Властелины ринга. Бокс на въезде и выезде Беленький Александр

Кармазин выиграл билет в будущее

26.11.2007, из Лос-Анджелеса

Это была та самая поездка, о которой шла речь в статье «Последний шанс Романа Кармазина», когда после боя мы поехали в рыбный ресторан на море, смотрели, как догорал лесной пожар, и все остальное.

Очень хорошо помню, как твердо тогда верилось в то, что все худшее в жизни Романа уже позади, а будущее воздаст ему по заслугам. К сожалению, этого не произошло.

В пятницу в Лос-Анджелесе экс-чемпионы мира Роман Кармазин и Рикардо Майорга, победив других экс-чемпионов – соответственно, Алехандро Гарсию и Фернандо Варгаса, – проложили себе дорогу к боям за новые чемпионские титулы.

При этом все четверо находились в таком положении, что поражение фактически означало конец их карьеры. И вот теперь россиянин, возможно, уже в следующем бою будет драться за титул по одной из основных версий в категории до 69,9 кг, а Майорга, размявшийся после перерыва в категории до 76,2 кг, решил перейти в категорию до 66,7 кг и бросить вызов всему созвездию, которое там собралось. Однако при схожести ситуаций, в которых оказались действующие лица, между этими боями была очень большая разница. Если поединок Кармазина и Гарсии был чисто спортивным, то люто ненавидящие друг друга Варгас и Майорга дрались не столько за перспективу, сколько лично друг с другом.

На взвешивание я чуть не опоздал. То ли оно началось раньше, чем предполагалось, то ли меня неправильно проинформировали, но, когда я, никуда не торопясь, вошел в зал, Фернандо Варгас уже выполнял пластическую композицию, которую на Украине назвали бы «ну який же я гарный хлопец!». Он, как культурист, вставал то в одну роскошную позу, то в другую, играл мышцами, вращал глазами – короче говоря, экстазировал и тащился от себя любимого. На его фоне Рикардо Майорга выглядел куда скромнее. При этом он уже много месяцев назад начал кампанию, которую в Америке называют shouting match (кто кого переорет): один из раундов этой кампании даже закончился дракой, в которой Майорге досталось больше.

Отмечу, что последние полгода оба соперника вели разговоры на одну и ту же тему: кто кого изнасилует – я тебя так, так и так; нет, это я тебя так, так и так, а потом еще двадцать пять раз вот так, понял? Причем познания о половой жизни у обоих оказались более обширными, чем у самого доктора Фрейда и всей школы психоаналитиков, так что все это время оппоненты почти не повторялись.

Во время последней пресс-конференции их посадили по разные стороны пуленепробиваемой стеклянной перегородки. Точно так же сделали и на взвешивании, и несколько человек внимательно следили за тем, чтобы они не обежали ее и не устроили драку раньше времени. После того как оба взвесились, показав равный вес – 164 фунта (74,3 кг), они встали по разные стороны перегородки и принялись – уже, наверное, в сотый раз – рассказывать и показывать, что друг с другом сделают.

Зал (а на взвешивание собралось несколько сот человек) рыдал от хохота и подзуживал обоих, а женщины, коих тоже хватало (причем многие пробрались сюда незнамо как), так просто завелись. Все-таки любят они грубых мужиков, ох, любят. Впрочем, я это понял очень давно, раз и навсегда отказавшись при обольщении от имиджа Разочарованного и Непонятого Юноши.

А Варгас с Майоргой тем временем наяривали вовсю. Под определенным углом перегородку не было видно, и тогда они разительно напоминали двух детсадовцев-переростков, которые строят друг другу рожи. Помню, года в три-четыре мы занимались подобным спортом. Заканчивалось это обычно дракой. Тем же самым все закончилось и здесь, только с некоторой задержкой.

Однако все забавы кончились после того, как на весы встал Роман Кармазин. Его соперник, мексиканец Алехандро Гарсия, взвесился до этого и точно показал предельно допустимый вес – 154 фунта (69,9 кг), а Роман, простояв на весах не больше секунды, соскочил с них, отошел в сторону и стал одеваться. Все ясно: перевес – и, как тут же объявили, немалый: 1,2 фунта (550 г). Неужели изнурительной голодовки, конец которой я видел, оказалось недостаточно?

Кармазина срочно отвезли в находящуюся неподалеку баню, а мы остались нервничать. От нечего делать я сам периодически вставал на весы и, к своему удивлению, обнаружил, что за час, ничего не делая, сбросил 150 г. Это меня как-то успокоило. Я подумал: «Не может быть, чтобы Роман не сделал вес, если даже я без всякой бани от одной нервотрепки его делаю!»

Роман его и сделал – показал всего 152,8 фунта (69,3 кг). Оказалось, что весы, на которых он взвешивался в тренировочном зале, были неважно откалиброваны. На них он еще утром показал 154 фунта и не стал особо перенапрягаться. Да и сейчас ему все это удалось без больших проблем. В общем, мы все перенервничали больше, чем сам боксер.

На ринге, слава богу, события развивались в обратном порядке. Сначала было волнение, а потом удовольствие. Впрочем, волнения было не так много.

Когда на ринг вышел Кармазин и его лицо показали крупным планом, я почувствовал, что он сегодня не может проиграть. Не знаю, как это объяснить. Бывают такие случаи, когда будущее как будто бросает проекцию на настоящее, и тогда возникает то загадочное ощущение, которое называют предчувствием. Думаю, многие меня обвинят в крепком заднем уме, но у меня остались кое-какие вещественные доказательства своих предположений, так что потребуют – предъявлю.

С первых секунд стало ясно, кто сегодня на ринге хозяин. Кармазин боксировал вольготно, опустив левую руку и явно выманивая Гарсию на атаку, но тот не очень-то выманивался. И тогда Роман ударил его в обвод локтя правой по корпусу, а затем левой в голову. И буквально через несколько секунд Гарсия вдруг опустился на колено – совсем просто и неожиданно, как будто ему очень захотелось встать на колено, и он, не в силах бороться с этим желанием, так и сделал, а рефери открыл ему счет.

В ложе прессы все спрашивали друг друга, как это случилось. Большинство заметило удар левой по корпусу (хотя как раз с наших мест он плохо просматривался), но он не казался таким уж сильным. Впрочем, такое часто случается. Бывает даже, что самому боксеру, который нанес этот удар, он не кажется сильным.

Короче говоря, Гарсия оказался в нокдауне. Он встал и довольно сносно продолжил бой, хотя очень много мазал, но дело уже было сделано, первый раунд он проиграл со счетом 10-8. Роман еще несколько раз неплохо воткнул ему ряд одиночных ударов справа и слева, но на самых последних секундах Гарсии наконец-то удался один-единственный, да и то не слишком сильный удар справа.

Над рингом висел здоровенный экран, и все ждали, что там покажут повтор нокдауна, чтобы окончательно уяснить себе, отчего же все-таки Гарсия упал, но вместо этого несколько раз показали его единственный удачный удар за раунд. Пустячок, но неприятно. Сразу закрались сомнения, а не будут ли и судьи здесь баловать так же, как операторы. Однако была и уверенность, что судьи вообще могут хоть белочек и зайчиков рисовать: от их решения в этом бою ничего не зависит. Поскольку все зависит от Кармазина.

Только вот в первой половине второго раунда эта уверенность не то чтобы поколебалась, а как бы слегка испугалась сама себя: Гарсия перестал так уж сильно мазать и даже несколько раз ощутимо попал справа. Но уже во второй половине раунда беспокойство улеглось. Кармазин хорошо держал соперника на левой руке, несколько раз сильно попал. В общем, рассчитался за все, хотя местные судьи и могли подумать иначе, но это уже ничего не меняло. Гарсия снова стал мазать, не дотягиваясь до Романа своими ударами, и быстро терял силы.

В начале третьего раунда Кармазин хорошо через руку ударил Гарсию справа, потом пробил пару джебов, а потом все кончилось: Роман провел четырехударную серию из двух левых по печени и двух правых в голову. Гарсия упал, и было совершенно ясно, что он не встанет, несмотря на честные попытки это сделать. Ну, слава богу, теперь все волнения кончились.

На ринге начался очередной бой – между Кермитом Синтроном, чемпионом мира в категории до 66,7 кг по версии IBF, и претендентом Джесси Филичиано, ну а я направился к Роману в раздевалку, причем нацепил на себя промоутерскую аккредитацию жены Стива Бэша, менеджера Кармазина, так как с журналистской туда не пускали. Бэш встретил меня словами: «Моя жена выглядит ГОРАЗДО лучше» и забрал аккредитацию, а первые слова Кармазина оказались для меня совершенно неожиданными:

– Представляешь (мы с Романом давно на «ты»), этот Гарсия мне барабанную перепонку порвал во втором раунде, я левым ухом ничего не слышу. Нет, драться-то с этим можно сколько угодно, но сейчас ощущение неприятное. И удар был несильный, просто там как бы вакуум образовался, и вот результат.

– Роман, расскажи, пожалуйста, про первый нокдаун: что там все-таки произошло?

– Я просто увидел, что в ответ на каждый мой удар Гарсия пытается меня справа стукнуть. Обычная мексиканская фишка. Твой удар справа он принимает на защиту – и тут же как бы накладывает на него свой удар справа. Меня еще мой покойный первый и главный тренер Игорь Михайлович Лебедев учил в таких ситуациях бить по печени. Я дернул его, показал, что сейчас ударю справа, он пошел вперед, а я ударил левой снизу. Не сильно, но точно. И он упал. К тому времени я уже не сомневался, что одержу досрочную победу, но хотел сделать это красиво.

– Второй раунд получился потяжелее?

– Да ничего особенного. Как я уже говорил, я точно знал, что положу его, но просто хотел разыграть до верного. Пропустил несколько ударов – несильных, но как без этого? Все-таки боксом занимаемся. А после второго раунда Фредди (знаменитый американский тренер Фредди Роуч, который помогает Кармазину) сказал мне: «Чего ты все время бьешь одиночные удары, пробей комбинацию». В третьем раунде я так и сделал.

– От какого именно удара Гарсия упал?

– Затрудняюсь сказать. Я попал и по корпусу, и в голову. Лебедев нам говорил: «Некоторые так хорошо держат удар, что одиночными их просто не пробьешь. Надо наслаивать удары, бить по тем же точкам повторно». Вот это я и сделал. Ушел под руку, ударил левой по корпусу, правой по бороде – и еще раз левой по корпусу, правой по бороде.

– Когда ты вышел на ринг, у тебя на лице не было ни страхов, ни сомнений.

– А у меня просто другого пути нет. Любое поражение означает, что нужно уходить из спорта. Лебедеву еще раз надо спасибо сказать и еще одному человеку – Зыканову Борису Ивановичу, у которого я всегда останавливался, жил и который был мне как бы вторым отцом. Он умер месяца четыре назад. Лег – и не проснулся, а здоровый мужик был. Вот этим двум людям я как боксер больше всего обязан. Лебедев мне дал то, что, кроме него, никто не мог дать, а Зыканов был очень близким человеком, практически отцом, как я уже сказал. Золотой человек был.

– А что ты сказал журналистам, когда стоял перед ними? Я просто к тому моменту не успел перебраться в твой угол…

– Я как бы обратился через прессу к Дону Кингу с просьбой, чтобы он мне почаще давал бои. Хочу радовать своих болельщиков.

…На этом разговор пришлось прервать. Роману все время звонили родные и друзья, а мне пора было возвращаться в зал. У Кармазина в раздевалке работал телевизор, который мы вполглаза смотрели, а там, на экране, развивались интересные события.

Поединок был безбашенный и беспощадный. Настоящая рубка, и претендент Филичиано стал явно брать в ней верх над чемпионом. Наконец, Синтрон, хоть и с большой задержкой (было это где-то раунде в восьмом), вспомнил, что он выше ростом, и стал пытаться удержать Филичиано на дистанции. Иногда получалось. Тем не менее почти никаких сомнений в том, что Филичиано доведет дело до победы, не было.

И тут вдруг (вдруг – вообще одно из ключевых слов в боксе) в десятом раунде случилось то, что делает этот вид спорта абсолютно непредсказуемым. Синтрон нанес удар левой снизу-сбоку (кажется, еще усиленный встречным движением Филичиано, который уходил вниз), и претендента перетряхнуло с ног до головы. Синтрон понял, что получил свой единственный шанс, – и ринулся на противника. Он бил без перерыва. Что делалось в этот момент в голове у Филичиано, который терял уже почти добытую победу? Ох, не знаю. В какой-то момент он перестал отвечать, и рефери остановил встречу. Гордый Синтрон отошел от него, но через несколько секунд… рухнул на пол, как будто сраженный пулей, и долго не мог встать. На полу Синтрона крючило во все стороны, как после точного удара по печени, и если бы вы не видели боя перед этим, то подумали бы, что это именно он – проигравший, а пришедший в себя в углу Филичиано – победитель. Только вот почему у победителя такое грустное лицо? Потому что никакой он не победитель. Филичиано мне, не скрою, было очень жаль, потому что по ходу боя я стал болеть за него.

Мама еще в детстве научила меня быть честным мальчиком. По сей момент у меня нет ответа на вопрос, стоило ли это делать. Наверно, все-таки стоило, хотя большой пользы мне это не принесло.

Так или иначе, по-прежнему будучи честным человеком, я вынужден признать, что был уверен в победе Фернандо Варгаса над Рикардо Майоргой. Уж не знаю, то ли на этот раз предчувствие меня все-таки обмануло, то ли я просто болел за Варгаса как обычный болельщик. И, по-моему, я был не так уж неправ. Он вел дело к победе, но все изменилось в одну неудачную секунду.

Однако по порядку.

Первым на ринг вышел Майорга. Помню, он по пути несколько раз перекрестился. Я еще подумал, почему люди, которым впору бы просить помощи у сатаны, все-таки просят ее у Бога? Затем раздались заводные мексиканские мотивы, на которые я тут, в Лос-Анджелесе, крепко подсел, и к рингу направился Варгас.

Выходя на ринг, он сжег за собой все мосты. Надел самое большое сомбреро, которое уже самими своими размерами обязывало его победить. Взял на ринг своих сыновей. Всячески подчеркивал, что даже не рассматривает вариант поражения. Наконец, он почти победил, но почти не считается. В боксе особенно. Вообще, насколько все было весело для стороннего зрителя до боя, настолько же драматично все сложилось на ринге.

Первый раунд начался довольно осторожно. Даже Майорга не пытался работать в стиле ведущей воздушный бой Бабы-яги. Первый более или менее убедительный удар, левый боковой, был за Варгасом, а потом он ударил низковато и, кажется, уже после остановки. Панамец повернулся к рефери и пожаловался ему. Выглядело это странно, как если бы во время драки двух носорогов один из них стал апеллировать к стоящему неподалеку слону в связи с тем, что соперник слишком грубо пользуется своим рогом. Не имеет носорог права жаловаться.

Рефери обратил на это мало внимания, и раунд продолжился. Майорга постепенно завладел инициативой. После его левого бокового Варгас слегка загрустил. Вот тут носорожья тактика Майорги была как раз очень кстати. Он набросился на Варгаса с затяжной серией ударов и бил, пока тот не упал. Отмечу, что Варгас был скорее ошеломлен, чем потрясен. Хотя, возможно, от очень больших неприятностей его спас так кстати прозвучавший гонг.

Многие в тот момент поверили в то, что конец близок. В перерыве Майорга, вместо того чтобы сесть на табуретку, полез на канаты, призывая публику любить его как можно сильнее. Пусть в начале второго раунда Варгасу удалось несколькими встречным ударами чуть притормозить Майоргу, но все равно он безоговорочно проигрывал. Пару раз его болтануло, в какой-то момент панамец запер его в углу, но он сумел оттуда выйти. В любом случае было ясно, что до нокаута здесь еще далеко.

В третьем раунде стало очевидно, насколько далеко. Варгас чуть прибавил скорость, и у Майорги сразу начались проблемы. Варгас стал чаще бить справа, не забывая ни о джебах, ни о левых боковых. Майорга взбесился. Он вообще-то в этом бою работал более технично, чем раньше, но тут стал временами срываться на прежнюю технику в стиле зашибу-у-у!!! Но не зашиб. Это был первый раунд, выигранный Варгасом.

Следующие три он тоже выиграл. Бой принял тактический характер. Даже Майорга не изображал из себя супермачо, которому море по колено, а соперники – максимум по пояс, Варгас же и подавно. А какие были обещания!

После шестого раунда я поднялся со своего места, чтобы рассмотреть все поближе, и оказался рядом с одним несчастным мужиком. Бедный! Как же ему повезло – и как тяжело ему приходилось. Рядом с ним сидела грудастая тростинканегритянка лет восемнадцати неописуемой красоты, а ему хотелось еще и бокс посмотреть. В результате он (как обезьяна из анекдота, которая не знала, присоединиться ей к умным или к красивым) то бросал взгляд на ринг, то косил на красотку. Судя по часам, денег у него было много, но на девушку, которая сидела на месте долларов за пятьсот, а то и больше, это впечатления не производило. Надо было ему бокс смотреть. В другой области шансов у бедолаги все равно не было.

А на ринге тем временем все опять изменилось. В седьмом раунде Варгас как будто специально взял паузу. Он мало что делал, и именно из-за его пассивности раунд пошел в актив Майорге. Это была ошибка Варгаса. На этой полупобедной волне Майорга провел и следующий раунд. У него, правда, мало что получилось, отчего завершил он его просто безобразно: двумя явно преднамеренными и сильными ударами после гонга. Однако, что с ними, что без них, раунд он, по-моему, проиграл. Рефери просто обязан был снять с Майорги очко, но ограничился нравоучениями в пользу бедных. Это, кстати, тоже сыграло роль в итоговом результате.

В девятом и десятом раундах Варгас пришел в себя. Он выиграл их с небольшим, но явным преимуществом. И вот наступил роковой одиннадцатый раунд. Варгас выигрывал его примерно в том же ключе, что и предыдущий. Он не пытался нокаутировать Майоргу. Он вел дело к победе по очкам, и, как показали потом судейские записки, его расчет был абсолютно верным. Варгас просто расслабился на секунду раньше, чем следовало, и именно за секунду до гонга, когда мысленно он уже выиграл раунд и шел в угол, утратил бдительность и пропустил удар.

Этот пропущенный удар был не слишком сильным, Варгас пропустил много таких же без всяких видимых проблем для себя, но именно потому, что в его мозгу раунд уже закончился, его ноги оказались на одной линии. Устоять в таком положении было невозможно, и Варгас упал. В результате, вместо того чтобы выиграть раунд со счетом 10-9, проиграл его 8-10.

В двенадцатом раунде Варгас выглядел каким-то обреченным, а Майорга, который сначала явно работал на удержание счета, оживился, достаточно осторожно пошел вперед и выиграл и этот раунд.

Судьи быстро вынесли свой вердикт. Двое отдали победу Майорге со счетом 114–112 и 115–111 (последний арбитр явно перестарался), а третий дал ничью: 113–113. У меня по очкам тоже получилась ничья. Но если бы меня попросили назвать победителя без всяких очков, я был бы вынужден признать, что победил все-таки Майорга.

Ну а потом была самая странная пресс-конференция, какую я только видел. Народу собралось так много, что ее пришлось проводить прямо в зале, возле ринга, причем основу составляли здесь довольно специфические представители прессы: красивые толстые женщины с кучей детей (просто детский утренник какой-то!). Мы с Кармазиным сидели сбоку от этого бедлама. Майорга извинился перед Варгасом за все прежде сказанное. (Наутро я с удивлением прочел, что он даже встал перед ним на колени, извиняясь. Честно говорю: не видел. Может, так и было, а может быть, он встал на колени не слишком заметно.) Роман тоже сказал несколько слов, после чего все, наконец, разъехались.

Я вышел на улицу. Было тепло, градусов под двадцать, и поздняя калифорнийская осень пахла весной.

Утром, выйдя на завтрак, я обнаружил, что в отель заехали участницы какого-то конкурса красоты, в результате чего темпераментное, но очень воспитанное мужское население отеля пробил столбняк. Худенькие и красивые девочки мало кушали и много (и, как они считали, незаметно) смотрели по сторонам, интересуясь, какое впечатление производят. Производили. Сразу захотелось стать молодым и красивым. Однако при ближайшем рассмотрении должен признать, что давешние журналистки с пресс-конференции произвели более сильное впечатление. Господи, прости мою очень грешную душу.

Ладно, бог с ними со всеми – и со мной тоже. Сейчас поедем с Романом гулять по Лос-Анджелесу, а то я тут так ничего до сих пор и не видел.

Кармазину срочно нужны были деньги, и меньше чем через два месяца он вышел на ринг больным и проиграл сопернику, у которого должен был легко выиграть. Рассказ об этом можно найти в главе «Последний шанс Романа Кармазина».

Печальный триумф Николая Валуева

18.02.2008, из Нюрнберга

Думаю, многие знают, что мы дружим с Николаем Ваулевым, но я очень хорошо отношусь и к Сергею Ляховичу. Именно поэтому их поединок не доставил мне особой радости, и я знал, что многие в России чувствуют то же самое. Наверно, по этой причине я тянулся к каким-то веселым моментам той поездки, но не все мою тягу разделяли. Привожу эту статью в авторской редакции. Из той, что была опубликована в газете, слишком многое было изъято, в частности эпизод на улице красных фонарей в Нюрнберге и кое-что еще.

Николай Валуев победил белоруса Сергея Ляховича и завоевал право на бой с чемпионом мира по версии WBA Русланом Чагаевым из Узбекистана, которому проиграл этот самый титул в апреле прошлого года.

Если двум плохим парням нужно что-то такое, чего на двоих не хватает, они из-за этого дерутся, и победитель забирает все. Если двум хорошим парням нужно что-то такое, чем поделиться категорически невозможно, они делают то же самое, и победитель опять-таки забирает все. Разница между добром и злом, как видим, здесь сужается до минимума, а в некоторых случаях, как это ни прискорбно, вообще стирается.

На двух хороших парней, Николая Валуева и Сергея Ляховича, был только один билет на право драться с чемпионом мира по версии WBA Русланом Чагаевым, и поделить его на двоих было невозможно, поэтому они и выколачивали друг из друга душу весь вечер. Точнее, Валуев выколачивал, а Ляхович до последнего старался хоть что-то ему противопоставить.

Проблемы убить время до боя, чтобы не слишком психовать, в Нюрнберге не существует. Город очень красив, и здесь есть куда пойти. Поэтому, проснувшись, я отправился обследовать местные улицы и церкви. Впечатлений набрался надолго и, уже свернув к отелю, чтобы оттуда поехать на бой, вдруг услышал развеселенькие старые южно-немецкие мотивчики, которые кто-то очень хорошо играл на гармошке. Я решил послушать эту оптимистическую музыку, так как остро нуждался в чем-то взбадривающем. Все-таки сегодня человек, которого я считаю своим другом, должен был провести бой, в котором решалось все его будущее, все будущее его семьи, вся их жизнь. И чем ближе к бою, тем больше я психовал. Я свернул в переулок и встал как вкопанный. Эти веселенькие песенки играла безногая нищая гармонистка. Нечего сказать, взбодрился. Под впечатлением от увиденного я подумал о том, что, как бы ни закончился этот день, он все равно будет по-своему грустным. Сергей Ляхович тоже нам человек не чужой, и в его жизни тоже все зависело от этого боя.

Настроение совсем испортилось, но помощь пришла, откуда я ее никак не ждал. Отель, откуда нас должны были отвезти на стадион, уже был виден, а у меня было еще минут пять – десять времени. Поэтому я сделал маленький крюк и пошел по очень живописной улице, с одной стороны которой была крепостная стена, а с другой – ряд домиков. Из одного окна на первом этаже торчала тетенька крашеных шестидесяти, а то и семидесяти лет, которая неожиданно окликнула меня. Не могу сказать, что ее лицо было порочным. Добро не может быть добрым, зло – злым, масло – масляным, а порок, соответственно, порочным. Это просто он и был, порок собственной персоной, только крайне неаппетитный.

Тетенька обратилась ко мне с самым прямым вопросом из всех, которые я только слышал: «Мужчина, не желаете перепихнуться?» Когда я ответил отрицательно, она поспешила меня утешить: «Да не со мной!» Я опять ответил отрицательно. «Знал бы ты, от чего отказываешься», – донеслось мне вслед. Впрочем, я это уже и сам видел: в следующем окне, два метра на метр, здоровая негритянка чем-то полировала ноги, длинные как весла. Увидев меня, она стала долбиться в окно всеми своими конечностями. Почти тут же раздался стук и в нескольких соседних окнах. Час для ночных забав был ранний, и я здесь был в полном одиночестве, а потому имел полный аншлаг. Женщины наперебой долбились в окна, сгорая от желания меня обнять, но я повел себя как настоящий руссо туристо, облико морале. Меня ждал его величество бокс, и я побыстрее ретировался оттуда, действительно как редкий советский турист брежневских времен, который боялся не только жены, но еще и партии и правительства. Причем жены он боялся только тогда, когда она была близко, а партии и правительства и тогда, когда они были очень далеко.

Эта история резко подняла настроение, причем не только мне, но и всем, кому я по дороге ее рассказал. Не знаю почему, но никаких сомнений в победе Валуева у меня после этого не осталось. Надеюсь, он не обидится на меня, узнав, кто именно их развеял.

Еще больше меня приободрил Александр Френкель, родившийся в СССР, а теперь проживающий в Германии, очень талантливый молодой боксер, выступающий в первом тяжелом весе, который проводил здесь свой четырнадцатый бой. Все предыдущие тринадцать он выиграл, из них девять нокаутом. Френкель приятный и красивый парень, и, судя по тому, как на его появление реагировали многочисленные женщины в зале, на той улице, где мне готовы были отдаться за хорошие деньги, ему бы отдались бесплатно.

Александр показал очень хороший бокс, хотя его соперник, экс-чемпион мира Артур Уильямс, активно пытался ему в этом помешать. Впрочем, получилось у него, прямо скажем, не очень; хотя он и возвышался над Френкелем, как нюрнбергская крепость над остальным городом, но Александр все время умудрялся установить выгодную для себя дистанцию и много атаковал.

Уже в первом раунде его преимущество стало подавляющим, а закончил он его блестящей комбинацией из апперкота и двух прямых с обеих рук. Лицо Уильямса после этого приняло какое-то плаксивое выражение, которое с него больше не сходило.

Френкель много атаковал и во втором раунде. Он нанес, наверно, пару десятков увесистых ударов, в том числе левых апперкотов, которые все время заставали Уильямса врасплох, а тот ответил парой неточных левых боковых и одним действительно хорошим правым по корпусу. Но даже этот лучший его удар не остановил Френкеля, который на последних секундах левым боковым послал Уильямса в нокдаун. Спас его только гонг.

В третьем и четвертом раундах Френкель уже откровенно выцеливал Уильямса. Это у него не очень получалось, может быть, от некоторого избытка старания и желания, хотя преимущество его по-прежнему было подавляющим.

Ну а в пятом раунде Френкель наконец-то достиг желаемого. Он провел затяжную серию с обеих рук и забил экс-чемпиона мира в углу. Тот качался, как дерево под последними ударами топора, и, наконец, упал. Уильямс успел встать до того, как рефери закончил счет, но, вместо того чтобы принять стойку и показать, что он к бою готов, даже очень готов, почему-то взял и отправился в угол. Здесь мне вспомнилось, как один из соперников великого чемпиона мира в тяжелом весе Джо Луиса, встав после нокдауна, сказал рефери: «Пойдем, погуляем по крыше». Уильямс, если бы мог говорить, тоже сказал бы что-нибудь в этом роде, но все его мышцы, в том числе и челюстно-лицевые, служили сейчас тому, чтобы удержать его на ногах, хотя им и это удавалось с видимым трудом. Рефери принял единственно верное решение остановить поединок.

Теперь уже от боя Валуева нас отделяло только исполнение гимнов, и ожидание стало совершенно невыносимым.

Все последние дни перед боем Ляхович проходил с каким-то очень агрессивным, вообще-то совершенно не свойственным ему выражением лица, которое прилипло к нему, как маска. Казалось, что он и спал с ним. Такое же лицо у него было и когда он вышел на ринг. Мне кажется, что постоянное напряжение должно было прилично измотать Ляховича. Не могу утверждать, конечно, но думаю, оно повлияло на то, как сложился поединок, и отчасти спровоцировало ту неприятную неожиданность, что поджидала Ляховича во время боя.

Уже в первом раунде стало ясно, что все разговоры о том, что Ляхович стал совершенно другим, которые без устали вел его менеджер Ивайло Гоцев, обычный блеф. На ринг вышел тот самый Ляхович, к которому мы привыкли, но это было совсем неплохо, так как он хороший, обученный боксер. Из новшеств могу только отметить, что он стал значительно больше работать по корпусу, и это иногда доставляло Валуеву неудобства, но и только. Еще у белоруса порой получались левые боковые, совсем редко – удары справа, однако сам он пропускал гораздо больше.

Наибольшие неприятности, как в первом раунде, так и во всех последующих, приносил Ляховичу джеб Валуева, очень тяжелый и при этом достаточно точный и быстрый. Кроме того, белоруса часто заставал врасплох правый апперкот Николая. Вообще, похоже, что в своей подготовке Ляхович исходил из того, что Валуев будет мало бить справа, но Николай именно это и принялся делать уже в первом раунде, поэтому вскоре вся левая сторона лица Ляховича была в крови. Мне показалось, что Сергей был ошарашен тем, какой оборот приняло дело. Он мужественный человек и ломаться не собирался, но то, что в нас ломается, делает это обычно без спросу. Вот и Ляхович как-то растерялся, а его близкие, кажется, все уже поняли.

Недалеко от меня сидели жена Сергея и его менеджер Ивайло Гоцев. Последний мог бы стать прекрасным капитаном тонущего корабля. Думаю, он сумел бы сохранить такое вот невозмутимое выражение лица до самого последнего момента, когда корабль, зарывшись носом, окончательно ушел бы на дно. Он что-то говорил. Наверно, что все сейчас переменится. Но жена Сергея его не слушала… Бедная женщина. По-моему, она была готова отдать и ноги, и руки, чтобы ее мужу стало хоть чуть-чуть полегче, но она могла только смотреть. Даже не на ринг, туда смотреть сил у нее не было, а просто перед собой. А когда она все-таки пересиливала себя и переводила взгляд на ринг, глаза у нее становились точно такими, как у безногой гармонистки. В них была боль, которую нельзя передать. Ее можно только увидеть или, не дай бог, почувствовать.

При виде первых неудач Ляховича зрачки его жены расширились так, как будто ей закапали атропин, и оставались такими до самого конца. Потом, по-моему, она стала молиться. Но молитва не помогла. Во втором раунде ее муж выглядел ничуть не лучше, чем в первом, даже хуже. Никакого противоядия от джебов Валуева Ляхович найти не мог, как и от его апперкотов. Он честно утапливал челюсть в плече, но и удары, пришедшиеся по скулам, приносили ему совсем мало радости. Он отвечал, он что-то делал, он иногда попадал, но не было ни одного момента, когда возникали бы какие-то серьезные опасения за Николая. В самом конце раунда Валуев совсем забил Ляховича серией ударов с обеих рук. Наверно, он слышал сигнал, говорящий о том, что до гонга оставалось десять секунд, и это помогло ему продержаться.

До боя много говорили о том, какой у Ляховича замечательный тренер, Томми Брукс. Не знаю, я сидел рядом с его углом и ничего толкового так от Брукса и не услышал. Все те же старые песни про джеб. «Бей джеб!» да «бей джеб!». Это все равно что больному тяжелым гриппом все время орать под ухом: «Пей аспирин! Пей аспирин!» Да не помогает ему аспирин. Не панацея он, как и джеб. Сам пей, если тебе надо, и сам бей, если так хочешь.

И еще я никак не мог понять, чего мне-то сейчас не хватает. Валуев побеждал. По-моему, мало кто так же, как я, болел за него на протяжении всей его карьеры. А вот сейчас, когда все вроде бы складывалось наилучшим образом, почему-то все равно было грустно. Нет, нет, я хотел в этом бою только его победы, но было ясно, что и такой исход совсем уж веселым не станет. И почему пути Николая пересеклись именно с Ляховичем? Неисповедимы пути господни. Ох, неисповедимы.

Третий раунд прошел более-менее в том же ключе, что и предыдущие два. Разве что Валуев стал меньше работать правой, но с лихвой хватало и левой. А вот четвертый и пятый получились поинтереснее. То ли градус отчаяния у Ляховича поднялся до какой-то уж совсем запредельной высоты, то ли еще что-то повлияло. Так или иначе, но белорус стал сопротивляться. Нет, никаких сомнений в общем итоге не возникло, но появилась хоть какая-то интрига.

В четвертом раунде Валуев снова стал чаще пускать в дело отдохнувшую правую руку. После двух кроссов Ляховича слегка зашатало, но он как-то не дрогнул и вскоре пробил неплохой левый боковой и еще несколько ударов. Какое-то время белорус даже выигрывал дуэль на джебах. Полезной работы он, строго говоря, сделал немного, но он старался и создавал Валуеву хоть какие-то проблемы.

В начале пятого раунда Ляхович еще несколько раз попал, в основном слева. Валуев ответил, в том числе и несколько раз неплохо справа. Потом все более-менее выровнялось, хотя, если дотошно считать очки, Николай опять очень прилично выиграл, но эмоционально и Ляхович эти два раунда не проиграл. Что-то у него все-таки периодически получалось.

До боя мне казалось, что симпатии зала будут на стороне Ляховича, но я, похоже, ошибся. На его стороне было только сочувствие зала, который в двух последних раундах обрадовался, что у него получается хоть что-то. Болели же в основном за Валуева. В любом случае, он вызывал куда больший интерес. Его фотографировали даже девушки, выносящие карточки с номерами раундов, а уж более равнодушную к боксу публику трудно найти.

В шестом раунде преимущество Валуева еще возросло. Его джеб безостановочно терзал Ляховича, и несколько раз он неплохо ударил справа. Стало совершенно очевидно, что новый Валуев, о котором много говорили перед боем, в отличие от нового Ляховича – это не миф. Александр Зимин, готовивший Николая к двум последним боям, действительно провел большую работу. Валуев прибавил практически в каждом компоненте. Его джеб стал острее, удары справа – точнее и быстрее, вообще, в скорости он очень здорово прибавил. Ну а Томми Брукс не привнес в работу Ляховича ничего нового. В первых раундах он еще кричал из своего угла, чтобы Сергей заманил Валуева в какую-то ловушку. Что именно он имел в виду, никто так и не понял, так как Ляхович работал предельно бесхитростно. Ну а потом его указания сводились к «давай-давай». Полбоя было уже позади, и никаких сюрпризов от Ляховича ждать не приходилось. Вопрос стоял совершенно иначе: достоит ли он бой до конца или нет. Для победы же белорусу уже сейчас нужен был только нокаут, к которому никак не смог бы привести ни один его даже самый сильный удар.

В седьмом раунде Валуев поначалу перемежал джебы и кроссы, а потом стал бить боковые с обеих рук. Потом снова вернулся к джебам и кроссам. Бой явно принял совершенно односторонний характер. Брукс каким-то безнадежным бабушкинским голосом требовал от Ляховича, чтобы тот показал, что у него есть. В восьмом и девятом раундах картина особенно не изменилась. Никаких претензий к Валуеву не было, правда, в последних раундах он почему-то почти перестал бить апперкоты, которые до этого ему очень хорошо удавались, да и сейчас, когда он их бил, например, в начале девятого раунда, доходили до цели.

В последний раз Ляхович попытался дать бой в десятом раунде. На первой минуте он провел несколько джебов и левый боковой. Валуев скоро восстановил равновесие. Особенно неожиданным для соперника оказался его короткий правый боковой, а потом еще и правый навстречу, и апперкот, и правый кросс… Но Ляхович огрызался. Стоило Валуеву чуть зависнуть в атаке, тут же следовала его контратака, обычно левым боковым.

К этому моменту уже все заметили, что Ляхович крайне мало бьет справа, а между раундами ему все время прикладывали лед к правому плечу. После боя Гоцев говорил, что Сергей получил травму еще во втором раунде. Мне показалось, что несколько позже, но настаивать не буду. Так или иначе, но травма действительно была. Другое дело, что она возникла не сама собой. Ее нанес, причем абсолютно законными методами, Валуев.

В одиннадцатом раунде Валуев остановил порыв Ляховича мощным правым по корпусу и последовавшей за ним серией. Белорус попытался что-то предпринять с помощью все того же левого бокового, но получилось, прямо скажем, не очень, хотя отдельные удары и достигали цели. Однако Валуев попадал гораздо чаще, и все размены остались за ним. Ближе к концу он провел хороший апперкот. Двенадцатый раунд не принес Ляховичу никаких чудес. Валуев несколько раз хорошо встретил его справа. Очередной его апперкот прошил защиту Сергея. Тот сопротивлялся до конца, за что честь ему и хвала. Валуев же наращивал обороты. После его левого бокового Ляхович чуть дрогнул. Не морально, а физически, а к нему прилетели еще несколько ударов, и слева, и справа, и сбоку, и снизу, и прямо по фронту. Жена Сергея давно не смотрела на происходящее, а сидела, уронив голову на руки. И только Гоцев все продолжал играть роль несгибаемого адмирала. Только белой фуражки с мариманскими прибамбасами не хватало. Валуев провел еще немало ударов, а Ляхович дрался до самого конца, до самой последней секунды. Судьи очень скоро вынесли свой вердикт: 120–108 (двое) и 120–107. То есть они не отдали Ляховичу ни одного раунда. Я бы все-таки один отдал, на выбор четвертый, пятый или десятый. Не потому, что Сергей выиграл какой-то из них, а просто за мужество. Жена Ляховича как будто в полусне подошла к углу и взяла халат мужа, в котором тот вышел на ринг, а потом обняла его самого, когда он спустился с ринга. По крайней мере его будет кому утешить, а хорошая женщина рядом, это поважнее и побед, и даже поражений.

Пресс-конференция получилась пустоватой. Все было сказано на ринге, как это ни банально звучит. Ляхович не пришел, он прямиком отправился в больницу. Был только Гоцев, скорбный капитан затонувшего корабля, который и на корабле-то не был. Командовал с берега. Он сказал о травме Ляховича, но все эти рассуждения жестко пресек Дон Кинг, который сказал: «Раньше Николай бил так, что у его противника вылетало колено (это ссылка на годичной давности поединок с Джамилем Макклайном, который подвернул ногу и не смог продолжить бой), а теперь он бьет так, что у противника вылетает плечо. Оно что – само вылетело? Ляхович закрывался плечом, а Валуев бил в открытое место, раз уж не мог добраться до челюсти». Все засмеялись. Говорить о травме после этого стало неудобно. Все, от самого Валуева до его промоутеров Вилфрида Зауэрланда и Дона Кинга, много и справедливо хвалили Александра Зимина за проделанную работу. Зимин же поблагодарил представителей фирмы Sauerland Event за предоставление хороших условий для тренировок. Сам Валуев скромно сказал, что со слов друзей знает, что выглядел в этом бою лучше, чем в предыдущем, но свое окончательное суждение по этому вопросу вынесет, когда посмотрит видеозапись. Зная, как он любит к себе придираться, боюсь, что сам себе он понравится меньше, чем нам.

У меня же, если что и останется в памяти от этой прессконференции через несколько дней, так это то, как Валуев на ней появился. Я в этот момент стоял и разговаривал с кем-то у дверей, как вдруг вошел Валуев и, несильно хлопнув меня по плечу, сказал: «А ты беспокоился!» Из меня от неожиданности чуть не вылетел бутерброд, которым я как раз в этот момент заедал пережитое волнение.

Окончательно заесть его мне не удавалось долго. Наутро после боя, не насытившись завтраком в отеле, я отправился в старый город перехватить еще какую-нибудь сардельку. Нехорошую улицу я на этот раз обошел стороной. Впрочем, там вряд ли встретили бы меня с таким восторгом, как вчера. Думаю, ночью девочки хорошо поработали, так как гостей в город на бой приехало очень немало. Наверно, сейчас их грешные тела отдыхали. Ну а я по пути за сарделькой наткнулся на двух хулиганистых стариканов, эти сардельки уже вкушавших. Стоя перед магазином женского белья и пялясь на особо симпатичный манекен, старички с жаром обсуждали то, что на живых ногах чулки смотрятся гораздо лучше, чем на пластиковых. Это когда же они в последний раз видели чулки на таких ногах, бедолаги? Увидев меня, они тут же потребовали, чтобы я вынес по этому животрепещущему вопросу свое квалифицированное мнение. Видок у этих кренделей был такой, что я, как ни старался сдержаться, все-таки засмеялся, но они не обиделись, а расхохотались вместе со мной веселым смехом людей, которым есть что вспомнить на старости лет. Я сказал, что да, конечно, никакого сравнения нет, на живых ногах чулки смотрятся гораздо лучше, и уже в совсем приподнятом настроении отправился за искомой сарделькой. Да, Нюрнберг – хороший город.

Сергей Ляхович не сломался после того поражения и одержал с тех пор две победы. От души желаю ему всяческих удач. Ну а себе пожелаю почаще попадать в Нюрнберг. Нет, не из-за той улицы, таких везде хватает, а просто потому, что мне очень нравится этот город. В частности, там фантастическая скульптура в церквях.

Ибрагимов проиграл, Кличко не выиграл

25.02.2008, из Нью-Йорка

Второй раз подряд мне пришлось с боя Ляховича лететь на бой Владимира Кличко, но если в первый раз я летел из Америки в Америку, из Финикса в Нью-Йорк, то теперь – из Германии в Америку, из Нюрнберга все в тот же Нью-Йорк. В промежутке у меня были потрясающие, хотя и короткие, европейские каникулы, когда я, как в молодости, болтался из одной страны в другую, из одного города в другой, часто утром даже не зная, где буду через несколько часов, и между делом писал для себя короткие эссе о Боге и архитектуре. Может быть, когда-нибудь опубликую и их.

В субботу в Нью-Йорке в невероятно скучном бою украинец Владимир Кличко одержал убедительную победу по очкам над Султаном Ибрагимовым и прибавил к своему чемпионскому поясу IBF в тяжелом весе еще и пояс WBO, ранее принадлежавший россиянину.

Да-да, я знаю: победителей не судят. Тем более когда победили твоего соотечественника, за которого ты болел. Как когда-то говорили в Одессе, или как никогда не говорили в Одессе, так можно приобрести жалкий вид. А можно и не приобрести: если скажешь то, что все и без тебя знают.

Прежде всего хочу сказать, что никаких претензий к Султану Ибрагимову у меня нет. Он сделал все, что мог. Он пытался, он старался до самого конца, но не получилось. А вот что касается всех громких заявлений, которые делались перед боем, так надо признать, что за ними стояло так же мало, как за заявлениями промоутера Сергея Ляховича Ивайло Гоцева перед боем его подопечного с Николаем Валуевым. Точнее, ничего просто не стояло.

Какая подготовка к бою? Какая тренерская работа? Где она? Чему Султана научили? Одной атаке разовым ударом левой по корпусу? Кличко хватило одного раунда, чтобы с этой атакой разобраться, а дальше что?

А дальше остались только мужество Султана и его крепкая челюсть.

Никаких надежд на победу Ибрагимова у меня не осталось еще после взвешивания. Даже некоторые из тех, кто в нее глубоко верил, возлагали надежды на то, что Владимир Кличко повторит ту же ошибку, которую совершил перед боем с Корри Сандерсом. То есть не воспримет соперника всерьез и выйдет на ринг с мыслями непонятно о чем. Если такие иллюзии были, то они быстро развеялись. Владимир явно находился в лучшей за многие годы форме. Он весил всего 108 кг. Кто угодно мог сказать, что этот человек в спортзале на матах не спал.

Ну а что касается психологического настроя Кличко, то я получил достоверное подтверждение тому, что и с этим полный порядок, непосредственно перед взвешиванием. Владимир стоял за каким-то занавесом. Потом кто-то прошел, задев край занавеса, тот задрался, и стало возможно под определенным углом увидеть Владимира. Я поспешил под этот самый угол, и то, что я там увидел, произвело на меня впечатление. Кличко был идеально спокоен. Когда человек уверен, что за ним не наблюдают, он не играет. Владимир в этот момент не знал, что его кто-то видит, но был точно таким же, каким предстал перед всеми через несколько минут.

Что мог противопоставить этому Ибрагимов? Его вес был 99,3 кг, оптимальный для него. Он тоже был хорошо натренирован, хотя из-за особенностей его телосложения это и не так бросалось в глаза. У него было отличное настроение, и он все время улыбался, даже когда будущих противников поставили лицом к лицу, чтобы они поласкали друг друга взглядами. Кличко смотрел на него с уверенностью палача, а Ибрагимов улыбался. Совершенно искренне. Он воин, и воевать – его работа. Он улыбался так же, как улыбался бы перед двести тридцать второй дуэлью д’Артаньян. Можно представить себе испуганного д’Артаньяна? Вот и испуганного Султана представить себе так же сложно. Он тоже своего рода д’Артаньян – или, если можно так сказать, д’Ибрагимов.

А испугаться, строго говоря, было чего. Разница в росте была огромной, и, даже если у Султана было небольшое преимущество в скорости, вряд ли оно могло ее компенсировать. Да и было ли оно? Команда Ибрагимова все время говорила о том, что сделает ставку именно на преимущество Султана в скорости, но мне он не казался намного быстрее Владимира.

В общем, настроение утром перед боем было откровенно неважным, и его не подняла даже одна из самых забавных и трогательных сцен, которые я только видел в жизни.

По ряду причин мне сначала пришлось остановиться в отеле неподалеку от аэропорта Ньюарка, и только на последнюю ночь я переехал на Манхэттен, поближе к месту событий. Место уютное и, прямо скажем, недорогое. Когда я спустился вниз со своим чемоданом, то увидел там двух птенцов, мальчика и девочку, лет пятнадцати-шестнадцати, явно, что называется, из хороших семей. Вид у них был какой-то торжествующе-испуганный, как будто оба предыдущей ночью потеряли невинность. По-моему, так оно и было. А я и не знал, какие судьбоносные события происходили у нас в отеле прошлой ночью.

Свежеиспеченный мужчина был слишком потрясен случившимся, и поэтому переговоры на себя взяла девочка. Она спросила в рисепшене, нельзя ли им остаться еще на день. Разухабистый, весь на понтах, пуэрториканец, который там работал, окинул их взглядом горного орла и сказал, что, конечно, можно. Только за эту ночь придется заплатить больше. Когда дети узнали, насколько больше (кажется, долларов на тридцать), они испугались. Потом переглянулись, кивнули друг другу и согласились. Я понял, что только что присутствовал при самой бескорыстной торговой операции, которую только видел в жизни: у меня на глазах еду обменяли на любовь. Я не предложил им оплатить еще одну ночь в отеле только потому, что боялся обидеть. Такие подарки можно принимать только от Деда Мороза.

Однако, как я уже сказал, даже эта милая история не подняла настроения. Хотелось только, чтобы этот бой скорее начался и закончился, и чтобы там не произошло чего-то совсем уж неприятного для Султана.

Попробуйте интересно рассказать о том, как у вас на глазах сохнет хлеб. Примерно так же легко интересно рассказать о бое Кличко с Ибрагимовым. Я понимаю, что такие рассуждения звучат небезупречно, как, например, если бы человек, отсидевший в кустах во время кровопролитной рукопашной битвы, потом сказал бы выжившим: как-то вы скучно, ребята, дрались. Штыками не дорабатывали, о саперных лопатках вообще забыли… Боюсь, что после второй-третьей фразы на поле стало бы одним трупом больше.

Но все же на профессиональном ринге люди дерутся не за родину, а за деньги. Опять-таки подчеркну, что у меня нет претензий к Ибрагимову. Все, что мог, он сделал. А вот Кличко был прагматичен до того, что у зрителей сводило челюсти.

А как все начиналось! Набитый до отказа Мэдисон-сквергарден просто колотило от напряжения. Когда ведущий голос Америки Майкл Баффер призвал собравшихся приготовиться к др-р-раке, зал ответил ему единодушным воплем. К чему к чему, а к драке здесь все давно были готовы.

Первый раунд начался осторожно с обеих сторон, но вот это как раз было совершенно естественно и никакого неодобрения у зрителей не вызвало. Всем нужно время на раскачку.

Через некоторое время Ибрагимов попытался нанести правый боковой (напомню, что он левша). Неудачно, и почти тут же Кличко показал одну из своих домашних заготовок: стоило правой руке Султана хоть чуть-чуть зависнуть, как Владимир наносил по ней короткие рубящие удары сверху вниз своей левой рукой.

До поры до времени хорошие джебы удавались Кличко нечасто. Ибрагимов был все время в движении. Кроме того, и он вскоре показал свою первую домашнюю заготовку. О том, что она же последняя, мы тогда еще не знали. В ответ на атаки Кличко Ибрагимов уходил вниз и контратаковал левой по корпусу. Кажется, в первый или во второй раз Кличко хотя бы вскользь этот удар пропустил. После этого он стал прикрываться от него локтем, а сам почти все свои ударные действия свел к джебам, которых пока проходило не очень много. Но все же они проходили, и Султан, как и все предыдущие соперники Кличко, смог убедиться, что этот удар у Владимира вполне силовой.

Дальше – больше. В смысле джебов, и пока ничего больше. Кличко четко контролировал дистанцию и время от времени увесисто тыкал в противника левой рукой. Ибрагимов в ответ несколько раз попытался атаковать, но категорически не доставал. В общем, Кличко вел, но зал, спокойно съевший его манеру ведения боя в первом раунде, во втором дружно загудел. Люди видели большое преимущество Кличко и хотели, чтобы он его развивал, а он развивать категорически не хотел. Ему и так было неплохо. Очки набираются, дело к победе движется.

Третий раунд: джеб, джеб, джеб Кличко. Ибрагимов пытался достать и не доставал, а Кличко продолжал рубить его по передней руке, когда она зависала после атаки. Зал, поначалу настроенный прокличковски, начал временами поддерживать Ибрагимова.

В начале четвертого раунда случилось чудо: Кличко впервые ударил справа, причем в комбинации. Хорошо ударил, но Ибрагимов тоже контратаковал сначала слева, потом справа, и все равно эпизод остался за украинцем. Однако очень скоро Владимир снова взялся за старое. В общем, да здравствует джеб, только джеб, и ничего, кроме джеба.

Пятый раунд прошел примерно в том же увлекательном ключе. Расчехлив один раз правую руку в начале раунда, Кличко опять перестал ею пользоваться.

В шестом раунде Ибрагимов активно пытался сопротивляться. Его правый боковой и левый вразрез почти дошли до цели. Это был тоже своего рода успех. Несколько раз ему даже удавалось чуть потревожить Кличко, который в ответ нанес множество джебов, а в самом конце провел неплохую комбинацию с обеих рук. Впервые после первого раунда бойцы сражались более или менее на равных, однако было ясно, что это ненадолго.

Это ощущение оказалось совершенно верным. В седьмом раунде все вернулось на круги своя. Кличко почти сразу попал справа. Потом нанес джеб и опять попал справа вразрез. И через некоторое время снова, правда, уже вскользь. Тем не менее три удара за раунд справа – да нас просто, кажется, баловали. Потом было еще много джебов, и показалось, что Ибрагимов растерян. Он совершенно не знал, что ему делать.

Скажу еще раз: я так и не понял, какая у него была тренерская установка, и была ли она вообще. Перед боем я слышал из лагеря Ибрагимова, что там вроде была мысль поатаковать Владимира и воспользоваться тем, что он от атак уходит назад по прямой. Однако атаковать у Султана, как правило, не получалось. Вообще, бой пока складывался по формуле «один не может, другой не хочет».

В начале восьмого раунда Кличко вроде бы захотел: он провел отличную комбинацию, сильно попав справа. В какую-то секунду даже показалось, что Ибрагимов сейчас упадет, но этого, слава богу, не произошло. Он сумел удержаться на ногах, но весь этот раунд вышел для него очень тяжелым. Кличко еще несколько раз попал справа, пробил немало джебов. Ибрагимов сопротивлялся изо всех сил. Ему удалось провести один свой левый по корпусу, но это и было почти все. Кличко же был в этом раунде действительно хорош. Особенно сильное впечатление произвело то, как при его росте он умудрялся подныривать под удар.

Девятый раунд начался как логичное продолжение восьмого. Кличко провел, наверное, свою лучшую серию за весь бой – две спаренные двойки у канатов, но дальше он немного сбросил обороты, и раунд закончился на куда более тихой волне, чем начался.

На первых секундах десятого раунда Кличко провел несколько джебов, даже, можно сказать, полубоковых слева, но дело закончилось клинчем, а клинч – курьезом. Владимир навалился на Ибрагимова сверху, а Султан толкнул его всем корпусом вперед, и оба упали, причем Ибрагимов оказался сверху. К тому времени он завоевал симпатию публики, и она одобрила это не совсем легитимное действие добродушным гулом.

Однако Кличко встал, как ни в чем не бывало, и продолжил свой методичный разгром. Он провел несколько ударов с обеих рук, но Ибрагимов тоже сумел пару раз ответить. Особенно хорош был один из его немногих дошедших до цели ударов слева. Кличко чуть завис в атаке, и Султан этим тут же воспользовался. Потом он еще провел свой левый по корпусу. В общем и целом это был один из лучших его раундов, хотя трудно сказать, что он его выиграл.

В это время зал уже перестал ждать нокаута и выражал свое разочарование гулом на низкой ноте. Словно отвечая чаяниям публики, Кличко провел хорошую двойку с акцентом на ударе справа, но потом опять все снова вернулось в сонное русло, а пробуждение наступило только на последних секундах, когда Владимир потряс Султана мощным ударом справа. Здесь Ибрагимову, может быть, повезло, что прозвучал гонг.

Ну и, наконец, наступил последний раунд. Многие понадеялись, что сейчас-то будет: Султан пойдет на отчаянный штурм в попытке нокаутировать Кличко, а тот в ответ тоже что-то такое покажет. Но у Султана, кажется, не осталось сил ни на какой штурм, а Владимир демонстрировал то, что, по большей части, показывал весь вечер: джеб, снова джеб и еще раз джеб. Ибрагимов пытался несколько раз подраться, но не получилось. Кличко довел бой до конца, а Султан свою последнюю попытку что-то сделать осуществил одновременно с гонгом. Судьи поставили 119–110, 118–112 и 117–111. То есть первый арбитр отдал Султану один раунд при одном ничейном, второй – два раунда, а третий – три. Последнего судью никак нельзя обвинить в скупости по отношению к Ибрагимову.

Ну а потом была пресс-конференция, дорогу на которую нам указал один весьма своеобразный малый – высокий, могучего сложения, с раскосыми глазами и при этом довольно светлыми волосами, большая часть которых обрита под машинку, а из остальных сложен какой-то хитрый оселедец. В общем, Чингачгук и Чингисхан в одном флаконе. Каждый раз вижу его в Мэдисоне, он имеет какое-то отношение к работе с журналистами, но на вопросы всегда отвечает таким тоном, как будто после слов последует удар кнутом. Глядя на него, я почему-то вспомнил, как пару дней назад за обедом в большой компании один молодой американец сказал мне, что монголы завоевали Русь, потому что они были настоящие богатыри, и средний рост у них составлял шесть футов и четыре дюйма (192 см). Интересный взгляд на историю, ничего не скажешь.

Ну а о самой пресс-конференции сказать почти нечего. Обстановка была соответствующая. Кругом вздымалось несколько сильно оголенных и сильно волнующихся разноцветных бюстов. Какой-то колоритный дядечка, оформленный в стиле колдуна из сказки – в длинном черном пальто, черной шляпе, из-под которой свисал стянутый резинкой хвост седых волос, с шикарной тростью с золотым набалдашником и почему-то с каким-то чемпионским боксерским поясом, – все хотел сфотографироваться на фоне Кличко. От недостатка интересных персонажей Америка никогда не страдала.

Султан Ибрагимов и члены его команды говорили мало. Сказали только (не сам Султан), что у него была травма левой руки, полученная в последнем спарринге. А Владимир Кличко как минимум четыре раза изложил одно и то же, сначала по-английски, потом два раз по-немецки (сгрудившиеся вокруг него немецкие журналисты почему-то пошли со своими вопросами по второму кругу) и еще раз по-русски. Всеми языками он владеет очень хорошо. Что же касается содержательной части, то она, на мой взгляд, оставляла желать лучшего. Кличко говорил о том, что Ибрагимов очень неудобный соперник, который к тому же вопреки ожиданиям работал от обороны, а не шел в атаку, из-за чего и не состоялся нокаут. Объяснял, что мало работал справа, так как не хотел зависать, проваливаться и давать Ибрагимову возможности для контратаки. А вообще, главное, что он победил.

Все, конечно, так. Только вот человек, сидевший рядом со мною в зале, явно с Украины и очень болевший за Кличко, после боя сказал: «Да, не скоро теперь в Мэдисоне проведут бой с нашими боксерами». Не знаю, может быть, и скоро, но что точно, так это то, что Америку джебом не завоюешь. Кличко хочет стать американской звездой, играя по своим правилам, то есть без лишнего риска. Такое могло пройти в Германии, но не здесь; если уж даже славянсконегритянский по составу зал (причем славянская составляющая сильно перевешивала) был разочарован, то что говорить о телезрителях? Да, Кличко выиграл еще один чемпионский пояс, но через пару дней никто здесь не вспомнит, какой именно, и был ли вообще какой-то пояс. Запомнят, что было скучно.

Здесь есть определенные правила игры, за нарушение которых можно поплатиться. В 1999 году Оскар Де Ла Хойа, находившийся тогда в зените популярности, проводил бой с Феликсом Тринидадом. Де Ла Хойа достаточно легко выигрывал, а в середине девятого раунда счел, что дело уже сделано, стал демонстративно уклоняться от продолжения боя и забегал. Нет, он, конечно, не испугался. Он просто посчитал, что бой уже выигран, решил чуть-чуть покуражиться; конечно, зачем рисковать, когда победа у тебя в кармане?

Самое интересное, что и эти раунды он не проиграл, но судьи озверели и отдали в них предпочтение Тринидаду. В результате и победителем был провозглашен Тринидад. Это было абсолютно несправедливо, но вместо криков протеста были слышны в основном крики в стиле: «Так ему (Де Ла Хойе) и надо». Или как сказал тогда не помню кто: «Если тебе платят в двадцать раз больше, чем другим, деньги надо отрабатывать».

Вот и с Владимира Кличко в один прекрасный день могут потребовать, чтобы он отрабатывал деньги, или, что еще хуже, ничего требовать не станут, а просто потеряют к нему интерес.

Перед отъездом из Нью-Йорка рано утром я, в соответствии с собственной традицией, отправился к старому небоскребу-«утюгу», который так любил О’Генри, которого я, в свою очередь, любил за то, что он показывал, что добро имеет против зла какой-то шанс. Так любовь к О’Генри перешла на «утюг».

Было совершенно пусто. Мимо моей ноги на расстоянии десяти сантиметров пробежал симпатичный и нахальный мышонок, похожий на Джерри из мультика. «Утюг» был хорош, но что-то резало глаз. Не сразу, но я сообразил, что именно. На здании слева, на колоссальном, как портреты вождей, рекламном плакате красавец хвастался перед всем миром своими новыми трусами. Вот взял, сволочь, и, как поручик Ржевский, все опошлил. И память О’Генри, и само это место.

Нет, что-то все не так в этот раз складывается в Нью-Йорке. Боюсь, когда я в будущем стану вспоминать эту поездку, на память мне прежде всего придет не «утюг» и точно не бой Кличко – Ибрагимов, а та парочка из пригородного отеля, которая на последние деньги покупала себе еще одну ночь любви.

Из Нью-Йорка я уезжал в твердой уверенности, что очень скоро туда вернусь еще на какой-нибудь бой, но кризис подкрался незаметно и накрыл нас всех с нашими планами медным тазом. В результате я не был в Нью-Йорке почти три года. Никак не могу сказать, что это одно из моих любимых мест. Более того, когда я туда регулярно ездил, у меня и в мыслях не было, что у меня возникнет желание вернуться. Но вот оно возникло, к моему собственному удивлению. И уже давно.

Красивая точка (Владимир Кличко и Эдди Чемберс)

22.03.2010, из Дюссельдорфа

Все мои знакомые помнят эту статью, но не очень помнят, кто дрался в бою, о котором она рассказывает. Обычно говоря: «Кличко с кем-то». Специально для них сообщаю: с Чемберсом. Зато никто не может забыть Даму с Костылями. Между прочим, я считаю это своей большой творческой удачей, так как только я ее ВИДЕЛ. Остальные знают о ней с моих слов. Значит, удалось что-то передать.

В субботу в Дюссельдорфе на забитой до отказа Эсприт-Арене (это домашний стадион футбольной Фортуны), вмещающей пятьдесят одну тысячу зрителей, Владимир Кличко за пять секунд до конца боя нокаутировал американца Эдди Чемберса и защитил свои титулы по версиям IBF и WBO в тяжелом весе.

Как бы ни была огромна Эсприт-Арена, но когда я к ней подъехал, то подумал: как же она вместит всех желающих? На ближних подступах к стадиону шумно толпился закусивший удила женский пол, сопровождаемый куда более миролюбиво настроенным полом мужским.

Что-то подобное я видел только на концерте Хулио Иглесиаса в Москве. Но там все закончилось неумелой, но необычайно злобной женской дракой с применением подручных средств, вроде сумочек и мужей, менее всего желавших драться за Иглесиаса, в которого были влюблены их жены. В результате мужья продемонстрировали что-то вроде бесконтактного карате, в то время как женщины дрались, хоть и не задирая ног (мешали надетые по такому случаю узкие юбки), зато всерьез.

Но здесь, в Германии, нравы помягче. Так что, забегая вперед, могу сказать, что обошлось без подобных эксцессов. Тем более, какие эксцессы, когда все завершилось ко всеобщему счастью?

А начиналось все ни шатко ни валко. Два быстрых нокаута в предварительных боях заставили преждевременно выйти на сцену мастеров искусства. Какая-то группа из четырех разномастных мужиков, одетых кто во что горазд, и одной немолодой дамы в мини-юбке и бархатных ботфортах долго услаждала наш слух веселыми песенками, исполненными на английском, но с сильным немецким акцентом. Причем если не зубоскалить, как ваш непокорный слуга, то спели весьма неплохо. Правда, даму было жалко. В ее возрасте надо не изображать девочку и неуклюже топать по сцене все еще красивыми ногами, а тихо лечить начинающуюся подагру.

После длительной музыкальной паузы, во время которой народ, кстати, веселился, а не злился и матерился, как часто бывает у нас, наступил черед довольно интересного боя. Уверенно поднимающийся в рейтинге белорусский тяжеловес Александр Устинов, на счету которого к тому моменту было уже девятнадцать побед, из них пятнадцать нокаутом, дрался с неплохим американским боксером Эдом Махоуном, в последнее время выполняющим роль так называемого привратника (швейцара). То есть если ты побил Махоуна, то выходишь как бы в другую лигу.

Преимущество Устинова было полным, но все равно бой получился каким-то странным. Устинов начал с того, что несколько раз сильно огрел соперника, после чего тот выполнил блистательный проход в ноги с захватом под колени обеими руками и упиранием головой в то место, куда ему не стоило упираться ни головой, ни чем-либо еще. В результате Устинов нетяжело упал, а ему на ноги, как кулек, свалился сам Махоун. Если бы они продолжили борьбу в партере, боюсь, куда более тяжелый Устинов просто оторвал бы Махоуну голову. Но рефери не доставил ему такой маленькой радости.

До конца раунда американец еще раз пять прошел в ноги, потому что в руках ему было делать категорически нечего: здесь он только получал. Даже когда Устинов попадал по защите, Махоуна качало, как утлую лодку во время шторма, которую непременно окончательно зальет и перевернет; это было только вопросом времени, причем небольшого.

Казалось, что во втором раунде все закончится, но не закончилось. Махоун выглядел как человек, попавший под кирпичный дождь, но каким-то образом все же державшийся на ногах. В третьем раунде бомбардировка продолжилась, но незадолго до гонга напропускавший кучу ударов, в том числе жутковатых на вид апперкотов справа и левых боковых, американец вдруг активизировался и нанес два боковых справа и слева. Устинов так ответил с обеих рук, что Махоуна отбросило на канаты. Четвертый раунд Махоун опять смело начал и не менее смело за это получил, но и сам, хоть вскользь, пару раз попал. Это довольно известный феномен в боксе. Боец, обрадованный тем, что он все еще жив, и приятно удивленный этим фактом, раскрепощается и прет вперед. Заканчивается это обычно нокаутом. Но секунданты не дали американцу реализовать свой самоубийственный замысел, и после того, как он пропустил еще несколько ударов, они совершенно неожиданно выбросили полотенце. Я их мотивы понимаю, но в зале таких было меньшинство. Рев стоял оглушительный. Дети так орут, когда у них отбирают игрушки. Взрослые – когда отбирают зрелище, особенно жестокое.

Если этот бой можно назвать странным, то поединок двух американцев – Джонатана Бэнкса и Трэвиса Уокера – закончился просто самым фантастическим образом. Со всей определенностью могу сказать, что никогда такого не видел и вряд ли увижу снова. Сам бой двух весьма средних тяжеловесов был не слишком захватывающим, но вот концовка…

В шестом раунде Бэнкс со всей дури нанес длинный удар справа, именно со всей дури, потому что Уокер, как тогда показалось, голову отвернул, и Бэнкс полетел вслед за своим кулаком – рыбкой на пол. Многие даже подумали, что Уокер еще как-то наподдал сопернику, всунув удар навстречу. Но думали они так недолго. Уокер постоял над упавшим Бэнксом в позе сожженного грозой могучего дерева пару секунд, а потом вдруг рухнул на пол сам. Это был нокаут. Мало пострадавший от своего полета с жесткой посадкой Бэнкс вскочил быстро, а Уокер поднимался долго и тяжело, а когда поднялся, выглядел так, как будто понимал, что зря это сделал. Рефери остановил бой.

Оказалось, что голова у Уокера отвернулась не в процессе ухода от удара, а просто от удара, пришедшегося точно в челюсть. Сила удара была чудовищной, а о равновесии Бэнкс думал мало, вот его и понесло в недолгий полет. Нокаут снова и снова показывали на больших экранах, к неослабевающему восторгу публики.

Однако дальше бои как-то не задались; они быстро заканчивались, и в программе опять появились пустоты. Во время одной из пауз в кромешной темноте, гремя кастрюлями, шаркая и ворча, цепляясь клюками за канаты, на ринг полезли привидения. Когда включили свет, выяснилось, что это три немолодых тощих мужика; тот, что у них был за главаря, оказался в круглых черных очках, как у кота Базилио. Что он в них мог увидеть в темноте, для меня загадка. Наверно, это он и въехал головой в одну из тарелок, издавших тот самый кастрюльный звук. То, что казалось клюками, оказалось гитарами, а кастрюли – ударной установкой.

Кто это такие, честно скажу, не знаю, но местная публика встретила их с большим энтузиазмом. Они спели что-то очень забойное, причем не по-английски, как их соратники по цеху искусств, а по-немецки. Видно, это были какие-то местные знаменитости, и фотографы выстроились в три ряда, чтобы их снять. Меня это не увлекло, и я пошел шляться по трибуне в поисках чего-то более интересного.

А интересного было много. Уверенные в себе господа в костюмах-мерседесах, то есть стоящих как хорошие автомобили. Плавающие косяками подиумные красотки, часто из-под опущенных ресниц с ревностью и ненавистью рассматривающие друг друга. Но во всем этом было мало необычного. И тут я увидел очень красивую и о-о-очень пьяную женщину на костылях, которая всем своим видом, и особенно глазами, требовала всеобщего сочувствия. Ее было страшно жалко, что, как мне кажется, и должно было выражать мое лицо, но, когда ее блуждающие очи остановились на мне, они выразили лишь безграничное возмущение человеческой черствостью.

Видимо, от меня ждали большего градуса сочувствия. Но не дождались. Мне пришлось не раз полежать в травматологии, и у этой дамочки я увидел только банальный перелом берцовой кости, на который указывал гипс, причем, судя по ряду признаков, перелом не тяжелый.

Однако потом я подумал, что все-таки недобрый я человек. Женщина явно пришла сюда не просто так, раз притащилась на костылях, а я тут смею рассуждать о нетяжести ее перелома. Скотина, да и только. А она вон надралась с горя. Вот это поклонница, я понимаю. Между прочим, с ней был явно преданный ей мужик, но, кажется, ее мысли были не о нем.

Некоторые журналисты придумывают детали для своих репортажей. А надо не придумывать, а смотреть по сторонам. Всегда найдешь что-нибудь такое, что придумать не сможешь. Ну вот никогда бы не смог придумать прекрасную и в стельку пьяную поклонницу Кличко на костылях. На какую-то из этих красочных составляющих фантазии бы точно не хватило.

Я приметил, где она сидит, и решил посматривать туда и во время боя.

А дело между тем явно приближалось к главному действу. Так и не опознанные мною рок-музыканты уже давно покинули ринг, и теперь вокруг него, как крейсер на рейде, плавал знаменитый ведущий Майкл Баффер. Патрулировал, как я понимаю.

Очень скоро его призвали на ринг. Мне показалось, что подготовительные процедуры к бою начали чуть раньше, чем планировали изначально. Может быть, просто хотели сократить ожидание, затянувшееся из-за нескольких быстрых нокаутов в предварительных боях. Так или иначе, но Баффер почти скороговоркой пропел все свои песни, отзвучали гимны – и началось.

С первых же минут, если не секунд, боя стало ясно то, о чем очень многие, в том числе и ваш покорный слуга, говорили перед поединком: вопрос о победителе здесь стоять не будет. Речь пойдет только о том, сумеет ли Чемберс хоть что-то противопоставить Кличко и дотянуть до финального гонга. Самым обеспокоенным человеком в зале, по-моему, выглядел старший брат Владимира, обладатель титула WBC в тяжелом весе Виталий Кличко. Он всегда переживает за брата раз в двадцать больше, чем за себя. Впрочем, за себя, по-моему, он вообще не переживает.

Если у Чемберса перед боем и просматривалось преимущество перед Кличко хоть в чем-то, что давало бы ему если не шансы, то надежду на победу, так это в скорости. Но Владимир был никак не медленнее соперника. Выражалось это в том, что его джеб постоянно упреждал все действия Чемберса, который практически не мог попасть.

Тем не менее у Чемберса проглядывало явное желание что-то сделать, как-то переломить ход не слишком удачно начавшегося для него боя. Вылилось это в довольно странные действия. Когда Чемберс уходил вниз, Владимир придавливал его сверху, и во втором раунде американец просто поднял его и бросил. Движение было неприятным и неожиданным. Кличко мог получить травму, но он, как мне показалось, был скорее весело озадачен, чем серьезно обескуражен. Такие тяжелоатлетические упражнения должны были здорово утомить самого Чемберса, а он не оставлял их и в дальнейшем, но скоро стало ясно, что поднимать Владимира, в котором было в тот вечер 111 кг веса против 95 у самого Эдди, ему уже не под силу.

Вообще, Чемберс действовал временами достаточно грязно, чего за ним раньше как-то не наблюдалось, но, на мой взгляд, это была грязь, порожденная не злобой, а отчаянием. Ну не мог он не понимать того, что понимали едва ли не все в зале: шансов на победу у него нет. И никогда не было. И никогда не будет. Тут не только соперника поднимать начнешь, чтобы хотя бы самому себе доказать, что ты что-то можешь. Тут и, как зверь, завоешь, и заплачешь, как дитя.

Уже в конце второго раунда Кличко познакомил Чемберса со своей правой рукой. До боя Чемберс говорил мне, что многие, кто дрался с Кличко, невольно слишком много внимания уделяли его потрясающему джебу и забывали о его ударе справа, который иногда из-за этого джеба выстреливает. Теперь пришла его очередь забыть, и дальше он тоже часто забывал об этом ударе.

Однако надо отдать должное Чемберсу. Он хотя бы видел, что пропускает, и успевал предпринять какие-то ответные действия: откинуть голову, хоть чуть-чуть пригасить удары мякотью перчаток и так далее, в таком же духе. Только это не слишком помогало. Иногда Кличко даже целенаправленно бил по защите, и тогда в измученное лицо Чемберса врезались его собственные кулаки. Много раз на протяжении всего боя американца перетряхивало с ног до головы от ударов, которые были нанесены по блокам. Что же говорить о тех, которые пришлись по голове? Там дело обстояло совсем печально. Уже к середине боя лицо Чемберса из черного стало каким-то малиновым. Дальше – больше.

Раунды были в целом похожи один на другой. Кличко работал по старому американскому принципу «зачем чинить, когда и так работает», бил в основном джебы и двойки. Где-то после шестого раунда стало казаться: поединок закончится тем, что один из ударов Кличко справа прошьет защиту Чемберса чуть лучше предыдущих, и он рухнет в нокдаун, а может быть, сразу и в нокаут. Раунды с седьмого по девятый были для Чемберса и вовсе ужасными. У него совсем села скорость, на которую он так рассчитывал, джебы и двойки Кличко все чаще доходили до цели, и американец все тяжелее принимал их на себя.

Стало очевидно, что бой не пройдет всю дистанцию, и вот здесь всех ждал сюрприз. По сей момент не могу уверенно сказать, была ли это домашняя заготовка или все просто на самом деле так получилось. Утверждать не берусь, но мне все-таки кажется, что секунданты Чемберса как-то подработали ситуацию.

После девятого раунда женщина, которая латала раны американца, вдруг стала разрезать ему перчатку. Все, кто сидел рядом со мной, подумали, что бой закончен, что секунданты решили, что с Эдди хватит. Такое мнение казалось единственно верным, так как никаких шансов на победу у Чемберса не оставалось, даже если они хоть когда-то были. Однако очень скоро выяснилось, что у Чемберса просто лопнула перчатка (как потом говорили на пресс-конференции, в районе мизинца), и ему ее меняли.

Пауза затягивалась, тем более что в углу Чемберса никто не собирался торопиться. Все делалось с чувством, с толком, с расстановкой, как на приеме у врача. В результате перерыв между раундами очень сильно удлинился. Было видно, что Чемберс быстро восстанавливается, и это очень скоро подтвердилось.

Во время паузы американец действительно успел если не поправить здоровье, то хотя бы продышаться, и на десятый раунд вышел крепко посвежевшим. Он восстановил скорость и даже несколько раз не то чтобы крепко попал во Владимира, но хотя бы зацепил его. В общем, хоть он его и далеко не выиграл, но, наверно, это был лучший раунд Чемберса за весь бой.

Но в одиннадцатом Кличко жестко разъяснил Эдди, что ему просто разрешили немного побаловаться, а папка попрежнему здесь и контролирует ситуацию. При этом в углу Кличко были крайне недовольны самим папкой. Дедка Эмануэль Стюард, знаменитый тренер Владимира, не церемонился в выражениях и прямо сказал, что такого дерьма нам больше в этом сезоне не надо. Под дерьмом, как я понял, он имел в виду победу по очкам. Кличко страшно разозлился и резко ответил по-английски: «Я пытаюсь! Я пытаюсь!»

Казнь началась прямо с ударом гонга. Кличко было не остановить. На второй минуте двенадцатого раунда стало казаться, что Эдди уже никак не уйти от нокаута. Он пропустил несколько великолепных ударов справа. Его шатало и болтало, но времени оставалось совсем мало. Владимир преследовал соперника, как говорит один мой крепко пьющий знакомый, с неумолимостью похмелья после хорошей выпивки. Но времени оставалось все меньше. И вот, когда его совсем не осталось, вдруг случилось то, чего все так долго ждали.

За пять секунд до конца Владимир запустил левый боковой удар, который достал Чемберса. Тот начал падать, Кличко попытался добраться до него еще и справа, но этот удар лишь чиркнул по голове и никакого воздействия уже не оказал. Чемберс тяжело рухнул на настил, вывалившись головой вперед за канаты, и долго, очень долго не мог не то что встать, а даже шевельнуться. Когда чуть позже он всетаки пришел на пресс-конференцию, чего никто не ожидал, то сказал, что не помнит момент нокаута.

Ничего удивительно в этом нет. Это, по-моему, был первый за весь бой пропущенный им удар, которого он не видел. Эдди сам сузил себе обзор правой перчаткой, прикрывая ею лицо, но удар ее обогнул, а что после этого увидел и почувствовал Чемберс, знает только он один. Впрочем, нет. Как следует из его собственных слов, не знает и он.

Я оглянулся на то место, где сидела примеченная мною нетрезвая дама, и увидел взмывший в воздух костыль. На лице у дамы было выражение эротической победы над жизнью.

Ликование было бурным и даже буйным, как деревенский праздник, когда все набрались еще недостаточно для того, чтобы заснуть, но очень достаточно для того, чтобы подраться, как пел Высоцкий, не по злобе.

Маленькая толстенькая тетя – между прочим, немка, а не бывшая наша – жестко прокладывала себе путь к рингу без всяких там Entschuldigung (Извините). Какие там, к чертовой матери, Entschuldigung, когда рядом ОН, кумир всей ее жизни. Я оказался на ее пути и был, невзирая на свой немалый вес, легко отодвинут в сторону. Да, в немецких селеньях тоже есть женщины, которые и коня на скаку остановят, и в горящую избу войдут. Если только там будет кто-то из братьев Кличко, конечно.

Владимир тем временем выполнял данное перед боем обещание выпить местного пива. Он его не только выпил, но и, ко всеобщему восторгу, вылил себе на голову. В какой-то момент сверху полетели тысячи и тысячи лент из золотой фольги. Они опускались нам на головы и на плечи. Я снова посмотрел на Даму с Костылями. Она сидела неподвижно, костыли торчали в разные стороны, на редкость красивого лица не было видно, и сейчас, вся обсыпанная золотыми лентами, она напоминала какой-то безумный персонаж с картины Брейгеля. Ее муж или друг всеми силами пытался ее поднять; он был молод и весьма крепкого сложения, но у него мало что получалось. Видимо, хрупкая женщина отяжелела от нежелания уходить. Китайцы говорят, что такое бывает. Как я понимаю, это когда великая внутренняя энергия ци сосредотачивается в пятой точке. Особенно если эта точка красивая.

Однако когда в будущем я стану вспоминать об этом дне, то первой на ум мне придет не эта сцена, а взметнувшийся к небу костыль, неподвижно лежащий Чемберс, который вывалился головой за ринг, и Кличко, ко всеобщему восторгу поливающий голову дюссельдорфским пивом.

Вот и добрались мы до конца, то есть до красивой точки.