Прямо сейчас Нагаев Сергей
– Все нормально? – спросил тот, что сидел за рулем, брюнет со шрамом на левой щеке.
– Да, – ответил второй. – Теперь надо быстро найти объект и… – он похлопал себя по левой стороне груди, где у него под пиджаком в кобуре находился пистолет.
Блондин и брюнет были чем-то неуловимо похожи друг на друга, чем-то кроме шрамов на их щеках. Впрочем, тот, кто их знал, наверно, и не удивлялся этому родству душ. Оба были птенцами одного гнезда, одной секретной службы, они отлично знали друг друга по совместным операциям до того времени, как попали в подчинение конкурирующим друг с другом советникам президента. Брюнет за рулем был раньше подручным у советника президента Казачкова, но с сегодняшнего утра с разрешения Копулова, перешел в команду советника Прибыткова. Словом, времени на притирку этим двум оперативникам не требовалось. Они были бойцами одного начальника, Прибыткова, снова рядом, в одной команде, чему были рады.
– Черт, я себя как-то чувствую… не очень, – сказал тот, что вел машину.
– Заболел? – вопрос прозвучал без сочувствия и без всякого интереса, на задании больных не бывает – либо ты выполняешь задачу, либо не можешь ее дальше выполнять, потому что ты убит.
– Да я не про здоровье. Я насчет… как-то это все… не очень.
– Что не очень?
– Как-то нечетко шеф поставил задачу… Что за хрень такая: «помните, что двух королей одного цвета на доске быть не может». Ненавижу туманные задачи. Мы точно должны грохнуть Паутова?
– А зачем бы нас еще послали?
– Он же сказал, чтобы мы сразу позвонили.
– Ну.
– Ну я не очень понял: сразу, как найдем, чтоб позвонили, или когда грохнем?
– Если б его надо было просто найти, то сюда бы целую дивизию спасателей отправили. А с ними роту телевидения, такое бы представление устроили, что… Сам подумай: кто тебе станет напрямую команду давать, что давай, Андрюха, склей президенту ласты. Такие вещи нельзя прямо говорить. Фигура слишком крутая.
– Король крутая фигура? – с улыбочкой уточнил Андрей. Похоже, его забавляла занудная манера коллеги подробно разъяснять то, что для обоих было очевидно. – Или ферзь?
– Еще один шахматист, ё… – Сидевший на пассажирском сиденье с досадой хмыкнул и отвернулся.
– Ё-2, Ё-4 – чисто русский дебют, хы-хы.
– Не смешно.
– Не смешно, потому что у тебя, Леха, нет чувства юмора.
– Чувство юмора – это для слюнтяев. И лентяев. Посмеялся – вроде как и дело сделал. А ведь не сделал! – Вообще-то, Алексей редко позволял себе говорить с напарником в таком тоне, но сейчас он злился на него, потому что и сам был не в своей тарелке по поводу предстоящего. Не каждый рабочий день, знаете ли, получаешь от начальника поручение замочить президента страны. Это чересчур, тут Андрюха прав, черт его задери. Тем более когда испытываешь уважение к этому президенту – Паутов, что бы про него ни болтали, настоящий мужик, умеет поставить на место всяких обнаглевших придурков и внутри страны, и снаружи. И ни в какую большую войну не втравил Россию, уже большое достижение. Тишь да гладь, живи себе потихоньку, чего плохого? А то, что воруют, ну что ж, всегда воровали. Всегда и все, каждый на своем месте.
– Некоторые дела лучше вообще не делать… – заметил тем временем Андрей и, видимо, чтобы переменить тему добавил: – Эх, сейчас бы в Париж.
– Опять ты про свой Париж?
– Господи, как хорошо мы с женой съездили туда! Музеи…
– Музеи? – вопрос Алексея прозвучал саркастически и даже с некоторой долей горечи, словно вот уж подобного падения от лучшего напарника он ожидать никак не мог.
– Больше всего понравился музей ихних вооруженных сил. Представить себе не можешь, сколько там стрелкового и холодного оружия разных времен. Ну и вообще, Монмартр, эти их кафешки, улицы…
– И что? Чем их улицы лучше наших?
– Черт его знает. Мне никогда не было так… так… две недели полной расслабухи. Хотя водки – ни грамма. Пили только красное. Бокал в обед.
– Чую, обед сегодня нам не светит. Вот смотри, предположим, найдем парашют, что дальше? Этот… не знаю, Паутов – не Паутов, наверняка уже где-то в другом месте, чего ему у парашюта всю ночь торчать? Придется хорошенько нашастаться по лесу. Может, и правда не Паутов катапультировался? – с надеждой спросил сам себя Алексей.
– Бокал красного в обед – это для меня теперь важно, – Андрей погладил себя по груди, словно только что опорожнил бокал вина и ощущает растекание тепла по телу. – Потому что за Париж.
– Ну, хватит. Со своим Парижем. О деле надо думать. Рули давай.
Подключенный GPS-навигатор, который висел на присоске на лобовом стекле, бесстрастным голосом высказал более точную рекомендацию: «Поверните налево, через двести метров – плавный поворот направо». Впереди по левую руку через несколько секунд показался съезд с шоссе на грунтовую дорогу, которая, плавно изгибаясь, убегала двойной межой, разделявшей поле и лес. Машина снизила скорость и свернула.
* * *
Данила приехал на станцию искусственного осеменения сельскохозяйственных животных в Быково к девяти утра. Впрочем, согласно трудовому договору именно к этому времени он всегда и должен был являться на работу.
Ему хотелось быстрее отключить им же заложенную программную мину в сервере, вернее, перенастроить ее на новый срок активации, а после этого с легким сердцем распрощаться с этой работой навсегда. Теперь уж Данила решил не рисковать – мина «сдетонирует» через два месяца, решил он, и никто не сможет ни обвинить его в саботаже, ни задержать остатки зарплаты. А требований к директору станции и выдвигать не стоит, пусть просто все тут рухнет. Навсегда. Пусть этот жирный битюг изойдет бессильной злобой, думал Данила. Это даже приятнее, чем выцарапать у него под шантажом денежную компенсацию за увольнение.
Забавно, подумал он, а может, и символично, что явка на работу в точное время пришлась на его последний рабочий день на станции. Впрочем, размышлять о смысле этого совпадения он не был настроен. Он пришел, потому что глупо упускать зарплату за целый месяц. Но думать об этой работе и какой-то там дурацкой символике, связанной с ней, он не собирался. Никакой больше чертовой мелочевки в жизни! Противоречия между тем, что он поехал на ненавистную работу из-за месячной зарплаты, в то время, как не хочет применить шантаж ради получения двухмесячного пособия по увольнению, Данила сначала не заметил. А когда заметил, то разрешил его для себя просто: сегодня будет пограничный день, день последней его уступки мелочам жизни. Сейчас он кое-что наладит в сервере, и на этом – всё. Отныне он будет заниматься только достойными делами. Он был из той породы людей, которые все время откладывают полную жизнь, жизнь по своим планам и правилам, полагая, что к этому этапу надо как-то особенно подготовиться. Такие люди мечтают выйти на арену жизненного Колизея в блеске лат, под которыми перекатываются накаченные мускулы, но все время откладывают первый визит в фитнес-клуб или в бассейн, уверенные, что это непременно будет сделано, но в свое время, не сейчас, а пока… пока нужно еще уладить кое-какие мелочи, ведь нельзя же допустить эти мелочи в новую, сияющую успехом жизнь. А главное – подобные Даниле люди не задумываются, с кем, собственно, собираются сражаться на залитой светом арене. И захочет ли тогда кто-нибудь с ними сражаться.
Между тем накануне ночью Данила все-таки отправил свое письмо (на английском языке) в Организацию Объединенных Наций. И выложил текст письма на сайте, который тут же и создал, специально под проект, на английском языке. Так и назвал сайт – «Letter to UNO». Еще задействовал свою страничку в Фейсбуке. А еще запустил несколько программ-роботов, генерировавших и рассылавших спамовые сообщения со ссылками на свой сайт и на Фейсбучную страничку по электронным адресам, форумам, группам соцсетей, где выявлялись слова, которые свидетельствовали об интересе хозяев переписки и комментаторов к политическим и социальным проблемам.
Еще по дороге к станции, сидя в автобусе у окошка, за которым мелькали придорожные домишки, Данила включил ноутбук и с удовлетворением увидел, что форум на его сайте собирает неплохой урожай, люди из самых разных стран стали заглядывать сюда и обсуждать письмо в ООН. Первая волна откликов пришла большей частью от жителей США, Мексики, Канады, Венесуэлы, других стран западного полушария Земли, что было вполне естественно: письмо было запущено, когда в обоих Америках как раз наступило утро, а основная часть Азии, Европа, Африка уже погрузились в сон.
* * *
– Андрюха, чего свистел? Нашел?
– Да.
Ветки кустов раздвинулись, и Алексей, посланец Прибыткова, тот самый, что передал директору станции кенозин, шагнул на солнечную полянку, где увидел напарника.
– Леха, ты можешь потише орать? – громким шепотом спросил Андрей, когда Алексей оказался в зоне видимости.
– Нет же никого, чего тише-то? – спросил Алексей, впрочем – уже не так громко.
– Ну мало ли, – ответил Андрей и пнул трофей – лежавшее у его ног пустое кресло катапультирования.
В своих темных костюмах посреди леса мужчины выглядели диковато.
– Ладно, – Алексей подошел еще ближе. – Это уже кое-что. Осталось найти того, кто здесь сидел, – сунув руку под пиджак, он расстегнул кобуру.
– Даже не вынимай, – прошипел Андрей.
– Почему?
– Потому. Я вот все думаю, нельзя его из ствола дырявить. Явный криминал. Тогда всем придется нас искать. И нас обязательно найдут.
– Да?
– Да.
– Прибытков нас отмажет, – Алексей махнул рукой.
– Ага. Поэтому он так темнил, когда команду давал. Черта с два отмажет. Он, если чего, заявит, что про шахматы с нами рассуждал, а больше, скажет, ничего не знаю.
– Да, Андрюха. Это ты правильно.
– Да, Леха. Фигура, как ты верно заметил, слишком важная. Надо, чтобы у следствия была стопудовая возможность списать все на несчастный случай.
– Неудачное, типа, приземление на парашюте? Шею свернул человек, – предложил Леха.
Прежде чем ответить Андрей немного помедлил, как видно, взвешивая всяческие профессиональные нюансы, доводы за и против.
– Да, – сказал затем он. – Свернуть шею – это хорошая мысль… Надо ж сколько черники.
– Черт с ней, времени нет.
– Я тут где-то даже землянику видел. Белая еще. Но если поискать, наверно, можно зрелую найти.
– Да, Андрюха, конечно, порыскай, – Алексей двинулся вперед. – Землянику. Мы же сюда за этим приперлись.
* * *
Заместитель руководителя ФСБ Копулов был чертовски прав, когда говорил советнику президента Прибыткову, что во дни перемен в верховной власти многие ушлые управленцы среднего звена, ощутив в напряженно-тревожном воздухе запах внезапных возможностей, ринутся выгадывать для себя внеплановое перемещение вверх по служебной лестнице. Среди таких был и Валерий Болотов, который на днях интригами добился поста гендиректора на фабрике резиновых изделий №2 в Бакове, где работала дизайнером Ксения – серые глаза под русой челкой, что до исступления очаровали Данилу.
Болотову было все равно чем руководить, лишь бы руководить. Разумеется, он не собирался надолго задерживаться на местной фабрике, она была лишь строкой в его резюме. А Ксения была лишь неким подтверждением его права на жизненные, то есть карьерные победы.
Сама Ксения, надо сказать, тоже не была без ума от своего начальника, просто Валерий был цепким малым, и в стремлении к рациональному устройству своего будущего Ксения сделала ставку на него. Этот человек сможет обеспечить семью процветанием, подсказывало ее женское чутье.
Болотов стоически терпел намеки Ксении, порой навязчивые, на то, что с его стороны было бы правильно взять наконец ее замуж, что целый год отношений – срок вполне достаточный, чтобы ответственные люди созрели для естественного решения. Ради красоты Ксении и того факта, что она всегда была под рукой, он готов был сносить все эти разговоры, но время от времени взбрыкивал и ссорился с ней. Особенно, если обстоятельства давали ему более или менее веский повод надеяться на следующее повышение в управленческом ранге. В такие моменты он ощущал себя звездой. Он становился орлом, готовым воспарить в выси менеджмента – и что такое рядом с ним какая-то Ксюша? Да при его-то перспективах десять таких Ксюш должны увиваться вокруг, причем без дурацких намеков на необходимость соблюдать преданность или, тем более, жениться.
Вот и этим утром Болотов, когда Ксения впорхнула в его кабинет, довольно холодно заметил, что ей не следует вести себя так, чтобы окружающие считали их женихом и невестой.
Она обиделась. Потому что после произошедшего накануне считала, что теперь-то как раз имеет право не беспокоиться о том, чтобы скрывать свою близость с Болотовым. Дело в том, что накануне, поздним вечером, в очередной раз задержавшись вдвоем на фабрике, они занялись сексом в цехе проверки качества презервативов. Как это уже однажды было. И как тогда же, Болотов стал уговаривать Ксению сесть на стальной член, торчащий из поверхности стола тестирования презервативов. Ксения упиралась, Болотов долго и настойчиво уговаривал ее, и все решили его слова: «Ну ты представь, вот мы поженились: у нас в постели все всегда одинаково, и что дальше? Я ведь стану скучать и искать себе кого-то, кто не строит из себя библиотекаршу-недотрогу… Жена должна быть в сексе свой человек». Разумеется, он знал, куда бьет. И удар прошел, Ксения не нашлась, чем парировать. Она влезла на стол, встала на колени над чертовым цилиндром и осторожно села на него. «Давай, садись до конца», – говорил Болотов. «Не могу дальше, больно будет», – отвечала она. И она сидела на этом ледяном члене, изображая довольство, в то время как Болотов восхищался и радовался, как ребенок, заглядывая под Ксению то с одной стороны, то с другой.
И что же? После всего этого она слышит какую-то чушь про то, что они не должны афишировать свою связь. Да еще каким холодным тоном он это говорит! Словно металлический член ей в душу сует. Скот! Ксения сильно обиделась.
Но Болотов не обратил на ее недовольство внимания. Не объяснив причин, лишь буркнув, что у него дела в Москве, он отбыл в первопрестольную. Он чувствовал, что в этот исторический момент следует быть под рукой у судьбы, сейчас она расположена к раздаче счастливых шансов.
В Москве у Болотова был родной дядя, который трудился на благо родины в министерстве экономики. Вовремя сказанного слова дяди, собственно, и хватило, чтобы Болотов оказался на посту гендиректора фабрики. Дядя имел обширные связи, в том числе знал советника президента Прибыткова и обещал Болотову встречу с ним.
Ксения решила тоже поехать в Москву. Не для того, разумеется, чтобы попытаться встретиться с Болотовым. Просто ей стало ясно, что мелкие, но постоянно проявляющиеся признаки безразличия со стороны Болотова были неслучайны и что преодолеть его глубинную холодность вряд ли удастся. Это и было самое обидное – что проект, связанный с замужеством не откладывается, а все явственнее проваливается. Точнее, если быть честной и верить своей интуиции, проект уже провалился. Это главное, остальное – лишь незначащие детали, лишь форма. И она решила попытаться развеяться в Москве, поплакаться подруге Ольге. Ольга сказала по телефону, что теперь работает над важным сценарием в специально предоставленной для этого квартире рядом с Лубянкой, так что вопрос, где им встретиться и поболтать, решился сам собой. Такие беседы – со слезами и хлюпающим носом – лучше вести не в кафе, а в месте, где не нужно постоянно думать о том, как ты выглядишь со стороны и что подумают о тебе какие-нибудь парни, сидящие за соседним столиком.
Она посмотрелась в зеркальце и не понравилась себе. Особенно ей не понравилось, что нет в ее глазах всегдашнего блеска и жизненной силы. Чертов козел! Он сделал ее жалкой тряпкой, которая собирается ехать порыдать в плечо подруге, что за отстой! А потом что? Что на следующий день? Через два дня? Она выйдет на работу, где будет дуться на него и делать вид, что не собирается мириться, и в то же время изо всех сил надеяться и ждать, пока он опять поманит ее к себе. Какого черта?! Болотов! Вот уж действительно трясина болотная. Нет уж, хрен тебе, со злостью подумала она. К Оле съездить, конечно, надо. Мозги проветрить. Но – никакой трагедии, никакой депрессии, никаких соплей! И она отправилась в душ, а затем позвонила знакомой парикмахерше и отправилась наводить красоту.
* * *
Андрей и Алексей, бойцы Прибыткова, в некотором смятении переглянулись и снова посмотрели вперед, туда, где высилась огромная сосна. Крона ее почти полностью была накрыта ярко-оранжевым куполом парашюта. Дерево в таком виде напоминало собой гигантскую сыроежку. На спутанных стропах под кроной висел спиной к ним человек.
– Как думаешь, это Паутов? – шепотом спросил Андрей.
– А черт его знает, – прошептал в ответ Алексей. – Надо зайти с той стороны, посмотреть.
Они осторожно прошли вперед, чтобы увидеть парашютиста с лица. Человек, в котором оба признали Паутова, не подавал признаков жизни, глаза его были закрыты.
– Не шевелится, – по-прежнему шепотом сказал Андрей. – Может, он уже сам того… башкой об дерево стукнулся и помер?
– Может, и помер. А может, спит. Надо ему крикнуть. Или лучше шишкой в него кинуть, – Алексей стал оглядывать траву вокруг.
– Ты чего? Шишкой! Это же президент.
– Это, считай, труп.
– Не надо шишек. И не ори, – Андрею не хотелось вести себя так, будто им непременно придется убить Паутова, эта мысль не очень-то нравилась ему. – Если он спит, то проснется и заметит нас.
– Ну и что?
– Пропадет эффект неожиданности.
– На кой нам эффект неожиданности?
Андрей обратил взор вверх и сказал:
– Капитально завис.
– И как теперь ему шею сворачивать? – сказал Алексей. – Метров пятнадцать здесь, не меньше.
– Да я думаю, больше. И веток до самого верха нет ни одной, – констатировал Андрей.
– Придется из пистолета работать.
– Леха, мы же договорились.
– Я имею в виду – не по нему работать, а по ремням, на которых он висит.
– Хочешь снять его, как Пятачок, хы-хы?
– Великоват он для пятачка, – чуть поразмыслив сказал Алексей. – И не круглый. Не похож, короче.
– Он и не должен. Помнишь мультик, когда Винни-Пух на воздушном шарике перед дуплом с пчелами завис? Вот и Паутов у нас – Винни. А Пятачком будешь ты, хы-хы-хы, будешь по шарику палить, чтобы Винни-Пух упал.
– Андрей, ты все-таки дурак.
– Хы-хы. Помнишь, как он падал и об ветки стукался? «Мишка очень любит мед, бамц, отчего и кто поймет, бамц…» Гм-гм, – Андрей наконец и сам сообразил, что не время веселиться, и посерьезнел.
– Ну всё? Навспоминался?
– Навспоминался, – несколько с обидой ответил Андрей. – Гм. А ты про какой пятачок говорил, если не про из мультика.
– Про монетку, естественно, про пять рублей. Я по пятачкам люблю в тире тренироваться, – для наглядности Алексей сомкнул в кольцо указательный и большой палец на правой руке и прищурился, как бы прицеливаясь в эту дырку размером с пятирублевую (в советские времена пятикопеечную) монету.
– Здесь не тир, – сказал Андрей. – Лямки у него со стропами вон, смотри, как перекручены. И угол для стрельбы неудобный. Убьем еще. Раньше времени. В смысле неестественно.
– Почему же неестественно? Он оттуда рухнет и сам расшибется. А если не расшибется, мы поможем.
– По-твоему, перебитые пулями постромки – это не подозрительно? Парашют же с ними там болтаться останется.
– Ну и что? Как докажут – пули или не пули? Может, он сам перегрыз.
– Я смотрю, у тебя чувство юмора появилось, – сказал Андрей.
Алексей сплюнул. Понятно было, что надо каким-то образом взобраться на сосну. Но как?
– С пустыми руками залезть не получится, – сказал он, смерив взглядом расстояние от земли до кроны.
– Что делать? Может, сгонять к машине, в багажнике пила есть. Маленькая, правда. Месяц пилить будем.
– О! Идея есть, надо ствол…
– Блин, ну решили же, работаем без стволов.
– Да я не про этот ствол, – Алексей похлопал себя по левой стороне груди, – я про дерево. Надо ремнем его вокруг обвить, и так с ремнем подниматься. Блин, ну ты и тормоз.
– А. Ремнем дерево? – сказал Андрей.
– Да, дерево, – издевательски ласково обратился к напарнику Алексей, и не удержался от соблазна и постучал костяшками пальцев по его лбу. Андрей не обиделся, лишь вяло отмахнулся от него, и оба оценивающе и безрадостно оглядели предстоящий маршрут вверх по сосне.
– Нечего время тянуть, – Алексей стал выпрастывать из брючных петелек ремень. – И ты свой снимай. Сосна внизу толстенная, одним ремнем ее не обоймешь. Ты-то, конечно, не полезешь.
– Ты же в курсе, я высоты боюсь, немного.
– Господи, как тебя вообще на такую работу взяли?
– Тебя забыли спросить.
– Ладно, я полезу, но с тебя причитается.
Алексей скрепил дырчатый конец одного ремня с пряжкой второго, и получилась двухметровая кожаная лента. Затем он ухватился правой рукой за один конец, разок обмотал ремень вокруг ладони, чтобы тот не выскользнул, шагнул к сосне и подал свободный конец Андрею.
– На, обойди вокруг дерева и подай мне.
Андрей подал. Алексей оборотом зафиксировал второй конец на левой ладони, как на правой, подергал обеими руками, ремень не выскальзывал. Алексей вынул из кобуры пистолет.
– На, подержи, на кой он мне там, лишние полтора кило весу.
Андрей сунул пистолет товарища за пояс брюк. Наконец связанные ремни снова опоясали сосну, и Алексей, взявшись за концы, начал подъем. Он закидывал ремни как можно выше, затем подтягивал обхватившие ствол ноги, затем снова на мгновение ослаблял ремни и за этот миг перекидывал их выше, и снова подтягивался, изгибая спину, как гусеница. Продвижение было медленным, такой способ лазания требовал изрядной физической подготовки и выносливости, но они у него были.
Андрей встал с той стороны сосны, откуда было видно лицо президента. Тот висел по-прежнему с закрытыми глазами. Андрей от скуки решил пока поесть черники, а если повезет найти, то и земляники, но тут Алексей остановился передохнуть.
– Ну что? – спросил он, глядя сверху мутным от усталости взглядом.
Было не очень понятно, о чем он спрашивает, и Андрей, оглянувшись туда-сюда, а затем задрав голову и посмотрев на смирно висевшего Паутова, ответил:
– Все тихо.
– Ага, – сказал Алексей и стал карабкаться дальше.
Из чувства солидарности Андрей передумал собирать ягоды – неловко расслабляться, когда напарник вынужден потеть за двоих.
Глава 30. В лесной тени
Измотанный восползанием на сосну Алексей добрался наконец до той высоты, где висел Паутов и с близкого расстояния стал пристально вглядываться в лицо президента, пытаясь понять, жив ли он. В этот момент Паутов захрапел. Сначала звуки были негромкими, но очень скоро храп стал раскатистым.
Алексей посмотрел вниз.
– Дрыхнет, – сообщил он напарнику.
– Отсюда слышно, – отозвался Андрей.
Пока Алексей раздумывал, что делать дальше, Паутов хрюкнул, отмахнулся от комара и открыл глаза.
– Наконец-то, – недовольно сказал он хриплым спросонья голосом.
– Здравствуйте, Владимир Иванович, – сказал Алексей, совсем не ожидавший этого пробуждения прямо сейчас.
– Гм-гм. Здорово… Ну? Чего уставился? Снимай меня отсюда.
– Да я вот и думаю, как это сделать, – ответил Алексей, хотя уже сообразил, как это сделать; все просто: надо отрезать пучок строп от парашюта, связать их, и тогда можно будет спустить Паутова на этой веревке на землю.
– Быстрее. Я тут всю ночь проболтался. Мне по нужде надо, а эти ремни так застегнуты, что задницу не заголишь.
– Сейчас все будет, – сказал Алексей и полез выше, к толстой ветке. Быстро добравшись до нее, Алексей достал нож из потайных кожаных ножен, которые были приторочены к его правой голени под штаниной, и стал резать парашютные стропы.
– Ты что делаешь, придурок? Я же упаду, – сказал Паутов.
– Да нет, я же не все порежу, – довольно вежливо ответил Алексей. – Мне нужны длинные куски веревки, я их свяжу, чтоб мы могли спустить вас отсюда.
– Ну вы даете ребята, – сказал Паутов. – Мало того, что никакой техники у вас нет, так даже и троса с собой не имеете. Что вы за спасатели? – Паутов покрутил головой, оглядывая пространство внизу. – Вас всего двое, что ли? Что вообще происходит?
Алексей обменялся с Андреем взглядами и ответил:
– Мы не спасатели. Мы… э-э… так, неофициально здесь.
– Неофициально? А. Значит, Микулов уже в Кремле. Да? Так?
– Да. Вроде того.
– Вот гнида! А вас кто послал?
– Начальство, – нога Алексея соскользнула с ветки, и, чертыхнувшись, он встал покрепче. – Владимир Иванович, меня вопросы отвлекают. Давайте я буду молча работать, а то я сам отсюда нае… упаду.
Паутов промолчал. Только недовольно выдохнул и отвернулся.
Вскоре все было готово. Алексей рассудил, что в одиночку ему будет трудновато удержать спускаемого Паутова на сколькой веревке («такого борова»). Поэтому он связал столько кусков строп, чтобы веревка доставала до земли, а потом привязал еще столько же. Затем прикрепил один конец веревки к ремням парашютной экипировки, в которые был застегнул Паутов, перекинул веревку через толстую ветку, бросил свободный конец вниз и сам спустился. Спускаться было не в пример легче, чем подниматься, так что довольно быстро Алексей с Андреем, расставив ноги на траве, ухватились за веревку и сказали Паутову, что все готово.
Ножом, который оставил ему Алексей, Паутов стал резать стропы, которые еще удерживали его на высоте. Перед тем, как перерезать последнюю, он глянул вниз и спросил:
– Точно удержите?
– Ну так для того мы и вдвоем, – ответил Алексей. – Режьте, все будет нормально.
И в самом деле все прошло благополучно. Андрей с Алексеем пыхтели, тонкие стропы впивались им в ладони, но они справились, и таким образом, президент спустился с небес на землю, наконец-то завершив начатый накануне вечером прыжок с парашютом.
Еще до того, как Паутов почувствовал под ногами твердую почву, Алексей, стравливая веревку, сообщил напарнику, что президенту не терпится по нужде.
– Последнее желание, – прибавил он с извиняющейся интонацией. – Надо уважить. А потом уж…
Оказавшись на траве, Паутов перерезал ножом стропу, возвращая нож, сказал: «Спасибо, мужики» – и без суеты, которой можно было бы ожидать от человека, долго терпящего, направился к густым и протяженным кустам ореха, которые виднелись метрах в двадцати от сосны. Царь – всегда царь.
Бойцы Прибыткова потерли натруженные руки. Алексей расцепил ремни, с помощью которых покорил сосну, они перепоясались ими, закурили, глядя на удаляющуюся между деревьев крепкую спину Паутова. Пока курили, стали понемногу сдвигаться в сторону орешника. Но тут позади, где-то совсем недалеко, явственно хрустнула ветка. Они обернулись и стали всматриваться. Между деревьями мелькнули два-три силуэта, и через мгновение оттуда раздались выстрелы.
Первая пуля впилась в сосну, с которой сняли Паутова, остальные просвистели рядом в сторону орешника.
Андрей бросился к большой березе, Алексей – к соседней осине. Андрей зацепился ногой за корень и упал в небольшую канаву, ударившись головой о дерево. Алексей не видел, как он падал. Устроившись получше за своим укрытием, он достал пистолет и только теперь посмотрел на Андрея. Тот все лежал, не шевелясь, кровь из обильно шла головы.
В голову залудили – значит, убили, решил Алексей. Он послал в сторону таинственных неприятелей несколько пуль, чтобы заставить нападающих поостыть на короткое время. Пара мгновений тишины позволила ему невредимым переметнуться в канаву за березой.
– Андрюха? – Алексей потряс Андрея за воротник.
Бесполезно, голова напарника моталась, как у куклы, он не отвечал и не подавал признаков жизни.
Между тем атакующие, опомнившись, снова начали палить. Это был не град пуль, стреляли не из автоматического оружия, но достаточно плотно, высовываться было опасно. По звукам выстрелов Алексей определил, что огонь вели из пистолетов, а не из ружей. Это точно были не перепившиеся охотники. Это были профессионалы, вроде них самих. Но кто они?
Пули методично продолжали стукать в ствол березы, зарываться в землю рядом. Долго так отсиживаться не получится, это было ясно.
– Ничего, Андрюха, я за тебя отомщу, – сказал Алексей.
Он подождал некоторое время. Стрельба утихла, похоже, перезаряжали пистолеты. Затем с той стороны стали время от времени быстрые шаги и иной раз хруст оказавшихся под ногами сухих сучьев. Следовало понимать, враг приближался перебежками от дерева к дереву.
Интересно, задели ли они Паутова? Если бы ранили, он бы сейчас орал. Может, убили? По идее это он, президент, скорее всего, цель этих ребят, а не они с Андрюхой. Алексей вглядывался в кусты орешника, но за ними ничего не было видно. Если Паутова пристрелили, то и ладно, подумал он, им же с Андрюхой легче. Вернее, не им – Алексей посмотрел на безжизненно лежавшего напарника, – не им, а теперь уже одному ему, Алексею. Если бы Андрюха был жив, а президент мертв, то можно было бы попробовать договориться с этими прыткими агентами неизвестно какой службы, чтобы разойтись миром. Раз уж цель обеих команд достигнута. Но уже не получится. Жив ли Паутов или нет, неважно. Важно, что погиб Андрюха. И за него надо отомстить.
Улучив момент, Алексей быстро выглянул из-за березы. Нападавшие помаленьку приближались. Их было трое, все в обычных офисных костюмах – таких же примерно, какие были на нем и на Андрее. Да, это точно не охотнички. Если позволить им приблизиться, лунка, в которой он с Андреем лежал, уже не будет надежным окопом, как сейчас. Надо было на что-то решаться.
Нужно нападающих чем-то отвлечь. Тогда можно будет подстрелить хотя бы одно из них, а повезет, так и парочку, и соотношение сил резко изменится.
Алексей сел, прислонившись спиной к березе. Затем ухватил Андрея за грудки, встал, подтянул его вверх. Мощный ствол берез все еще надежно прикрывал их. Алексей достал из-за ремня пистолет (Андрей в этот момент висел, удерживаемый одной его левой рукой, на которую), изготовился к стрельбе. Алексей пристально посмотрел в бледное, залитое кровью лицо напарника. «Я отмщу за твою смерть, Андрюха», – шепнул Алексей и толкнул товарища обратно в канаву так, чтобы нападавшим показалось, будто на них из-за березы бросились в отчаянную контратаку.
Как и ожидал Алексей, нападавшие тут же среагировали, они высунулись из-за укрывавших их деревьев и стали палить по Андрею, а между тем сам Алексей, из-за другого края березы, очень метко отработал по неприятелю – двоих вывел из игры. Причем обоих насмерть: одному прострелил голову, за долю секунды успев порадоваться, что отплатил ровно той же монетой – голова за голову, а второго ранил в шею, и тот хрипел совсем недолго. Третий, отстреливаясь, начал отступать и вскоре скрылся, бросив товарищей на поляне боя.
Алексей склонился, стоя на коленях, над напарником. Теперь у Андрея еще и левая сторона сорочки на уровне груди была темно-красной. В сердце попали, заключил Алексей и мрачно склонил голову, пытаясь сообразить, что дальше делать. Тащить тело друга к машине? Ведь Паутов, возможно, тоже мертв, от внимания Алексея не ускользнуло, что стреляли не только нему и Андрею, немало пуль было выпущено в сторону орешника, и трудно было уцелеть после такого плотного обстрела. Если же Паутов уцелел, то, надо думать, либо давно сбежал, либо схоронился и притих где-то там. Наверно, надо сначала пойти к орешнику, чтобы прояснить ситуацию с президентом, а потом уж браться за Андрюху.
Но тут его размышления прервал стон лежавшего на боку напарника.
Алексей даже сел в траву от неожиданности.
Андрей, продолжая стонать, потянулся рукой к голове.
– А? – Алексей словно пытался уточнить, что происходит (уточнить скорее не у самого Андрея, который, собственно, ничего и не сказал, а у некоего распорядителя судеб, чье высказывание было налицо). – Жив?!
Андрей открыл глаза.
Такого не могло, конечно, быть. После ранений в голову и в ту часть груди, где сердце, нельзя выжить. Алексей не верил в происходящее. «Это просто короткое чудо, но последние Андрюхины секунды», – подумал Алексей.
– Земляника, – с блаженной улыбкой прошептал Андрей.
Алексей посмотрел в направлении взгляда товарища. На краю канавы и в самом деле рос развесистый кустик земляники.
– Ага, спелая, – с готовностью подтвердил Алексей, – как ты хотел.
Алексей осторожно выглянул из канавы, вокруг все было тихо. Тогда он поднялся и присел к кустику земляники, стал аккуратно срывать стебельки, на которых фонариками висели крупные красные ягоды.
Когда Алексей вернулся к товарищу, тот ощупывал левую сторону груди, брови его были сурово сдвинуты, он, похоже, пытался осознать, что произошло, вернее, уже осознал, но был не в состоянии принять правду.
Алексей засуетился, чтобы отвлечь напарника от тяжелых мыслей, приговаривая что-то незначащее, мол, все будет хорошо, вот и земляничка так кстати подвернулась. Алексей стал подставлять ягоды ко рту товарища, а Андрей – срывать их одну за другой губами. Но едва он начал жевать ягоды, лицо его вдруг потеряло всякое выражение, голова упала на траву, глаза закрылись, а из угла рта вытекла красная струйка.
– Черт, – сказал Алексей. – Проклятье.
* * *
Данила сидел в своей рабочей конурке, которая благодаря новенькой табличке на двери теперь гордо именовалась «Серверной», и читал, что пишут люди в интернете о его инициативе. И с удивлением обнаружил, что кто-то сходу окрестил его открытое письмо в ООН манифестом. Некоторые пользователи подхватили название, и очень скоро иначе, как «Манифестом Емельянова», письмо Данилы никто уже не называл. А он-то думал, что слово «манифест» давно себя изжило, что оно покрылось слоем пыли, омузеилось и ничего, кроме скепсиса и зевоты, вызвать не способно.
Одновременно с этим по просторам интернета неслась волна информационного цунами. Только-только землю облетела новость о соединении России и Белоруссии, а тут как снег на голову известие о крушении российского самолета со всей верхушкой власти, гибель президента Паутова и воцарение в Кремле белоруса Микулова. Видеокарикатуристы новостных блогов состязались в иллюстрировании сногсшибательной новости. Некоторые из этих роликов, получив реактивное ускорение в YouTube, с фантастической стремительностью разносились по социальным сетям, набирая невероятно широкую для политических сюжетов аудиторию. Особую популярность приобрел ролик, в котором под мелодию «Back in the USSR» перемежались кадры из выступления Микулова, поносящего перед микрофоном капиталистический Запад, и эпизода из «Терминатора-2», где куски, на которые развалился замороженный «плохой» робот, отогретые возникшим рядом пожаром, превратились в текучие капли металла и начали собираться в лужу, а из нее стал расти фениксом возрождающийся все тот же «плохой» робот, безжалостный убийца, воплощение зла.
На этом фоне большинство людей, комментировавших «Манифест Емельянова», отнеслось к нему сочувственно. Письмо в ООН нашли жестом отчаяния, символом протеста против неожиданно возникшей в России неприкрытой деспотии под руководством Микулова. Но были и те, кому идея понравилась в принципе, вне зависимости от того, кто был ее автором и в какой стране он живет. Иные были воодушевлены фразой из манифеста: «В современном мире, прямо сейчас, больше не может быть разделения на развитые и недоразвитые страны, на передовые и отстающие нации; никто не обязан никого догонять на макроуровне, лишь на личностном уровне человек должен решать, следует ли ему развиваться, и если следует, то в какой сфере знания и деятельности».
Тон комментариев к письму Данилы не изменился, впрочем, и после следующей потрясающей новости, появившейся в интернете этим утром – о том, что, скорее всего, президент Паутов все-таки не разбился. Кто-то, надо полагать, какой-то житель Подмосковья, выложил на YouTube снятую на видео авиакатастрофу, правда, запись была не очень хорошего качества, наверное, съемка велась телефоном. Тем не менее было отчетливо видно, как при падении самолета, когда лайнер с горящими двигателями был почти у земли, когда он уже стал задевать верхушки деревьев, от фюзеляжа отскочил большой люк с изображенным на нем двуглавым орлом, и тут же из открывшегося проема вылетел сидящий в кресле человек. Почти сразу же под креслом показались яростные языки пламени. Затем кресло с седоком взметнулось на высоту, на приличную высоту, и вот, уже пустое, полетело вниз, а через пару секунд в небе, в том месте, откуда кресло только что начало падение, появился купол раскрывшегося парашюта, под которым на стропах болталось чье-то тело. Парашют крашеный оранжевой краской с отсвечивающим эффектом был четко различим на фоне темного неба, в нем отражался свет удаляющегося за лес пылающего самолета. Когда лайнер рухнул и окрестности озарились вспышкой взрыва, парашют на некоторое время стал особенно виден и заиграл всполохами отсвета.
Данила быстренько восстановил работу компьютерной сети на бычьей станции, переустановил таймер своей мины на плюс 60 суток, но из серверной он сразу не ушел, как планировал – интернет не отпускал. Происходящее в России казалось диким сном, а разнообразие толкований этих событий в сети завораживало. Лишь теперь Данила по-настоящему удивился тому факту, что авиакатастрофа произошла не просто где-то в России, а около Быково, невдалеке от станции, где находился сейчас и он сам. А теперь вот еще и десантирование таинственного пассажира из президентского самолета, видимо, самого Паутова…
* * *
– «Проклятье» – не то слово, – внезапно очнувшись, ответил Андрей. – Сволочи!
На глазах изумленной публики (в лице напарника) он стал, кряхтя, приподниматься. Оперся сначала на локоть левой руки, потом, выпрямив руку, – на ладонь. И сел. Правую руку он сунул под пиджак на уровне груди и выудил оттуда металлическую фляжку.
– Такое вино было! – прокомментировал Андрей, показывая ее другу. Посреди фляжки был кратер вмятины с застрявшей в эпицентре расплющенной пулей. – Я его из Парижа привез, отлил вот стакан сюда, думал, угощу тебя в обед. Но… сюрприза не получилось.
– Нет, сюрприз как раз получился, – убежденно ответил Алексей, взяв протянутую ему флягу и внимательно рассматривая ее. Он попытался отколупнуть пулю, но пуля не давалась.
– Засела на смерть, – прокомментировал Алексей и протянул фляжку напарнику. – Повезло тебе – просто жесть.