему, что он отпустил Фаэля осознанно и специально: может, тогда Эбонадо рассвирепеет и убьет его… Верховный найдет способ… и он станет свободен…
– Это ведь не навсегда? – поднял вдруг Эбан осунувшееся лицо; он заискивающе смотрел на Атосааля пустыми глазами. – Дар ведь вернется? Не так ли?
Верховный проигнорировал его, по-прежнему обращаясь к Годже и говоря о пострадавшем Советнике, словно того здесь и не было:
– По словам Митана, Вирд Фаэль заявил, будто исцелил Эбана; ты знаешь, что именно сделал Вирд?
Годже пожал плечами: он действительно не знал… увы, не знал… Но Вирд Фаэль был прав, связь с Древним – это болезнь, которую нужно исцелять… Хотя он совершенно не представлял себе – не видел как…
– Годже! Я смотрю, ты не настроен вести беседу. Пожалуй, следует оставить тебя в покое. Но приходи в себя поскорее! Недопустимо, что в такое время, когда мы и так потеряли двоих из Первого Круга, ты ведешь себя, словно вытянутая из раковины устрица.
– Ках просил Фаэля о чем-то! – снова вмешался Эбан. – Просил его освободить! Он даже на коленях перед Фаэлем ползал! Он перерезал веревки и оковы снял!
– Заткнись, Эбан, – прервал его Верховный негромким, но ледяным тоном.
– Если Фаэль его так… исцелил, разорвав связь и отняв Дар, – вмешался в разговор Абвэн, – то не следует ли нам теперь опасаться любого Целителя?
– Сейчас выясним, Карей, – отвечал задумчиво Эбонадо. – Пригласи сюда Хайшо… – Целитель из Второго Круга Верховного, Созидатель, но не чистый, конечно, других Целителей с таким же Даром, как у него, Годже пока не встречал – «сильным и чистым», раздери его Древний…
– И Эльси заодно, – добавил Верховный, когда Абвэн уже, подойдя к двери, отдавал приказы дежурящим там Тайным. Эльси тоже Целитель, но у нее преобладает Дар Отсекателя. Она также во Втором Круге, но уже у Абвэна.
– Ках может меня исцелить! – вновь начал свое нытье Эбан, пока они ожидали приглашенных. – Если один забрал, другой может вернуть! Ках может это сделать! Пусть он исцелит меня! Пусть вернет мой Дар!
– Ты можешь это сделать, Годже? – спросил у него Верховный без особой надежды в голосе.
На этот раз он счел нужным ответить:
– Нет, Эбан! Вернуть Дар, который ушел, как и вернуть жизнь, когда огонь уже потух, я не в силах. Останься в тебе хотя бы искра, я бы смог ее раздуть… Но твой Дар – мертв…
Эбан посмотрел на него так, словно он только что всадил тому в сердце нож. Так же смотрел на него когда-то Аса Фаэль… когда он вогнал иглу с ядом в грудь Ювелира… Точно такой же взгляд… Годже горько ухмыльнулся и отвернулся от несчастного Эбана.
Низкий полноватый Хайшо с седеющими черными волосами и совсем юная еще, но некрасивая Эльси наконец вошли, кланяясь Первому Кругу; вернее, тому, что от него осталось.
– Скажи мне, Мастер Хайшо, – обратился к мужчине Верховный, – не видишь ли ты какой-либо… болезни, требующей исцеления, в ком-то из нас. Исцелять не пытайся, только посмотри.
Хайшо кивнул и замер, призывая, как догадался Ках, потоки Дара. Он исследовал присутствующих одного за другим, затем, мельком тревожно взглянув на Эбана, доложил Верховному:
– Никакой неполноценности с точки зрения Дара Созидания ни в ком из вас нет, Верховный, но незначительная часть Отсекателя во мне воспринимает чем-то лишним… эм-м… – он замялся, и Эбонадо закончил за него:
– Связь с Древним, так?
Хайшо поклонился, утвердительно отвечая на вопрос.
– А… исцелить… это… ты мог бы?
– Нет, – Хайшо был удивлен вопросу, но в ответе уверен, – здесь нужен сильный Отсекатель. – И он посмотрел на Эльси.
– Мастер Эльси, – Верховный сверлил глазами теперь уже эту молодую женщину, – ты, как Отсекатель в большей степени, чем Хайшо, чувствуешь это?
– Да, – сразу же ответила она, скорее всего, тоже исследовала присутствующих вместе с Хайшо, не дожидаясь приглашения.
– А могла бы ты… отсечь связь? – вновь спросил Верховный. И Годже напрягся, ожидая ответа с волнением: может, то, чего он так жаждет, способен дать не только Вирд Фаэль?
– Нет. Связь очень сильна. – Она уже задавалась подобным вопросом, видно по ней. Зачем задавалась? Из любопытства? – Мой Дар – не самый слабый, и он был усилен вступлением в Круг, но я точно знаю, что не смогла бы. Здесь необходим… чистый Дар… как у Иссимы…
Иссима! Годже принялся кусать губы и потирать вспотевшие вдруг ладони. Сердце отбивало быстрый четкий ритм, он вновь почти стал самим собой. Иссима! Она это сделает! И убедить ее будет проще, чем Вирда Фаэля, как и найти! Надежда все-таки есть!..
– Понятно. Спасибо вам, Мастер Эльси, Мастер Хайшо. Можете идти.
– Видишь, Карей, – произнес Верховный, когда за Целителями закрылась дверь, – не так уж много тех, кого мы должны опасаться. Иссима скоро будет связана Кругом. Ты не передумал, Годже? – Эбонадо уставился на него острыми серыми своими глазами.
– Нет! – быстро ответил Годже, он даже улыбнулся.
– Отлично! Ты пришел в себя! Так объясни же, что там произошло.
– Фаэль угрожал – я испугался, – скороговоркой высказал Ках, желая скорее закрыть эту тему. Потом решил немного пофантазировать, ведь врать о Мастере Путей можно что угодно. – Он подчинил мою волю, я почти не помню ничего.
– Так ты и ключ от оков нашел в беспамятстве? – влез проклятый Эбан, раздери его…
– Ключ принес Эбан, – быстро соврал Годже. – Он хотел мучить мальчишку, притащил с собой пыточный инструмент и зачем-то ключ…
У Эбана глаза поползли на лоб, а Верховный нахмурился, но Каху Атосааль верил. Тридцать лет Годже спасал его жизнь. Тридцать лет планировал вместе с ним дело всей его жизни. Верховный верит Каху. А кто такой Эбан? Особенно теперь… Что Эбонадо будет делать с этим неудачником? Ведь Разрушитель стал обычным человеком, неодаренным… несвязанным и притом знающим больше, чем надо…
– Нет… нет… Я не приносил ключа… Я не знаю, откуда он взялся… Я хотел только… Я хотел, чтобы этот проклятый Мастер Путей почувствовал, что такое боль… – В темных мутных глазах Эбана вновь безумие, говорит он несвязно, чувствует всю неустойчивость своего положения и боится. – Дар должен вернуться. Я знаю! Дар вернется! Он вернется?
Он вновь заглядывает в глаза Верховному, но глаза того – лед.
– Прости, Эбан, – отвечает ему Атосааль.
Затем встает, сам идет к двери и зовет в комнату Итара. Это тоже Разрушитель, один из тех, кто свидетельствовал на суде против Кодонака, кто сделал ущелье в горах Сиодар. Он вошел во Второй Круг Верховного. Интересно, что стало с теми десятью, которых взял себе во Второй Круг Эбан? Они тоже лишились Дара?
Эбонадо что-то тихо поясняет Мастеру Итару, никто из сидящих не слышит. Итар кивает, но выражение его лица не меняется. Он подходит ближе вместе с Верховным, и Атосааль говорит:
– Майстана и Эбана следует заменить, – при этих словах Эбан вскакивает с места, заламывая руки, – Дар Разрушения и Дар Роста, из пяти сил, требующихся для пробуждения Древнего, они обязательны в Первом Круге.
Верховный достает из складок своей мантии, которую он предпочитает каму (в эту мантию он облачился по случаю казни Вирда Фаэля, но случай не представился…), Доа-Джот. Золото поблескивает в его руках, а обращенная в камень кровь Древнего притягивает взор алым безумием, заключенным в ней. Как же радовался Годже, когда впервые увидел Доа-Джот, как же ненавидит его теперь!
Эбонадо настроил инструмент.
– Мастер Элий Итар, – торжественно произносит Верховный, – теперь один из нас! Согласен ли ты войти в Первый Круг?
– Да! – бодро отвечает Разрушитель, обнажая грудь. Он уже проходил подобный обряд при вступлении во Второй Круг, он знает, что делать.
Игла вошла в его тело, и, как обычно, ни одна капля крови не упала на пол из раны. Эбан при этом взвыл и грохнулся на пол, вырывая ворс из ковра и скрежеща зубами.
– Вы не могли подождать?.. Мой Дар вернется! – бормотал Митан, постепенно переходя на истеричный крик. – Мой Дар бы вернулся!!! Вы – предатели! Вы что, выбросите меня? После всего, что я сделал? Вы выбросите меня? Вы сделаете меня вашей прислугой? Знайте, что я не буду подавать вам вино и выносить ваши ночные горшки! Будьте вы прокляты! Пусть вас сожрут арайские эффы! Пусть вас раздерет сам Древний!!! Пусть ваших дочерей и жен обесчестят его смарги, а затем сожрут! Я… Я… Это я сделал ущелье, это я нашел тебя, Итар! Я уговорил тебя! Я рассказал!.. Ты не можешь занять мое место! Чтоб твои наглые глаза вытекли, чтоб тебя использовал Атаятан каждую ночь вместо девки!..
Верховный, усаживаясь на кресло, кивнул головой Итару, и тот медленно подошел к Эбану, схватил его за пять из семи его кос и за волосы поволочил прочь с ковра ближе к двери. Эбан сучил ногами и верещал, выкрикивая страшные проклятия, затем успокоился, затих, обмяк, и, когда Итар отпустил его, он упал на пол бесформенной грудой, уже не сопротивляясь.
– Встань! – сказал ему вновь вошедший в Первый Круг.
Но тот продолжал лежать.
– Встань, Эбан, и умри! – Слова Верховного прозвучали ударом в гонг. Годже вздрогнул.
На этот раз Эбан услышал и подчинился. Он не спеша поднялся на ноги, задрал голову, глядя прямо на Эбонадо.
– Потухни твой огонь!.. – говорит он с ненавистью Верховному, когда меч Итара входит в его сердце. Легко, без усилий – Эбан теперь простой смертный…
Годже брезгливо поморщился, блокируя Дар Исцеления и глядя, как с глухим стуком падает на пол тело недавнего соратника; как растекается под ним лужа густой крови; как безразлично вытирает о шелковый кам убитого Итар свой окровавленный меч, затем зовет охрану за дверью, повелевая им все убрать; и они утаскивают, будто какой-то мусор, труп Советника, бывшего еще несколько часов назад одним из самых могущественных людей на земле, правителей этого мира…
Элий Итар – некрупный, худощавый, не выше самого Годже, с быстрыми и опасными черными глазами, черноволосый без седины. Заплетать волосы в несколько кос – видимо, какая-то особая мода Мастеров Стихий, только у Итара их не семь, как было у Эбана, а больше – так сразу и не сосчитаешь.
– Давно нужно было избавиться от этого дурака, – мрачно говорит Карей Абвэн, имея в виду Митана.
Да, тот был несдержан, более того, даже безумен, но лучше ли этот Элий Итар, такой же Разрушитель? Который предал своего Командующего Кодонака, не дрогнув в присутствии почти всех Одаренных Тарии, оговорил его на суде, не задумываясь, согласился занять место в Первом Круге – место своего же покровителя, убил Эбана твердой рукой, не испытывая сомнений?
«Спокойствие его – только внешнее, – думал Годже, наблюдая, как усаживается Итар в кресло, – а внутри – буря и пламя, что все пожирают». Буря эта была знакома Каху от боевых Мастеров в его Втором Круге, но он избегал пользоваться их Даром…
– Мастера Роста найдешь ты, Карей! – говорит Верховный после долгого молчания, и Абвэн кивает.
«Прыгуну», как тот ни старается это скрыть, страшно, что такое могло произойти и с ним; во взгляде Маизана спокойствие, присущее их южной философии: мол, все в руках Создателя; холодные глаза Эбонадо ничего не выражают, а он – Годже Ках… он завидует Эбану…
– Вернемся к делам. – Заседание Первого Круга продолжается, будто и не было ничего, словно и не осталась там, у двери, размазанная лужа крови, на которую Годже то и дело невольно косится. – Атаятан должен закончить свое насыщение. Он сказал, что ему нужна еще тысяча.
Что такое кровь у порога и смерть одного человека – по сравнению с тем, о чем они теперь будут говорить? Годже уже не косится туда, он думает, как справиться с позывами к рвоте… и приступами удушья при упоминании о Атаятане.
– Нельзя допустить, чтобы Древний начал опустошать тарийские поселения раньше времени, – продолжает Верховный, – нужно дать ему этих людей. И этим займешься ты, Идай.
Мудрец удивлен, но склоняет голову… Как же все-таки нелеп он без своей бороды!..