Золотая ангулоа Кучаев Александр
– Борис Михайлович, а вы что стоите?! – обратился к Косте человек в морской форме. – С президентом вашей компании несчастье, а вы… Прошу! – он указал на открытую дверцу машины.
– Но я не Борис… – запротестовал Костя.
– Знаем, мы всё знаем, – его ловко впихнули на заднее сиденье, и он очутился рядом с Юлией Иннокентьевной. Люди в форме сели следом: один рядом с шофёром, второй – справа от Кости. В то же мгновение машина сорвалась с места и помчалась по улице.
– Это какое-то недоразумение! – воскликнул Костя, обращаясь к Перфильеву. – Я не…
Он вдруг вспомнил, что видел его на круизном судне. Да-да, видел, только там этот господин был обычным пассажиром. Никакой это не помощник капитана…
– Вы не тот, за кого себя… – начал было он разоблачительную речь.
– Перестаньте, – сказала, брезгливо поморщившись, Юлия Иннокентьевна и отодвинулась, чтобы не соприкасаться с ним.
– Да уж, перестаньте, Борис Михайлович, – фамильярно произнёс моряк, сидевший рядом с Костей, и ладонью хлопнул его по бедру; сквозь хлопок почувствовался лёгкий, как от иголки, укол. Костя успел заметить, что Юлия Иннокентьевна достала телефон, поднесла его к уху и сказала: «Алё, Алевтина Григорьевна?» Затем перед глазами у него поплыло, и он потерял сознание.
Очнулся он уже в этом сарае. Юлия Иннокентьевна, раскинув руки, без чувств лежала в противоположном углу. В себя она пришла только минут через пятьдесят, и у Кости было достаточно времени, чтобы рассмотреть её. Но разве можно изучать черты женщины, находящейся в столь беспомощном состоянии!.. Нет конечно. Поэтому он не воспользовался своим преимуществом. Ко всему прочему, он почти сразу понял: с ними случилось нечто ужасное, и тем более ему стало не до любования женскими прелестями.
Почувствовав себя способным держаться на ногах, он подошёл к двери и несколько раз подёргал за скобу. Убедившись, что дверь замкнута, принялся стучать, а когда это ни к чему не привело, прильнул к оконным прутьям и крикнул, чтобы кто-нибудь пришёл и выпустил их. Прислушался. Снаружи доносились только птичьи клики и какой-то отдалённый монотонный шум. Он снова крикнул, потом ещё и ещё…
Никто так и не появился. Костя вернулся к дверному полотну и загрохал в него ногами – всё было бесполезно. Доведя себя до крайнего утомления, шагнул к подстилке, сел и бездумно уставился в каменную стену.
Мысль о похищении возникла внезапно. Точно, похитили! Но зачем? Какой интерес заниматься им, мелким торговцем цветами, недавним инвалидом, причём во Франции? Если на то пошло, гораздо проще это было сделать прямо в Рябиновке. Непонятно всё это… Если за него хотят получить выкуп, то много ли может дать несчастная Варвара Степановна? Даже если продать дом с тепличным хозяйством, окупит ли вырученная сумма затраты на организацию и проведение операции с похищением? Может и окупит, но то, что останется сверх всего, будет таким мизером! Нет, тут не выкуп, тут что-то другое. Неужели их хотят пустить на органы?!
От тягостных размышлений его отвлёк шорох в противоположном углу сарая. Он повернул голову и увидел, что Юлия Иннокентьевна сидит, прислонившись к стене, и смотрит на него подозрительным взглядом. Заметив встречный взгляд, она одёрнула юбку, ухитрившись натянуть её на колени, и сказала:
– Это ваших рук дело?
– О чём вы говорите?
– Об организации похищения.
– Господь с вами, мадам! Да я в таком же положении, что и вы.
– Вы лжёте.
– Зачем мне лгать?
– Затем! Вы лживы от природы и способны на любые проделки. Я всегда удивлялась, почему мой дядя терпит вас.
– Я лгу, я способен на проделки! И такие слова бросать в лицо совершенно незнакомому человеку! Ну знаете, всему должен быть предел.
– Хватит притворяться! Вы всегда…
– Да кто притворяется-то?! – Костя был вне себя от возмущения. – Что вы привязались ко мне?! Сначала на корабле, теперь здесь. Да если бы я организовал похищение, разве сидел бы я вместе с вами в этой тюрьме?!
Всё так же подозрительно глядя на него, женщина некоторое время молчала, видимо, обдумывая ситуацию.
– Ну, если не вы, то… Скорее всего, они намерены получить выкуп за нас обоих.
Костя прямо-таки подскочил на своей постели.
– Какой выкуп, что вы городи… Что вы говорите! С меня и взять-то нечего. У меня дома-то своего нет, живу у…
– Дома у него нет, жить ему негде! – женщина ехидно и зло рассмеялась. – А просторная двухуровневая квартира на Кутузовском, а вилла возле «Холмогоров», не помню уж, сколько там у вас гектаров земли, а поместье в Алексеевском районе, а ещё вилла в Андалузии, замок в районе Мантре – это кому принадлежит? А дорогущие автомобили, самолёты, вертолёты, да много чего ещё! Сколько можно прикидываться, Борис Михайлович, вам не надоело? И не старайтесь изменять свой голос. Право, это нисколько вас не красит. Говорите обычным голосом – таким, какой мы все, хорошо знающие вас, привыкли слышать.
– Опять Борис Михайлович! Как я понимаю, вы решили поиздеваться надо мной?! Или, может быть, это вы с ними заодно?!
– С кем?
– Ну, с этими… похитителями.
– Я заодно с похитителями! Вот это новость! Борис Михайлович, постыдились бы, подумайте, о чём вы говорите! Когда вы только угомонитесь? Увязались за мной в такую даль, испортили мне поездку и даже здесь, в этом затхлом сарае, ломаете комедию. Ну что вы пялитесь на меня, как на …?! В конце концов, непристойно так смотреть на женщину.
– «Пялитесь»! Экое слово-то нашли – постеснялись бы незнакомого человека. Обвиняете меня бог знает в чём и вдобавок оскорбляете.
– Я вас оскорбляю?! Да вы…
Наверное, они долго бы ещё препирались, но снаружи послышались шаги, заскрежетал засов, заскрипели петли, дверь отворилась, и к ним вошли несколько человек, и с ними один из тех, кто усаживал их в машину на улице Марселя и назвался Перфильевым.
Им велели подняться, поставили рядом, плечом к плечу, и заставили говорить в видеокамеру, умоляя какого-то Бронислава Арнольдовича о выкупе.
Юлия Иннокентьевна без промедления произнесла требуемые фразы, а Костя опять стал объяснять, что, мол, это недоразумение, что его принимают за кого-то другого. Не дослушав, его с размаху огрели резиновой дубинкой по печени. Хватая ртом воздух, он рухнул на колени и повалился на каменистый грунт, служивший полом. Отдышавшись, встал на ноги и повторил всё, что ему продиктовали.
– Вам больно? – спросила Юлия Иннокентьевна, когда они остались одни и Костя скорчился на своём тюфяке. В её голосе послышалось сочувствие, но он ничего не ответил. Ему действительно было нехорошо, и он не желал участвовать ни в каких разговорах.
Женщина тяжело вздохнула и тоже замолчала. До самого вечера они не произнесли больше ни слова.
Это было позавчера. В тот день за Костей приходили. Вывели из сарая. Когда он замедлил шаг, чтобы осмотреться и получить более полное представление о местности, его ткнули в спину прикладом автомата и велели не оглядываться.
Они шли не долго, не больше минуты. Боковым зрением он разглядел слева водную поверхность – какую-то бухту – и стоявшее у коротенькой пристани, протяжённостью тридцать-сорок метров, судно с мачтами и свёрнутыми парусами. С правой же стороны возвышались тёмные отвесные скалы. Подошли к низкому невзрачному домику вроде горной сакли, прошли в дверь и очутились в довольно тесной прямоугольной комнате с голыми стенами и опущенными на окнах жалюзи. В задней глухой стене выступал ещё один дверной проём, за которым, видимо, было второе помещение. За пустым столом возле окна сидел худощавый человек с бородкой клинышком. Немного в стороне в плетёном кресле возлежал уже знакомый Перфильев, только в этот раз, как и на «Сенявине», он был в обычной гражданской одежде.
– Мы приняли вас за Бориса Михайловича Камцева, – сказал человек с бородкой, окинув Костю продолжительным зорким взглядом, – за Камцева, вице-президента компании «Алмазы севера» – опору и сподвижника Бронислава Арнольдовича Белогорского, алмазного короля, одного из богатейших людей России. Как вы, наверное, догадываетесь, Камцев тоже не из бедных, на его счетах – сотни миллионов, помимо всякой недвижимости и разных ценных бумаг. Так вот, мы хотели получить за вас и ту даму, – он кивнул головой в неопределённом направлении, вероятно, имея в виду оставшуюся в сарае Костину сокамерницу, – по пятьдесят миллионов долларов. Нам пришёл ответ: за Юлию Иннокентьевну, любимую племянницу Белогорского, выкуп будет готов, а что касается вас… Мы узнали – Камцева на теплоходе «Сенявин» не было, и сейчас он находится на территории России. То-то мы всё думали, где ваша охрана, неужели она так умело маскируется. Естественно, встаёт вопрос: кто же тогда вы? Расскажите о себе.
Костя немногословно поведал. Кто он, откуда и как оказался на круизном теплоходе.
– М-да, – выслушав его, произнёс человек с бородкой, – собственно, ничего, кроме мимолётных иллюзий, мы не потеряли. Ведь на первых порах мы только на племянницу Белогорского и рассчитывали. Вас мы взяли по ошибке.
– Как же быть с ним? – спросил Перфильев и изучающе взглянул на Костю. – Может, использовать в качестве двойника? Хотя бы в разовом порядке.
– Да ладно вам… Какой ещё двойник, – равнодушно ответил «клинобородый», очевидно, главный среди людей, окружавших его. – Нет, пусть всё идёт по прежнему сценарию.
Костю повели обратно, и по пути он, не поворачивая головы, более подробно рассмотрел и сарай, в котором их содержали, и бухту, и холмы, и горы на востоке.
Всё окончательно встало на свои места. Он и в самом деле жертва недоразумения. Его перепутали с другим человеком, и вот он здесь, на краю Сахары, на берегу океана. Этот Камцев, с которым они, видимо, похожи как две капли воды, хорошо знаком с Юлией Иннокентьевной, чем-то ей антипатичен, отсюда её нападки на корабле, да и в сарае тоже.
От раздумий над превратностями судьбы его вывел голос племянницы Белогорского.
– Ну и зачем вас вызывали? Надеюсь, вас там не били?
– Нет, не били, просто со мной беседовал один интеллигентный на вид человек.
– О чём?
– Так, о смысле жизни, о том, как иногда она, жизнь, смеётся над нами.
– Я серьёзно спрашиваю.
– А я серьёзно отвечаю.
– Вы невыносимы.
– Я это запомнил – я не впервые слышу от вас эти слова.
– Вы, может, и чаи с ними распивали?
– Нет, чай мне никто не предлагал.
– Но о чём-то всё же шёл разговор?
– Шёл… О том, что если бы Борис Михайлович Камцев женился на вас, то ему бы крупно не повезло.
– Вы шутите? Такого разговора быть не могло.
– Отчего же. Жизнь такая штука – в ней может произойти всё, что угодно. И мне не до шуток.
– Вы заговорили совершенно по-иному. Какой-нибудь час назад вы не были таким.
– Возможно, и не был. Всё течёт, всё изменяется, в том числе и мы сами. Совсем недавно вы кривились при одном моём слове, а сейчас не брезгаете первой заговаривать со мной.
– Вы так и не ответили на мои вопросы.
– Да нечего отвечать, нечего.
– Так уж и нечего!
– Они перепутали меня с другим человеком.
– С кем? С Камцевым?
– Возможно. Да что возможно – именно так и есть. У меня уже ум за разум заходит – прошу вас, оставьте меня в покое.
…Дверь заскрипела, и Костя открыл глаза. Кажется, он задремал. Он медленно повернулся и сел.
У двери, прислонившись к косяку, стоял охранник с бутылкой в руке. Зачем он здесь? Ведь до доставки пищи ещё не скоро. Хотя какая пища! Их же должны утопить. Дихлофос приходил какой-нибудь час назад. И впять. Ах да, он же говорил, что вскоре снова придёт.
Женщина сидела в противоположном углу, поджав под себя ноги. Пройдясь по ней глазами, охранник посмотрел на Костю.
– Я думал, ты прикидываешься, а ты, оказывается, и правда не тот, за кого тебя принимали. Всамделишный Камцев у себя дома. А ты так – никто, не пришей кобыле хвост. Но для тебя это не имеет никакого значения, всё равно пойдёшь на корм рыбам. Плохо только, выкупа за тебя не будет.
«К чему эти разглагольствования? – подумал Костя. – Он же присутствовал при моём допросе и знает всё от и до. Зачем начинать всё сначала? Просто для пустой болтовни? Или для того, чтобы лишний раз напомнить о моей близкой смерти и тем самым ещё больше психически пришибить? В прошлый раз зачем-то причислил к миллиардерам, теперь это…»
Оставив его, Дихлофос повернулся к Юлии Иннокентьевне, и губы его раздвинула непристойная улыбка. Пленница отодвинулась ещё дальше в угол и попыталась натянуть юбку на колени; лицо её словно застыло.
– Ну как, славнушечка, соскучилась по настоящему мужику, а? – охранник отпил из горлышка, сделал глоток, ещё отпил и поставил бутылку на пол. – Соскучилась, вижу. Хочешь, мы с тобой сейчас развеем скуку, – он медленно, не отводя взгляда, двинулся к ней. Женщина вскочила на ноги и прижалась к стене.
– Не подходите ко мне!
– Ну-ну, пташечка, не трепыхайся, упорхнуть тебе некуда. Не трепыхайся, говорю, – пьяно рассмеявшись, охранник схватил её за руки и притянул к себе. – Как, шибко я тебе нравлюсь? Что глазёнки-то вытаращила? Или испугалась чего? Не бойся, я с бабами аккуратно обхожусь.
– Помогите! – в ужасе закричала женщина. Она попыталась вырваться из мужских объятий, – о господи!.. Помогите!
– Не кричи, глупая, некому тебе помочь. И не напрягай ручонки-то, не напрягай, отломятся ещё, а мне ты нужна в целости. Смотри-ка, царапается! Вот голова садовая, тебе же сегодня каюк будет – не всё ли равно, какой ты пойдёшь на тот свет? Для кого ты себя бережёшь?
Всё происходившее потом было настолько страшно и безобразно, что Костя не мог вспомнить без содрогания.
В один прыжок он очутился возле охранника и обхватил его сзади, пытаясь повалить. Оставив женщину, Дихлофос без видимых усилий стряхнул с себя неожиданного противника и вытащил из кобуры пистолет. Чёрное дуло заглянуло Косте в глаза и заставило отступить. Но выстрела не последовало. На широком лице вертухая появилась ироничная улыбка, рука с зажатым пистолетом пошла вверх и в сторону. Костя пригнулся, чтобы поднырнуть под неё, однако, следя за пистолетом, он упустил из виду другую руку Дихлофоса. От удара пудовым кулаком в голове сотряслось, и он распластался на полу. Спустя сколько-то секунд из зыбкой пелены сарая выступил силуэт гигантской фигуры. Костя сделал усилие, чтобы откатиться в сторону, но опять не успел. От удара ногой по рёбрам перехватило дыхание. Затем последовали удары в живот и…
Когда сознание стало возвращаться, он услышал хрипы, возбуждённое дыхание и открыл глаза. В нескольких шагах Юлия Иннокентьевна из последних сил сопротивлялась навалившемуся на неё охраннику. Костя перевернулся на живот, отхаркнул кровь, поднялся на четвереньки и потащился к боровшимся.
Он потянулся, чтобы ухватить охранника за шею, но в последний момент заметил торчавший из незастёгнутой кобуры пистолет. Рифлёная рукоять удобно легла в ладонь. Удар по затылку, за ним второй, третий – Дихлофос обмяк и сделался недвижим. Кое-как спихнув тяжёлую тушу с женщины, Костя обессиленно упёрся лбом в пол. Он опять чуть не потерял сознание, так ему было дурно. Всё ему казалось нереальным, фантасмагоричным.
Услышав необычные муторные звуки, он поднял взгляд от пола. Женщина стояла на коленях и содрогалась в мучительных рвотных позывах.
Не зная, как помочь ей и боясь возникновения чувства «солидарности», Костя отвернулся, сел и отрешённо уставился на стиснутый в руке пистолет. Первый неосмысленный импульс был – избавиться от оружия, как от чего-то чужеродного, но… Ну уж нет, зачем избавляться, эта штука ещё может пригодиться. Оттянул назад затвор или кожух затвора – он не знал правильного названия этой детали – и увидел через открывшееся окошечко жёлтый патрон в канале ствола. Помедлив, вернул затвор на место и покачал пистолет на ладони, прикидывая его на вес. Он вспомнил, что их должны уничтожить, сбросить в море с вертолёта, вспомнил, что все дни, проведённые в сарае, думал о побеге. Вот и выдался для этого случай. Следовательно, надо бежать, сейчас или никогда.
Обшарив охранника, Костя вынул у него из кобуры запасной магазин.
Женщину уже не рвало. Отвернувшись к стене, она оправляла одежду, приглаживая юбку и застёгивая уцелевшие пуговицы на светлой порванной кофточке, и вообще приводила себя в порядок. Лишь редкие прерывистые вздохи выдавали её душевное состояние.
«Сильная, – уважительно подумал Костя, имея в виду характер женщины, – быстро приходит в себя».
Дихлофос, растянувшись поперёк сарая, лежал без движения и не подавал признаков жизни. Пошатываясь, Костя подошёл к двери, распахнул её и зажмурил глаза, отвыкшие от яркого света. Когда он разомкнул веки, его взору предстал тот самый тёмный холмистый пейзаж, который открывался из зарешеченного окна и который он видел, когда его вели после допроса.
– Куда вы? – надломленно донеслось из глубины сарая. Костя почувствовал – женщина стыдится происходившего минуту назад между ней и охранником.
– Надо посмотреть, что там снаружи.
– Я с вами.
– Как хотите, – Костя перешагнул через порог и крадучись двинулся вдоль стены. Пистолет снят с предохранителя, указательный палец на спусковом крючке. Оружие придавало уверенности, с ним можно было на равных постоять за себя. Он чувствовал, что силы возвращаются, и мог передвигаться уже достаточно быстро. Женщина почти неслышно следовала за ним.
Он осторожно выглянул из-за угла. В сотне метров стоял одинокий домик с пологой односкатной крышей, куда его водили на допрос. Как и сарай, он лепился к тёмной скальной круче, был одного цвета с ней, и его непросто было разглядеть и с воздуха, и откуда-нибудь со стороны: с моря его закрывал высокий обрывистый утёс.
Левее домика простиралась уже виденная им ранее укромная бухта, хорошо защищённая от волн естественным молом с зигзагообразным верхом. Лишь узкий фарватер соединял её с открытым морем. Даже в сильный ветер в ней должно быть относительно спокойно. Прямо напротив домика, у крохотной пристани, виднелся тот же самый двухмачтовый парусный корабль, с которого были спущены сходни.
– Так вы, стало быть, не Борис Михайлович, – услышал он сзади.
Костя оглянулся. От недавнего потрясения Юлии Иннокентьевны, кажется, не осталась и следа. Молодая женщина выглядела спокойной, в глазах её светился неподдельный интерес. Если бы не порванная на плече кофточка и проглядывавшая в отверстии ткани молочная кожа, ничто не напоминало бы о недавнем происшествии в сарае. «Ну и характер, – подумал он. – После такой передряги…»
– Это хорошо, что вы не Борис Михайлович, – не унималась женщина. – Как вы уже, наверное, поняли, я терпеть его не могу, и есть за что. Но внешнее сходство – удивительное. Вас отличают только некоторые интонации голоса и, может быть, едва заметная разница в цвете глаз – это я уже потом присмотрелась.
– Значит, вы присматривались.
– Да, присматривалась, а что тут такого? Я же говорю – я искала различия между вами.
Юлия Иннокентьевна высунулась из-за его плеча. Не оглядываясь, он отпихнул её назад, ощутив предплечьем тугую округлость её груди.
– Руки, руки, сударь! Что за безобразие! Не смейте прикасаться ко мне! То, что вы избавили меня от этого негодяя, не даёт вам право…
– Да перестаньте вы! – поморщившись, прошипел Костя. – Нашли время демонстрировать свой норов!
Женщина возмущённо фыркнула, но, видимо, не нашлась, что ещё сказать.
Он продолжил наблюдение. Все эти дни никого, кроме охранника, здесь не было. Корабль из бухты, скорее всего, никуда не уходил. Лишь дважды садился вертолёт – спутать звук его двигателя ни с каким другим невозможно, – и тогда появлялись новые люди. Первый раз это было, когда велась съёмка видеокамерой, второй – когда его уводили на допрос. Ни в домике, ни на корабле не должно было находиться ни одного человека, но это только предположение. Нельзя исключать, что кого-то сюда доставили в последний рейс.
Он подождал ещё – нигде ни души. Выскользнув из-за угла, он устремился вперёд, придерживаясь сначала торца сарая, затем основания утёсов, к которым жались постройки. Женщина не отставала ни на шаг. Короткая пробежка, и он пристроился за обломками скал, которыми было усеяно подножие кручи. Холёная ладошка Юлии Иннокентьевны коснулась его плеча.
– Руки, руки, сударыня! – на одной ноте прошептал он, не отрывая взгляда от домика. – Что за безобразие! Не смейте прикасаться ко мне!
– Ах какой вы! Мужчине не подобает…
– Тихо, придержите свой пафос для более удобного случая. Честное слово – сейчас не до пререканий.
Ещё пробежка до следующего нагромождения камней, непродолжительная передышка – и вот они уже под забранным жалюзи окном домика.
– Вам не кажется, что вы убили его? – горячо дыша ему в ухо, прошептала Юлия Иннокентьевна.
– Кого?
– Охранника.
– Не знаю.
– А как вы думаете?
– Да замолчите вы! Не шевелитесь. Стойте где стоите.
Миновав окно, Костя выпрямился и приблизился к двери, затаил дыхание, прислушался. Гулко билось сердце, с лица струился пот, затекая за воротник рубашки. Пистолет на уровне головы, дулом вверх – так, как показывают в кинофильмах. Он оглянулся на корабль – палуба пуста, в рулевой рубке никого. Медленный, неслышный поворот дверной ручки. Дверь была не заперта. Резким движением он распахнул её и выставил перед собой пистолет, приготовившись стрелять. Взгляд отсканировал голые стены и остановился на внутренней двери. Он пересёк помещение и проверил вторую комнату – в ней тоже никого не оказалось.
– Ну что? – послышалось за спиной. Юлия Иннокентьевна вошла в первую комнату и остановилась возле порога.
– Что «что»?
– Есть кто-нибудь?
– Разве вы не видите?
– Я вас спрашиваю – неужели нельзя ответить по-человечески!
– По-человечески – это как?
– Ну, сказать, что никого нет?
– А, понятно. Ну так вот, отвечаю: в домике никого нет. Вы довольны?
– Перестаньте иронизировать. Я вижу, что с некоторых пор вы поумнели – вон как разговорились. А недавно ещё двух слов не могли связать. Только и можно было услышать от вас: «Но я…», «Но вы…» А сейчас… Имейте в виду: со мной эти фокусы не пройдут! Я…
Не слушая её, Костя осматривал помещения. Во второй комнате хранился довольно значительный оружейный арсенал. Небольшой по размерам пистолет в кожаной кобуре, два короткоствольных автомата незнакомой конструкции, а также ручной пулемёт РПК и давным-давно снятый с производства родной СКС – самозарядный карабин Симонова. В армии одно время Костя с таким ходил в караул. Зачем устаревшее российское оружие приволокли сюда, он не мог даже предположить.
– К вашему сведению, я племянница самого Белогорского, – надменно продолжала говорить Юлия Иннокентьевна. Голос её начал звенеть, приобретая металлический оттенок, – круг моих друзей и знакомых – элита российского общества. Люди же, подобные вам, не принимаются у нас даже в качестве прислуги. Поэтому, прежде чем что-нибудь сказать в моём присутствии, вам надо хорошенько подумать, дабы сохранить хотя бы видимость приличного, культурного человека.
«Племянница» отчитывала Костю, следуя за ним по пятам.
– Вы должны…
– Вы задвинули засов на двери сарая? – спросил он, прерывая её монолог. – Вы ведь уходили последней.
– На засов? – переспросила она, поднимая брови. – Не помню. Сейчас я схожу посмотрю. Нет, лучше вы сами сходите.
– Прежде надо проверить, нет ли кого на корабле. Давайте сделаем так: я пройду на судно, а вы меня подстрахуйте. Стреляли когда-нибудь из ружья? Да? Значит, у вас есть навык. Возьмите карабин. Это почти то же самое, что ружьё. Карабин на предохранителе. Если увидите кого, откиньте вот эту скобу и стреляйте. Помните: в магазине десять патронов. Держите под прицелом корабль, ну и одним глазком поглядывайте в сторону сарая.
Уже оказавшись на борту корабля, он оглянулся. Юлия Иннокентьевна устроилась за большим валуном, лежавшим метрах в пятнадцати от кромки воды и, прижав приклад карабина к плечу, смотрела на корабль вообще и на Костю в частности. Лицо её, в этот момент спокойное и сосредоточенное, отключённое от посторонних мыслей, делало её похожей на простую молодую бабу, добрую и отзывчивую.
Вот она бросила взгляд на сарай, и опять всё внимание на корабле. Костя встретился с ней глазами, какое-то время, совсем недолго, они смотрели друг на друга, затем он отвернулся и, взяв пистолет на изготовку, двинулся к рулевой рубке.
На судне тоже никого не было. Костя проверил и каюты, и машинное отделение, и все подсобные помещения.
– Ну, есть там кто-нибудь? – крикнула Юлия Иннокентьевна, когда он вновь появился на палубе.
– Никого.
– Можно мне пройти туда? Я тоже хочу посмотреть.
– Почему вы спрашиваете? Разве я начальник над вами? Мы здесь с вами на равных. Пожалуйста, смотрите, сколько влезет. А я схожу, проверю сарай.
– И я с вами. Я не хочу оставаться одна.
– Неужто страшно?
– Есть немного.
– Хорошо, пойдёмте вместе. А то мне одному тоже страшновато.
– Вы это серьёзно говорите, не шутите?
– Ещё бы не серьёзно! Шутка разве – противодействовать бандитам! У меня в этом деле опыта ни на маковое зёрнышко, а они только и занимаются тем, что изо дня в день калечат и убивают добрых людей. Да я весь дрожу.
При последних словах Костя улыбнулся, и Юлия Иннокентьевна поняла, что по крайней мере наполовину он всё-таки шутит. Она с облегчением вздохнула и улыбнулась в ответ.
Спустившись по сходням, Костя посмотрел на домик, на корабль и на всю акваторию бухты.
– Вопрос: как они здесь обосновались? – задумчиво проговорил он. – И почему их отсюда не вытурят? Бухта-то удобная, можно использовать для каких-нибудь хозяйственных целей.
– Кто обосновался? Эти разбойники, наши похитители? Что тут непонятного – кто-нибудь их прикрывает, получая за это мзду, – с уверенной небрежностью ответила Юлия Иннокентьевна, вслед за ним оглядывая бухту. – Разве продажные чиновники только в России! Их везде полно, но в России, конечно, они кишмя кишат из-за бездействия высших властей.
Юлия Иннокентьевна, до того державшая карабин наперевес, повесила его на ремень через плечо.
– А почему бухту не используют местные жители? Много ли толку от неё! На десятки и десятки километров и на юг, и на север, я уж не говорю про восток, скорее всего– одна голая пустыня. Даже в бурю здесь укрыться непросто: фарватер-то, соединяющий бухту с морем, узкий, – попробуй, пройди им при сильном ветре и крутой волне. Словом, ни на какие хозяйственные цели она не годится, и лучшего прибежища бандитам не найти. Они-то наверняка заходят сюда при необходимости. В хорошую погоду, разумеется.
– Далеко не все согласятся с вами, – сказал Костя, – что наши власти не противодействуют продажному чиновничеству. Многие сотни и тысячи их уже осуждены.
– Это всё частные случаи. Нужна системная работа.
– И у вас, конечно, имеется рецепт, как её начать, – Костя состроил гримасу, заменившую улыбку.
– Конечно имеется, я уже думала над этим. Прежде всего, я провозгласила бы идею создания общества честных, порядочных людей, которая переросла бы в национальную идею. С неё я начинала бы и заканчивала каждый свой день. Это стало бы стержнем моей работы, который непременно начал бы обрастать сонмом высоконравственных, добросовестных специалистов. На эту основу постепенно перешло бы всё общество, и мы устремились бы вперёд семимильными шагами.
Костя отвернулся, чтобы женщина не заметила иронию на его лице, которую он не мог подавить.
«Если бы да кабы, – мысленно проговорил он. – Все мудрецы, пока не дойдёт до дела». Вспомнив о миллиардах Белогорского и о том, как они могли быть заработаны, испытал знакомый прилив злобного раздражения: «Чья бы корова мычала… У самих рыло по уши в шерсти».
Товарищи по несчастью немного прошли берегом и повернули к своей недавней темнице. Дверь её была не только не закрыта, но даже распахнута настежь.
Костя тихонечко присвистнул.
– Вы её так и оставили? – спросил он свою спутницу.
– Я не помню.
– Не помню! Ладно, подождите здесь. Кстати, почему карабин за плечом? Возьмите на изготовку и будьте внимательны. Смотрите, чтобы к вам откуда-нибудь не подобрались.
В свою очередь подняв пистолет, он направился к тёмному прямоугольнику дверного проёма. Дихлофос силён, как медведь. Не исключено, что он только оглушил его. Сколько ударов он нанёс ему – три или четыре? Хотя какое теперь это имеет значение. Эх, Юлия Иннокентьевна, и надо же было вам оставить сарай незапертым! Но ты и сам тоже хорош, подумал он про себя, ты-то куда смотрел? Да ты про дверь, когда уходили, вообще забыл, а теперь хочешь свалить всё на эту бабу!
Ещё на подходе к двери он стал понимать, что сарай пуст. Но всё-таки заглянул в тёмное его чрево и пробежал глазами по углам.
– Охранника там нет, – сказал он, отступая на открытое пространство и поводя по сторонам стволом пистолета.
– Где же он тогда? Пока вы лазили по яхте, я не спускала с сарая глаз.
– Не знаю. Вполне возможно, засел где-нибудь и наблюдает за нами.
– Но он нам не так уж страшен – ведь у него нет оружия.
– Это ещё неизвестно, есть оно у него или нет. Пойдёмте-ка назад, к домику. Как бы он не опередил нас и не встретил из пулемёта.
Они повторили недавний путь от сарая, постоянно озираясь и, по мере возможности, двигаясь так, чтобы не подставить себя под выстрелы. Засада могла быть в любом месте. В том числе и в домике – раз Дихлофос способен действовать, то вполне мог забраться в него, пока они ходили туда-сюда. Открыть по ним огонь он может прямо из окна. Или откуда-нибудь сверху, со скал. Опасность теперь виделась на каждом шагу.
– Что вы собираетесь делать? – приглушённо спросила Юлия Иннокентьевна.
– Убраться отсюда. И поскорее. Я думаю, надо взять еды и побольше питья и пойти берегом на север.
– Берегом?! Мне не нравится ваша идея. Мы не успеем пройти и пяти километров, как прилетит вертолёт. Вспомните, что говорил охранник: сегодня ночью, а может, уже вечером, нас должны сбросить в море. Он сообщит прилетевшим о побеге, нас настигнут и расстреляют с воздуха. А потом отправят к акулам. Или просто оставят на берегу – разных стервятников полным-полно и на суше; через день-два от наших тел останутся одни скелеты, а может, не будет и их.
Миниатюра, нарисованная Белогорской, была совсем не радужной.
– Ну, тогда я не знаю… – Костя задумался. – Если не по берегу, то остаётся только податься в горы, спрятаться там и ждать, пока здесь угомонятся. Но потом всё равно придётся вернуться к береговой черте – где-нибудь в другом месте, севернее. Сделать крюк и вернуться.
– Никаких крюков делать не надо, – ответила женщина и показала стволом карабина на корабль. – Видите эту посудину? Я предлагаю выйти на ней в море. Это будет и быстрее, и удобнее, и более безопасно.
– У вас непомерно развитая фантазия! Я никогда не управлял кораблём и вообще не знаю, как с ним обращаться.
– Вполне возможно, что я сумею управлять. Это парусно-моторная яхта, вполне пригодная для плавания в океане. Вон, прочитайте латинские буквы на борту: «Олимпия». В прошлом году я всё лето плавала на почти такой же. Я часто стояла за штурвалом, запускала двигатели и ставила паруса. Надо только найти ключ зажигания. Едва ли он на яхте, скорее всего где-нибудь в доме.
Юлия Иннокентьевна укрылась в приямке берегового обрыва, выступ которого прикрывал её и со стороны яхты, и взяла под прицел окрестные скалы.
Приняв те же меры предосторожности, как и в первый раз, Костя вошёл в дом. Ключи, сцепленные в пару, он отыскал в ящике стола первой комнаты – они в точности походили на автомобильные. Собрав оружие и прихватив две цинковые коробки с патронами, он вышел за порог.
– Нашли? – крикнула Юлия Иннокентьевна из укрытия.
– Вроде да.
Не медля, они перебрались на яхту и вошли в рулевую рубку. Свалив оружие и патроны в заднем углу, Костя достал из кармана ключи и подал женщине.
– Они?
– Пожалуй, – передав ему карабин, она встала к штурвалу, окинула взглядом приборную панель, вставила ключ в замок зажигания, проверила пальчиками, хорошо ли он вместился в нужном месте, выждала секунду, собираясь с духом, и включила контакт. Где-то в глубине яхты, в стороне кормы, заурчало, затарахтело, как стартёр в машине, но гораздо мощнее, и на этом работа судовых механизмов прекратилась. Только слышался плеск волн за бортом да крики чаек в вышине. Но после повторной попытки двигатели запустились, и корпус яхты наполнился ровным успокаивающим гулом.
– Не видел бы, не поверил, что это так просто, – сказал Костя.
– Всё гениальное – простое, – тоном знатока ответила Юлия Иннокентьевна. – Сложности с запуском судовых двигателей уже в прошлом.
В этот момент дзынькнуло стекло, по стенке рубки громко простучало, и в ней, и в боковом окне появилось несколько косо расположенных дырок. Почти одновременно со стороны скал донёсся частый стук автоматной очереди, эхом прокатившейся затем по всей бухте.
– Пригнитесь! – крикнул Костя и пригнулся сам, одновременно обыскивая взглядом впадины и выступы сложного каменного рельефа, поднимавшегося за домом. Двумя ударами приклада он выбил одно из окон, обращённых к причалу, выставил из него ствол карабина и дважды же выстрелил по абрису скал, ориентируясь на стук автомата. В тот же миг прозвучала ещё одна очередь; на этот раз пули проделали дырки в стенке рубки под потолком.
Выше дома и правее его, в разъёме между валунами, шевельнулась едва заметная тень, и Костя выстрелил, уже зная, где противник. Опять послышалась автоматная очередь, но теперь явно били в белый свет: человек спрятался за валуном и стрелял вслепую.
– Швартовы, швартовы! – прокричала Юлия Иннокентьевна. – Нам не отойти от пристани! Надо освободить яхту от швартовов! – прикрывая голову руками, она лежала на полу рубки.
Освободить от швартовов! От причальных канатов, значит. Это надо сделать быстро, только – как? Где-то он видел топор, когда осматривал помещения судна. Ага, топор висел на пожарном щите, и он вспомнил, где этот щит находится!
– Юлия! – крикнул он, для краткости не называя женщину полным именем. – Юлия, возьмите карабин, прикройте меня огнём!
Но Юлия Иннокентьевна от страха была не в состоянии подняться с пола. Между валунами в очередной раз двинулась всё та же нечёткая тень; Костя выстрелил туда и довольно удачно: пуля подняла каменные брызги на середине одной из кромок разъёма, впритык к контуру тени.
– Стреляйте, Юлия! – крикнул он, прислоняя карабин к стенке, и, пригнувшись, метнулся к противоположному от берега выходу из рубки.
Всё происходившее затем запомнилось ему до мельчайших подробностей. Он уже не волновался и действовал строго по ситуации. Подобное и прежде бывало с ним в минуты серьёзной опасности.