Командорские острова Волков Алексей

17. Новый посол

Хорошо жить в нормальной европейской стране. Территория небольшая. Все под боком. Дела и люди сосредоточены на крохотном участке. Даже если требуется куда-то съездить, то настолько недалеко, что, как правило, за несколько дней можно обернуться туда и назад. Если же дела требуют большего времени, то в крайнем случае на выходные можно быстро смотаться домой. Побыть с семьей, немного отдохнуть и вновь вернуться к отдаленной работе.

Другое дело – необъятная страна. Тут есть города, от которых скачи хоть во весь опор, все равно до ближайшей границы придется нестись, по выражению классика, три года.

Разыгравшаяся война потребовала некоторого напряжения, но почти ничего не меняла в жизни обычной глубинки. Не на одних шведах свет клином сошелся.

Огромные территории лежали в областях рискованного земледелия. Потому основная часть не такого уж большого по сравнению с бескрайними просторами населения была вынуждена выращивать урожай. Начали работать не так давно учрежденные мануфактуры. Велась торговля. Да мало ли дел?

Знающих людей было немного по сравнению с задачами. Потому, едва шведы были разбиты под Ригой, все, без кого в данный момент можно было обойтись, покинули театр военных действий. Что в этом театре делать простым зрителям?

Флейшман с Ардыловым сразу отправились в Коломну. Надо было успеть многое из намеченного к следующему году. Да и вообще, производство требует постоянного глаза.

А вот Валере Ярцеву по тем же делам пришлось ехать на юг.

Война со шведами была в тысяча семисотом году от Рождества Христова главной проблемой в жизни России. Главной – но не единственной.

Мир с Турцией был подписан, но доверия старый противник не внушал. В политике все просто – хочешь, чтобы тебя уважали, докажи свою силу. Или хотя бы продемонстрируй ее. Пусть первые торговые суда ушли в Средиземноморье через Дарданеллы, все равно приходилось держать на юге довольно значительные воинские силы. Помимо армии в Таганроге продолжал базироваться молодой русский флот. Новые корабли сейчас строились в меньших количествах. Сказывалась переброска части мастеров в Прибалтику. Да и средств на наращивание корабельных сил без всякой меры не было. Как и прямой нужды. Центр политической активности временно переместился на северо-запад. Здесь же пока требовались сдерживающие силы.

Помимо чисто политических задач флот играл учебную роль. Вдали от моря мореплаванию не научишься, а создавать кадры с нуля – вещь достаточно долгая.

Понятно, почему из всей компании для поездки на юг был выбран именно Ярцев. Балтийский флот был только заложен. Эта навигация в любом случае уже была пропущена. Частные корабли и суда ушли знакомым маршрутом в Европу, и опытному штурману в это время заняться в Риге было нечем. А тут надлежало проверить уровень подготовки Черноморско-Азовского флота, провести практические и теоретические занятия для слушателей Морской школы, будущих офицеров российского флота, обеспечить учения. Да и Флейшман еще просил проверить, как идут дела на верфях Воронежа и помочь оставленному там лучшему из русских корабелов Скляеву в проекте принципиально нового корабля.

Не любил Петр не занятых делом. Оставалось радоваться, что друзья и соратники пока не довели до царя лелеемой мысли о постепенном продвижении России от Дальнего Востока к Америке. Не довели все по той же банальной причине – для осуществления столь масштабных планов требовались время, деньги и люди.

Времени не хватало. Хотелось сразу и всего, а на практике постоянно приходилось возиться с кучей разнообразных мелочей, без которых не сделаешь ничего по-настоящему большого. Одна проблема влекла за собой следующую, та – другую, и так без конца. Громадное же большинство из них были вообще нерешаемы при нынешнем уровне техники. Ведь одно дело – изготовить примитивную пороховую ракету, и совсем другое – космический корабль.

Денег в казне не хватало на самое необходимое. Частный капитал компании Командора тоже вечно вертелся в самых разнообразных проектах, и выделить на экспансию потребную сумму не представлялось возможности.

Да и кем заселять, когда страна, можно сказать, безлюдная? Шестнадцать миллионов человек на огромную территорию. Тут впору к себе колонистов приглашать, как позднее в иной истории сделала Екатерина.

Но разговоры все же велись, и Ярцев знал, на кого из компании будет свалено дело. В том случае, если до него дойдут все-таки руки.

А странствия уже так надоели…

Выйти бы спокойно в отставку, поселиться в одной из подаренных деревень да зажить тихой жизнью! Куда там! Это во Франции такое вполне возможно и естественно. Петр требовал от дворян пожизненной службы. Посему мечтать об отставке было все равно что мечтать о переносе обратно в свое время.

Вопреки тайным мечтаниям и желаниям, выполнять порученную работу Ярцев привык добросовестно. В Воронеже он много времени провел со Скляевым, объясняя ему суть задания, ради которого самый способный отечественный корабел был оставлен на юге. Даже поприсутствовал при закладке будущего судна. Затем в Таганроге, согласно предписанию государя, осмотрел флот и на одном корабле вышел в море с курсом на Керчь. Команда на треть состояла из морских учеников, и всю дорогу Ярцев заставлял моряков производить всевозможные эволюции, раз провел артиллерийские стрельбы и почти постоянно учил, учил, учил тех, кто когда-нибудь придет ему на смену.

Вторая половина плавания выдалась на редкость тяжелой. Разыгравшийся шторм едва не утопил корабль. Больше половины людей укачалось настолько, что только физическое воздействие (проще говоря – кошки) боцманов заставляли моряков бороться за свое спасение. В довершение в Керченский пролив в такую погоду войти оказалось невозможным. Пришлось вновь отходить от берега и пережидать непогоду посреди открытого моря.

Три дня, с точки зрения новичков целую вечность, пришлось болтаться по волнам и ветрам. И лишь когда морские боги сменили гнев на милость, лечь на нужный курс.

Внешне Керчь выглядела почти такой же, какой Валера запомнил ее по прошлому году. Новых строений практически не было. И в то же время что-то неуловимо изменилось и в городе, и в крепости. Или все дело было в попадавшихся на каждом углу солдатах, а то и простых людях в русском платье, купцах, мужиках? Посреди древнего города вдруг повеяло русским духом, хотя население его было крайне многонациональным. И первая построенная церковь мирно уживалась со старой мечетью.

Напрасно молодые моряки надеялись на отдых. Ярцев поставил на ремонт всех. Старый флотский закон – прежде приведи в порядок корабль, а потом веселись на всю катушку. Мало ли дел на корабле после шторма?

Лишь на третий день Валера отпустил людей на берег с предупреждением, что утром корабль уходит в обратное плавание. Приближалась зима, и следовало спешить в родную гавань.

Впрочем, ближе к вечеру коменданту крепости, у которого гостил Ярцев, сообщили о приближении с юга неизвестного корабля. Комендант, племянник Головина и человек сухопутный, заколебался – не объявить ли боевую тревогу?

– Зачем гоношиться, блин? – недовольно буркнул Ярцев. – Ну, корабль. И что? Раз он один.

И лишь потом сквозь легкий хмель берегового отдыха пробила мысль: «А чей он, собственно, раз Черное море до сих пор было внутренним озером султана?»

Ответ пришел быстро. Стоило Ярцеву один раз взглянуть издали на флаг. Да и как не признать, когда не столь давно в бытность в Европе приходилось видеть точно такое же полотнище у себя над головой?

– Кто они? Кто? – волновался Головин.

Словно была особая разница. Нет, могла бы теоретически быть, да только шведам здесь взяться было неоткуда.

– Французы, – коротко произнес Ярцев.

И хоть никогда не отличался особой сентиментальностью, но сердце разок все же екнуло. Вдруг кто из знакомых?

– Французы? – переспросил комендант и досадливо качнул головой. – На каком же языке мы объясняться будем? У меня и толмача таковского нет.

– Я сам переведу, – улыбнулся Валера и добавил любимое: – Ядрен батон!

Но гораздо больший сюрприз ждал Шкипера спустя пару часов, когда шлюпка с французского фрегата уткнулась в берег. Встречавший ее Ярцев сразу признал сходящего на твердую землю франтоватого дворянина. Был тот после плавания немного уставшим, однако взгляд его встретился со взглядом Ярцева, и глаза сверкнули искренней радостью.

– Валери!

– Мишель, блин!

Мужчины обнялись. Вот уж кого Валера точно никогда не надеялся увидеть! Память поневоле воскресила старые картины. Тюрьма, ожидание кары, неожиданное избавление в лице ворвавшегося Командора, а за его спиной – нынешний путешественник со шпагой в руке.

Как давно это было!

– Откуда вы здесь? Решили навестить? – От волнения Ярцев даже позабыл вставить в речь неизменное «блин».

– Решили. Причем не я, – широко улыбнулся д’Энтрэ.

– Наташа? – догадался Валерий.

– Берите выше. Его Королевское Величество собственной персоной. Хотя Натали была очень рада.

– Король? – не понял Ярцев.

– Он самый. Отныне я назначен полномочным посланником при дворе русского царя. А если все будет хорошо, то и послом.

– Блин! – помотал головой Ярцев, а чуть позади переминался комендант:

– Что он говорит?

Долгое время никаких русско-французских отношений практически не было. Если не вспоминать Ярославну и прочих личностей совсем давних лет. Вернее, как? Стороны прекрасно знали о существовании друг друга, изредка обменивались какими-то письмами, поздравлениями и прочим. На этом вся дипломатия завершалась. Между двумя странами лежала вся Европа с ее многочисленными государствами. Попробуй доберись!

Впрочем, до Петра путешествия русских за границу не поощрялись. А французы считали, что делать им в России попросту нечего. Торговля была перехвачена давними соперниками – англичанами. Делить с русскими было нечего. Других проблем хватало. Тут Испания под боком. Опять-таки, Голландия. Англия, Австрия… Да и за Атлантикой лежат земли, лишь по недоразумению присвоенные кем-то другим. Так что в целом отношения были безразличными. Ни одна страна ни представляла для другой опасности, ни оказывала помощи.

Взаимное равнодушие сдвинулось с мертвой точки стараниями молодого Петра. Не в лучшую, надо признаться, сторону. В окружении юного царя было немало англичан и голландцев, давних недругов Франции. От них Петр воспринял не только любовь к всевозможным техническим штуковинам, но и стойкую неприязнь к далекому, пока ничем не виноватому перед Россией государству. Вплоть до того, что с шумом и помпой отметил пару побед англичан над супостатом.

Даже во время своего вояжа в Европу во Францию Петр демонстративно не заглянул. А уж что посланников Короля-Солнца не принимал – о том можно и не заикаться.

Командору с приятелями пришлось приложить немало сил, чтобы хоть чуть нормализовать ставшие странными отношения. Политика не признает такой категории, как неприязнь. Хорошо все, что может быть выгодно. Франция проявила интерес к русским товарам, как традиционным, наподобие пеньки, так и к новым, тем, которые начал производить Флейшман. Итогом стала помощь в заключении мира с турками. Особенно в той части договора, который разрешал торговым судам свободно проходить проливы.

Помимо собственно экономической выгоды Людовик преследовал иную цель. Русские товары традиционно скупали враги-англичане. Значит, получив что-то из России напрямую, Франция косвенно наносила ущерб вечному сопернику.

В Париже сочувственно отнеслись к началу русско-шведской войны. Несколько лет назад Швеция входила в Аугсбургскую лигу, и борьба с ней как бы являлась продолжением затихшей европейской войны. Новые сражения маячили не за горами (вернее, как раз за горами, конкретно – Пиренеями), потому чем дольше русские воюют с одним из возможных противников, тем лучше.

Проигрышу России никто в Версале особенно бы не огорчился. Самонадеянные московиты получили бы свое, и над ними бы искренне посмеялись, втайне мечтая о вторжении шведов в русские пределы с дальнейшим взаимным кровопролитием. Но вместо ожидаемого поражения от лучшей армии Европы едва появившиеся в качестве реальной силы русские смогли разнести противостоявшее им войско в пух и прах.

Самым интересным было услышать в числе наиболее отличившихся фамилию человека, еще не так давно активно сражавшегося под знаменами французского короля. Вернее, фамилию он перевел на местный язык, но при дворе нашлись советники и знатоки, которые смогли подтвердить, что, по всем данным, Кабанов и Санглиер – одно и то же лицо.

По мнению некоторых приближенных, вполне согласных с королем, это давало некоторый шанс не только сблизиться с Россией, но и вступить с ней в союз. Солдаты лишними не бывают, и гораздо лучше, когда третьи страны сражаются на твоей стороне, чем на стороне неприятеля.

Первоначальные проанглийские симпатии Петра секретом не являлись. Сменить их на диаметрально противоположные было трудно, но чужих трудностей Король-Солнце не признавал.

Кто-то подсказал, что Командор был дружен с Мишелем д’Энтрэ. И вот уже в далекую провинцию помчались королевские гонцы. Король срочно требовал своего подданного к себе.

– На аудиенции Его Величество выразил пожелание, чтобы в Россию в качестве посланника отправился я, – рассказывал Мишель. – На мое оправдание, что я воин, а не дипломат, он ответил, что верит в мои способности. Да и может ли быть иначе, когда перед ним представитель такого старого и знатного рода? А тут еще Натали… Я же знал, как ей хочется повидать своих подруг, и согласился. И вот я здесь.

– А супруга? – Все же в беседе с породистым аристократом называть его жену фамильярно по имени было не очень удобно.

– Разумеется, со мной. Просто подумалось: среди здешней дикости появление прекрасной женщины может вызвать нежелательные последствия. Я ничего не боюсь, но впереди еще такая длинная дорога! – искренне поведал Мишель.

Валера лишь покачал головой. Откуда взялись вековечные представления о России как о стране кровожадных дикарей? На себя бы лучше хоть раз внимание обратили!

– Конечно, в дороге может быть всякое, – как можно мягче произнес Ярцев, – но поверьте, Мишель, шансы нарваться на разбойников ничуть не выше, чем в Европе. А уж про города говорить нечего. Даже про такой, как Керчь, лишь недавно ставший русским. Так что можете смело свозить на берег свое семейство.

– Я распоряжусь. – Судя по немедленному отзыву Мишеля, за томящуюся на корабле супругу он искренне переживал.

Пока они не спеша беседовали во дворце коменданта, снаружи наступила темная беззвездная ночь. Лишь огонь фонарей освещал ближайшую улочку да светился фонарь на идущей к французскому фрегату шлюпке.

– Правда, что Командор стал большим человеком при дворе царя? – спросил посланник.

– Большим – да. Но при дворе – вряд ли, – посмеялся Валера. – Блин, он и генерал, и адмирал, и кавалер высших орденов. Только у нас нет двора в его европейском понимании. Балы, приемы… Даже не знаю, стоит ли это, ядрен батон, заводить. Хотя, наверное, придется…

Ярцев вздохнул, представив, как его Женевьева отплясывает с пьяными (зная манеры Петра) кавалерами. Тут поневоле задумаешься: стоит ли перенимать с Запада все без разбору?

– Ладно, сами увидите, – продолжил Валера. – А так – все наши офицеры заняли кое-какое положение. Даже я теперь капитан первого ранга и личный шкипер царя. Государь щедро награждает за заслуги. Хотя и работы требует. Лучше скажите, как вы рискнули идти морем перед самой зимой? Тут же бывают такие шторма!

– Испытали. Но сушей еще хуже. Через Австрию, с которой, того и гляди, может разразиться война? Нет уж. Морем надежнее. Только очень долго. Лоцмана хоть дадите? Наши офицеры совсем не знают Азовского моря.

– Зачем вам лоцман? Завтра я ухожу в Таганрог. Можете пристроиться в кильватер. Скоро могут начаться морозы, потому лучше не медлить.

Мишель вздрогнул. О легендарных российских морозах он наслушался достаточно и заранее страшился встречи с ними.

– Хорошо. Но мы взяли с собой теплые вещи, – а про себя подумал: настолько ли они теплые?

– Тогда вместе и поедем. Мне все равно надо заглянуть в Москву. Там я вам помогу пристроиться до приезда царя.

– А он разве не в своем дворце? – удивленно приподнял холеную бровь француз.

– Петр Алексеевич бывает в нем от силы пару месяцев в году. А когда и еще реже. Государство огромное, а наш царь любит все делать сам. Так что в столице он теперь будет вряд ли, – охотно пояснил Валера.

Вообще-то Наташа могла сообщить это своему мужу сама. Уж характер-то Петра известен всем, кто в грядущие века будет жить в России.

Может, и сообщала, да Мишель не поверил. На фоне важного Людовика труженик Петр смотрелся белой вороной.

Ничего. Познакомится с государем, сам убедится: на Руси главным для монарха является не развлечение, а труд.

– Петр, наверное, сейчас в Лифляндии. А может, в Эстляндии, – докончил Ярцев, наблюдая, как шлюпочный огонек скользит обратно к берегу. – И Командор где-то там…

18. Флейшман. Размышления и подарки

Командор с Петром появились в Москве почти сразу после взятия Нарвы. Без всякой помпезности и театральности, столь любимой иногда молодым царем, два дирижабля высадили людей, а утром умчались за следующей партией.

Я сразу узнал о последних новостях от прискакавшего курьера и в свою очередь по первопутку отправился на встречу победителей.

Москва ликовала. Даже те, кто втихомолку осуждал государя, искренне радовались убедительным успехам русского оружия. Давненько войны не были настолько победоносными. А победы над внешним супостатом в глазах народа искупают многое.

Трезвонили церковные колокола, празднично одетые люди поздравляли друг друга, на Красной площади глашатаи выкрикивали очередные реляции… И все это на фоне искрящегося на солнце свежего снега.

Красиво…

Война продолжалась, но кампания этого года была закончена. Часть войск оставалась для охраны вновь присоединенных к России земель. Прочие уходили на зимние квартиры. В основном – не слишком далеко от Прибалтики. И лишь несколько полков получили приказ идти на Москву для участия в торжествах.

Командора в столице не было. Улетел опять к Нарве. Пилотов было немного, потому и Сергей, и Алексашка в данный момент были вынуждены заниматься вульгарными перевозками.

Петра мне застать не удалось. Он носился по широко раскинувшейся столице, решая накопившиеся за время отсутствия дела, а может, просто похваляясь успехами. Везде мне отвечали: «Только что был, но умчался». В конце концов это надоело так, что я отправился в свой московский дом. Появился у меня в последнее время и такой. Не ночевать же по знакомым во время частых поездок по делам!

С Командором мне довелось увидеться только утром. Он сам заявился ко мне довольно усталый, но возбужденный и довольный.

Рассказал некоторые подробности последних дел. Выслушал мои. И лишь тогда объявил мне о прибытии в Россию лорда с сэром и о разводе Мэри.

– Так что скоро женюсь. Мэри готовится креститься в православие. С этой стороны проблем не будет. Кто посаженный отец, говорить не надо.

Еще бы! Любил русский царь выступать в подобном качестве. Особенно – если речь шла о его приближенных. Будь то вельможа или простой солдат.

– Вы все, разумеется, приглашены, – докончил Сергей.

– А ведь церковный брак – на всю жизнь. Не боишься?

– Чего бояться в мои годы? – улыбнулся Командор.

– Исповеди, – нашел я.

– Не страшно. Все, что было до крещения, Церкви не касается. Тут я как младенец, начинающий жизнь с чистого листа. А сейчас… Не такой уж большой я грешник, чтобы не заслужить прощения, – серьезно ответил Сергей. – Разве что не тверд в вере.

– Или вообще не веришь? – уточнил я, сам уж не знаю зачем.

– Не знаю. По-моему, верить по-настоящему я вообще не способен. Я же прекрасно знаю: Земля – не пуп Вселенной, а довольно заурядная планета, вращающаяся вокруг довольно заурядной звезды, в свою очередь находящейся на периферии заурядной галактики, а галактик тех считать – не пересчитать. Хотя порою мне кажется, что существует в мире некая высшая сила, которую можно назвать Богом за неимением другого термина.

Тут я с ним был согласен. Атеистом я не был. Верующим тоже. Но существование Бога готов был признать.

– Опять-таки опиум для народа, – поддел я Сергея главным образом для порядка.

– Почему обязательно опиум? Скорее, нравственная основа. – Командор был настроен явно философски. Это бывало с ним редко. Наш предводитель больше внимания уделял вопросам сугубо практическим. Но иногда каждому хочется разобраться в тайнах мироздания.

Разум дает нам только знания, а нравственность – религия. Мораль христианина – одно, язычника – другое, твоих соплеменников – третье, мусульманина – четвертое. Даже коммунисты после разрушителя Ленина вынуждены были создать некий суррогат религии. Помнится, у Пушкина к одной из вещей был эпиграф «Нравственность в природе вещей». Но в природе нет нравственности. Потому либерасты наших дней отказались от всякой морали. «Не укради» – но почему, если, украв, я стану жить лучше? Главное – не попасться. «Не убей», «не прелюбодействуй»… Так можно пройтись по всем заповедям и обнаружить, что жить гораздо легче без них. И в итоге оказаться в тупике, слишком хорошо нам знакомом по прежнему времени. Нет уж, лучше религия. Плохому она не учит.

– А как же испанцы, с упоением резавшие и грабящие еретиков? Святая инквизиция? Суровые протестанты, уничтожившие коренное население Америки? Наши бывшие коллеги по пиратскому цеху, наконец? У них, если помнишь, в сундуке обязательно лежала Библия. Хотя большинство читать не умело.

– Инквизиция, положим, рассчитывала спасти души… – Сергей попытался затянуться трубкой, но табак весь выгорел и пришлось выбивать его, потом набивать трубку по новой.

– Ладно. А остальные? – не сдавался я.

– Остальные? – Командор вздохнул. – Протестантов в расчет можно не брать. У них во главу угла поставлен личный успех. А вот прочие… Понимаешь, Юра, если при наличии такого сдерживающего фактора люди ведут себя хуже скотов, то что будет, если их лишить даже основы? Представляешь?

Конечно, представлял. В нашем веке я был мирным человеком, не имевшим дело с оружием. А тут довольно скоро стал убивать, чтобы не быть убитому. Потом – просто чтобы выжить. А затем уже – по мере необходимости без жалости и ночных кошмаров. И это я, человек иного времени и воспитания.

Но согласиться я не успел. Во дворе поднялась суматоха, и минуту спустя к нам ввалился Петр в сопровождении неизменного Алексашки.

Первым делом царь налил из стоявшего на столе штофа водки в попавшуюся под руку чарку, залпом выпил ее и лишь потом поздоровался со мной.

– Помнится, кто-то обещал мне новое чудо показать. Даже уговорил Скляева ему отдать, – намекнул царь.

– Так по весне, – напомнил я. – Но сложа руки не сижу. Школу мастеровых открыл. Для расширения производства нужны умелые люди, а взять их негде. Даже в Европах таковых нет. Вот теперь набираю со всех сословий. Главным образом – молодежь, но обращаются и люди зрелые, кто работал по какой-нибудь близкой специальности. Кстати, государь, надо бы давать вольную тем, кто хочет и имеет способности учиться. В идеале – поискать по городам и деревням, а не только в наших вотчинах да в Коломне с Москвой. Людей очень мало, а дел много.

– Я тебе еще деревень отпишу, – вскользь заметил Петр.

– Ко многим работам необходим талант.

– Брось. Человек научится всему. Надо только заставить.

Сам Петр последнему принципу следовал всегда. Ставил людей в шеренгу, не считаясь с возрастом и происхождением, после чего первый десяток превращался в моряков, второй – в дипломатов, а третий – в пушкарей. Никакие личные предпочтения в расчет не брались. Надо – и точка.

– Разумеется, – согласился я. – Но талант у каждого разный. Один не поднимется выше подмастерья, а другой достигнет немыслимых высот. У каждого человека в любом деле есть некий потолок, который не перепрыгнешь. Потому и необходим отбор самых способных.

– Так отбирай, – отмахнулся Петр. – Подготовь бумагу, я подпишу. Как производство?

– Растет. – Мне было чем похвастать. – Бумаги за месяц произвели в два раза больше, чем в январе. Выпуск ружей тоже возрос. Паровиков скоро будем собирать по три в месяц. Стандартных, не считая более мощных. Короче, выпуск всех товаров растет. Ардылов обещал ткацкий станок немного усовершенствовать для простого народа. Все равно зимой крестьяне ничего не делают, так пусть хоть парусину какую ткут. И им лишний доход, и государству польза.

Петр не удержался, через стол хлопнул меня по плечу своей длинной рукой.

– Слушай, почему у вас все получается? Сердце зело радуется, глядя на вас. Все бы такие были, давно бы построили здесь рай земной.

– Потому что мы не гонимся за Европой, а стремимся быть впереди нее, – ответил за меня Командор. – Еще обязательно надо создать несколько учебных заведений. Обязательно – техническое училище, которое бы готовило специалистов для самых разных производств, университет. Вот только преподавателей хороших найти. В идеале открыть школы для народа. Чем грамотней население, тем больше путей открыто перед каждым человеком. Соответственно – лучше для государства. Но это потом. Сначала надо какие-нибудь программы составить, учительские школы создать. Да и платить… Казна, насколько понимаю, опять пустая.

Вечная беда – нехватка денег, рабочих рук и голов. Не зря мы при каждом удобном случае стараемся внушить Петру, что одна из первейших задач – увеличение населения. А пополнение казны – торговля, производство в сочетании с поиском ископаемых.

– Война… – Петр сам хотел скорейшего подъема России. Но война тоже отняла немало денег. Да и прочие бесконечные проблемы.

И вновь разговор был прерван. На этот раз – известием о возвращении Ярцева и скором прибытии в Москву французского посланника.

– Надо идти встретить, – поднялся Петр. – Едем со мной. По дороге все обговорим.

– Свадьба-то хоть когда? – поинтересовался Алексашка, торопливо дожевывая кусок окорока.

– Как только Мэри примет православие. Каноны она выучила. Надеюсь, не сегодня завтра крестится. Мне откладывать тоже не с руки, – хмыкнул Командор.

Разумеется, если учесть, что не за горами Рождественский пост, а во время поста никакие браки не заключаются. И даже сам царь что-либо изменить в том бессилен.

Петр рассмеялся, будто услышал откровенную скабрезность.

Впрочем, ничего большего в отношении Мэри он себе не позволял. Все же дочь знатного британского лорда. Да и поведение избранницы Командора было таким, что лишний раз подумаешь, говорить про нее что-либо или нет.

Прием французского посланника представлял смесь между Россией старой и новой. Наличествовали бояре из до сих пор не распущенной Думы. Уже без классических бород и даже без шуб, в предписанном польском или немецком платье, но все еще с остатками спесивости. А в дополнение к ним – новая служилая знать. Количеством знатных предков многие из них похвастать не могли, зато кое у кого на груди сверкали ордена за последнюю шведскую кампанию. Даже я, скромный мирный человек, имел Георгия третьей степени за баталию под Ригой. А что говорить о Командоре с его второй?

Собственно, из наших мы были вдвоем. Валера вроде бы прибыл с юга, но уехал повидать семью. Калинин отправился в Европу. Ардылов трудился. Сорокин сидел в Риге. Ширяев вместе с Клюгенау, Гранье и Петровичем вел полки к Москве. Кротких тоже где-то мотался. Поневоле вспомнишь счастливое карибское время, когда мы практически каждый день были вместе!

Новым для меня было присутствие на церемонии царевича Алексея. Видно, Петр внял нашим общим уговорам и решил потихоньку подключать наследника к делам. Пусть мальчонку он в память матери не слишком любил, но дети государя – дело государственное. Прошу прощения за невольный каламбур.

Но что не просто удивило, а едва не вогнало в ступор – личность посла. Всего я ожидал, только не нашего Мишеля, с которым, был уверен, в нынешней жизни увидеться нам не суждено.

Вот, поди ж ты… Жизнь еще не разучилась подбрасывать нам всевозможные сюрпризы. Даже приятные. Мишелю-то было полегче. Он успел узнать о нас многое. Да и сразу стало понятным, почему послали именно его. А вот для нас прибытие хорошего приятеля явилось сюрпризом.

Вручение верительных грамот – процедура утомительная и неинтересная. Стандартные движения, положенные вопросы, расплывчатые ответы. Ничего выходящего за рамки установленного протокола. Потому Петр, как человек конкретных дел, сразу после приема назначил посланнику аудиенцию. Чтобы поговорить уже более четко. Почему, зачем и что мы с этого можем иметь?

Тут уже не было никакой Думы. Любой представительный орган – это прежде всего пустая болтовня. Потому – лишь несколько ближайших соратников, в число которых на этот раз вошли мы с Командором. Помимо прочего – как знатоки французского вопроса. А то и как бывшие подданные Франции.

– Вначале позвольте мне, Ваше Величество, выполнить приятное поручение, возложенное на меня королем, – приятно улыбнулся Мишель и после милостивого кивка Петра торжественно встал. – От имени и по поручению Его Величества за заслуги в прошедшей войне Серж де Санглиер награждается орденом Святого Людовика первой степени и пожизненной рентой, – изрек посланник, к удивлению всех присутствующих.

После чего Командору были вручены соответствующие знаки и грамоты. Недурной ход – попытаться привязать бывшего подданного пожалованием высокой награды, когда даже прославленный Барт имел лишь вторую степень.

Впрочем, наград у Командора хватало и русских. Разве что Георгий был второй степени, но я не сомневался, что скоро Сергей сдаст его в учрежденный недавно Капитул орденов в обмен на первую. Война-то еще не окончена, и должен кто-либо стать первым кавалером первой степени.

Завистливо сглотнул Меншиков. Награды Алексашка любил до безумия. Не меньше, чем деньги и почести. И жадно пытался собрать их везде, где только можно. Но вот беда – король Людовик вряд ли знал о существовании будущего Светлейшего. Знал бы – может быть, и расщедрился бы на всякий случай.

После поздравлений пошел собственно разговор о главном. Если вкратце, то король предлагал свое посредничество в заключении мира со Швецией. Франция признавала все завоевания России в Прибалтике, очевидно даже те, о которых еще не было известно в Версале. Ведь пока Мишель добирался, случилось многое.

Интересно, а если бы мы проявили прыть и захватили Стокгольм, это тоже было бы признано?

В посреднике Петр нуждался. До сих пор все предложения о мире не находили ответа. Потеряв в течение лета и осени заморские колонии и потерпев ряд поражений, на капитуляцию шведы не шли. Конечно, не говоря уже об амбициях короля, которому, кстати, случившееся вполне может стоить трона, официальное признание поражения немедленно выбросит Швецию из числа тех держав, с которыми считаются в мире. Одно дело – проиграть в тяжелой войне, и совсем другое – встать на колени после первой же проигранной кампании.