Мона Сельберг Дан

Большинство людей погибли бы при таком сильном взрыве. Рейчел была физически сильнее многих, но решающую роль сыграло не это. Ее спасла психика.

Когда действие медикаментов закончилось, она снова начала думать. Бомба взорвалась у нее в спальне. Ее любовник погиб. Как кто-то узнал ее адрес? Дом находится под защитой и не входит ни в какие реестры. Во всяком случае, в официальные. Значит, в «Моссаде» есть предатель. Предатель с высшим уровнем защиты. Рейчел осторожно открыла дверь в следующее отделение. Босыми ногами она ощущала холодный пол. На этот раз она пройдет весь путь до буфета.

В окрестностях Хан-Юниса, Газа

Сначала Эрик подумал, что началась гроза. Первый грохот глухо раздался откуда-то издалека. Далекое напоминание о том, что там, наверху, по-прежнему есть мир. Эрик вспомнил дом на острове Даларё. Как они с Ханной по обыкновению стояли у больших окон и наслаждались световой игрой молний над заливом Юнгфруфьерден. Вдруг раздался еще один взрыв. Шум был оглушающим, каменная стена треснула, и на Эрика посыпался дождь осколков. Эрик закричал и согнулся. В ушах зазвенело, а в воздухе появился запах гари. Раздавался треск. Тра-та-та. Короткие серии, звук которых напоминал гигантскую печатную машинку. Через стальную дверь Эрик слышал чей-то крик. Возможно, бегущих людей. На его лицо и руки сыпались земля и глина. Пол сотрясся от нового взрыва. Эрик в панике прижал ноги к телу. Ему никогда не было так страшно. Его охватил ужас. Печатная машинка продолжала работать. Та-та-та. Несколько слов за раз. Та-та.

Несмотря на звон в ушах, Эрик различил скрип щеколды. Дверь открылась, и в камеру кто-то вошел. Эрик узнал силуэт. Ахмад Вайзи. Он закрыл за собой дверь, и кто-то закрыл щеколду снаружи. Ахмад пришел, чтобы убить его? Эрик лежал не моргая. Машинка остановилась. Он услышал шипящий звук, глубокий вдох, резкий треск, как при разрыве ткани. Потом все замерло. В темноте раздавались лишь звуки торопливого дыхания двух людей. Эрик боялся пошевелиться, ожидая удар ножом, ногой или пулю. Ничего не происходило. Земля перестала сыпаться. Крыша не упала. Запах гари сохранялся. Еще, может быть, запах Ахмада. Пота. Страха. Эрик услышал голоса за дверью. Движение. Дыхание Ахмада тут же изменило ритм. Стало тише. Щеколда снова заскрипела. Дверь распахнулась, и кто-то зажег свет. Камеру залил свет, и Эрик покосился на вход. В проеме возвышался солдат, словно божество, сошедшее прямо с Солнца. На нем были шлем, защитные очки, наушники и черная спецодежда. Перед собой он держал автомат, направленный дулом в дальний угол камеры. Эрик медленно повернул голову и увидел Ахмада. Тот сидел далеко в углу в порванной одежде и с замотанными скотчем руками. Солдат что-то прокричал, направляя дуло то на Эрика, то на бормочущего что-то Ахмада.

Его слова заставили солдата подойти на шаг ближе к щуплому арабу. Ахмад встал на колени и заговорил громче. Эрик узнал язык. Иврит. Он пытается притвориться пленником. Эрик хотел предупредить солдата, но боялся пошевелиться, издать хоть какой-то звук. Ахмад снова и снова повторял одно и то же предложение. Он кивнул на Эрика и поднял руки. Пот лился у него по лбу и под носом. Не опуская оружия, солдат развернул руку и начал что-то рассматривать прямо над запястьем. Потом он выпрямился, и камеру охватил ад оглушительных взрывов, усиливающихся при отражении от стен. Эрик не смог сдержать крик. Гильзы звенели вокруг него. Солдат что-то рявкнул. Когда Сёдерквист открыл глаза, на него смотрело дуло дымящегося оружия. Уголком глаза он увидел тело Ахмада, которое распласталось на стене, словно тряпичная кукла. На груди и на животе виднелись красные пятна. Мужчина повторил свой приказ. Эрик сглотнул и тихо произнес:

— Я не понимаю, что вы говорите.

Мужчина снова развернул руку и взглянул на что-то, очевидно расположенное прямо над запястьем. Он посмотрел на Эрика и опустил оружие. Солдат сказал что-то в микрофон и кивнул. Затем показал на выход:

— Сёдерквист. Идите за мной.

Когда солдат наклонился, чтобы помочь ему, Эрик увидел, на что тот смотрел. У него на предплечье в прозрачном, вшитом в черную ткань кармане лежал цветной снимок Эрика. Выйдя в тоннель, они встретили еще солдат в такой же форме. Черная ткань без надписей или знаков. У многих на левой руке была его фотография. Как минимум двое из проходивших мимо были женщины. Они пришли в большой отсек, куда Эрик спустился чуть больше суток назад. Один из солдат сидел на корточках рядом с телом. Эрик сразу же узнал убитого. Мохаммад Мурид. Родимое пятно исключало возможность ошибки. Солдат, стоявший за ним, показал на ступени:

— Вверх и на улицу.

Эрик начал подниматься. Чем ближе оказывался люк, тем громче становился пронзительный вой. Когда Сёдерквист оттолкнул крышку люка, шум оглушил его и заставил отпрянуть назад. На расстоянии двадцати метров в розовом предрассветном сиянии стояли два огромных вертолета с вращающимися лопастями. Эрик вылез из тоннеля. На улице было холодно. Солдат указал на ближайший вертолет. Эрик отклонялся назад от сильных потоков воздуха, создаваемых лопастями, и пробирался к открытой боковой двери вертолета. Во многих местах на земле виднелись следы пожара, а в песке угадывались тела. Палестинцы. Как раз когда Сёдерквист собирался ступить на подножку, он увидел одинокое тело, лежавшее в паре метров от второго вертолета. Эрик узнал брюки. Из-за приступа тошноты он потерял равновесие. Он упал на жесткий прессованный песок, и его начало рвать. Сильные спазмы сводили желудок. Теплые рвотные массы стекали по вытянутым рукам. Эрик тяжело дышал и плакал. Стоял на четвереньках, наклонившись над желтоватой лужей, и рыдал. По щекам текли сопли и слезы. Кто-то взял его под руки, поднял наверх и втащил в кабину. Порывы ветра исчезли, шум моторов стал тише. С помутившимся взглядом Эрик упал на одно из старых сидений. Мужчина, который помог ему, сел на корточки и стал вглядываться в его лицо. Он тоже был одет в черную форму, но без шлема и наушников.

— Мистер Сёдерквист, я капитан Левин. Мы перевезем вас на временную базу для проверки состояния вашего здоровья. Оттуда вы полетите в Тель-Авив. Можете расслабиться. Все закончилось.

Мужчина встал, легко похлопал Эрика по плечу и вышел. Как только он задвинул дверь, кабина покачнулась, и земля осталась под иллюминаторами. С болью в конечностях Эрик привстал и посмотрел в иллюминатор. Они были уже так высоко, что разглядеть лагерь не представлялось возможным. Земля внизу выглядела как серо-черное лоскутное покрывало. Над кабиной открывалось бесконечное розовое утреннее небо. Все тело болело. В ушах по-прежнему слегка звенело. Эрик закрыл глаза, пытаясь оставить хаос снаружи. В кабине продолжали звучать последние слова капитана Левина. «Все закончилось».

Ветер шевелил красивые флаги и наполнял воздух белоснежными облаками. Белая пыль застревала в горле и налипала на лицо. Ханна закашлялась. Небо над улицей Хамнгатан было странного красного цвета, как будто в нем отражался горевший далеко огонь. Казалось, каждый шаг нарушал давящую тишину. Что-то крутилось в ее усталой памяти, стараясь напомнить о себе. Что-то о девочке и болезни. О будущем. Ханна посмотрела на брошенные машины. Если все умерли, то где трупы? Газеты, афиши и полиэтиленовые пакеты кругами парили над тротуарами, быстро набирали высоту и при усилении ветра кружили все быстрее. Машины вокруг скрипели и трещали. Дверь одной из них захлопнулась с глухим шумом. Ханна посмотрела на Хамнгатан. Широкая лестница, ведущая в метро, была покрыта коробками, досками и бумагой. Ханна пошла по лестнице широкими шагами, вдруг испугавшись улицы, фасадов зданий и кружащего мусора. Глаза не сразу привыкли к темноте. Вход на первый этаж универмага разевал черную пасть. Большие раздвижные двери были широко открыты. Там, в темноте, был кухонный отдел. Ханна задрожала. Может, девочка все еще там. Может, стоит и смотрит на нее. Следит за ней в ожидании человека без лица.

Они остановились на военной базе «Бахад Зиким» на три часа. Эрик принял ледяной душ, выпил чашку кофе и съел заплесневелое яблоко. База была почти заброшенной, использовался только один барак. Там Сёдерквист встретил тех же людей, которые атаковали тоннель. Они так же предпочитали молчать и избегать визуального контакта. Черная форма без обозначений. Пожилая женщина-врач осмотрела тело Эрика и послушала сердце. Потом серьезный мужчина в толстых очках допросил его. Он не называл это допросом. Он использовал слово «дебрифинг». Они сидели на раскладных стульях в пустой столовой. Мужчина задавал сотни вопросов, а ответы Эрика фиксировала обычная камера на штативе. Мужчина сказал, что это был всего лишь первый диалог и ему придется провести еще несколько подобных сессий в течение ближайших суток. Израильтяне хотели знать, кто принимал решения в лагере, кого Сёдерквист встречал, что видел, что не видел, было ли у тех людей оружие, какое, были ли карты, слышал ли он какие-нибудь имена. Но Эрик находился в слишком потрясенном состоянии, чтобы отвечать связно. Он сам понимал, что отвечает отрешенно и обрывочно. Мужчина терпеливо делал все возможное, чтобы сложить полную картину его истории.

Теперь Эрик снова оказался в вертолете, и вместе с ним летел молодой мужчина в гражданской одежде и темных очках. Он читал книгу и, войдя в тесную кабину, ограничился коротким кивком. Эрик был доволен тишиной. Ему совсем не хотелось общаться. Не обращая внимания на вибрацию, Эрик наклонил голову к стене и попытался расслабиться. Все произошло так стремительно. Всего несколько часов назад он разговаривал с Самиром. У него в кармане по-прежнему лежал айпод. Но Самира больше не было. Он убит. Вертолет качнулся и потерял высоту, в животе защекотало. Эрик схватился за одну из ручек и осмотрелся. Мужчина напротив спокойно продолжал читать. Смерть Самира стала катастрофой. Без него нет антивируса. Нет «Надим». Ханна сгорит так же, как Матс Хагстрём. Единственным результатом его путешествия стало то, что он потратил последние часы, которые они могли бы провести вдвоем. Он предал их всех: Йенса, Юдифь, Матса и Ханну.

Вертолет резко повернул и начал опускаться. Эрик прижал лицо к круглому иллюминатору. Они приближались к асфальтированной площадке между низкими домами. Он узнал район. Аэропорт. «Бен-Гурион». Большой аппарат мягко приземлился. Мужчина с книгой встал и, согнувшись, подошел к двери, повернул серую ручку, вытолкнул дверь вверх и выпрыгнул наружу. Двигатель затих, его звук сменился отдаленным гулом аэропорта. Эрик сидел на месте, тело застыло и потяжелело. Дверь в кокпит открыл молодой пилот в военной форме и с наушниками на шее. Пилот кивнул Эрику:

— Конечная.

— И куда мне идти?

— Я покажу вам. Пойдемте.

Он вышел через полуоткрытую дверь, Эрик последовал за ним. Спустившись на асфальт, Эрик вспомнил о сумке. Он обратился к пилоту:

— У меня была сумка, когда я ехал в Газу. Черная, фирмы «Гуччи».

Мужчина уставился на него, словно хотел удостовериться, что он не шутит. Потом покачал головой.

— Идемте. Они вас ждут.

Сёдерквист и пилот пошли в сторону низкого одноэтажного здания из серого бетона, которое располагалось в пятидесяти метрах от вертолета. Вокруг здания стояли и другие вертолеты меньшего размера, без каких-либо знаков или обозначений. Они вошли через простую деревянную дверь и оказались в тесной комнате с коричневыми кожаными диванами и кофе-автоматом. Пилот повесил наушники на крючок около автомата и указал на диваны:

— Ждите здесь.

Сказав это, он исчез за темной стеклянной дверью. Эрик сел на один из потертых диванов. Стекла затряслись, когда рядом с крышей взлетел самолет. Эрик снова вспомнил о сумке. Глупо было спрашивать о ней. Единственное, чего ему действительно жаль, так это книги Суцкевера. Дверь открылась, и в комнату вошли два человека. В первом Сёдерквист узнал шефа «Моссада», который допрашивал его в Тель-Авиве, Давид какой-то. А второй… у Эрика перехватило дух.

— Рейчел?

— Здорово, профессор.

Голос у нее был слабым. Светло-коричневый компресс, зафиксированный медицинским скотчем, наполовину закрывал левый глаз. Лицо покрывали резаные раны, губы распухли. Одна рука была частично замотана чем-то вроде тканевой повязки. Рейчел медленно подошла к дивану и осторожно села напротив Эрика. Одета она была просто, в синие спортивные штаны и серую кофту с капюшоном. Эрик недоумевающе посмотрел на нее.

— В душе поскользнулась. Как ты?

Он помедлил, прежде чем ответить.

— Нормально.

Рейчел попыталась улыбнуться. Наверняка теплой улыбкой, но из-за распухших губ лицо лишь искривилось в ироничную гримасу. Шеф «Моссада» встал у нее за спиной.

— Эрик, хорошая работа. К сожалению, мы не смогли достать антивирус. Но мы конфисковали два компьютера, которые сейчас проверяем. Может, найдем там что-нибудь.

— Так что меня ожидает теперь?

— Вы, наверное, хотите отправиться в Швецию?

Эрик взглянул сначала на Давида Яссура, потом на Рейчел.

— А я могу ехать?

Оба кивнули. Давид улыбнулся.

— Мы хотели бы больше узнать о времени, проведенном вами в тоннеле, но сейчас есть более срочные дела.

— Что вы имеете в виду?

— Вам нужно сделать одну вещь.

— Какую?

— Мы очень обеспокоены состоянием вашей жены.

Эрик почувствовал, как в животе образуется дыра.

— У вас есть какие-нибудь новости о ней?

— Она очень серьезно больна. Шведские врачи, по-видимому, не могут ничем помочь. Наши американские друзья предложили свою помощь в ее лечении. Но, как вы знаете, в таком случае они должны перевезти ее на военную базу в Норвегии. Для этого требуется ваше разрешение. Шведский МИД настаивает на этом. Поэтому ради вас и ради всех нас помогите нам помочь ей.

— И что я должен сделать?

— Мы хотим, чтобы вы полетели в Стокгольм и встретились с Полом Клинтоном из ФБР. Самолет отправляется меньше чем через два часа.

Сёдерквист опешил.

— С Клинтоном? От которого я сбежал?

Давид кивнул.

— Он в Швеции и хорошо осведомлен о ситуации. Не бойтесь, что он припомнит вам что-нибудь. Если вы поедете с ним в больницу и подпишете доверенность, то вы друзья навек. Воспринимайте его как единственный шанс спасения вашей супруги.

Эрик взглянул на Рейчел. Та опустила глаза. Что-то было не так. Давид сказал не всю правду. Ситуация напоминала плохой фильм. Может, они правда верят в его историю о том, что Ханна заражена компьютерным вирусом. Могли ли они вылечить ее? Было ли это их единственной целью? Слишком много неопределенностей и тревожных звоночков. Что-то смутило Эрика еще тогда, когда Рейчел впервые упомянула больницу в Норвегии, и сейчас он был по-прежнему убежден в том, что Ханне не следует покидать Швецию. Несмотря на это, Сёдерквист кивнул. У него не осталось лучшей альтернативы. Без «Надим» его арсенал был пуст.

— Я подпишу бумаги. Отправьте меня домой, и я дам согласие.

Давид, похоже, остался доволен.

— Отлично. Хорошо. Совершенно верное решение. Мы вытащим вашу жену. Она сильная. Как все еврейки.

Эрик тоже пытался изобразить радость, но успехи его были сомнительны. Давид наклонился над диваном и протянул руку.

— Тогда позволю себе попрощаться. Вас вызовут на еще одно совещание в Швеции. Думаю, оно пройдет в посольстве Израиля. Но скорее всего мы больше не увидимся.

Они пожали друг другу руки.

— Кто-нибудь придет за вами перед посадкой.

Давид ушел, и стеклянная дверь со звоном захлопнулась. Еще один самолет взлетел прямо над крышей, наполнив помещение оглушающим гулом. Рейчел посмотрела на Эрика. Она ждала, пока гул стихнет. Скоро Эрик сам окажется на борту самолета. На пути к дому. Прочь. Ее глаза говорили обо всем. Он сглотнул. Женщина едва заметно покачала головой.

— Ничего не могло получиться. Я знаю.

— Рейчел… Я…

Она не отводила глаз, ожидая продолжения. Но Эрик не выдержал, а может, просто не хотел говорить. Он сменил тему.

— Это вы организовали проход границы у Эреца?

— А как ты думаешь? У пограничников были твои отпечатки пальцев, фотографии, ДНК. Чтобы пересечь границу, требовалось чуть больше, чем позаимствованный у итальянского звукорежиссера паспорт.

Рейчел покачала головой.

— Вы же даже не похожи.

— Странно. Как Самир, или Ахмад Вайзи, или кто-то там еще могли думать, что паспорта будет достаточно?

— Возможно, их просто не волновало, справишься ты или нет. Пройдешь границу — хорошо. Нет — бог с ним. Или это была проверка. Если ты пройдешь Эрец, значит, ты шпион.

Эрик молчал, потрясенный мыслью о том, что Самир мог знать, что он шпион, уже когда они встретились. Как он сказал? «Чудом». Он чудом прошел границу.

— Как вы нашли лагерь? Я же так и не позвонил?

— Вот сейчас ты наивен. Ты и правда думал, что мы понадеемся на твой звонок?

Слова Рейчел задели Эрика. И унизили. Естественно, у них были свои методы.

— Так как вы нашли меня?

— На тебе были передатчики.

— Где?

— В разных местах.

— Почему вы ничего не сказали?

— Это могло поставить миссию под угрозу. Испугавшись, ты мог испортить передатчики или избавиться от них. Вдруг бы тебя подвергли пыткам. Было лучше, чтобы ты не знал о них.

— Так про телефон — это была шутка, на которую я как дурак повелся?

— Вроде того.

Рейчел наклонилась вперед и положила руку Эрику на колено.

— Ты сделал великое дело. Выполнил то, что не сумела сделать ни одна разведывательная организация в мире. То, за что весь мир тебя должен благодарить.

Эрик молчал. Правда ли это? Ему казалось, что он потерпел полную неудачу. Внезапно он вспомнил что-то важное.

— Не все террористы мертвы.

Рейчел наклонила голову. Знакомое Эрику еще с ужина в Тель-Авиве движение.

— Что ты имеешь в виду?

— Точно не знаю. Самир что-то рассказывал мне. Есть еще один. Внедренный человек.

— Внедренный куда?

— В кнессет. Один из них сидит в кнессете, возможно, даже в правительстве.

Рейчел недоверчиво смотрела на Эрика.

— Я знаю, что это звучит бредово, но у них есть связи с той стороны. Кто-то близкий Бену Шавиту. Так они узнали, что вы у них на хвосте. Из-за чего и сменили цель в Тель-Авиве.

Рейчел долго молчала. Эрик прекрасно осознавал, что ее рука до сих пор лежит у него на колене.

— Ты узнал что-нибудь еще? Имя? Обязанности? Все что угодно.

Сёдерквист покачал головой:

— Увы. Это все, что я знаю.

Рейчел посмотрела в потолок, собираясь с силами. Эрик провел пальцами по ее руке. Она была шершавой от ран и ссадин.

— Должно быть, ты упала в каком-то очень необычном душе.

— Во взрывном.

— Почему солдаты его убили?

— Кого?

— Самира Мустафа.

Рейчел покачала головой.

— А теперь ты не доводишь мысль до конца. Самир Мустаф — создатель «Моны». Поэтому нашей команде были даны четкие указания — ни при каких обстоятельствах не ранить его. При всем уважении, в первую очередь из лагеря должны были забрать его. Конечно, и тебя тоже, но Самир был в приоритете. Солдаты все были обучены его распознаванию и целевому огню во время штурма. Но когда они прибыли, он был уже мертв.

Эрик понял, что случилось. Ахмад убил Самира за то, что тот пустил в лагерь шпиона. Нет, не Ахмад. Он всего лишь инструмент. Эрик убил его. Он убивает всех. Рейчел взяла его ладонь. Они какое-то время сидели так, держась за руки.

Дверь открыл молодой полицейский. Эрик инстинктивно хотел отдернуть руку, но Рейчел удержала ее.

— Эрик.

— Да.

— Не дай им перевезти ее.

— Что?

— Они не заинтересованы в том, чтобы она выжила. Они хотят лишь ограничить распространение вируса и провести анализы. Вскрытие.

По телу Эрика прошла дрожь. Рейчел сильнее сжала его ладонь.

— Придумай способ, Эрик. Не дай им забрать ее.

Он кивнул.

— Я обещаю.

Женщина отпустила руку и встала.

— Удачи, профессор. И помни, что ты был прав, когда увидел водителя такси у отеля.

— Что такое?

— Хорошие люди существуют. В Тель-Авиве тоже.

— Я знаю.

Рейчел быстро кивнула и пошла к стеклянной двери, прихрамывая на левую ногу.

— Рейчел.

Она остановилась, но не обернулась.

— Береги себя.

Она тихо ответила, продолжая стоять к нему спиной:

— Счастливого путешествия.

После Рейчел ушла, оставив стеклянную дверь открытой. Эрик стоял и неотрывно смотрел на полуоткрытую створку. Полицейский у него за спиной откашлялся:

— Эрик Сёдерквист. Я провожу вас на рейс авиакомпании «Норвежин»[107] в Стокгольм.

Эрик кивнул и последовал за полицейским. Снаружи стояла полицейская машина с мигающими огнями. Мужчина открыл заднюю дверь, и Эрик уселся на черное кожаное сиденье. Там лежал белый конверт, на котором было небрежно написано его имя. Когда машина стала набирать скорость по направлению к зданию терминала, Эрик взял конверт и оторвал его край. Там лежала всего одна вещь. Маленький красный документ. Привычный и потрепанный. У Эрика не было денег, телефона и ключей от дома. Но теперь у него был паспорт. Его идентификация. Он крепко сжал его в руке и откинулся на спинку сиденья.

Стокгольм, Швеция

Мартин Абрахамссон несколько раз сжал и разжал ладонь, чтобы разогнать кровь. У него была «мышиная рука».[108] Вроде так это называют? Он просидел за клавиатурой шесть часов без перерыва. Его шеф, Габриелла Мальмборг, наконец возвращалась домой из Брюсселя. Она дала четкие указания по телефону. Шведы должны выдать Ханну Сёдерквист. Неофициально. Как неофициально выдать человека? Габриелла обговорила дело Сёдерквиста с министром иностранных дел. Он дал разрешение, но вместе с тем подчеркнул, что будет все отрицать, если информация просочится. Мартин понимал, что это значит. Но, несмотря на риски, приказ Габриеллы был четким — Швеция должна пойти навстречу американцам. Ханна должна быть без шума передана ФБР. В последний час Мартин занимался изучением закона о выдаче граждан и архива министерства юстиции. Возможно, правительство оформит специальное согласие на выдачу. Но такой вариант предполагал наличие преступления. Было ли совершено преступление? Если верить ФБР, то преступление совершил супруг. Но не Ханна Сёдерквист. В этом заключалась проблема.

Мартин закрыл глаза. За последние двое суток он спал не больше трех-четырех часов в день, поэтому организму потребовалось всего пара минут, чтобы воспользоваться случаем. Абрахамссон съежился на небольшом офисном стуле и вскоре уже небезопасно склонился на одну сторону. Зазвонил телефон. Мартин вздрогнул и, окончательно пробудившись, взглянул на мигающую трубку на столе. Неизвестный номер. Он протянул затекшую руку и ответил.

— Мистер Абрахамссон! У меня хорошие новости.

Пол Клинтон. Мартин уже ненавидел его.

— Какие?

— Он направляется домой.

— Кто?

— Эрик Сёдерквист.

Мартин вскочил со стула.

— Откуда ты знаешь?

Пол рассмеялся.

— Эй, ты забыл, с кем разговариваешь. Он летит сюда из Тель-Авива. Я встречу его в аэропорту через несколько часов. Мы поедем сразу в больницу. Предлагаю тебе встретить нас там с обоснованием и бумагами, чтобы мы решили все на месте. Потом сможешь поехать домой и понежиться с женой.

— Он проинформирован о том, что вы собираетесь перевезти Ханну Сёдерквист в Осло?

— Он проинформирован и положительно к этому относится.

— Положительно?

— Зуб даю. Он подпишет все необходимые документы и обещал помочь чем сможет. Он больше всего хочет, чтобы она выздоровела. Все просто.

— А что с подозрениями на его причастность?

— Долгая история. К сожалению, вся информация секретна. В любом случае он больше не подозреваемый.

Мартин глубоко вздохнул, одновременно пытаясь настроить свой уставший мозг на прием информации.

— Если он больше не подозреваемый, тогда какой, по-вашему, вирус у Ханны Сёдерквист? И как он к ней попал?

Пол выдержал паузу.

— Этого мы не знаем. Его изменившийся статус не решает проблему с Ханной Сёдерквист. Она по-прежнему больна, и у нас есть все причины подозревать возможность заражения с помощью биологического оружия. Подготовь все необходимое, и встретимся в больнице в четыре. Там ты и с Эриком Сёдерквистом познакомишься.

Связь прервалась. Мартин посмотрел на стрелки. Осталось четыре часа. Нужно много чего сделать, чтобы подготовить все обоснования. Абрахамссон вошел во внутреннюю сеть министерства иностранных дел. «Сможешь поехать домой и понежиться с женой». Боже, ну и идиот.

Тель-Авив, Израиль

Эрик зашел на борт раньше остальных пассажиров и сел в передней части салона. В самолете пахло пыльной тканью. Дверь в кабину была открыта, там внутри сидел пилот и просматривал папку. Две бортпроводницы хозяйничали поблизости. Слова Рейчел звенели в ушах. Вскрытие. Неужели правда? Но как ему спасти Ханну от ФБР? Как только Эрик прибудет в Швецию, Пол Клинтон встретит его в зале прилета. Они поедут прямо в больницу. Может ли Эрик отказаться подписывать разрешение МИДа? Вряд ли. ФБР и МИД найдут другие варианты ее вывоза.

Эрик едет домой. Не верится. К Ханне. Но он смертельно боится встречи с ней. Боится встретиться с ее болезнью. Боится настоящей реальности белой палаты в Каролинской больнице, вдали от Тель-Авива и Газы.

Салон начал наполняться пассажирами, которые толпились и толкались вокруг Эрика. Пожилая пара остановилась, и женщина кивнула на места в глубине. Эрик встал, чтобы пропустить их. Женщина села у окна, а мужчина, невысокий и коренастый, с лохматыми седыми волосами, рассеянно плюхнулся рядом. Эрик снова сел и пристегнул ремень. Женщина ткнула мужчину и сказала:

— Стиг, не забудь выключить мобильник.

Мужчина заворчал, достал рюкзак и вытащил черный «Сони Эрикссон». Вдруг Эрика осенило.

— Простите. Я забыл одну очень важную вещь и буду безмерно благодарен, если вы на минутку одолжите мне ваш телефон. Мне нужно только отправить сообщение.

Мужчина повернулся к жене, она покачала головой:

— Мы взлетаем. Ты должен отключить его.

Мужчина протянул Эрику трубку.

— Слышали? Не копайтесь, нет времени писать роман.

Эрик благодарно кивнул, взял телефон и вбил номер Йенса.

Лечу домой на Norwegian. Поеду прямо в больницу. МИД передаст Ханну ФБР.

//Эрик

Удостоверившись в том, что сообщение отправлено, Эрик удалил его и вернул телефон.

— Огромное спасибо. Вы оказали мне большую услугу.

— Не за что! Вы долго пробыли в Израиле?

Эрик покачал головой.

— Всего несколько дней.

— Успели посмотреть что-нибудь?

— Довольно много. А вы?

— Мы путешествуем вместе со Шведской церковью. Посетили Иерусалим и Вифлеем. Фантастика. Нам этого надолго хватит. Согласна, Моника?

Мужчина взглянул на жену, все еще недовольную тем, что он одолжил телефон. Она демонстративно отвернулась. Эрик вновь погрузился в круговорот мыслей. Самир Мустаф мертв, а лагерь уничтожен. Смогут ли израильтяне найти что-то полезное в конфискованных компьютерах? Возможно. Но это займет недели, а может, больше. И они в любом случае не обнародуют то, что обнаружили. Ханна не получит никакого волшебного лекарства. Это факт. Что произойдет? Она всю жизнь пролежит в коме? Организм в конце концов сдастся? Удастся ли ей выздороветь без антивируса? Может случиться чудо. Конечно. Но спазмы в животе, тяжесть в груди — все болезненно напоминало о том, что его подсознание знает лучше.

Самолет накренился, и двигатели загудели сильнее. Эрик посмотрел в иллюминатор, у которого сидела женщина. Внизу оставались позади тысячи домиков, разделенных петляющими очередями машин. Эрику не хватало музыки. Любой, которая смягчила бы спазмы в желудке. Эрик выудил из кармана маленький айпод — единственное, что у него сохранилось с тех пор, как он покинул Швецию. У него остались только плеер, паспорт и одежда. Он нажал на круглое меню, и дисплей загорелся. Эрик листал список композиторов, и его успокаивала возможность видеть хорошо знакомые имена. Он сел поудобнее и огляделся. Одна из бортпроводниц упаковывала еду на белой с красным тележке.

— Извините.

Она отставила два контейнера в сторону от тележки и подошла к Сёдерквисту с широкой улыбкой.

— Чем могу помочь?

— Я хотел бы одолжить наушники.

— Я посмотрю, что мы вам можем предложить.

Проводница исчезла в задней части самолета.

Эрик пальцами крутил маленький тонкий айпод и думал о том, как Самир пришел в камеру и принес плеер. Музыка объединяла их. Поддерживала. Наверное, больше чем религия, жажда мести и любовь. К ней они возвращались в самые трудные минуты. Самир хотел что-нибудь сделать для Эрика перед его тяжелой ночью. Музыка была лучшей, возможно, единственной вещью, которую он мог дать.

— Вот. Они не очень хорошие, но лучше, чем ничего.

Бортпроводница протянула Эрику пару простых черных наушников с серебряной дужкой и большими черными подушечками.

— Надеюсь, они подойдут.

— Спасибо большое. Отлично.

Эрик подсоединил наушники к плееру и снова вернулся к списку композиций. Тут он вспомнил последние слова Самира. Он сказал, что загрузил для Эрика музыку. Чайковский. Он назвал это шедевром. Седьмая симфония Чайковского. Что еще он сказал? «Может, она вернет любовь». Красиво. Это было единственное воспоминание, единственный след, оставшийся Эрику от Самира. Симфония. Он щелкнул на композитора и стал листать его произведения. Он нашел свои старые файлы: Вторую, Пятую и Шестую симфонии, два из его балетов, «Лебединое озеро» и «Щелкунчик», несколько концертов для фортепиано и скрипки, увертюру-фантазию «Ромео и Джульетта», камерную музыку… но Седьмой симфонии не было. Эрик был уверен, что никогда не слышал о Седьмой симфонии Чайковского.

— Что вы сказали?

Эрик поднял глаза и встретился взглядом с мужчиной с густыми седыми волосами.

— Я? Я что-то сказал?

Мужчина кивнул.

— Вы сказали «семь».

— Извините. Я разговаривал сам с собой.

— Интересная цифра. Важное число с символическим значением.

Эрик почувствовал раздражение и попытался демонстративно показать, что слушает музыку. Он оставил наушники на голове, а айпод держал перед собой.