Клиника одной взятки Воронова Мария
– У этого бизнесмена на лице было написано стремление динамить лоха. Я думаю, на этом принципе строился весь его бизнес. А поскольку он увидел в тебе классический пример лоха, рефлекс сработал безотказно. Между тем, если доктора можно обвести вокруг пальца, бога не обманешь никогда. Еще Фрейд говорил: если за лечение не платить, оно не поможет. А я давно заметила – у благодарных больных и раны лучше заживают, и осложнений меньше. Не веришь – можем статистику поднять.
Балахонов машинально дал ей прикурить.
– Вика, я тебя очень уважаю, ты знаешь. Как хирург ты на голову выше меня, а сколько ты работаешь – никакому мужику не под силу. Но твоя страсть к стяжательству меня просто убивает.
Услышав похвалу, Вика приосанилась, закинула ногу на ногу и картинно затянулась.
– Жизнь, Леша, намертво вбила в меня основополагающий принцип – за все надо платить. И я платила. За все. Поэтому люди, пытающиеся этот принцип обойти, вызывают у меня только презрение. Спроси у кого хочешь, что милее – моя жадность или твоя честность. Вот у операционных сестер спроси, которые с каждой моей операции имеют по две тысячи рублей, а с твоей – фигу. Может быть, они тебя очень уважают, но… Случись что, встанут на мою сторону. Прости, Леша, если сделаю тебе больно, но все же не удержусь… У жены своей поинтересуйся, как она смотрит на то, что ты спас жизнь стольким посторонним людям, а ей на эндопротез[3] так и не заработал.
– Из-за таких, как ты, – буркнул Алексей и отвернулся.
– Вот именно. Ты такой же человек, как все мы, так и живи, как все. А ты устроил тут остров коммунизма, население расслабилось и обнаглело до невозможности. Ты должен знать психологию нашего гражданина – если человек делает тебе доброе дело, то не потому, что такой хороший, а потому, что идиот и размазня. Значит, за его спиной нет силы, которая позволит вместо доброго дела сделать злое. А раз силы нет, то и церемониться нечего. Можно и права покачать, и под плохое настроение жалобу написать. В Питере как делают, знаешь? «У вас аппендицит, нужна срочная операция, она будет стоить пять тысяч рублей». – «У меня нет столько». – «Хорошо, у вас есть два дня до разлитого перитонита, чтобы найти деньги». Самое интересное, не было еще случая, чтобы деньги не нашлись. Платят как миленькие и не жужжат.
Алексей скривился:
– Ну, милая моя, это просто рэкет какой-то.
– Я тоже считаю – грубовато. Вот тебе еще три правила в работе с больным. Первое – всегда лучше иметь дело с родственниками. Одно дело, когда человек на себя не хочет потратиться, и совсем другое – если он жалеет на близкого человека. Такой сразу выставляет себя в невыгодном свете, а никто этого не хочет. Второе – нужно убедить клиента, что за свои деньги он получит все, включая луну с неба. И третье, самое главное, – никогда нельзя загонять человека в угол. Если хочешь конструктивных отношений, ты обязан предоставить ему возможность выбора. Нельзя сказать – плати или пошел к черту. Надо говорить – пожалуйста, можно пролечить по полису. Но последствия непредсказуемы.
– У… – протянул Балахонов. – Ты, кажется, проводишь со мной мастер-класс взяточника? Денег хоть за науку не возьмешь?
Вика засмеялась, но, встретив холодный взгляд Алексея, осеклась.
Разговор с Балахоновым оставил в ее душе неприятный осадок, хотя ничего нового они друг другу не сказали. Впервые Вика задумалась: а как он на самом деле относится к ней? Сама она была человеком искренним, если кто-то ей не нравился, она сразу дистанцировалась от него, скрывая неприязнь под холодной вежливостью, если уж общения нельзя было избежать. Впрочем, таких людей было немного. Она легко прощала людям их маленькие слабости и бывала расположена к любому, пока он не насолил лично ей. Но ведь может быть иначе, можно изображать дружбу, ненавидя и презирая. Наверное, Леша завидует ее популярности и тому «сухому остатку», что она из этой популярности извлекает. Наверное, он сам хотел бы жить, как она, просто силенок не хватает. Боится? Или знает заранее, что у него не получится? Для того чтобы требовать, нужна железобетонная, непрошибаемая, абсолютная уверенность в том, что ты имеешь на это право. Если не уверен, лучше не проси – ничего не получишь. Почему, например, некоторые девушки никак не могут уговорить парня жениться? Только лишь потому, что они заранее согласны с его отказом, заранее оправдывают его решение «пожить так», хотя этого им хочется меньше всего на свете. Так и Балахонов. С его физиономией, на которой написано: «Я обязан лечить вас бесплатно», – он засыплется на первых же пятистах рублях. И он это знает.
Возможно, он просто терпит ее, потому что нет другого флеболога. Тогда он опасен. И вдвойне опасен потому, что не берет у нее денег. В начале карьеры Вика собиралась платить заведующему отделением откат с каждой операции, как это принято везде, но Балахонов отказался.
«Не жал, не сеял, а деньги получил? – усмехнулся он. – Я так не привык».
А теперь, не задействованный в круговой поруке, он сдаст ее при первом удобном случае!
Нужно что-то делать. Или нет? Ведь формально она работает безупречно, а доказать он ничего не сможет. Пожалуй, она будет приглашать его ассистентом на сложные вены, хоть и привыкла работать вдвоем с сестрой. Не принять вознаграждение за участие в операции он не сможет, это нарушение корпоративной этики. И будет «в деле», следовательно, безопасен. Во всяком случае, тогда уж ей больше не придется слушать его проповеди.
Найдя выход, Вика повеселела. И тут как раз приехала мама – проведать дочку и подышать свежим воздухом.
Поначалу Вика обрадовалась, но мама вдруг принялась отчитывать ее за то, что полнедели они с мужем живут врозь. Вика пыталась ее отвлечь, но мама равнодушно прошла мимо розовых кустов, мимо новой альпийской горки с редкими суккулентами, а на клумбу с изысканно подобранным цветочным ассорти даже не взглянула. Хуже всего было то, что мама вдруг, впервые после Викиной свадьбы, вспомнила Дайнегу.
– Как это вы живете? – кипятилась она. – Убей меня, не понимаю! Разлука мужа и жены допустима, только если он по делам службы отправляется в такое место, где пребывание женщины невозможно или слишком опасно!
– Какие формулировки! – улыбнулась Вика, ставя на садовый столик высокий кофейник, похожий на восклицательный знак. – Прямо хоть сейчас в учебник или в Семейный кодекс.
– Не надо хихикать! Вот если бы ты была замужем за Сергеем и он ушел в автономное плавание, я бы слова не сказала. А у вас-то…
Вика налила кофе в изящные чашечки тонкого фарфора, и в воздухе разлился упоительный аромат настоящей арабики. Стоял чудный летний вечер, солнце неспешно закатывалось за речку, напоследок окрасив ее воды молочно-розовым цветом, кусты сирени словно вздыхали, готовясь ко сну, цветы закрывались на ночь. Скоро потянет приятной прохладой, небо окрасится тенью темноты, но настоящая ночь так и не придет.
– Принести тебе шаль?
Мама только отмахнулась от ее заботы.
– Вика, я сто раз знаю, что ты мне скажешь! Мол, вы не надоедаете друг другу, и прочую чушь! Стараетесь, чтобы любовная лодка не разбилась о быт… Ну-ну! Только, знаешь ли, Маяковский сильно ошибся. Быт – это не рифы, а то море, по которому плывет любовная лодка. Если море мелкое, лодка садится на мель.
– У нас тоже есть быт, – буркнула Вика.
«Только на более высоком уровне, чем у вас, – чуть не добавила она, но вовремя осеклась. – У вас быт – приготовить обед, а у нас – построить дом».
– Ваша жизнь какая-то ненастоящая. Напоминает слащавый американский сериал, пропагандирующий семейные ценности.
– Мама! – Вика засмеялась. – Если бы ты не была моей мамой, я бы решила, что ты мне завидуешь. Людям всегда чужое счастье кажется ненатуральным и слащавым. Вот вы же с папой дружно живете, а твои истеричные подружки тоже, наверное, считают, что это все у вас напоказ.
– Я не говорю, что надо каждый день скандалить! Просто муж и жена должны жить вместе.
– Но я не хочу бросать прекрасную работу и опять переезжать к Эльвире Семеновне! Вот уж кто слащавый!
– Вроде бы она хорошо к тебе относится.
– Да, относится. Как к любимой игрушке обожаемого сынули. Если игрушку выбросить или сломать, сынуля расстроится, а мы же не хотим, чтобы сынуля плакал.
– Я и не предлагаю тебе переезжать. Но Андрей прекрасно может ездить на работу отсюда.
Вика фыркнула. Это смотря что понимать под работой. Если восьмичасовое ничегонеделание в специально отведенном для этого месте, то да. Но Андрей так выкладывается, что для него три часа каждый день проводить за рулем – почти непосильная нагрузка.
Такая уж непосильная? – вдруг пришла в голову ехидная мысль. Ведь некоторые ее пациенты работают в Питере. Даже женщины. Даже те, у кого нет своей машины, а значит, дорога занимает не три часа, а все шесть.
Чтобы скрыть замешательство, Вика сделала большой глоток кофе. Они планируют ребенка. В банке приняли положительное решение о кредите, в ближайшее время деньги перечислят на ее карточку, можно заниматься вторым этажом. Процесс займет явно меньше девяти месяцев, за которые она успеет досрочно выплатить кредит, поэтому супруги решили больше не предохраняться.
«Допустим, я рожу и уйду в декрет. Что дальше? Перееду с ребенком в родовое гнездо, где получу на свою голову диктатора, фонтанирующего строгими директивами по уходу за любимым внуком?» В том, что Эльвира Семеновна отведет ей скромную роль исполнителя ценных указаний, Вика не сомневалась. Не говоря уже о том, что ребенку лучше расти на свежем воздухе, чем в загазованном центре Питера. Андрей по-прежнему будет приезжать только на выходные?
Вика в задумчивости взяла вишенку с пирожного. Ладно, лично ей так даже неплохо, а ребенку? Устроит ли его воскресный папа?
– Я уверена, что Сергей никогда бы не допустил подобного положения вещей, – строго сказала мама. – Он не то что на машине, на пузе бы приполз, лишь бы быть с тобой.
Вика мрачно кивнула:
– Угу, приполз. Сжимая в кулаке три рубля зарплаты. Мама, ты его идеализируешь. Я очень рада, что не вышла за него. Это разгильдяй, каких свет не видывал. Сама подумай, уже шесть лет служит на подводной лодке, когда все нормальные люди давно уже ушли из армии! А он все сидит. Это даже хуже участкового врача, тот хоть с больными имеет дело, а Дайнега – с ненормально здоровыми людьми. Таблетку взял, разломил пополам, дал – минимум две болезни вылечил.
– Сережа служит не на баркасе, а на подводном стратегическом военном крейсере, – с достоинством произнесла мама. – У него там кроме таблеток много сложных обязанностей.
– ?!
Мама смутилась.
– Ну да, я переписываюсь с ним по Интернету. Что такого? Сергей – сирота, он тянется к старшим, которые его привечали. Мы же с отцом были уверены, что ты за него выйдешь!
Заметив, как насупилась Вика, мама поспешила с оправданиями:
– Я вижу, Андрей – порядочный человек и очень тебя любит, но все же… Сережа был нам родной по духу, а тут… Другая среда, другие принципы. Все время приходится соответствовать. Я сроду не думала, что придется бывать в таком роскошном доме, как у вас…
Лицо Вики приняло самое безмятежное выражение. Родители считали, что дом построен на доходы Андрея с помощью Николая Петровича, а Вика вносит в семейную кассу скромную докторскую зарплату. Узнай они, что дочь берет гонорары…
– Я вижу, ты довольна мужем, устроена и обеспечена. Но чувствуешь ли ты себя свободно? Не упрекай меня, что вмешиваюсь в твою жизнь, все же мы твои родители и волнуемся за тебя.
«“Волнуемся”! – Вика горько усмехнулась. – Если вы так волнуетесь, почему не пахали по пятнадцать часов в сутки? Почему не заработали столько денег, чтобы дочь могла спокойно учиться и выходить замуж, за кого хочет? Выйди я за Сергея, не заручись поддержкой тестя, где бы я сейчас была? На участке, а то и вовсе безработной. Почему ваше волнение не заставило вас ходить в школу, носить в клювике учителям? А если уж совсем не было денег, войти в родительский комитет, чтобы выбивать деньги из других пап и мам? Ваше участие в моем образовании ограничивалось тем, что вы объясняли мне сложные места программы. Объясняли терпеливо и доходчиво, только совсем не это было нужно! Учителя на мои знания чихать хотели. Я до сих пор вспоминаю последний год в школе как кошмар, как непрерывный бой, который я одна давала целой армии учителей, непременно желавших поставить мне четверку хоть по одному предмету, чтобы золотые медали ушли тем, кто их проплатил. А я ведь еще и работала… Что вам за меня волноваться, когда я всего всегда добивалась сама? И вам ли осуждать меня за то, что я ухватилась за возможность подниматься к вершине не по отвесному склону с непрерывными камнепадами, а по хорошей дороге? Вы прекрасные родители, вы не кормили меня рыбой, а дали мне удочку. Только для хорошего клева нужна соответствующая наживка и место должно быть прикормленным… Черт, неужели Дайнега со своими рыболовными страстями так крепко сидит в моей подкорке?
Вот Николай Петрович, создавший для сына прибыльный бизнес, он – да, волнуется о своем ребенке. А ваше волнение…
Между прочим, свекор начинал с тех же позиций, что и вы. Такой же научный сотрудник. Только он работал, а вы скорбели об упадке фундаментальной науки. Хотя для таких, как вы, фундаментальная наука была прежде всего возможностью спокойно попивать чаек под академическими сводами. А крутиться, пахать, принимать решения – это так… нефундаментально.
Зарабатывали бы деньги, как все нормальные люди, глядишь, и не было бы времени тусоваться в Интернете с бывшими поклонниками дочери».
Ничего этого Вика, разумеется, не высказала вслух. Она сообщила о решении завести ребенка, и мама сразу переключилась на эту волнующую тему.
Глава четвертая
Ей нужно было побеседовать с Балахоновым, но тот никак не находился. Вика заглянула в кабинет, прочесала отделение – пусто. В операционной его тоже не было. Наконец Леша обнаружился в приемном покое. Лариса поила его чаем, сама же пила какую-то жуткую смесь противоестественно зеленого цвета.
«Ах, она же на диете!» – вспомнила Вика. Несколько месяцев назад к ним по недосмотру проник торговый агент с чудо-системой для снижения веса. И поветрие питаться адскими коктейлями овладело умами большинства медсестер. По системе разрешалось есть овощи один раз в день, а в промежутках утолять голод, разводя порошок из баночки. Стоило удовольствие три с половиной тысячи на две недели. Вика была убеждена, что, если питаться овощами, и так похудеешь, а коктейли несут чисто психологическую нагрузку. Три с половиной тысячи, вырванные из скудного медсестринского бюджета, – железный довод не нарушать диету. Рука сама отдернется от пирожного, как только вспомнишь о потраченных деньгах. Но сестры так истово поверили в систему, что только очень жестокий человек разоблачил бы это мошенничество.
– Как же ты похудела! – восхитилась Вика.
Лариса расцвела:
– Правда?
– Точно! – подтвердил Балахонов, увлеченно жуя пирог с мясом. – Ты давай поосторожнее. А то скоро достигнешь отрицательной массы тела и начнешь сворачивать вокруг себя пространство.
Довольно хихикнув, Лариса приготовила Вике чай, и они с Алексеем вернулись к обсуждению коварного плана – удалить Ларисиному мужу липому и во время операции тайно вшить таблетку от пьянства. Самым главным препятствием к осуществлению этого плана было то, что муж о нем догадался и расставаться с липомой, а заодно и с вредной привычкой отказывался наотрез. В общем, Ларисе просто хотелось излить душу и получить порцию сочувствия.
«А ведь ее муж считается еще не самым плохим, – рассеянно подумала Вика сквозь злость, что не может прервать задушевную беседу и вытащить Лешу для разговора тет-а-тет. – Он по крайней мере работает и приносит Лариске хотя бы те остатки, которые не пропивает. Иногда даже что-то делает по дому. Не играет и не бегает по бабам. И не бьет ее, наоборот, ему самому случается получить от Лариски. Их браку почти двадцать лет, двое детей… Почти образцовая семья, но какая же на самом деле беспросветная и убогая жизнь!»
Вика задумалась о том, что на свете существуют совсем другие формы семейных отношений, нежели те, к которым она привыкла. Сколько жен имеют рядом с собой отвратительный, ненужный балласт! Даже не балласт, а паразитов, высасывающих из них жизненные соки! Но терпят ради брендов «замужняя женщина» и «полная семья». А за вывеской «полная семья» скрывается не единство душ, не общий, в конце концов, бизнес с ответственными партнерами, а лишь тупое сожительство.
Что имеют эти женщины? Тело, валяющееся либо на диване, либо на полу, в зависимости от количества принятого алкоголя. Ни уверенности в завтрашнем дне, которую дает материальный достаток, ни мелких радостей от всяких пустячков, которые хороший муж должен дарить жене, ни душевного подъема, когда рядом с тобой близкий духовно и заботливый человек. Да и радостей плоти они, наверное, тоже не испытывают, ибо человек, не заботящийся о благополучии жены, вряд ли станет беспокоиться об ее сексуальном удовлетворении.
В этом мрачном, унылом существовании остается одна отдушина: работа. Только там женщина может почувствовать себя человеком, обрести самоуважение.
О, чертова эмансипация! В идее равноправия, изначально порочной, мужчины уловили только один момент – женщины могут сами о себе позаботиться. И развили тему: «А раз они такие умные, пусть заботятся и о нас. С них не убудет».
Что дало это равноправие человечеству? Софью Ковалевскую, Марию Кюри, Маргарет Тэтчер. Ну, может быть, Валентину Терешкову еще. Хотя кто из женщин гордится своими выдающимися… Тут мысли Вики застопорились в поисках нужного слова. «Коллегами» не годится… «Однополчанками», что ли?
Любую спроси, что Ковалевская сделала в математике, – не знает. А вот то, что, увлекшись наукой, не смогла устроить личную жизнь, – знают и презирают ее за это. И про Марию Кюри бытует такое же мнение: мол, неудачный брак, хотя она была вполне счастлива с мужем, пока трагически не овдовела. Скажи сейчас той же Лариске, что Мария Кюри до сих пор является единственным в мире дважды лауреатом Нобелевской премии, она только фыркнет: «Зато твоя Кюри не умела готовить».
Может, это и есть правильный взгляд на проблему? Пусть равноправие подарило миру несколько талантов, зато отобрало у женщин больше хороших мужчин, чем Вторая мировая война.
Вздохнув, Вика подмигнула Лариске. Та улыбнулась, как заговорщица: мол, все по плану, в пятницу приду. Она ни разу еще не подводила Вику, хоть больная, хоть после тяжелой смены заступала на трудовую вахту в Викином доме. Вика только удивлялась, как человек может быть так весело неутомим и находить радость в отвратительнейших занятиях типа мытья полов. Бедняга, обремененная одним-единственным моральным принципом «Мои дети должны быть сыты», она столько лет тащит на своих плечах мужа-алкаша и двоих детей.
При этом успевает следить за собой, даже те дешевые тряпочки, которые ей по карману, подбирает со вкусом.
Всегда веселая, энергичная. Жуткая вымогательница – если человек придет без полиса, оберет его до нитки, но странным образом оставит по себе приятное впечатление.
«Я, наверное, была бы такой же. Если бы стала мадам Дайнега. Молотила бы как бешеная, пока Серега рыбам в задницу заглядывал. Правда, я и сейчас работаю на пределе… Но разница есть! Сейчас у меня нет комплекса „единственного добытчика“, я уверена: если что, Андрей меня прокормит».
Описывая похождения своего муженька, Лариса уже перешла на фрагменты древних заклинаний, которыми, если верить филологам, славяне вызывали злых духов. Коснулась дальнейших жизненных перспектив супруга – где ему следует находиться и чем там заняться.
«Скоро конец», – с облегчением поняла Вика.
Балахонов сочувственно кивал.
«В сущности, с кем еще она может поделиться, как не с нами? Молодые девчонки ее просто не поймут, они не верят в эволюционный вектор: прекрасный принц – алкоголик. Одинокие бабы хотели бы сами иметь ее проблемы, а такие же несчастные тетки, как она, только позлорадствуют, что Лариска живет ничем не лучше их. Остаемся только мы – Леша, мужик добрый и понимающий, да я. Лариска инстинктивно понимает, что я совершенно другое дело и брак у меня заоблачного для нее уровня. Она о таком даже не мечтала, поэтому ей и не зазорно жаловаться мне на судьбу».
Наконец, облегчив душу, Лариса вышла.
– Ты что хотела? – недовольно спросил Алексей.
– Тут больная поступила с венами… – Вика назвала фамилию. – Кто такая, не знаешь?
Он энергично помотал головой:
– Первый раз слышу.
– Точно не твоя знакомая? И никто тебя за нее не просил?
– Не-а. – Алексей задумался. – Точно нет. Железяка.
– И со мной она не договаривалась. Откуда же она взялась, интересно?
– А направление кто дал?
– Светка дала. Я ей уже позвонила. Тетка – директор школы, сказала, что обо всем со мной договорилась, Светка проверять не стала. Сам знаешь, у нее по пятьдесят человек каждый день на приеме. Я думала, может, она из твоих протеже, а раз нет… мы имеем дело с беспрецедентным случаем наглости. Что ж, накажем.
– Может, все-таки сделаешь? От тебя не убудет, а тетку эту я на обходе видел. Лучше не связываться.
– Вредная?
– Ужас!
Вика не сомневалась в Лешиной оценке. Профессия врача, помимо всего прочего, учит разбираться в людях. Опытный доктор может на основании первого впечатления не только предположить правильный диагноз, но и определить, хороший перед ним человек или не очень. Нередки случаи, когда дежурный врач, отчитываясь на утренней конференции о поступивших больных, добавляет к паспортным данным и диагнозу: хороший человек. И это именно то и значит. Не то, что пациент занимает какую-то высокую должность или заплатил доктору за операцию, а просто произвел хорошее, приятное впечатление. Медработники, привыкшие видеть не самые привлекательные стороны человеческой натуры, таких больных ценят.
– Я к ней даже не подойду.
– Вика, тут проще дать, чем отказать.
– С одной стороны, да, но нужно смотреть на проблему в целом. Сейчас все в нашем городе знают: чтобы сделать вены, нужно договориться со мной. Это так же естественно и неизбежно, как восход солнца. Город у нас маленький, информация распространяется быстро… Через неделю все будут убеждены – достаточно взять направление в поликлинике и добрая Виктория Александровна сделает операцию. Поэтому то, что ты предлагаешь, просто невозможно. Моя торговая марка будет уничтожена.
– Но ты вроде как должна…
– Самый лучший ответ на эту фразу я услышала на днях в гастрономе, когда попросила отрезать мне двести грамм колбасы. Продавщица не хотела резать батон, а когда я сказала ей – вы вроде как должны, она отрезала: «Я должна папе с мамой за то, что меня родили, а вам я ничего не должна». Так-то, Леша.
– Это точно! – вдруг разгорячился Балахонов. – Каждый из нас знает, как «Отче наш», чего он не должен делать! Вот любую медсестру, любого доктора разбуди ночью, он тут же без запинки скажет, чего он делать не обязан. Выучил назубок, ничего не упустил. Никаких с этим проблем! А вот когда дело доходит до того, что он все-таки должен делать… тут начинаются сложности. В нашей стране большинство служащих твердо убеждены, что за свою зарплату они должны только прийти на работу и занять рабочее место. Все остальное – гигантское личное одолжение.
– Леша, но я действительно не должна… Я консультант у тебя в штатном расписании, а не «оперант». Хочешь – делай сам, никто не запрещает.
– Ты прекрасно знаешь, я вены не делаю.
Вика опустила глаза. Балахонов был неплохим хирургом, но ему недоставало того артистизма, шика, который необходим для подобных операций. Сделал бы все по книжке и оставил бы грубые рубцы.
– Да, я тебя заставить не могу, это верно. Даже не знаю, как еще тебя убедить… Ну, вспомни хотя бы нашу Конституцию, в которой закреплено право граждан на здоровье.
– Леша, если я реализую исполнение Конституции, у меня должен быть статус госслужащего. С соответствующей зарплатой, льготами и пенсией. А пока этого статуса у меня нет, я к Конституции даже прикасаться не собираюсь.
– Хорошо. Если тебя так беспокоит имидж, скажи ей, что операция платная, и отправь в кассу. И репутацию сохранишь, и придраться не к чему.
– В кассу! Еще чего! Да я лучше уж бесплатно сделаю, чем дам администрации нажиться на моем труде. Сколько мы на руки получим?
– Двадцать один процент на всю бригаду, – без запинки ответил Балахонов.
– Вот именно.
– Ты, Вика, строго говоря, нарушаешь закон. Не говоря уже о вымогательстве, за которое тебя можно привлечь к ответственности, ты еще не платишь налоги со своих гонораров. К тому же ты оперируешь в больничной операционной, пользуешься больничными препаратами и инструментами…
– Ты за государство и нашу администрацию не волнуйся! Они с нас с тобой имеют доход, так как платят нам процентов тридцать от того, что мы реально должны получать. А с той нищенской ставки, что они мне установили, я честно плачу подоходный налог. Леша, если бы наша шобла, которую по недоразумению называют администрацией, честно платила бы тебе по системе ОМС, ты жил бы припеваючи. Я знаю, ты постоянно с ними борешься и скандалишь, а я не скандальный человек. Если вы не хотите оплачивать мой труд, я решаю проблему сама.
– Ладно, хватит философий. Лучше скажи, что мне с этой бабой делать?
– Ты как маленький, ей-богу! Мало ли гуманных способов… Скажи, что ЭКГ плохая, покажи терапевту, придерись к анализам… Сам знаешь, плановая операция делается только на фоне полного здоровья или хотя бы санации патологических очагов. Сделай скорбное лицо, скажи, что при данном фоне оперативное вмешательство представляет страшный риск, нужно подлечиться, попить таблетки, а через месяц… После повторного обследования – милости просим.
– Да она здоровая как лошадь!
– Это кажущееся впечатление! И ты, опытный врач, не должен идти на поводу у обманчивого благополучия. А если уж все так серьезно… Дай-ка ты ей направление в Питер! А что? Сложные вены, если хирург не уверен в себе, врачебный долг требует, чтобы он передал больную более опытному товарищу. И пусть она едет! Там ее поставят в очередь на две тысячи неизвестно какой год, а чтобы побыстрее, запросят такую сумму, что вернется она тихая-тихая, смирная-смирная. И главное, на все согласная.
– А если там работают порядочные люди?
– Ее счастье.
– Хорошо. Заставить тебя оперировать я не могу. Но ты хоть проконсультируй.
– Это без проблем.
Леша грустно взглянул на пустую тарелку. Пирог кончился.
– Я, Вика, устал уже тебя воспитывать. Только одно еще хочу тебе сказать: человек, ставящий деньги во главу угла, изначально не может победить. Он всегда побежденный.
– Это почему, интересно? – оскорбилась Вика, числившая на своем счету множество побед.
– Да потому, что он дает своим врагам понять, какое оружие против него самое эффективное.
Вика фыркнула. Деньги – это абсолютное оружие. И побеждает тот, у кого их больше.
– Не смейся. Почему, ты думаешь, наша верхушка так оголтело, так бесстыдно, можно сказать, гомерически ворует? Казалось бы, миллион, ну два, сколько еще нужно? Провернул выгодную сделку – и живи спокойно.
– Аппетит приходит во время еды. И ты меня с ними не сравнивай. Я не ворую.
– Я сейчас о другом. Дело не в аппетите. Просто, продав совесть и честь, человек получает за это деньги и думает: и это все? Этого же мало! Нужно гораздо больше, чтобы заткнуть черную дыру, которая образовалась в душе. Но ее ничем не заткнешь – ни замками, ни яхтами, ни футбольными клубами.
Позвонил Андрей. Смущенно предупредил, что на выходные не приедет.
– Почему? – удивилась Вика.
– Любимая, в пятницу у меня конференция стоматологов.
Вика фыркнула:
– И что вы будете делать? Мазать яйца зубной пастой и опускать в серную кислоту?
– Зачем такой сарказм, любимая? Можно подумать, ты никогда не ходила на конференции флебологов.
– Ходила. Мне там впаривали рекламные проспекты всяких дорогущих препаратов и компрессионных чулок. Надеялись, что за отвратительный кофе с засохшими бутербродами я, в свою очередь, стану впаривать эту дрянь своим пациентам.
Она услышала в трубке его смех. Вике всегда очень нравилось, как Андрей смеется. Негромко, но от души. Не то что басовитый гогот Дайнеги. Да сколько можно вспоминать! Сергей, наверное, уже давно перестал ржать как конь…
– Любимая, фармацевтические фирмы всего лишь продвигают на рынок новые лекарства. Что в этом плохого?
– А то, что этим должны заниматься совсем другие учреждения, не заинтересованные в прибыли. Иначе народ будет получать не тот препарат, что полезнее, а тот, у изготовителя которого бутерброды лучше. Но мы отклонились от темы. Что тебе мешает приехать после конференции?
– Ты как маленькая, Вика. Мне придется зажигать там допоздна, и, прости уж, я буду просто обязан выпить. Хочу заключить пару выгодных контрактов.
– Выспись и приезжай в субботу.
– А в субботу я иду на вечеринку в Дом кино. Точно не знаю, что там намечается, но будет много журналистов. Хочу договориться насчет рекламы, ты знаешь, она у меня сейчас совершенно завалена.
– Ну давай тогда я приеду, вместе пойдем.
– Любимая, это не совсем удобно.
– ?!
– Дело в том, что я иду с Ирой. Собственно, это она меня ведет. – Оправдываясь, Андрей заговорил быстрее: – Пойми, пиар для меня сейчас – ключевая задача!
Видимо, для Иры тоже, желчно подумала Вика, если приходится тащить на суаре чужого мужа.
– Значит, идти с родной женой неудобно, а с посторонней бабой – пожалуйста? – холодно уточнила она.
– Не сердись, любимая! Ты же знаешь, как я тебя обожаю. Ревновать меня к Ире – просто смешно!
– Я смеюсь, – заметила Вика угрюмо.
– Мы же с ней дружим с пеленок и никогда ни о чем таком не думали. Да, наши родители хотели нас поженить, но давным-давно отказались от этой затеи. Ты прекрасно знаешь это семейное предание.
– Наслышана.
Вика вышла на балкон. Звонок Андрея застал ее на втором этаже, по которому она бродила, прикидывая будущую отделку комнат. Она, разумеется, не сердилась на Андрея всерьез и не ревновала к Ире, но мужа нужно держать в тонусе! Иначе в один прекрасный день он безмятежно заявит, что идет в ресторан с какой-нибудь Олей или Люсей.
Ира Крымова была дочерью давнего друга Николая Петровича. Оба трудились инженерами, но с началом перестройки пути их разошлись. Николай Петрович ударился в политику, а Ирин отец – в коммерцию. Что не мешало, впрочем, свекру при случае проворачивать выгодные сделки, а Ириному отцу публично высказываться о судьбах Родины. Обоим сопутствовал успех, и мужчины никогда не теряли друг друга из виду, ведя, по сути, общий бизнес. Кажется, это называется протекционизм? Вика точно знала, что стоматологическая клиника Андрея – откат Ириного отца за выигранный тендер на поставки рентгеновской пленки. Брак детей был бы достойным способом легализации этого тайного союза. Какое счастье, что Ира не пожелала стать женой Андрея! Иначе…
Вика задумалась.
– Что же ты молчишь? Обиделась? Я даже не подумал, что тебе это может быть неприятно… Ну хочешь, я не пойду?
– Хочу, – буркнула Вика.
До этой минуты она относилась к Ире вполне доброжелательно. Та, кажется, платила Вике той же монетой. Внешне Ира была гораздо эффектнее, одевалась на порядок лучше Вики. Но она никогда не была влюблена в Андрея. Он сам рассказывал Вике, что, повинуясь указаниям отца, пытался когда-то за ней ухаживать и был решительно отвергнут. Журналистка по образованию, Ира была умна и могла бы сделать блестящую карьеру, но Вике казалось, что она сознательно избегает любой работы. Ее отец проплатил дочкину карьеру и на телевидении, и в нескольких солидных журналах, с таким стартом она могла бы быстро «дотянуться до звезд», но не прилагала к этому ни малейших усилий. Колумнистка, обозревательница – все эти слова, по мнению Вики, представляли собой корректные варианты слова «бездельница». У Иры было несколько романов с известными людьми, которые завершились пшиком, но расставания прошли без скандалов, поэтому она пользовалась репутацией порядочной женщины и завидной невесты.
Наверное, на данный момент у нее нет поклонника, и она бестрепетно приглашает чужого мужа!
– Любимая, если ты категорически против, я, конечно, не пойду. Но подумай: с одной стороны, прекрасные рекламные возможности, а с другой – ревность, не имеющая под собой никаких оснований. Да и как я буду выглядеть перед Ирой? Она же меня пригласила из любезности, чтобы дать мне нужные контакты. Уверен, ей было с кем пойти. Я согласился, а теперь вдруг откажусь!
– Вы с Ирой позиционируете себя как представители бомонда, – отчеканила Вика. – А в хорошем обществе не принято, чтобы женщина появлялась в публичном месте с чужим мужем.
– Да какое публичное место, побойся бога! Сборище борзописцев!
– Которые тут же настрочат в глянцевые журналы, что известная журналистка и телеведущая Ирина Крымова появилась на пафосной вечеринке в компании не менее известного владельца супермегастоматологической клиники Андрея Воротникова. На вопрос, что их связывает, пара смущенно потупилась и сообщила, что они просто друзья. Однако весь вечер молодые люди держались за руки и обменивались нежными знаками внимания. Не значит ли это, что вскоре нам предстоит побывать на свадьбе телеведущей? Особо продвинутые добавят, что платье звезды было свободного покроя. Уж не для того ли, чтобы скрыть беременность?
– Да ну тебя, любимая! Кому я интересен? Да и Ира… Чтобы попасть на страницы журналов, ей нужно выкинуть что-нибудь более эпатажное, чем появиться на людях с мужиком. Любимая, ну отпусти меня… Это же наш с тобой общий бизнес, от того, как он пойдет, будет зависеть наше благополучие. А к тебе я приеду в понедельник, хорошо?
Забыв, что Андрей ее не видит, Вика кивнула.
– Любимая, ау!
– Да хорошо, хорошо. Андрей, я тут подумала… Не переехать ли тебе ко мне насовсем? Руководить бизнесом можно и дистанционно.
– Дистанционно руководить – это утопия! – засмеялся ее муж. – Ты же сама все прекрасно понимаешь. Хотя… в другом ты права, пора нам жить, как все нормальные люди. Сокращу свой прием, это я могу себе позволить. Да, любимая, это определенно прекрасная идея.
– Ты серьезно? – Вика удивилась столь быстрому согласию.
– Абсолютно. В понедельник соберу вещички и – к тебе на ПМЖ. Не прогонишь?
Тут Вика спохватилась: у нее же по плану отделка второго этажа! Понравится ли Андрею находиться в эпицентре хаоса? Жизнь не подготовила его к таким испытаниям…
В результате договорились, что Вика посвятит выходные покупке отделочных материалов, за неделю бригада все сделает, а в пятницу состоится торжественный въезд Андрея в готовые апартаменты.
С покупками она управилась быстро. Мастер, желающий угодить авторитетному хирургу, объездил с ней строительные магазины, и Вика в один прием купила все необходимое. Таким образом, воскресенье оказалось свободным. Она не помнила, когда последний раз проводила целый день в одиночестве, и решила пригласить Балахонова с семьей.
Вика привезла Тосю с дочками на своей машине – из-за хромоты Лешиной жене было трудно добираться до Викиного дома. Глядя, как Тося неловко ковыляет по лужайке, Вика в который раз подивилась стойкости духа этой маленькой женщины. А заодно и порядочности Леши, ведь он взял ее замуж уже такой. Тося попала под машину и сломала бедро, когда Балахонов только начал ухаживать за ней. Неудачная операция привела к разрушению тазобедренного сустава, Леша знал, что получает в спутницы жизни инвалида. Новобрачные не унывали, ведь сейчас протезирование тазобедренного сустава – рутинная операция. Но пока выжидали положенный срок, Тося забеременела и операцию отложили на «после родов». Увы, после родов новая беременность не заставила себя ждать. В результате дети съели все невеликие заначки. Кроме того, в семействе произошло еще одно незапланированное прибавление – под предлогом ухода за детьми из Петербурга прикатила мама Балахонова, которая вскоре обернулась немощной старушкой, требующей непрерывной заботы. Причем не только немощной, но и неимущей. Однажды Леша намекнул маме, что она получает пенсию, а в ответ услышал – такую маленькую, что об этом не стоит даже говорить. «Очевидно, – предположил Леша, – существует специальный указ президента, чтобы моей маме не повышать пенсию никогда». Ни при каких обстоятельствах сдавать питерскую квартиру старушка не желала: «Как это, в моем родовом гнезде будут жить чужие люди?» А еще время от времени начинала вздыхать и жаловаться, что ее сын женился на инвалидке и как теперь все из-за этого мучаются.
Между тем на ее сберкнижке наверняка скопилось достаточно пенсий, чтобы оплатить Тосе операцию и дать сыну то, о чем она так для него мечтала, – здоровую жену.
«Бедняга Тося, – подумала Вика, со всей возможной деликатностью устраивая молодую женщину в шезлонге. – Еле ходит, а обслуживает семью из пяти человек, да еще на работу рвется. Правда, безуспешно – никому не нужен инвалид с двумя маленькими детьми и незаконченным высшим».
Вот и сейчас Тося первым делом заговорила о работе:
– Вика, вам в клинику администратор не нужен?
– К сожалению, нет.
– А ты не можешь поспрашивать?
– Хорошо, Тосенька, обязательно.
«Ну и сволочь Леша! Ладно, жена была бы неизлечимо больна, так нет! От полноценной жизни ее отделяет всего лишь некоторая сумма денег, которую Балахонов вполне способен заработать. А он прекраснодушничает. Нечего было жениться с такими моральными устоями! Да, в общем, и занимать место заведующего тоже ни к чему». Бескомпромиссный Алексей не участвовал ни в каких аферах больничной администрации, и это отражалось на распределении премий: хирургическому отделению не доставалось даже крошек от пирога. И пусть любая санитарка была уверена, что Балахонов горой за нее стоит, что толку? В финансовом выражении его забота о подчиненных равнялась нулю. Будь он более гибким, отделение получало бы хоть что-то, а так… Леша своей непробиваемой честностью срывал выгодные сделки – начальство мстило экономической блокадой.
«Господи, как же все у нас устроено! „Нужно думать о подчиненных, – понимает самый честный молодой руководитель. – Я обязан заботиться о вверенных мне людях“. Одна уступка начальству, другая… Он пока еще ничего не взял себе, пока честный, но уже вовлечен в порочный круг, „замазан“. А потом ему говорят: „Возьми, это твое. Заработал“. Он берет и окончательно становится „своим“. Теперь можно двигать его по карьерной лестнице. И пряник ему пришелся по вкусу, и кнут на него есть – лежит в уголочке на всякий случай.
Может быть, Балахонов и прав… Он свободен, никому ничем не обязан и может принимать те решения, которые считает нужными».
Как хорошо, что сама Вика отказалась от карьеры чиновника, стала отличным специалистом и теперь честно зарабатывает свой хлеб!
Тося вывела ее из раздумий:
– Меня любая зарплата устроит.
– Зачем тебе любая? – Вика оглянулась, думая, чем бы занять детей. В ее хозяйстве не было ничего для них интересного – ни собаки, ни кошки, ни игрушек. Заскучав, девочки начнут теребить мать, а Вике хотелось, чтобы Тося отдохнула.
– Сейчас, подожди минуту! – Она убежала в дом и вернулась с коробкой бижутерии.
В юности Вика любила украсить себя всякой ерундой, потом перешла на золото. Если девочки и заиграют какой-нибудь браслет, не жалко.
– Так зачем тебе любая зарплата, Тося? Извини, что касаюсь этой темы, но тебе вредно напрягаться. Из-за хромоты у тебя страдает весь скелет, могут начаться проблемы с позвоночником. Дождись уж операции, а потом спокойно устраивайся на нормальную работу.
– Я не надеюсь, – улыбнулась Тося. – В нашей семье деньги тают, как айсберги в Гольфстриме. Леша пашет на две ставки, я его дома почти не вижу, а поди ж ты… Только отожмешь тысячу, обрадуешься, сразу извольте – поборы в садике. Или мамаша сходила к врачу, а он прописал ей дорогое лекарство. Да еще и убедил, что без этого препарата она буквально не дотянет до утра. А стоит Леше заикнуться, что лекарство – дрянь, сразу шоу с помирашками.
Вика сочувственно кивнула.
– Достает она тебя?
– Не то слово! Формально у нас мир, но это такой мир, как у Америки с каким-нибудь, я не знаю… Гондурасом, что ли. Мы уважаем вашу свободу и независимость, но если вы не будете делать, как мы хотим, сразу вас ядерными ракетами закидаем.
– До боли знакомо, – фыркнула Вика. – Увы, свекровь всегда Америка, а невестка – Гондурас. Неужели мы такими же станем в старости?
Она вдруг подумала об Андрее. Вряд ли его решение переехать нашло сочувствие в сердце Эльвиры. Та ведь привыкла, что сын при ней, а противная невестка не путается под ногами.
Вика вдруг разволновалась. Почему она сразу не подумала о реакции свекрови? А вдруг она так надавит на Андрея, что тот даст задний ход? «Ведь это будет значить… это будет значить, – сообразила Вика, – что я ему вроде как и не жена!»
Она быстро набрала номер Андрея:
– Не разбудила?
Ответом ей был сладкий зевок. Вика приободрилась. Так безмятежно зевать может только человек с чистой совестью.
– Оттянулся вчера?
Читать бесплатно другие книги:
