Сердце, живущее в согласии Зендкер Ян-Филипп
Сапог. Я боюсь черных сапог. Начищенных. Таких блестящих, что в них отражается мой страх.
– Чьи это сапоги?
Смерти.
– Кто их носит?
Посланцы.
– Чьи?
Посланцы Страха.
– И кто их посылает?
Молчание.
– Ты что-нибудь помнишь?
Белые пагоды. Красные пятна. Везде. На земле. На деревьях. Красная жидкость, вытекающая из ртов. Она окрашивает все. Мои мысли. Мои сны. Мою жизнь.
– Кровь? Ты помнишь кровь?
Она капает на лицо. Заливает глаза. Жжет. Ой как она жжет.
Она вскрикнула. Я вздрогнула от ее крика.
– Что с тобой?
Жжет. Очень сильно.
– Что жжет?
Память.
– Откуда ты родом?
Из страны, которую ты хорошо знаешь.
– Из какой части?
С острова.
– С какого?
Тхай бсон тху мья, а хти кьян тху мья я тхет шин най тху мья сан сар яр кьюн го тхва май.
– Что ты сказала?
Она повторила непонятное.
– На каком языке ты говоришь?
Не могу продолжать. Прошу, помоги мне.
– Каким образом?
Покинь это место. Я не хочу возвращаться.
– Куда?
На остров.
– Мы не собираемся ни на какой остров.
Еще как собираемся. Сейчас прямо туда идем.
– Я не понимаю, о чем ты. Объясни.
Она снова умолкла.
– Не исчезай. Останься. Постарайся вспомнить.
Ответа не было.
И как мне свести воедино осколки ее воспоминаний? Что за страна, которую я знаю? Что за «сапоги Смерти» и «посланцы Страха»? Что вообще означают ее слова? Бред какой-то.
За деревьями я увидела небольшую хижину, построенную в форме треугольника. Бревна были темно-коричневого цвета. Скаты крыши почти достигали земли. Над крыльцом натянута веревка, где сушилась монашеская ряса. Из трубы поднимался белоснежный дым. Без малейших опасений я подошла к хижине.
Казалось, меня здесь ждали.
За широким окном я увидела вчерашнего монаха. Он сидел посередине комнаты на татами и читал книгу. Позади него, в дровяной плите, пылал огонь.
Я постучалась и, не дожидаясь ответа, открыла дверь.
Монах поднял голову и отложил книгу.
– Как я рад тебя видеть, – сказал он с британским акцентом. – Входи.
Я сняла сапоги и вошла, закрыв за собой дверь. Остановившись у двери, растерялась, словно забыла, зачем пришла.
– Подходи ближе. – Он махнул рукой на пол, приглашая сесть рядом.
Я окончательно засмущалась.
Мы оба молчали. Буддист виртуозно владел искусством ожидания.
Наконец я решилась сесть.
– Вы знаете, кто я? – спросила я осторожно.
– Я ведь монах, а не провидец, – усмехнулся он.
Мы опять замолчали. В плите приятно трещали поленья. Монах смотрел на меня. Его взгляд ничего не требовал, и постепенно я успокоилась.
– Вы из Бирмы? – спросила я.
Старик кивнул.
– Мой отец был родом оттуда.
Он снова кивнул.
– Я слышала, в Бирме люди приезжают к вам отовсюду, желая услышать совет.
– Иногда да.
– Как вы им помогаете?
– Выслушиваю рассказы, а потом напоминаю им.
– О чем?
– О нескольких истинах, которые все мы знаем, но часто забываем.
– О каких?
– Ты всегда так торопишься?
– Разве это плохо?
– Если дергать за стебельки травы, она не вырастет быстрее. Ты когда-нибудь медитировала?
– Да, вчера, рядом с вами, – сказала я, вновь ощущая неловкость.
– Вчера ты просто сидела, ничего не делая. Сидеть и медитировать не одно и то же.
– Как вы узнали?
Монах улыбнулся:
– Если хочешь, я тебе помогу.
– В чем?
– Помогу успокоиться.
Монах сел напротив меня, наши колени соприкоснулись. Он ничего не делал, снова терпеливо ждал. За его спиной по-прежнему трещали дрова в плите. Старик помогал мне выбраться из беличьего колеса вечной спешки. Одним своим присутствием показывал, что нам некуда торопиться. У нас столько времени, сколько нужно. Мое дыхание постепенно замедлилось. Монах взял мои холодные руки. Я не противилась – казалось, я очень давно ждала этого момента. Он внимательно осмотрел мои ладони, затем тыльные стороны. Я закрыла глаза и ни во что не вмешивалась, слушала его ровное дыхание, чувствовала тепло его пальцев. Его мягкую, морщинистую кожу. У меня появилось ощущение, что я куда-то падаю. Как лист, опускающийся на землю с большой высоты. Неспешно. Без усилий. Лист, спокойно исполняющий предначертанное судьбой.
Он держал мои ладони, а мне казалось, что он держит меня в своих руках.
Я утратила чувство времени.
Когда я вернулась в центр медитаций, Эми убирала со стола. Все уже позавтракали.
– Ты где была?
– В лесу, – не задумываясь, ответила я.
– Медитировала?
Я кивнула.
– Со старым монахом?
Я снова кивнула, не переставая удивляться, как хорошо Эми меня знает.
– Жаль, что он уже стар, – сказала она, подмигнув мне.
На следующее утро я проснулась до восхода солнца. Мне хотелось немедленно отправиться к старому монаху, но я дождалась, пока все уйдут в зал медитаций. Лишь тогда встала, оделась и отправилась по знакомой тропке.
– Проходи, садись, – сказал он, ничуть не удивившись. – А если хочешь, ложись.
Я разулась, растянулась на полу и только тогда заметила, что вся дрожу от холода. Монах накрыл меня одеялом, а сам уселся на корточках рядом. Его руки коснулись моих висков, после чего улеглись мне под голову. Эта тонкая «подушка» была удивительно теплой. Я закрыла глаза, дыхание замедлилось, дрожь прекратилась. Стало необыкновенно спокойно. В последний раз я испытывала подобное рядом с У Ба. Я чувствовала, что целиком могу довериться старому монаху и что он выдержит всю тяжесть моего мира.
– Что тебя тревожит?
Иногда достаточно одного вопроса.
Я начала рассказывать. Говорила о громадной любви, которой у меня не было и по которой я тосковала. О непрожитых жизнях. О том, как можно различать бабочек по шелесту крыльев. О многочисленных главах «Книги одиночества». О сильных крыльях Обмана, уничтожавшего синеву небес, пока они целиком не почернели. О множестве оттенков горя. Об ужасе, охватившем меня, когда я впервые услышала внутри голос. Я рассказала ему о ее и своих вопросах, о своем страхе и о себе.
По щекам текли слезы. Они вымывали из меня то, что казалось погребенным навсегда.
Старый монах молчал.
Я знала: он понял каждое мое слово. Когда я закончила говорить, он откинул волосы с моего лица и нежно погладил лоб. Его пальцы были нежными, как у ребенка.
– То, что с тобой случилось, бывает чрезвычайно редко. До сих пор я всего один раз сталкивался с похожей ситуацией. – Он говорил медленно и спокойно, но по его интонациям я почувствовала, что мое положение очень тяжелое. – Как ты знаешь, буддисты верят в реинкарнацию. Тело умирает, но душа продолжает жить. Она покидает прежнего хозяина и вселяется в новорожденного младенца. Этот процесс мы и называем реинкарнацией. Карма нынешней жизни определяет будущую. Если человек творил по преимуществу добро, он может рассчитывать, что в следующей жизни ему воздастся. Но если вел недостойную жизнь, причиняя страдания окружающим, ему придется пожинать последствия. Ничего не исчезает бесследно. Многие буддисты считают, что человек с плохой кармой в следующей жизни может родиться обезьяной или даже вошью. Я этого мнения не разделяю.
Старик замолчал. Я понимала все его слова, однако их общий смысл оставался загадкой. Какое отношение сказанное имеет ко мне?
– Твой случай – особый… Как бы тебе получше объяснить. Боюсь, чтобы ты не сочла мои слова шарлатанством. – И опять умолк. – В твоем случае… во время одного из процессов перехода что-то нарушилось. Попытаюсь растолковать.
Монах встал, подбросил дров в плиту, служившую ему еще и печью, и снова сел рядом:
– Ты говорила, что слышишь женский голос.
– Да.
– Эта женщина помнит белые пагоды и красные пятна на земле? Она боится черных сапог?
– Да.
– Еще ты говорила, что вчера она произнесла фразу на непонятном языке. «Тхай бсон тху мья, а хти кьян тху мья я тхет шин най тху мья сан сар яр кьюн го тхва май». Такие слова?
– Для меня они звучали так.
– Это бирманский язык. Они означают: «Остров мертвых. Остров любящих. Остров одиноких». Судя по тому, что ты мне рассказала, предполагаю, что женщина жила в Бирме. Должно быть, она из неприкаянных душ. После смерти не обрела покоя. Хуже того, спряталась в тебя. Таким образом, сейчас в твоем теле обитают две души.
Я рывком отбросила одеяло и села. Монах смотрел на меня с недоумением. Я на него – с недоверием.
– Две души?
– Да.
– Я в это не верю.
Не всё, что поддается объяснению, является истинным.
Не все истины поддаются объяснению.
– Я ничуть не сержусь на тебя, – улыбнулся старик. – Кому понравится, когда в его теле поселяется еще кто-то? Но ты, сама того не желая, вдруг получила невидимую спутницу.
– И долго она собирается «гостить» во мне?
– Пока не умрешь.
– Получается… долгие годы? И что, нет способа избавиться от нее?
Старый монах снова взял меня за руки. Сам он слегка покачивался из стороны в сторону.
– Есть одна возможность… – Он долго смотрел на меня. Наверное, опять подбирал слова. – Тебе придется узнать, кем была эта женщина и почему умерла. Только так и не иначе ты даруешь ей покой. Лишь тогда она покинет твое тело. Но тебе предстоит долгое путешествие, которое неизвестно где и чем закончится. Готова ли ты к нему?
Глава 8
Теплый ветер играл моими волосами. Ослепительное солнце стояло почти в зените. Я пряталась в спасительной тени у хвоста самолета. Прикрывая глаза ладонью, разглядывала окрестности. Аэропорт Хехо мог похвастаться единственной взлетно-посадочной полосой, маленьким терминалом и башней, высотой с деревья. Наш самолет одиноко стоял на полосе, словно незваный гость из чужого и очень далекого мира.
Пилот заглушил двигатели, и теперь в ушах шумел только ветер. Вместе со мной прилетела группа итальянских туристов, несколько бирманцев, а также двое монахов. Все они уже исчезали за дверями единственной зоны прибытия. Позади них трое рабочих аэропорта катили тележку, доверху нагруженную чемоданами, рюкзаками и просто узлами. Новый порыв ветра поднял над взлетной полосой светло-коричневый песчаный вихрь. Я подхватила рюкзак и с некоторой опаской потопала за остальными пассажирами. Шла, поминутно оглядываясь, будто не веря, что я в сердце Бирмы.
После разговора со старым монахом я была словно в трансе. Казалось, я действительно раздвоилась и наблюдаю за собой со стороны. Вот я приняла решение последовать его совету и отправиться в Бирму. Вот слушаю одобрительные речи Эми. (Кажется, она боялась, что передумаю.) Спешные сборы. Длительный полет в Рангун, опоздание (местный аэропорт долго не мог принять наш самолет). Многочасовое ожидание рейса на Хехо. Полная заторможенность, причем без всяких таблеток.
Только здесь, в бирманском захолустье, напряжение начало спадать. Усталость и страхи отваливались от меня по кускам. Мне не терпелось увидеть У Ба. Давно я так не радовалась, как сейчас, предвкушая встречу с ним. Если быть честной, мною двигало не одно лишь желание увидеться. Я рассчитывала на помощь, почему-то веря, что вместе мы узнаем о судьбе женщины, душа которой поселилась во мне.
Перед зданием аэропорта машин не было. Вообще никакого транспорта. Только поодаль, возле лачуги, стояла старая, потрепанная «тойота» с открытыми окнами. Водитель дремал, положив голову на руль. К счастью, кто-то догадался вывести черной краской слово «Такси» на двери лачуги. Я подошла и деликатно постучала по капоту. Водитель не шевельнулся. Я постучала сильнее. Водитель поднял голову и сонными глазами уставился на меня.
– Вы можете довезти меня до Кало?
Мужчина радостно улыбнулся, потянулся и зевнул. Вылез из салона, поправил лоунджи, затем отверткой открыл багажник и запихнул туда мой рюкзак. Невзирая на сломанный замок, попытался снова запереть багажник. Тот закрываться не желал. Тогда водитель достал проволоку, обмотал ею крышку багажника, один конец пропустил через дыру, проеденную ржавчиной, и скрепил оба конца. Забравшись в салон, открыл мне заднюю дверцу. Под изношенной обивкой угрожающе выпирали бугорки пружин. Но я сразу же забыла о сиденье, увидев приборную доску. Точнее, место, где она должна бы находиться. Ее там не было! Как и самих приборов. На их месте громоздились джунгли черных, желтых и красных проводов разной толщины.
Глядя на мое замешательство, водитель ободряюще закивал. Выбора у меня не было, и я села. Машина тронулась, но вскоре остановилась возле уличного лотка, где таксист купил пакетик бетельного ореха и гирлянду из белых цветов жасмина. Гирлянду он повесил на зеркало заднего обзора, цветы были совсем свежими, и салон быстро наполнился их ароматом.
Сухой ветер, поначалу такой приятный, вскоре сделался прохладным, а потом и холодным. Я хотела закрыть окна, но привычные рукоятки здесь тоже не в почете.
– Мисс, вам холодно? – спросил водитель.
– Немножко.
Он понимающе кивнул и сбавил скорость, но за ближайшим поворотом снова надавил на газ. Видимо, любил быструю езду.
– Куда вам надо в городе?
– Отель «Кало» еще существует?
– Конечно.
– Тогда туда.
Наши глаза встретились в зеркале. Таксист слегка покачал головой и улыбнулся. От бетеля его зубы сделались кроваво-красными.
– Если мисс не возражает, я могу порекомендовать другие отели.
– А чем плох «Кало»?
– Ничем, – помолчав, ответил водитель. – Но мы, бирманцы, не любим в нем останавливаться.
– Почему?
– Говорят, там водятся призраки.
Могла бы и догадаться. Отвыкла от местных суеверий.
– И что за призраки?
– Это грустная история. В войну отель заняли под госпиталь. Несколько англичан, лежавших там, умерли. Говорят, их души и сейчас бродят по отелю.
– Я не верю в привидения. Вы-то их видели?
– Нет, конечно.
– Так, может, это выдумки?
– Я никогда не ночевал в отеле «Кало». – Он снова покачал головой и улыбнулся.
– А вам встречался хоть один человек, видевший их?
– Нет, мисс. Мои пассажиры там не ночуют.
– В прошлый раз я прожила в этом отеле две недели и не встретила ни одного призрака.
Скорее всего, владельцы других отелей в Кало доплачивали водителю, чтобы он вез постояльцев к ним. Сообразив это, я решила не углубляться в тему.
Мы ехали по сильно пересеченной местности. Земледелие на крутых склонах холмов – занятие не из легких. Невдалеке от дороги крестьянин пахал землю на водяном буйволе. Чувствовалось, что недавно прошел дождь. Человек и буйвол были густо заляпаны грязью. Тощий, жилистый бык хлюпал по скользкой земле, крестьянин в насквозь промокшей лоунджи изо всех сил налегал на плуг. Вид у обоих был такой, словно они вот-вот свалятся от истощения.
А в двухстах ярдах от поля на солнце сверкала золотистая ступа. Среди холмов и полей, за деревьями и бамбуковыми рощами, прятались пагоды, храмы и монастыри.
В одном месте дорогу перегородила воловья упряжка. Пришлось остановиться и ждать, пока хозяин не заставит двух рогатых упрямцев сместиться на обочину.
Через час с небольшим экзотическая «тойота» затормозила перед отелем «Кало». Водитель неторопливо размотал проволоку, извлек мой рюкзак и подал мне вместе с визитной карточкой, на которой значились его имя и адрес. Пожелав приятного отдыха в Кало, он уехал. Меня удивило, что из отеля никто не вышел. Не слышали шум мотора?
Мне не оставалось иного, как подхватить рюкзак, подняться на крыльцо и войти в настежь распахнутые двери. Забилось сердце, воспоминания хлынули потоком… Здесь ничего не изменилось, только состарилось. Часы на стене все так же неверно показывали время в Рангуне, Бангкоке, Париже, Токио и Нью-Йорке. Штукатурка во многих местах обвалилась, и теперь стены напоминали обгоревшее на солнце тело, с которого пластами сходит кожа. Все так же пустовал шкафчик для ключей: ни в прошлый приезд, ни сейчас я не увидела за его стеклом ни одного ключа. Вестибюль был залит холодным неоновым светом. Блестели начищенные полы, сонно колыхались на ветру желтые портьеры.
У меня было ощущение, что я вернулась домой, что жила в этом отеле не две недели, а многие годы.
– Привет! – крикнула я.
Ответа не было.
В соседней комнате работал телевизор. Перед ним на скамейке спал молодой человек.
– Привет! – громко повторила я и постучала по дверному косяку.
Спящий проснулся и недоуменно на меня уставился. Казалось, он меньше всего ожидал постояльцев.
Мой номер 101 совсем не изменился.
Просторная комната с высокими потолками и белеными стенами. Две кровати, разделенные ночным столиком. У окна – два кресла. Корейский мини-холодильник стоял на старом месте и по-прежнему не работал.
Молодая женщина за стойкой администратора встретила меня очень дружелюбно. Она знала несколько английских фраз, но ничего не слышала про У Ба.
Оставив рюкзак в номере, я отправилась в чайный домик, где впервые увидела сводного брата. Уж там-то наверняка кто-нибудь знает, где его искать. Улицу, по которой я шла, окаймляли молочаи, олеандры и разросшиеся кусты, вела она от отеля к центру города и выглядела гораздо лучше, чем в мой первый приезд. Навстречу неспешно брели прохожие. Многие шли за руку или под руку. Почти все приветливо улыбались. Ко мне подъехал мальчишка на взрослом велосипеде. Его ноги едва доставали до педалей.
– Как поживаешь? – спросил он.
Прежде чем я успела ответить, юный велосипедист скрылся за углом.
Дойдя до развилки, я остановилась и огляделась. Справа – парк, стихийно возникший на месте прежнего английского гольф-клуба. Поле заросло деревьями. У входа, в тени сосны, стояла повозка, запряженная парой лошадей. Слева начиналась главная улица. Только по ней я и могла попасть в центр Кало. Я свернула туда и продолжила путь. Прошла мимо школы, из раскрытых окон слышались звонкие ребячьи голоса.
А потом я… увидела У Ба. Узнала брата издали, по походке, по его легкому, слегка пружинистому шагу. Только У Ба мог вот так придерживать правой рукой лоунджи, чтобы одежда не мешала идти быстрее. Он шел мне навстречу. У меня снова заколотилось сердце, нахлынули воспоминания.
На глаза наворачивались слезы. Я сглотнула и плотно сжала губы. Почему я так долго сюда собиралась? Почему не поддалась тоске по У Ба, по Кало? До чего же, оказывается, тяжело следовать голосу собственного сердца. Я вдруг поняла, что все эти десять лет жила не своей жизнью.
У Ба поднял голову, заметил меня. Мы оба пошли медленнее. Оба замерли, прежде чем оказаться лицом к лицу.
Сестра и брат. Высокая, еще не старая женщина и низкорослый, пожилой мужчина.
Мне захотелось крепко обнять его, прижать к себе, однако тело не слушалось. Напряжение разрядил сам У Ба. Шагнул ко мне, протянул руки и осторожно обнял ладонями мое лицо. Его уставшие глаза оглядели меня и вдруг стали влажными. Он не стеснялся слез. У него дрожали губы.
– Я очень долго собиралась сюда, – прошептала я.
– Да. Прости, что не встретил в аэропорту.
– О чем ты, У Ба? Ты ведь даже не знал, что я приеду.
– Думаешь? – улыбнулся он, но тут же стал серьезным.
Я обняла его. У Ба встал на цыпочки и все равно достал мне только до плеча.
Есть большие мечты. Есть маленькие.
– Где твои вещи?
– В отеле.
– Мы их обязательно заберем. Ты ведь поселишься у меня?
Я вспомнила его хижину на сваях. Пчелиный рой, обитающий в гостиной, продавленную кушетку, свиней, разгуливающих внизу.
– Даже не знаю. Я бы не хотела быть обузой.
– Обузой? Наоборот. Джулия, ты окажешь мне великую честь, если поселишься у меня. – Он озорно подмигнул. – И потом, жители нашего городишки отвернутся от меня, если узнают, что я позволил сестре жить в отеле. Сестре, прилетевшей с другого конца света. Это решено окончательно. – У Ба взял меня за руку и повел туда, откуда пришел. – Для начала предлагаю выпить чаю и чего-нибудь съесть. Ты, должно быть, проголодалась после дальней дороги. В самолетах вас хоть чем-то кормят?
Мы пересекли улицу. У Ба привел меня в ресторанчик: часть низких, почти детских столиков и стульев стояла во дворе под тентами. Мы расположились за единственным свободным столом. Сев, я сразу же уперлась коленями в его днище.
Рядом оживленно беседовали две женщины. По другую сторону расположились двое солдат в зеленой униформе. У Ба легким кивком приветствовал всех.
– Это заведение принадлежит той же семье, что владела чайным домиком. Ты его помнишь?
Конечно, я не забыла ветхое, покосившееся строение с пыльным полом и засаленными стеклами витрин, где по пирожным и рисовым колобкам лениво ползали мухи.
– Вижу, владельцы достигли больших успехов.
– Ты принесла им удачу, – сказал У Ба, улыбаясь во весь рот.
Брат молча разглядывал меня. Нам принесли чай в чашках, в каких обычно подают эспрессо. В моей плавала дохлая муха.
– Пожалуйста, простите, – засмущалась официантка, когда я показала ей утопшую.
Взяв ложечку, она ловко извлекла насекомое и выбросила во двор. Я опешила, а официантка, посчитав миссию выполненной, удалилась шаркающей походкой.
– Хочешь другую? – спросил У Ба.
Я кивнула.
Он проворно поменялся со мной чашками.
– Я имела в виду не это, – пробормотала я.
У чая был своеобразный вкус. Нигде, кроме Бирмы, я не встречала такого чая: крепкого, с горчинкой, приглушенной сладким сгущенным молоком.
Читать бесплатно другие книги:
