Мона Сельберг Дан
— Привет, Пиа. Все в порядке. Мы будем пробовать новую ЭКГ. Наконец-то.
Невысокая женщина недоверчиво оглядела скованных мужчин, стоящих у носилок с коробками и с пакетами из супермаркета ICA. Она задала вопрос Томасу:
— Новую ЭКГ?
Томас повысил голос:
— Все верно. Буду благодарен, если вы займетесь пациенткой Ланнерстет из палаты сто семнадцать. Она жаловалась на головную боль. Принимая во внимание ее гипертонию и медикаменты…
Медсестра стояла некоторое время, не спуская глаз с носилок, потом покачала головой и вернулась в коридор. Томас обратился к Эрику:
— Пиа — хорошая девушка. Мне при случае нужно рассказать ей, чем мы… чем вы занимаетесь.
— Решать вам. Главное, чтобы ничего не сорвалось и нас не остановили до того, как мы закончим.
Томас промолчал. Его лицо выражало недоверие, когда они вкатили носилки в палату. Мужчины поставили их вровень с койкой, и Эрик тотчас начал перебирать коробки и пакеты. Компьютер он нашел в самой большой коробке. Эрику понадобилось несколько часов, чтобы собрать систему, найти нужные провода, удлинители для электрической составляющей и присоединить все пятьдесят проводов от сенсорного шлема к преобразователю. Сестра Пиа кружила вокруг палаты, и в конце концов Томас увел ее в приемную, чтобы все рассказать. Он проработал с Пией много лет и был уверен, что на нее можно положиться. Йенс не мог найти себе места.
— Ну как?
— Я почти готов. Ты же взял наногель?
Йенс кивнул и начал искать среди пакетов.
— Вот.
Вальберг вытащил тюбик с сиреневой блестящей субстанцией. Томас вернулся с планшетом в руке.
— Пиа, как и я, ничего не поняла в фантастических историях, но она уважает вашу веру в них. Она не помешает.
— Спасибо.
— Не за что. Теперь мне нужно взять некоторые анализы у пациента. Уже несколько часов мы тестируем лекарство-ингибитор «Сентрик Новатрон», о котором я уже говорил. Новый препарат только что одобрили для клинического использования. Мы первыми в Европе будем его использовать.
Эрик посмотрел на доктора снизу, так как сидел на полу и распутывал провода.
— Первыми? Это вселяет беспокойство.
Томас ухмыльнулся.
— Да, к сожалению, его изготовили не в подвале у террористов. Оно произведено одной из крупнейших в мире фармацевтических компаний, так что есть все основания беспокоиться.
— Но вы знаете, что делаете?
— Да, я знаю, что делаю. У меня есть гипотеза относительно размножения вируса. Если она верна, то «Сентрик Новатрон» должен дать результат.
Ветье подошел к Ханне и начал печатать команды на маленькой клавиатуре прямо под черными экранами. Эрик выдвинул стул и устроился у носилок, которые теперь функционировали как временный компьютерный стол. Он нажал кнопку включения и услышал, как в сервере, стоящем под носилками, заработала система вентиляции. Экран загорелся и начал установку драйверов. Эрик взял тюбик с гелем и подошел к Ханне. Томас стоял рядом и писал на планшете.
— Пока никакого эффекта от лекарства, но при нормальной динамике результат должен появиться очень скоро. А как у вас?
Эрик открыл тюбик и одной рукой отодвинул волосы с лица Ханны.
— Я нанесу гель. Он должен впитываться в течение получаса, прежде чем я приступлю к процедуре.
— Понимаю. Я по-прежнему не удовлетворен вашим рассказом о том, из чего состоит эта субстанция.
— Я знаю, но, как вам известно, изготавливал его не я. И мне не удалось связаться с ответственным профессором из Киотского университета. Мы находимся в разных часовых поясах. Но состав предыдущей версии, с которым вы ознакомились, должен совпадать на девяносто пять процентов.
— А как же медузы?
— Медузы… Природный морской компонент. Навредить не могут.
— Не знаю, совершенно безопасными они не являются.
Томас протиснулся мимо Эрика.
— Мне нужно вниз, отнести данные в лабораторию. У вас есть номер моего пейджера, Пиа здесь, на этаже. Удачи.
— Спасибо. Мы приступим минут через пятнадцать.
— Хорошо, посмотрим, успею ли я вернуться. Для меня самое важное — это тестирование «Сентрик Новатрон». Не хочу ничего плохо говорить о ваших примочках, но, думаю, вы понимаете.
Эрик с улыбкой произнес:
— Понимаю.
Когда доктор ушел, Эрик начал втирать гель Ханне в кожу головы. Он вспомнил, как наносил ей гель в прошлый раз. Она просила сделать ей массаж. Смеялась и ластилась. Но вместо того чтобы заняться любовью, Эрик подключил ее к программе и заразил смертельным вирусом. Он провел пальцами рядом с ушами и по лбу. Потом закрыл пустой тюбик крышкой и вытер пальцы салфеткой. Вернувшись к клавиатуре, Эрик запустил «Майнд серф». Йенс тихо сидел на одном из стульев для посетителей. Возможно, он уснул. Десять минут спустя все было готово. Теперь оставалось самое главное — протестировать, действительно ли «Надим» способна победить «Мону». Эрик знал, что компьютер с «Майнд серф» заражен. Если он загрузит антивирус на сервер, программа должна найти «Мону» и удалить ее. Нелегкая задача, если учесть, что вирус замаскирован, мутирует в реальном времени и наверняка обладает целым рядом неизвестных Эрику защитных механизмов. Он достал маленький айпод и подключил к разъему в компьютере. Плеер высветился как дополнительная иконка на экране, и Эрик с растущим волнением нашел бесценный файл.
Чайковский № 7 // Концерт для Надим
Несколько секунд он колебался, не нажимая кнопку. Если произойдет ошибка или файл окажется поврежденным, надежда испарится. Эрик снова вернулся к лотерее. Пока файл находился на экране, мечта жила. Эрик посмотрел на Ханну. Гель на лбу блестел, словно нимб. Скоро он наденет на нее сенсорный шлем и подключит к «Майнд серф». Но все зависело от антивируса Самира. Курсор дрожал на файле «Чайковский № 7». Пришло время услышать последнюю симфонию мастера. Эрик нажал на «ввод».
Они были одеты в белое: мужчина без лица и маленькая девочка. Ее волосы больше не выглядели растрепанными, а были аккуратно убраны под широкой диадемой. На мужчине были белые перчатки. Одной рукой он держал девочку, в другой — сжимал странный предмет. Жезл в виде конуса, острый на одном конце, округлый на другом. Незнакомец был поразительно красив, он мало чем напоминал людей, которых Ханна видела в жизни. Мужчина был одет в костюм, девочка — в тонкое летнее платье и красивые тряпочные туфли. Он был выше, чем Ханне показалось вначале. Крупнее. Ханна улыбнулась ему. Когда гладкая голова наклонилась к ней, женщина почувствовала, как напряглось все тело. Он был красив, чище и честнее, чем кто-либо. Нетронут. Мужчина выпрямился и наконец положил ладонь между ее грудей. Ханна попыталась привстать, стараясь ответить ему, но ремни крепко держали ее. В его прикосновении было что-то мучительно эротичное. Теперь остались только она и мужчина без лица. Они стали одним целым. Тут Ханна вспомнила о девочке и осторожно повернула голову. Давление на грудь росло. Девочка стояла в нескольких метрах от кровати, по щекам бежали слезы. В тот момент, когда их взгляды встретились, как будто по стене из кристаллов стукнули молотом. Ханну охватила паника. Она попыталась закричать, но воздуха не было. Она в ужасе вперила взгляд в ровную поверхность вместо лица. Его рука сломает ей ребра, доберется до легких и сердца. Скоро грудная клетка не выдержит. Ханна была права. Это храм, а она лежит на алтаре. Но не как богиня, а как жертва. Вдруг появился воздух, а вместе с ним и крик. Громкий и пронзительный. Но кричала не Ханна. Кричала маленькая девочка.
«Надим» потребовалось меньше пяти секунд, чтобы выследить в компьютере «Мону». Эрик не спускал глаз с экрана. Он показывал только мигающий циферблат с вращающейся стрелкой. Странной деталью являлось то, что стрелка вращалась неправильно, в обратную сторону. Хотя Эрик не мог проследить, что делает антивирус, он вполне представлял, что сейчас идет цифровая битва. Бой не на жизнь, а на смерть между мутировавшей «Моной» и высокотехнологичной «Надим». Бой между матерью и дочерью. В полумраке комнаты стояла тишина, было лишь слышно, как работает респиратор Ханны. Эрик весь сжался и боялся дышать. Антивирус должен победить инфекцию в компьютере. Если у него не получится, то и Ханну спасти не удастся. Семь долгих минут спустя часы исчезли, и несколько секунд экран оставался черным. Потом раздался звонкий сигнал, и на экране высветилось короткое сообщение.
MONA DELETED[110]
Ошарашенный, Эрик смотрел на экран. Неужели так просто? Никаких симфоний и барабанной дроби? Никаких разноцветных анимаций и графических фейерверков? Самый страшный компьютерный вирус уничтожен за несколько минут, а в результате Эрик услышал лишь один звуковой сигнал.
— Черт побери, совершенно невероятно!
Йенс потянулся на стуле и заморгал, пробудившись:
— Что?
— Он работает. Антивирус работает!
Йенс поднялся и встал за спиной у Эрика.
— Но работает ли он на человеке? Работает ли на Ханне?
— Понятия не имею. Возможно, что нет. Но теперь самое время это узнать. Если не сработает, то нам придется последовать совету Томаса и привести сюда раввина.
Йенс положил свои крупные ладони другу на плечи и сделал несколько массажных движений.
— Брат, сегодня ты у нас раввин. Действуй.
Эрик серьезно кивнул и встал.
— Помоги мне.
Он осторожно поднял шлем, аккуратно, чтобы не запутаться. Йенс подхватил связку разноцветных проводов и бережно положил их Ханне на талию. Потом Эрик надел шлем на ее липкую голову. На некоторое время он задумался, сомневаясь, нужно ли подключать зрительные сенсоры, но потом решил, что должен использовать как можно больше контактных точек. Эрик опустил темные очки и ввернул иглы с каждой стороны. По щеке Ханны скатилась капля крови и испачкала подушку. Йенс взволнованно взглянул на друга.
— Все под контролем?
— Более-менее.
Эрик вернулся к клавиатуре. Система установила контакт с мозгом Ханны. В течение пары секунд на экране появилась серия сообщений.
CONTACT ESTABLISHED
RECEIVING NEURODATA
SIGNAL STRENGTH 87 %[111]
Контакт был не таким сильным, как раньше, но этого должно хватить. Главный вопрос заключался в том, достаточной ли будет сила сигнала, чтобы «Надим» распознала, что есть еще один зараженный объект — мозг Ханны. Эрик надеялся, что антивирусная программа настроена на поиск в имеющихся жестких дисках и серверах. Мозг Ханны выступал в роли внешнего жесткого диска. Эрик собрался с духом и активировал «Надим». Экран мигнул, и на нем снова появился маленький циферблат. Стрелки вращались в обратную сторону. Антивирусная программа с чем-то работала, и это не могла быть инфекция в компьютере, потому что с ней уже покончено. Значит, «Надим» нашла еще одну инфекцию, и она может находиться только в одном месте. Йенс, похожий на каменную статую, стоял у окна, не сводя глаз с лица Ханны. Вдруг в коридоре раздался сигнал тревоги. Эрик не сразу понял, что сигнал исходит от Ханны. Графики на экранах у изголовья кровати резко изменились. Колебания графика ЭЭГ превысило все нормы. ЭКГ тоже изменила рисунок и стала прерывистой и неровной. Йенс с ужасом во взгляде смотрел на Эрика.
— Что, черт возьми, происходит? Что мы наделали?
Дверь распахнулась, и в палату влетела Пиа.
— Ничего не трогайте! Доктор идет сюда.
Она подбежала к кровати, потрогала лоб Ханны, а затем стала изучать графики на экранах.
— Господи боже мой.
Медсестра отпрянула назад. Эрик обратился к ней:
— Что?
— Я никогда не видела ничего похожего. У нее сердечный приступ.
Женщина наклонилась вперед и вбила команды в компьютер у кровати. Эрик нетерпеливо спросил:
— Что происходит? Что мы можем сделать?
Пиа ответила, не отводя взгляда от экранов:
— Возьмите ее руку.
Эрик непонимающе взглянул на сестру, но подался вперед и нащупал мягкую ладонь Ханны.
— А теперь?
Пиа не ответила и умоляюще посмотрела на Йенса.
— Возьмите ее другую руку.
Йенс кивнул. Они стояли, держа Ханну за руки, не сводя глаз с тревожного узора графиков. Йенс тихо прошептал, обращаясь скорее к самому себе:
— Что мы натворили?
Она ничего не могла сделать. Ремни держали крепко, а мужчина давил так сильно, что грудная клетка готова была треснуть. Ханна не хотела умирать. Она хотела жить, и жить, и жить. Она заметила конусообразный жезл, который мужчина держал в другой руке, занеся над головой. Ханна скрестила руки, приготовившись к боли. Тут появилась маленькая девочка. Она с безумной яростью налетела на мужчину. Била его ногами, кусалась и царапалась. Он отшатнулся в сторону, его рука перестала давить на грудь. Девочка цеплялась за него, махала руками. Мужчина оттолкнул ее, и она больно ударилась об пол. Казалось, он был ошарашен. Но потом он собрался, покачал головой и снова встал перед кроватью. Девочка мертва? Нет, она шевелится. Она лежала на полу, но подняла голову и посмотрела на Ханну. Ханна попыталась улыбнуться ей.
Мужчина положил свою тяжелую руку ей на плечо и прижал. Ханне не нужно было смотреть на него, чтобы понять, что он собирается сделать. Она сфокусировала взгляд на девочке. Все будет хорошо. Ханна готова. Она чувствовала, что девочка все понимает. Ханна любила ее. Больше, чем кого-либо на свете. Вдруг что-то произошло. Стены, потолок и пол храма превратились в песок. Всё, кроме девочки, разрушилось. Сначала Ханна подумала, что это галлюцинация, вызванная нехваткой кислорода и паникой. Но песок приближался, быстро надвигаясь, подобно бесшумной волне. Все превратилось в бегущий белый песок, который проваливался в черное ничто. Девочка смотрела на Ханну, широко раскрыв глаза. Она подняла руку, хотела что-то сказать, но растворилась. Исчезла. Ханна посмотрела на мужчину, и ей на секунду показалось, что она увидела лицо на плоской поверхности. Потом все превратилось в белый песок. Зал, кровать, мужчина. Мир растворился, и Ханна начала свободное падение. Беспомощно полетела через беззвездный космос. Быстрее и быстрее.
Они услышали торопливые шаги в коридоре. Томас Ветье ворвался в палату, одетый в темно-серые джинсы и свитер винного цвета. Без перчаток, лишь в упрощенном варианте маски. Он подбежал к экранам с графиками, изучил их за несколько сумасшедших секунд, напечатал команды и начал молча следить за рядами цифр. Потом обратился к Пиа:
— Когда это началось?
— Сигнал сработал восемь минут назад.
Доктор перевел взгляд на Эрика.
— Что вы сделали?
— Это случилось вскоре после того, как я подключил ее к «Майнд серф».
Врач скрестил руки и снова обратился к Пиа:
— Мы должны остановить процесс. У нее сердечный приступ. Точно как у Матса Хагстрёма. В этот раз мы не будем сомневаться. Дайте ей больше «Сентрик Новатрон». И «Крес Финемал», если потребуется. Поторопитесь!
Пиа кивнула и выбежала из палаты. Томас говорил, не спуская глаз с цифр. В голосе звучало недовольство.
— Вам, наверное, стоит убрать оборудование с ее головы.
Эрик вдруг понял, что на Ханне все еще надет сенсорный шлем. Разноцветные кабели падали на плечи и свисали до пола. Эрик повернулся к «Майнд серф» и увидел, что на экране мигает маленький циферблат. Стрелки крутились в обратную сторону. «Надим» продолжала бороться с вирусом. Эрик взглянул на Томаса:
— Я хотел бы оставить шлем. Он ни на что не повлияет.
Эрик лгал. Он понятия не имел, была ли «Надим» причиной кризиса. Возможно, решение не отключать компьютер могло оказаться смертельно опасным. Томас нетерпеливо покачал головой, когда Пиа вернулась с капельницей. Пиа засуетилась около кровати Ханны, сняла старую капельницу и заменила на новую. Доктор скрестил руки на груди и внимательно посмотрел на экраны. Графики по-прежнему оставались неровными.
— Давай.
Эрик наклонился ближе к экранам, как будто разговаривал с ними.
— Ну, давай. Эффект. Дай мне эффект.
Йенс поймал взгляд Эрика.
Тут сумасшедшая амплитуда ЭЭГ-диаграммы уменьшилась, и ЭЭГ снова начала рисовать зигзаги в нормальных пределах. Вслед за ней успокоилась и кривая ЭКГ. Эрик тяжело опустился на стул около компьютера «Майнд серф» и выдохнул весь воздух, который держал в легких, вероятно, с того момента, как сработала сигнализация. Йенс стоял, продолжая сжимать руку Ханны. Лицо его побелело.
— Скажите что-нибудь, доктор. Стало лучше? Что происходит?
Врач долго не отвечал. Потом кивнул:
— Лучше. Вернее сказать, все так, как было в последние две недели.
Он повернулся к Эрику:
— Нам удалось преодолеть самый острый кризис.
Эрик взглянул на монитор и покачал головой:
— Бой продолжается.
На экране продолжал светиться циферблат.
Должно быть, она потеряла сознание. Открыв глаза, Ханна увидела, что лежит на животе в блестящей золотом пустыне. Песок был теплым и приятным, как сахарная пудра. Ханна села и огляделась. Небо было бордовым, а пустыня не имела ни конца ни края. Ханна уже бывала здесь. Когда — не помнила. Здесь не дул ветер, ничем не пахло, не раздавались звуки. Она вытянула ноги и легла на спину. Теплый песок окутывал тело. Ее клонило в сон. Ханна смотрела вверх, на красное небо, покрытое плотным пушистым одеялом из облаков. Ей нравилось опускать пальцы в нежный песок. Как она сюда попала? Где находится это место? Левая рука наткнулась на что-то твердое. Ханна приподнялась на локте. Старый будильник. С черной облупившейся краской, ржавый, с разбитым стеклом. Маленькие стрелки не двигались, и будильник наверняка не работал уже много лет. Часы тоже казались знакомыми. Ханна повернула их и посмотрела на плоский заводной ключ. Сможет ли она завести их? Едва Ханна обхватила пальцами ключик, ослепительный луч солнца разорвал алое облачное одеяло. Он появился так неожиданно и был таким ярким, что будильник выпал у нее из рук, и Ханна упала на песок, закрыв лицо ладонями. Солнце сожгло красные облака, и мир погрузился в белое сияние.
Пока Эрик сидел у кровати на одном из стульев для посетителей, в памяти всплывала вереница образов: лица, места, события. Все случилось в таком головокружительном темпе, что он не мог ни на секунду расслабиться. Вот улыбающийся Матс Хагстрём бросает яблоко судьбы. Тринадцатая встреча с инвестором. Английская набережная в Ницце, библиотека в Тель-Авиве и чертополох в Газе. Эрика не покидало ощущение, что все это произошло не с ним. Как будто ему показывали кадры из фильма, что-то, что он видел со стороны. Он вспомнил тело Самира в поднимавшемся в воздух песке. Кто-нибудь похоронит его достойно? Едва ли. Там, в утренней дымке, могло лежать тело Эрика. Или с пулей в спине у ограждения в аэропорту «Бен Гурион». Все могло закончиться еще раньше, если бы он сам протестировал «Майнд серф», после того как Ханна зашла на страницу банка. Эрик взглянул на жену. Прошло уже три часа с того момента, как ее показатели стабилизировались. «Майнд серф» Эрик отключил. В палате стояла тишина. Воздух был странным образом разряжен, как после сильной грозы. Томас Ветье вошел с двумя докторами. Они некоторое время стояли у кровати и перешептывались. Кто-то кивал с улыбкой. Уходя, Томас приобнял Эрика.
— По-видимому, «Сентрик Новатрон» работает. Поразительно, какие улучшения произошли всего за несколько часов.
— Что это означает?
— Рано делать прогнозы, но эта женщина доказала, что она сильная. Теперь ингибитор помогает ей победить вирус.
— Потрясающие новости!
— Бесспорно. Но, и это важное «но», после многих суток в коме, всех взлетов и падений, она могла сильно пострадать. Сердце, мозг, нервы. Я не хочу вас расстраивать, но в своей работе я должен быть немного пессимистом. Или, лучше сказать, реалистом.
Ветье заметил беспокойство Эрика и поспешил добавить:
— Но, как уже было сказано, сейчас многое идет в верном направлении.
— Какие наши действия теперь?
Томас бросил взгляд на силуэт Ханны у окна и открыл дверь в коридор.
— Будем ждать.
Дверь мягко закрылась за ним. Эрик продолжал сидеть, опустив глаза в пол. Показатели Ханны улучшились, и Томас уверен, что этому способствовало лекарство-ингибитор. Может, он и прав. Или в этом заслуга «Надим». Как бы ни было, благодаря антивирусу многое пошло в верном направлении. Но Ханна могла пострадать. Эрик нетерпеливо встал, подошел к столу с компьютером и отключил «Айпод». Немного музыки, чтобы успокоиться. Он вернулся на стул и стал прокручивать список музыки. Ему хотелось бы иметь в распоряжении настоящую Седьмую симфонию Чайковского. Если бы она существовала. Эрик бы хотел знать, веселая она или мрачная. Помня, как Чайковский чувствовал себя в конце жизни, можно предположить, что она бы имела очень мрачное звучание.
Эрик вышел из раздела музыки и зашел в главное меню, чтобы снова испытать фантастическое чувство, которое охватило его, когда он впервые обнаружил антивирус. Он промотал вниз до новой рубрики «Для Эрика» и открыл ее. Пусто. Он поднес дисплей ближе. Ничего. Седьмая симфония исчезла. «Надим» исчезла. Как такое было возможно? Эрик встал, подошел к компьютеру и включил серверы. Пока система прогревалась, он снова посмотрел на «Айпод». Очевидно, «Надим» удалилась сама после использования. Программа была бесценной для Израиля, для мира. «Надим» могла оживить сотни тысяч зараженных компьютеров по всему миру, которые теперь нельзя было использовать. На мониторе высветился рабочий стол, и Эрик запустил поиск «Надим». Компьютер искал несколько секунд, а потом выдал результат. Результат, о котором Эрик знал еще до того, как начал поиск.
NADIM NOT FOUND[112]
Сёдерквист стоял, не двигаясь и держа обе руки на клавиатуре. Пытался собраться с мыслями. Самир Мустаф хотел помочь ему спасти Ханну. Но он к тому же позаботился о том, чтобы Эрик не распространил антивирус и не использовал его в других целях. Версия «Надим», которая досталась Эрику, была настроена на самоуничтожение спустя определенное время или после определенной последовательности событий. Эрик загрузил программу в свой основной компьютер, а затем еще в одно звено, в данном случае в мозг Ханны. Эрик вздрогнул, подумав о последствиях, которые наступили бы, если бы он проверил антивирус на другом компьютере, прежде чем подключить Ханну. Или если бы дал Полу Клинтону снять копию.
Эрик в упор смотрел на три слова, мигающие на экране. Значит, миру придется обойтись без «Надим», без Седьмой симфонии Чайковского. Без антивируса восстановление поврежденных систем будет тяжелым и длительным процессом. Естественно, всю поврежденную информацию и все программы пришлось удалить, чтобы начать все заново. Расходы будут неимоверными. Эрик с грустью покачал головой, взял стул у двери и сел как можно ближе к кровати. Антивирус был удален. Теперь он остался только в теле Ханны. Возможно, там остались они обе, «Надим» и «Мона». Или, может, одна уже уничтожена, уступив место победительнице. Кто же все-таки сильнее? Мать или дочь? Подтверждение о том, что вирус удален, так и не появилось. Маленький циферблат просто исчез, оставив экран пустым. Нельзя узнать, удачно ли прошла операция.
В палате ощущалось спокойствие, это место было удивительным образом отделено от остального мира. Как будто Эрик с Ханной остались последними обитателями Земли, одни в белом кубе. Эрик провел рукой по волосам и взглянул на черные экраны. Респиратор отсоединили, и Ханна дышала самостоятельно. Он слушал ее дыхание, ровное и ритмичное. Словно шорох далеких волн. Эрик всегда мечтал жить у моря. Он подумал об их домике на Даларё. За это лето они ни разу туда не съездили. Больше всего Эрик хотел бы быть там с ней сейчас. Лежать на мостках рядом с ней. Слушать шум моря.
Эрик просидел на стуле всю ночь. Он смотрел на жену и мечтал о том, чтобы она проснулась. Представлял себе, как снова увидит ее открытые глаза. Что он почувствует? Что скажет? Получилось наоборот. Около половины пятого Эрик заснул и крепко спал полтора часа. Когда он сонный вернулся в телесную оболочку, обнаружив себя вплотную к стене у респиратора, и ощутил боль от неудобного положения, на него смотрела Ханна. Эрик попытался сфокусировать взгляд, уверенный в том, что все еще спит. Но тут жена улыбнулась. Мокрая от пота голова была глубоко погружена в подушку, волосы падали на плечо и грудь, струились, словно золотое море, вокруг ее бледного лица. Эрик сидел, не моргая, как будто любое движение могло спугнуть Ханну. Несколько долгих секунд спустя он выдавил из себя единственное, что пришло ему в голову:
— Прости.
Слезы комом встали в горле.
— Прости за все.
Ханна закрыла глаза. Потом медленно разжала губы. Вдохнула.
— Ты…
Голос был слабым, как еле слышный шепот.
— Помнишь…
Эрик наклонился к жене. Она с трудом продолжала:
— Ты помнишь… мой фильм?
Он заморгал, прогоняя слезы.
— Love story?[113]
Ханна улыбнулась. Соленая волна поднялась у Эрика в горле, и он понимающе закивал. Ханна следила за мужем глазами, когда он встал со стула, снял маску, наклонился и поцеловал ее. Осторожно. Лоб. Глаза. Переносицу. Все такое знакомое. Такое родное. Прежде чем прижаться к мягким губам, Эрик, овеянный ее слабым дыханием, прошептал:
— С возвращением, любимая.
Иерусалим, Израиль
Этой осенью «Бьянчи» должны были выпустить совершенно новую раму. Синон прочитал об этом в журнале «Байсиклинг». Раму, которая легче, но при этом прочнее его нынешней. Он написал письмо в компанию, чтобы попытаться такую заказать, но ее представители еще не были уверены в цене и дате доставки. Цена Синона не волновала. Он уже потратил на хобби больше четырехсот тысяч. Но это была его единственная причуда, во всем остальном он жил как аскет. Синон крутил педали, вдыхая и выдыхая один запах за другим. Влажность воздуха усиливала ароматы, и Синон рассекал лужи, образовавшиеся в неровностях асфальта. Так рано машин не было, и он мог использовать всю ширину дороги, чтобы вписываться в повороты и наращивать скорость. Мышцы бедер усиленно работали; Синон чаще стоял, чем сидел. Первая половина маршрута вела в гору, и временами дорога шла круто вверх. Сначала Синон тренировал сердце и усиливал нагрузку до предела. Затем на спуске основными становились концентрация и техника.
Синон думал обо всем, что случилось за последние недели. «Моссад» внедрился в группировку и направил туда оперативную группу. Все были мертвы: Ахмад Вайзи, Самир Мустаф, Мохаммад Мурид, палестинцы, которых Синон нанял у ХАМАСа, оба прошедшие специальную подготовку в Иране. Бена Шавита славили как героя. Это был исторический провал «Хезболлы». Если бы у Синона были хотя бы еще одни сутки, Бен подписал бы договор. Но история не терпит сослагательного наклонения. У Аллаха оказались другие планы. В любом случае в системах по всему миру оставался компьютерный вирус, и потребуются неимоверные усилия, чтобы восстановить сети. Усилия будут стоить Западу сотни миллиардов. Это своего рода победа. Враг ослаб и вынужден тратить энергию не на ведение войны и оккупацию. Синон проехал мимо одинокого бегуна, который, тяжело дыша, боролся с подъемом на Оливковый холм.
Он подумал о себе. Его все еще никто не обнаружил. Поразительно. Подумать только, прославленный «Моссад» пропустил врага прямо у себя перед носом. Как ему наилучшим образом использовать свое уникальное положение? Синон мог по-прежнему причинить врагу вред. Однако опасно быть слишком самоуверенным, рано или поздно «Моссад» разоблачит его. Синон мог бы покинуть страну уже сегодня. Всем, что он делал, он уже обеспечил себе место на небесах. Но он солдат. Нельзя упускать такой уникальный шанс. Синон краем глаза посмотрел на часы. Похоже, он установит новое рекордное время на первом этапе. Синон начал крутить педали сильнее. Лучшее, что он мог сделать, — перерезать горло Бену. В его собственном доме, на глазах у семьи. Какие заголовки! Какая месть за фиаско в Газе!
Синон доехал до вершины и не стал останавливаться. Не до остановок, когда он показывает такое хорошее время. Дорога шла вниз, становясь все отвеснее. Синон наклонился к рулю, чтобы нестись еще быстрее. Он вспомнил о Рейчел Папо. Она выжила. Почти невероятное везение. Теперь она, должно быть, стала осторожнее. Охрана усилилась. Но у Синона по-прежнему оставался козырь. Адрес учреждения, где жила ее сестра-инвалид. Он может просто поехать туда и забрать ее. Идея взбудоражила Синона. Он снимет на пленку все, что с ней сделает, и отправит запись Рейчел. Синон пригнулся ближе к раме. Ветер выл в ушах и сдувал слезы, которые поднимались наверх наискосок от глаз и текли обратно на щеки. Когда Синон ехал на большой скорости, наклонившись вперед, то становился единым целым с велосипедом и мысли уходили из головы. Ему удалось держать скорость почти семь километров, и под конец он выехал на дорогу, ведущую к его дому.
Улица была пустынна. Синон переключил передачу и давил на педали из последних сил, чтобы упрочить то, что, как он уже знал, станет новым рекордом. Два километра спустя Синон въехал на задний двор большой виллы и в нетерпении посмотрел на часы. Невероятно. Он на четыре минуты улучшил свой предыдущий рекорд. Он отдал все силы, но был счастлив. Это знак. Знак того, что Синон сильнее, чем когда-либо. Знак того, что с ним Аллах и что возможно все. Он прислонил велосипед к стене, взял шлем в руку, потянулся ноющими конечностями и пошел к передней части дома. Он был измучен и хотел пить. Все окна были закрыты, семья еще спала. Если повезет, Синон сможет прилечь рядом с женой и поспать еще полчаса до завтрака.
Обогнув угол дома, он увидел, что на капоте его машины сидит девушка. Он начал моргать, чтобы получше разглядеть человека на ярком солнце. Кто-нибудь из подруг его дочери? Сидит тут и ждет, когда они пойдут в школу? Но так рано? И на его машине? Девушка была одета в тренировочный комбинезон и черные кроссовки. Синон разозлился и прибавил шагу. Когда до автомобиля оставалось несколько метров, девушка обернулась, и он понял свою ошибку. Синон остановился и выронил шлем на землю, безуспешно силясь поймать хоть одну толковую мысль у себя в голове. Он знал, что ничего не может сделать. Ни в данной ситуации, ни с этим человеком. Рейчел Папо с улыбкой сказала:
— Доброе утро, господин Кац.
Эпилог
Их незамысловатый домик ютился между гигантскими виллами в стиле Новой Англии и построенным по индивидуальному заказу стеклянным дворцом. Красный домик не был утеплен, и в нем отсутствовали современные удобства. Туалет на улице и ручной насос не были чем-то уникальным для острова Даларё. Возможно, Сёдерквистам стоило вложить деньги и улучшить условия. А может, и нет. Им нравилось нынешнее положение. Здесь они ссорились, смеялись, плакали и занимались любовью летом годами напролет. Лодка тоже была странным объектом на острове. В то время как другие катались на яхтах, водных скутерах и надувных лодках, Сёдерквисты довольствовались дряхлой весельной лодкой с серо-зеленым мотором. Эрик не помнил, когда ее заводили в последний раз. Лодка теперь спокойно покачивалась у причала. По телу разливалось тепло от выпитого вина. С бухты Юнгфруфйерден дул легкий бриз. Прошел дождь и наполнил воздух свежестью и влагой. Доски под голой спиной были скользкими от водорослей. Эрик не мог разобрать, то ли сейчас раннее утро, то ли поздняя ночь. Неважно.
Ханна вплела свои пальцы в его и прошептала едва слышно:
— Я хочу ребенка.
Эрик поцеловал ее мокрые волосы и крепко обнял. Счастье, именно в этот момент, с этим ударом сердца, было самым огромным в его жизни. Чувство покоя, уверенности и чудесного будущего. Жена прижала лицо к его груди.
— Назовем ее Моной.
Эрик рассмеялся.
— А если будет мальчик?
Ханна повернула голову к бухте и сказала, растягивая слова, как будто слушала внутренний голос:
— Мальчик?
Горизонт скрывался за туманом, и над Рёгрундом продолжал идти дождь. Ханна отпустила руку мужа и перевернулась на спину.
— Не будет.
Доктор Томас Ветье раздраженно заморгал от яркого света. У него была острая мигрень, и он устал. Перед ним лежали все документы, бумаги, записи и журналы о Матсе Хагстрёме и Ханне Сёдерквист. Ветье работал с раннего утра, и ему давно уже стоило уехать домой. Но он не мог оторваться от странных случаев болезни, которые занимали его мысли все последнее время. За больше чем двадцать лет врачебной практики Томас не видел ничего похожего. Конечно, тело было и остается чудом, и вместе с тем как человечество продолжает открывать новые виды животных и растений, так и в организме еще очень многое все еще до конца не изучено. Однако существовали определенные алгоритмы, биологическая логика, влиявшая на организм и ведущая его в определенном направлении. Базовые медицинские законы помогали предугадать ход развития заболевания. Но случаи Матса и Ханны были особенными. Каждый раз, когда, казалось, Ветье находил логику, условия менялись. Каждый раз, когда он был готов поставить диагноз, хоть и с большой долей неуверенности, появлялись симптомы, рушившие его теории.
Ветье консультировался у ряда экспертов в Швеции и за ее пределами. Он получил сотни газетных статей, предложений и рекомендаций. Но ничто не помогло ему сформулировать приемлемое заключение. После большого количества анализов и проб доктор понял, что вирус во многом походил на коронавирус, который вызвал атипичную пневмонию — заразное острое воспаление легких, поразившее эпидемией Азию, Канаду и Ближний Восток. Коронавирус был сферической формы, диаметром девяносто нанометров. Так же как и вирус атипичной пневмонии, он имел выросты на поверхности, делавшие его похожим на королевскую корону в микроскопе. Лаборатории в Хюддинге удалось дать описание внутренней капсулы, состоящей из крайне сложных протеинов. Как и атипичная пневмония, вирус умел обманывать иммунную защиту организма. Новый вирус получил имя NLV, Novel Lenti Virus. После всех попыток использования конвенциональных и неконвенциональных методов лечения лекарство «Сентрик Новатрон» наконец победило вирус у Ханны Сёдерквист. Это произошло невероятно быстро и без видимых побочных эффектов. Самым удивительным было то, что тесты, сделанные всего через несколько часов после того, как Ханна Сёдерквист покинула больницу, не указывали на хоть какое-то взаимодействие между NLV и «Сентрик Новатрон». Лекарство подействовало только в ее организме, и эффект невозможно было воспроизвести в лаборатории. Данные были противоречивы. При сравнительном анализе показателей Матса Хагстрёма и Ханны Сёдерквист можно было обнаружить некоторые сходства. Без сомнения, их обоих поразил вирус NLV, но одновременно с этим у каждого носителя вирус имел уникальные свойства.
Томаса больше всего волновало то, что у них, возможно, появились еще два случая. Один из них — женщина со схожими симптомами, уже двое суток лежавшая в больнице Хюддинге. Женщина к тому же работала в том же банке, что и Ханна Сёдерквист. О втором сообщил Бергмарк из больницы «Сёдершюкхюсет»: у водителя «Скорой помощи» проявились симптомы вируса NLV. Водитель отвозил Матса Хагстрёма в больницу. Действие «Сентрик Новатрон» было испробовано на нем, но безрезультатно.
Возможно, это был не NLV. Результаты анализов появятся самое раннее завтра в первой половине дня. И врачи по-прежнему не знали, как передавался вирус. Что же Томасу написать в отчете? Как свести все воедино? На сегодняшний день де факто существуют только два описанных и доказанных случая. Два других могли оказаться чем угодно. В таком случае NLV был лишь отклонением в относительно предсказуемом биологическом развитии. Что-то, что не должно будет повториться. Томас в глубине души надеялся, что сейчас был именно такой случай. Иначе же они ждали слишком долго, прежде чем перевести Ханну Сёдерквист в изолированное отделение. Только после смерти Матса Хагстрёма Томасу наконец удалось получить разрешение на перевод. К тому моменту с ней уже контактировало большое число врачей и медсестер.
Ветье глотнул воды. Сестра Пиа распахнула дверь в приемную и села на стул рядом с ним.
— Как дела?
— Не очень. Честно сказать, я не знаю, что писать.
Пиа улыбнулась.
— Может, лучше сделать это завтра, когда вы будете более отдохнувшим?
Доктор отклонился назад и снял очки.
— А вы? Как долго вы собираетесь тут сидеть?
Женщина покачала головой.
— Я хотела остаться до утренней смены в шесть утра, но, мне кажется, не смогу. Я плохо спала.
Томас собрал документы и сложил их в зеленую настенную папку.
— Вы пьете слишком много кофе?
— Нет. Я…
Пиа замолчала.
— Что?
— Мне снились кошмары. Ужасные кошмары, от которых я просыпалась.
Доктор открыл шкаф для документов и вернул папку на место.
— Какие кошмары?
— Я не помню их целиком, но было жутко страшно. Мне снился Судный день. Конец света. Там был будильник. Почему-то именно его я запомнила. Старый ржавый будильник. И маленькая девочка. Чумазая девочка с темными вьющимися волосами.
Томас посмотрел медсестре в глаза. Она рассмеялась. Нервным смехом, как будто стыдилась того, что рассказала о своем сне. Потом откашлялась:
— Ну… Так что доктор об этом думает?
Ветье не ответил. Он не знал, что сказать. В последнее время он тоже ночами встречал маленькую девочку с вьющимися волосами.
За окном Каролинской больницы раннее утреннее солнце превращало капли пролившегося ночью дождя в пар. Капли возвращаются туда же, откуда появляются. Мусорные машины шумят за воротами, и в окрестностях больницы пахнет свежеиспеченным хлебом, возможно, из пекарни на Кунгсхольме. Ветер овевает стоящий у пункта «Норртулл» грузовик с открытым кузовом, унося за собой строительную пыль, которая тонкой пленкой оседает на окнах припаркованных у магазина «Хага Форум» автомобилей. Шоссе Сольнавэген заполняется людьми, спешащими на работу, в детские сады и в школы. Стокгольм просыпается и вступает в еще один жаркий день позднего лета.
Нет ничего заразнее компьютерного вируса.
- Цветок потемнел, увяли его лепестки,
- но завтра, на рассвете, зацветет он вновь.
Авром Суцкевер
