Хрустальная колыбель Юрьев Сергей

– Я не могу придумать.

– А что у вас кричат, если заблудятся в лесу?

– Как что? Ау!

– Вот пусть я и буду для тебя – Ау… – Она сидела рядом, закутавшись в волосы, а из глубин ее зеленых глаз вновь поднималась вечная печаль. – А теперь я должна исчезнуть… – Ау сняла с пальца колечко, выточенное из черного дерева, и надела ему на мизинец. – Чтобы продолжать жить, мы, Древние, должны всё глубже погружаться в Ничто, и каждый раз всё труднее возвращаться. Наше время кончается… Оно, наверное, уже кончилось, только мы еще не можем в это поверить. В этом кольце скрыта крупица Небытия, и когда тебе будет очень нужно, оно исполнит одно твое желание, даже самое невозможное. Может быть, оно тебя спасет, а может – и погубит, но мне больше нечего тебе оставить…

Глава 14

Ветер гонит пушинку, течение вод уносит ветку, судьба ведет человека. Но если бы не было пушинки, ветки, человека, зачем тогда ветер, течение вод, судьба…

Служитель Лист. Трактат о сути незримых явлений, 688 г. от Великого Похода

Челн пришлось покинуть раньше, чем гребцы перестали справляться с убыстряющимся встречным течением – река сузилась, и с правого берега из зарослей начали то и дело со свистом прилетать стрелы. В конце концов бронзовый наконечник вонзился в фигурку Зеуса, украшающую нос суденышка, а это было настолько дурным знаком, что кормщик Серко наотрез отказался плыть дальше.

Они высадились в сумерках на крутом берегу, возле высокой, почти отвесной скалы. Пров заправил в штаны длинные полы своей накидки, ловко забрался наверх по едва заметным уступам и сбросил вниз веревку. И как только за нее ухватился Ойван, последний из троих, челн тут же отвалил от берега.

Первую ночь провели тут же, в небольшой пещерке, договорившись по очереди караулить вход. Среди ночи Ойван вдруг ощутил, что какой-то острый камушек упорно впивается ему в бок. Он приподнялся, стараясь нашарить под собой неровность, и сразу же обнаружил, что Прова, который как раз должен был находиться на посту, в пещере нет. Волхв исчез вместе со своим заплечным мешком.

– Эй! – Ойван начал расталкивать Геранта. – Пров убёг. Вставай, что ли.

– Вернется, – успокоил его Служитель сонным голосом, перевернулся на другой бок и снова засопел.

Решив, что Герант даже сквозь сон ничего зря говорить не станет, Ойван оставил попытки его разбудить, но самому ему стало как-то не по себе. Что-то слишком часто за время этого путешествия за спиной поднимался страх, холодный и липкий, какого раньше не приходилось испытывать никогда. Сон уже не возвращался, уступив место тревожному ожиданию. Ожиданию чего? Герант спал, значит, его-то мрачные предчувствия не мучили. Но Служитель с самого начала знал, куда и зачем он направляется и чем всё это для него может кончиться. Но почему он выбрал именно его, Ойвана, сына Увита из рода Рыси, своим спутником? Или ему это вождь посоветовал? Но и Алса едва ли должен знать каждого юнца…

Внизу шумела река, заглушая лесные шорохи, и к их укрытию кто угодно мог подобраться незамеченным. А с берега за челном наверняка давно следили, и было странно, что до сих пор их никто не побеспокоил. Почему Пров выбрал именно это место для высадки? Только ли потому, что кормщик отказался подниматься выше по течению? Вопросы один за другим повисали в воздухе. И еще этот непонятный страх… Спина обычно хорошо чует опасность. Может быть, уже поздно что-либо менять, может быть, судьба уже всё решила? Как это было написано в том сером свитке с обгоревшими краями: «Не искушай судьбу – она и так искушена во всём, что мы знаем и что нам неведомо. Она знает, насколько верна наша вера и насколько уместно неверие…»

Стараясь двигаться бесшумно, он подобрался на четвереньках к выходу, но сквозь темноту, которая царила снаружи, невозможно было хоть что-то разглядеть, а лунный свет совсем не пробивался сквозь плотные облака. К тому же оказалось, что моросит мелкий холодный дождь. Выходить из пещерки сразу же расхотелось, тем более что Герант продолжал спокойно спать, а значит, и волноваться нечего. Если сон не идет, можно предаться размышлениям или наоборот – постараться ни о чем не думать. Эти занятия вполне достойны друг друга, если нужно чем-то заполнить ожидание.

Он напряженно всматривался в темноту, но она от этого становилась только гуще и непрогляднее. Временами сквозь шум воды пробивалось верещание сверчка или крик ночной птицы, а значит, оставалась надежда, что тот, кто крадется в темноте, сделает ошибку – оступится, уронит попавшийся под ногу камень, хрустнет сухой веткой. И всё-таки: почему так спокоен Герант и куда подевался Пров? И не поймешь, то ли вон те кусты ветер качает, то ли кто-то в них ворочается… А если это и не кусты вовсе, и вообще всё, что здесь творится, – сплошной морок, начиная с того дня, когда вождь кинжал свой подарил? Может, вернуться, пока не поздно… Прямо сейчас, когда темно и дождь, когда Герант спит, а Пров куда-то исчез. А если его оборотни утащили и скоро опять вернутся – за остальными? И пусть последнего оборотня видели пять лет назад – пусть они исчезли, но что им мешает появиться вновь… А еще – там, за рекой – Заповедные земли, где еще можно встретить Древних, а кто их видит – умом повреждается, если вовремя к Предкам не обратится. Может, медовухи из Прововой баклаги отхлебнуть? Нет, Пров всё с собой утащил – наверное, и вправду струхнул, а то зачем бы ему среди ночи бежать куда-то… Хотя и сюда его никто не тянул – сам увязался. Ну и что? Сам пришел – сам ушел… Они с Герантом и так вдвоем путешествовать собирались – безо всяких там волхвов.

В черном небе сверкнула бесшумная молния, и в голубоватой вспышке возникла здоровенная серебристая рысь, сидящая на плоском камне в дюжине локтей от входа в пещерку. Рысь-Прародительница?! Здесь, вдалеке от родовых земель? Молнии больше не сверкали, но в темноте ясно светились два изумрудных глаза.

Как это там, в каноне почитания Предков? Рысь-Прародительница, вскормившая молоком своим Первых Пращуров, бывших до нас и сущих вечно, хранителей очагов и ревнителей обычаев, не оставь родича в дальнем странствии, не лишай его силы и мужества, чтобы сражаться и побеждать, терпения в ожидании всходов плодов земных, удачи в охоте и обильного потомства, чтобы род, вскормленный молоком твоим, не иссяк и не ослабел…

Теперь Рысь светилась сама по себе, а кисточки на заостренных ушах слегка наклонились вперед. Она слушала, а Ойвана с каждым произнесенным словом наполняла тихая радость – тому, кто хоть однажды встретил Прародительницу, всю жизнь будет сопутствовать удача, а потом откроется путь по молочной реке, на берегах которой изумрудные терема, жилища умерших вождей, возвышаются над Становищами Предков. Одного Ойван не понимал – чем он заслужил эту милость. Но жизнь еще не кончилась, а Рысь наверняка многое знает наперед.

– Эй, ты что? – Рядом уже сидел Герант и тряс его за плечо. – Очнись, парень!

Служитель явно не видел Прародительницу. Она не может показаться на глаза чужаку. Вернее, глаза чужака не могут ее увидеть. Герант ухватился левой рукой за посох, а правой начал чертить в тёмном промокшем воздухе огненные знаки. Они вспыхивали возле Рыси, но она небрежно слизывала их языком, и ее собственное свечение усиливалось, а изумрудные глаза, казалось, могли уже прожечь камень. А потом Прародительница улыбнулась и тут же исчезла, только камень, на котором она сидела, покачнулся после невидимого прыжка, а потом, роняя искры, упавшие на него с шерсти Рыси, со скрежетом пополз под уклон и свалился вниз со скалы. Глухой всплеск на мгновение затмил все прочие звуки.

– Что это было? – допытывался Герант, продолжая прижимать к себе посох.

– Да так, ничего, Служитель, – отозвался Ойван, поднимаясь с колен. – У тебя свое Откровение, у меня – свое.

Пров появился только перед рассветом. О его возвращении возвестил топот дюжины подков и отрывистое ржание. Волхву где-то удалось раздобыть коней, хоть он и не взял у Геранта серебра на покупку. Служитель, положив на колени посох, охранял вход, а Ойван спал, плывя по реке, заполненной молоком Рыси-Прародительницы.

– Ты, что ли? – крикнул Герант в темноту.

– А кто же! – отозвался Пров, соскальзывая с мокрой конской спины. – Коняги так себе, а сбруя такая, что хоть сразу выбрасывай.

– Где взял-то? – Герант знал, что Пров ждет этого вопроса, и ему не терпится похвастаться ночными подвигами.

– Да так, – небрежно произнес волхв. – Кое-кто здесь должок передо мной имел. Ты давай парня буди, и надо нам отсюда – чем скорее, тем целее будем.

– Да кто ж тебя так напугал? – Герант уже поднялся и направился к спящему Ойвану. – Вроде саабы с эссами всегда в мире жили.

– Ага! – отозвался Пров. – Как кошка с собакой в одном мешке или как ваши эллоры промеж собой, когда оленя на охоте не поделят. А ну пошевеливайся! – рявкнул он на Ойвана, продирающего глаза.

– А ты на меня не гавкай, росомаха тебя заеди, – спокойно ответил Ойван, продолжая просыпаться. Расставаться с чудесным сном было жаль, и крик волхва слишком резко возвращал его к не слишком веселой действительности.

– А ты рассказывай, пока собираемся, – потребовал Герант, затягивая горло заплечного мешка.

– Вот отъедем лиг на сотню, тогда и расскажу, – резко заявил Пров, выходя из пещеры. – И огарок не забудьте прихватить, и все объедки свои. – Он оглянулся на Ойвана. – А то знаю я вас, которые с окраинных земель, – где жрете, там и свинячите.

Ничего Пров не рассказал ни днем, ни вечером, ни ночью. Он всё время ехал впереди, подгоняя коня, как только случалось выбраться на наезженную просеку. Весь день они двигались вдоль реки, стараясь не приближаться к ней ближе, чем на лигу, а когда свечерело, Пров резко повернул направо, и теперь на пути стали попадаться небольшие стремительные речушки и многочисленные ручьи с прозрачной ледяной водой. После третьего брода, когда бурное течение едва не снесло его вместе с доставшейся ему серой клячей, до Ойвана дошло, что они пересекают исток Шустры, где многочисленные потоки ещё не слились в единое русло. Чем дальше, тем овраги становились глубже, подъемы – круче, то и дело из земли вырастали скальные обнажения, а лес казался всё более диким и нехоженым.

В конце концов они оказались возле заброшенной хижины, наспех построенной кем-то из неошкуренных еловых стволов. Пров сказал своим спутникам, чтобы устраивались здесь на ночлег, а сам вновь куда-то исчез.

– Служитель, а Служитель… – Ойван уже подбрасывал очередное полешко в глиняную печурку. – Что-то с Провом стряслось. Похоже, не в себе он. С ними, с волхвами, это бывает. Может, уйдем отсюда, пока не поздно.

Если бы Герант согласился с ним, Ойван даже не стал бы жалеть о трех уже ощипанных куропатках, ради которых калилась на огне большая бронзовая сковорода.

– Нет, – просто ответил Герант.

– Почему? – Ойван с удивлением посмотрел на Служителя. Тот обычно, прежде чем отвечать, на некоторое время задумывался, а тут отозвался сразу, как будто давно ждал этого вопроса.

– Мне знак был. Теперь знаю одно: без Прова нам не выжить и дела не сделать. Может быть, и с ним сгинем, а без него – точно.

– Какой знак?

– Не скажу.

– Если не скажешь, я сам, чего доброго, решу, что нам не по пути.

Знак ему был… Вот, значит, как! Но тут Ойван вспомнил явление Рыси-Прародительницы, и молчание Геранта стало ему понятно. Можно было сколько угодно рассказывать о том, что было, но только человек из рода Рыси мог ощутить значение взгляда изумрудных глаз. Не понять, а именно ощутить… И еще – невозможно было объяснить даже самому себе, почему этого взгляда нельзя ослушаться. Если бы Служитель начал рассказывать о том, что ему привиделось или прислышалось, а может быть, просто угадалось в шорохе листвы, Ойван не понял бы его. А значит, оставалось только верить друг другу на слово.

Верить… Пока они были в пути, Герант много чего рассказывал. Но можно ли верить всему? То, что для одного – правда, может оказаться ложью для другого. Так говорил тот старик, который учил его, мальчишку-раба, читать, старик, который тоже был Служителем, так и не назвавший своего имени…

Молчание затянулось. Ощипанные куропатки так и остались сиротливо лежать на столе, огонь в глиняном очаге постепенно угасал, а Герант молчал. Он молчал, пока ветер, которого не было, не распахнул дверь, сбитую из кривоватых жердей, и снова не захлопнул её.

– Хорошо, Ойван, сын Увита… – Герант положил посох на колени и протянул ладони к тлеющим уголькам, которые тут же вспыхнули яркими синими сполохами. – Я постараюсь рассказать тебе о Знаках так, чтобы ты понял. Когда-то по дикой земле бродили люди, чья речь немногим отличалась от звериного рычания, и Древние, которые были слишком заняты собой, чтобы обращать внимание на то, что существует вне их грёз. Грёз, которые и были их миром, и этот мир был абсолютно реален, поскольку Небытие, Первородная Глина Вселенной, было им доступно. Люди обладали волей, а Древние – могуществом, которым почти не пользовались – они были довольны тем, что имеют, и не стремились к большему. Созерцание прекрасного было их пищей, их целью, их радостью. Однажды поздней весной несколько мужчин, возвращаясь с охоты, увидели танцующих нимф и поняли, что они прекраснее тех женщин, которые ожидают их у огня. Они вышли на поляну, положив на землю свои каменные топоры, и включились в танец…

– Знаю, – прервал его Ойван. – У нас знают эту легенду. В этот день у нас праздник плодородия. После их танца родились Прародители.

– Не совсем так, малыш. – Герант впервые назвал так своего спутника, но Ойван пропустил это мимо ушей. – От людей и нимф родились существа, обладающие и волей, и могуществом, способные принять любой облик, живущие в двух мирах. И еще они могли одной силой своего желания сотворить всё, что способны вообразить, и уничтожить всё, что попадалось им на глаза. Невежественная мощь могла сокрушить мир, вновь обратить его в Хаос, уничтожить всё живое и мертвое. И тогда на поле невидимой битвы столкнулись Откровение, ниспосланное Творцом, и Искушение, исходящее от Гордых Духов. Потом одни из потомков людей и Древних возвели Храм, дали людям Веру, другие стали первыми Учителями диких племен, и теперь их называют Прародителями, третьи слились со стихиями, четвертые канули в Небытие, так и не сделав выбора, пятые поддались Искушению и возжелали всемогущества, но уничтожили друг друга, и теперь только их тени витают над миром. Вот откуда взялись Зеус, Геккор, Хлоя, духи стихий. А теперь о Знаках: я понял, малыш, ты прошлой ночью видел Рысь, и Прародительница дала понять, что от тебя сейчас зависит судьба рода – не только всего человеческого рода, но и рода Рыси. И ты, какие бы сомнения и страхи тебя ни посещали, всё равно последуешь за мной хоть на Небеса, хоть в Пекло. И Пров тоже останется с нами, потому что всё, что он делает, подчинено воле ветра – Геккор наверняка являлся ему. Так что ни мне, ни тебе, ни волхву деваться некуда, даже если кто-то из нас захотел бы свернуть с пути, спрятаться в кустах… Даже если кто-то и захочет – всё равно не сможет.

Некоторое время Ойван молчал, а потом поднялся с грубо сколоченной скамьи и направился к выходу.

– Что, решил попробовать? – поинтересовался Герант.

– Да нет. Дровишек надо принести, а то за твоей болтовней огонь совсем погас.

Глава 15

Заблуждения иногда стоят того, чтобы их иметь.

Крон Хромоногий. Трактат о смысле тщетности, Холм-Эгер, 373 г. от Великого Похода

На этот раз её глаза действительно ожили. Она смотрела на него, а где-то внутри, в недрах сознания, звучал её голос. Оказалось, что всего и надо-то – заставить свой разум прекратить болтать, предаваться раздумьям, замыслам, воспоминаниям, отвлечься от попыток найти ответ на страницах великой книги.

Это был даже не голос, а немое эхо страдания, в котором не было слов. Был только беззвучный вопль. Слов не было, но смысл был понятен. Отравленная кровь… Проклятый мальчишка… Боль, боль, боль…

Та, что была закована в камень, снова просыпалась, и пробуждение её темного духа сопровождалось мучениями. Ещё совсем недавно кровь жертв, их боль и страдания питали её сознание, не давая ему провалиться в каменное забытьё, но однажды вместо жертвы ей досталось чьё-то самопожертвование. Бывший лорд Вэлд Халлак отдал ей свою кровь, потому что однажды не смог во славу её пролить чужую, хотя раньше делал это не раз – поступок непонятный и страшный, грозный, как взгляд Небесного Тирана. Тогда вспышка ярости и боли была прервана беспамятством, но потом вокруг снова начала проливаться кровь, источником которой была жажда власти, величия, безнаказанности. Претенденты на трон сошлись в битве – каждый против всех, и её сознание снова начало пробуждаться, а вместе с ним вернулась и боль, и жажда избавления от боли. То, что произошло тогда, должно быть забыто! То, что произошло тогда, было ошибкой. Она выбрала не того… Но из кого было выбирать?

Хаффиз поспешно схватил книгу, выскочил из опочивальни и почти побежал, сначала – по гулким внутренним галереям, потом – по винтовой лестнице на дозорную площадку сторожевой башни, самой высокой в замке.

Лишь когда он оказался на самом верху, под открытым небом, страдания каменной бабы перестали преследовать его. И всё равно хотелось выйти из собственного тела и умчаться куда-нибудь подальше, например, на безлюдные острова, лежащие посреди Великих Вод, или заглянуть в родной Аль-Шабуди, или посетить Корс, чтобы побеседовать с Учителем. В конце концов, он, Хаффиз-аб-Асса, величайший из магов, стремящийся стать равным среди Избранных, делает всё, что говорил Кабатчик. А что он получил взамен? Унижения от ничтожнейшего из лордов и боль от каменной истуканши, которую взялся вернуть к жизни, – всё! Правда, Учитель говорил, что утоление жажды требует терпения… Чем дольше ожидание, тем изысканней и слаще грядущие наслаждения. Что ж, у него, Хаффиза-аб-Асса, бывшего мятежного мага, бывшего изгнанника, бывшего раба, хватит терпения. Но хватит ли его у лорда? Последние дни Иллар был крайне возбужден и расстроен неприятными вестями. Оказалось, что престарелый Гудвин Марлон лишь сделал вид, что покорился новой власти, а сам позапрошлой ночью с сотней верных ему людей захватил три больших лодьи и скрылся на них неизвестно куда. Причем с ним отправились шестеро братьев Логвинов, которые сразу после победы Корзона в борьбе за власть обещали покинуть Холм-Эст. Объединившись с Марлоном, они, конечно, выполнили обещание, но ведь ни один из них не утверждал, что никогда не вернется.

Хорошо, что хоть сам лорд отправился на южную границу усмирять взбунтовавшиеся селища, старосты которых отказались принять его покровительство и платить возросшие вдвое подати. Но это едва ли отнимет много времени, так что всё равно стоит поторопиться… А что толку спешить, если и так уже перепробованы все средства! Это – не варваров пугать призрачными всадниками без лиц, иллюзией, наводящей ужас. Снять оковы, наложенные за пределами мира, можно лишь там, в недрах Небытия. Но если он сумеет сделать это здесь, то можно будет облечь в плоть и призрачных всадников, которые пришли из того мира, где он когда-то, всего одно мгновение и целую жизнь, был властелином по воле Учителя… В самом деле, почему Хач сам не взялся за это дело? Почему послал своего ничтожного ученика, величайшего из магов? Нет, об этом лучше не думать… Сомнения губят силу желания, сомнения подтачивают волю.

Хаффиз присел на бочку со смолой и раскрыл книгу, не обращая внимания на стражников, которые, вместо того чтобы бдить по сторонам, искоса посматривали на него с суеверным ужасом. О придворном ведуне ходили странные и пугающие слухи, будто сам Нечистый нашептывает ему по ночам тайные знания, дающие ни с чем не сравнимое могущество. Хаффиз и сам не знал, насколько эти слухи верны, но для него это не имело значения. Главное – результат, главное – оказаться на вершине. А на вершине чего – это уже не так важно.

Книга была поистине чудесна. Её не нужно было перелистывать в поисках нужных слов – достаточно было раскрыть наугад страницу, и Истина рождалась буквально между строк.

«Препятствия, какими бы они ни были, не должны вызывать почтения. Если сочтёшь, что твой противник стоит тебя – это шаг навстречу поражению. На твоём пути могут стоять люди, законы, обычаи, обстоятельства, и не надо их недооценивать, но главное – видеть в них лишь препятствия и ничего более…»

Не то. Может быть, и то, но не совсем. Сейчас препятствие в одном: нет той щепоти Небытия, которая необходима. Значит, преградой может быть не только присутствие кого-то или чего-то на пути, но и отсутствие чего-то под рукой. Хач, Учитель, помнится, говорил, что все желания рано или поздно сами собой осуществляются, всё зависит только от силы желания. Если бы всё на самом деле так и было, почему он сам не сделал того, чего требует от бедного Хаффиза, несчастного чужестранца? Стоп! Нельзя унижать себя жалостью, даже в мыслях, даже в минуту слабости и отчаянья. И отчаянья не должно быть тоже. Оно слишком легко овладевает любым, кто впускает его в себя. Хаффиз-аб-Асса, величайший из магов, будущий равный…

«Небытие, Несотворенное пространство – неисчерпаемый источник Творчества, и чтобы найти его в себе, необходимо отрешиться от всего, кроме жажды своей, подчинить ей каждую мысль, каждое слово и каждый поступок…»

Да, служение требует отрешения, отрешение требует воли, воля требует жажды, а жажда… А жажда возникает сама собой.

Он щелкнул пальцами и жестом приказал стражникам оставить его в одиночестве. Надо было посмотреть, чем занят лорд и скоро ли он вернется.

– И так будет со всяким! – Лорд Иллар Корзон неторопливо прохаживался перед понурой толпой землепашцев, за которой догорало несколько изб, стоявших на окраине селища. – И этот урок пойдет вам на пользу. Лучше уж я в назидание, из добрых побуждений спалю пару хижин, чем варвары предадут огню все ваши дома и перебьют вас самих. А ничего другого без моей защиты вам здесь ждать нечего. Здесь вам не Вольные Селища. Кто хочет воли, пусть убирается с моей земли!

Между лордом и толпой к сосновым столбам были привязаны три пленных волхва, и двое из них были обложены до пояса хворостом. Всё было понятно: эти двое будут сожжены, а третьему позволят бежать. Потом он расскажет своим, что дружинники лорда и землепашцы приграничных селищ казнили волхвов. Воистину, Иллар Корзон не так уж глуп. После такого спектакля землепашцы будут с радостью кормить хоть три, хоть четыре сотни воинов, лишь бы они не покидали этих мест, а иначе за волхвов отомстят очень скоро.

– Старосты, ко мне! – рявкнул лорд, и трое пожилых мужчин в новых суконных кафтанах вышли из толпы.

Лорд выхватил у одного из палачей горящий факел и вручил его одному из подошедших старост.

– Я решил оказать вам честь. – Теперь Иллар говорил негромко и почти задушевно. – Чем больше мы истребим варварских колдунов, тем слабее станут наши враги, тем больше земель мы отвоюем у леса. Я хочу, чтобы у тебя, старик, было много внуков и правнуков и чтобы каждый из них имел вдоволь земли и хлеба. И чтоб лорда своего не забывал! – Он вдруг громко захохотал ближайшему старосте прямо в ухо, но тот не посмел отшатнуться. – Иди, выполни свой долг перед сородичами. – Теперь лорд перешёл на шёпот, но бестелесный Хаффиз, застывший поблизости, всё прекрасно слышал.

Если лорд решил-таки попытаться расширить владения, то есть смысл подумать, как поскорей отсюда смыться. С тех пор, как возник Холм-Эст, у лордов едва хватало сил, чтобы обороняться, но если бы варвары решили истребить поселенцев, не считаясь с собственными потерями, в живых остались бы только те, кто скрылся за крепостной стеной, да и то едва ли надолго.

А волхвов лучше было бы доставить в замок. Это была бы достойная пища для изголодавшейся статуи. Может быть, дать ему знак, чтобы передумал? Знак…

Хаффиз начал извлекать из глубин памяти знаки зеркального письма, и они один за другим возникали перед его мысленным взором, сплетаясь в хитроумные орнаменты, постепенно обретая силу. Никто, кроме самого мага, не мог их увидеть, но то, что в них было заключено, не могло не свершиться.

Когда старейшина дрожащей рукой поднёс огонь к хворосту, сваленному у ног одного из волхвов, пылающий факел с шипением погас, как будто его окунули в воду. Все замерли в страхе и недоумении. Толпа землепашцев отпрянула назад, но и некоторые из воинов, особенно те, кто стоял рядом с местом казни, побледнели от накатившего на них страха. Один только лорд не растерялся, он вырвал у опешившего старосты факел, поднял его над головой и зашвырнул подальше, словно только что задушенную змею.

– Колдуны! Мразь! – рявкнул Иллар, глядя в упор на толпу. – Видите, что они могут?! Теперь поняли, что с вами будет, если мои воины уйдут? Я мог бы просто позволить вам хлебнуть вольной жизни… Но я слишком добр и верю, что вы поймёте: подати – ничтожная часть того, что вы могли бы потерять.

Лорд оказался не так прост, как считал маг. Сначала он производил впечатление грубого солдафона, позже – ещё и дешёвого интригана. Но, судя по тому, что и как он говорил сейчас, отпрыск рода Корзонов давно готовил себя к власти. Умение повелевать так, чтобы тебе хотели подчиниться или сами признали, что подчинение выгодно или неизбежно, – этим владели немногие, даже там, в далёком Аль-Шабуди, где искусство властвовать оттачивалось веками.

Похоже, лорд и сам поверил, что факел погас по воле волхвов, призвавших на помощь каких-то диких лесных духов. Впрочем, это не так уж и важно, чтобы именно их кровью был скреплен обряд возвращения Блистательной Гейры, которая укажет Избранным путь в глубины Несотворённого пространства, если она, конечно, знает путь… Можно было возвращаться. Плоти может повредить долгая пустота. Хач рассказывал, что бывали случаи, когда маг возвращался домой из духовного полёта, а тело его уже догорало на погребальном костре. Хорошо хоть, что еще покойный Халлак после изгнания Служителей из Холм-Эста запретил сжигать умерших.

Хаффиз набрал высоту, в последний раз глянул вниз, где дружинники лорда уже запалили несколько дюжин факелов, чтобы проклятые волхвы не смогли погасить все. И вдруг за полем, на окраине леса, обнаружился столб пыли. Отряд конных варваров, дюжины две, не более, приближался к месту казни. Это было странно… Отбить волхвов такими силами было немыслимо, да и варвары вообще предпочитали избегать стычек на открытой местности с дружинниками, закованными в железо и бронзу. И ещё каким-то странным холодом веяло от этих всадников…

Они замерли в сотне локтей от сдвинутых щитов дружинников лорда, отгородивших их ощетинившейся сталью стеной от толпы землепашцев и волхвов, привязанных к столбам. Полсотни лучников уже потянули стрелы из колчанов, когда один из всадников отделился от группы и начал медленно приближаться к плотному строю воинов. Серый в яблоках конь двигался вперёд с опаской, отворачивая морду в сторону от непривычного пугающего зрелища. Когда варвары шли в атаку, они обычно прикрывали коням глаза чёрными нашлёпками…

– Кто здесь главный? – Варвар был уже в трёх локтях от выставленных вперёд наконечников длинных копий и смотрел на воинов лорда сверху вниз. Он говорил на языке Холма почти правильно, только немного растягивая гласные, и это само по себе смутило некоторых воинов, а те, что оказались ближе к варвару, даже отставили направленные на него копья.

Но лорд, казалось, даже ждал такого поворота событий. Он уже расталкивал сзади строй своих дружинников, идя навстречу наглому пришельцу.

– Ты хочешь сразиться? – В голосе Иллара звучало что-то вроде радости. – Если ты вождь, я сам окажу тебе честь. Если нет, то любой из моих парней с удовольствием снесёт тебе голову.

– Я не вождь. Я – толмач и пришёл говорить. – Всадник соскользнул с коня и оказался лицом к лицу с лордом. – Отпусти волхвов, а в обмен получишь эллора.

Хаффиз, продолжавший витать над местом событий, присмотрелся к всадникам и заметил, что на одном из коней поперёк седла лежит кулём какой-то человек в сером камзоле с серебряным шитьём. И вдруг он почувствовал то, что заставило его забыть и о лорде, и о волхвах, и о бабе, которая корчилась сейчас от боли внутри своей каменной оболочки. Найти Небытие внутри себя! Легко сказать, если не знаешь, что это такое, ни на вкус, ни на цвет, ни на запах, ни на ощупь. Чтобы искать, нужно знать, что ищешь… Конечно, можно прочесть описания, выслушать рассказы посвященных, наконец, можно попытаться вообразить себе это. Но едва ли жажда утолима, если ты еще не изведал вкус спасительной влаги. И вот оно!

Рука пленника безвольно болталась возле стремени, а скрюченный мизинец опоясывало чёрное колечко, от которого и тянуло тем сладким холодом, к которому он, Хаффиз-аб-Асса, взывал, устремив взор на страницу великой книги, внимая голосу Учителя, даже глядя в каменные глаза той, которую должен вернуть к жизни, проведя её через Небытие, суть которого только что стала ему доступна. Теперь можно было даже не пытаться овладеть этим кольцом. Найти внутри себя!

Найдя внутри себя Несотворённое пространство, всякий может уподобиться Творцу (или Небесному Тирану – теперь уже не важно, как Его именовать).

Найдя внутри себя Несотворённое пространство, обретаешь Бесконечность, потому что Небытие не имеет ни начала, ни конца…

Найдя внутри себя Несотворённое пространство, погрузившись в него, обретаешь ни с чем не сравнимое могущество, отголоски которого могут менять и сотворённый мир.

Хаффиз поспешил назад, чтобы успеть сделать своё дело до возвращения лорда, который отныне, сам того не понимая, должен превратиться в послушное орудие. И Гейра… Прежде чем выпустить её на волю, следует поставить условия, причём такие, что она не смогла бы не выполнить. Оковы с неё не спадут, а будут лишь ослаблены. Надо позаботиться о том, как держать её в узде. Потом она, возможно, выкупит полную свободу, но это недёшево ей обойдётся. Хаффиз-аб-Асса ещё не знает своей истинной цены, так что торг подождёт.

Он поспешил назад и уже не видел, как вонзилась стрела в беззащитную грудь варвара, говорившего с лордом, как вспыхнули три костра, и высокое пламя охватило волхвов, так и не позволивших себе закричать от боли, как рванулись назад к лесу всадники, унося с собой бесчувственного пленника с чудесным кольцом на пальце.

Глава 16

Истинный странник – не тот, чьё богатство – его сума, истинный странник тот, чьё богатство – он сам и всё то, что увидит его зрение и уловит его слух.

«Хлеб души», трактат из летописного свода Холм-Мола, автор неизвестен

Они набросились на него сразу же, как только Ау исчезла. Мгновение назад нимфа сидела рядом, и вот уже клочок тумана впитывается в землю, а сквозь кусты ломятся какие-то люди в тёмно-зелёных рубахах. Наверное, они всё это время были где-то поблизости, не решаясь напасть, пока рядом была она. Она! А может, и не было ничего? Очередной морок. Или всё, что случилось с ним после того далёкого вечера у хижины ведуна, было продолжением бреда, наведённого какой-то вражьей силой? Ничего нельзя было знать наверняка. Но когда-нибудь всё это должно кончиться – либо он встретит того, кому нельзя не поверить, либо смерть в конце концов настигнет его, а оттуда, где живут вольные духи, не отягощённые плотью, и можно прогуливаться по колено в облаках, видно всё. А если и не всё, то больше, чем отсюда, со скрипучей повозки, которая медленно, но верно ползёт неизвестно куда.

Юм почти не чувствовал собственного тела, когда варвары волокли его через заросли, а потом бросили на грубый настил из горбыля, приделанный к паре неуклюжих колёс. Теперь перед глазами плыла бесконечная полоска голубого неба, петляющая между высокими кронами склонившихся над просекой деревьев. Варвары о чём-то спорили. Голоса то замолкали, то перекрывали друг друга в яростной перебранке, но на это можно было не обращать внимания. Хуже было то, что ось дурацкой колесницы издавала истошный вопль при каждом обороте, который заглушал всё – и шорох листвы, и ржание пегой кобылы, и отрывистые возгласы варваров, и горячие всплески воспоминаний…

«Хр-р-р-флюх-х-х-хр-щ-щ-щ…» Можно больше не думать словами…

«Хр-р-р-флюх-х-х-хр-щ-щ-щ…» Можно больше не думать о хлебе…

«Хр-р-р-флюх-х-х-хр-щ-щ-щ…» Если полоть облачается в пламя…

«Хр-р-р-флюх-х-х-хр-щ-щ-щ…» То душа растворяется в небе…

Так однажды ранним утром пел под стенами замка какой-то безумный лирник или просто бродяга, разбудивший дремавшую стражу. Когда безумца попытались схватить, он бросился в ров, заполненный водой, а когда его вытащили, он, мокрый и продрогший, не помнил ничего, даже своего имени. И голос у него был почти такой же, как визг этой несмазанной оси. Неужели варвары до сих пор не умеют отжимать масло из льняных зёрен?

Вечерами процессия останавливалась на недолгий привал, тогда Юму развязывали руки и давали ему сначала пресную лепешку, а потом – кружку какого-то сладковатого отвара. Но пока он ел, один из варваров с луком наизготовку не спускал с него глаз.

Почему он внушает им такой страх? Наверное, кто-то видел их вместе с нимфой, наблюдал из-за кустов за всем, что тогда происходило. Ведь они появились почти сразу же после того, как Ау исчезла. Может быть, тот, кто общался с Древними, вызывает у них почти такой же трепет, как и сами Древние? Трепет… Но скрутили они его безо всякого трепета, быстро и сноровисто.

По ночам они продолжали путь, и было трудно сосчитать, сколько их прошло – дней и ночей. Скорее всего, немного, но все они так были похожи друг на друга, как тот непрерывно повторяющийся визг несмазанной оси. Очнувшись как-то раз после короткого забытья, Юм обнаружил, что вместо русоволосых варваров его сопровождают белобрысые, они стали как будто выше ростом, а вместо зелёных рубах на них были короткие безрукавки из овчины.

Однажды, когда ему на обычном вечернем привале подали кружку с отваром, Юм почувствовал, что вкус у варварского пойла какой-то не такой, что в нём бродит едва уловимая горечь. Когда тёплая тягучая жидкость потекла по пищеводу, ему вдруг почудилось, что за спиной вот-вот прорастут крылья, а если этого не случится, то всё равно ничто не помешает ему воспарить. Ухмыляющееся лицо варвара, наблюдавшего, как пленник пьёт, вдруг расплылось и превратилось в блуждающий отблеск лунного света, а потом и свет этот померк, и тьма разверзлась перед ним, погружая сознание в спасительное тёплое забытье.

– Нам ещё день ходу, и дальше земли лорда пойдут. – Пров зашвырнул в кусты обглоданную косточку и обтёр руки о траву. – Только там тоже неизвестно что творится. Жутковато тут у них.

– Ты лучше толком расскажи, зачем мы мимо становищ, словно воры, пробирались? – Ойван наконец задал вопрос, который уже третий день вертелся у него на языке.

– Всё тебе расскажи да покажи! Поесть спокойно не даёт… – возмутился Пров и вонзил зубы во вторую куропаточью ножку.

– И всё же… – вмешался в разговор Герант, не отрывая взгляда от костра. – Как закончишь жевать, расскажи всё, а то как-то странно ты себя ведёшь, волхв. Лучше бы ты был с нами пооткровеннее.

Пров коротко глянул на него исподлобья и отбросил в темноту остатки незаконченной трапезы. Ему вовсе не хотелось говорить о том, что он видел той ночью, когда они высадились на берег. Ему не хотелось даже вспоминать об этом.

– В общем, так… Тут у них такое дело было… Когда ещё только-только оборотни исчезли, появилась у них каменная баба. Говорят, будто она на них прямо с неба свалилась.

– Знаю, знаю, – вставил слово Герант. – Гейра, хозяйка блаженства и смерти…

– А ты не встревай! А то рассказывать не буду, – прервал его Пров, но тут же продолжил: – Так вот… Каменная баба, Гейра, хозяйка блаженства и смерти. Почему её так называть стали, даже те, кто её первыми увидел, сами не знают. Просто, говорят, увидели, так сразу и поняли, кто такая и как зовут. Ну, ясное дело, раз такая штука с неба падает, это неспроста. Поставили они её посреди главного капища и стали, как положено, жертвы приносить. Только вскорости оказалось, что, если кто ей поклонится, у того вскорости ум набекрень – как будто мухоморов поел. В общем, как-то не вернулся от них наш обоз торговый… Коренные роды, которые из Заповедных земель, отправили малое ополчение, не затем, чтобы воевать, а чтобы разобраться – так из этих тоже ни один не вернулся. Ну, всё, думали, мало нам лордов поганых, ещё и с эссами драться придётся… Ну, пока то-сё, пока рать собрали, считай, лето прошло. А потом и обозники наши вернулись, и ополченцы. Не все, правда, но вернулись. А оказалось вон чего: по эсским родам слух прошёл, будто всем, кто Гейре жертву принесёт, даровано будет бесстрашие, и железо того не возьмёт, и вообще тому всё нипочём. В общем, кланялись они целыми толпами, а потом сдуру начинали в лордовы земли ломиться, и конные, и пешие, и с оружием, и без, и толпами, и поодиночке. Ну, понятно – набег устроить – налетели, взяли, что надо, – и домой… А здесь – как с цепи сорвались, без ума и толку. Это потом наши рассказали, которые вернулись. У них тоже ум скособочило, потому не все и уцелели – половина только, если не меньше. Дело тем кончилось, что пришёл лорд со всем войском к самому капищу, всех, кто на пути оказался, перебил, а Гейру эту самую с собой уволок. С тех пор наступил у эссов мир и покой, а которые живые остались, те сами без понятия, что это на них нашло тогда…

– Пров! – снова вмешался Герант, воспользовавшись тем, что волхва одолел зевок. – Это всё я и без тебя знаю.

– А раз знаешь, вот и рассказывай! – огрызнулся Пров. – Сам-то ты всё говоришь, что знаешь? Ведь до сих пор толком и не объяснил, куда идём, зачем идём…

– А я тебе сразу сказал: как до дела дойдёт, тогда и узнаем. – Герант смотрел как будто сквозь волхва, поглаживая большими шершавыми ладонями лежащий на коленях посох. – Ты говори, я слушать буду.

– Так вот… – после короткой паузы продолжил Пров. – Я той ночью, когда в пещере ночевали, дай, думаю, дойду до какого-нибудь становища, узнаю, что да как. А по пути там капище есть, и вижу – огонь в той стороне горит, по ёлкам отблески скачут. Ну, думаю, ночное поклонение у них – то ли к большой охоте готовятся, то ли в набег собираются, то ли умер у них кто. Выглядываю из-за кустов, а там народищу – с три сотни душ, а то и больше. А посреди толпы стоит эта самая Гейра, только не настоящая, а такая, как будто из дыма вся. А под ней костёр горит, а вместо дров волхвы свои же идолов щепят и в огонь подбрасывают. И Зеуса, и Геккора, и даже Аспара – страх-то какой… Я уж подумал: опять эти эссы обезумели. Ну, варвары, одно слово! А если припомнить, что ты мне, Служитель, накануне говорил? А? Вот потому мы так и пробирались по глухим местам. Я ж знаю – нам и вернуться нельзя, и помереть раньше времени не позволено.

– Кем не позволено? – вмешался в разговор Ойван.

– Кем-кем… – На удивление, Пров не вспылил, когда его вновь прервали. – Мне – Геккором, Геранту – Творцом его безымянным, а тебе – сам знаешь кем. Не позволено – и всё тут! Благо я прошлым днём, пока вы обедать наладились, на ягодников наткнулся, нос к носу. Люди как люди. Даже попросили меня зайти к ним на вечернее поклонение, а то их волхва лордовы люди захватили.

– Как это? – изумился Ойван. – Как же они позволили!

– А вот так. Баба каменная теперь в замке, там и безумие начинается, оттуда и идёт.

– А на поклонение-то пойдёшь? – поинтересовался Герант.

– А как же. В таких делах нельзя людям отказывать.

– А меня возьмёшь с собой?

– А Творец твой не обидится, что у тебя с идолами шашни? – Пров явно ожидал, что Служитель сейчас же набросится на него. Он подозревал, что Герант – сильный кулачный боец, и ему давно хотелось помериться с ним силами. Но тот промолчал и даже не посмотрел в его сторону.

– А я? – Ойван внутренне уже смирился с мыслью, что его оставят здесь – стеречь коней и прочий скарб.

– А ты возьмёшь коней и пойдёшь за нами. Недалече от капища затаишься. А то как бы драпать не пришлось. А то сегодня эссы – люди как люди, а завтра озвереют, чего доброго…

В сторону капища вела узкая извилистая тропа, которая в сумерках была едва различима. Оставалось пройти совсем немного – уже ощущался запах сладковатого дыма жертвенного костра, и тут Герант, шедший за волхвом, схватил его за плечо.

– Подожди… – Служитель говорил почти шёпотом. – Нельзя нам туда.

– Это почему? – Пров даже не оглянулся, он бы даже и не остановился, но Служитель держал его цепко и не собирался отпускать.

– Вот что, Пров, сын Одила… Ты подумай: может, не волхва им надо, а жертву…

– С чего ты взял?

– Творец надоумил. – На самом деле Герант и сам едва ли мог объяснить, почему он так решил. Лишь через несколько мгновений, пока Пров непонимающе смотрел на него, по краю сознания робко пробежало ощущение, что где-то рядом просыпается сила, чуждая шелесту листвы, земле под ногами, небесам над головой. – Давай сначала посмотрим, что там творится.

– Ну, давай посмотрим, – нехотя согласился Пров, и они свернули с тропы, погрузившись в сгущавшиеся сумерки.

Капище, против обыкновения, окружал не деревянный частокол, а невысокая, не больше локтя высотой, городьба, сложенная из грубых неотёсанных булыжников.

Зеус, Геккор, Аспар, Ярис, Иблит, Хлоя, Луциф, Морх… Знакомые всё лица… Нет – Зеос, Хекка, Асфер, Орес… Здесь лучше называть их теми именами, к которым привыкли эссы. Пров тоже ощутил смутное беспокойство, когда увидел, что в ворота въезжает неуклюжая повозка, на которой лежал связанный по рукам и ногам парень в дорогом, но основательно изодранном камзоле.

Они укрылись за торчащим из земли валуном, громоздящемся на невысоком холмике в трёх сотнях локтей от идолов, охвативших подковой жертвенник, в котором пылало странное багровое пламя.

– Юм! – воскликнул вдруг Служитель, высунувшись по пояс из-за камня.

– Что? – Пров схватил Геранта за пояс, чтобы вернуть его в укрытие. – Какой такой Юм?

– Юм Бранборг, лорд Холм-Дола… – Герант был готов увидеть здесь что угодно, только не это. Может, показалось…

Повозка с пленником остановилась рядом с жертвенником, и теперь его лицо было отчётливо видно в горячих отсветах красного огня.

– Пров, делай что хочешь, а его надо вытащить, – начал было Герант, но умолк, понимая, что бессмысленно чего-то требовать от волхва, если даже сам не знаешь, на что решиться. Вокруг идолов собралось несколько дюжин эссов, и народ всё ещё подходил, и почти каждый был вооружён тяжёлым боевым топором, как будто варвары собирались на побоище, а не для жертвоприношения. Прорваться к молодому лорду было ещё можно, если найти Ойвана и забрать у него меч… А вот что дальше? Можно ещё предложить себя в жертву вместо Юма, но тогда, скорее всего, их сожгут обоих.

– Ладно… Пойду попробую, – сказал вдруг Пров. – Только если меня рядом с ним положат, ты уж сам думай, как нас оттуда вызволять. Может, Творец тебя надоумит…

Герант не успел ничего сказать в ответ, а Пров уже шёл в сторону капища, размахивая руками и что-то выкрикивая. Насколько Служитель смог понять, Пров кричал, чтобы без него не начинали, а то дров наломают и толку всё равно не будет, это вам не за пятнистой кошкой по лесу гоняться… Речь эссов напоминала саабскую, но отдельных слов Герант не разобрал – слишком быстро, громко и невнятно произносил их рыжий волхв. Оставалось надеяться на одно: Пров знает, что делает…

Но надеяться пришлось недолго. Как только Пров приблизился к воротам, его схватили четверо молодчиков, повалили на землю, с завидной ловкостью связали и поволокли к повозке, где лежала первая жертва.

Всё. Сейчас повозку загонят в пламя, и вон тот тощий старик, который пока сидит на берёзовой чурке, глядя в огонь, как бы отстранившись от всего, что происходит вокруг, начнёт обряд: во славу Зеоса, Хекки, Асфера, Ореса, Иблифа… И впрямь оставалось только положиться на Творца.

Герант понимал, что сейчас самым разумным решением было бы – просто уйти, тихо и незаметно. Вдвоём с Ойваном они начинали путь – вдвоём и закончат… А если им и предначертано погибнуть, то только не здесь и не сейчас. Но ясно было и другое – уйти просто так он не сможет, даже повинуясь великой цели. Ноги сами не пойдут, не заставишь их сделать даже один шаг прочь отсюда, когда за спиной останется этот рыжий волхв, которого он, по сути, сам отправил на смерть, и Юм, которого он, Первый Святитель Храма, помнит ещё мальчишкой. Как он здесь оказался – сейчас не так уж и важно.

И меч у Ойвана остался… А вот посох лучше с собой не брать – к главному сокровищу Храма не должна прикоснуться чужая рука. Не должна… И тут Герант почувствовал, что посох оживает в его руках – так бывало всякий раз, когда рядом сгущались силы Тьмы или просто бродила поблизости какая-нибудь нечисть. Нет, к главному сокровищу Храма чужая рука просто не сможет прикоснуться, посох сам защитит и себя, и всякого, кто чтит Творца и не помышляет о злом. Оставалось только идти вперёд – либо затем, чтобы разделить участь жертв, либо затем, чтобы вразумить тех, которые не ведают, что творят. Впрочем, когда Герант выходил из-за камня, к нему пришла ясность, что ни то, ни другое невозможно: воля Творца не позволит ему погибнуть, а вразумить кого-либо одним только словом ещё никому не удавалось.

Его заметили, когда полпути между укрытием и капищем было уже позади. Тощий старик в длиннополом рубище уже открыл рот, чтобы провозгласить начало обряда, как какой-то мальчонка, сидевший на каменной городьбе, скатился вниз и с визгом помчался прочь. И тут же вокруг жертвенника началась паника – безрассудные юнцы и умудрённые мужи, воины, следопыты, охотники, выходившие с медведем один на один, – все они теперь смотрели в одну сторону, задрав головы вверх, и пятились, сначала медленно, потом быстрее. В какой-то момент остатки мужества покинули всех одновременно, и эссы бросились врассыпную, только старик, заменявший волхва, остался стоять среди деревянных истуканов, сам похожий на идола.

Над вершинами сосен, в стороне, противоположной закату, бесшумно летели четыре всадника, лишённые лиц, несущие ужас.

Герант даже позволил себе вздохнуть с облегчением – летящие призраки разогнали варваров, а против порождений Тьмы у Геранта было оружие, самое грозное, каким когда-либо владели люди. Нерукотворный Посох, сокровище Храма – он уже дрожал в его руках, наполняясь Небесным Огнём, оставалось только направить его силу. Надо лишь суметь обойтись без ненависти, страха и гнева. В душе должна остаться одна лишь любовь и сострадание – ко всем, на кого вот-вот должны обрушиться эти сгустки воплощённого ужаса, которые сейчас несутся по чёрному небу.

Всё внимание Геранта было занято четырьмя призрачными всадниками, и он не видел, как из зарослей выскочил ещё один. Ойван, до сих пор скрывавшийся в кустах, пустил свою клячу в галоп, заставил её перемахнуть через ограждение капища и успел пару раз хлестнуть длинной хворостиной кобылу, запряжённую в повозку, к которой были привязаны оба пленника. Она как раз удачно стояла мордой прямо к выходу, и удары Ойвана заставили её сорваться с места. Только худой старик, стоявший рядом как статуя, вдруг ожил и попытался ухватиться за колесо. Но его костлявые пальцы сорвались с обода, и он, уже не в силах подняться, пополз туда, где полыхал огонь. Оставить идолов без жертвы было для него страшнее объятий пламени.

Часть вторая

Тень идола

«Земля впитывает в себя даже громы небесные, но взгляд Служителя всегда устремлён к Небесам, даже если сам он склонил чело над твердью земной. Творец даровал Служителям Силу Свою, но отнял у них Веру – они знают то, во что прочие верят или могут уверовать, и это знание отделяет их от прочих людей, тех, кто может стремиться к благам земным, сытости и славе.

Пока Небытие жаждет поглотить Сотворённый мир, пытаясь смешать его с Первородной Глиной, Служители стоят на рубежах Хаоса, который таится за пределами бытия или угнездился внутри человеческих душ.

Люди сами выбирают свои пути, преодолевая Небытие внутри себя или потакая ему, и каждый из них свободен в своём выборе – такова воля Творца. Но когда-нибудь они все придут к Нему – для одних этот путь будет труден и близок, для других – лёгок и почти бесконечен. Одни несут с собой нищенскую суму, другие – окровавленный меч; одни хотят овладеть всеми сокровищами мира, другие – лишь счастья своим детям; одни веруют в Творца, другие отрицают его – и всё это их жизнь и судьба, то, чего не может быть у Служителей. Им служение заменяет судьбу, и никто из них не в силах даже помыслить о собственной корысти – и нет иного пути одолеть искушение близостью Небытия, где нет Закона, и любая воля порождает если не иную реальность, то хотя бы иллюзию немыслимых благ.

Для Служителя линия судьбы – тонкая нить, натянутая над бездонной пропастью, на дне которой притаилось Ничто, растворяющее в себе всё, что к нему прикоснулось. Вторгаясь в пустоту, сам становишься частью ее…»

Запись, сделанная ведуном Корнем на полях Книги Ведунов

Глава 1

Чувства отличаются от мыслей тем, что не умеют лгать. Зато ложь предпочитает взывать именно к чувствам.

Гудвин Счастливый. Наставление лирникам

Казалось, что эта ночь не кончится никогда. Вспоминались не столь уж давние времена, когда вот так же ночи напролёт приходилось сидеть в засадах на оборотней, но тогда было известно, чего ожидать и что делать. А теперь… Слухи, домыслы, страхи, видения – вот и всё, по чему можно судить о враге, который притаился за безымянной речушкой, разделяющей два Холма.

– Мастер Олф, вернулись пластуны. – Из-за раскидистого куста появился сотник Дан. – Позвать?

– А ты как думаешь? – отозвался Олф, и сотник два раза пропищал совой.

Двое пластунов в чёрных накидках бесшумно вышли из-за того же куста, и старший, присев на землю слева от Олфа, начал негромко докладывать:

– Подобрались почти к башне… А они там вокруг идола пляшут. И лорд ихний, и старуха, карга, о которой вы спрашивали, и воинов сотня, не меньше. А ещё с дюжину эллоров в стороне стояло, и как лорд чего скажет, так от хохота давятся. Вот лорд и сказал, что, мол, когда он положит в огонь печень девственницы, небеса разверзнутся, и явятся четыре всадника – воплощения Морха, Иблита, Аспара и Луцифа обретут плоть. Встанут те всадники впереди воинства Холм-Ала, и тогда все остальные в штаны наделают, как только их увидят. Так прямо и сказал. Они бы, мол, вчера ещё явились, но та девственница, которую вчера зарезали, оказалась вовсе не девственницей, потому как охранники её сами от себя не уберегли. Вот сегодня, мол, перед ликом Морха Великолепного мы и сожжём тех страдальцев, из-за которых пришлось отложить начало славных дел. Но Великолепному любые подношения угодны, а девственницу, мол, найдём какую-нибудь. Не перевелась, говорит, ещё добродетель в наших селищах…

– Всё?

– А стражников троих они живьём сожгли… Теперь всё, мастер Олф.

– Дан! – позвал Олф.

– Да, мастер.

– Оставить только дозоры. Остальным – спать.

– Да, мастер.

Сотник удалился, уже не смягчая шага – теперь можно было не таиться. Так или почти так прошло больше половины ночей из трёх дюжин, миновавших с той поры, как пропал молодой лорд. И больше всего угнетало то, что невозможно было ничего сделать – только ждать неизвестно чего, и быть готовым ко всему.

Тогда, после той проклятой ночи, едва рассвело, Олф с небольшим отрядом примчался к стенам пограничной башни, где лорд Сим должен был ожидать лорда Юма, чтобы сойтись с ним в поединке. Но тогда Тарл вышел к ним без шлема и кольчуги, а в ответ на вопрос, не знает ли он, где лорд Холм-Дола, заявил сквозь смех, что Юм Бранборг столь же хитёр, сколь труслив, если пошёл на такие уловки, чтобы избежать честного поединка.

А потом голубиная почта принесла весть от ведуньи Сольвей. Оказалось, что тот ведун, который исчез, приходится ей дедом, а Юм в то утро, когда Олф выслушивал насмешки Тарла, сидел в подвале той проклятущей башни. Но стоило отрядам Олфа вновь оказаться по ту сторону границы, как у всех начинало двоиться и троиться в глазах, иные падали от внезапной усталости, а тем, кто ещё мог держаться на ногах, едва хватало сил вынести упавших. Ни один из ведунов, созванных из окрестных селищ, не мог распознать, что за ворожба преграждает путь воинам Холм-Дола. Была бы здесь Сольвей, она бы сразу поняла, что к чему, но обычаи запрещают ей появляться в Холм-Доле. Лорд не должен увидеть свою первую возлюбленную. Никогда.

Ждать и быть готовым ко всему! А чего ждать? К чему быть готовым? Гонцы в Холм-Грант и Холм-Гот давно отправлены, и теперь уже вот-вот должны подойти отряды лорда Фертина Дронта и дружина Храма. Уж Служителям-то точно ворожба нипочём. Они оборотней, помнится, шёпотом убивали.

– Мастер Олф, а тебе не кажется, что сейчас – самое время вздремнуть, хотя бы до рассвета? – Герольд Тоом, видимо, разбуженный недавним разговором Олфа с сотником и пластунами, вышел из-под полотняного навеса, огороженного с трёх сторон ивовым плетнём. – Совершенно ни к чему так себя изматывать на радость врагу.

Герольд, как всегда, был прав – всё равно здесь ничего не высидишь. Значит, говорит, явятся четыре всадника и поскачут под небесами, топча посевы, сметая жилища, и чёрное пламя охватит души, и алое пламя охватит тела. Когда-то ему уже приходилось слышать что-то подобное… Только когда и где? Во сне или наяву? Образы Морха, Иблита, Аспара и Луцифа обретут плоть… Страшную забаву придумал себе лорд Тарл, забыв, видно, об участи Дриза Кардога, бывшего лорда Холм-Гранта, который поставил свой меч на службу Нечистому, стремясь к призрачному могуществу. После первого же поражения живые покинули его, и Морох поставил Дриза-Мясника во главе воинства мертвецов, бледных меченосцев.

Тогда была победа, стоившая многих жертв и трудов, но от любых воспоминаний о событиях пятилетней давности до сих пор несло холодным ужасом. И уж тем более не хотелось, чтобы подобное повторилось вновь.

Пожалуй, и впрямь не мешало бы отдохнуть. Тоом хоть и герольд, а дело говорит… Олф зашёл под навес, погасил светильник, только что зажжённый герольдом, и в темноте забрался в свой спальный мешок из оленьих шкур, положив слева от себя шлем и налокотники, а справа – меч и сапоги. Снимать в военное время кольчугу воинам не полагалось даже на ночь.

Сон пришёл мгновенно, как всегда… Но на этот раз не получилось погрузиться в ровные серые сумерки, которые просто впитывали в себя усталость. Редкие сновидения, какие бы привычные картины ни вставали перед ним, Олф обычно старался отогнать, а если не получалось – проснуться. Но на этот раз видение оказалось настолько ясным, настолько необычным, что завораживало, зазывало погрузиться в него всё глубже и глубже… Вдаль стрелой уходила дорога, мощёная огромными гладкими серыми плитами. Справа от неё возвышалась крепостная стена, а слева из сухой растрескавшейся земли торчали редкие чахлые колоски. Среди них лежал на боку корабль с проломленным днищем. Неба не было. Любая пустота должна быть чем-то заполнена, но в той стороне, где должно располагаться небо, не было ничего. Олф уже собрался с силами, чтобы резко подняться и сбросить с себя видение, но тут откуда-то сзади послышался голос:

– Доброго здравия тебе, путник.

Олф оглянулся, но поблизости никого не обнаружилось.

– Если хочешь увидеть меня, постарайся покрепче заснуть, – сказал кто-то очень знакомый. Олф был уверен, что этот голос он уже слышал где-то, и не раз.

– Кто ты?

– А ты вспомни.

– Ну хватит со мной шутки шутить! – Олф вовсе не верил в реальность происходящего, но вдруг ясно ощутил, что попытки покинуть этот сон ни к чему не приведут. – Кто бы ты ни был, покажись или отстань от меня.

В стене открылась маленькая незаметная калитка, и хотя она выглядела проржавевшей насквозь, петли даже не скрипнули. К тому же Олф мог бы поклясться, что мгновение назад её здесь не было. В тёмном проёме стоял человек в рясе, с тяжёлым мечом в простых кожаных ножнах. Эрл Бранборг, бывший лорд Холм-Дола, передавший корону сыну, чтобы стать Служителем. Как он-то здесь оказался?

– Как вы-то здесь оказались, мой лорд?

– Твой лорд – мой сын, – поправил его Бранборг-старший. – А ты хоть знаешь, где мы находимся?

– Как не знать – во сне, где же ещё! – ответил Олф, хотя и не был уверен в том, что прав. Те редкие сны, которые ему запомнились, лишь возвращали его в гущу какой-нибудь битвы или к тем невообразимо далёким временам, когда он знал о войнах лишь со слов сказителей, из песен лирников.

– Сон – странствие души… – Эрл жестом пригласил Олфа следовать за собой и скрылся в темноте дверного проёма.

– Нет, мой… господин, моя душа не хочет странствовать слишком далеко, потому что её хозяину нужно вовремя проснуться. – Олф был уверен: чем бы там ни было намазано, а в прогулку по сонному миру он не отправится ни за что. Всё это ведовство, ворожба, пусть даже Откровение – не для него…

Он не сделал ни шагу, но спина служителя неожиданно оказалась рядом, а под босыми ступнями – каменный пол длинного тёмного коридора.

– Там, где мы только что были, не лучшее место для бесед, мой славный Олф. – Силуэт Служителя маячил впереди, а голос звучал откуда-то сбоку. – Ясно: ты просто не веришь, что я – это действительно я. Но мне некогда убеждать тебя. Времени до рассвета почти не осталось, а я должен многое тебе сказать.

– А что б вам просто так не появиться, по-человечески… Я же гонца отправлял!

Коридор кончился, и они оказались на краю рва, заполненного небесной голубизной и клочьями облаков. Позади оставалась всё та же стена, только проём, из которого они только что вышли, исчез, как будто его и не было. Служитель Эрл Бранборг, точнее, его дух, находящийся в странствии, молча присел на скальный выступ, висящий над пропастью, заполненной небом.

– Садись рядом, Олф, – предложил он, оглянувшись, но бывший начальник ночной стражи продолжал стоять за его спиной. – Что я должен сделать, чтобы ты поверил, что я – это я?

– Ничего, – отозвался Олф. – Вот когда проснусь, тогда и решу, верить или не верить. У нас тут такое было, что ни глазам, ни ушам своим после этого верить не хочется, а снам – тем более.

– Ну, хорошо… Мне ведь только и надо, чтобы ты меня выслушал… – Бывший лорд уже смотрел на облака, плывущие под ногами. – Помнишь, Олф, как удалось одолеть Мороха возле Узилища Гордых Духов?

– Вы хотели мне что-то рассказать, а сами вопросы задаёте.

– Ответь. Мне будет проще объяснить тебе всё, что надо, если ты сам начнёшь.

Страницы: «« 12345678 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

«…– Черт, как больно, – я поднял голову и приложил руку к ноющему затылку, – я лежал на бетонном пол...
Наш календарь расскажет вам о мусульманских праздниках и традициях. Вы найдете в нем выдержки из тек...
В книге "Профилактика хронических простатитов" раскрываются важнейшие характеристики этого заболеван...
В произведении «Книга для родителей» известного педагога, признанного ЮНЕСКО выдающимся мыслителем м...
Автор в романе «На Черной реке» рассказывает читателю о трудных условиях и событиях в организации пр...
Почему же я заболел? Как мне вылечиться? Зачем мне дана болезнь? Эти вопросы задает себе любой челов...