Святой перевал Аксенова Валентина

© Валентина Аксенова, 2015

© Валентина Аксенова, дизайн обложки, 2015

© Андрей Аксенов, фотографии, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Глава 1

Ночь над Святым перевалом

Солнце, не торопясь, двигалось к западу. Ещё несколько часов, и оно коснется своим раскаленным диском вершин гор, спрячется за них, оставив этот мир на расправу темноте, а затем каким-то непостижимым образом вынырнет наутро с противоположной стороны, согрев своими теплыми лучами продрогшую от холода и ночных кошмаров землю.

Дорога петляла из стороны в сторону, пытаясь пробить себе путь среди замысловатых складок местности. Взбегала вверх и серпантином уходила вниз. Но упрямо вела нас на север, в штат Химачал-Прадеш. Сначала вдоль живописных зеленых холмов, шикарных, утопающих в тени кипарисов вилл, огромных пшеничных полей, плантаций чая и сахарного тростника, необозримых садов с диковинными фруктами. Потом среди покрытых густыми лесами гор. Появились ели и кедры. Всё реже встречались копошащиеся на своих крохотных наделах крестьяне, небольшие стада пасущихся на склонах овец. Обетованная земля постепенно уплывала назад. Впереди, во всю ширь горизонта на фоне зелено-коричневых хребтов предгорья сверкали на солнце гордые, неприступные вершины, одетые в белоснежные шапки ледников.

Шофер не ленился жать на газ. До Святого перевала оставалось около часа езды. Затем опасный подъем по горной дороге, не менее опасный спуск, еще около часа езды, и конечная цель поездки – базовый лагерь альпинистов, распластавший как бабочка свои пестрые крылья-палатки среди величественных Гималайских гор. Там нас ждали ребята из группы Сергея Аверьянова, замахнувшиеся на одну из красивейших вершин северной Индии. Наша съемочная группа должна была запечатлеть это героическое восхождение. На беду, как только мы расположились в лагере, одному из альпинистов, Диме Сафронову, стало плохо. Обострение старой травмы. Пришлось срочно везти его в аэропорт в Дели и отправлять домой, в Москву.

На обратном пути в базовый лагерь говорили мало. Все смешалось в голове: тревога за товарища, не совсем удачное начало экспедиции, многочасовая изнуряющая тряска в машине среди бесконечных гор.

Машина, небольшой старенький открытый грузовичок, подскакивала на ухабах, резко заворачивала то вправо, то влево, повторяя рисунок дороги, заставляя людей, находящихся в кузове, крепко держаться за лавки, на которых они пытались сидеть.

Я примостилась между Мишей Никитиным и Олегом Поляковым в надежде, что они не позволят мне подпрыгнуть очень высоко и вылететь из кузова. Миша – самый старший, ему около тридцати лет, и самый опытный в нашей киногруппе. За его плечами немало съемок в разнообразных местах планеты, подчас очень опасных. Высокий плечистый блондин с голубыми искрящимися глазами. Имея скандинавскую внешность, Миша не отличался, однако, сдержанностью и неторопливостью жителей скандинавских стран. Азартный, энергичный, он встречал каждый новый день, как призыв к бою, и с головой бросался во всевозможные противоборства с природой и самим собой. Олег, чуть пониже Миши, но тоже спортивного вида парень, шатен с серыми, умными глазами, был более сдержанным в словах и поступках, более деликатным и мягким. Вообще, мне повезло. Я уже почти год после окончания института работала с этими ребятами. Как молодого специалиста они постоянно опекали меня, учили азам нашей нелегкой профессии, не ругались, если что-нибудь не получалось. И здесь, в подскакивающей на каждом камне машине, я чувствовала себя в безопасности под их надежной защитой.

Напротив нас сидели наши индийские проводники, Рамит и Амир. Молодые, лет по двадцать пять, загорелые, с глазами цвета переспелой вишни и густыми темно – каштановыми шевелюрами. Но если у Амира волосы были короткими, пышными легкими волнами обрамляющими красивое мужественное лицо, то у Рамита, наоборот, забавные непослушные завитки доходили почти до плеч. Сейчас они были схвачены резиночкой в короткий хвостик, который, однако, не спасал положения: отдельные локоны выбились и располагались так, как им было удобнее, подпрыгивая вместе с машиной и со своим хозяином на каждой кочке. С такой внешностью, думала я не раз, Рамиту нужно было стать артистом или художником, а не водить группы в горах. Человек, предложивший Рамита и Амира в качестве проводников, сказал, что они – опытные альпинисты, без труда ориентирующиеся в здешних краях. Оба, по его словам, были из какой-то местной деревушки. Хотя, на мой взгляд, внешне они разительно отличались от коренастых и круглолицых обитателей высокогорий. Амир – высокий, крепкий, чем-то похож на европейца. Рамит – такого же роста, но с чисто индийской внешностью: стройный, гибкий, с удивительно выразительными глазами, присущими только жителям этой страны. Оба очень хорошо говорили по-английски, поэтому языковых проблем у нас не было. Мое русское имя Аня произносили на английский манер – Энни.

Обычно веселые и разговорчивые, сейчас они с непонятной тревогой наблюдали за движением солнца.

– Перевал уже близко, – то ли нам, то ли самому себе, глухим, отрешенным голосом сказал Рамит, не отрывая глаз от неба, – За следующим поворотом.

Мы все трое одновременно посмотрели вперед, как будто пытаясь увидеть, что нас ждет впереди. Лица Рамита и Амира оставались неподвижными и напряженными.

Через некоторое время машина плавно повернула вправо, проехала еще метров сто и остановилась. Мы выпрыгнули из нее и осмотрелись. Дальше ехать было некуда. Тот участок, по которому еще только вчера везли в аэропорт несчастного Диму, сегодня был завален несметным количеством камней – от одной, уходящей вертикально вверх, скалы до другой, такой же неприступной и мрачной.

– Придется ехать в объезд, – сказал шофер, – Через другой перевал.

– А сколько это займет времени? – спросил Олег.

– Два-три дня, не меньше. Тут места очень глухие. Дорог почти нет. Да к тому же китайская граница рядом. Не знаю, пустят ли нас на тот перевал. Тогда еще дольше придется добираться.

– Это немыслимо! – воскликнул Миша, взмахнув руками, – Мы все трое – съемочная группа. Пока альпинисты обустраивались в базовом лагере, мы согласились отвезти товарища в аэропорт. Но при этом потеряли несколько дней. А вы предлагаете нам сейчас потерять еще почти неделю! У нас – работа! Мы обязаны срочно добраться до лагеря! Ведь он уже недалеко! До него пешком дойти можно! Здесь же, наверняка, есть какие-нибудь тропы!

Миша напористо – вопросительно посмотрел на Рамита и Амира, делавших вид, что этот разговор их не касается.

«Странные какие-то», – подумала я. До этого момента оба казались мне такими сильными, симпатичными, такими открытыми, готовыми прийти на помощь. Я вспомнила, с каким вдохновением рассказывали они легенды об этих краях. Как трогательно – наивно пытался ухаживать за мной Рамит, помогая ставить в базовом лагере палатку и переносить в нее наше оборудование. А сейчас вдруг они превратились в слепо-глухо-немых, делающих вид, что ничего не понимают, людей.

– Амир, Рамит! – обратился к ним Олег, – Вы же все здесь знаете! Помогите нам отыскать другую дорогу через этот чертов Святой перевал!

– А здесь вообще есть другая дорога? – неуверенно спросила я, почему-то надеясь услышать, что ни дороги, ни тропинки через перевал не существует.

– Да, есть, – голосом, далеким от энтузиазма, сказал Рамит, – Вон там, за вашими спинами.

Обернувшись, мы увидели то, чего не заметили сразу: слева, почти параллельно нашей, шла другая дорога, полузаросшая травой и кустарником. Не доходя до того места, где мы сейчас стояли, она плавно сворачивала и уходила вверх на гору.

– Дорогу, которой мы пользуемся сейчас, проложили лет сорок тому назад, – объяснил Рамит, – Здесь легче было врубаться в скалы. А по той вьючной тропе машины не могли проехать. Подъем очень крутой. К тому же на самой вершине перевала прямо на дороге стоит монастырь Трёх монахов. Его построили около двух тысяч лет назад три брата-монаха. Поэтому перевал называется Святым.

– Это прекрасно! – сказал Миша, – Значит, мы можем попроситься на ночлег в этот монастырь. Ведь у нас нет палатки, а скоро уже ночь. Всё нормально! Завтра после обеда будем в лагере. Ребята! Давайте выгружать вещи!

Мы сбросили с машины наш немногочисленный багаж.

– Амир, Рамит, вы же с нами?

– Нет, – замявшись, ответил Амир, – Мы не пойдем. И вас не пустим. Этот монастырь давно опустел и полуразрушен. В нем уже более двухсот лет нет никаких монахов. Туристы, конечно, изредка ходили посмотреть на него. Мы с Рамитом тоже их туда водили. Но сейчас находиться на перевале очень опасно. Никто в последнее время оттуда не возвращался. Говорят, что в заброшенном монастыре поселились демоны. Нам и на машине страшно проезжать здесь. А вы хотите идти пешком!

От этих слов у меня по спине пробежали мурашки. Я вспомнила, с какой тревогой смотрели Рамит и Амир на клонящееся к закату солнце, как бешено гнал машину шофер. Я оглянулась и только тут обратила внимание на то, что шофер сразу же после нашего с ним разговора забрался в кабину и, вцепясь обеими руками в руль, ждал, когда мы на что-нибудь решимся: ехать с ним или идти пешком.

– Слушайте, ребята! При чем тут демоны?! – сделав успокаивающий жест, сказал Олег, – Вы в полицию сообщали? Может, там просто бандиты какие-нибудь обосновались?

– Бандиты не кричат по ночам страшными, нечеловеческими голосами и не рвут людей на части, – четко выговаривая каждое слово, ответил Амир.

У меня было такое ощущение, что от ужаса я превратилась в холодную неподвижную мраморную статую. Только сердце отчаянно стучало, да глаза вглядывались в нависающие над нами скалы: не притаилась ли там беда?

– А если оттуда никто не возвращался, откуда вы знаете про крики и трупы? – раздраженно спросил Миша, – Все это, наверняка, сказки, очередная местная легенда с ужасным концом.

– Если вы туда пойдете, эта легенда действительно будет с ужасным концом, – попытался убедить его Рамит, – Один наш знакомый решил проверить, правда ли то, что говорят про этот перевал. Еле ноги унес оттуда. До сих пор во сне кричит. А ведь он до монастыря так и не дошел. Как увидел трупы, да как услышал дикие крики, так от страха ноги сами, как сумасшедшие, домой его понесли. Поедем лучше в объезд! А? Скоро зайдет солнце, и здесь станет очень небезопасно.

Я хотела взять свои вещи и отнести их в машину, но, взглянув на Мишу и Олега, поняла – ради выполнения своего долга, своих обязательств перед ребятами, находящимися сейчас в базовом лагере, перед редакцией, ожидающей интересный репортаж, они пойдут на всё.

Легенда.… Всей душой, каждой мельчайшей ее клеточкой я поняла, что мы становимся, а, может, уже стали частью этой легенды, легенды Святого перевала. Знать бы только, какая она будет: ужасная, как предрекает Рамит, или все-таки с более или менее нормальным финалом.

– Я иду через перевал, – сказал Миша, – Кто со мной?

Мы с Олегом ничего не ответили, взяли свои рюкзаки и стали надевать их на спины.

– Энни! Это очень опасно! – не выдержал Рамит, – Останься хоть ты!

– Я – с ребятами. Я – часть этой киногруппы и потому должна идти. Иначе я не могу.

Темные красивые глаза Рамита умоляюще смотрели на меня. Я отвернулась, чтобы не расплакаться: увижу ли я снова эти глаза, эти горы, это солнце, свой родной город, свою маму? Полная невеселых мыслей, автоматически передвигая ноги, шла я за Олегом. Впереди шел Миша. Ребята, как и я, молчали. Они тоже были погружены в себя. Им тоже нелегко дался этот выбор. Поэтому хруст ветки позади нас застал всех врасплох.

«Монстр!» – как молнией прошило мне голову.

– Рамит, Амир? Что вы тут делаете? – изумленно воскликнул Олег, – Вы же решили остаться!

– Вы разве не заметили, что мы уже минут пятнадцать идем за вами следом? – ухмыльнулся Амир.

– Как мы можем бросить вас, да еще с девушкой? – добавил Рамит.

Впятером идти стало веселее. Но не легче. Ведь дорога шла круто в гору, да к тому же еще изрядно заросла кустарником. То и дело приходилось обходить громадные, бесформенные, поросшие мхом и молодыми деревцами серо-черные крапчатые валуны. Я представила, с какой сокрушительной силой летели они сюда во время землетрясений, уничтожая все на своем пути. Где-то невдалеке слышался гул падающей воды. Через некоторое время, цепляясь за траву, ветки и выступающие из земли щупальца корней, спотыкаясь о срывающиеся вниз камни, мы выбрались на открытое пространство,… чтобы столкнуться с новым препятствием – виадуком, переброшенным через глубокое узкое ущелье, пробитое небольшой, но бурной горной рекой, обрушивающейся с высокой скалы справа от нас. Мост этот казался древним, как эти горы: пеньковая веревка и кожаные ремни, удерживающие в воздухе полусгнившие дощечки, вот-вот должны были лопнуть и прервать связь между двумя высоченными отвесными обрывами, сдерживающими буйство обезумевшей от падения воды.

– По этому мосту пройти хоть можно? – спросил Миша наших проводников.

– Да, – сказал Амир, – Он только на вид некрепкий. Но мы по нему не один раз уже ходили.

– Все равно я проверю, – сказал Миша и шагнул на скрипучие, устрашающе качающиеся досточки.

Перебравшись на другой берег, махнул нам рукой.

– Идите по одному!

Я внутренне напряглась, ожидая своей очереди. Но мне совсем не хотелось выглядеть трусихой в глазах своих товарищей и особенно в глазах наших новых индийских знакомых. И я решительно ступила на шаткое сооружение. Мост угрожающе скрипел, натужно поскуливал, но падать не собирался.

Наконец виадук остался позади. А мы вновь двинулись в путь по крутой, полузаросшей и заваленной камнями дороге. Вскоре я почувствовала, что начинаю задыхаться, хотела уже попросить сделать короткий привал, как вдруг Миша с Амиром, идущие впереди, завернули за огромный, с двухэтажный дом, серо-лиловый валун и остановились. И Амир стал показывать рукой куда-то вверх. Мы подошли к ним и тоже посмотрели вверх.

– Вот он, монастырь Трёх монахов, – сказал Рамит.

Вид был впечатляющим! В этом месте перевал, как ножом, был прорезан поперек небольшим ущельем. По дну ущелья весело бежала какая-то горная речушка, вероятно, та, которую мы переходили по виадуку. Наверху, слева, на самом краю высокого, мрачного, заросшего соснами обрыва, стоял монастырь. Прямо над ним, острием в небо, поднималась голая, безлесная, обрамленная наверху кустарником скала, менее высокая, но не менее мрачная. По обе стороны от перевала начинались отроги громадных, устрашающего вида гор. Дорога, на которой мы стояли, петляя, спускалась к речушке, а затем, так же петляя, уходила вверх, к монастырю и упиралась в его массивные, обитые металлом ворота.

Ворота эти были врезаны в мощную стену, «вросшую» одной своей стороной в скалу, а другой стороной нависавшую над ущельем. С противоположной стороны монастырь также был огорожен толстой прочной стеной с воротами. Впритык к стенам, по самому краю обрыва и на немногочисленных горизонтальных выступах было «рассыпано» с десяток одноэтажных строений кубической формы с небольшими суженными в верхней части окнами со ставнями.

Позади этих одноэтажных домиков и выше них, на уступе горы возвышалась «пирамида» из двух «кубиков»: внизу – «кубик» побольше, с широкими трапециеобразными ставнями, на нем – «кубик» поменьше, немного сужающийся к своему плоскому верху, с длинными узкими прорезями вместо окон. К двери, находящейся в центральной, восточной части сооружения, вела изогнутая лестница, прорубленная прямо в склоне утеса. Даже отсюда, снизу были хорошо видны её черные крутые ступени. Сразу чувствовалось, что это – главное здание монастыря. Оно доминировало, как будто парило над остальными строениями и над ущельем. И в то же время, врастая фундаментом и задней своей частью в скалу, сливаясь с ней в единое целое, создавало, как ни странно, ощущение гармонии естественного, природного, и созданного руками человека. Взгляд быстро скользил по одноэтажным домикам и останавливался на этой странной «пирамиде», пытаясь рассмотреть каждую её деталь, пытаясь понять, какие таинства происходили за её стенами в течение сотен и даже тысяч лет.

– Красиво! – сказала я, – Особенно вон то здание, на уступе скалы!

– Это – храм, святилище, – с нотами торжественности и уважения к этому месту пояснил Рамит.

Солнце стояло почти над горой, вздымающейся слева от перевала. Еще немного, и эта гора отбросит громадную тень на всю округу. Снежные вершины нашего и противоположного нашему хребта были окрашены розово-красным цветом и придавали мистический вид всему пейзажу. На их фоне зловеще вырисовывался темный силуэт парящего в небе грифа-бородача, высматривающего себе на ужин жертву.

– Нужно торопиться, – сказал Амир, – Вечера в Гималаях короткие. Мы должны успеть добраться до реки и набрать воды и дров для костра.

Почему-то все зашагали быстрее: то ли оттого, что дорога пошла немного вниз, то ли желая поскорее развести огонь.

Речушка оказалась не так близко, как мы думали, глядя на нее сверху. И, когда мы, наконец, вышли к ней, черная зловещая тень уже поползла по ущелью.

– Аня, ты останешься здесь, с вещами, – сказал Миша, – А мы…

Он остановился на полуслове. Наши взгляды сразу же обратились в ту сторону, куда смотрел Миша. Там, на пригорочке, под чуть склонившимся деревом виднелись три могилы с наспех сбитыми из толстых сучьев крестами. Стало как-то не по себе. Подойдя ближе, мы увидели кожаный мешочек, аккуратно повешенный кем-то на сучок одного из крестов. В нем были документы, вероятно, тех людей, чьи тела покоились в этих могилах. Изучив паспорта, ребята пришли к выводу, что свой последний приют на берегу этой живописной речушки нашли трое бельгийских парней, старшему из которых было всего тридцать пять лет.

– Около недели, наверное, здесь лежат, – осмотрев могилу, сделал вывод Амир.

– Что это? – спросила я, наклонившись ближе к паспортам, которые держал Олег.

– Кровь, – сказал Амир.

– Не нужно пугать Энни, – неодобрительно посмотрел на него Рамит.

– Я не хочу никого пугать. Мы не знаем, что здесь произошло. Но, на крайний случай, нам нужно быть осторожнее.

Не сговариваясь, ребята сняли свои рюкзаки и достали оттуда ножи.

– Давайте отойдем в сторону от дороги и переночуем где-нибудь там, за этим пригорком, – предложил Миша, – Мало ли кто здесь ходит по ночам.

– Хорошо, – согласились Амир и Рамит, поднимая с земли рюкзаки.

– По всей вероятности, мы не первые, кто решил заночевать в стороне от дороги, – хмуро сказал Олег, подойдя к краю пригорка. Мужчины устремились к Олегу. Я тоже медленно приблизилась к ним, хотя ноги почему-то не хотели нести меня в том направлении.

Открывшийся нам вид был ужасен. Прямо под пригорком стояла яркая красно-желтая палатка. Вещи лежали как-то странно: как будто кто-то аккуратно сложил рюкзаки, посуду, аккуратно уложил дрова для костра, а потом начал бегать и топтать все это. Не разбрасывать, а именно топтать. Но не это было ужасным, а другое: чуть поодаль, у самой речушки и даже в ней самой лежало несколько изуродованных трупов.

Тень от горы медленно ползла к реке…

– Аня, не ходи с нами. Мы справимся сами, – дотронулся до моего плеча Миша. Я кивнула головой. Это все, на что я была способна в тот момент.

Мужчины молча сошли вниз, осмотрели убитых людей, вещи, взяли лежащую возле костра лопату. Олег стал копать на пригорке могилу, а остальные на найденном в палатке спальнике переносили останки погибших.

– Что делать мне? – спросила я Мишу, немного придя в себя.

– Собери их вещи в палатку, если тебе это не трудно, – сказал он грустным голосом и, достав нож, пошел на пригорок помочь своим товарищам.

Через некоторое время в сгущающихся сумерках при помощи лопатки и ножей они выкопали шесть неглубоких могил, положили туда покойников, молча постояли и начали забрасывать их землей.

– Теперь нужно срочно заготовить хворост для костра, – сказал Амир, – Уже совсем темно. А здесь у них дров мало.

– Идемте все вместе. Не отходите далеко друг от друга, – предупредил Миша.

Солнце уже полностью скрылось за горой. Но благодаря выглянувшей из-за темно-серых облаков луне что-то можно было различить. Вдоль реки деревьев не было. Поэтому, включив фонарики, мы пошли вверх по широкой тропе, идущей параллельно ущелью. Не успели пройти и пятидесяти метров, как увидели несколько старых, сухих, поваленных друг на друга деревьев: одно – почти на дороге, остальные – у края обрыва.

Дерево, лежащее на дороге, было толстым, с огромными сучьями. Мужчины принялись обрабатывать его ножами и топором. Для моих пустых рук эта работа была сложной. Поэтому, выключив фонарик и спрятав его в карман, я начала обламывать более тонкие ветви с деревьев, находящихся у самого обрыва. Я обламывала их и аккуратно складывала рядом, чтобы потом удобнее было нести. Ущелье лежало прямо передо мной. Время от времени мой взгляд скользил по его крутым, черным от силуэтов сосен уступам, вверх к монастырю, который отсюда, снизу, был почти не виден.

– Аня! – позвал Олег, – Ты идешь?

– Да, я много уже набрала. Сейчас иду.

Я наклонилась, взяла поудобнее вязанку, встала и … замерла от ужаса. Мне показалось, что часть скалы метрах в двадцати от меня пошевелилась, и от нее отделилась огромная тень. Я стояла, как вкопанная, с широко раскрытыми глазами, прячась за вязанку и пытаясь внушить себе, что все это мне померещилось. Но чем дольше я всматривалась в это место, тем отчетливее видела, что там было какое-то крупное существо. Когда же во мраке ночи сверкнули два жутких глаза, самообладание покинуло меня, и я закричала. Хворост выпал из рук, я упала на него, закрыв лицо руками. Хруст веток под чьим-то мощным телом. Страшные, гортанные, нечеловеческие звуки… И голоса ребят:

– Энни, Энни, что с тобой?!

– Анечка, не бойся, мы рядом!

– Ты видел?!

– Да, вон там! Оно побежало туда!

– Ты видел его размеры?!

В голове гудело, как в пустой бочке. Я сидела на земле, держась за виски. Вокруг стояли ребята.

– Ты сможешь идти?

– Да, – я попыталась встать, но ноги подкашивались.

– Я понесу тебя, – сказал Рамит и обнял меня.

Сильные, добрые руки заслонили меня от черной, безжалостной ночи с её тайнами и призраками, окутали теплом, чувством защищенности. Страх и слабость куда-то исчезли. Я заглянула в карие глаза, с нежностью смотревшие на меня, и представила себе тихий осенний московский скверик: падают золотистые листья, и Рамит несет меня на руках… Мысленно встряхнулась.

– Нет. Мне не нужна помощь. Я пойду сама. Мы должны нести дрова. Мы должны принести много дров. Ночь длинная.

Собрала рассыпанные ветки и встала. Подняв глаза, увидела удивленные лица друзей.

– Ну, ты и крутая девчонка! – покачал головой Миша, – Настоящий кинорепортер! Без страха и упрека!

– Наша школа! – с гордостью добавил Олег, – Никаких слёз и истерик!

– Загадочная русская женщина, – пробормотал Амир.

И только Рамит понимающе улыбнулся.

Забрав все, что заготовили, и, вернувшись на поляну, где те несчастные разводили костер, мы остановились в молчании, не зная, на что решиться.

– У нас нет выбора, – после некоторого колебания сказал Амир, – Слишком темно, чтобы искать какое-то другое место.

И бросил ветки возле кострища. Никто не спорил. Развели огонь. Достали все оставшиеся запасы еды.

– Немного, – сказал Рамит, – Но на ужин и на завтрак нам хватит. А к обеду в лагерь уже придем. Главное – у нас достаточно воды. Не нужно кипятить.

Никто и словом не обмолвился о том, что рядом, в палатке, были продукты тех бедолаг, что покоились теперь на пригорке под чуть наклонившимся деревом. Эти продукты никому не полезли бы сейчас в горло. Даже котелок не хотелось брать.

– Ну, что ж, – сказал Миша, когда наш скромный ужин был закончен, – Давайте проанализируем обстановку!

– На данный момент вырисовывается следующая картина, – начал Рамит, – Где-то около недели назад эти шестеро итальянских парней нашли тех троих бельгийцев. Когда погибли бельгийцы, не известно. Итальянцы похоронили их и разбили лагерь в стороне от дороги, в этом самом месте. Возможно, что их, как и нас, застала врасплох ночь. Теперь уже не определить, по каким причинам они не ушли отсюда. Но ясно одно, они понимали всю опасность своего положения.

– Да, – согласился Миша, – Возле костра лежал топор. У каждого из них в руках или рядом был нож.

– Я осмотрел ножи, – сказал Амир, – Только два из них в крови. Остальные люди по каким-то причинам так и не смогли ими воспользоваться.

– Отсюда следует, что нападение было внезапным и мощным, – подытожил Олег.

– С этим все более или менее понятно, – продолжил Рамит, – Далее идет самое странное – характер нанесенных этим людям травм. Их как будто душили и били об землю. Если бы на них напало животное, то в первую очередь оно бы их рвало зубами.

– Да, странно, – задумчиво произнес Миша, – Животные обычно сторонятся человека.… А вы заметили, что лица у этих ребят были перекошены от ужаса? Чертовщина какая-то. Тут еще огромная тень у обрыва.

Все повернулись ко мне: «Можешь рассказать подробно, что ты видела?»

– Громадину, отделившуюся от скалы, и жуткие глаза, – начала я.

И вдруг все ущелье содрогнулось от страшного рева, идущего сверху, от монастыря. Я захлебнулась так и не высказанными словами, сжалась до хруста в костях. Там, наверху, схлестнулись какие-то чудовищные силы, ожесточенно пытающиеся отстоять свое господство на перевале.

Рев, визг, рычание, визжание переливались страшными, отчаянными нотами от самых низких, бросающихся в атаку, до самых высоких, корчащихся в невыносимых муках, задыхающихся от боли и слепой ярости.

Хотелось закрыть глаза, плотно заткнуть уши, превратиться в улитку и забиться под какой-нибудь листочек, чтобы никто, ни одно из этих страшилищ не могло тебя достать! Хотелось мчаться: вверх по дороге, потом вниз по склону, и далеко-далеко, чтобы не слышать этих жутких звуков!

Небо, как черное опрокинутое сито с миллионами предательских дырочек, бледная, зловещая, как лицо мертвеца, луна безжалостно освещали нас, усмехаясь, что нам некуда бежать, радуясь, что мы так доступны, так беззащитны!

Я готова была закричать сама, еще громче и пронзительнее, чем те существа у монастыря! А вдруг эта битва монстров перекатится сюда, вниз по дороге?! А вдруг эти чудовища увидят наш костер и разорвут нас так же, как тех несчастных парней?!

Рамит взял меня за руку: «Энни, успокойся! Мы – рядом. Все будет хорошо». Я почти не слышала его голоса из-за громовых раскатов этой дикой, остервенелой бойни. Просто смотрела на него остекленевшими глазами и думала: «Я сейчас сойду с ума!»

Неожиданно все замерло. Два-три рыка вдогонку кому-то (или над чьим-то трупом, о ужас!), и тишина, черным, почти осязаемым облаком расползающаяся по ущелью. Тишина, от которой глохнут уши, лопается голова в тщетном усилии услышать крадущиеся во мраке ночи шаги, понять, откуда теперь ждать опасности!

Все сидели с напряженными лицами, с оружием наготове – ножи, топор, лопата.

– Может, убежим отсюда? – шепотом предложила я.

– А если на нас нападут из засады? – вздохнул Миша.

– Давайте тогда потушим костер, – внес следующее предложение Олег, – Чтобы нас не заметили.

– Нет, – сказал Рамит, – Вы видели, как лежали дрова? Эти парни не успели развести огонь. Возможно, он спас бы их.

– Но здесь же было кострище? – не понял его Миша.

– Этому кострищу уже несколько лет. Это одно из любимых мест туристов, – объяснил Рамит, – Помните, когда мы пришли, дрова были только возле него? Оно само было абсолютно ровное.

– Но, может, дрова просто прогорели? – неуверенным голосом спросил Олег.

– Ты же сам прекрасно понимаешь, – вступил в разговор Амир, – Если бы хоть какие-нибудь дрова здесь горели, от них все равно остались бы недогоревшие кусочки. Рамит прав – костер тушить нельзя. И в него нужно положить сучья потолще так, чтобы один конец горел, а за второй можно было бы взяться рукой. Возможно, они нам пригодятся.

Мы положили в огонь сучья, сели на свои места и опять погрузились в темную, гнетущую тишину. Я смотрела на костер и первый раз в жизни не радовалась веселому треску дровишек, причудливым формам пепла, диковинным, переливающимся то алыми, то багровыми оттенками цветам, распускающимся и умирающим в сердце огня. Картины детства, беззаботного, наивного, проплывали в моей голове. Мне бы сейчас те проблемы, из-за которых я, глупая, даже иногда плакала! Веки мои стали тяжелыми. Голова как будто налилась свинцом. Я медленно погружалась в бездну, безвольно поддаваясь охватившей меня слабости.

Лодочка на реке, я иду с рюкзаком со своими товарищами, странные, причудливой формы холмы – мозаика, неизвестно из чего составленная моим подсознанием. А потом голос. И я все пытаюсь рассмотреть лицо человека, зовущего меня. Вот я все ближе и ближе. И чем я ближе к нему, тем мне страшнее…

– Энни, Энни!

– Аня, проснись!

Открыла глаза: черное небо, костер, ребята. Я вдруг вспомнила все ужасы этой ночи и пожалела, что проснулась. Вот бы заснуть летаргическим сном и проснуться, когда весь этот кошмар будет уже позади! А будет ли он когда-нибудь позади?!

– Аня, – извиняющимся голосом сказал Олег, – Мы не хотели тебя будить. Мы были даже рады, что ты уснула. Но у нас проблема – заканчиваются дрова. Нечем поддерживать огонь. А ночь еще долгая. Нам нужно опять идти на ту поляну. Но оставлять тебя здесь одну мы не можем. Мы идем все. Пошли, а?

Я огляделась в надежде найти убежище, где бы можно было подождать ребят. Но с грустью поняла, что надежнее укрытия, чем спины моих товарищей, мне не найти.

– Конечно, я иду, – обреченно сказала я.

На этот раз мы шли вверх по дороге более осторожно, время от времени останавливаясь и прислушиваясь. Вот и поваленные деревья.

– Не будем рубить это толстое дерево, чтобы не поднимать лишнего шума, – предложил Амир, – Давайте наломаем сучьев с тех, более тонких деревьев.

Мы подошли к деревьям и стали как можно более тихо обламывать с них ветки. Одна ветка была очень длинная. Я попыталась обойти её со стороны ущелья, как вдруг почувствовала, что под моими ногами нет опоры. Со страшным треском, слышимым, наверное, за десять километров, обрушилась я на дно ущелья. Хорошо, что склон в этом месте только набирал высоту и был поэтому невысоким. И кусты не были колючими. Помогла еще спортивная сноровка – сумела сгруппироваться. Иначе бы не избежала переломов.

Я ощупала себя. Вроде, все нормально. Руки – ноги целы. Ссадины не в счет. Нужно скорее выбираться отсюда. Ребята вон уже спускаются. И вдруг (опять это кошмарное, тошнотворно—страшное «вдруг») прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки я увидела два получеловеческих, полунепонятно каких глаза! Ядовито – желтая луна, изо всех сил пытаясь довести меня до паралича, с радостью садиста освещала жуткую, покрытую серо-бурой шерстью морду! Что такое бешено выпученные глаза и отвалившаяся челюсть, я испытала в тот момент на себе. Я не могла двигаться – тело перестало слушаться. И когда это страшилище испустило низкий гортанный звук, я с силой зажмурила глаза, не в силах бороться, не в силах убежать!

Крепкие руки схватили меня.

– Энни, Энни! Что с тобой?

Открыв глаза, увидела склонившегося надо мной Рамита.

– Рамит? Это ты? Ты пришел, чтобы спасти меня? Или ты не Рамит, а оборотень?!

Сознание не в состоянии было больше справляться с захлестнувшими меня эмоциями – я погрузилась в кромешную темноту…

* * * * *

Что-то неприятное происходило со мной. Не могла понять, что именно, но хотела избавиться от этого. Открыв глаза, увидела Амира, лупящего по моим щекам.

– Не бей меня, мне больно! – я инстинктивно прикрыла щеки ладонями.

– Слава Богу! Жива! – выдохнул Рамит.

– Ничего! Главное, нет переломов, – бодрым голосом сказал Миша.

– Где мы? – простонала я.

– Где мы?! Где оно?! – закричала я, сразу вспомнив всё и увидев, что мы находимся в том же самом месте, куда я упала.

– Не бойся, – сказал Рамит, – Оно здесь. Вернее, он здесь. Посмотри!

Мужчины раздвинулись, и я увидела Олега, протягивающего сухарик какому-то маленькому, страшненькому существу. В лунном свете он казался нереальным, как будто телепортированным из какого-то ужастика.

– Это что, детеныш снежного человека, йети?! – в недоумении воскликнула я.

– По всей вероятности, да, – задумчиво ответил Амир, – И очень маленький детеныш. Совсем кроха. Ходить еще толком не умеет.

– На гоблина похож, – без тени иронии сказал Миша.

Малыш с деловым видом откусывал кусочки сухарика и тщательно пережевывал их, не упуская при этом из поля зрения каждого из нас. И как я могла испугаться такого малявки? Мне стало стыдно за свои страхи.

– Бабу, – сказал Амир, – Настоящий бабу («бабу» – ударение на втором слоге – прим. автора).

– Действительно, – улыбнулся Рамит, – Настоящий кхокабабу!

– А что обозначает «бабу»? – поинтересовалась я.

– «Господин», – объяснил Рамит, – У нас в Индии так обращаются к важным людям. Посмотри, с каким деловым видом он ест!

– А «кхокабабу»?

– «Кхокабабу» – «маленький господин».

– Интересное слово, «бабу», – сказала я, – Мне оно напоминает другое слово – «бэйби», «младенец». Он такой маленький, жалкенький!

– Какой он «бэйби»? – не согласился Миша, – Бабуин натуральный! Вы на его морду посмотрите! Уродина!

Олег и Рамит громко рассмеялись. Бабу посмотрел на Мишу внимательным, строгим, немигающим взглядом, словно взывая к его совести. Затем продолжил не торопясь, с расстановкой жевать угощение.

– Для тебя бабуин, а для его мамы он самый красивый! – возмутилась я.

– Не хотел бы я встретиться с его мамой, – мрачно ухмыльнулся Амир.

В резко наступившей тишине слышалось только журчание реки и деловитое посапывание Бабу, занятого разгрызанием сухарика. Зловещая луна ехидно освещала густой кустарник, расползшийся по дну ущелья и скрывающий речушку и Бог знает еще что или кого, и почти отвесную, такую же заросшую скалу за нашими спинами.

– Интересно, а где его мама? – понизив голос почти до шепота, спросил Олег.

– Может, её сожрал тот монстр, наверху? – предположил Миша.

Чудовище, засевшее у монастыря, как будто услышав слова Миши, испустило долгий, протяжный вой, душераздирающими ступенями спустившийся в ущелье и заполнивший его до краев ужасом. Казалось, что кто-то стонет не то от радикулита, не то от смертельной тоски, утолить которую может только чья-то жертва, чья-то хлестающая кровь и разрывающаяся плоть.

Мы все инстинктивно прижались к скале. Рамит подтащил к себе ничего не понимающего, окаменевшего от страха Бабу и сел поплотнее к нам.

«Хорошо, что мы ушли от той палатки, – подумала я, – Место там открытое. Мы видны, как на ладони. А здесь кругом кустарники. Никто нас не увидит. Отсидимся до утра и тихонечко отправимся назад, подальше от этого перевала. Лучше уж неделю в объезд добираться, чем попасть в лапы тому монстру наверху».

Стоны, вой, переходящий в рёв, становились все напряженнее и ритмичнее, словно кто-то раскачивался всем телом и мотал в такт ему головой. Страшное соло на скале, леденящее душу, которое никто не в состоянии был слушать, которое никто не хотел поддержать!

Но когда эта агония, от которой оцепенело все живое, дошла до апогея, до полного исступления, напоминая буйство умолешенного, снизу, со дна ущелья ему ответил другой голос, полный гнева, ненависти и желания убивать. Два голоса слились воедино, не желая уступать друг другу. И вдруг они стали двигаться в нашу сторону!

– Быстро! – закричал Амир, – Отсюда нужно срочно уходить!

– А Бабу? Что делать с Бабу? – с отчаянием запричитала я, – Он же совсем маленький! И совсем один! Они же его съедят!

Амир секунду колебался: «А, ладно! Берем его с собой!»

Рамит подхватил Бабу под мышку, и мы, помогая друг другу, полезли наверх и бросились вниз по дороге, не обращая внимания на хруст веток под ногами. Какой там хруст, когда весь перевал содрогался от выступления взбесившегося дуэта! Прибежав к кострищу, начали в спешке заталкивать вещи в рюкзаки.

Неожиданно звуки умолкли. Мы застыли на своих местах, растерянные, застигнутые врасплох этими новыми обстоятельствами.

– Что делать? – спросил Олег, – Вдруг они придут сюда?

– Уходить, – ответил Миша, – И как можно скорее!

– А что будем делать с малышом? – озадачил всех Рамит, – В человеческое общество ему нельзя. Не в зоопарк же его отдавать. Получеловек все-таки!

– А о малыше позаботятся его родители, – тихим, напряженным голосом сказал Амир.

Все оглянулись. Вдоль реки по направлению к нам двигались два высоких существа, чем-то напоминавших то ли обезьян, то ли каких-то лохматых первобытных людей: одно существо повыше, прихрамывающее на правую ногу, второе – пониже и потолще. Серо-бурая шерсть и ужасные морды (или лица?) такие же, как у нашего Бабу.

– Давайте осторожно, без лишних движений отойдем подальше, – предложил Рамит, – Пусть они заберут своего детеныша.

Мы отступили за костер, в котором уже почти не осталось тонких веток. Только толстые сучья, приготовленные нами на случай самообороны, трещали и переливались на концах огненными узорами.

Чета йети медленно, но в то же время решительно приближалась к малышу. До Бабу уже оставалось метров десять, как вдруг огромная черная тень нависла над поляной. Все замерли. На пригорке, на котором мы похоронили итальянских парней, стоял невиданных размеров снежный человек, не менее двух с половиной метров ростом. Луна, как искусный гример, при помощи игры света и тени придавала этому жуткому существу еще более устрашающий, еще более чудовищный вид. Глухое рычание, исходившее из его груди, не предвещало ничего хорошего. Внизу, на поляне, прямо перед ним сидел маленький серо-бурый комочек – Бабу.