Пролетая над Вселенной Смехова Елена

– Ты еще будешь землянику, Алечка?

Мотаю головой отрицательно. Не до земляники теперь, пожалуй!

– Тогда собирайся, нам надо многое успеть.

8.00. Центр Манхэттена. Фешенебельный ресторан Drake.

– Good morning, Mr.Steel, – приветствует метрдотель и приглашает нас к удобно расположенному столику.

– Ты здесь завтракаешь ежедневно? – любопытствую я.

– Практически да. Люблю это место. – Он подводит меня к уставленному разнообразной едой огромному столу и протягивает чистую тарелку. – Советую начать с фруктов, – говорит нежно, – так полезнее.

Кто бы спорил! Разделанные на ровные кусочки дыни и арбузы, гроздья лакового винограда, упругие персики и спелые груши в огромных чашах, отборные ягоды, выложенные радужной горкой – глаза разбегаются. Начинаю, естественно, со своей обожаемой клубники, которую Григорий упорно называет земляникой.

– Разве ты не наелась с утра? – удивляется он. – Смотри, сколько здесь всего: ежевика, малина, черника, слива.

– Я все попробую, – заверяю его, – просто никогда не могу насытиться клубникой вдоволь! Ну, а ранней весной в подобном изобилии видится мне нечто волшебное! – набираю полную тарелку, и мы садимся к столу.

– Видишь ли, Алечка, – терпеливо объясняет мне Григорий, – в обиходе садовую крупноплодную землянику часто неправильно называют клубникой. Клубника – растение самостоятельное, садовое, не получившее распространения из-за низкой урожайности. Ведь она (в отличие от земляники) растение двудомное. Кроме того, плоды клубники значительно меньше, чем у земляники, а совсем не наоборот, как принято думать, и они имеют особый аромат. А то, что растет в лесу и что ошибочно называют земляникой, как раз клубника и есть!

Внимаю с почтением. Надо же, какой он умный. Даже в области ботаники.

Мы подходим к «шведскому столу» вновь, за следующим блюдом. Я набираю разные сорта сыра и творожков. Отрезаю кусок свежего хлеба с хрустящей корочкой, подхожу к столику с мясной нарезкой.

– Саша, я хотел бы тебя попросить кое о чем. Если возможно, не ешь в моем присутствии ничего мясного. Мне это неприятно.

Вот это новости!

– Ты вегетарианец?

– Не совсем. Я позволяю себе рыбу и изредка индейку, но ни в коем случае не красное мясо. А вообще растительная пища гораздо полезнее для организма. Надеюсь, это не сложно для тебя?

– Никаких проблем, – говорю я, не задумываясь, – в принципе легко могу обойтись без мяса. Без красного мяса.

– Я в тебе не ошибся, дорогая, – растроганно изрекает Грегори, и мы продолжаем наш завтрак довольные друг другом.

– Ты не ешь мясо с детства? – интересуюсь осторожно.

– Что ты, в Союзе я жить без него не мог, но, приехав сюда, постепенно убедился в его вредоносном воздействии на организм. Знаешь ли, после отказа от красного мяса чувствовать себя стал намного легче. Теперь, когда рядом со мной его употребляют, испытываю прямо-таки приступы тошноты. И не понимаю теперь, как мог есть антрекоты, шашлыки и прочее?

В дверях возникает уверенная фигура эффектной дамы. Она приветствует Грегори, кивает мне и подсаживается к нашему столику.

– Познакомься, Алекс: это Джоан Галлус, мой хороший друг и партнер по бизнесу. Кстати, именно она организовала приглашение для тебя.

– Привет, Алекс, – бодро говорит хороший друг Грегори, – наконец-то я вижу тебя живьем. Столько рассказов, столько ожиданий! – и широко улыбается.

– Доброе утро, Джоан, рада познакомиться, – стараясь улыбаться не менее широко, отвечаю я.

– Ну и каковы твои первые впечатления, Алекс?

Даже не знаю, что и ответить. Рассказывать полагается кратко и только о хорошем. Про фонарики ей, что ли, поведать? Или про клубнику? Про стремительный лифт на тридцатый этаж? Или про лимузин? Пожалуй, не хватит словарного запаса.

– Все мне очень нравится, ОК, спасибо.

– Алекс пока не успела выспаться и толком оглядеться. Полагаю, она продолжает жить по московскому времени, – приходит мне на выручку Гриша.

Джоан с пониманием кивает, и они принимаются оживленно обсуждать что-то, видимо, очень важное для них обоих. Я понимаю лишь отдельные слова да отрывочные фразы. А ведь в школе учила язык! Отсутствие практики сказывается. Сижу себе, не вмешиваясь в беседу, улыбаюсь вежливо и попиваю кофеек. Официант подливает его из стеклянного кофейника, едва только в чашках образуется пустота. Или полупустота. Даже если официанта не подзывают и об этом не просят. Кажется, теперь я понимаю, почему Грегори говорил, что пьет кофе в гигантских количествах. Когда тебе все время подливают, как тут устоишь?

Джоан ест мало. Небольшой тост с обезжиренным маргарином, немного апельсинового джема и зеленый чай. Во время беседы с Грегори она почти не смотрит на меня, но, уходя, вновь широко улыбается, желает мне хорошего дня и счастливого времяпрепровождения. А напоследок что-то бегло сообщает Грегори, кивнув в мою сторону. Расслышать не получается.

– Ты очень понравилась Джоан.

– Именно это она сказала тебе в заключительном слове?

– Какая наблюдательность! Да, она сказала: «Славная девушка, воспитанная, симпатичная. Хорошо бы только с волосами что-то сделать».

Я покраснела и насупилась. Вот так, взять и походя заклеймить человека! А ведь я перед отъездом специально подстриглась, точнее, подравняла свои жесткие кудельки. Откровенно говоря, я никогда не придавала значения тому, что у меня на голове. Конфигурация прически создавалась самой природой. И она меня устраивала. Может быть, Джоан права? Здесь совсем иные критерии?

9.00. Офис Стила

Кабинет с огромным столом посередине. Стол завален бумагами почти до потолка. Стены увешаны сертификатами в красивых рамках. На двери – плакат с улыбающейся физиономией действующего президента Америки. Внизу – размашистая дарственная надпись.

– Такие плакаты с автографом президента у всех руководителей в вашем офисе? – не могу удержаться от подковырки.

– Нет, только у меня. Я же ученый, Саша, ты не забывай. Так вот, это – дань моим научным разработкам.

12.00. Ланч в русском ресторане «Эрмитаж» с партнером Грегори по имени Стив

Нас учили в школе, что у англичан второй завтрак называется ленчем, а у американцев, стало быть, это самый настоящий обед. И произносится он здесь через букву «а» – ланч. Грегори быстро поправил меня, когда я произнесла неправильное «ленч». Каждый день ровно в двенадцать часов дня все рестораны Манхэттена заполнены респектабельными людьми, увлеченно поглощающими пищу, выражаясь по-местному, ланчующими! Мужские пиджаки повешены на спинки стульев, галстуки перекинуты через плечо назад, на спину, чтобы ненароком их не испачкать, как я понимаю. Впервые вижу такое. Потешное зрелище, надо сказать.

– Вы давно из России, Алекс? – спрашивает Стив.

– Не очень давно, – на всякий случай ухожу от прямого ответа я.

Грегори одобрительно улыбается.

– Отец Алекс – гениальный драматург, – горделиво произносит он, – а с ее дедушкой мы когда-то вместе работали в Институте экономики Академии наук. – И, видя мое искреннее недоумение, добавляет: – Да-да, за пару лет до моего отъезда.

– ОК, Грегори, вот мы с тобой и дожили до момента, когда очаровательной девушке можно сказать: «А ведь я знал еще вашего дедушку», – усмехается Стив.

12.30. Ланч окончен.

Выходим на улицу. Грегори возвращается к себе в офис. Он говорит мне:

– Видишь на той стороне яркую вывеску? Это известный магазин модной одежды. Заходишь туда, здороваешься и уверенно заявляешь, что собираешься купить чего-нибудь by cash, то есть за наличные. Справишься?

Киваю.

– Умница. Затем продолжаешь: «Мой муж придет позже и все оплатит». После этого тебя окружат заботливым вниманием, будут порхать вокруг и предлагать самые лучшие туалеты. Ты невозмутимо примеряй, а что понравится, отложи. Затем позвони мне и скажи: «Гришенька, дорогой мой человек, приходи и расплатись»!

Это меня забавляет. Неужели и правда, в своем буклированном пиджачке зайдя в фирменный нью-йоркский магазин и произнеся заученную фразу, получу всё, что пожелаю? И мне не посмеют отказать, как, например, Джулии Робертс в фильме Pretty woman?

Захожу. Произношу уверенно:

– I want to buy something by cash.

Продавец приветливо улыбается, кивает.

Продолжаю:

– My husband will come later and pay for it!

Все вокруг меня тут же приходит в движение, прав был Грегори. Что сильнее подействовало: «I want to buy»? «My husband»? «Pay» или все-таки «cash»?

Несколько лет всякие модные московские бутики я обходила стороной, чтоб не соблазняться и не расстраиваться. Вещи, присылаемые родственниками из-за границы, предпочитала продавать. Носить дорогую фирменную одежду в моей ситуации казалось непозволительной роскошью.

А здесь и сейчас я охотно примеряю на себя роль богатой белой леди.

Плавно прохожусь по рядам. Все представленное выглядит элегантно, женственно, местами эксцентрично. Пиджаки значительно длиннее тех, что носят в Москве, а юбки, наоборот, короче, плечи более округлой формы, брюки как сигареты, но слегка расклешаются книзу. В тканях явно главенствуют твид, джерси, а также лен, шелк, шифон.

Я выбираю произвольно, на что падает глаз. Меня провожают до примерочной кабинки. Присматриваются к моим габаритам и начинают подносить разнообразные варианты деловых костюмов, ведь Грегори просил начать именно с них. Затем я вхожу во вкус и примеряю все подряд: брюки, платья, пуловеры, блузки – на все случаи и на каждое время суток.

«Great! Beautiful! Wonderful!!» – слышу я со всех сторон. С каждым новым нарядом восхваления звучат увереннее. Я себя не узнаю в отражениях. Вот что значит профессиональный взгляд, грамотный подход и качественная одежда! Из многочисленных зеркал на меня смотрит… шикарно упакованная красотка!

Ах, до чего я славная в этом льняном костюмчике! Кожа словно персик. Не подозревала, что инфантильный розовый цвет будет мне к лицу! Когда-то родители, выбирая нам с сестрой одежду, покупали розовые платьица и пальтишки Лизе – как настоящей девочке, ну, а мне, пацанке, так только синие и голубые! Это касалось также личных полотенец, зубных щеток, мочалок, расчесок. Вот потому и не привыкла я к этому «девичьему» цвету. Но он, как теперь выясняется, очень даже мне идет!

«Wonderful!», – восхищаются продавщицы.

Или вот этот, лавандовый, из мягкого трикотажа, отороченный атласной лентой по линии воротника и манжет.

«Beautiful!»

Что это меня на нежности потянуло? Надо бы построже что-нибудь. Откладываю коричневый деловой костюм с элегантным V-образным вырезом. Плюс среднестрогое платье из синего джерси, на шелковой подкладке, с воротничком «шалечкой», застегивающееся внахлест на единственную, довольно крупную пуговицу. Еще черненький костюмчик с двумя игривыми разрезами на юбке и терракотовым ремешком. Не удерживаюсь и от вечерних вариантов: платья из красного струящегося шифона и ярко-бирюзового шелкового с кринолином. Совсем с ума сошла! Вот уж чего от себя не ожидала. Но когда я в него влезла, все вокруг ахнули: «Wow! Great!»

Я поняла: надо брать. Мало ли какой торжественный прием представится? А я буду без кринолина. Не годится это. Велено брать все, что понравится, – беру! Или я не в кино?

15.30

– Гришенька, дорогой мой человек! Ну, приходи, в общем… и расплатись!

В ожидании пью кофе, просматриваю модные журналы, как и положено леди.

16.00

Грегори заходит в магазин, здоровается, погружается в удобное кресло и просит продемонстрировать выбранное мной за последние три часа. Вновь отправляюсь в примерочную кабину, чтобы начать все сначала. Восторгов от дорогого моего человека дождаться сложнее, чем от целой кучи продавщиц. Фактически из всего отобранного мною не забраковал он лишь два деловых костюма и темно-синее платье.

– Ты и в самом деле хочешь эту льняную пару? – спрашивает недоуменно. – Милая, розовый цвет тебя отчаянно полнит! Прости, а вот данный наряд довольно безвкусный, – осуждает он мой лавандовый выбор. – Так. Красное платье слишком броское, я бы сказал, вызывающее… Думаю, оно нам ни к чему!

Про бирюзовое с кринолином он даже слушать не пожелал, решив, что я над ним потешаюсь. Короче говоря, расплатившись за три вещи, вывел меня из магазина.

– Ты расстроилась? – поинтересовался, удивленно приподняв бровь. – Видишь ли, Саша, на данную поездку этих трех туалетов тебе будет вполне достаточно. Ну, для того чтобы, не стесняясь, появляться в моем офисе, пойти на прием или в театр. К чему нам лишнее сейчас? Когда ты приедешь ко мне навсегда, я куплю тебе любое платье – и красное, и с кринолином, если пожелаешь, и без… И костюмов тебе всевозможных накуплю. Не таких, за шестьсот-семьсот долларов, а дорогих, по полторы-две тысячи!

– Зачем же такие траты? Меня и эти вполне устраивают! За шестьсот-семьсот, – вздыхаю я.

– Милая, ты пока не совсем представляешь, в какой мир попала, – терпеливо объясняет Грегори. – Я живу и работаю среди очень состоятельных людей. И тебе придется этому соответствовать, моя дорогая.

– Ты хочешь сказать, что мой пиджачок смотрится настолько дешево, – заносчиво вопрошаю я, – что для посещения твоего мирового офиса он не годится?

– Вот именно. Ты пойми, здесь всех встречают по одежке. И если я, к примеру, буду в галстуке дешевле ста долларов, это сразу же бросится в глаза и автоматически понизит мой статус.

– Не потому ли в ресторане ты забрасываешь его за спину? – беззлобно подкалываю я, рассматривая этот его стодолларовый аксессуар. По-моему, нет в нем ничего красивого. Да, шелковый, блестящий, но слишком вычурный, аляповатый даже. Не понимаю: за что платить такие деньги?

– Так, – Грегори взглянул на часы, – нам надо успеть за обувью для тебя. Я знаю неподалеку весьма достойный испанский магазин. Ага, вот он, заходи.

Подчиняюсь с огромной охотой. За мои неполные тридцать еще не было случая, чтобы мужчина покупал мне туфли. Да еще в магазине, уставленном самыми лучшими образцами из последних коллекций!

Грегори окидывает взглядом весь ассортимент и показывает продавцу, что ему хотелось бы видеть на мне. Тот снимает с витрины указанный экземпляр и, встав на одно колено, аккуратно погружает мою ступню в изящную туфельку. Только в фильмах видала такое.

Грегори внимательно смотрит на мои ноги и просит продавца примерить другую пару. Этот оценивающий пристальный взгляд меня буквально заводит! Грегори кажется безумно привлекательным в такой момент. Терпеливая уверенность, продиктованная желанием обуть как можно эффектнее свою даму. Хочется наброситься на него и страстно расцеловать, чего со мной еще не случалось!

Наконец (после пяти примерок) Грегори отдает предпочтение двум изумительным черным парам. На высоченных каблуках. Только у одной пары каблук более устойчивый, а у другой – совсем тонкий, слегка изогнутый. И перепонка на щиколотке. И нос более удлиненный. Как устоять на таких? Задаю вопрос Грегори.

– Милая, пора тебе привыкать к настоящей элегантной обуви! Теперь ты – дама высшего общества, помни об этом.

И, помолчав, добавляет в подтверждение собственных слов:

– Моя первая жена легко передвигалась на еще более высоких каблуках. Ты тоже свыкнешься.

Интересно все же было бы хоть одним глазком взглянуть на его засекреченную бывшую жену.

Мы подходим к дверям офиса.

– Саша, мне нужно еще поработать, а ты пройдись по улице, прогуляйся, загляни в магазины. Вот, возьми. – Грегори раскрыл бумажник, достал 50-долларовую купюру и протянул мне. Потом подумал, достал еще четыре десятидолларовые купюры и сказал:

– Да, пожалуйста, купи себе хорошие колготки. Это весьма важная деталь дамского туалета. То, на что все всегда обращают внимание.

Вот так новости! Чем ему «Омса» не угодила?

– Ну, а сколько, по-твоему, должны стоить «хорошие колготки»? – надулась я.

– Не дешевле двадцати долларов, дорогая! И не вздумай экономить на этом. Значит так, через два часа встречаемся вот в этом кафе. ОК?

17.30

Накупив на тридцать долларов кучу безделушек и потратив всего двадцать пять – на три пары «хороших колготок», жду Грегори в условленном месте.

– Что вы будете пить, мадам?

– Кофе.

Снова кофе. Пожалуй, так сопьюсь! Но что ж еще? Днем заказывать более крепкие напитки считается неприличным.

Всё происходящее вокруг меня кажется фантасмагорией. Я словно не живу, а сама про себя смотрю кино.

18.00

Грегори задерживается. Мне становится слегка не по себе.

А что, если он не придет? Вообще? Куда тогда деваться? Вот растяпа! Я не записала ни его рабочего телефона, ни домашнего адреса! Пожалуй, закажу себе к следующей чашке кофе немного бренди, надо расслабиться.

– Выпиваешь втихаря? – звучит игривый голос за спиной.

– Я так волновалась, Гриша!

– Волновалась? – Он с доброй улыбкой смотрит на меня. – Значит, ты ко мне неравнодушна.

Неужели мы знакомы всего сутки? Мне кажется, я здесь уже неделю и знаю этого человека давным-давно.

– Предлагаю зайти домой, скинуть вещи и переодеться. Через полтора часа мы должны быть в «Метрополитен опера».

– Что будем слушать?

– Сезон оперы завершен. Мы идем на балет, если ты не возражаешь.

19.30

Решила выпендриться. В смысле – облачиться в подаренный Лизой серебристо-черный туалет «для истинных леди». Натянула новые колготки, в которых не стыдно появиться в Обществе. Взгромоздилась на каблуки. Надушилась звездным парфюмом Элизабет Тейлор. Напудрилась, подрумянилась и подвела глаза.

– Боже мой, Алечка, какая ты, оказывается, красивая! – восклицает Грегори.

Больше всего мой слух царапнуло это – «оказывается».

21.00

Мы сбежали после первого отделения. Как-то хиленько протекал балет, без искры. Несколько лет назад я смотрела его в Большом театре и испытала тогда истинный восторг. А здесь – какая-то вялая игра. У солистки словно бы живот болел, так тяжело она подпрыгивала и приземлялась. Да и партнер таскал ее по сцене вымученно. Без вдохновения. К тому же сама я буквально клевала носом. От перенасыщения впечатлениями. Или недосыпа. В общем, не пошел балет. Мы несколько раз переглянулись с Грегори, а в антракте подхватились и покинули старинное это здание.

– Обрати внимание, мы здесь такие одни, – сказал Грегори.

– Какие именно?

– Ну, которые уходят, не досидев до конца. – И добавил: – Заплатив двести пятьдесят долларов. За билет!

21.30. Ресторан Iridium неподалеку от Metropolitan Opera.

Мерцают свечи. Грегори не прикасался еще к своей любимой припущенной спарже и кукурузным крокетам. В моей тарелке остывает изысканное суфле из лосося под сливочным соусом с красной икрой. Я не могу проглотить ни кусочка.

Мы сидим, не отводя друг от друга глаз. Я пью уже второй бокал розового вина не в состоянии унять дрожь. Грегори берет мою руку и кладет между своими ладонями.

– Милая моя, у тебя такие дивные руки, – говорит он. – Я это понял сразу же, как только впервые коснулся их. Знаешь, для меня чрезвычайно важно первое прикосновение к руке женщины.

– Отчего же? – спрашиваю я.

Моей руке неожиданно становится липко.

– Это важнее даже, чем первый взгляд, – продолжает Грегори. – Вид может быть обманчивым, а прикосновение – никогда! Скажи, ты помнишь свое впечатление, когда я впервые взял тебя за руку?

Я помнила это очень четко. Тогда, в лимузине, мне было крайне неуютно и хотелось убежать от него. Прикосновение не доставило мне никакого удовольствия. Оно казалось неприязненным, холодным и чужим.

– Конечно, помню, – ответила я и сокрушенно покачала головой, – что, по-твоему, должна испытать женщина после фразы: «Какие сухонькие у тебя ручки»? Досаду почувствовала, вот что!

– Алечка! Речь шла исключительно об их внешнем виде. Когда я впервые взял тебя за руку, то сразу ощутил приятное тепло. – Он сделал паузу. – Мне очень хорошо с тобой. Просто давно ни с кем не было так хорошо. – Снова помолчал и печально произнес: – Представить не могу, что совсем скоро придется тебя от себя отпустить! Как пережить это, не знаю.

Он прав. Скоро домой. Следует подумать, с каким чувством буду теперь возвращаться в свою разруху и убожество.

– Знаешь, – говорит Грегори, глядя мне прямо в глаза, – моя мама изрекла однажды великую фразу. – Грегори сжал мою руку. – Она прозвучала так: «Нужно быть всегда готовым к встрече со своим Счастьем». – Он пристально смотрит на меня. – Ты только вдумайся, сколько мудрости за этим стоит и как это верно!

Вдумываюсь, киваю.

– Алечка, послушай! Мы с тобой словно бы два одиноких, два гордых корабля, долгое время бороздили чужие реки, моря и океаны, вынужденно прибиваясь к посторонним причалам… И вот, наконец, встретились в одном из морей. И узнали друг друга. И притерлись бортами.

– …бортами… – эхом повторяю я.

– Да. Мне кажется, именно ты способна сделать меня счастливым. Впервые я ощутил это за месяц до нашей первой встречи. Представляешь?

Я недоверчиво покачала головой.

– Правда-правда. Ну, конечно, там, в аэропорту, меня в первое мгновение сбил с толку твой угрюмый вид и тот недовольный взгляд, которым ты меня разглядывала. Я тоже не сразу признал тебя.

С удивлением посмотрела на него. Вот даже как?

– Теперь недоумеваю: где были мои глаза? – продолжил Грегори. – Ты так хороша, Алечка, ты просто прекрасна!

Я ответила ему благодарным пожатием руки.

– Тебе не хватало в этой жизни только одного – меня, – подвел черту Грегори.

– А тебе? – спрашиваю огорошенно.

– А мне, разумеется, не хватало тебя, – снисходительно улыбается Грегори. – Скажи, дорогая, ты же всегда мечтала встретить настоящего мужчину?

– Всегда! – отвечаю честно. Ну, что тут скажешь…

– И, встретив, хотела бы услышать от него нечто особенное?

– Особенное?

– То, чего с трепетом ждет каждая барышня?

– Конечно, – заинтригованно говорю я.

– Готова услышать?

– Готова.

– Прямо сейчас?

– Да!

Грегори вновь сжимает мою руку и произносит торжественно:

– Дорогая, ты выйдешь за меня замуж?