Легенда о свободе. Крылья Виор Анна
Воины – народ сообразительный: не будешь сообразительным, долго не проживешь – сразу смекнули, что к чему, судя по озадаченным суровым лицам.
– И если кто из вас думает, что должен рассказывать все подробности Фенэ или Кох-То, потому что они вам платят, – то пораскиньте своими бараньими мозгами, что до Ары – две недели плестись по Диким землям, а Тария – вот она, рукой подать.
– Отчего ж он свалился? Смарг его дери… – не унимался Харт.
Наэль помедлил лишь секунду, придумывая ответ.
– Очень. Сильная. Концентрация, – авторитетно заявил он, и воины понимающе закивали.
Гани дал им пару минут, чтобы все обмозговать, и снова скомандовал:
– Взяли и понесли!
На этот раз без промедления парня подхватили Харт и утариец и потащили по направлению к повозке.
Навстречу им спешил, сурово сдвинув брови, один из проводников-караванщиков, который сегодня, похоже, отвечал за организацию стоянки.
– Что происходит? – громко спросил он. – Что за драка в лагере?
– Какая драка, караванщик, – ответил утариец, – так, показали парню, как меч в руках держать. Вот и Мастер Наэль, – он кивнул головой в сторону Гани, – может все подтвердить.
– А что с парнем? – Брови проводника на мгновение разошлись в стороны, он склонился над Вирдом, осматривая его. – Он ранен? – И вновь кустистые брови метнулись одна к другой, едва не наползая друг на друга, как волосатые гусеницы.
– Да нет! Сам посмотри! – ответил утариец. – Увидел кровь – и в обморок шмякнулся! Смарг его…
Харт оскалился, демонстрируя порез на плече – неглубокая царапина, но крови достаточно. Такие раны – находка для наемника: славы как раненому герою много, а вреда мало.
Караванщик вопросительно посмотрел на Наэля, тот кивнул, подтверждая сказанное, и пошел дальше, а Харт и утариец подхватили Вирда и поспешили за ним.
Проводник же остался, выкрикивая проклятия остальным, начинавшим медленно расходиться охранникам и обвиняя их в лени и дармоедстве.
Наконец Вирда затащили и уложили на скамью повозки, подложив под голову несколько подушек. Наэль укрыл его своим одеялом, затем подумал и, окликнув случайно проходящего мимо раба, приказал ему принести еще одеял.
Юноша был бледен как смерть и почти не дышал. «Неужели умер?» – обеспокоился Гани: он попытался нащупать пульс и наконец заметил медленно пульсирующую жилку на шее сразу над рубцом.
Что можно сделать для него, Гани не знал. Смысла звать лагерного целителя не было, ему были известны случаи, когда при отливе Одаренный умирал прямо в стенах Академии Силы, где полным-полно Мастеров Целителей – не чета здешнему шарлатану, и они ничего не могли сделать.
Он попытался влить в рот мальчику пару капель вина, но без толку. В конце концов Гани укрыл его потеплее и оставил в покое.
Если он очнется, то разговора уже не избежит, и если будет молчать, то Гани всерьез на него обидится и просто перестанет каждый раз спасать его одаренную задницу.
Вирд очнулся только спустя час, который Наэль провел в метаниях, то пытаясь что-то предпринять, то отказываясь от этой идеи. За этот час не появились ни Кох-То (визита которой, впрочем, Гани и не ожидал), ни любопытная Фенэ, а это означало, что охранники все-таки не стали рассказывать ей подробности учебного боя, а рабы, которые его видели, не посчитали, что происходит нечто интересное для их госпожи.
Вирд открыл глаза и посмотрел совершенно ясным, хотя и немного озадаченным взглядом на Мастера Наэля.
– Пить… – прохрипел он, и Гани протянул ему свой неизменный бурдюк.
Парень припал к нему губами и стал жадно, словно воду, большими глотками пить вино.
– Ну что? Ответишь на пару вопросов старому музыканту, который в очередной раз тебя вытащил?
Вирд лишь недоуменно заморгал, вытирая рот рукавом.
– Ты Одаренный?
Глаза юноши расширились от удивления, он явно никогда раньше не слышал этого слова.
– Хорошо. Начнем с другого. Ты Мастер Мечник?
Вирд отрицательно затряс головой, будто испугавшись даже самого такого предположения.
– Скажи. Только честно, обещаю, я не выдам тебя. Ведь не выдал же в прошлый раз. И никому не сказал, ЧТО ты носишь за пазухой. Ты раньше держал в руках меч?
– Нет… – выдавил из себя Вирд. – Нет!
– Ты изучал технику боя?
– Нет… – снова прошептал-прохрипел парень.
– Тогда что же случилось? – Наэль помолчал, вспоминая слова, которые использовали его Одаренные товарищи по юности, он припомнил кое-что, совершенно для него самого непонятное, и Гани боялся, что может запутать мальчишку еще больше.
– В тебе, – медленно начал он, – развернулась Сила?
Вирд быстро взглянул на него, его зрачки расширились – он понял!
Юноша утвердительно кивнул в ответ. Он жадно смотрел на Наэля, по-видимому, ожидая, что тот расскажет ему, кто он и что с ним происходит. Гани только вздохнул.
– Не знаю, как ты здесь оказался, но, похоже, ты Одаренный, и в твоем роду должны были быть такие же. Кто твои родители?
– Я не знаю… Не помню их имен…
– Что ж, давай ты расскажешь мне все по порядку, а я пораскину мозгами, как тебе помочь. Может, я что и знаю…
Глава 9
Северная граница
Куголь Аб
– Я, Куголь Аб, старший смотритель эффов в пятом поколении к’Хаэля Оргона из рода Холо, держателя красных ошейников, желаю видеть Мудрецов Чатана по неотложному делу! – Куголь Аб повторял это прошение уже третий раз за последние три дня, повторял в одно и то же утреннее время, в одном и том же месте – Обители Мудрецов в Чатане, одному и тому же человеку: низкорослому лысоватому Секретарю Мудрецов.
Секретарь, как обычно, окинув его презрительным взглядом, ответил:
– Мудрецы услышат твою просьбу, смотритель, и если Создатель позволит, и у них найдется время, то встретятся с тобой, – и посмотрел быстрыми черными глазками за спину Куголя Аба, где ждали своей очереди другие просители.
Абу нужно было во что бы то ни стало пробиться к Мудрецам. Ему было что им сказать, и лишь их мудрости он мог доверить свою последнюю надежду.
Куголь решился на этот шаг – отправиться к Мудрецам Чатана – после того, как понял, что ему самому с этим делом не справиться. К’Хаиль Фенэ играла по-крупному, играла в игру, в которой он, Куголь Аб, был беспомощен, словно воробей, чирикающий на ветке.
Конечно же она – благородная, обставила его в два счета. И на что надеялся ничтожный смотритель, когда пытался помешать ее планам? Он, темный человек, думал, что госпожа Фенэ желает обойти его хозяина и стать первой и лучшей среди заводчиков эффов. Но, как оказалось, здесь не о «войне ошейников» шла речь, а о войне держав.
Куголь послал убийц за рабом Рохо, и они настигли караван Фенэ у перевала Майет, но караван очень хорошо охранялся, да и у самого раба был собственный телохранитель. Люди Аба следили за ним, и один из них все-таки сумел выбрать момент и напасть, но он погиб в схватке, а Рохо остался невредим.
Об этих событиях гонец сообщил Абу тогда, когда он был уже на пути в Чатан. За три дня до этого Куголь Аб услышал о войне с Дорженой, и даже он, несведущий в политике, понял, что означает это.
Его к’Хаэль и сын хозяина были призваны на войну, и хотя император всегда раньше обходился теми благородными, что посвятили себя военному делу, в этот раз собрал всех под свои знамена. Ведь предстояло не просто захватить маленькую страну у подножия гряды Сиодар, вроде Чифры, а сцепиться в смертельной схватке с самой Тарией.
В эти времена, когда Ара и Тария стояли друг против друга, как два оскалившихся тигра, готовясь разодрать противника в клочья, к’Хаиль Фенэ отправилась в Город Семи Огней, отправилась, прихватив с собою беглого раба с ошейником, снятым с живого эффа, и пару своих зверей со смотрителем, которых она якобы собиралась оставить на северной границе. Куголь Аб был уверен, что эти эффы – самец и самка, способные дать потомство.
К’Хаиль Фенэ предала свою страну! Предала императора! Предала Мудрецов! Она распродала большую часть земель и треть рабов и, скорее всего, везла в том караване золото от их продажи.
Куголь Аб не медлил ни мгновения, когда все это открылось перед ним, как Книга Ужаса перед сходящим в преисподнюю. Он погрузил клетку с несчастным эффом Угалом в повозку и со всей возможной скоростью поспешил в Обитель Мудрецов. На их суд он представит свое дело, и если они сочтут его недостойным жизни, то так тому и быть – важнее жизни передать эти сведения Мудрецам.
– Но мое дело не терпит отлагательств! – сказал Куголь Аб, глядя прямо в глаза Секретарю.
– Оно касается твоего эффа в клетке? – спросил тот, и Аб кивнул. – Наверное, он болен? Мудрецы не станут тратить силы на твоего эффа! Вы, смотрители, должны сами справляться с недугами вверенных вам! А не отлынивать от своих обязанностей, а затем привозить безнадежных животных к Мудрецам.
– О! Я – смотритель в пятом поколении! – раздраженно заявил Аб, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. – Ни разу в жизни я не избегал своих обязанностей и исполнял все, что требовала от меня честь!
Секретарь презрительно оглядел его.
– Иди, человек! Ты услышал мой ответ! – сказал он.
Но Куголь решил, что не уйдет сегодня, пока не встретится с Мудрецами. И так слишком много времени было потеряно. И он решился. Нагнувшись к самому уху Секретаря, он сказал тихим, примиряющим голосом:
– Тот эфф, что в клетке, будет интересен Мудрецам! И не по причине болезни.
– Расскажи все мне, и если это так, то Персты Света… возможно, захотят увидеть его.
Куголь вздохнул:
– Тот эфф – без ошейника!
Секретарь отпрянул:
– Ты пришел, чтобы лгать здесь – в Обители Мудрецов?
– Клянусь своей жизнью и честью, тот ошейник, что на нем, – не настоящий, он лишь копия, чтобы не привлекать внимания любопытствующих. Но любой помазанный Мудрецами распознает обман.
Секретарь потряс жидкими волосиками, поскрипел зубами, обдумывая услышанное, и наконец махнул Абу, приглашая идти за собой. Служитель Мудрецов провел его длинными коридорами Обители, где стены были покрыты причудливым орнаментом золотых завитков и листьев на красном фоне, под ногами лежали дорогие ковры, изготовленные в Западной провинции, которыми славилась Ара. Они проходили мимо резных дверей из дерева Сот, что росло лишь в лесах Доржены, мимо золотых светильников с сотнями горящих свечей.
Перед широкими створками дверей в Зал Мудрецов Куголь Аб ждал вошедшего внутрь Секретаря лишь четверть часа. Вернувшись, тот пригласил Аба войти.
Смотритель задержал дыхание: сейчас он увидит тех, кого далеко не каждый благородный в Аре видел в своей жизни; тех, чья мудрость глубока, как Океан Ветров, в чьих руках судьба Ары и мира; тех, кто решит сейчас и его судьбу. Мудрецы Чатана, Персты Света, Хранители Арайской Кобры.
В большом светлом зале восседали на резных креслах, поставленных полукругом, десять Мудрецов. Они были одеты в просторные золоченые одежды, их головы были увенчаны Коронами Мудрости, с которых Кобры смотрели на Куголя своими красными глазами. Их руки были исчерчены символами.
Куголь Аб ожидал увидеть седовласых старцев, но у четверых из десяти были черные бороды без седины. А один из них, сидящий в центре и оказавшийся ближе всех к Куголю, хоть и имел волосы цвета серебра и белую как снег длинную бороду, но глядел на него молодыми глазами с молодого, без единой морщины, лица.
Словно прочтя его мысли, Мудрец сказал:
– Не думай, что я молод, мне больше лет, чем было бы твоему прадеду, будь он жив сейчас. Я – Хатар Ташив, Глава Мудрецов, Указующий Перст.
Куголь Аб согнулся в низком поклоне.
– Говори! – сказал один из седовласых старцев, сидящий по правую руку от Мудреца Ташива.
И Аб заговорил:
– Я, Куголь Аб, старший смотритель эффов в пятом поколении к’Хаэля Оргона из рода Холо, держателя красных ошейников, пришел к Перстам Света, чтобы рассказать о том, что узнал, и вынести на суд Мудрости свое безумие!
Смотритель рассказал Мудрецам все без утайки, с того дня как посланный эфф вернулся ни с чем. Лишь то, что к’Хаэль Оргон знал об этом случае, он скрыл. Он взял на себя всю вину, если таковая была, и солгал, что в дни происшествия хозяин отсутствовал по делам и отдал ему Жезл Повелений, назначив распорядителем имения и рабов, что случалось не раз. Тому, у кого был Жезл Повелений, эффы приносили добычу.
Он рассказал о снятом ошейнике, о своем расследовании, о том, как тщился раскрыть замысел к’Хаиль Фенэ, как послал убийцу за рабом Рохо, как решился, наконец, вынести все на суд Мудрецов.
– Я, Куголь Аб, склоняюсь перед Хранителями Кобры и ожидаю в смирении их суда. Если они сочтут меня достойным смерти, то я готов принять ее, мой род будет опозорен, и дети мои будут обращены в рабство. Если же сочтут достойным жизни, то я буду жить для того, чтобы служить им, императору и Аре.
– Как смеешь ты, червь, – воскликнул тот самый старец, что приказал ему говорить, – обвинять благородную к’Хаиль! Ту, чей отец и муж погибли под знаменем Кобры Ары! Ты бросил тень на древний род, столь благородный, что ты недостоин касаться даже пыли под их ногами! Ты мерзкий безумец! Ты достоин самой бесславной смерти! Уже на рассвете ты будешь повешен!
– Не горячись так, юноша! – неожиданно сказал Хатар Ташив, и старец, как ни странно звучала эта фраза в устах молодого на вид Мудреца, ответил почтительным кивком и опустил взгляд.
Мудрец Ташив обратился к Секретарю:
– Мы хотели бы взглянуть на эффа, которого привез этот человек. Вели внести его вместе с клеткой в Зал Мудрецов, но прежде прикрой клетку чем-нибудь, чтобы не вызывать лишних толков!
– Но, Мудрец Хатар Ташив! Эфф без ошейника – смертельная опасность! – воскликнул Секретарь, которому не по нраву было такое поручение.
– Я – потомок тех, кто создал эффов! – сказал Ташив, его глаза сверкнули. – И я не стану бояться зверя ни в ошейнике, ни без него!
Трусливому Секретарю осталось лишь поклониться и отправиться выполнять приказ Мудреца.
– Много чего странного поведал ты, Куголь Аб! – сказал Хатар Ташив смотрителю. – Ты, червь, копошась в своей земле, раскопал кое-что интересное и для нас. Твои слова похожи на правду. И если это так, то ты достоин награды. – Он хмыкнул. – Но ты не счел нужным сообщить нам об этом деле раньше. Из-за твоей гордости и небрежности наши враги выиграли время. И это достойно смерти. Ты старший смотритель в пятом поколении, обученный своим отцом и способный обучить своего сына, и как потомок создателей эффов, я не могу отрицать, что такие люди очень важны для нас.
Мудрец Ташив вытянул руки перед собой ладонями вверх, и, изображая чаши весов, уравновесил их.
– Мы желаем, чтобы ты, Куголь Аб, оставался в Чатане и явился по первому зову Мудрецов. Когда события или новые сведения утяжелят ту или иную чашу весов твоей судьбы – ты получишь свое сполна!
Хатар Ташив умолк, и другие Мудрецы стали задавать вопросы смотрителю, расспрашивая о подробностях, которые он упустил.
Через некоторое время в комнату вошел Секретарь, а за ним, пыхтя и отдуваясь под тяжестью – двенадцать рабов, несших клетку с эффом. Высокая и широкая клетка без труда вошла в распахнутые створки дверей Зала Мудрости.
Рабы удалились, а Секретарь и Куголь Аб принялись развязывать веревки и снимать покрывала.
Огромный зверь лежал на полу клетки, не издавая ни звука, а только внимательно глядя на окружающих его людей. Угал вел себя так, словно на нем все еще был ошейник. Иной раз даже Куголь Аб начинал сомневаться в необходимости этих ошейников вообще. Но он знал, что Угал – исключение, все известные ему эффы, с которых были сняты ошейники, разрывали в клочья все живое вокруг.
Хатар Ташив встал и подошел к клетке. Золотые одежды ниспадали до самого пола, а сзади по мраморным плитам зала (коврами была устлана только площадка под креслами Мудрецов) волочился тяжелый шлейф. Он был не слишком высок, но величавая осанка и Корона Мудрости делали его на две головы выше Секретаря и самого Аба.
Глава Мудрецов долго вглядывался в эффа, будто бы ощупывая его глазами. Затем он, пошатнувшись, как от слабости, сказал:
– На этого эффа воздействовали Силой!
Старцы ахнули, а молодые лишь согласно закивали головами.
Мудрец Ташив посмотрел на Секретаря:
– Мы желаем, чтобы императору немедля сообщили, что к’Хаиль Фенэ Хай-Лид ди Курсан вошла в сговор с тарийскими колдунами!
Фенэ Хай-Лид ди Курсан
Дорога, ведущая через перевал Майет, стала постепенно понижаться к долине Тарии. Еще немного – и они окажутся в великой северной стране. Стране, где нет рабства, где холоднее, чем в Аре (в центральной и северной ее частях даже лежит снег зимой, а их озера замерзают), где, как говорят, самые прекрасные строения, какие только видел свет, где царит мир (Тария уже как триста лет ни с кем не воевала), где достаток во всем. И примет ли эта страна Фенэ?.. И примет ли Фенэ эту страну?
Она тяжело вздохнула, очнувшись от раздумий. Полог балдахина повозки был приподнят, но ей видны лишь горы, простирающиеся на западе. И только когда повозка, съехав в сторону, развернулась, а затем остановилась – Фенэ увидела стену: северная граница. Пограничная застава тарийцев.
Стена преграждала все открытое между горами пространство, упираясь в отвесную скалу и слева и справа. Очень удобное место для обороны: небольшой отряд может удерживать границу сколь угодно долго, а армии нападающих тут не развернуться. У арайцев по ту сторону перевала не было ни стены, ни природных преимуществ, а здесь словно огромный кулак выбил кусок горы специально для того, чтобы Тарии удобно было защищать подходы к себе.
Огромные массивные ворота были закрыты. Оборонительная глухая надвратная башня мрачно смотрела на караван глазами-бойницами.
Приближение каравана конечно же не осталось незамеченным для тарийских стражей. Из боковой калитки вышли несколько воинов, одетых в знаменитые тарийские кольчуги и шлемы, что выглядели слишком тонкими и легкими, но защищали даже от удара тяжелого меча.
Повозка Фенэ была умышленно расположена возницей так, чтобы она могла видеть и слышать все происходящее у ворот, не вставая со своего места. Возница Кох-То, а сегодня они ехали порознь, оказался не столь ловким, и ему не хватило места для такого разворота у врат. Кох-То тоже не покидала повозки, но вряд ли слышала, о чем говорили проводники-караванщики со стражами границы.
Караванщик Фенэ с зеленым платком, повязанным на правую руку, деловитый и энергичный невысокий мужчина, подошел к воинам первым и сдержанно поклонился. Тут же прибежал, подскакивая на ходу, проводник Кох-То с желтым платком на шее и согнулся чуть ли не пополам в раболепном поклоне.
– Благородная к’Хаиль Фенэ и благородная к’Хаиль Кох-То желают путешествовать в Город Семи Огней, – высокопарно растягивая слова, начал караванщик Кох-То, еще не отдышавшийся после быстрого бега; проводник Фенэ неодобрительно поглядывал на него, – дабы взглянуть на великие чудеса славной Тарии, обозреть…
– Нечего больше смотреть на великие чудеса славной Тарии, – оборвал его страж – широкий и коренастый, с грубым обветренным лицом, – граница закрыта.
– Как? – выпучил глаза караванщик. – Как закрыта?
– Тария и Ара – в состоянии войны.
Фенэ поежилась. Не ожидала она, что так скоро. Император все-таки двинул войска на Доржену, и Тария не замедлила с ответом. Началась война, и война для Ары губительная. Фенэ не успела… Она не надеялась, что в противостоянии этом Кобра выйдет победителем. Тария сомнет Ару, и вскоре синее знамя с золотым пламенем – знамя Тарии – будет развеваться над землями не только к северу от Хребта Дракона, но и на юге.
А она, Фенэ, лишится всего. Лишится, если что-то вообще останется у нее после этой войны. Род Хай-Лид еще столетие назад подписал бумаги, по которым обязался перед императором «всеми силами содействовать победе» до последнего воина, до последней монеты, до последнего мешка зерна, до последнего раба… Война эта выкачает все, Фенэ знала.
Но поздно… ведь все равно граница закрыта, и ей нет пути в Город Огней; даже если она и уговорит стражей пропустить ее, то дороги назад уже не будет. Треть ее земель еще не проданы, почти все рабы остались там – в Южной провинции, не говоря уже об эффах. Да, у нее есть то золото, что она тайно везет с собою, здесь, под сиденьями, но имущества, оставшегося в Аре, гораздо больше.
Первоначальный план ее был хорош, и она думала, что имеет в запасе не меньше года, чтобы осуществить его. Но Создатель распорядился иначе.
Ей нужно принять решение. Как говорил ее отец: «Если ты Командующий, то должен принимать быстрые решения и надеяться, что они окажутся правильными – предусмотреть всего нельзя, а медлить в бою хуже, чем бить наудачу».
И вот она сидит в повозке, остановившись на полдороге, оказавшись на границе не только плотью, но и разумом. Фенэ не обращала внимания на продолжающийся спор у ворот. Вначале человек Кох-То что-то раболепно лепетал о мирных намерениях каравана, затем инициативу перехватил ее караванщик, и тот уже не лебезил, а крыл стражей границы на чем свет стоит, обвиняя в том, что они отнимают его хлеб и хлеб у его детей. Были ли у него дети?
Ей нужно покинуть Ару… Что бы сказал ее муж Курсан, узнай он о ее мыслях? Да он просто плюнул бы ей в лицо… А ее отец? Фенэ не могла представить отца плюющим на нее. Он сказал бы ровным и спокойным голосом, как всегда говорил: «Для меня такие мысли были бы преступлением, изменой императору, но я солдат, а ты – нет»…
Фенэ увидела краем глаза приближавшегося к спорящим Мастера Наэля. Он шел решительно и едва заметно улыбался.
- Как мотылек на свет летит,
- Лечу к нему и я,
- Там Семь Огней горят в ночи,
- Там родина моя, –
вспомнила Фенэ.
А где ее родина? Где горит свет для нее? В Аре? В садах имения ее отца, где она проводила детство, срывая спелые краснощекие персики и яркие апельсины с ветвей? Или в Чатане, где каждое утро начиналось с протяжного пения Мудрецов, когда она жила там с мужем? Или в ее собственном доме с широкими мансардами, в окружении ее рабов и слуг?
В Аре Фенэ – госпожа, благородная к’Хаиль, дочь героя и вдова героя, наследница древнего рода. А в Тарии она будет ниже, чем какой-то музыкантишка. Но ведь Гани Наэль все же возвращался в Тарию, где у него нет, как он признался, ни земель, ни других владений. Здесь он мог бы стать кем-то больше, чем просто странствующий певец. Фенэ знала не менее двух благородных вдов, которые хотели выйти замуж за Наэля. Но он упорно стремился на север; может, и вправду дело в мотыльках и огнях?
Гани Наэль подошел к стражам и громко, уверенно произнес:
– Но гражданина Города Огней вы же не можете не пропустить? – Он показал стражникам свой браслет на руке, видно, имевший для тарийцев какое-то значение. Фенэ и раньше примечала у него этот браслет, кажется, серебряный. На нем выгравированы птицы, чередующиеся с непонятными для нее символами.
– Это ты, Мастер Гани Наэль? – послышался скорее гром, нежели человеческий голос откуда-то сверху.
Наэль задрал голову, пытаясь разглядеть говорившего, и крикнул:
– Это ты, Седдик?
– А кто ж еще? – ответил голос.
– Твои ребята не желают вернуть в лоно Тарии истинного тарийца! Неужто за год я всеми забыт?
– Тебя забыть сложно, Гани!
– Так вели меня пропустить! Со мной еще ученик!
– Заходи вовнутрь – потолкуем, договоримся и о тебе и об ученике! Давно не слышал хорошей песни, а то от пения моих ребят горы дрожат, и я опасаюсь лавины! – Из башни над воротами послышался раскатистый смех. Стражи внизу тоже не сдержали улыбок, выглядевших чужими на их суровых лицах.
– Лавина скорее сойдет от твоего хохота! – выкрикнул Гани в ответ и направился к калитке.
Путь его шел мимо повозки Фенэ, он сделал небольшой крюк, чтобы подойти к ней и, заглянув под балдахин, спросить:
– О вас тоже договариваться, к’Хаиль Фенэ?
Она отчего-то… утвердительно кивнула.
Когда Гани Наэль вошел за стену, Фенэ через раба передала караванщикам, чтобы они прекратили спорить и становились лагерем. В любом случае – придется ли им поворачивать назад, или Наэлю удастся уговорить стражей пропустить их – отдохнуть перед дорогой хотя бы день не помешает.
Люди, рабы и свободные, засуетились, и уже через полчаса у обочины широкой дороги – лучшего места здесь не нашлось – вырос ее зеленый шатер. Она послала раба к Кох-То – пригласить ее под свой временный кров. Общества глупой и напыщенной подруги не хотелось – нужно было поразмыслить в одиночестве, но не пошли она приглашения – и Кох-То обидится.
Появился Ого. В последние дни путешествия он слишком много времени проводил с учеником Наэля, с этим странным мальчиком… Да, Фенэ сама поручила своему рабу следить за ним, но добытые Ого сведения пока никакой ценности не представляли. А убивать часы, болтая с Вирдом, Ого, похоже, нравится – она слишком мягка с ним, дала ему слишком много свободы, она забыла, что Ого – раб.
Рыжеволосый парень, широко улыбаясь, заглянул под балдахин и предложил руку для того, чтобы она вышла. Она взглянула на него, вздохнула: реши она идти в Тарию, ей придется обходиться без рабов. А Ого? Ого нужно будет либо отпустить, либо подарить Кох-То – та давно мечтает его заполучить; может, даже купит.
– Узнал что-то новое? – строго спросила Фенэ, выходя из повозки и направляясь к своему шатру.
Ого пожал плечами.
– Что рассказывает он о Тарии? – вновь спросила Фенэ и заметила легкое недоумение, проскользнувшее на лице парня. Ему было поручено выяснить у этого Вирда, кто он такой и откуда. А они, скорее всего, обсуждают прелести рабынь!
– То, что он рассказывает, я плохо понимаю… – ответил он. – Тарийские обычаи – такие странные…
– Он тоже стремится туда, как Мастер Наэль?
– Намного больше! – ответил Ого, кажется, искренне.
– Что же его так тянет?
Ого вновь пожал плечами:
– Он хочет… учиться… в этих… как их там – Академиях!
Да. Это похоже на правду. Но ей, Фенэ, в Академиях уже не учиться, и если она желает стать гражданкой Города Огней, то ей нужно найти другой способ.
– Скажи мне, Ого, а о чем мечтаешь ты? – Фенэ остановилась и внимательно посмотрела в его чистые, как безоблачное утреннее небо, голубые глаза.
Ого отвел взгляд и закусил губу, но тут же взял себя в руки и, как обычно широко улыбаясь, ответил:
– Следовать за тобой, моя к’Хаиль!
Фенэ хмыкнула:
– Скажи мне правду. О чем ты мечтал бы, будучи свободным?
– Такие мысли губительны для рабов, я стараюсь не думать об этом.
– Но все же? – настаивала Фенэ. – О чем?
Улыбка Ого опять спряталась, как солнце за тучей. Он был высок – на две головы выше нее, у него широкие плечи и сильные мускулы; сейчас, возвышаясь над ней, он не казался Фенэ рабом – с этим сосредоточенным выражением на лице, с этим шрамом, пересекающим щеку, – сейчас он был похож на воина не меньше этих вон стражей границы, что патрулировали, прохаживаясь по стене. Кутийская кровь даже в рабстве не превращается в воду.
Фенэ уже знала ответ, когда Ого наконец произнес:
– Любой кутиец мечтает взять в руки оружие… – Он встрепенулся, бросил на нее косой взгляд и поспешил добавить: – Но я… я – твой!
Фенэ кивнула: «Конечно же – мой!» – и продолжила путь.
В шатре еще не было Кох-То – та, как обычно, собиралась очень долго. Фенэ села на разложенные на коврах подушки, махнула рабу:
– Иди, Ого, мне нужно побыть одной. Но если увидишь, что Мастер Наэль возвращается, – тут же сообщи мне.
«Я пришла к самой границе… Мое прошлое и мое будущее готовы сразиться сегодня друг с другом, как и Ара с Тарией… Что я оставила позади? Рабов? Имя? Славу? Имения? Все, что могу потерять, когда начнется война… А что впереди? По ту сторону стены? Неизвестность… Неизвестность… И пустой риск… Я даже не знаю, пропустят ли меня!»
Она смахнула слезу, встала, подошла к одному из больших сундуков, стоящих в ее шатре, открыла, небрежно отбросила платья, лежавшие сверху, и взяла в руки небольшую коробочку с именем Ого на крышке – Права. Она сказала Гани Наэлю неправду о том, что оставила Права в Буроне. Здесь, в сундуке, спрятанные под одеждой, хранились Права на всех рабов, что были с ней в караване, – ровно девяносто четыре. Нет и десятой части от числа тех, кем владела Фенэ. Права Ого всегда лежат сверху. Она открыла коробку: вот локон его рыжих как огонь волос, вот его кутийская кровь… неужели когда-нибудь Фенэ смогла бы отдать это эффу? Кто она? Арайская госпожа или уже нет? Права тех, кого она решит отпустить, нужно будет прилюдно сжечь. Но до этого ведь еще не дошло? Может ли до этого дойти? Если бы отец ее был жив… он дал бы совет, он перевел бы ее через эту границу, на которой сейчас мечется ее сердце.
Фенэ спрятала Права Ого в расшитый кошель на поясе, а остальные прикрыла платьями и захлопнула сундук.
Гани Наэль
Вместе с тогда еще будущим Мастером Мечником Пятилистника Халом Седдиком Гани в былые времена выпил не одну кружку доброго пива и не одну чашу отменного вина, то и дело влипая в разные приключения во время своей учебы в Пятилистнике, хотя они и были из разных Академий. Этот высоченный и широченный громила, двуручный меч в руке которого казался детской игрушкой, а его громкий смех, да и просто голос могли и вправду вызвать лавину, был на самом деле добрейшей души человеком. Хотя, было дело, он избил Гани до полусмерти – с этого, собственно, и началась их крепкая дружба. Он хлебосольно принимал Наэля, накрыв стол всеми деликатесами, что нашлись в его пограничной башне: жаренная на вертеле баранина, огненные соусы, приготовленные местными горцами, козьи сыры, тонкие лепешки – тоже горские, множество сортов винограда и конечно же его хмельная кровь – вино! Здешнее вино на вкус иное, нежели фа-нолльское или арайское. Кровь Дракона, добытая с его Хребта… Где-то с год назад Гани вот так же хлебосольно принимался Седдиком за этим столом, правда, следуя не в Тарию, а из нее.
Как давно он не сидел на нормальном стуле… В этом путешествии Гани стер свою пятую точку о пни и камни, на которых по большей части приходилось сидеть. Сиденья в повозке, крытые коврами, – не в счет, так как они только и делали, что подбрасывали его на кочках и норовили превратить в отбивную, поэтому, даже когда повозка стояла, Гани испытывал к ним отвращение.
Он с блаженством потягивал вино, поглощал баранину и слушал Мастера Седдика. Гани узнал, что Ара вторглась в Доржену две недели назад – как раз тогда, когда они были еще в Диких землях. Тария отреагировала и первым делом закрыла границы. Со стороны нескольких имеющихся в гряде Сиодар перевалов, как естественных, так и искусственно созданных Одаренными, Тарии нечего было опасаться нападения, каждая пограничная застава имела такое же удобное расположение и стену, укрепленную Мастерами Силы, имеющими к тому расположение Дара.
Войска Тарии подтягивались к границам Доржены, но не так быстро, как хотелось бы.
– Что еще за ученик? – спросил Седдик, откинувшись на спинку стула. Он хорошо поработал челюстями, уничтожая свои же угощения, но Хал всегда славился своим аппетитом. В Пятилистнике даже посмеивались, мол, у него аппетит, как у Одаренного во время отлива Силы, только никогда не отпускает его. Но ведь такой махине мышц нужно поддерживать себя… – Его ведь с тобой не было, когда ты проходил здесь в прошлый раз. Нашел в Аре достойного преемника?
– Интересный парень, – ответил Гани откровенно, тоже откидываясь на спинку и выпрямляя ноги. – Похоже – Одаренный. К тому же бывший раб. – Здесь, за стеной, уже можно было не таясь говорить такие вещи.
У Седдика расширились глаза:
– Раб?! И Одаренный?!
– Ты же знаешь, Хал, этих арайцев. Им плевать, Одаренный ты или нет. Пошлют за тобой эффа – и тот разберется, что почем.
– И что, послали за ним эффа?
Говорить о случае с эффом, о котором парень поведал Гани, не стоило даже здесь, даже Седдику. Пусть об этом вначале узнают Мастера Силы.
– Да нет. Не послали. Послали пару убийц. Наверное, у хозяина его не было денег на эффа.
– Странно. – Хал потер подбородок, поросший щетиной. – Ты стал вызволять рабов? И брать в ученики Одаренных? Или хочешь отвести его к Мастерам Силы? На награду надеешься?
– Ну не бросать же мне его здесь, – пожал плечами Наэль. – Город Семи Огней – родина всех Одаренных.
– И то правда. Надеюсь, не ты устроил ему побег?
– Нет, не я. Я лишь немного его прикрыл, и когда ты его увидишь, сразу поймешь почему.
– Скажи сейчас! Ты же знаешь, я не отличаюсь терпением!
Гани усмехнулся – что правда, то правда.
– Мальчишка внешностью больше похож на тарийца, чем ты или я!
Седдик хохотнул:
– Ты, Гани, – междуморец! Седые волосы при черных глазах выдают твое происхождение так же ясно, как если бы у тебя на лбу было написано название города, в которым ты родился!
– Они не седые! Совершенно не седые! У тебя седины больше, чем у меня!
– Ладно… ладно, ты знаешь, о чем я! Так, значит, тариец? В арайском рабстве? Не думал, что эти дикари так обнаглели!
Седдик помолчал, обдумывая услышанное. Он не был недалеким, как большинство знакомых Гани людей, наделенных большой физической силой, даже наоборот, обладал острым пытливым умом, поэтому и стал командиром пограничной заставы.
– А эти к’Хаиль? Ты, Гани, всегда отличался умением извлечь выгоду из любой ситуации. Это ж надо, в такое время, и умудриться не просто добраться до границы, а доехать с комфортом в окружении дам и слуг! И за их счет, конечно?
– А как же! – хмыкнул Наэль. – Кстати, Седдик, попрошу тебя еще об одной услуге.
– Что? Хочешь еще кого-то перетянуть через границу? Парочку хорошеньких рабынь, которые скрашивали долгие ночи путешествия? Понимаю! До Города Огней еще не близкий путь. А на дворе осень, чем севернее, тем холоднее ночи…
– Нет, не парочку рабынь. А где-то с сотню, в том числе и рабов. Ну и еще одну к’Хаиль в придачу.