Crime story № 10 (сборник) Донцова Дарья
– Это не доказательство. Кольцо могло быть потеряно в бухте когда угодно. Это не доказательство. Единственным доказательством может быть твое чистосердечное признание.
– Признание… – эхом повторила Марина Викторовна. – Скажи, ты действительно любил Марину Кравец?
– Безумно. Любил издалека, как недосягаемую на небе звезду. Это чистая правда. Я даже вызнал номер ее мобильного, но ни разу не посмел позвонить, потому что понимал – таких поклонников, как я, полстраны, а то и полмира… Я терпеть не могу быть одним из многих, поэтому любил ее тайно, издалека.
– Тогда ты должен поверить мне! Поехали! – она нажала на газ. Движок откликнулся ревом, а колеса – душераздирающим визгом.
– Куда мы едем? – без особого интереса спросил оперуполномоченный.
– В бухту Дьявола! Мы пойдем с тобой на ту самую скалу, с которой…
Гамлет равнодушно пожал плечами и отчего-то проверил на поясе кобуру.
Плато было раскалено полуденным солнцем, как сковородка.
Марина Викторовна достала из сумочки сигареты, села на камень и закурила.
– Ты сегодня без маскарада, – сказал Гамлет, усаживаясь напротив и сканируя взглядом ее лицо, прическу, фигуру. – Ты очень, очень похожа на Марину. Даже жесты, даже мимика, даже голос и интонации… Ты действительно талантливая актриса, Римма, но до Кравец тебе далеко.
– Слушай меня и не перебивай, – оборвала его Марина Викторовна. – Все, что я скажу, – правда! Мне очень трудно рассказывать это, ведь как ни крути, а я совершила убийство. Жестокое, ужасное убийство. Никому теперь не докажешь, что я защищалась, что просто спасала свою жизнь, но я попытаюсь… – Она затушила сигарету о камень, встала и подошла к краю обрыва. Ей вдруг показалось, что если она встанет на краю пропасти, ее слова окажутся более правдивыми и весомыми. Ей показалось, что именно так нужно выстроить кадр, чтобы он держал внимание и будоражил душу.
Внизу ласково бились о берег волны. Природа помогала ей как могла – светом, солнцем, ветром, бескрайней гладью воды и даже тучками на горизонте, которые, непонятно было, закроют солнце или растворятся в небе, превратившись в безобидную дымку.
– Я в тот вечер немного выпила, – начала она рассказ, глядя на линию горизонта. – Не в баре, не в ресторане – так, купила в супермаркете бутылочку розового мартини и потягивала себе за рулем. Это был один из тех редких дней отдыха, когда я не стала надевать парик и гримироваться. Отчего-то никто не узнавал меня, и мне стало даже обидно. Гаишники не останавливали, чтобы взять автограф, прохожие не оборачивались и не кричали вслед: «Смотрите, да это же сама Марина Кравец за рулем!» Никто не пытался меня сфотографировать, хотя я ехала намеренно медленно и демонстративно пила за рулем спиртное.
Скука была смертная.
Жара и скука.
Наверное, поэтому я остановилась, увидев на шоссе одинокую голосующую девушку.
– Я вас узнала, – улыбнулась она, садясь в машину. – Вы…
– Я такая же отдыхающая, как вы, – перебила я девушку. – Кстати, вам не кажется, что мы очень похожи?
Девчонка оказалась блондинкой, с выжженными перекисью волосами. Мне неприятно сравнивать себя с ней, но мы действительно были очень похожи – черты лица, рост, телосложение, даже голос. Единственное отличие – возраст. Она казалась намного моложе меня.
Жара и скука сделали свое дело. Я разговорилась с попутчицей, которой, кстати, не понадобились ни мой автограф, ни определенное направление, куда бы следовало ее отвезти.
– Хотите, покажу вам бухту Дьявола, там очень красиво, – предложила девица.
Мне было все равно, куда ехать и что смотреть, поэтому я согласилась.
Она показала дорогу к высокой скале. Мы бросили машину внизу и полезли вверх по тропинке, по очереди отхлебывая из бутылки мартини.
Мне стало весело, скуку как рукой сняло, и жара уже не так докучала.
Девушка показывала дорогу и все время рассказывала какие-то глупые анекдоты. Я шла за ней – как последняя дура, забыв, кто я, не зная, кто она.
На скале и правда оказалось очень красиво. Вот как сейчас. Внизу море, впереди горизонт, а под ногами – горячие камни. Мы разделись и остались в купальниках. Мартини к тому времени уже закончился. Анекдоты у девчонки тоже. Она вдруг стала угрюмой и неразговорчивой.
Я начала травить какие-то байки про смешные случаи на съемках, во время рассказа повернулась к девчонке спиной и… получила сильный удар по голове. Удар был страшный оттого, что он оказался неожиданным. Я устояла на ногах, у меня крепкая голова – сколько раз я, отказываясь от дублерш, ударялась этой головой на съемках во время исполнения трюков, сколько раз меня били по темени, если того требовал сюжет…
Я обернулась. Девчонка стояла с перекошенным от злости лицом и с камнем в руке.
Я закричала и отпрыгнула от нее. А что еще было делать в такой ситуации? Расшаркиваться и узнавать причину агрессии?
Я тоже схватила камень. Небольшой, но очень острый.
Девчонка набросилась на меня. Она с остервенением била меня и бормотала что-то о том, что я непременно должна умереть. Я защищалась! Как? Да как тигрица! Умереть под градом ударов какой-то завистливой дряни я не хотела! Девчонка оказалась гораздо слабее меня, хоть мы были одного роста. Но я отстаивала свою жизнь! Свою славу! Свою карьеру! Поэтому силы мои утроились, нет, удесятерились… Кажется, это называется исступление. Или состояние аффекта? Не знаю, не скажу чтобы я себя не помнила, но очнулась я только тогда, когда острым камнем искромсала ей лицо до неузнаваемости.
У меня было ощущение, что режиссер вот-вот крикнет «Снято!» и можно будет идти смывать грим – после того, как я блестяще отыграла какой-то эпизод. Но режиссер ничего не кричал, софиты не гасли, а вместо грима лицо разъедал пот. Девчонка не дышала. Пульс не прощупывался. Я поняла, что совершила убийство, и никому, никому теперь не докажешь, что я защищала свою жизнь! Это означало конец работе, конец ролям, конец деньгам, конец славе, конец свободе, конец всему…
Я осмотрела труп. На пальце у девчонки блестело золотое колечко. Я сняла его, и правильно сделала, потому что внутри оказалось выгравировано ее имя – Римма Ромм.
В том, что делать с телом, я ни минуты не сомневалась. Я подтащила его к обрыву и… Она летела, как кукла, ударяясь о каждый выступ, о каждый камень. При таком раскладе я имела все шансы выйти сухой из воды. Вряд ли тело в таком виде опознают, а если его не опознают, кто свяжет убийство с моим именем?
Я взяла пустую бутылку из-под мартини с отпечатками наших пальцев и бросила со скалы в море. Туда же полетели камни, которыми мы наносили друг другу удары. Оставались ее шмотки – джинсы и кофточка. Я сожгла их на обочине, отъехав от бухты Дьявола километров на двадцать… Развела костер и сожгла. Все было сделано чисто, вот только кольцо я где-то потеряла. Где-то потеряла… Искать его в наступающих сумерках не имело смысла. Ну, что ты молчишь? Это я, я убила Римму Ромм! Я убила ее, а не она меня, слышишь?! Я – Марина Кравец! Та, которую ты тайно и безнадежно любишь! Неужели твое сердце не подсказывает тебе? У меня синий цвет глаз, а родинка на щиколотке – самая настоящая!
– Ты врешь, – Гамлет встал и сделал к ней шаг. – Ты правдоподобно, искусно врешь! Марина не могла стать убийцей! Даже защищая свою жизнь! Она не способна хладнокровно и размеренно разбивать жертве лицо острым камнем! Не способна! Она не могла сбросить со скалы тело, а потом с преступным спокойствием уничтожать улики! Она умерла бы сама, но не стала бы этого делать! – Гамлет сделал еще один шаг и выхватил пистолет. – Ты врешь! Врешь! – Он поднял руку и прицелился ей в лоб. – Врешь! Ты не Марина! У тебя в глазах синие линзы, а на щиколотке татуировка! У тебя аллергия на кокос! Римма Ромм еще в школе умела сочинять душещипательные истории, в которых правду трудно было отличить от вымысла! Трудно, слышишь? Я же говорил, что у тебя много талантов! Ты – Римма! Это говорят мои мозги, мое сердце, моя интуиция и мой здравый смысл! – Его палец дрогнул на курке, всего лишь дрогнул, выстрела не последовало, но нервы у Марины не выдержали.
Она сделала шаг назад, позабыв, что позади пропасть.
…Небо кувыркалось то вверх, то вниз, солнце яркими бликами сверкало в глазах, синее море плескалось то сверху, то снизу. Было не больно и вовсе не страшно от того, что впереди смерть. Было смешно, что она всего-навсего оступилась…
– Я уже не знаю, кто я! – из последних сил закричала она. – Не знаю! Ты почти убедил меня, что я Римма-а-а-а-а-а…
Жизнь заканчивалась тогда, когда лето находилось в разгаре, а солнце в зените. Это было обидно.
Последнее, что почувствовала то ли Римма, то ли Марина, – это жар в своих ранах.
Лето, Крым, год спустя…
Больше всего тетя Галя любила сплетни и семечки.
Сильней, чем она, сплетни и семечки любила только соседка Нюрка, но она могла выходить на лавочку только по четвергам, потому что в четверг у Нюрки забирали внуков.
Сегодня как раз настал четверг, и Нюрка во всеоружии – с карманами, забитыми семечками, – вышла на лавочку.
Сначала обсудили семью американского президента, потом перемыли кости эстрадным звездам, потом добрались до местного населения. Население было не то чтобы многочисленным, поэтому новости быстро закончились, но тут на горизонте появилась любимая тема для обсуждения.
В конце улицы показалась инвалидная коляска, которую катил молодой смуглый красавец. В коляске сидела бледная женщина с отрешенным лицом. Ее ноги прикрывал клетчатый плед, а руки, несмотря на жару, скрывали длинные черные перчатки.
У женщины были густые пепельные волосы, собранные в узел на затылке, и пронзительно-синие глаза.
Парень бережно катил коляску по улице, объезжая неровности и стараясь не выходить из тени.
– Вот бедняжка, – в тысячный раз принялась обсуждать любимую тему тетя Галя. – Такая актриса была! Такая красавица! Видно, не зря бухту Дьявольской кличут. Сколько народу там поубивалось! А живой только она осталась.
– Чем так жить, лучше насмерть разбиться, – вздохнула Нюрка. – Ее же по кусочкам сшивали, по косточкам собирали! Ни одного живого места не осталось!
– Да-а… А все равно, как красавицей была, так и осталась. Лицо-то не пострадало совсем!
– Берегла, видно, когда летела.
– Берегла. А Гамлет-то наш, кто бы мог подумать! Работу в милиции бросил, устроился начальником службы безопасности в банке, чтобы побольше зарабатывать, и женился на ней! Ну кто бы мог подумать! Ведь все девки в городе по нему сохли!
– А знаешь, что бабы говорят? – Нюрка нагнулась к уху тети Гали, потому что коляска как раз проезжала мимо них.
– Что? – прильнула к Нюрке тетя Галя.
– Да будто Гамлет наш специально актрису в пропасть спихнул, чтобы она, кроме него, никому не нужна была. Он уж такой влюбленный в Марину ходил! У него вся комната в общежитии была ее портретами увешана!
– Да ты что?! – поразилась тетя Галя, хотя слышала эту новость не первый раз. – Наш Гамлет?! Спихнул?! Чтобы никому не досталась?! Ох ты, господи, а я-то думаю, чего он вокруг коляски так увивается!
– А еще болтают, будто не Марина Кравец это вовсе, а Римма Ромм из местного драмтеатра. Уж больно похожа она на Кравец была. А Кравец будто карьеру бросила и с любовником-миллиардером на острова укатила. Вот.
– Да нет, я ж Маринку знаю, она у меня сарай снимала! Кравец это! Стопроцентная знаменитая актриса Кравец! Только вот не помнит она ничего после падения, и меня не помнит.
– И слава богу, что не помнит. Разве ж такой ужас можно помнить?
– Я, что ли, ужас?!
– Да не ты, а скала эта!
– А может, и помнит она все, да делает вид, что забыла… Зачем ей теперь прошлая жизнь?
– Может, и так. А к Гамлету она хорошо относится. Вроде бы даже любит.
– А кого ей еще любить-то в коляске? Врачей из клиники? Некого ей любить, кроме него.
Он катил ее бережно – объезжая неровности на дороге и стараясь не выходить из тени.
– Дорогая, тебе купить что-нибудь вкусное?
– Да.
– Мороженое?
– Лучше пирожное.
– Хорошо.
Он побежал к киоску, пристроив коляску в тени.
Она закричала ему в спину капризно и повелительно:
– Только чтобы без кокосовой стружки!
– Я помню, любимая!
Он вернулся обратно через минуту с двумя огромными шоколадными бисквитами со сливочным кремом.
Она взяла оба и начала есть, поочередно откусывая от каждого.
– Господи, как хорошо, когда не надо заботиться о фигуре! – ее глаза засветились счастьем.
– Куда сегодня поедем гулять? – он склонился над ней, заботливо поправляя плед.
– Как всегда, – улыбнулась она. – На дикий пляж!
– Что будем просить у Прокопа?! – засмеялся он.
– Как обычно, самого главного – здоровья и долгих лет жизни! Вперед, мой Гамлет! Вперед, мой любимый!
Толкая коляску перед собой, он помчался к морю, объезжая неровности и стараясь не выбегать из тени.
Лето продолжалось, и жизнь, как ни странно, тоже.
Виолетта Якунина
Роковой мужчина
За ним следили тысячи чертей. По одному за каждую погубленную жизнь. Да, он душегуб. Но разве у него был выбор? Был, наверное. Пошел бы лучше учиться на зубного техника, как мама хотела, а не в армию. Но сейчас уже ничего не переиграешь. Так чего же они его преследуют каждое полнолуние, эти прислужники преисподней?
Обведя тяжелым взглядом темное помещение, он решительно опрокинул содержимое стакана себе в глотку. До забвения осталось полшага.
– Хорош таращиться на меня! – прошипел он.
– Это вы мне?
– И тебе тоже, – не слишком уверенно подтвердил он.
Звук шел из того самого темного угла, который тревожил его последние полчаса. Ему уже давно казалось, что за ним наблюдают, но он старался держать себя в руках.
– Какого хрена?! – вспылил он внезапно. – Пошли вы все, мать ва-ашу…
Хотел уронить голову на сцепленные в единый кулак ладони, но промахнулся и приложился лбом к столешнице. Звук получился звучный, но боли он не почувствовал. Пришло великое Забвение и накрыло его с головой.
– Что, ваш дружок достиг кондиции? – жизнерадостным тоном осведомился у нее официант.
– Мой дружок?
– Ну да, вы же вместе пришли.
– Я с ним пришла?!
– А разве нет? Вы же все время болтали и заказывали, – официант неопределенно повел рукой над бокалами.
– О господи, конечно, нет!
– Так, девушка, я не понял? Вы что, не хотите платить?
Она ему сразу разонравилась. Он достаточно давно работает в общепите, чтобы уловить настроение клиента. Эта явно пыталась под шумок слинять. Она смоется, а у него на руках останется неплатежеспособный клиент – будет тогда морока.
– Почему это я должна за него платить? За себя заплачу, конечно. А он пусть сам… потому что мы не вместе… Я его вообще первый раз вижу!
Она так нервничала, что дернула замок сумки слишком сильно, и его заклинило. Пальцы не слушались, замок выскальзывал и не желал двигаться с места. Официант, почуяв неладное, тут же принял боевую стойку, как гончая со стажем.
– Так, минуточку, девушка! Ваш дружок выпил в десять раз больше вас. А вдруг у него денег нет?
Она попыталась протиснуться мимо официанта к выходу:
– Я заплачу только за себя!
Официант решительно преградил ей дорогу.
– То есть как это – вы заплатите за себя? А за него кто будет платить, я?
– Да кто угодно! Поймите, это – не мой дружок, как вы изволили выразиться, я его знать не знаю! В общем, все, я ухожу.
Дама, наконец, справилась со своей сумкой, добыла из ее нутра кошелек и достала довольно крупную купюру.
– Вот, возьмите, сколько я там вам должна?
– Не надо спешить, – вкрадчиво предложил официант. – Я сейчас позову администратора, пусть он с вами разбирается.
– Послушайте, чего вам от меня надо? Я пришла сюда одна. Выпила, – она покосилась на бокал и кофейную чашку, которые все еще не были убраны со стола. – Я не буду за него платить!
– Какие-то проблемы?
Администратор материализовался словно из воздуха.
– Приятель дамочки отключился, а она не желает оплачивать счет, говорит, что заплатит только за себя, – наябедничал официант.
– Он не мой приятель.
– Ее, ее, – закивал официант, – они весь вечер тут шушукались. И заказывали одновременно.
– Наглая ложь, – возмутилась девушка. – Он все время с кем-то говорил по телефону. У него хендс-фри. Вот со стороны и казалось… то есть могло казаться…
Она снова смешалась. Ей никогда не удавалось достойно отбивать обвинения, особенно огульные. Это было огульное.
– Вы не имеете права меня задерживать! – пискнула дама.
– Они вместе пришли и все время болтали. Теперь он отрубился, а она сваливает. То есть уходит, – поправился официант под жестким взглядом начальства.
– Счета разные? – сурово спросил администратор.
– Один, я у них сразу уточнил.
Они победили, а она проиграла.
– Ну, знаете, чтобы я еще раз зашла в ваше отвратительное заведение! Нате, держите, я заплачу за вашу подсадную утку! – она одну за другой вытащила из кошелька купюры. – Видно, дела ваши идут совсем плохо, раз вам приходится зарабатывать на беззащитных одиноких женщинах!
– Так, стоп, давайте без истерик, – ухватил ее за локоток администратор, – раз мы разрешили наш конфликт мирным путем, то все пойдет по правилам. Федя!
Официант сорвался с места в галоп и через минуту притащил от стойки бара книжицу с деньгами.
– Вот ваша сдача, – сказал администратор, не отпуская ее руки.
– Оставьте ее себе на чай, – презрительно процедила она.
– Спасибо, не в этот раз, – отрезал администратор.
Ей насильно сунули в руки деньги и чек.
– А мы поможем вам довести вашего друга до автомобиля.
– Что?! Ну уж нет! Мало того что вы заставили меня за него платить, так еще хотите, чтобы я его домой транспортировала?
– Послушайте, ну давайте не будем начинать все заново, – поморщился администратор. – Кому же, как не вам, доставлять вашего подвыпившего приятеля восвояси.
И они с официантом очень ловко подхватили под руки бездыханное тело упившегося клиента. В тот вечер обслуживающий персонал «Зеленого дракона» проявил невиданную бдительность и расторопность и мог собой гордиться. Дамочка безропотно позволила загрузить в свой пижонский «Dodge Nitro» отрубившегося товарища. Села за руль и покинула парковку.
Сначала был свет. Ослепительный свет бил по глазам, и это было очень больно. Потом включили звук. Кто-то резко повернул рычажок, и уши заложило от грохота. Грохот отдаленно напоминал музыку.
– Какого черта, – прохрипел Граф, и его перекосило от боли.
Болело все разом: спина и ноги, глаза и горло, голова – так та просто разламывалась. Вот это он надрался! Лучше бы он вчера сдох!
– Сделайте тише, мать ва-ашу!
Ему показалось, что он кричит, но он сипел, и его никто не слышал. Или не желал слышать. А он не мог пошевелиться, потому что тело затекло и мышцы не слушались команд его мозга. Радио орало как сумасшедшее.
Где он, черт возьми, находится? Может, в аду? Это так, скорее всего. Он чувствовал, что ему очень жарко. Настолько жарко, что одежда буквально промокла от пота. Но при этом его бил озноб. Ну конечно, так всегда бывает с похмелья. Хотя если он уже в аду, то какое может быть похмелье?
Граф усилием воли разлепил веки и попытался определить себя в пространстве и времени. Сфокусировавшись, он вздохнул с облегчением. И никакой это не ад. Просто его кто-то засунул в машину. Точно. Он лежал на заднем сиденье в салоне какого-то автомобиля, скрюченный, как эмбрион в утробе матери. Шофера за рулем не было. Воняло бензином.
«Мы на заправке», – подумал он.
Произошло какое-то быстрое движение, в таком состоянии ему сложно было улавливать причины и следствия. Хлопнула дверца. Кто-то сел за руль и завел машину. Радио на секунду смолкло.
– Вы кто? – спросил Граф.
– Фу, как вы меня напугали!
Он проморгался, чтобы ее разглядеть. Сзади засигналили, требуя освободить место у колонки.
– Я должна ехать, – извиняющимся тоном сказала дама.
Граф точно знал, что никогда в жизни не встречал этой женщины. Она была молода и породиста, как ахалтекинец. Граф не стал думать, как оказался в ее машине. Определенно, он вчера перепил, если не помнит, где подцепил эту красотку. Или она его подцепила?
– Вы кто? – предпринял он еще одну попытку.
И снова безрезультатно.
– Вы пришли в себя? Хорошо. Скажите, вы сможете добраться домой самостоятельно?
Он был не уверен, что способен хотя бы просто сесть, но решил не нагнетать атмосферу.
– А где мы?
– В районе горпарка. Мне надо было заехать домой, переодеться.
Ее голос показался ему смутно знакомым. Он поморщился. Гул мощного мотора, запах кожи сидений… нет, ничего… абсолютно ни о чем это ему не говорило…
– Вы спали как убитый даже после того, как я приняла душ и переоделась. Спустилась, и вы даже не пошевелились.
Ему показалось, что она нервничает. Так, так, она ездила домой, мылась-брилась или что она там делала, а он валялся в ее тачке.
– Сейчас мне надо в центр. Я могу вас высадить у метро или где пожелаете.
Он пожелал бы место на тихом кладбище. Все плыло в глазах и в сознании.
– А что было вчера?
– Вчера был четверг. Так где мне вас высадить?
Ага, похоже, он ее совсем не удовлетворил, раз она старается от него избавиться. Неудивительно. Кто способен на сексуальные подвиги в таком состоянии? Что она от него хотела? Заманила к себе в машину… Зачем вообще было что-то начинать, чтобы сегодня недовольно фыркать в его сторону!
Красная пелена полностью закрыла белый свет.
– Эй, вам что, плохо?
Какое там плохо! Ему так хреново, что непонятно, как он до сих пор копыта не откинул. Кажется, она припарковалась. Иначе как бы она смогла оказаться так близко? Она протиснулась между двух передних сидений и держала его обеими руками за голову. Зрачки ее были расширены от ужаса.
– Будете воду? – твердила она. – Воду? Это вас освежит.
Но даже не делала попыток дать ему попить. В ее огромных глазах плескался ужас. Он уже однажды видел такое выражение. Тогда он и вправду умирал на руках Андрона и видел ужас в его глазах столь же отчетливо, как и теперь.
– Что с вами? – спросила она, заикаясь.
– Хреново, – признался он.
И испытал давно забытое чувство смущения.
– Я отвезу вас в больницу, – строго сказала она.
– К черту больницу!
– К черту вас! – с неожиданным пылом воскликнула она.
Дальше он помнил не очень хорошо. Было жарко и холодно. Тошнило сильно. Кажется, его вырвало. Похоже, не один раз. Потом снова было темно. Потом… потом пахло госпиталем. Блин, как же он ненавидел этот мерзкий запах!
Как она ненавидела этот запах! «Пуазоном» пахло от врачихи, которая сказала, чтобы она забыла о балете. «Пуазоном» пахло от мамы, которая хотела, чтобы Мелисса стала балериной. Десять лет жизни ухлопали на нее лучшие балетмейстеры. И что толку? Нелепое падение с лыж, и все – прощай, сцена, прощай, светлое будущее, а ведь в ней кое-кто из педагогов отмечал талант! «Как глупо!» – сказала мама, придя навестить дочь в больнице.
«Ничего, дочка, не плачь, что хорошего в этом балете? – утешал ее папа. – Я всегда говорил, что с твоим талантом к живописи лучше идти в художники. На крайний случай, станешь архитектором, как дед. Представь, по твоим проектам будут строить дворцы и замки! Здорово?» «Здорово», – соглашалась она и ревела пуще прежнего. «Зато теперь никаких диет! – не отставал отец. – Кости срастутся, и жизнь начнется заново». Но кости срастались плохо, сказалось ее постоянное недоедание.
Мелисса провела большую часть реабилитационного периода в деревне у деда с бабкой. Дед обучал внучку азам изобразительного искусства, но она, обладая способностями, не желала прилагать должных усилий. «Да она просто боится, – однажды сказала бабушка, когда думала, что Мелисса не слышит их разговора с дедом, – неужели вы не видите, что она боится снова стать предметом больших семейных надежд? Ее мамаша могла бы стать чуточку менее эгоистичной и любить ее просто за то, что она есть. Но как это объяснить ребенку?» Мелисса поняла, что хотя бы одна союзница у нее в запасе имеется. Но глубоко ошиблась.
Бабушка была профессором математики. Однажды она в шутку предложила Мелиссе решить какую-то логическую задачу. Мелисса очень не хотела идти на пленэр с дедом, поэтому сделала вид, что ее страшно заинтересовала бабушкина задача. Она удалилась в свою комнату и пару часов читала Пикуля, потом за пять минут решила задачу и спустилась в столовую. Бабушка пришла в восторг от предложенного внучкой решения. Оказалось, что Мелисса пошла по самому интересному пути с точки зрения логики. И чтобы убедиться, что это получилось не случайно, бабушка выдала внучке еще пару заданий.
Через неделю большие семейные надежды ожили в отношении Мелиссы. Бабушка провозгласила внучку гением математики и проявила недюжинную настойчивость по развитию ее будущего именно в этом направлении. Маме и деду нечего было даже и пытаться воспрепятствовать! Мелиссу перевели в математический лицей, и муштра началась заново. Олимпиады, конкурсы всея Руси, выигранные гранты.
Но и в этот раз она подвела семью. Вопреки всеобщему неодобрению, Мелисса влюбилась, выскочила замуж сразу после школы. Поступила в тот же вуз, что и ее муж, и с красным дипломом окончила экономический факультет. Они с мужем организовали консалтинговую компанию и целых три года успешно вели совместный бизнес. А потом им взбрела в голову идея отметить Новый год вместе с родителями в Австралии. Собрались поздно, билетов не было, пришлось всем лететь порознь. Мелисса и свекровь вылетели на три дня раньше. А самолет, в котором летели ее муж и родители, пропал над океаном. В том же году умерли дед с бабушкой, ушли друг за другом.
И Мелисса превратилась в богатую и сумасшедшую вдову.
На ум пришла вчерашняя ночь. Ни одна нормальная женщина не потащилась бы в тот бар одна. И уж тем более не согласилась бы, чтобы ей навязали общество упившегося до чертиков забулдыги. Ни одна нормальная женщина не стала бы оплачивать его счет за выпивку и уже тем более не позволила бы загрузить к себе в машину этот полутруп. Вполне можно было дождаться милиции или даже самой ее вызвать, ведь она ничего противозаконного не совершала. Но она струсила.
На самом деле Мелисса боялась, что официант Федя окажется прав и она действительно притащилась в тот бар с мужиком-пропойцей, но благодаря своему сумасшествию об этом забыла. Она стала многое забывать в последнее время, поэтому и заплатила по счету, и позволила загрузить пьяницу к себе в машину. Она боялась, что приедет милиция и выяснится, что этот человек вполне ей знаком, и даже приходится братом или сватом. А что, часто страдает амнезией, о чем угодно может забыть!
Мелисса зябко поежилась. Ах, господи боже мой, если бы она была более решительной! Она пошла бы и сдалась в психиатрическую больницу, пусть бы ее там вылечили. Но нет! Она боится огласки. Она боится всего на свете.
Она сошла с ума от одиночества и горя. Слишком долго жила, как устрица в раковине, нигде кроме работы не появлялась, с людьми общалась только в связи со своими профессиональными обязанностями. И вот недавно она стала слышать потусторонние голоса, впадать в коматозное состояние, совершать множество необъяснимых поступков…
Слава богу, что ее кузины взяли над ней опеку! Они, конечно, быстро поняли, что с ней не все в порядке, но это хотя бы свои, родные, а если ее странности начнут замечать окружающие?
– А ну, перестань разводить сопли-слезы! Или иди сдавайся врачам, или возьми себя в руки! – сказала себе Мелисса.
Она не могла больше позволить себе углубляться в собственные переживания. Она решительно встала из-за стола, взяла свою сумку, подхватила со стола мобильник и вышла из кабинета.
Как же омерзительно пахло «Пуазоном» от ее секретарши!
– Вы еще вернетесь, Мелисса Вячеславовна? – секретарша смотрела немного озабоченно.
– Нет, пожалуй, я не вернусь, – призналась Мелисса.
– Значит, встречу с рекламщиками отменяем? – секретарша уткнулась в ежедневник.
Мелисса едва не шмякнула себя по лбу. Ну конечно же, она опять забыла о заранее запланированной встрече! Как быстро идет разрушение памяти! Какое это по счету упущение за неделю? Нет, лучше не думать!
– Перенесите встречу на завтра, – распорядилась Мелисса, – но предварительно сверьтесь с графиком, чтобы не было накладок, и уведомите меня по телефону.
Все правильно, когда на лицо «ляпсус» со стороны начальства, надо сделать морду кирпичом и завалить подчиненных указаниями. Хоть этого она не забыла!
– Всенепременно, Мелисса Вячеславовна, – кивнула Верочка.
Читать бесплатно другие книги:
