Бамбук в снегу (сборник) Буренина Кира

– Да, можно, пожалуй, написать и роман. Что-то вроде «Финансиста» Драйзера, да? – рассмеялся он.

– Или пособие по успешному ведению бизнеса… И что же было потом?

– Я, как вы уже знаете, учился в школе, потом в колледже, потом в Англии и вернулся домой. Дед с бабушкой уже умерли, отец сильно болел. Я принял дела в магазине у Абердин Харбор, расширил его. Умер отец, а вскоре и мама. Я женился. А потом открыл несколько закусочных, фирму прогулочных катеров, занимаюсь биржевыми операциями…

– Да вы миллионер!

– Вовсе нет, есть люди и побогаче. И потом, знаете, это не приносит счастья, как выяснилось. Да, я много заработал, но однажды почувствовал, что жизнь проходит мимо. И я стал волонтером.

– Я вас понимаю. – Анна задумалась. – Поиски смысла жизни всегда заканчиваются осознанием факта, что личное счастье – лишь производное от того, насколько счастливы окружающие. Как-то стало холодно, я думала, что сентябрь в Китае теплее.

– Это на юге теплее, а здесь запад. Хотя, если посмотреть еще западнее, там пустыня. Бывший Шелковый путь.

– Наверное, нам пора. А то, как вы говорите, свет везде скоро отключат, еще дорогу назад не найдем. Так, кстати, когда-то было в наших деревнях.

– Экономят энергию, и, я считаю, это правильно. Хотя, честно говоря, против пары фонарей я бы не возражал…

– Скажите, – Анна немного замялась, – а ваша жена… она одобряет ваш нынешний образ жизни?

Он долго молчал, и Анна уже пожалела, что задала этот бестактный вопрос. Ведь Чарли только что сам сказал: для китайца вопрос потери лица – важнейший вопрос. Но, помолчав, Чарли все же ответил:

– Не одобряет. И не принимает. По сути, мы живем вместе, но у каждого своя жизнь. И они не пересекаются. Мы с вами только что говорили о счастье. Даже имея прекрасный джосс, ты не застрахован от неудач в личной жизни…

Они дошли до гостиницы, попрощались, и, захлопнув дверь своей маленькой комнатки, заваривая чай, умываясь в общей душевой, Анна, не переставая, думала о Чарли. Усталая донельзя, она улеглась в кровать и укрылась легчайшим, как пух, одеялом, но сон не приходил. То ли смена часовых поясов, то ли возбуждение от впечатлений прошедшего дня, но что-то не давало возможности спокойно погрузиться в сон. «Даже имея прекрасный джосс, ты не застрахован от неудач в личной жизни…» – вспомнились ей слова Чарли.

«Интересно, а у меня хороший джосс?» – подумала она, уже засыпая.

Анна считала, что, несмотря на свои тридцать шесть лет, она уже отлюбила свое, и ее взгляд на жизнь был трезв и не затуманен романтической дымкой. Замужество она считала неплохим уроком в жизни, но, если бы в ее силах было повернуть время вспять, она еще раз хорошенько подумала бы, прежде чем соглашаться выходить замуж за Ельцовского Серегу.

Они оказались в нужное время и в нужном месте, как это часто случается. Анна только что рассталась со своим молодым человеком, была в отчаянии и растерянности, нуждалась в утешении и крепкой руке. Серега давно ждал этого момента. Одноклассник Анны, он терпеливо пережидал череду ее романов в студенческую пору, долгое, казалось, бесконечное, житье-бытье с одним типом, которого он на дух не переносил. Не успел «тип» раствориться, Серега, не мешкая, двинул свои полки на взятие крепости «Анна Воронина», но именно в этот момент она влюбилась в какого-то актера. Сам Серега считал себя мужиком стоящим, времени зря не терял, завел свой бизнес, побывал в депутатах, основал благотворительный фонд и не забывал о самообразовании и физической кондиции. Ну чем не завидный жених! В его жизни бывали женщины, не сидеть же бобылем и ждать, пока Анна распрощается с очередной «большой любовью». Но вообще-то «чисто конкретно» он ждал ее. И вот представился удачный случай. Она рыдает у него на плече, оплакивая своего Ваню, а он чувствует, как счастье и наслаждение растекаются по всему телу. Через три месяца они поженились с условием, что Анна не станет менять свою фамилию и что свадьба будет более чем скромная. Отметили в хорошем ресторане и на следующий день улетели в Сингапур, а оттуда – в тур по всей Азии – Малайзия, Тайвань, Сингапур, Гонконг, Китай, Корея, Вьетнам…

За трехмесячное путешествие все шероховатости, которые еще оставались, были стерты, и казалось, что более счастливой и уравновешенной супружеской четы нет. Прошли два года. Анна занималась журналистикой, выпустила интересный путеводитель по Азии с собственными комментариями и фото, стала учить китайский язык. Увлеклась «Книгой перемен» – И-Цзин, вернее, ее толкованием, вечерами, если было настроение, читала Сереге вслух стихи старинных китайских поэтов, иногда наизусть. В этом он смыслил мало, но понимал: все, что доставляет удовольствие Анне, – удовольствие для него. Детей у них быть не могло. По вине Сереги, но Анна не была в претензии. Спустя некоторое время она написала, не поставив супруга в известность, новую книгу. Серега был в недоумении, но закатил роскошный банкет в честь жены. Анна села за следующую книжку, а у Сереги начались проблемы с бизнесом. На компанию Ельцовского нацелились серьезные люди, и теперь черный с лица, исхудавший Сергей пропадал по городам и весям России, закрывая производство за производством, прокручивая деньги, возвращая долги. А потом все кончилось. Неизвестный рейдер, так и не выйдя из тени, отступил, оставив предпринимателя с прожиточным минимумом, но без миллионов. Удалось сохранить несколько заводов, ресторанов, ночных клубов и абсолютно убыточную линию парфюма с именем известной звезды шоу-бизнеса. Серега продал квартиру в Нью-Йорке, вторую дачу на Рублевке. Осталась маленькая квартирка в Париже – в квартале Марэ. И «небольшой» дом в Подмосковье, не считая московских двухсот пятидесяти квадратных метров. Все это время Анна мужественно сносила тяготы, поддерживая и подбадривая Сергея. Роль сильной женщины пришлась ей впору, и она, серьезно подумав, выдала трилогию – три романа, ставшие на очень короткое время бестселлерами. Она уже знала, что не любит мужа, и оттого испытывала к Сереге теплые сестринские чувства.

В тусовке Анну не любили, да и она не жаловала «клуб жен». Жила параллельно, стараясь не сходить с заданного курса, но шла при этом в собственном стиле. И причина не в том, что она была суперженщиной. Отнюдь! Она просто боялась этих роскошных, холеных, гламурных дам. Находясь в их обществе, она не понимала скрытого подтекста общего разговора, принятых в этом кругу шуток и вообще плохо владела светским жаргоном. Даниэла Стил, – так прозвали ее в тусовке, хотя тайком каждая из светских львиц осилила хотя бы одну книгу, написанную Анной.

В октябре, когда ей стукнуло тридцать три года, произошли два знаменательных события – одно хорошее, а другое совсем плохое. Первое – она подружилась с новыми соседями, дипломатическими работниками из Пекина и теперь часто гостила в квартире рядом, болтая по-русски с Мэй-Мэй, женой дипработника, и с малышом Хо – по-китайски. Китайский давался нелегко, но малыш, как ни странно, ее понимал.

Плохое событие – у Сереги врачи обнаружили очень серьезную болезнь, которая почти не излечивается. Он сидел часами за кухонным столом, пил коньяк и не мог понять, как и когда одна обезумевшая клетка в его здоровом организме принялась разрушать его прекрасную жизнь. Полгода жила надежда. Квартиру в Париже продали, зато у Сереги были лучшие швейцарские врачи и хирурги. Следующие полгода стали для Анны Голгофой. И Сергей, и Анна видели избавление в одном – спасительном уколе… Но эвтаназия в нашей стране запрещена… Горькую чашу пришлось испить до дна.

Когда все было позади и Анну стали называть вдовой, к ней пожаловали юристы. Выходило, что до конца жизни у нее останется вполне приличное содержание, московская квартира, парк авто, любовно собранный Серегой, и загородный «домик». Прочее – ценные бумаги, дополнительные счета и еще что-то, что было обозначено в сложных юридических терминах, отходило к совету директоров.

Анна была согласна со всем. Потянулись тоскливые вдовьи дни. Тусовка вытолкнула ее как инородное тело, хотя не без зависти, – многие гламурные девушки мечтали избавиться от своих «папиков» и получить пожизненное содержание.

У Анны опустились руки. Только сейчас она осознала, что ей стало очень не хватать Сереги – не как мужа, а как друга, советчика, брата. Жизнь шла мимо, но Анна не спешила в нее возвращаться. К тому времени малыш Хо с родителями отбыли на родину. Анна стала много есть, изобретала сложные блюда с массой специй и с удовольствием угощалась ими. До момента, пока прямо на кухне не рухнула в обморок. Гипертония. Врач, старательно подбирая слова, растолковал, что если Анна не изменит своим привычкам и не избавится от депрессии, то дело может закончиться плохо. Анна впервые за долгое время встала на весы и чуть повторно не рухнула в обморок – стрелки бесстрастно показывали: за полгода, что не было Сережи, она набрала десять лишних килограммов. В это невозможно было поверить, но факты – упрямая вещь.

Оправившись от шока, она рассудила, что и этот вес, и эта жизнь ее устраивают. Но не тут-то было. Не особо докучавшие ей в период замужества старые друзья стали позванивать, заезжать, приглашать на семейные праздники. Анна иногда принимала приглашения, но в душе оставалась равнодушной ко всему, что происходило вокруг. Однажды, сидя на веранде чьей-то дачи, опустошая вазочку с вареньем из черной смородины, она услышала слово «волонтеры».

В ее мозгу это понятие ассоциировалось с чем-то военным – что-то типа народного ополчения – и еще с исторической фамилией Гарибальди.

Как оказалось, речь шла о поездке в Индию, в забытое цивилизацией поселение, где два года назад открылась школа, но до сих пор не было ни одного школьника. Требовались учителя-волонтеры.

Анна проснулась словно от внезапного толчка. Сердце сильно колотилось в груди. За окнами царила темнота, часы показывали половину четвертого. Спала ли она или все это время находилась в вязкой паутине своих воспоминаний? События ее прошлой жизни внезапно вырвались из-под того спуда, под которым Анна держала их последнее время. Постепенно ее пульс успокоился. Чувство нереальности и легкое головокружение исчезли. Скоро наступит новый день, принесет новые заботы. Она босиком пробежалась по полу, бросила горсть чайных листьев в чашку, залила кипятком из термоса. Ожидая, когда чай заварится, она смотрела в свое крошечное оконце на синий бархат чужого неба. На чем остановились ее воспоминания о прошлом? Да, верно, на истории с волонтерами. После рассказа о школе в Индии, о том, что ни один ребенок из заброшенной индийской деревушки не может ходить в школу, потому что до сих пор нет ни одного учителя, Анна долго думала. В конце концов в Дели полетели три женщины – Анна и две подруги. Изначально группа собиралась в большем составе, но потом посыпались извинения, оправдания, и в результате в душном аэропорту города Дели стояли три совершенно растерянные женщины. Ту поездку Анна не забудет, до сих пор слезы наворачиваются на глаза. Вот и сейчас закипели слезинки в уголках глаз. Она отпила глоток чая и посмотрела на свое отражение в оконном стекле. А с весом, тем самым, который она так быстро набрала, расстаться было несложно. Индия, треволнения, скудный рацион – килограммы таяли на глазах. И опять ведь ее выручил шоколад «Конфаэль». Она щедро делилась им с детьми – некоторые вообще впервые узнали вкус шоколада, и себе отламывала по маленькому кусочку, когда становилось совсем невмоготу.

Вернувшись, Анна вспомнила балетный экзерсис, затверженный еще с детства и заброшенный в годы замужества. Она пригласила частного преподавателя хореографии, чтобы вспомнить все, и теперь, как и раньше, каждое утро начинала с упражнений у станка. Где бы она ни находилась, во что бы то ни стало.

Если бы все проблемы так легко таяли, как лишний вес… Она вздохнула и снова забралась в постель. Китай… Просто не верится, что она здесь. Хотя почему бы и нет? После первой поездки в Индию она побывала там еще два раза, потом вместе с друзьями-единомышленниками объездила Россию, забираясь в дальние уголки, где в помощи нуждались дома ветеранов, детские дома, позабытые государством еще в прошлом веке.

Какой, однако, интересный человек, этот Чарли! – внезапно ее мысли приняли совсем иное направление – внешне он так похож на евразийца, но он китаец, китаец из Гонконга, урожденный шаньдунец. Кто-то сказал, что мужчины-китайцы после тридцати пяти лет похожи на плюшевых панд. Но это не про Чарли, точно. Крепкий, поджарый, наблюдательный, с мгновенной реакцией – в нем чувствовалось столько внутренней силы и спокойствия, что все время хотелось быть рядом. Это немного пугало. С тех пор как Анна осталась одна, она была совершенно равнодушна к мужчинам. В памяти всплыли некоторые эпизоды, покачались словно мыльные пузыри и лопнули. Она снова стала думать о Чарли. Он женат, богат, доволен своей жизнью. У него счастливый джосс. Через три месяца они разъедутся по домам, а дальше каждый отправится по своей колее. Она взглянула на часы – за размышлениями и охами да вздохами прошли почти три часа. В семь надо быть на завтраке, в половине восьмого начинаются занятия. «Ты лучше об уроках подумай, – укорила она себя, – возьми себя в руки. Тебя дети ждут».

Так и полетели дни. На уроках Анна рисовала простой иероглиф, рядом слово на английском, потом на русском. И дети заучивали вслух:

тунджи – comrade – товарищ

пэнъю – friend – друг,

Чжун-го – China – Китай

и так далее.

Два класса, в которых преподавала Анна, буквально влюбились в свою учительницу, не расходились после уроков, окружали ее плотным кружком, что-то спрашивали. Конечно, возникали недоразумения с пониманием, нередко Анна сама смеялась над своими промахами и ошибками. Она полюбила своих пытливых, порой непослушных черноголовых учеников, и они платили ей тем же.

С Чарли она сталкивалась в школьных коридорах, в столовой, в гостинице. Они подолгу стояли или бродили по городу, разговаривая, иногда даже спорили. Всегда находилась тема, которую просто необходимо было обсудить. Правда, со свободным временем становилось совсем сложно. Доктор Пелетье получал все больше запросов о помощи, и Анна решила вести по вечерам уроки хореографии для девочек. Как ни странно, ее инициатива была встречена педагогическим коллективом школы в штыки. Доброжелательные и приветливые педагоги вдруг категорически выступили против уроков танца.

«У нас уже есть кружок народного танца, – таков был главный аргумент, – не нужно нам чужих традиций». Понадобилось вмешательство секретаря парткома школы, чтобы решить вопрос. И по вечерам Анна, вспоминая свое обучение в хореографической школе, преподавала азы классического танца всем желающим.

– Почему они так на меня ополчились? – поинтересовалась Анна у Чарли. – Я же предлагаю занять детей, чтобы по улицам не бегали, а учились чему-то полезному.

– Ты заняла столько места в сердцах детей, – как всегда мудро рассудил Чарли, – что в твоих китайских коллегах заговорила ревность.

– Тебе легко говорить, на твои уроки кунг-фу не только дети – учителя приходят заниматься. А я со своими балетными ручками, ножками…

– Приходи и ты на кунг-фу. Тебе понравится.

– Ты серьезно? – расхохоталась она. – Нет, к этому я еще не готова. Но если приглашаешь меня прийти в качестве зрителя, то я не против.

– Договорились!

И вот она сидит в физкультурном зале школы. В зале тесно, ученики стоят ровными рядами, в последних рядах видны взрослые. Чарли стоит в первом ряду, майку сбросил, выкрикивает отрывистые команды, и все в зале, как один, совершают невероятно красивые точные движения. Как в балете. Анна не может отвести глаз от Чарли. Выражение его лица непроницаемо, а сила – как у тигра – скрыта в плавных движениях. Опасна и прекрасна. Анна с удивлением замечает, что, глядя на Чарли, она даже забывает дышать. Не дождавшись конца занятий, она выскользнула из зала и быстрым шагом направилась к гостинице.

После этого эпизода Анна старалась встречаться с Чарли как можно реже. Она почувствовала раньше, чем смогла осознать разумом, что влюбилась. Но этого ни в коем случае никто не должен замечать. Она часто видела, как среди волонтеров «на задании» вспыхивали романы, и относилась к этому если не отрицательно, то с долей скептицизма. А сейчас сама попалась.

И на следующий день после визита на урок кунгфу Анна попросила Луи Пелетье найти сопровождающего для посещения детского дома, чтобы попробовать помочь детям и там. А в основном – чтобы загрузить голову и не думать о Чарли.

– Мадам Анна, – удивился руководитель миссии, – но у вас и так много работы. А там уже работают наши добровольцы – помогают детям осваивать компьютерную грамоту. Учат работать в графическом редакторе, показывают другие программы. В общем и целом дети заняты. Я слышал о вашем кружке танцев, давайте попросим всех желающих присоединиться к вашим занятиям. Тех, кто может. Ведь среди воспитанников есть и дети с замедленным развитием. Две группы. С ними работают специальные педагоги. В одной группе дети плетут «узел удачи» – слыхали про такой?

– Конечно, – кивнула Анна.

– Эти «узлы удачи» потом отправляются на местные ярмарки и в магазинчики на продажу… А другая группа… Удивительно, как это совпало…

– Что такое? – заинтересовалась Анна.

– Там целый конвейер или как это назвать… Короче, другая группа изготавливает балетные туфли.

– Пуанты? – Она не поверила своим ушам. – Здесь?

– Да, именно, – подтвердил Луи, – только эта операция сложная, вот они и разложили ее на этапы. Один делает выкройку, другой сметывает, третий утюжит, четвертый шьет на машинке. В день делается около десяти пар.

– Я просто обязана побывать там. – Анна почувствовала воодушевление. – Это же невероятно! Здесь, в маленьком городке, можно сказать, на краю земли маленькие ручки творят красоту!

– Ну что же, завтра и отправляйтесь. А-Су, местная девушка, волонтер, прикрепленный к детскому дому, завтра вас и проводит. Идти надо несколько кварталов.

Но на следующий день Анна так и не попала в детский дом. Чарли «поймал» ее на первой перемене и твердо сказал:

– Приглашаю тебя сегодня на ужин. В Чаньджоу. Там есть неплохой ресторанчик, я узнавал, тебе понравится.

– Сегодня? А как же Луи?

– Он не возражает. Отпустил нас на целый вечер.

– А как же…

– Я договорился с А-Су, что в детский дом ты пойдешь завтра.

– Но…

– Ты хочешь отказаться? – Это было произнесено уже с обидой.

– Нет. Спасибо. Я согласна. А как мы туда поедем?

– Увидишь. Оденься только потеплее.

– Ладно.

– Встречаемся у гостиницы в пять.

– Так рано?

– Дорога в Чаньджоу займет не менее часа.

Чарли совсем не ожидал увидеть ее в том самом черном платье, коротком черном плаще и с платком Hermes в руках. На ногах были лаковые туфли на небольших каблуках.

– Неужели ты тащила это сюда с собой? – Свое восхищение он скрыл за снисходительным вопросом.

– Я всегда беру с собой что-то нарядное, когда еду в экспедиции. Знаешь, мы однажды были в одном глухом-преглухом городе, так я взяла нарядное платье и туфли. И они пригодились! А на чем мы поедем?

Он усмехнулся:

– Вот наш транспорт.

– Шутишь? – Анна недоверчиво рассматривала маленький грузовичок.

Водитель машины смотрел на нее во все глаза и ухмылялся.

– Ничуть, – отозвался он, – извини, ничего другого у нас нет. Полезай наверх!

– Не могу поверить, что я согласилась! – воскликнула она.

Чарли и шофер подхватили ее за руки и легко перебросили через низкий борт кузова.

– Да тут комфортно! – воскликнула Анна. – Даже есть скамейки. И мешки.

– Извини, я просил Пелетье предоставить легковую машину, но она занята.

– Ничего. Это не страшно, – она уже улыбалась, повязывая платок на голове, – даже интересно, настоящее приключение.

Пыхтя и подпрыгивая на ухабах, грузовик выехал на шоссе. Навстречу мчались легковые машины и грузовики, тяжело груженные строительным материалом.

– На стройку едут, – пояснил Чарли, – там дома возводят с невероятной скоростью. Не холодно?

– Пока нет. – Анна с любопытством смотрела по сторонам. – Знаешь, когда мы с мужем первый раз были в Китае, то заказали индивидуальный тур. Нас встречали как королей. Все под знаком пяти звезд. А это, – она обвела рукой, – это совсем другое.

– Да, это простая жизнь простых людей. А в Гонконге ты была?

– Да. Мне очень понравилось. Когда смотришь ночью сверху, с Викториа-Пик на Гонконг, Коулун и Нью-Территорис, просто дух захватывает – нигде в мире ничего подобного нет! Еще мне очень понравился Макао. В Китае Макао называют Аомэнь, а Гонконг – Сянган, верно?

– Точно! Гонконг состоит из острова Гонконг, острова Ланьтау, полуострова Коулун, Новых Территорий, а также около двухсот шестидесяти малых островов… И везде множество людей. Так что если хочешь отдохнуть, то ехать надо куда-нибудь подальше от Гонконга. А еще есть «плавучий город» боат пипл – город китайцев, живущих на воде. В нем на тысячах джонок и сампанов проживают около пятнадцати тысяч семей. Освещается он десятками тысяч лампочек прямо на лодках, на мачтах, на бортах и на маленьких лодчонках торговцев-поставщиков, которые плавают и продают все необходимое прямо с борта. Некоторые жители «плавучего города» никогда не покидают своих лодок, разве что уже в гробу…

– А как ты чувствуешь себя после перехода?

– Прошло уже столько лет… Тем не менее некая неразбериха все еще имеется. Действуют порядки Китайской Народной Республики, а экономика функционирует по законам прежнего Гонконга. Да и письменность… Когда была образована КНР, иероглифы стали писать более упрощенно – из меньшего количества черточек, чтобы до тех пор безграмотные люди быстрее выучились читать и писать. Гонконг и Тайвань тогда этого не приняли. Мы сохранили иероглифы полной формы – как писали древние поэты и философы. Но есть еще много мелких сложностей – например, левостороннее движение, меры длины и веса, которые мы приняли от Британской империи… А еще – многим приходится учить мандарин, ведь это третий официальный язык Гонконга. Не знаешь мандарина – не будет успеха в бизнесе…

– Когда мы вернулись из тура по Азии, я была под таким впечатлением, что написала путеводитель по Азии.

– Правда? Путеводитель? Ты? Смелый человек.

– А что, ты считаешь, будто Азия настолько недоступна понимаю среднего европейского человека? До сих пор мне представлялось, что только Россию умом не понять и аршином общим не измерить.

– Что?

– Это у нас есть такое стихотворение. О России. Ты что-нибудь знаешь о России?

– Странный вопрос. – Чарли был почти что оскорблен.

– Я не хотела тебя обидеть. Конечно, ты знаешь, что есть такая страна. Я же не о политическом строе спрашиваю. Кстати, ты тоже думаешь, что русские – это абсолютное зло?

– Никогда так не думал. А кто так думает?

– Вот пример. Твой соотечественник Джеки Чан снялся в голливудском фильме, кстати говоря, фильме для семейного просмотра. Так главные злодеи, с кем он воюет, – русские. Я могу понять Чана, ему, может, лишние миллионы не помешают. А вот что будут думать дети, которые обязательно посмотрят этот фильм. Стереотипы закладываются с детства.

– Один фильм даже с участием Джеки Чана не сможет заложить стереотип, что русские люди – враги.

– Ну и прекрасно.

– Вспомнил! – вдруг воскликнул Чарли.

– Что такое?

– Твой платок!

– А что с ним не так?

– Это же платок, изготовленный по дизайну Джеки Чана и выпущенный в ограниченном количестве. Верно?

– Да.

– Платки Hermes недешевые, однако все же доступные. А этот платок стоит маленькое состояние.

– Я знаю. Но это была благотворительная акция. Деньги с продажи перечислялись в фонд «Сердце дракона». И я купила. Правда, я тогда еще не видела Чана, воюющего с русскими…

– Иначе бы не купила?

– Кто знает, – она смотрела куда-то вдаль, – наверное, нет. Знаешь, я люблю только один его фильм…

– Какой же?

– «Сердце дракона». И его фонд назван точно так же.

Чарли недоуменно поднял бровь:

– Я даже не помню такой… Впрочем… поклонником Джеки Чана я себя не считаю.

– А ты послушай. За три года до выхода на голливудские экраны фильма «Человек дождя» с великолепным актерским дуэтом Том Круз – Дастин Хофман в Гонконге была продемонстрирована картина «Сердце дракона». Название весьма знаковое – любой фильм со словом «дракон» в названии должен привлечь публику в кинотеатры. С другой стороны, дракон в китайском сознании ассоциируется с силами добра и справедливости. Поправь меня, если я не права.

– Так, – кивнул Чарли, – продолжай.

– Любой рядовой зритель Азии, а теперь и всего мира ожидает от картин с участием великого каскадера всех времен и народов именно экшена, прекрасной постановки боев, выверенных движений кунг-фу и удивительных трюков. Этот фильм многих разочаровал, и доходы от проката были невысоки. Да, сцены боев – как классика жанра – в фильме присутствуют. Но они были досняты позже, так как сам фильм получился настолько не «джекичановским», что создатели срочно приняли меры. Сегодня актер может быть доволен этим фильмом – ведь его мечта «быть вторым Робертом де Ниро», как мне кажется, воплотилась. Никаких боев, только психологизм роли, вживание в образ…

– Ну а фильм-то о чем?

– Ловкий и умелый спецназовец – Джеки Чан – переводится в полицию, получает первое задание. В это же время приходит уведомление о зачислении его во флот – а это мечта всей его жизни. И все бы шло замечательно, если бы не брат главного героя – тридцатилетний аутист Денни с сознанием десятилетнего ребенка. Не случайно все его друзья – дети, которые зачастую подбивают бедолагу на различные проказы, из которых вызволять неразумное дитя приходится брату-полицейскому. Череда обстоятельств привела к тому, что Денни стал соучастником ограбления ювелирного магазина, попал в заложники к банде. И брат-полицейский, чтобы спасти его, нарушает все мыслимые и немыслимые законы и предписания, выступая против полиции и банды одновременно. Финал – всю вину герой Джеки Чана берет на себя и отправляется в тюрьму. Сидеть придется ему долго, и вот в камере, во время работ, в тюремной столовой видятся ему то море, по которому так и не удалось пройтись на красивом корабле, то брат, о котором заботятся его оставшиеся на воле друзья и любимая девушка. И это очень сильный момент – за кадром звучит нежный голос певицы, и мы видим лицо Джеки Чана – его выразительные глаза. Никаких монологов и диалогов. Только лицо и взгляд: то рассеянный, то просто мертвый – глаза человека, у которого отняли все… Это берет за душу, слезы подступают. Таких сцен в дальнейшем у Джеки Чана практически не было, и его актерское дарование больше в таком амплуа не проявлялось. А жаль! Это самый сильный эмоциональный фильм, снятый в расцвете карьеры артиста в 1985 году. У нас в стране, понятное дело, мы смогли увидеть этот фильм в эпоху первых видеосалонов, но скорее всего, заглатывая видеопродукцию с Запада, пропустили его в пользу роскошных боевых сцен из «Полицейских историй». Лично я считаю, что создатели фильма «Человек дождя» просто умыкнули сюжет у гонконгского режиссера.

– Надо посмотреть! – воскликнул Чарли. – Я совершенно не помню этого фильма. «Человек дождя» прекрасно помню, а этот фильм прошел мимо меня. О детях-аутистах, кстати, недавно был снят китайский фильм «Рай океана».

– В котором блеснул другой мастер боевых искусств китайского кинематографа Джет Ли. Ты его имеешь в виду? – осведомилась Анна.

– Да. Я не предполагал, что Джет Ли способен сыграть так глубоко и проникновенно. Но ты права – Джеки Чана киноведы запомнят только за его экшн-фильмы, как бы ни хотелось ему пожать лавры драматического актера… – Он взглянул на часы: – Кажется, подъезжаем.

– Этот роскошный лимузин подвезет нас прямо к ресторану?

– К сожалению, нет. Мы остановимся недалеко от ресторана. А вечером на том же месте грузовичок нас будет ждать, чтобы отвезти назад.

– Во сколько?

– В половине десятого. Завтра рано вставать.

– Я не возражаю. Интересно, что такого ты сказал Пелетье, что он отпустил нас?

– Ничего особенного. Давай я помогу тебе сойти.

Чарли спрыгнул на асфальт, Анна наклонилась, обняла его за плечи, и он легко перенес ее, словно бы она весила не больше пушинки.

– Извини, – пробормотала она.

– За что?

– За таскание тяжестей, я не самая худенькая женщина на свете.

– Для меня – ты легкая ноша.

Она развязала платок и накинула его на плечи как тогда, в Париже.

В глазах Чарли зажглись искры восхищения. Но он промолчал.

– Нам далеко идти? – осведомилась Анна и улыбнулась ему такой теплой улыбкой, что у него затрепетало где-то за грудиной.

– Нет, – пробормотал он, – а почему ты так улыбаешься?

– Ты знаешь, я чувствую себя школьницей, сбежавшей с уроков. Только сейчас я поняла, как устала. И вдруг – свобода! Такая радость!

– Понятно, – он улыбнулся ей в ответ.

Она огляделась:

– Мда, Чаньджоу – не самый красивый город в Китае. Ты посмотри, дома всех стилей. И древние лачуги, и «советский ампир», и панельные коробки восьмидесятых… Вон здание с претензией на небоскреб новой эпохи… А движение на дорогах – ужасное. Я это давно приметила. Как люди могут так ездить? Это же верный способ распрощаться с жизнью…

– К счастью, дорогу нам переходить не надо, идем прямо и вперед.

– Веди меня, мой рыцарь!

Чарли рассмеялся. Эта женщина творила с ним что-то невероятное. Кровь прилила к его лицу, и кожа приобрела бронзовый оттенок. Необычный оттенок, ведь смуглые люди редко столь заметно краснеют.

– Я взял на себя смелость пригласить тебя в ресторан «Лепесток сливы». Мы на западе, поэтому кухня здесь сычуаньская. Но я выбрал именно это место, так как здесь есть блюда европейской кухни, если тебе не захочется китайской еды. Но я рекомендую попробовать китайскую кухню, это проверенное заведение, здесь все свежее и вкусное и не такое традиционно сычуаньское, что ли…

Они подошли к зданию, отделанному в псевдостаринном китайском стиле. У входа их встретил низенький толстый мужчина и, кланяясь, провел за столик.

– Это обед dim sum, – продолжил пояснять Чарли. – Само название dim sum означает «легкий толчок сердца» и представляет собой чудесную форму трапезы. Вместо того чтобы заказывать блюда по меню, ты просто сидишь за столиком и следишь за проезжающими мимо серебристыми тележками, уставленными небольшими тарелками: клецки, пирожки, сладкие булочки, горшочки с разнообразными деликатесами. Если тебе что-то понравится, просто укажи на блюдо пальцем, и его тут же поставят перед тобой. Повторять можно сколько хочешь.

– Ой, как здорово! Я слышала о таких обедах, но еще не пробовала. И как предусмотрительно – на столе лежат столовые приборы. Никак не могу научиться есть палочками…

– Рекомендую попробовать салат с побегами бамбука. Сейчас осень, поэтому это блюдо считается деликатесом. Еще обязательно попробуй пельмени с разными начинками. Свинину в горшочке с рисом. И десерты. Они здесь очень вкусные.

Когда первый голод был утолен, Чарли откинулся на спинку стула и осмотрелся.

– Видно, дела у владельца идут неплохо, но не настолько, чтобы подремонтировать зал.

Анна тоже огляделась вокруг.

– По-моему, все очень симпатично. Но тебе виднее, у тебя же свои закусочные. А как они называются?

– Это целая сеть закусочных. А называются просто «Золотой лотос». Ведь корни и семечки лотоса очень вкусны и полезны. Кроме того, золотой лотос – символ достатка и долголетия.

– А что тогда означает слива?

– Смотря что хозяин имел в виду, когда так называл свой ресторан. В китайской символике цветы сливы мейхуа – символ нового года. Ее лепестки означают нежность цветения и умирания в расцвете. Ее цветущие побеги – олицетворение стойкости и жизненной сущности.

– Как поэтично! Только какое отношение это имеет к ресторану?

– Китайские названия и символы часто спрятаны один в другой, как… ну вот как ваши русские матрешки. Видишь, я о России кое-что знаю.

– Да, действительно. А что это за симпатичные булочки?

– О, это очень вкусно, попробуй. – Чарли знаком показал официантке, чтобы она остановилась. – Начинка из сладких бобов, с непривычки будет чересчур сладко.

– А твои закусочные «Золотой лотос» процветают?

– Думаю, что да. Но я тебе не рассказал о своем любимце…

– Любимце?

– Помнишь, неизвестный скакун Абубакир принес миллионы нашей семье?

– Да, такое сложно забыть…

– Так вот, у меня тоже есть прекрасный скакун из Австралии, там хорошие породы лошадей. И я его назвал Абубакир.

– Ты сам его выезжаешь?

– Иногда я, но в основном специальные люди.

– Ты действительно миллионер?

– Мне кажется, что богатство всегда сопряжено с излишествами, с возможностью доставлять себе и близким бесконечную череду удовольствий, которые быстро становятся необходимостью, с важными и не очень важными приобретениями и развлечениями.

– При этом человек не боится завтрашнего дня, он чувствует себя уверенно и стабильно. А бедность практически соседствует с нищетой. Я ужасно боюсь нищеты. – Анна передернула плечами. – Любая болезнь, лишающая способности работать, может стать фатальной…

Ее глаза потемнели, губы сжались. В ее взгляде он прочел что-то очень личное, видимо, обычно глубоко скрываемое в душе.

– Но и богатство, и нищета одинаково уродуют души людей, богатство развращает и требует повелевать. Нищета побуждает к бунту. Лишь немногие могут пройти испытание большими деньгами или нищетой и остаться при этом людьми… Анна…

– Да?

– Мы ведь пришли отдохнуть. Помнишь, что мы сбежали с уроков? Давай веселиться!

– Да, извини, это я затеяла такой разговор. Но меня мучает одно воспоминание. Оно тоже грустное.

– Какое же?

– Ты рассказал о своем Абубакире. А я вспомнила сюжет, который показывали по телевизору. У нас в России на юге есть уникальная ферма, где выращивают лошадей старинной породы – першеронов. Они великолепны, годятся и под седло, и как тяжеловозы. В России выводились с восемнадцатого века. И вот показали этот конезавод. Там осталось всего пятьдесят коней. Все остальные погибли от голода! И никому до этого нет дела. Я просто плакала, когда видела этот репортаж. Стала узнавать, как можно помочь, но не нашла никакой информации…

– Да, веселиться у нас сегодня не получается.

– Это я порчу тебе настроение.

– Я давно хотел задать тебе вопрос… Но что-то не до него было… Ты в детстве училась балету?

Анна облегченно выдохнула, почему-то она ожидала другого вопроса, более личного, ждала и боялась его.

– Я не училась профессионально, но меня отдали в очень хорошую школу. Я там занималась шесть лет. А потом увлеклась английским языком и изучала его в московском университете. Но балет не бросила, люблю его до сих пор, знакома со многими артистами балета. Кстати, сейчас в Пекине проходят гастроли Большого театра.

– Никогда не был на гастролях Большого балета…

– А я в Москве была на гастролях пекинской оперы. Слушала «Турандот». Очень занятно – артисты синтезировали традиционную пекинскую оперу и произведение Пуччини. Знаменитая ария Nessun dorma в стиле китайской оперы звучала так необычно и так красиво!

– К сожалению, Пекинская опера переживает не лучшие времена. В Пекине ее посещают больше иностранцы, чем сами китайцы. В Гонконге кантонский вариант пекинской оперы «умер» еще раньше. Кажется, тот самый Джеки Чан, имя которого мы упоминаем сегодня весь день, был последним учеником настоящей школы Пекинской оперы. Потом она пришла в упадок.

Он взглянул на часы:

– Ого! Кажется, что только пришли, но нам уже пора. Жаль, что этот вечер пролетел так быстро…

– Чарли, спасибо за приглашение. Было прекрасно!

Чарли задержал на ней пристальный взгляд – казалось, с его губ готовы были сорваться главные слова, но он удержался и вместо этого произнес:

– Я помню, что можно свернуть в переулок, пройти следующую улицу насквозь, и мы окажемся на месте, где нас будет ждать наше авто.

Они свернули в переулок. Странно, но переулок оказался длинным и темным, стены домов, закрытые двери производили впечатление крепостных стен, от которых веяло холодом и сыростью.

Сначала они услышали рев мотоцикла, затем увидели, как два мотоциклиста выскочили из-за угла справа. Первый поднял руку и слегка затормозил, второй промчался прямо к ним, пролетел мимо так близко, что они почувствовали жар двигателя, и развернулся за их спиной. Снова взревел мотор. Теперь два мотоциклиста понеслись к ним с двух сторон.

– Чарли?

– Встань там! – скомандовал он, указывая на глубокую нишу в стене.

Теперь на пути мотоциклистов стоял он один. Когда они приблизились к нему почти вплотную, Чарли что-то прокричал по-китайски. Ему не ответили и повторили свой маневр. Он снова оказался словно бы зажатым между двумя ревущими мотоциклами. И будто в замедленном кино Анна увидела, как Чарли высоко подскочил, когда первый мотоциклист проезжал мимо него, невероятным образом развернулся в воздухе и сбил затянутого в кожу мотоциклиста на асфальт. Тот тяжело свалился, шлем откатился в сторону, а все еще работающий мотоцикл полетел прямо под колеса второго. Раздался пронзительный крик, другой мотоциклист упал вместе со своей машиной, но тотчас же вскочил, рывком поставил мотоцикл на колеса, оседлал его, развернулся и, не заботясь о судьбе товарища, поверженного на землю, умчался прочь.

Чарли опустился на корточки перед все еще лежащим молодым парнем. Задал пару коротких вопросов, на которые тот ответил явно бранными словами. Когда парень попытался встать, Чарли почти неуловимым движением снова уложил его на землю.

Анна вышла из своего укрытия, но Чарли свирепо крикнул ей: