Бабник Грей Мари

Мари Грей

Бабник

Фредерик внезапно проснулся. Это было одно из тех резких пробуждений, когда вас мучает кошмар и вам кажется, что вы только что избежали чудовищную катастрофу: холодный пот, пустота в желудке, ощущение того, что вы чуть было не пережили эту катастрофу, сердце бьется в бешенном ритме, грудь словно зажата в тисках. Ужасное пробуждение. Он попытался резко встать, но ему это не удалось. «Но что случилось?».

Наконец он заметил длинную трубку, тянущуюся от его руки к машинке, издающей отвратительное «пип, пип…» в его изголовье. Он попытался понять, что с ним произошло. Однако воспоминания были смутными. Он догадывался, что находится в больнице, но не знал, как и почему в ней оказался.

Его охватила паника, и тысячи вопросов, атаковавшие его мозг, выявили со всей очевидностью: кроме своего имени, он не знает ничего. Он смутно припоминал эту комнату, кажется, он уже просыпался в ней – час, день, неделю назад? – и врача, который его осматривал. Он также помнил, что пытался объяснить ему, что почти ничего не помнит. Тот внимательней осмотрел его, но не нашел ничего серьезного и сказал, что память обязательно вернется к нему через какое-то время.

– Вы получили удар по голове… Вполне естественно, что это не прошло бесследно. Но вы молоды и здоровы, думаю, не ошибусь, сказав, что все уладится через несколько дней.

«Хм, удар по голове…»

Фредерик попытался припомнить детали возможной аварии. Ничего. Судя по тому, что сказал врач, это его соседка вызвала скорую помощь, после того как он упал, скорее всего, с лестницы, с которой, вероятно, подрезал ветки деревьев. Кажется, ему повезло. Переломов нет, никаких серьезных повреждений, за исключением вывиха руки и неприятной амнезии. Конечно, он понимал, что пострадал серьезней, чем чувствует это на данный момент, так как пока не ощущает боли. Однако он мог пожаловаться на онемение в области поясницы и некоторое неудобство. Его правая рука закованная в гипс, не причиняла ему ни малейших страданий, по крайней мере, сейчас. Левая, украшенная повязкой совсем не болела, если ею не двигать. Он попробовал пошевелить ногами и встать, чтобы убедиться в том, что все в порядке, но бессильно упал на кровать, оглушенный и сконфуженный. В глазах замелькали круги, и он закрыл их, пытаясь справиться с головокружением. Несмотря на все это и на многочисленные вопросы, мелькающие в его голове, он почти сразу же погрузился в тяжелый сон

Его второе осознанное пробуждение сопровождалось жизнерадостным голосом врача, открывающего шторы, чтобы пустить в комнату полуденный солнечный свет. Фредерик поспешил прогнать остатки сна, сообразив, еще до того, как окончательно проснулся, что память так и не вернулась к нему. Он знал, что его зовут Фредерик, это все. Но зато он чувствовал себя гораздо лучше. Через несколько мгновений он понял, что тошнота и головокружение также прошли. Он чувствовал себя почти в форме и ужасно захотел есть. Просто ужасно. Он прочистил горло и обратился к врачу:

– Когда я попал сюда?

– Ну… вы здесь уже два дня. Вас привезли в понедельник в конце дня, а сегодня среда. Вы практически спали все это время… Вчера вы проснулись, но через полчаса снова заснули, это все. Вы плохо помните об этом? Мы сейчас отключим капельницу, вам она больше не нужна, и я осмотрю вас. Ваша рука не причиняет вам боль?

– Не очень. Ничего не болит с левой стороны, и лишь беспокоит правая, когда я пытаюсь двигать ею.

– Очень хорошо. Вы упали с приличной высоты, и просто чудо, что так легко отделались! Так. Как вас зовут?

– Фредерик… Бюисоно.

– Где вы живете?

Фредерик сделал паузу. Казалось, что ответ вертится на кончике языка, но никак не хочет перейти на губы. Он нахмурил брови, но не возникло никакой картинки, связанной с местом его жительства.

– Не имею ни малейшего представления. У вас есть мои документы?

Врач дал ему портфель, который Фредерик не узнал. Он просмотрел содержимое, и его охватило странное ощущение. Фотография на водительских правах казалось, принадлежит кому-то другому, кому-то совершенно неизвестному. Врач протянул ему зеркало и Фредерик констатировал, что его отражение соответствует фотографии. Он с интересом прочел бумаги и узнал, что ему тридцать восемь лет, что он не женат, не болен, и что он дал согласие на использование своих органов в случае смерти, что у него множество кредиток, машина, чековая книжка, и что он проживает на тихой улице на краю города.

Благодаря этому Фредерику удалось вспомнить, что находится рядом с его домом, и как туда добраться на машине; он мог даже сказать какой сегодня день, месяц и год, в какой стране он живет… но он не мог сказать, ни почему оказался здесь, ни что этому предшествовало. Судя по документам, он холостяк. Так. А есть ли у него подружка? Живы ли его родители и кто они? Где проживает его семья? Кто его друзья? Кто он по профессии?

Он снова спросил врача:

– Ко мне кто-нибудь приходил? Подружка, брат, коллега?

– Никто еще не приходил, кроме вашей соседки, медсестры, которая постоянно справляется о вас. Подождем до завтра, и если ваша память не вернется, мы попросим ее прийти, возможно, это поможет вам.

Врач закончил осмотр и вышел, пообещав прислать ему поесть. Оставшись один, Фредерик внимательно вгляделся в свое отражение в зеркале. Молодой мужчина, довольно привлекательный, несмотря на круги под глазами и бледность. Он поднял свою более здоровую руку и начал внимательно разглядывать ее, потом осмотрел свое тело, странно незнакомое и одновременно смутно близкое. Он остался доволен увиденным: широкие плечи, сильные руки, длинные прямые ноги, плоский живот; немного длинноватые ступни, но это было самым большим недостатком. Затем он увидел свой мужской орган, и остался доволен.

«Я не знаю, кто я, но, по крайней мере, все на месте, – сказал он себе. – Остается узнать, кто им пользуется!»

Как и обещал врач, пришла медсестра, и принесла ему еду. Молодая женщина, поставившая перед ним поднос, была весьма хороша: немного полноватая, на щеках прелестные веснушки, ослепительная улыбка. Стетоскоп, висящий на шее, делал ее похожей на маленькую девочку, играющую в доктора. Ее тесный халат давал возможность угадать небольшие заостренные груди и аппетитные округлые ягодицы. Фредерик почувствовал что-то вроде «дежа вю» и спросил себя, полный надежды, был ли он знаком с этой очаровательной дамой до происшествия.

– Ну, как чувствует себя самый очаровательный пациент на всем этаже?

Фредерик немного покраснел, польщенный:

– Не так плохо, как могло быть… Простите, но у меня ощущение, что я где-то вас уже видел. Мы не знакомы?

– Знаете, это не слишком оригинально! Нет, я не думаю, что мы знакомы, по крайней мере, близко. Возможно, мы пересекались где-нибудь, мы живем в маленьком городе! Давайте, я осмотрю вас, чтобы удостовериться, что все хорошо. Я знаю, что врач осмотрел вас, но я хочу проверить ваш гипс, повязку и измерить температуру. Потом вы сможете поесть. Вы, должно быть, голодны!

– Должен признаться, что съел бы быка, но занимайтесь столько, сколько надо…

Она дала ему термометр и повернулась к загипсованной руке. Она деликатно массировала его пальцы, потом вытянула его руку, чтобы посмотреть верхнюю часть гипса. Теперь его рука опиралась о ее талию. Ее тело было горячим и упругим, а ее прикосновения – ласкающими. Хотя ситуацию, как понимал Фредерик, нельзя было назвать в прямом смысле эротичной, однако это не помешало ему возбудиться от присутствия тела, находящегося так близко. Он больше не обращал внимание на то, что она делает, до того как его рука не оказалась прижатой уже не к талии, а прямо к груди женщины. Маленькой, но упругой, как у юной девушки. Его беспокойная плоть выбрала именно этот момент, чтобы заявить о себе эрекцией, и Фредерик отчаянно покраснел. Медсестра заметила это, но лицо ее осталось безмятежным. Пациент полностью сконцентрировался, чтобы запретить своим пальцам сжиматься и разжиматься на этом теле, но рука постоянно вертелась вокруг медсестры, якобы доставая что-нибудь с туалетного столика. Против его воли, рука Фредерика нашла одну из восхитительных грудей и нащупала чуть напрягшийся сосок. С каким удовольствием он расстегнул бы ее тесный халат, чтобы смять их, попробовать на вкус эту кожу, казавшуюся такой нежной!

– Так, за исключением небольших болей и потери памяти, все в порядке?

– Д…да…

– Нет легкой ломоты от долгого лежания?

– Немного, особенно в области поясницы…

– Давайте я помогу вам сесть, будет гораздо удобнее. Когда вы поедите, я помогу вам встать.

Она захватила одной рукой плечи Фредерика и осторожно приподняла его. Потом, подсунув под него руку, занялась его поясницей, ощупывая занемевшие мускулы и кости.

Фредерик дернулся, когда она чуть-чуть надавила на бедро. Она приподняла простыню и обнаружила огромный, уже пожелтевший синяк, хотя он не чувствовал никакой боли, пока она не прикоснулась к нему. Она извинилась и совсем откинула простыню, чтобы оценить травму. Ничего серьезного… При этом, пользуясь своим положением специалиста, она задержала взгляд на органе, который находился в отличной форме…

Надавив на кости таза, чтобы проверить реакцию, она нежно скользнула пальцами по коже, почти коснувшись ягодиц. Фредерик почувствовал, как запульсировала его плоть; и смутился, но ничего поделать с этим не мог. Это прикосновение (обычная работа медсестер, внимательных к своим пациентам? Он не был в этом так уверен!) было невыносимым.

Она попросила его раздвинуть ноги, чтобы убедиться, что и в остальном все в порядке, и продолжила массаж, перенеся усилия с поясницы Фредерика на его живот. Ее руки соединились в области паха, напоминая двух вальсирующих танцоров, готовых танцевать всю ночь. Потом она развела пальцы и принялась гладить внутреннюю сторону его бедер так легко, что это было похоже на прикосновение перышка.

Наконец она поднялась, и Фредерик почувствовал одновременно грусть и облегчение. Он очень надеялся, что она вернется проверить его состояние через несколько часов.

– Хотите, чтобы я помогла вам поесть? Это не так просто сделать одной левой рукой, тем более не совсем здоровой…

Фредерик собирался отказаться, но вместо этого принял жалостливый вид, чтобы показать, как ценит ее предложение.

Она села рядом с ним и помогала ему почти с материнской заботой. После каждого глотка Фредерик спрашивал себя, не влюбится ли он в столь очаровательную персону. Ему была приятна мысль о том, что он проведет много дней, окруженный ее заботой. Он так и не преуспел в том, чтобы унять свою эрекцию – едва ему удавалось подавить ее, она снова возвращалась, стоило Анни – разве не самое прекрасное имя во вселенной? – ему улыбнуться.

Она кормила его медленно, давая ему достаточно времени, чтобы прожевать и проглотить еду, не прекращая болтать обо всем своим очаровательным голосом. Фредерик был покорен, автоматически пережевывая пищу, не придавая значение тому, что глотает, предпочитая любоваться каждой черточкой ее очаровательного лица, слушать ее звенящий голос, смотреть на ее улыбающиеся губы. Обед закончился, Анни признала, что слишком задержалась и должна заняться теперь другими пациентами. Она помогла ему встать, немного походить вокруг кровати, а затем ушла.

Остававшийся в постели весь остаток дня, Фредерик чувствовал, как силы возвращаются к нему. Размышляя о последнем приеме пищи, он спрашивал себя, понравилось ли ему то, что он проглотил. То, каким образом его кормили, было достаточно, чтобы съесть все, что угодно! Он не мог не думать об Анни, не ждать ее, и каждый раз, когда он слышал шаги, приближающиеся к двери, его сердце начинало биться сильнее. Его плоть при этом увеличивалась, слегка приподнимая простыню.

Потом зазвонил телефон. Фредерик удивился, он не знал, должен ли он отвечать. Однако любопытство взяло верх, и он снял трубку, в нетерпении услышать голос, который, возможно, будет ему знаком.

– Фредерик! Это я, мама!

– Э-э… Здравствуй.

– У тебя все в порядке? Ничего не сломано? Слушай, я во Флориде с Ларри. Хочешь, чтобы я приехала? Ты ел? Ты спал? Кто-нибудь навещал тебя? Где твой отец? Что произошло? Ну, говори же!

Фредерик молчал. То, что это его мать, причем вещающая таким повелительным, резким, почти истерическим голосом, ничего не вызвало в нем. Он попытался объясниться, но все смешалось в его речи:

– Послушайте… послушай, мама. Все, что я знаю – это то, что я получил удар по голове. Больше я ничего не помню…

– Что?! Ты получил удар по голове! Я знала, что не должна была позволять тебя уходить из дома. Это была ошибка твоего отца! Но что с тобой приключилось? Ты упал? Тебе больно?

– Я уже сказал, что ничего не помню… Я не знаю, что произошло…

– Но послушай, это невозможно. Ты не можешь просто так все забыть! Даже меня? Ты больше не помнишь меня? Слушай, я должна приехать! Я отправляюсь прямо сейчас. Ларри и я будем очень скоро, ты…

– Это не так страшно! Все нормально…

– Ты пытаешься от меня отделаться! Я полагаю, все твои подружки ухаживают там за тобой, но я твоя мать и …

– Никого, нет никого. Кто моя подружка?

– Ты хочешь сказать: которая? Мой милый Фредерик! Ты всегда говоришь, что у тебя их столько, что нет времени представить их! Откуда мне знать, которая из них настоящая? Я всего лишь твоя мать!

– Ох…

Фредерик был обескуражен. От этой женщины у него разболелась голова. Это была она, его мать, которая не позволяла вставить ни слова, которая, кажется, не поняла ни слова из того, что он сказал? Ему не хватило мужества продолжить этот разговор.

– Ладно, мама, увидимся, когда приедешь. Хорошо?

– Хорошо. Целую тебя, береги себя! Я обещаю, что приеду как можно быстрее! Какой ужас! Мой сын не может вспомнить собственную мамочку… Держись, я уже еду!

Фредерик мог поклясться, что она заплакала. Вот в чем он нуждался! Он сказал, что тоже целует ее, что ему не терпится ее увидеть, что было почти правдой.

Потом он повесил трубку и вспомнил ее слова. Он понял, что Ларри – это не его отец. Но почему отец был ответственен за случившееся, и кто такой Ларри? Какой-то кошмар!

Кроме того, оказывается, что у него было столько подружек, что он даже не утруждался представлять их матери! Ну, после того, что он услышал только что, это неудивительно! Возможно, он один из тех холостяков, что проводят каждые выходные с новой пассией? Эта мысль ему понравилась. И, кроме того, разве Анни не назвала его «очаровательным»?

Это обнадеживало! И если верить матери, одна из его подружек рано или поздно навестит его. Возможно, они еще не знают о случившемся… Это заставило его взгрустнуть, так как он все еще не мог вспомнить, кто он. Фредерик попытался догадаться об этом при помощи тех указаний, которые находились в его распоряжении. Он так и не знал, кто он по профессии, и это его раздражало.

Также не было никаких подсказок, указывающих, как и почему он попал в больницу. Если он проживал за городом, значит, он должен быть достаточно обеспечен, и его работа должна хорошо оплачиваться.

Он снова принялся рыться в портфеле, ища личную карточку, которая есть у многих служащих или техников, или визитку – свою либо знакомых или коллег. Но в портфеле было только удостоверение личности, с которым он уже ознакомился ранее.

Остаток вечера Фредерик провел в тщетном ожидании посетителей, надеясь с их помощью вновь обрести память. Он желал бы вернуться домой, чтобы хоть что-то вспомнить. Однако врач запретил ему покидать больницу, решив понаблюдать за ним еще день или два.

Он провел беспокойную ночь, постоянно просыпаясь при малейшем звуке. А всяких больничных шумов было достаточно: звонки, каталки, тележки на скрипучих колесах, вызовы по внутренней связи. Ему показалось, будто несколько раньше приходили, чтобы измерить ему температуру, хотя он не был в этом уверен. Он плавал в каком-то тумане, населенном словами матери, заключениями врача, воспоминаниями об Анни, хорошенькой медсестре. Мечтая о ней, он в конце концов и заснул. Во сне он чувствовал запах ее духов, нежность рук, когда она скользила по его бедрам. Он видел ее неотразимую улыбку, ее веснушки, угадывал форму грудей под халатом. Он снова возбудился во сне, и в этот момент Анни пришла в палату, чтобы в последний раз, перед концом смены, навестить своего пациента.

В полной тишине ее тапочки на каучуковой подошве неслышно приблизились к его кровати. Она приподняла простыню, желая снова осмотреть его синяк. Однако осмотр был прерван при виде возвышающегося перед ней члена. Не в силах устоять, она протянула к нему свою руку. Как он был горяч и тверд! Ее рука нежно ласкала его по всей длине. Ей так хотелось попробовать его! Фредерик вздрогнул во сне. Какая приятная греза! Это о ней он думал; он видел, как она нежно склонилась над ним. Ее рука продолжала ласкать его, уже чуть жестче, а прекрасные губы сомкнулись на чувствительной головке. Она медленно посасывала ее, смакуя крошечную каплю, выступившую на конце его плоти, свидетельствуя о крайнем возбуждении ее владельца. Она ускорила ритм своего поглаживания; потом присоединилась вторая рука, завладевшая его мошонкой, палец умело и нежно заскользил, очерчивая круги. Она явно была не новичком! Ее прекрасный рот действовал умело, в то время как ее слюна разогревала лакомое «блюдо», позволяя ему легче скользить во рту гурманки.

Фредерик почувствовал, что вот-вот извергнется, но в этот момент распахнулась дверь и медсестра резко вскочила. Поднимаясь, она крикнула коллеге:

– Все нормально, я закончила!

И покинула палату быстрым шагом.

Фредерик проснулся, взмыленный, как лошадь, точнее, как конь, спрашивая себя, приснилось ему это все или нет. Единственно, что он знал точно: случившееся, будь это мечта или реальность, продолжало его невероятно возбуждать. Он уже приготовился, несмотря на боль, сжать свою плоть в ладони, но оказалось слишком поздно – теплая жидкость выплеснулась на бедро до того, как он успел подставить руку. Чувствуя облегчение, но разочарованный и смутно обеспокоенный той быстротой, с какой он излился, он вновь заснул, попросив перед этим свой мозг напрячься и вспомнить, что же все-таки произошло, чтобы его жизнь, наконец, вернулась в привычное русло.

Фредерик проснулся засветло. Несмотря на ранний час, шум тележек вовсю звучал в коридоре. Пожилая дама принесла ему поднос, но он лишь смотрел на него, пытаясь привести свои мысли в порядок. Он испытывал некоторое разочарование, не увидев Анни, свою очаровательную медсестру… но ее не было, очевидно она работала через сутки.

Чувствовал он себя паршиво. Щетина, выступившая на лице, ужасно мешала ему, а еще этот синяк на бедре, напоминающий ему об Анни, отчего у него сразу становилось горячо в области паха. Он находил странным, оказавшись в нынешних обстоятельствах, проводить дни в размышлениях о незнакомке, какой бы хорошенькой она ни была.

Он не продвинулся в отношении осознания себя, своей профессиональной жизни, обстоятельств прошлого. Однако воспоминания о хорошенькой медсестре заслоняли собой все. «Должно быть, я страшный бабник, раз могу думать только об этом!» – посетовал он.

Он ждал, что медсестра, принесшая ему поднос, предложит ему помочь есть… тем более, что речь шла о горячих хлопьях, которые ему было трудно донести до рта больной рукой. Он подождал немного, потом еще и, наконец, поняв, что брошен на произвол судьбы, поднял ложку. Ему удалось погрузить ее в миску и поднести ко рту. Боль стала сильнее, и то малое, что ему удалось донести до рта, его не вдохновило. Он попытался снова, но преуспел лишь в том, что вывалил содержимое миски на кровать и в добавок усилил боль в руке, теперь уже ставшую совсем острой. В конце концов, он оставил эту затею, удовольствовавшись фруктами и глотком теплого кофе.

Врач вошел без стука.

– Как вы чувствуете себя сегодня?

– О, вы знаете…

– Так ничего и не вспомнили? Я попросил нашего невропатолога прийти осмотреть вас. Уже прошло три дня, и я удивлен столь малому прогрессу. Но это не повод беспокоиться! Известны случаи гораздо более продолжительной амнезии. Мой коллега подойдет чуть позже.

– Прекрасно! Дни так тянутся здесь, когда не чувствуешь себя по-настоящему больным!

– Я считал, что Анни позаботится о вас. Я просил ее быть особенно внимательной к вам, объяснив, что вы чувствуете себя немного «потерянным». Я разочарован, что она проигнорировала мою просьбу…

– О нет, я хочу сказать, что она была очень любезна!

Фредерик отвел взгляд, боясь, что врач начнет спрашивать о том, какое впечатление она произвела на него. Врач продолжил:

– Вы счастливчик, сегодня на вашем этаже дежурит Глория.

– Глория? Кто это?

– Медсестра, о которой судачит вся больница. Но вы сами увидите…

Увидим. …Она ворвалась в палату, принеся с собой одуряющий аромат духов. Она представляла собой образец латиноамериканской красоты: высокая, стройная, с пышной грудью, роскошными бедрами и длинными ногами. Смуглая, с темными волосами, каскадом спадающими до пояса, и огромными темными глазами. Рот… чувственный рот с пухлыми губами, открывающий белоснежные зубы, от блеска которых Фредерик чуть не ослеп. Как она была красива! Он подумал, что эта женщина могла дать повод для разговоров! В то же время ему показалось, что он где-то видел ее, был знаком с ней. Однако, не желая выглядеть идиотом, как в тот раз, когда спросил об этом Анни, он предпочел ожидать естественного развития событий.

Глория приблизилась, тепло улыбаясь, и провела своими длинными, чувственными пальцами по его щеке.

– Как поживает сегодня наш дорогой? Анни сказала мне, что ты хорошенький, любезный и послушный, все как я люблю!

– Сп… Спасибо, хорошо.

– Ты увидишь, Глория займется тобой этим утром. У нас много времени, чтобы познакомиться, до того как я передам тебя на попечение своей коллеги. Такова жизнь! Анни вернется в конце дня. По крайней мере, у меня будет шанс уложить тебя и присмотреть за тобой, пока ты спишь. Настоящий ангел! Я поэтому предложу тебе то, что обычно не входит в наши обязанности. Мы можем сделать исключение, потому что нам нравится доктор, который тобой занимается, и потому, что ты сам просто прелесть. Нужно хорошо ухаживать за любимыми пациентами! Так… я помогу тебе привести себя в порядок, побриться и помыться. Но сначала ты должен поесть. Иначе ты не вылечишься! Давай-ка, ешь!

Невероятно, Фредерик не решился перечить этой женщине, такой же красивой, как и властной. Чувствуя себя школьником, он съел уже холодные хлопья, которые она подносила маленькими порциями ко рту. Она могла бы заставить проглотить все, что угодно! Всякий раз, когда он прикрывал губы, во время проглатывая хлопья, она вытирала ему рот своим тонким пальцем, чуть задерживаясь, чтобы сделать это деликатно. Ее кожа была свежей и нежной, почти ощутимой чувствительности. Один палец чего стоил! Как хороший мальчик, Фредерик выпил стакан сока, уже теплого, который она поднесла ему, и допил безвкусный кофе. Довольная, Глория убрала поднос и вернулась через несколько минут с большим пакетом.

– Так, у нас есть все, чтобы привести тебя в порядок. У меня много времени, ты сегодня мой последний пациент! Доволен?

– Это что…

– Нет, нет! Никаких возражений! Возможно, ты смущаешься? Судя по тому, что сказала Анни, у тебя нет на это причин, наоборот! Более того, я очень ловко обращаюсь с бритвой и очень профессиональна; я вижу столько обнаженных мужчин каждый день… и я обещаю, что буду осторожна.

Не зная что сказать, Фредерик позволил ей делать все по ее усмотрению. Он на минутку заколебался, когда Глория отошла к двери, что-то шепотом сказала медсестре и закрыла дверь.

– Наконец-то мы одни…

Она подошла к кровати и достала необходимые принадлежности. Она нанесла на его лицо благоухающую пену.

– Тебе не кажется, что здесь слишком жарко?

Фредерик не был согласен, но не стал произносить этого вслух. Глория расстегнула первые две пуговицы халата, словно для того, чтобы ее жертва могла полюбоваться великолепным белоснежным бюстгальтером, так контрастирующим с темной кожей. Маленький золотой крестик украшал шею красавицы и привлек взгляд Фредерика. Он смотрел, как тот покачивается в ложбинке роскошных грудей, и жаждал оказаться на его месте.

Глория великолепно обращалась с бритвой, но кровать была тесной, и ее движения беспокоили правую сторону его тела. Она помогла ему встать и посадила его на маленький стул в углу. На короткое мгновение он смог увидеть изящные подвязки, удерживающие ее чулки. Кто бы мог подумать, что столь прелестные аксессуары могли выглядеть так завораживающе в сочетании с обычными туфлями на резиновой подошве? На самом деле, Глории не требовалось надевать на себя соблазнительные одежды.

Теперь она возвышалась прямо над ним. Как только Фредерик увидел ее чулки, его плоть буквально вздыбилась. Это уже был не сон! Ее бедра чуть сжимали его и были так близки, что Фредерик мог любоваться глянцевой поверхностью ее кожи, чувствовать ее теплое дыхание. Ее восхитительная грудь соблазнительно покачивалась перед его глазами, а при малейшем взгляде на подвязки Глории Фредерик испытывал пульсирующую эрекцию. Это было уже слишком! Он собрался было воспротивиться, но она работала так быстро и так ловко, что уже почти закончила бритье. Короткий вздох, и он решил покориться.

– Мне кажется, ты страдаешь… возможно, тебе лучше немного расслабиться и предоставить все мне?

Она снова помогла ему подняться, прижимая свое бесподобное тело к нему и довела его до постели, в которую удобно уложила.

После этого Глория зашла в туалет и вернулась с тазиком с водой. Она стянула его больничную рубашку, прикрыв его ниже пояса простыней, и принялась бережно намыливать его. Она вымыла ему уши, шею, протерла плечи, задержалась на груди, спустилась губкой по бокам, по животу. Затем осторожно вымыла его руки, медленно скользя по каждому пальцу. Потом она вернулась к груди, поглаживая его маленькие напряженные соски, которые у него были весьма чувствительны. Она улыбнулась, заметив реакцию его тела, сотрясающую простыню на животе.

– Предпочитаешь, чтобы я остановилась? Я могу позвать медбрата, чтобы закончить…

– Э… нет, и так хорошо…

Его мозг пытался найти причины, чтобы остановить ее, вызывая в памяти образы той подружки, которой он должен оставаться верен. Но тут вмешалась другая его часть сознания. Он увидел перед собой танцующие образы Анни, вчерашней медсестры, и Глории – обе они находились в его постели. А он, Фредерик, был распростерт на ней, с заплетающимся языком, не зная, кому отдать предпочтение. Возможно, его инстинкты не ошибались, и он знал этих женщин? Вероятно, они были из тех подружек, о которых говорила его мать? Но тогда почему они не напомнят ему об их отношениях? В любом случае, он должен признать, что у него неплохой вкус. Анни и Глория были самыми красивыми женщинами, каких только можно вообразить; они были такие разные и пробуждали в нем невероятное желание, о чем со всей очевидностью свидетельствовало его тело.

Глория почувствовала его волнение, и ей это понравилось. Она откинула простыню совсем и принялась обмывать остальные части тела. Сначала она приступила к ногам, щедро смочив их водой и намылив, массировала ступни, потом щиколотки, затем икры. Она вымыла каждую часть тела обеими руками, перед тем как перевернуть его. Она легонько поцеловала синяк, потом ее руки завладели ягодицами, которые она с нежностью намылила. Но другая ее рука тихо скользила по бедру, находясь в опасной близости от его мужественности, уже готовой извергнуться.

Фредерик чуть вздрогнул.

– Тихо, ничего не бойся, я же сказала, что буду осторожна!

И она была действительно осторожна. Она расстегнула оставшуюся часть униформы. И перевернув его обратно на спину, скользнула по его члену ложбинкой грудей. Она изогнулась, точно сказочная змея, и Фредерик был очарован видом ее крестика, покачивающегося над его воздетой плотью. Глория взяла в руки по груди, сжав его изнывающий орган в волшебные тиски. Потом она возобновила покачивания, сначала очень осторожно, но постепенно все убыстряя ритм. Фредерик сходил с ума от желания к этой женщине, которую знал лишь несколько минут, и чувствовал, что вот-вот взорвется.

Он не решился ни на малейшую ласку, боясь, что она остановится и исчезнет навсегда. Он не пытался вмешаться, заставить ее остановиться или продолжать, убыстрить или замедлить… его воля рассыпалась в прах под одним только ее взглядом, он предоставил все права Глории, которая вскарабкалась на кровать и, сев на нем верхом, устроила дьявольскую скачку.

Непонятно почему, но ритм вдруг замедлился, а тело Глории исчезло, и Фредерик, не веря своим глазам, обнаружил, что она уже собирает вещи.

– Что?! Но что я сделал? Почему ты остановилась? Ты не можешь вот так уйти!

– О, возможно я вернусь, если ты будешь нуждаться в этом…

Фредерик затуманенным взглядом, не скрывая, любовался ею, надеясь, что она изменит свое решение. А она расхаживала перед ним, поглаживая свои груди, затем скользнула пальцем под трусики и поласкала себя.

– Возможно, позже…

И она оставила молодого человека, кипящим от желания, с удовлетворением осмотрев его пылающее тело, перед тем как застегнуть униформу.

Он не увидел ее до конца смены. Было около девяти, и он понял, что она ушла, так и не повидав его. В палату вошла незнакомая медсестра. Он был возбужден от мысли, что скоро придет Анни, надеясь провести время в приятной компании, но зашедшая дама не имела ничего общего ни с Анни, ни с Глорией… Она все время молчала, измеряя ему температуру, даже не поздоровалась с ним, ограничившись тем, что осмотрела его гипс и повязку. Ее руки не были так нежны, как руки Анни, напротив, они были грубыми и сухими. Но это еще не самое печальное. До этого Фредерик чувствовал, что за ним ухаживают две самые красивые женщины больницы, если не во всей этой профессии! Во всяком случае, ему не повезло, и красота тех двух была полной противоположностью внешности сидящей перед ним женщины.

Стараясь быть вежливым и дружелюбным, Фредерик попытался узнать, видела ли она его врача и знает ли, когда он зайдет к нему. Она пробурчала, что не видела этим утром ни одного врача, скорее всего, его врач утомлен партией в гольф накануне, и она не знает, сколько Фредерик будет здесь оставаться.

Больше Фредерик не предпринимал попыток заговорить, предоставив ей выполнять свою работу в полной тишине, которая вскоре стала угнетающей. Медсестра спросила его, не хочет ли он в туалет, но от одной только мысли, что ему придется представить ее взгляду свою самую интимную часть, он пришел в такой ужас, что его бедная плоть съежилась почти до полного исчезновения. Он хотел, чтобы женщина оставила его одного! Наконец она ушла, и Фредерик начал размышлять о том, чем он займется днем.

Было невозможно читать или заниматься чем-нибудь еще. Он мог, конечно, позвонить, но кому? И к тому же, у него не было телефона. Он умирал от скуки. Но после того как он внимательнейшим образом рассмотрел всю мебель в палате, а также снова попытался пробудить свою память, он с удивлением заметил, что прошло уже несколько часов. Его жуткая медсестра принесла ему поднос с едой, проворчав: «Подозреваю, мне еще нужно заставлять его есть!» Фредерик почувствовал, что просто не в состоянии проглотить ни кусочка, предложенного этой женщиной. Он даже не задержал взгляд на подносе. Не слишком аппетитно… и он не очень-то хотел есть. Он предпочитал дождаться прихода Анни, довольствуясь куском хлеба.

Угрюмая медсестра пришла еще только один раз, но и этого Фредерику оказалось достаточно. С шестнадцати часов он с нетерпением ожидал прихода Анни, которая несомненно зайдет повидать его, когда начнется ее смена. Но в четверть пятого ее все еще не было. Фредерик был горько разочарован, но сказал себе, что есть еще Глория, которую он, возможно, увидит на следующее утро. Лучше всего пока отдохнуть. Так он мог сконцентрироваться на лечении, попытаться что-нибудь вспомнить, чтобы вернуться, наконец, домой.

Он просил врача, чтобы тот пригласил загадочную соседку, о которой упоминал прежде.

Анни и Глория смогли бы извлечь для себя пользу, если бы к нему вернулась память… Его прекрасные намерения длились целых четыре минуты, пока не пришла хорошенькая блондинка, которая представилась:

– Добрый день! Меня зовут Элиза, сегодня вечером вами буду заниматься я!

Фредерик был сражен наповал. Она была крайне очаровательна! Невысокая, стройная, у нее была спортивная походка и подтянутое тело. Ее светлые волосы были собраны в конский хвост, покачивающийся при ходьбе. Ее голубые, живые, сверкающие глаза, казалось, догадываются о каждой его мысли. Чуть бледноватая, но с легким загаром, который шел ей больше, чем многочасовой загар в солярии, ее ноги и щеки покрывала россыпь веснушек. Она была полностью во вкусе Фредерика. Не такая опекающая, как Анни, не такая властная, как Глория, просто нежная, женственная, кокетливая и соблазнительная. И она тоже показалась ему странно знакомой.

Он пробормотал что-то в ответ на ее приветствие. Она побеспокоилась о его состоянии, спросив, приходил ли уже врач. Она заверила его, что он выйдет из больницы завтра во второй половине дня, если будут готовы сделанные накануне анализы и если они удовлетворят врача и невропатолога. Эта новость наполнила его радостью. Он спросил, сколько времени ему придется носить повязку и гипс, но она не знала этого. Разговаривая с ним, она начала осмотр. Температура была нормальной, все остальное тоже обнадеживало.

– Мои коллеги сказали мне, что у вас кошмарный синяк на бедре, позвольте взглянуть…

Фредерик приподнял простыню, ровно настолько, насколько требовалось, чтобы она могла рассмотреть синяк, и помертвел, увидев, что его член восстал. «Он не может полежать спокойно?! Обязательно устраивать спектакль перед всеми хорошенькими женщинами, которые ко мне приходят?!» Но при воспоминании об этих женщинах, и о том, что они делали, когда приходили, его плоть еще больше увеличилась.

Элиза улыбнулась, увидев синяк, потом осмотрела кожу вокруг гипса. Она предложила смазать ее увлажняющим кремом, чтобы избежать сухости, которая иначе не замедлит появиться. Фредерик согласился (и это в его-то состоянии!), и мучение началось.

У Элизы были сильные руки. Она массировала сначала его плечи, предплечья, потом спустилась на живот и с силой втирала лосьон в бока, не вызывая при этом ни малейшей боли. Она пробежалась пальцами по его паху, после того как размазала крем по его спине, его животу и бокам. Она терла, терла, а он твердел, твердел…

Она принялась за ноги и, забавляясь, вычерчивала узоры на внутренней стороне бедер. Потом наступила очередь живота, талии и поясницы. Фредерик попытался повернуться, чтобы ей было удобнее, но был парализован видом расстегнутой униформы: ничего общего с кружевным бельем Глории, Элиза носила тот тип бюстгальтера из хлопка, под которым грудь слегка покачивалась. Ее напрягшиеся вершинки были маленькими и заостренными, и Фредерику неудержимо захотелось попробовать их. Он хотел видеть ее золотистое крепкое тело, ее плоский живот, открывающийся его взгляду…

В это время Элиза добралась до его возбужденной плоти. Она скользнула рукой по головке, чуть надавливая, как на спелый плод. По его телу пробежала сладкая дрожь. Фредерик закрыл глаза, чтобы насладиться этим моментом. Он решил быть с Элизой поактивнее, чем с другими, и жестом попросил ее скинуть одежду, чтобы почувствовать ее тело рядом со своим. Он забыл о Глории и Анни. Как они отнеслись бы к появлению Элизы? Но Фредерик не хотел сейчас думать об этом. Он хотел притянуть Элизу к себе, целовать ее. Когда он протянул к ней руки, она вдруг отстранилась:

– Все закончено. Я надеюсь, что вам это поможет.

Фредерик был ошеломлен, еще раз оказавшись на краю неудовлетворенного желания. Но перед тем как впасть в отчаянье, он спросил себя, многим ли мужчинам посчастливилось привлечь к себе благосклонность трех прекраснейших женщин? Он, должно быть, любимец богов и непревзойденный соблазнитель! Мысль о том, что он является мужчиной, перед которым невозможно устоять, чрезвычайно понравилась ему. Он признал, что это весьма устраивает его и что он хочет быть таким человеком. Однако одна неприятная мысль не давала ему покоя. Эти три женщины, такие очаровательные и красивые, казались ему знакомыми… Фредерик надеялся, что речь не идет о женщинах, которых он соблазнил и бросил. Они, по меньшей мере, заслуживали джентльменского отношения! Но то, что они были так внимательны по отношению к нему, и, похоже, получали удовольствие, ухаживая за ним, позволяло думать, что это не так. Как сказала Анни, они жили в маленьком городе, и, несомненно, пересекались на улице или в баре. Фредерик сможет увидеть их. Нужно быть сумасшедшим, чтобы их не заметить!

Подводя итог, Фредерик Бюисоно пришел к заключению, что он любим женщинами, живет один в загородном доме и у него нет постоянной подружки. Это казалось не слишком много, но после событий последних дней – лучше, чем ничего. Куски головоломки начали складываться, нужно было отыскать еще много деталей, но положение дел все же обнадеживало. Приободренный, он попросил врача привести таинственную соседку, которая, судя по всему, могла многое прояснить. Врач пообещал с ней связаться и заверил, что она навестит его вечером.

Фредерик ждал свою посетительницу с нетерпением. Он надеялся, что она поможет оживить некоторые воспоминания, которые, в свою очередь, приведут к долгожданному возврату памяти. Около девятнадцати часов зашла Элиза, чтобы убедиться, что все хорошо. После того как она закончила свой осмотр, дверь отворилась, впуская кокетливую Анни.

Удивленный, Фредерик молчал, заметив, что та очень хорошо знает Элизу, поскольку женщины обменялись заговорщицкими улыбками. Анни подошла к кровати и еще раз улыбнулась. Тут дверь в палату снова открылась, и вошла Глория, во всем своем великолепии. Она присоединилась к Анни и Элизе, окинув его насмешливым взглядом. Потом в палату вошла четвертая женщина… и Фредерик почувствовал шок – шок при виде своей соседки, прекрасной Сильви-Анн. Все, что произошло с ним до того, как он попал в больницу, и как именно это случилось – всплыло в памяти.

Сильви-Анн – медсестра. Он, Фредерик – не профессионал, а почти безработный. И его дом… был домом его отца, отданным им ему из жалости.

Его отец… он так и не пришел навестить его в больницу. Возможно, это его ошибка, как утверждала его мать, но она тоже не пришла к нему.

Неважно, зато он вспомнил Сильви-Анн – Сильви-Анн, которая казалась ему такой красивой! Он был слишком застенчив, чтобы подойти к ней…

Стыд охватил Фредерика, когда он вспомнил, как следил за ней, когда она раздевалась перед окном в своем доме.

Бабник? Он?! Да он уже забыл, когда вообще занимался любовью!

Теперь он ясно вспомнил Анни, Элизу и Глорию, которые купались в бассейне у дома Сильвии-Анн, и себя, стоящего на лестнице, чтобы лучше видеть их… любоваться их почти обнаженными телами, открытыми полуденному солнцу.

А потом было падение… когда они сняли купальные костюмы…