Нелюдь Латынина Юлия
Катер прошел между двумя островками, несколько минут скользил вдоль небольшого обрывчика.
– Так, а теперь выйди-ка отсюда. Мешать будешь, – Ваня вскочил
с табурета, встал за штурвал. – Поди к Олегу, только сядь, не маячь. Мне обзор нужен.
Олег Алексеевич вяло приподнял голову, чуть подвинулся. Татьяна примостилась на железке, как кошка на заборе: вроде бы надежно, но и свалиться есть куда. Очень даже просто.
Особенно если этот забор выдергивать. Катер резко качнуло, повело куда-то в сторону. Двигатель заворчал чуть громче. Немного притих, пробубнил что-то еле слышно. Опять коротко прогрохотал, и вдоль борта сердито зашипела мутная пена. Новый рывок, и «ярославец» протиснулся в узкую – не развернешься – протоку. Почти сразу же над головой сомкнулся зеленый с золотом навес – деревья стояли у самой воды, и через протоку дотягивались не только тоненькие веточки, но и солидные узловатые сучья.
Водный коридор посреди леса повернул, еще раз, еще – и внезапно деревья раздвинулись. Почти сразу же нос катера покатился влево, заскрипел, чуть дернулся. Почти уткнулся в берег – глинистый откос с торчащими корнями и небольшими норками. За кормой забурлило, поплыли какие-то ошметки, стебли.
– Приплыли, – Ваня вышел из рубки, нырнул в люк. На корме зашумели, засуетились. Двигатель стукнул пару раз и замолчал.
– Что случилось? На мель сели?
– Нет, просто приплыли. Помоги-ка, сходню выдвинем, – Олег оживился, взялся за длинную доску с приколоченными поперечинами. – Вот так, на верх обрыва… Вот и хорошо! Кстати, задание мое ты так и не выполнила, так что получай наряд вне очереди.
Картошку чистить умеешь?
Картошку почистили быстро. И мало ее было – а много ли надо на котелок ухи? – и чистить пришлось не в одиночку.
– Нечего тут армейские порядки вводить. Женщине мужик должен дарить наряды, а не назначать.
– Так то своей… – попробовала пошутить Татьяна и тут же
снова занялась картошкой: слишком уж свирепо блеснули очки собеседницы.
– Какая разница, чьей! Тем более, если чужая! А если
разобраться, то с ученицей надо быть вежливее, чем с родной дочкой! – тяжелый охотничий нож дважды перечеркнул блестящие бока картофелины, желтоватые куски плюхнулись в воду. – Дочка никуда не денется, пока замуж не выйдет… да и потом тоже. Все равно и любить будет, и воспитание с малых лет идет. А сейчас злости тебе добавь – вот она вместе с наукой и останется. Где-нибудь прорежется потом. Ты кем хочешь стать?
– Не знаю еще. Пока что Олег Алексеевич только самому простому учит.
– Это и без него могли бы. Учитель из него… Командиром быть – это он запросто, а педагог никакой. Можешь поверить, я пятнадцать лет в школе. Высшая категория.
– Вы… учительница?!
– А что, совсем не похожа?
– Нет, почему же…
Со своими школьными учителями Татьяна рассталась каких-то три месяца назад, и до сих пор немного робела перед ними. И вообще перед преподавателями – даже молодыми. А сидевшей рядом с ней женщине явно было за тридцать. Это если по человеческим меркам.
На самом деле, наверное, больше – до сих пор не получалось сразу узнавать возраст Древних. Впрочем, если в школе пятнадцать лет работает, то вряд ли больше сорока.
Обычная женщина, выглядящая на все свои годы – не больше, но и не меньше. Чуть полноватая, с короткой стрижкой. На плечи накинута видавшая виды куртка-ветровка, настолько выгоревшая и застиранная, что и цвет не разобрать. Большие очки на переносице. Почему-то эти очки не давали Татьяне покоя: казалось бы, Древний Народ со всей своей магией мог бы и зрение исправить… если вообще оно у Древних может испортиться. Или верхнее зрение может помочь при близорукости? Надо будет потом у Олега Алексеевича спросить.
– Простите, Любовь… – сразу захотелось назвать по имени-отчеству. Неудобно как-то на «ты» с учительницей.
– Васильевна. Но вроде бы договаривались, что просто Люба? Вот давай так и продолжать. Заодно и про картошку не забывай. Что хотела спросить?
– А что вы преподаете?
– Историю мировой культуры, во второй гимназии. До этого – музыку, я и сейчас студию веду, – в котелок отправилась еще одна четвертованная картофелина. – И сейчас ты спросишь, кто я у Древних. Угадала?
– Угу, – нож Татьяне достался острый, как бритва, но слишком длинный. По крайней мере, для такого ответственного занятия, как чистка чего-нибудь. Выковыривание же глазков превращалось в сложную операцию, в ходе которой нужно было ухитриться не откромсать половину чего-нибудь – или картошки, или пальца. Хорошо хоть глазки эти были неглубокими.
– Думаешь, знахарка, колдунья или еще кто-нибудь в том же роде? Не-ет, милая. Это муж у меня специалист, и сына учит. Меня тоже пробовал научить – я начала было, а потом отказалась.
– Почему?! – от удивления Татьяна чуть не отхватила себе половину ногтя. Нож скользнул вдоль пальца и с мокрым хрустом снес верхушку клубня.
– Осторожней, порежешься. Отказалась, потому что не всем нужно этим заниматься. Даже если получается, не нужно. Я уж не говорю, что не надо бы никому в такие дела лезть, не для людей это.
– Но вы… Мы же не совсем люди. Так ведь?
– Может, и так, – Люба тяжело вздохнула. – Хотя это еще с
какой стороны смотреть. Я вот себя человеком чувствую. Просто каких-то способностей больше, каких-то меньше. Вот с верхним зрением у меня не очень получается, зато настроение хорошо чувствую – и у людей, и в природе. Только не вижу, а слышу. Выше или ниже, тише или громче. Вот в лесу – там музыка, и здесь тоже, а в городе иногда такой скрежет, что голова болит. Одно спасение – жить по-человечески, тогда меньше воспринимаешь. Все, хватит картошки. Дай-ка луковицу, там возле тебя пакет лежит, черный. И сходи-ка, потревожь наших рыбаков, скажи, что у нас все готово. Если хотят уху – пусть ловят, а не забавляются.
Рыбаков было трое. Олег с Ильей азартно швыряли блесны вдоль камышей, а с кормы катера грустно глядел на поплавок капитан
Ваня. Татьяна недоуменно повернулась к учительнице:
– А почему вы думаете…
– Не думаю, а просто знаю. Хотели бы рыбешки наловить – уже по полному ведру было бы. Не в первый раз с ними. Им, понимаешь ли, тоже хочется по-человечески пожить, хотя бы на рыбалке. А по-нашему рыбачить – это неспортивно. Ладно, сейчас сама схожу, поговорю с ними.
Люба тяжелой поступью пошла к берегу. Что она говорила, слышно не было. Только блеснула над бородой улыбка Ильи и смущенно поправил кепочку капитан. Олег просто кивнул, еще раз взмахнул удилищем, покрутил ручку катушки – и по речке раскатился гулкий удар. Длинное зеленое тело выпрыгнуло из воды, боком плюхнулось обратно, рванулось – пластиковый прут в руках Олега согнулся крутой дугой. «Да не возись ты с ней, глуши сразу!» – донесся женский голос. Илья махнул рукой и отвернулся, пошел к катеру.
Через несколько минут Люба вернулась к костерку. В одной руке – ведерко, пальцы другой цепко впились в глаза щуки. Пасть судорожно подергивалась у самого плеча учительницы, а хвост молотил траву и время от времени сочно шлепал по мокрой штанине.
Чуть ниже колена.
– Вот видишь, могут же, если захотят!
– Это… что? – Татьяна не сразу пришла в себя. Зеленое чудище шлепнулось поодаль от костерка, запрыгало в пожухлой траве. – То есть они с самого начала могли поймать?
– И я тебе о том же, – Люба вздохнула. – Как молодых учить, так сразу – другое мышление, смотрите на мир иначе, вы теперь не те, что раньше… А как сами до удочек дорвались – так сразу же дайте им без этого пожить, дайте по-прежнему подумать и на мир
посмотреть!
– Может, им самим от этого всего отдохнуть хочется?
– Отдохнуть? – учительница ловко перехватила нож, ударила по щучьему черепу – раз, другой. Хвост задрожал, вяло махнул напоследок и замер. – От чего отдохнуть, Таня? От жизни? Если это наша жизнь – от нее не устанешь, просто будешь так жить. И не задумываться, почему именно так. Тебя ведь этому учат, правда?
Татьяна не ответила. Посмотрела еще раз на берег – Олег складывал спиннинг, что-то недовольно высказывая Илье. То кивал, соглашался, но глядел при этом не на собеседника. На дубовую рощицу, рыжевшую осенними листьями у дальнего поворота протоки. Не нравилось что-то Илье в этой роще – а может, просто чего-то он ждал от этих дубков.
Олег почувствовал взгляд, обернулся. Не торопясь, шагнул к катеру, положил снасти на палубу. Пошел к костру, по пути сорвал пучок травы – руки вытереть.
– Ну и как у вас дела? Как картошка, как рыбка?
– Ненастоящее это все, – неожиданно для себя самой выпалила Татьяна.
– Ничего себе! – глаза старика полезли под седую шевелюру. – Что тут ненастоящее? Картошку на рынке брали, щучка вот…
– Вы же знаете, что я не об этом!
– Знаю. А ты не злись, не злись. Или хотя бы учись свою злость прятать, – Олег неожиданно помрачнел, искоса посмотрел на Любу. – Так что у нас тут не настоящее? И почему?
– Все это, – девушка кивнула на катер, потом в сторону котелка. – Весь этот пикник на берегу, отдых на природе. И вообще… все.
– Вообще-то все вокруг настоящее. Не веришь – засунь палец щуке
в пасть, пощупай зубы. И природа настоящая, и пикник. Уха должна быть настоящая – если получится, конечно. Я вот давно так не отдыхал, честное слово. Очень давно. А что не только отдыхаем – это ты должна была еще раньше заметить. Для того и задание давал, да ты сама просмотрела все. Учись, привыкай, теперь у тебя все с изнанкой – вот и приучайся ее видеть. А пока – ладно уж, покажу. Пошли. Любовь Васильевна, одна управитесь?
– Справлюсь, – учительница пожала плечами. – Если что, еще два помощника есть.
– Тогда пошли, – повторил Олег и, не оглядываясь, зашагал к рощице.
Татьяна поплелась следом. Запоздало попробовала вглядеться в дубки верхним зрением – и ничего не поняла. Дубы как дубы, роща как роща. Единственное, что отличало это место от любого соседнего перелеска – зыбкое зеленоватое марево у самой земли. Такое уже приходилось видеть, и не раз. Летом. Летом – а сейчас осень!
Додумать эту мысль не удалось. Из куста на опушке поднялся молодой парень в пятнистых штанах и жилете с множеством карманов, накинутом на голое тело. Весьма мускулистое тело, кстати. Олег молча кивнул, и паренек шагнул в сторону, пропуская пришедших. Жилет колыхнулся, и на загорелой груди Татьяна успела увидеть небольшую татуировку – скорпион с какими-то цифрами над спинкой. И ниже – короткая надпись, но вот разобрать ее не удалось.
Парень весело подмигнул и пошел следом. Где-то его Татьяна уже встречала, но вот где именно – хоть режь, не вспомнить. На катере его не было, это точно.
– Ну вот и пришли, – Олег остановился, и задумавшаяся девушка чуть не уткнулась носом в плечо старика. – Дальше ходить незачем, и отсюда все видно. А мешать не будем.
Сначала Татьяна не различала ничего, кроме переливающейся тени дубовых ветвей на небольшой полянке. Попробовала присмотреться по-другому – голова закружилась от всплесков зеленого огня и желтых сполохов. Зажмурилась, потом снова открыла глаза. Наконец удалось разглядеть на дальней стороне поляны человека в стареньком джинсовом костюме. Даже узнала – он-то на катере был. Муж учительницы Любы. Виктор, кажется. Как причалили – подхватил сумку и пошел «за последними грибами», а с ним и еще четверо пассажиров. Интересно, а они где? Не видно. А смотреть верхним зрением Татьяна больше не хотела.
Виктор был занят отнюдь не грибами. Он стоял с закрытыми глазами, чуть приподняв руки, и дирижировал невидимым оркестром.
Осторожно, без резких взмахов. Тихо. Очень тихо. Бесшумно.
– Что он делает? – прошептала Татьяна Олегу в спину.
– Место лечит, – ответил тот чуть громче, но все-таки вполголоса. – Вон, посередине кострище видишь? А теперь вокруг посмотри.
Кострище она заметила только теперь. Приглядевшись, заметила и то, что было вокруг: какие-то серые линии, словно выгоревшие в прошлогодней листве… Выгоревшие?! Татьяна отшатнулась, снова налетела на плечо – на этот раз молодое и крепкое. Тут же вспомнила, где она видела этого парня – там же, где и сама чертила на земле такие же линии, складывающиеся в аккуратную, очень правильную фигуру.
– Узнала рисунок? – в голосе Олега не было ни насмешки, ни какого-нибудь интереса. – Только здесь не один человек был, а компания. Тоже, впрочем, любители приключений. Повеселились, похулиганили, а убирать нам. Праздник у них был, видите ли, день Дагона. Хорошо хоть без крови его отмечают, не так загадили все. Да и место спокойное, возле города хуже было бы.
– Вы и после меня так… лечили? – догадалась Татьяна.
– Не совсем так, но похоже. Ты по-другому набедокурила. Пожалуй, хуже, чем здесь. Эти-то своим делом были заняты, а ты все вокруг раздергала. Здесь просто – помочь немного, и лесок все сам затянет, еще до морозов. Только зола останется. Так что это и в самом деле отдых, ну, и уборка между делом. По осени нужно такие мелкие помойки убирать, чтобы к зиме чисто было.
– А большие помойки есть? И где?
– Э-э, чего тебе захотелось! Бывают и большие, и такие, что
вовсе не уберешь. Только там гулять незачем, и пикник рядом не устроишь. Там серьезная работа, но пока – тьфу-тьфу – давненько не видывали. А лучше вообще не давать гадить по-крупному, только не всегда получается.
– Как тогда, возле города?
– Как тогда, – хмуро кивнул Олег. – Там как раз такое, что век
не уберешь.
– Олег Алексеевич, а все-таки: что тогда было? Вы обещали
рассказать, и все время – в другой раз…
– И на этот раз не расскажу.
– Но почему?! Не вовремя? Или такой большой секрет?
– Не секрет, просто не хочется вспоминать. Да и не поймешь ты
пока всего. Вот научишься всему, что нужно, тогда и расскажу… может быть. Или кто-нибудь другой расскажет. Знаешь что, – Олег поднял сухую веточку, повертел в руках, потом с хрустом переломил. – Подойди с этим к Илье. Попроси рассказать – он тоже все знает. А если будет ко мне отсылать – так ему и передай, что мне вспоминать не хочется. Ну все, посмотрела на настоящее? – голос Олега неожиданно изменился. Словно и не было только что мрачного взгляда и тяжелого дыхания, не сходились седые брови. – Тогда пошли обратно. Наряд вне очереди я тебе не отменял, после обеда котелок помоешь. Гриша, закончите здесь – долго не бродите, уха остынет!
ГЛАВА 5
Мир грохотал, трещал и сотрясался. Время от времени он еще и кренился, и тогда в маленьком квадратном иллюминаторе показывались то лохматая грива близкого леса, то бетонные коробки города. Впрочем, Андрею было не до вида из окошка. Гораздо больше его занимали приборы и дрожащая на крохотном столике карта.
– Захожу на цель, – раздалось в наушниках сквозь треск и рокот. – Высота сто, до цели пятьсот… Четыреста пятьдесят… Четыреста…
Андрей плотнее прижал к горлу кожаные мешочки ларингофонов:
– Скорость чуть сбрось, быстро идешь. Курс?
– Двести семьдесят. Скорость сбрасываю до двадцати. До цели триста… Двести пятьдесят… Двести… Сто пятьдесят… Сто…
– Зависни! – выкрикнул Андрей. На экранчике одного из приборов
заплясали цифры. Вертолет задрожал сильнее, и прибор словно
испугался такой крупной дрожи. Цифры замерли. Но на каком
значении, черт побери! За несколько секунд от робких одного-двух
десятков они дошли почти до трех сотен. На карте появилась
крупная точка с прыгающей надписью: «286». Таких точек было довольно много, но трехзначная надпись появилась впервые. До этого рекорд был шестьдесят три… – Дальше, самым малым! Ниже можешь?
– Не могу, ЛЭП мешает. Все, пополз! – качнуло, цифры опять начали меняться. – До цели семьдесят… Пятьдесят… – на приборе заканчивался отсчет третьей сотни. – Сорок…
Тридцать… Мать!!!
Андрея мотнуло из стороны в сторону, повело по кругу. Шлем чиркнул по какому-то углу, под рукой смялась в гармошку карта. Рокот изменился, вертолет застонал и завалился на бок. Потом нос машины пошел вверх, стон сменился сердитым ревом, да и тот постепенно становился все тише, спокойнее.
– Все, можешь менять штаны, – наушники тяжело вздохнули. – Отходим от цели.
– Что случилось?
– Хрен его знает. То ли поток какой-то, то ли мать его
перетак… Просели, чуть провода не зацепили. У тебя как, наука? Все цело? Посмотрел, что нужно?
– Заходи еще раз. Курс тот же, скорость, высота – те же.
– Рехнулся? – поинтересовались наушники. – Второго выхода не гарантирую. Там киловольт двести, учти!
– Двести пятьдесят. Заходи еще раз. Мы не прошли над целью.
– Давай я тебе вдоль ЛЭП зайду. Хоть пять раз подряд.
– Боевой курс – двести семьдесят, высота – сто, скорость та же, от ста… нет, от ста двадцати – ползком. Как можешь.
– Твою мать, наука! У тебя семья есть?
– У меня приказ, у тебя тоже.
– У меня приказ тебя возить, а не сдуру гробиться! Завтра пройдем. Может, этого потока не будет.
– Сейчас.
– Твою перемать! Все, уходим домой. После такого надо машину проверить.
– Проверишь. Пройдешь еще раз и проверяй, сколько влезет. Но сейчас ты зайдешь на цель, понял?! Я тут не на карусели катаюсь! Приказ напомнить? Дословно?!
– Иду на повторный заход, – трудно было не угадать по голосу все, что летчик думает о своем пассажире. Плевать. Плевать на его нервы. Ему бы показать то, что успел заметить Андрей на приборе, когда их мотало и трясло. Да еще и объяснить, что к чему. Жаль, что нельзя. Не положено. Хороший парень этот пилот. Воевал опять-таки. Но знать, что именно они здесь измеряют, ему совсем ни к чему. Пусть думает, что радиацию или химию. Подписку дал, но если не знает – еще надежнее.
– До цели триста… Двести пятьдесят…
Андрей выглянул в иллюминатор. Вот и ЛЭП. Цели не видно, она по курсу. Все, некогда – прибор!
– Сто пятьдесят… Сто двадцать… Сто…
Опять бешенная пляска цифр. Переключить! Вот никогда не думал, что придется этот диапазон использовать.
– Пятьдесят… Сорок… Тридцать… – вертолет качнулся, задергался. Припадочный, наверное. – Прошли ЛЭП, двадцать… – голос хриплый какой-то. – Десять… Цель!
– Дальше! Курс, скорость – те же! – выкрикнул Андрей. Точки он уже не ставил, просто торопливо записывал на краю карты показания прибора. Растущие. И за целью – растущие!
– Как теперь счи… – летчик не договорил. Вертолет тряхнуло, что-то звонко щелкнуло и зашипело с присвистом. Серый экранчик заполнился восьмерками и погас. Мигнул и пропал красный огонек на панели. В следующее мгновение кресло попыталось выскользнуть из-под Андрея, ремни придавили плечи. Почти сразу же со страшной силой ударило снизу. Боль проскользнула от поясницы к затылку и огненной струей хлестнула под череп. Потом все вокруг начало переворачиваться и темнеть. Почему-то темноту рассекали серо-зеленые молнии. «Как краска на борту», – успел подумать Андрей, прежде чем молнии погасли и пришла тьма.
– В лес мне пора, Саша. Старею я, на этот раз совсем старею. Устал.
Александр не удивился. Привык. То ли мысли совпадают, то ли Олег их угадывает. Читать точно не может – особенно теперь.
– А город на Илью оставим?
– Почему бы и нет? Он у нас мужик крепкий, все, что надо, знает.
Попомни мои слова – уйду на покой, его на мое место выберут.
– Так может, мне сразу к нему идти? – Александр привстал на
стуле.
– Сиди уж, раз пришел. На вот, перекуси с дороги, – на столе появился пакет с пряниками. – Или тебе чего еще сообразить? Картошку, макароны?
– Не надо, хватит. Я ужинал.
– Перед тем, как в город въехать? – уточнил Олег и
неодобрительно покачал головой. – Эк тебя, парень, развезло. В руках себя держать нужно, в руках. Давит тебя или тошнит, а в любой обстановке ты должен быть как огурчик. И при необходимости таким же огурчиком закусывать. Если уж просто в городе невмоготу, представь, что с тобой будет…
– Что у вас тут? Случилось что-то или только намечается?
– А ничего пока не случилось. Ровным счетом ничего, – Олег хитро прищурился. – Местные проблемы. Вот о чем они говорят и что из них может вырасти – это как раз ты мне должен ответить, ведун.
– Обязательно. Как разберусь, так сразу и скажу. Но если хочешь побыстрее – лучше нам не ходить вокруг да около. Свое расследование ведь уже провели, точно? Опять какая-нибудь компания сверх нормы похулиганила?
– Расследование… Ну ты загнул. Да нечего там расследовать, говорят тебе! Пробовали уже. Лес прочесали, нашли поляну, где эта компания отдыхала – и опять ничего. Хотя зола еще теплая была. Посидели люди у костра, чай попили и разошлись. Даже костерок аккуратно загасили. Один только заблудился. Судя по всему, из них, но кто там был, что делали – не говорит. И у него следов никаких, разве что от обуви.
– А как он заблудился, выяснили?
– Лес его завел. Сам по себе, ни с того, ни с сего. Чем-то не понравился парень.
– Так может, это он и есть? Тот, кто все это натворил?
– Нет. Это, скорее всего, с ним так же. На него показали или метку какую-нибудь поставили. А дальше уже лес сам справился. Просто, правда? Даже изящно, леший их побери! Никакой траты энергии… Ну, почти никакой. Своих следов – тоже нет, не сами водили. Не проклятие, не заклятие, не сглаз и тэ дэ.
– Погоди, погоди! Ты сказал – метку поставили?
– Если и была, то или она исчезла, или нам ее не видно.
– Но хоть какие-то следы должны были сохраниться?
– Ты что, в самом деле не понял?! Хотя да, тебя же Иваныч толком ничему не научил. И потом упустили, не это главным посчитали. Ладно, придется сейчас объяснять. Как ты думаешь, что лесу помогает одного человека от другого отличать?
– Что-то вроде нашего верхнего зрения, наверное. Биоэнергоинформационный отпечаток.
– Ого, как загибать умеешь! Почти угадал. Но только почти. Ну хорошо, есть этот самый отпечаток. Так что же, его по всему лесу за человеком передавать? Как портрет преступника? Если, допустим, нагадил в одном месте, а ведет его за десяток километров?
– Не обязательно… Все, понял, признаю свою ошибку, лежачего не бьют! Если и была метка, то ее уже не отличить, так? То ли ее лес поставил, то ли для леса?
– Точно. Можно, конечно, разобраться, да вот только времени не было. Не вязать же этого парня, не сидеть с ним три дня и три ночи! А так вот сразу – не понять. Да и не это важно. Ты лучше подумай, кто у нас мог бы такое сделать, а? И сколько времени бы потребовалось?
Немного помолчали. Александр глядел на остывающий чай и вертел в пальцах пряник. Потом так же механически начал подбрасывать.
Взлет – шлепок о широкую ладонь. Взлет – шлепок. Взлет – шлепок. Наконец вместо следующего шлепка раздался короткий сухой хруст. С ладони на пол посыпались крошки.
– Не нравится мне это, Олег. Слишком легко получилось, слишком
быстро лес ответил. А ведь никто из наших не учуял, верно ведь? И никаких следов.
– Это еще не все, Саша, – под тяжелым взглядом хозяина крошки заскользили в угол, прижались там небольшой горкой. – Ты у нас недавно. Многое узнал, да кое-что надо почувствовать. И на шкуре, и вообще. Не человеческое это. Не умеют этого люди, не дано им. Вот так, чтобы с лесом договориться… Никогда не было. На моей памяти – точно, да и другие не слышали. Человек это тоже смог бы, но по-другому. Силой своей, Словом, подчинением леса – бывало. Так, как на этот раз – нет. Нету сейчас никого, кто так умеет. И при этом еще и силу такую накопил. Из наших – нет, точно знаю, а из людей – и быть не может.
– Однако вот нашелся же умелец. И именно на нашу голову. Везет городу на чудеса в последнее время!
– Везет, – кивнул Олег. – И все они друг за друга цепляются.
– Хреново.
– Точно.
Помолчали немного. Действительно хреново. Ожидали, что много будет работы, но вот что столько и такой – никто и не мог угадать. Не думали, не гадали, никак не ожидали такого вот… Пусть не конца, а продолжения, но все же, все же… Никакое ясновидение и предсказание не помогло.
Сначала казалось, что обойдется. Ну, работы хватало, конечно же. После каждой катастрофы идет ликвидация последствий. Тут уж ничего не поделаешь – кроме того, что в этот момент от тебя требуется. Потом наступила передышка. Тогда она казалась победой. Тогда – это три года назад. Даже три с половиной.
Передышка кончилась быстро. Года не прошло. А может быть, и не было ее, этой передышки, а просто все устали и не заметили, как все изменилось. Искали нечисть, колдунов и прочую чертовщину, а на обычную жизнь не обратили внимания. На простых людей.
Ну, что сказанное от всей души имеет обыкновение сбываться, это не новость. Особенно если что-нибудь нехорошее в сердцах пожелать. Не ногу человек сломает, значит, колесо у машины отвалится. К такому привыкли, и людей с выдающимися достижениями в этой области соседи издавна сторонились. А Древние не видели в них ничего необычного. Оговор, сглаз, проклятия – на это ни силы, ни умения не нужно. Вот поправить…
Не видели необычного. Поэтому и проглядели. Сбываться начало все чаще. И у патентованых-дипломированых шарлатанов кое-что начало получаться всерьез. И вообще способности по части магии и всякой экстрасенсорики начали проявляться все чаще, да такие, что телевизионные чудодеи померкли и забылись.
Впрочем, и без того о них никто уже и не вспоминал, кроме старушек во дворах. Когда учебники и пособия по магии всех цветов лежат на любом книжном лотке, а для экстрасенсов открыты специальные магазины и клубы-библиотеки – чем еще удивить народ? Разве что высадкой инопланетян на Красной Площади. Да и тогда – поговорят в очередях и трамваях, выскажут крепкое рабоче-крестьянское мнение по поводу окончательно погибшей противовоздушной обороны – и разойдутся по своим делам. Потому как инопланетной гуманитарной помощи в ближайшие дни не предвидится, а семью кормить нужно.
А чем удивить человека… извините, Древнего, который несколько месяцев подряд гоняется за нечистью? Который и во сне поддерживает над собой невидимый для обычного глаза купол-вихрь защиты? На глазах которого не бабушка соседке молоко сквасила, а десяток колдунов намеревался конец света устроить – и без малого преуспел?
Видно, что-то опять упустили. И начали меняться люди. Надо же – игрался и придумал!
– Это, в общем, не первый случай. Но раньше были в основном более-менее взрослые люди. Могли где-то увидеть, у кого-то научиться. А нынче вот – пацан. И теперь точно сам по себе, – Олег встал, налил себе воды из крана. Выпил залпом. – Вот оно как получается, Саш. Здесь таких самоучек все больше и больше. Сейчас только об этом и говорят, спорят, что к чему и почему. Скоро Большой Совет, там вообще ни о чем другом речи не будет. Ты представляешь себе, как это все может кончиться?
– Пробовал представить. Еще тогда, когда про Пермяка и его идеи узнал. Ты же мне и объяснял, что может быть. Неконтролируемое применение, охота на ведьм, магические войны – и так далее, вплоть до полного хаоса и всеобщего сумасшествия. И мы свихнемся первыми.
– Где-то так, хотя тогда с другого началось бы и по-другому пошло-поехало. Да-а-а, был бы жив Пермяк, посмотрел бы… Может, и порадовался бы. Ладно, не будем о мертвых на ночь, приснится еще. Тем более что и время нынче как раз подходящее.
– То есть? – брови Александра поползли вверх.
– Эх ты, лесной житель! Совсем счет времени потерял? Какое нынче число?
– Вроде бы двадцать… Погоди, вспомнил! Блин, послезавтра уже Самэйн!
– Он же Хэллоуин, – Олег ухмыльнулся. – Тебе-то и вовсе забывать грешно. Ну, ну, не кипятись! А не можешь сдерживаться – хоть про маскировку не забывай. Отсвечиваешь, как доменная печь. Я тебе не в упрек и не для давления на старую больную мозоль.
Александр мрачно разглядывал блестящие широкие чаинки, колыхавшиеся на дне, словно водоросли. Да, мозоль действительно больная. И не такая старая, как хотелось бы. Может быть, именно поэтому не хочется лишний раз вспоминать, что бывает в ночь на первое ноября. И что вообще есть такой древний праздник. И что каждый его празднует по-своему. Ну и черт с ними. Хотя…
– Вспомнил? А ты что думал, ты мне понадобился, для разговора под чаек? Я бы тогда к тебе сам приехал, приятственно у тебя там, приятственно, и весьма задушевно… Это-то и плохо. Засиделся ты в своем лесу, засиделся, надо тебя на пару месяцев оттуда выковырять. Ладно, не пугайся, маленько вспомнишь старое, поработаешь – и обратно в берлогу. Но не надейся, не навечно. Дел тебе хватит, тут столько гадости – лопатами не разгребешь…
– Олег, с тех пор вроде бы все спокойно проходило. Неужели опять за свое взялись?
– Спокойно, говоришь? Это уж смотря с чем сравнить. А вообще-то ты прав, полегче было. Кошек жгли, кур резали – не в счет, дурную малышню всю не переловишь. Тут не столько старые традиции, тут самодеятельности опять прибавляется. Что, в общем, неудивительно, только что мы с тобой об этом говорили. Кто обереги делает, а кто пентакли перевернутые в подъездах рисует – причем, заметь, тоже по всем правилам. Так что на этот раз Михаил попросил помочь. Боится, что у него просто бойцов не хватит, чтобы за всем проследить. Дело добровольное, как субботник: никого персонально не зовут, но пойдут, я думаю, почти все.
– А что делать-то надо? На ведьм охотиться? С ружьями или без?
– Можно и с ружьями, – на лице Олега не было и намека на улыбку. Жесткое стало лицо. И глаза жесткие, как полированный гранит. – Но не всем. Милиция у нас тоже по ночам не спит, так что человеком с ружьем заинтересуется обязательно. Оружие будет у Мишиных ребят, они у нас по плану сидят и ждут сигнала. Или ездят на машинах.
– Мобильная опергруппа.
– Точно. А все остальные – патрулируют. В основном вокруг города. Если что-то серьезное и будет, то скорее всего именно там.
– А если опять – в одном месте ждем, а в другом начали?
– Вот для того и субботник, чтобы ждать сразу везде, где только можно. Вообще-то народа набралось достаточно, но лишним не будешь. Подготовка есть, опыт тоже.
– Какая там подготовка, – махнул рукой Александр. – Воин из меня сейчас, как из… Никакой, в общем. Сижу в лесу, смотрю на пупок и размышляю – вот и вся моя тренировка. Если тебя последствия шабаша интересовать будут – запросто, а что-то сделать – только под ногами путаться буду. Уже подзабыл и то, чему в армии учили.
– Это ты зря на себя наговариваешь, Саша. Тебе не зубы ногой вышибать… хотя, может, и это пригодится. А вот почуять, где что затеяли – тут ты ценнее любого бойца. Особенно из последнего набора, – Олег скривился, словно этот последний набор угощал его лимонами. – В общем, если пойдешь, то выбирай: или сидишь и чуешь, где что, или ходишь по лесу.
– А почему «ходишь»?! Я лучше на Гривне.
– Ты-то на Гривне, а остальные на чем? Не один пойдешь, вдвоем, самое меньшее. Да и ночью на своих ногах надежнее. Мало ли что – по кустам придется прыгать, в овраги скатываться. Забыл, какой у нас тут лес? То вверх, то вниз. Это тебе не Рябиновка с одной речкой и тремя оврагами, здесь ты ни своих костей не соберешь, ни лошадиных. Или вообще разучился пешком ходить? Тогда сиди и держи связь.
– Не разучился, пойду. Уговорил. Ты лучше скажи, кого мне в напарники дашь?
– С этим ты не ко мне, а к Мише, он нашим войском командует, на нем и вся процедура. Завтра с ним поговоришь, пожалуешься на сидячую жизнь. А сегодня – давай-ка на боковую. Я с этим зимним временем никак в режим не войду, да и вообще уставать начал. Старость – не радость… А ты, молодой, досыпай недоспанное и высыпайся про запас.
Под вечер похолодало, и в оврагах начал копиться белесый туман. Густел, набухал, переливался через край и расползался среди кустов. Летом – обычное дело в этих краях, а вот осенью сырая мгла чаще появляется по утрам. Конечно, верхнему зрению туман не помеха, но по сырому лесу ходить не так уж приятно. И звук дальше разносится, и не поймешь, откуда. Тебя слышат, ты слышишь, а где кто – не разберешь. И вообще, верхнее зрение – хорошо, но все чутье сегодня нужно для другого.
– Вот же черт, затягивает все, как…
– Не поминал бы к ночи, Тарас. Особенно к этой.
Высокая фигура в темно-зеленом камуфляже отмахнулась:
– Да ладно, я просто к слову! Сейчас тут есть кому и посерьезнее помянуть.
– Вот поэтому и помалкивай. И вообще, не трепись попусту. Не на проспект вышел.
Тарас скептически хмыкнул, но все-таки решил прислушаться к совету. Напарника дали не такого простого, чтобы не обращать внимания на его слова. Кому-то досталось по двое-трое мирных граждан, за которыми присматривать нужно, а этот сам командует. Причем по делу ведь, ничего не скажешь.
Напарник повел носом. Прислушался к чему-то. Поморщился.
– Паршиво. Фон большой, не чую почти ничего. Пошли налево.
Налево так налево. Ведун лучше знает. Самому Тарасу, например, было совершенно все равно, куда идти. Слева склон был покруче, да и кусты не слишком приятные на нем росли, но это дело привычное. За ночь придется пройти не один десяток таких мест. Если только по тропинкам патрулировать – ходить будешь быстрее, шуметь меньше, но много не увидишь.